Текст книги "Золотой век"

Автор книги: Дмитрий Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 49 страниц)

XXII

Серебряков и его спутница увидали на пристани какого-то закутанного в плащ человека высокого роста.

Ольга подошла к нему и сказала несколько слов на непонятном для Серебрякова языке.

Незнакомец в плаще кивнул ей головою и молча показал рукою на небольшой ялик, который подбрасывали морские волны, как ореховую скорлупу; в ялике был один гребец, он причалил ялик к самой пристани.

– Садись, – проговорила Серебрякову Ольга, показывая на ялик; она сама легко в него вспрыгнула; рядом с ней поместился Серебряков. Незнакомец в плаще махнул рукою, и ялик быстро отчалил от пристани и понесся по морю.

– Кто это, ты знаешь? – спросил Серебряков у Ольги, показывая на оставшегося на пристани незнакомца в плаще.

– Это капитан того корабля, который повезет нас в Крым, – ответила ему молодая девушка.

– Почему же он не поехал с нами?

– Ялик мал и иг выдержит четверых… И к тому же у капитана есть какое-то дело… на пристани.

– Это ночью-то? – недоверчиво воскликнул Серебряков.

– Ты, кажется, мой брат, подозреваешь?

– Да, Ольга, несчастие научило меня быть осторожным.

– Ты и мне не доверяешь! – в этих словах молодой девушки слышна была обида, досада.

– Нет, нет, Ольга, тебе я доверяю. Если бы я не доверял тебе, то не решился бы с тобой бежать.

– Спасибо, брат!

Ялик скоро привез наших беглецов к большому кораблю.

Ночь была темная; страшно завывал ветер, и море обещало быть бурным. Ольга первая взобралась ловко по веревочной лестнице на корабль, за ней и Серебряков. На корабле их встретил какой-то старик моряк; он заговорил с Ольгой по-турецки и отвел им каюту, разделенную перегородкой на две половины; в одной поместилась Ольга, а в другой Серебряков.

Скоро прибыл на корабль и сам капитан; оказалось, он немного говорил по-русски, будучи англичанином.

Ольга заплатила ему за себя и за Серебрякова.

Капитан-англичанин, очевидно, остался доволен этой платой; он обещал нашим беглецам полную безопасность на своем корабле, а также – ускорить плавание корабля и по возможности скорее доставить Ольгу и Серебрякова в Крым.

Ранним утром, когда только что показался рассвет, корабль со спущенными парусами быстро поплыл.

Несмотря на бурную и непогодную ночь, утро было спокойное, теплое, тихое; море почти не колыхалось, и корабль несся плавно и быстро.

Прошло уже несколько дней, как корабль вышел из Босфора.

Серебряков и Ольга во время плавания вели однообразную жизнь; они ни с кем на корабле не знакомились и почти не выходили из своих кают; туда приносили им и еду, и питье.

Серебряков днем больше находился в каюте Ольги и проводил с ней время в разговорах. Он рассказал бывшей невольнице историю своей страдальческой жизни, рассказал с малейшими подробностями, ничего не скрывая.

Ольга с большим вниманием слушала его рассказ.

– Бедный, бедный брат мой! Сколько ты вытерпел, сколько перенес несчастья и горя… И все из-за любви… О, как должна быть счастлива эта девушка, которую ты так любишь, – выслушав со вниманием рассказ Серебрякова, промолвила Ольга.

– Нет, Ольга, моя любовь больше принесла княжне несчастья, чем счастья.

– А ты не сказал мне имя твоей невесты?

– Натальей ее звать… Ну, Ольга, теперь твоя очередь рассказывать, а мне слушать.

– Что же я стану говорить?

– Как что? ты давно обещала мне рассказать, как ты попала в гарем знатного турка, как с тобой там обходились.

– Тяжело вспоминать прошлое, мой брат; тяжело, находясь в несчастье, рассказывать про счастливую былую жизнь, – с глубоким вздохом промолвила молодая девушка.

