Текст книги "Золотой век"

Автор книги: Дмитрий Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 49 страниц)

LXIV

Казанская вотчина князя Платона Алексеевича Полянского подверглась страшному опустошению мятежников-пугачевцев, напавших на усадьбу.

Произошло это так.

Беглые из княжеского села Егорьевского, старик Пантелей и мужик Демьян, привели мятежников под начальством Чики, есаула Емельки Пугачева, к княжеской усадьбе.

Мужик Демьян, взявшийся быть «парламентером» и уговорив княжеских дворовых сдать без боя усадьбу, как уже знаем, жестоко за это поплатился.

Старик Егор Ястреб нисколько не растерялся от многочисленности разбойников-пугачевцев и решился защищаться до последней крайности.

Он собрал всех дворовых, уговаривал их постоять за усадьбу, не слушать обещаний разбойников, напоминал об их обязанности, обещал им большую милость князя.

Дворовые слушали своего приказчика нехотя: дух мятежа проник и к ним; «вольная жизнь у батюшки-царя Петра Федоровича» манила их.

– Постойте, братцы, за правду, постойте и за княжеское добро. Не слушайте и не верьте льстивым словам разбойников. Будьте до смерти верными слугами нашего князя, и за сие получите от князя большую милость. Еще не верьте глупым слухам, что император Петр Федорович жив. Тот, кто назвался его именем – вор, душегуб Емелька Пугачев, беглый, каторжный казак… Постойте, мол, братцы, за правду! – так, между прочим, убеждал Егор Ястреб княжеских дворовых.

Но его слова не достигали никакой цели; дворовые хоть и обещали своему приказчику стоять против пугачевцев и не сдаваться им, но когда Чика, имея в своем отряде две пушки, приказал палить из них в усадьбу, и когда пушечные ядра перелетели через каменный забор усадьбы и, разорвавшись, ранили несколько человек, тогда дворовые решились отворить ворота и сдаться пугачевцам.

– Если не сдадимся, то нас всех перестреляют.

– Известно, надо сдаваться.

– Их вдесятеро больше…

– Надо скорее отворять ворота…

– Знамо, смотреть нечего.

– Если впустим разбойников, то нам их нечего бояться.

– А может, к усадьбе подошли не разбойники, а воинство царя Петра Федоровича.

– А тогда и разговаривать нечего, надо встречать с честью царское войско.

– Чай, приказчик наш заартачится.

– Неужели мы на него станем смотреть?

– Будет с него… похозяйствовал над нами, старый пес. Теперь наша очередь.

– Помытарил нами, теперь мы помытарим им.

– Идем, ребята, ломать ворота и с почетом встречать гостей.

Порядочная толпа княжеских дворовых с криком и угрозами направилась к воротам.

Егор Ястреб с саблею и пистолетом в руках попытался их было остановить и, забежав вперед дворовых, стал у ворот.

– Стой, ни с места! – грозно крикнул старик на толпу; лицо его было бледно и сам он весь дрожал, только не от испуга, а от волнения. Егор Ястреб был не робок, он хотел угрозою подавить непослушание дворовых.

– Первого, кто подойдет к воротам, я убью как собаку! – добавил он.

Дворовые остановились в нерешительности, они просто поражены были отвагою и неустрашимостью своего приказчика: их много, а он один.

– Отойди от ворот…

– Мы решили сдаться.

– Что кровь проливать напрасно…

– Тебя мы не тронем.

– Спасайся, если хочешь.

Громко заговорили княжеские дворовые и опять пошли к воротам.

– Пока я жив, вы не отопрете ворот! Иуды-предатели!

– А ты не лайся, старый пес.

– Теперича прощайся с своей властью.

– На нашей улице настал праздник.

– Уходи от ворот, пока цел!

– Ты один, а нас много…

– Да что, братцы, на него смотреть, тащи его от ворот…

Крики дворовых становились все грознее и грознее.

– Не подходите, убью! – кричал старик-приказчик.

Но его не слушали, дворовые все теснее и теснее окружали Егора Ястреба, уже протянуто было несколько рук, чтобы оттащить старика от ворот.

Раздался выстрел.

Один из дворовых, раненный приказчиком в грудь, со стоном рухнулся на землю.

Дворовые остервенели и всей толпой ринулись на старика-приказчика. Он стал защищаться саблей, но, скоро сабля у него была выбита, и Егору Ястребу пришлось бы поплатиться жизнью, если бы страшный стук в ворота не отвлек от него внимания дворовых.