– Родилась и выросла я, как уже сказала, в Киеве. Отец мой родом черногорец, но мать русская, она тоже уроженка Киева. Отец мой жил богато, денег у него было много, добра всякого тоже; хорошая была моя жизнь под крылышком любящей матери и отца. Отец и мать меня крепко любили, я одна была у них, и баловали меня, – если я чего захочу, то выполню, что б это мне ни стоило. Сладко пила я и ела в родительском доме. Одевали меня ровно княжну или боярышню родовитую, в шелке да в бархате ходила я. В шестнадцать лет уже я была невестой, и очень красивой; к тому же отец давал за мной хорошее приданое, поэтому от женихов отбою не было. Между ними я выбрала одного, сына боярина, Тимофеем звать его, по прозвищу Веницкий.

– Он поляк? – спросил у Ольги Серебряков, перебивая ее рассказ.

– Нет, нет, он из Малороссии родом и очень богатый. От моего приданого он отказался и хотел меня взять без ничего. Тимофей так меня любил, и я его тоже любила, и теперь люблю. Я была бы давно его женою, если бы не злодей Черноус; он, проклятый, разбил мое счастье, искалечил мою молодую жизнь. О, будь он проклят, изверг. Кляну его я проклятием страшным… только бы мне вернуться скорее в Киев, моим первым делом будет отомстить Черноусу… и жестока будет месть моя, – проговорив эти слова, Ольга смолкла и печально опустила свою красивую головку.

– Кто же этот Черноус? – спросил у ней Сергей Серебряков.

– Вдовый старик, важный сановник в Киеве, он тоже за меня сватался… мой отец же совсем было согласился с ним, да я воспротивилась, я не пошла за старого, постылого. Обругала его, насмеялась над ним… за это он, злодей, и отомстил мне, жестоко отомстил… Подкупил двух татар украсть меня… Любила я гулять по берегу Днепра; тут на меня и напали татары, набросили какое-то покрывало, закутали мне голову так, что я чуть не задохнулась. От испуга и неожиданности я лишилась чувств, и когда очнулась, то была уже далеко от родного дома. Меня везли по Днепру, в какой-то большой лодке; я хотела было кричать, звать на помощь, мне татары погрозили утопить, и я принуждена была смириться.

Долго везли меня и на лошадях, и на лодке. Наконец привезли в Крым, потом на корабле в Константинополь; тут на рынке татары скоро продали меня богатому турку Гемиру, для его гарема. Развратный старик-турок полюбил меня и скоро из невольниц я попала к нему в жены. О, брат мой, сколько я перенесла позора и несчастия. Какую муку терпела. И те немногие годы, что прожила я в гареме, казались мне целой вечностью. В своем отчаянии я не раз покушалась лишить себя жизни… но я помнила Бога, веровала в Него и это меня и останавливало от самоубийства. Тут я увидала тебя, и у меня созрела мысль бежать вместе с тобою из проклятой Турции. Я давно думала о побеге, но все мне как-то не удавалось… У Гемира я пользовалась большой свободой, я могла ходить куда хотела, разумеется, по обычаю закрывая свое лицо… Я как-то отправилась на Босфор, увидала капитана-англичанина, разговорилась с ним. Капитан был очень жаден до золота, я обещала ему много золота, а он за это обещал мне безопасность на своем корабле, который отплывает в Крым. И вот мы на корабле, мы спасены. Корабль скоро придет в Крым, а оттуда нетрудно будет нам добраться и в Россию, – такими словами закончила Ольга свой невеселый разговор.

– И как видишь, твоя судьба несколько с моей походит… Тебя злой человек разлучил с милой невестой, а меня с любимым женихом, – тихо добавила она.

После продолжительного плавания наконец корабль, на котором находились Серебряков и красавица Ольга, бросил якорь на крымской пристани.

Капитан-англичанин в точности исполнил обещанное и высадил их на берег Крыма.

Здесь волей-неволей Серебрякову и Ольге пришлось укрываться от взоров любопытных татар; они выбрали для временного пребывания одну татарскую деревушку, в которой было всего дворов пять-шесть, не больше, и поселились в ней.

Случай им благоприятствовал. В этой деревушке проживал один татарин, по имени Узбек-Услан, старик лет шестидесяти; Узбек во время своей молодости долго жил в России и научился хорошо говорить по-русски.

Узбек жил совершенно одиноким. Его жены и дети все перемерли.

В доме Узбека поселились на несколько дней Серебряков и Ольга.

Старик татарин любил русских и с радостью принял Серебрякова и Ольгу.

Он отвел им две горницы; дом Узбека был довольно поместительный и считался лучшим из окрестных селений; Узбек жил богато; имел работников и работниц; земли у него было много, пастбища большие.

– Вы русские… я рад вам, рад; я люблю русских, люблю… русский народ хороший, живите у меня сколько хотите, – говорил Узбек, показывая Серебрякову и Ольге их новые жилища, а также предлагая им вино и еду.

– У меня хорошо… обиды вам ни от кого не будет… Да я и не позволю обижать своих гостей.

– Нам только дай приют ненадолго. Мы у тебя, Узбек, не загостимся, – отвечал ему Серебряков.

– Зачем ненадолго… гости больше.

– Нам бы на родину попасть.

– Куда спешишь? и на родину попадешь.

– Мне надо в Киев спешить, – проговорила татарину Ольга.

– Киев знаю, хороший город, большой город. У тебя там батька, мамка?

– Да, отец и мать… Только не знаю, живы ли они?

– А еще кто есть? – спросил Узбек у молодой девушки.

– Жених…

– Жених! А разве он не жених твой? – опять спросил татарин, показывая на Серебрякова.

– Нет, это мой брат названый, мы с ним томились в неволе у турок.

– Турки злой народ, нехороший. Вы бежали из Турции?

– Да, бежали. Мы, Узбек, боимся, чтобы нам опять не угодить в неволю.

– Не бойся, барин, не бойся, старый Узбек сумеет защитить и укрыть своих гостей.

– Если бы ты нам помог добраться до России, как бы мы были тебе благодарны.

– Отчего не помочь, помогу, у меня кони есть, лихие кони, старый Узбек сам свезет своих гостей домой, хоть и далеко до вашего дома.

– Мы хорошо за это тебе заплатим, – проговорила татарину Ольга.

– Зачем плату, мне не нужны деньги. Узбек со своих гостей не берет плату.

– Скажи, Узбек, не слыхал ли ты или не знаком ли с татарином Ибрагимом, он торгует невольниками? – спросил Серебряков у своего хозяина.

– Как не знать, знавал я торговца «живым товаром», хорошо знавал, дурной он был человек, злой.

– Жив он?

– Нет.

– Как, умер? – воскликнул Серебряков.

– Давным-давно.

– Он меня и продал туркам.

– Не одного тебя, барин, а много сделал он людей несчастными, за то и смерть его была лютая: по злобе один татарин Ибрагиму брюхо ножом пропорол, все кишки выпустил, так и подох Ибрагим. Жаден был до золота, да ведь все оставил, с собой в могилу ничего не взял.

– А я очень боялся, чтобы не попасть ему на глаза.

– Не бойся, барин, Ибрагим давно спит в сырой могиле, теперь он никому не страшен.

Серебряков и Ольга прожили у старого татарина Узбека почти целый месяц. Ранее Узбек никак не хотел их отпускать.

Гостить у доброго и ласкового татарина им было неплохо.

Узбек по своему радушию и гостеприимству не походил на татарина, а скорее на русского хлебосольного хозяина.

Ни Серебрякову, ни Ольге теперь как-то не хотелось покидать гостеприимного и предупредительного татарина, они за последнее время так привыкли к нему, как будто были давно с ним знакомы. Все дни проводили вместе с Узбеком, гуляли с ним по картинному морскому берегу.

Старик-татарин рассказывал им про Крым и про его прошлое, говорил, что многие татары ждут не дождутся того времени, когда они от турецкого султана перейдут под власть «белой» русской царицы и как им в ту пору будет хорошо жить.

– И время то придет скоро, русские орлы возьмут Тавриду. Мы молим Аллаха, чтобы он скорее даровал победу вашей славной царице над турками. Много нас, готовы помогать русским, мы любим русских и ненавидим турок, – говорил Узбек своим русским гостям, – пусть ваша царица возьмет нас под свою царскую руку. Мы будем ей служить и подати платить исправно!