Разбойники-пугачевцы огромным бревном с проклятиями и диким криком выламывали ворота. Ворота были железные и плохо поддавались. Тогда дворовые сами стали сбивать с ворот огромный замок.

Наконец ворота были отворены, и разбойники клокочущей лавой ворвались на двор княжеской усадьбы.

Старик-приказчик, израненный, избитый дворовыми, кое-как добрался до сада и до беседки, откуда был ход в подземелье.

Немалых трудов стоило ему отодвинуть диван, поднять дверцу и спуститься в подземелье.

По подземному ходу он не шел, а бежал, несмотря на свои раны; каждая минута была дорога, ему хотелось скорей догнать жену и воспитанницу.

Вот, наконец, старик вышел из подземелья в овраг, тут силы его оставили и он упал без памяти.

Здесь же в овраге находился родник. Ключевая вода била из горы.

Пелагея Степановна и Таня подтащили старика к роднику и обмыли раны на голове и груди. Эти раны были незначительные. Холодная вода облегчила и освежила Егора Ястреба, он открыл глаза и, увидя около себя жену и Таню, радостным голосом проговорил:

– Слава Богу! Я думал, что и не увижусь с вами.

– Голубчик, Егорушка, да кто же тебя так отделал-то? – со слезами спросила у мужа Пелагея Степановна.

– Подлецы-дворовые чуть не убили, проклятые.

– Да за что же, за что?

– Молчи, старуха, не время теперь разговаривать, а надо бежать, спасаться, не то все мы попадем в руки к разбойникам.

– Как, разве разбойники в усадьбе? – меняясь в лице, воскликнула Пелагея Степановна.

– Хозяйствуют там, проклятые душегубы. – Ну, пойдемте скорей, всякая минута дорога, разбойники и дворовые проникнут в сад, в беседку, увидят ход в подземелье и бросятся за мной в погоню.

– Куда же нам идти-то, Егорушка?

– В Казань. Авось как-нибудь туда доберемся. Только вот что плохо, пожалуй, скоро не выберешься на дорогу из этого оврага. Ведь, ишь, конца ему не видно. А все же нам надо поспешить. – Ну, идем.

Проговорив эти слова, Егор Ястреб быстро пошел по дну сухого оврага.

За ним направились Пелагея Степановна и Таня.

Между тем разбойники-пугачевцы в усадьбе князя Полянского хозяйствовали, как говорится, вовсю, под командою отъявленного разбойника Чики.

Проводником Чике и его разбойникам служил старик Пантелей.

Все, что поценнее, было вынесено из княжеских хором на двор, а что в глазах разбойников не представляло ценности, было ими уничтожено, изломано.

Из княжеских дворовых Чика приказал никого не трогать, потому что дворовые изъявили покорность и свое согласие «вступить под знамена батюшки Петра Федоровича».

– Уж ты, пожалуйста, ваша енаральская милость, прикажи Ирода-приказчика повесить на горькой осине, – проговорил Пантелей, обращаясь к Чике и низко ему кланяясь. Он не знал, что приказчик спасся через подземный ход.

– А ты, старый леший, не учи меня. Что хочу я, то и делаю!.. А вот прикажу вместо приказчика тебя, пса, повесить! – грозно крикнул на Пантелея Чика.

– Помилуй, за что? – старик побледнел, как смерть, и повалился разбойнику в ноги.

– Спрашиваешь, за что? Отвечу так, здорово живешь… Ну, да ладно, вставай, будет тебе по земле-то ползать. Пошел, тащи своего приказчика на мой суд и расправу!

Старик Пантелей был страшно зол на Егора Ястреба, и был рад выместить теперь над ним свою злобу. Он и несколько дворовых пустились разыскивать ненавистного приказчика.

Но Егор Ястреб был далеко и все их розыски были напрасны.

Перешарили весь дом и все служилые избы, сараи и погреба.

Нигде не было приказчика, он как в воду канул.

Так ни с чем и пришел Пантелей к Чике.

– Плохо дело! Эх, черти, как это вы выпустили старую ворону? Хотел было вам я устроить потеху, теперь на себя пеняйте, – промолвил Чика в ответ на донесение дворовых, что приказчика нигде они не разыскали.

– Приказчику далеко не уйти, прикажи, ваша енаральская милость, за ним погоню снарядить, – посоветовал робко Пантелей Чике.

– Что же, и то дело!.. Пошли за беглецом моих человек десяток, они на дне морском отыщут приказчика… А теперича, старик, веди меня к тому полоняннику, который здесь в дому сидит под замком. Поглядим, что он за птица такая, – проговорил Пантелею Чика.