Желание старого татарина скоро сбылось, и весь Таврический полуостров присоединен к обширным русским владениям.

Настало время, когда Серебряков и Ольга должны были проститься с ласковым и хлебосольным Узбеком и выехать на родину.

Напрасно старый Узбек оставлял своих гостей.

– Спасибо, Узбек! – за все спасибо, но мы должны ехать в Россию, мы крепко соскучились по родине, – за себя и за Ольгу ответил татарину Сергей Серебряков.

Серебряков и Ольга стали собираться в дальнюю дорогу.

Узбек выбрал пару лучших из своих коней, запряг их в телегу, или арбу, с верхом, сделанным из толстого полотна, которая могла укрыть путников и от солнца, и от дождя; он сам захотел проводить гостей своих.

И провожал их далеко.

При расставанье Серебряков и Ольга хотели дать ему денег, но старик татарин отказался от этого.

– Вы мои гости, а с гостей денег не берут, – промолвил Узбек.

Расставание его с гостями было самое сердечное.

XXIII

Далек и тяжел был путь Сергея Серебрякова и Ольги из Крыма в Киев, но все же кое-как они добрались до «стольного» города. Продолжительное путешествие еще более сблизило Серебрякова и Ольгу; они смотрели на себя, как брат и сестра.

Ольга была бесконечно счастлива, когда, подъезжая к Киеву, она увидала позлащенные главы церквей и монастырей, горевшие на солнце и утопавшие в зелени. Картина была очаровательная.

– Вот мой родной город, мой дорогой Киев. Посмотри, брат, какая чудная картина перед нашими глазами, – восторженным голосом проговорила молодая девушка, показывая Серебрякову на видневшийся вдали Киев.

– Да, да… Чудная картина, оторвать не хочется своего взора от такой картины, – согласился с нею Серебряков.

– А ты прежде в Киеве не бывал?

– Нет… Я в первый раз.

– Ах, мой брат, не знаю, с чего у меня начинает замирать сердце. Боюсь не перед добром. Не знаю, живы ли мои отец с матерью, также не знаю, жив ли мой милый жених, мой Тимофей. Ведь уже более трех лет как я не видалась ни с отцом, ни с матерью, ни с милым женихом, – печально проговорила молодая девушка.

– Скоро их увидишь, Ольга.

– Увижу ли… Может, их уже и на свете нет… Чай, родимая матушка с горя да с тоски, что любимая ее дочка пропала бесследно, не перенесла несчастья и умерла… Может, также и отец мой давно в могиле.

– Что за грустные мысли у тебя, Ольга? Мы еще и в город не въехали, а ты уже печалишься, как будто знаешь, что твои родители и жених умерли… Ты вот скоро их увидишь… А я… У меня в Киеве нет ни родных, ни знакомых, – промолвил Серебряков, как-то и сам невольно впадая в печальный тон.

– Как?., ты совсем забыл… у тебя в Киеве будет сестра, которая любит тебя братской любовью и заботится о тебе, как о родном брате.

– Спасибо, Ольга!

– Я повезу тебя прямо в наш дом, он на самом берегу Днепра. Мои отец и мать рады будут такому гостю. Потом тебя я познакомлю со своим женихом. Да нет, что я говорю… Может, Тимофей давно уже женился на другой… Станет ли он помнить меня, ждать.

– Если он тебя любит, то едва ли до конца позабудет.

– Ведь более трех лет, как я не видала моего Тимофея. Он, наверное, думает, что меня нет в живых.

Так разговаривали Серебряков и Ольга, подъезжая к Киеву.

Вот и самый город «стольный, древний». Широко и красиво раскинулся он по берегу величественного Днепра.

Вот и величавая лавра киевская со своими вековыми памятниками, воздвигнутая трудами подвижников православия.

Красавица Ольга, бледная, взволнованная, показывает своему вознице дорогу к родимому дому.

Домик черногорца Данилы Христич, который давным-давно переселился из Черногории в Россию и принял русское подданство, был на Подоле и буквально утопал в зелени каштановых деревьев и пирамидных тополей.

Обширный сад, примыкавший к домику, был почти на самом берегу Днепра. Черногорец Данило и его жена Марья Ивановна были, хоть и не стары годами, но страшное горе, на них обрушившееся, прежде времени их состарило.

А горе их было великое, непроходное: единственная дочка Ольга, краса и радость всей их жизни, пропала бесследно, почти накануне своей свадьбы с молодым боярским сыном Тимофеем Зарницким.

Из сада Данилы Христича была калитка на берегу Днепра; Ольга отворила эту калитку и пошла пройтись немного по берегу Днепра.

Данило и его жена видели, как их дочка подходит к калитке, они в то время в саду находились.

– Гляди далеко не ходи, время позднее, – предостерегала Ольгу ее мать, Марья Ивановна, без ума любившая свою дочку, шестнадцатилетнюю красавицу.

– Не бойся, мама, не пропаду и не растаю, – с веселой улыбкой отвечала Ольга.

– Ох, Оля, так не говори…

– Почему же?

– Потому – не гоже, дитятко.

– А почему, мама, не гоже?

– Отстань, Олюшка… с тобой, стрекозой, только заговори, не отстанешь…

– А разве я к тебе, мама, пристала?

– Известно…

– Не так, мама, пристают…

– А как же, по-твоему?

– По-моему, вот так.

И молодая девушка крепко обнимает и целует свою мать.

– Пусти, Ольга, пусти, задушишь…

– И задушу, мамуся, задушу тебя своими поцелуями…

– А меня, дочка… меня, иль забыла? – с легким упреком говорит Данило, ласково и любовно посматривая на свою дочку-резвушку.

– И тебя, тятя… и тебя задушу своими поцелуями.

Ольга так же обнимает и целует своего отца; она, веселая и счастливая, бежит в калитку.

– Дочка, возьми меня на прогулку, – говорит ей вслед Данило.

– Нельзя, тятя, нельзя, – на ходу отвечает отцу красавица.

– А почему?

– Мама скучать учнет по тебе, сиди с мамой и забавляй ее…

– Ох, уж ты мне, дочка… выдумщица… – говорит Марья Ивановна. Вот и чудный Днепр, по берегу которого так любит гулять Ольга. Вечер тихий, теплый.

Луна с выси небесной играет своими серебристыми лучами по поверхности величавой реки.

Вечерняя тишина стоит над стольным Киевом.

Красавица Ольга не идет по берегу Днепра, а скорее бежит…

Ей слово дал выйти на берег милый, сердечный суженый Тимофей…

Вот почему и спешит молодая девушка…

И слышит она, как тишина вечерняя нарушается заунывной песней.

Та песня унылая несется по тихим водам Днепра и замирает где-то далеко-далеко…

«Верно, рыболовы», – думает Ольга. Чу, где-то прозвучала свирель… Свирель как бы вторит унылой песне рыболовов.

Спешит дочка Данилы на свидание к своему желанному жениху, с ним Ольга тайком уговорилась провести этот вечер на прогулке по берегу Днепра; она хотела, чтобы никто не знал об этой прогулке.

Не вернулась домой Ольга, и попала она не на свидание с женихом, а в сети, расставленные ей мстящим стариком Черноусом.

Черноус занимал гражданскую службу в Киеве; скряжничеством и взятками нажил себе большое состояние.

Этот старый развратник тоже сватался за Ольгу и, разумеется, получил отказ.

Резвая шалунья Ольга подвела старого и некрасивого Черноуса к зеркалу, встала рядом с ним и, показывая на зеркало, с насмешкою спросила:

– Видите?

– Что, что? – не понимая, спросил у ней в свою очередь Черноус.

– Себя и меня видите?

– Вижу… Ну, что же?

– А то, пара ли я вам? Вам пора настала о могиле думать, а я только что жить начинаю… Ах, старичок вы глупенький, подыщите себе суженую лет в полсотни, вот вас и пара будет; а у меня есть жених Тимоша; готовьтесь к нам на свадьбу пировать, – такими словами ответила Ольга на предложение Черноуса.

Как змей, зашипел старый Черноус и поклялся отомстить «дерзкой и избалованной девчонке».