– Пойдем, я твою енаральскую милость прямехонько подведу к той горенке, где под замком сидит какой-то княжеский недруг.

Чика, Пантелей и человек пять вооруженных разбойников направились к месту заключения Серебрякова.

LXV

До офицера Серебрякова, все еще находившегося в заключении, дошло, что в Казанской губернии неспокойно: какой-то казак-пройдоха, назвавшись именем покойного императора Петра Федоровича, волнует народ, и мятежные казаки целыми сотнями пристают к нему. Все это сообщала ему приемная дочь приказчика Егора Ястреба.

Таня аккуратно почти всякий вечер влезала на дерево, росшее рядом с окном заключенного и беседовала с ним. Она дня за два до разбойницкого погрома пришла в сад и обратилась к Серебрякову с такими словами:

– Ну, барин, дело-то наше плохо!

– А что такое? – спросил у ней через форточку в окне Серебряков.

– Слышь, шайка разбойников приближается к нашему селу и, сказывают, атаманом у этой шайки самый что ни на есть приближенный к Пугачеву разбойник. В нашей усадьбе большие хлопоты: отец решил дать отпор разбойникам, набрал из села мужиков, дал им ружья, сабли, учит стрелять, с ранней зари до позднего вечера возится с мужиками. Теперь отец спать лег, вот я и пришла с тобой поговорить.

– Еще когда я был в Питере, то слышал про беглого казака Пугачева, который дерзнул назваться священным именем покойного государя, но этому не придавали тогда большого значения. Неужели у Пугачева набралось так много мятежников, что он угрожает даже городам?

– И, барин, у злодея разбойников набралось видимо-не-видимо, он не только города, но крепости, проклятый, в полон забирает.

– Господи, какое тяжелое время! – со вздохом промолвил Серебряков.

– Слышь, барин, царица прислала к нам в Казань что ни на есть первейшего генерала усмирять Пугачева, – по прозвищу Бибиков.

– Как Бибикова! Александра Ильича, храброго генерала и честнейшего из людей, я его хорошо знаю. Он сотрет с лица земли злодея Пугачева и его шайку, как бы многочисленна она ни была.

– Дай-то бы Господи! А только надо ждать большей беды, не знаю, что теперь с нами будет, а добра ждать нечего, чует мое сердце большую беду, – с глубоким вздохом проговорила молодая девушка.

– Разбойники не посмеют напасть на усадьбу, она хорошо защищена, в ней много народу, сама же ты говоришь.

– Эх, барин, плохая надежа на этот народ! У нас из села больше половины убежало к Пугачеву, ну да и то сказать, что будет, то будет.

– Неужели твой отец и в такое время будет держать меня под замком, – с горечью спросил у молодой девушки Серебряков.

– Кто его знает, может, он и выпустил бы тебя давно, да боится князя.

– Господи! Как люди злы и не справедливы!.. Что я сделал князю, что ему нужно от меня. Лучше бы он приказал убить меня, чем томить в неволе.

– Потерпи, добрый барин, твоей неволе скоро конец настанет… Ну, прощай, завтра выберу времечко и приду опять с тобой покалякать. А ты, барин, не кручинься, никто как Бог!

Проговорив эти слова, молодая девушка поспешно слезла с дерева и быстро побежала из сада.

Едва пробежала Таня некоторое расстояние, как ей встретился старик Егор Ястреб. Суровым взглядом окинул он приемыша и сердито промолвил:

– Ты что ночью шляндаешь по саду?

– Я… Я… – Таня смутилась и не знала что ответить.

– Зачем, говорю, в сад ходила?

– Голова у меня, батюшка, разболелась, вот я и вышла пройтись.

– Так ли?.. Может за чем другим ходила?

– За чем же другим?..

– Кто тебя знает, вы, девки, народ хитрый, только дай вам поблажку, проведете всякого.

– Кажется, я тебя ни в чем не проводила, – спокойно ответила молодая девушка.

Она уже совершенно оправилась и говорила с своим названым отцом довольно смело.

– Ну, ну, ладно, пошла в свою горницу и спи, да смотри у меня, другой раз ночью в сад ни ногой, да и днем нечего по саду ходить, это только барам под стать, а не нам, – сурово проговорил Егор Ястреб и направился в глубину сада.

«А не спроста я Танюшку встретил, ночью для прогулки в сад она не пойдет, тут что-то неладное, надо поразведать, подсмотреть», – так думал старик-приказчик, направляясь к той части княжеского дома, где находилось окно заключенного Серебрякова.

Подозрение Ястреба еще более усилилось, когда он поднял около того дерева, на которое влезала Таня, ленту. Лента принадлежала Тане, и она потеряла ее с головы.

– Ба, ба, ба! Татьянина лента… Стало быть, она, непослушная девка, подходила к окну горницы, где сидит офицер… Я ей запретил, а она подходила… Зачем? Это я разузнаю, разведаю.

Он поднял ленту и устремил свой взгляд в окно, в которое смотрел Серебряков?

– Не спишь еще, барин? – проговорил Ястреб.

– Как видишь, – ответил ему Серебряков.

– Спать бы тебе надо.

– Разве я тебе мешаю?

– Хоть и не мешаешь, а у окна торчишь!

– Ты лучше скажи, старик, близка ль опасность?

– Какая такая опасность?

– Шайка пугачевцев-разбойников идет к усадьбе.

– Что такое, а ты почем, барин, знаешь? Аль сорока не хвосте принесла тебе ту весть? – подозрительно спросил у Серебрякова старик-приказчик.

– «Для тебя все равно, кто бы это мне ни сообщил. Видишь, я все знаю, и напрасно ты стараешься скрыть от меня опасность.

– Что скрывать, скрывать уж нечего. Да не бойся, барин, до тебя разбойники не скоро доберутся.

– Неужели ты и в минуту опасности не выпустишь меня?

– Не выпущу.

– Ведь это жестоко, бесчеловечно.

– Я тут ни при чем, – исполняю то, что приказано. Прости покуда, мне недосуг калякать с тобою, не такое время теперь.

Егор Ястреб быстро отошел от окна.

– Это Танькино дело, она, подлая девка, все офицеру рассказывает, больше некому, надо подстеречь. Положим, большой беды тут нет, а все же девке надо острастку дать, чтобы она помнила мои приказы.

Прошло немного времени, и до слуха заключенного Серебрякова дошли громкие крики, ругань, стоны, ружейные выстрелы.

Ему не трудно было догадаться, что в княжеской усадьбе происходит что-то необычайное.

– Уж не пугачевцы ли напали? – и бледный, встревоженный, рванулся было он в дверь, но она по-прежнему была на замке.

– Боже, что же мне делать? Разбойники, наверное, подожгут дом и я погибну в пламени! – с отчаянием воскликнул Серебряков. Но вот ему послышались громкие шаги.

К его тюрьме кто-то приближался.

– Разбойники идут убить меня, конец всему… Как жаль, что нет никакого оружия! О, я недешево продал бы свою жизнь… Впрочем, вот эта табуретка заменит мне оружие, – громко проговорил Серебряков и, взяв тяжелую дубовую табуретку, подошел к двери и стал в оборонительное положение.

Скоро у двери был сломан замок, и целая ватага пугачевцев в Чикою ввалилась в горницу.

– Что вам надо и что вы за люди? – громко спросил Серебряков.

– Что мы за люди, – узнаешь после, а скамейкой ты нас не стращай, плохая оборона у тебя, господин офицер! – полупрезрительно, полунасмешливо окидывая его взглядом, проговорил Чика.

– Если под руками нет другого оружия, то и табуретка сослужит службу, – смело ответил Серебряков.

– Брось ее, барин, смотри на нас не как на своих врагов, а как на приятелей.

– Разбойники-приятели!.. Есть чем похвалиться, нечего сказать…

– А ты не моги называть нас разбойниками, не разбойники мы, а государево войско, и я «енарал», – не без достоинства проговорил Чика, ударив себя в грудь.

– Кто же тебя в «енаралы»-то пожаловал? – Серебряков не утерпел, чтобы не рассмеяться.

– Чего ты зубы-то скалишь? Енаральский чин пожаловал, мне «ампиратор» Петр Федорович!..

– Уж больно ты хитро говоришь, господин «енарал». Император Петр Федорович давно скончался, стало быть, он тебе генеральство с того света прислал?

– Скончался, да не он… А ты, барин, прикуси язык-то, не то вырезать его прикажу! – грозно сверкнув очами, крикнул Чика.

Серебряков бросил взгляд на окружавших его пугачевцев, не прочел на их лицах сочувствия себе, – одна только злоба и ненависть видна была на них. Бороться с этой буйной, необузданной толпой, разумеется, ему было не под силу. Одно оставалось молодому офицеру – покориться своей тяжелой участи.