И злодей сдержал свое слово. Он подкупил двух татар-убийц…

Боярич Тимофей шел в условное с Ольгой время в самом счастливом настроении духа по берегу Днепра. Он не знал и не догадывался, что минуты его сочтены и что за ним следят убийцы…

На самом глухом месте, как звери, набросились на Тимофея подкупленные татары, вооруженные ножами. И бедняга боярич пал, не испустив даже стона; нож одного убийцы угодил ему прямо в сердце.

Труп его злодеями был брошен в Днепр; только на пятые сутки прибило волной к берегу несчастного Тимофея, верстах в трех за Киевом.

Те же татары-убийцы схватили бедную Ольгу, спешившую к милому жениху, завязали ей рот и глаза и беспамятную взвалили на телегу, запряженную тройкою лихих коней, и умчали ее далеко-далеко от родного Киева.

Напрасно Данило с женою ждали возвращения дочки.

Прошел час, другой… Ольга все домой не возвращалась. Данило со своими прислужниками бросился искать дочь: он бегал по берегу, звал, кликал свою любимку, но она не подавала голоса.

Прошел день, другой… неделя, месяц, об Ольге ни слуху ни духу; как в воду канула красавица.

Отчаяние Данилы и его жены не поддавалось описанию.

Пропал и боярич Тимофей.

Первое время думали, не увез ли он свою невесту…

Да зачем было Тимофею увозить Ольгу, когда уже назначен был день его венчания с ней. Только тогда догадались, когда труп Тимофея был прибит к берегу, что здесь произошло преступление. И что убийство и потопление боярича Тимофея связано с исчезновением Ольги, это было понятно.

Киевские власти того времени принялись энергически за расследование этого преступления. Были произведены розыски.

– Как ни тщательны были эти розыски, но они ни к чему не привели.

С того вечера, как отправилась Ольга на берег Днепра, она бесследно пропала.

Данило обещал большую награду тому, кто разыщет или нападет на след его дочери.

Но где же было ее искать?

Ольга под конвоем двух татар, грозивших ей при малейшем сопротивлении убить, была привезена в Крым.

А там несчастную девушку, точно так же, как Серебрякова, продали торговцу «живым товаром» за хорошую цену.

Ольгу везут в Турцию опять для продажи.

И едва торговец-татарин вывел ее на рынок, как она была куплена за дорогую плату развратным стариком-турком Ибрагимом, занимавшим видное положение и место в Царь-граде.

И вот Ольга – невольница гарема; редкая краса ее делается игрушкою сладострастного турка.

Сколько выстрадала и вытерпела бедная девушка, сколько горьких слез было ею пролито.

Унижение, стыд, позор – все пришлось ей перенесть.

Благодаря своей красоте Ольга делается женою Ибрагима; у него несколько жен, а не одна.

Она мало-помалу начинает свыкаться со своею жизнью и забирает в руки старого турка.

Ольга презирала и ненавидела старого развратника и ждала только случая ему отомстить за свой позор и унижение.

Прошло три мучительных для нее года; эти годы казались молодой девушке целой вечностью.

Однажды Ольга, во время прогулки по саду, встречает красивого невольника, спрашивает о нем и узнает, что это – русский невольник, ее соотечественник.

«Вот с кем мне суждено бежать из ненавистной Турции. Этот невольник так же несчастлив, как и я. Я спасу и его, и себя. Или же мы оба погибнем… Нет, мы не погибнем… Нам Бог поможет!.. Мы спасемся», – так думала Ольга.

Она стала запасаться на дорогу золотом.

Старик-турок дарил ей дорогие подарки, думая по своему тупоумию тем приобрести любовь и расположение прекрасной Ольги.

Она на время заглушила в сердце ненависть к своему «погубителю» и старалась казаться признательной и отвечать на его ласки.

Турок «растаял» и засыпал Ольгу подарками.

В ночь своего побега она жестоко отомстила своему погубителю, у нее не дрогнула рука всадить ему в грудь кинжал.

И вот она и молодой невольник, бывший гвардейский офицер Сергей Серебряков, спасены – они в родной своей земле…

Вот и чистенький, уютный, утопающий в зелени домик Данилы, Ольгина отца.