– Что ж, я в вашей власти… К горю и к несчастью мне не привыкать… Эх, делайте со мною что хотите!.. – тихо проговорил Серебряков, бросая в угол табуретку.

– Вот и давно бы так! Ты вот обозвал нас разбойниками, а разбойники-то тебя из неволи выручили, а честные-то люди под замком держали как последнего раба нестоящего! Не плюй, говорю, барин, в колодец, придется воды напиться из того колодца. Ну, ребята, берите, грабьте все, что можно унести. Подпустите «красного петуха», сиречь, подпалите со всех концов княжескую усадьбу, – и гайда домой! – громко проговорил Чика, обращаясь к разбойникам.

И не прошло полчаса, как все постройки пылали со всех сторон. Из окон каменных княжеских хором вырывались густые столбы черного дыма и огненные языки. Княжеская усадьба горела. Разбойники-пугачевцы, ограбив усадьбу, подожгли ее.

– Ну, теперича, барин, гайда с нами! – проговорил Чика, обращаясь к Серебрякову.

– Куда вы меня поведете? – спросил у него молодой офицер.

– Известно куда, к царю-батюшке на его правый суд!..

– Это к Емельке Пугачеву? – с усмешкой спросил Серебряков.

– А ты вот что, при ком другом не скажи такое слово, скажешь – петли не минуешь. Я-то ничего, не взыщу с тебя, потому что ты мне с первого раза пришелся по нраву, не знаю за что, а полюбился ты мне!

– Вот как, спасибо за любовь. А скажи ты мне по правде, по совести, сам-то ты веришь ли в то, что служишь не беглому казаку Пугачеву, а истинному царю Петру Федоровичу?

– Вот какой ты мне, барин, вопрос задал!

– Или отвечать на него не хочешь?

– Почему не ответить, ответим. Слушай: жило казачество в большом притеснении, от царицыных чиновников житья нам не было, казачество – народ вольный, а в кабале очутилось. Вот проявился между нами человек, назвался он царем Петром Федоровичем, большие вольности казачеству он сулит, из рабства освободить нас хочет, – вот мы и пошли за ним, а кто он – доподлинно про то я ничего не знаю…

– А ты все-таки мне не ответил, признаешь ли ты его за истинного царя? – пристально посматривая на Чику, спросил у него Серебряков.

– Нет, – несколько подумав, хмуро ответил Чика. – Царь ли он, или беглый казак, для нас все едино, нам нужен человек, который дал бы казачеству его прежние вольности, – добавил он.

– Стало быть, ты и другое казачество служите мятежнику и самозванцу?..

– Кажись, я тебе сказал, почему и для чего мы ему служим. Ну, будет об этом говорить, и готовься с нами в путь. Только помни, барин, про то, что я говорил тебе, забудь, никому единого слова не скажи. Скажешь – в ту пору простись с головой, на дне морском отыщу.

LXVI

Егор Ястреб, его жена и Таня, выйдя из оврага, скоро напали на большую дорогу, которая и привела их в Казань.

В Казани в то время находился Александр Ильич Бибиков, приехавший с огромными уполномочиями усмирять мятеж.

Он застал Казанскую и Оренбургскую губернии в большом переполохе.

Емелька Пугачев угрожал этим губерниям. Его многочисленная шайка наводила страх и уныние на жителей.

Бибикову предстояла масса неотложного дела. Умный, энергичный, отважный генерал не знал себе отдыха даже и ночью.

Для всех доступный, он принимал всякого, у кого было до него дело.

По приходе в Казань Егор Ястреб отправился в канцелярию Бибикова и просил доложить о себе генералу и был им принят.

Егор Ястреб рассказал Бибикову о нападении разбойников-пугачевцев на княжескую усадьбу.

Александр Ильич просто ушам своим не верил.

– Как, всего в пятнадцати верстах от Казани мятежники грабят усадьбу, смущают народ, и все это делается вблизи города… Это ужасно! – воскликнул Бибиков.

– Велика ли была шайка? – спросил он у Ястреба.

– Доподлинно не могу сказать, ваше превосходительство, а думаю, побольше сотни.

– Ведь ты, старик, ранее знал про нападение, что же ты не известил меня об этом, не просил подмоги.

– Я как только проведал про разбойников, тотчас же послал в город вестового, но тот вестовой изменил нам, ваше превосходительство, я видел этого Иуду в числе других разбойников, – с глубоким вздохом произнес старик-приказ-чик.

Он говорил правду: как только распространился слух, что шайка пугачевцев приближается к княжеской усадьбе, Егор Ястреб отрядил в город губернатору вестового, прося помощи от разбойников. Но вестовой, как и многие другие, изменил своему долгу и пристал к мятежникам.

– О, какое ужасное время, мятеж становится почти общим… Народ десятками, сотнями бежит к Пугачеву… Я буду делать все, что только в силах и с Божьей помощью надеюсь подавить мятеж. Я сейчас, старик, пошлю в усадьбу князя Полянского две роты солдат, ты будешь служить их проводником. Хорошо бы там застать гостей незваных-непрошеных и угостить их как следует, по-русски!..

Спустя немного времени две роты солдат, под начальством подполковника Степанова, выехали на телегах в княжескую усадьбу.

Их проводником был старик-приказчик.

Но как ни спешили солдаты, все же не застали они в усадьбе Полянского ни одного пугачевца.

При взгляде на усадьбу сжалось сердце у Егора Ястреба, и на глазах невольно появились слезы.

Все было разорено, ограблено, выжжено, и усадьба представляла собою самый жалкий вид. Кой-где еще курились головни, стоял еще смрад и дым.

Ни одной живой души не было в усадьбе. Даже раненого мужика Демьяна пугачевцы увели с собою.

Погоревал старик-приказчик на пепелище и не раз всплакнул.

Солдаты отправились вдогонку за разбойниками, а старый приказчик поплелся опять в Казань, где с нетерпением ждали его возвращения Пелагея Степановна и Таня, приютившиеся в доме знакомого им торговца.

Емелька Пугачев быстро шел к Оренбургу, и «при первых известиях о появлении Пугачева оренбургский губернатор генерал Рейнсдорп писал казанскому – фон-Брандту, что намерения самозванца, по всей вероятности, заключаются в том, чтоб идти в Казанскую губернию помещичьими жительствами, преклоняя на свою сторону крестьян и обольщая их дачею вольности».

Трудно сказать, на чем Рейнсдорп основывал свои предложения о дальнейших действиях самозванца, тем не менее, сообщение это озадачило Брандта и вызвало с его стороны усиленную деятельность.

До приезда Бибикова Казанская губерния была почти беззащитна: из трех гарнизонных батальонов, находившихся в Казани, большая часть была командирована для набора рекрутов и для конвоирования арестантов, отправлявшихся в Сибирь. «Оставшихся налицо нижних чинов так мало, – доносил Брандт, – что не только по иску и истребления реченной сильной злодейской шайке, но и обороны против их воровского нападения делать некем». На местное население в защите границ губернии полагаться было невозможно, потому что «земледельцы разных родов, а особливо помещичьи крестьяне, по их легкомыслию, в сем случае весьма опасны, и нет надежды, чтобы помещики крестьян своих с пользой могли употребить себе и обществу на оборону.

Всю надежду генерал Брандт возлагал на поселения отставных солдат, которые хотя не имели оружия и «забыв военные обряды, совсем сделались мужиками», но на этот раз могли считаться единственными защитниками границ Казанской губернии.

Казанскому архиепископу Вениамину предложено было при помощи подчиненного ему духовенства употребить все меры к отклонению населения от содействия самозванцу. Вениамин назначил 5 октября торжественное богослужение в соборе. Он выехал из монастыря в большом экипаже (берлине), отделанном золотом, на шестерке лошадей, в шорах. На паперти собора высокопреосвященный Вениамин надел мантию, взял в руки посох и вошел в собор, а после литургии вышел к народу, публично проклял Пугачева и предал его анафеме. Вслед затем казанский архиепископ приказал отобрать от всех священников подписки в том, что они постараются своих прихожан «от помянутого противного и опасного всему обществу случая отвратить». Духовным правлениям и консисториям вменено в обязанность отправить священников по возможности в каждое село и поручить им убеждать население, что принявший на себя имя императора Петра III есть самозванец, беглый донской казак Емельян Пугачев, и что все, кто примут его сторону, будут преданы вечному проклятию» [4]4
  Пугачев под Оренбургом.


[Закрыть].

Генерал Брандт, имея совсем ничтожные силы против многочисленности мятежников, оставил Казань на произвол, выехав с своим семейством из города.

С отъездом губернатора паника между жителями еще более усилилась.

Но вот приехал Александр Ильич Бибиков и в жителях воскресла надежда, что этот искусный, опытный генерал сумеет усмирить мятежников, защитить Казань и другие города, которым угрожал Емелька Пугачев.