Текст книги "Золотой век"

Автор книги: Дмитрий Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 49 страниц)

XXXIX

– Что же, оправдываться перед вами, господин Серебряков, я не стану… Точно, я учинил вам немало зла и несчастия. И за все это готов вам дать удовлетворение, – после некоторого молчания проговорил светлейший князь.

– Удовлетворение, дуэль, что ли?

– Да… вы дворянин, я тоже…

– К чему это, ваша светлость… Былого через то ведь я не верну, – тихо ответил Серебряков.

– Не хотите дуэли, требуйте другого удовлетворения… Я… я на все готов и готов все сделать, что пожелаете…

– Мне ничего больше не надо, только верните мое имя…

А то ведь я живу по подложному паспорту. Вы меня похоронили, князь, вы меня и воскресите.

– Хорошо, это сделать легко… Что еще вам, государь мой, надо?

– Ничего больше, ваша светлость.

– Вы слишком малого требуете… Я постараюсь вернуть вам ваше имя и ваше звание… И даю вам слово сделать все, что вы пожелаете.

– Повторяю, князь, мне больше ничего не надо.

– Но должен же я перед вами чем-нибудь загладить свою вину, господин Серебряков.

– Вернув мне имя и мое звание, вы тем, князь, ее загладите…

– Я… я должен обо всем, то есть о вас, господин Серебряков, доложить государыне.

– Это ваше дело, князь.

– Да, да… Я ничего не скрою от ее величества и расскажу откровенно про все то зло, какое я вам учинил.

– Как хотите, князь… только я прошу возвратить мне мое имя.

– Я знаю, государыня на меня станет гневаться, может, даже меня ждет опала, но все же я должен объяснить. А вам, Ольга Даниловна, я должен извинить ваш поступок со мною… Вы задумали мне отомстить за своего мужа и задуманное выполнили… вы жестоко отомстили мне и поставили меня в самое глупое положение… вы посмеялись над моею любовью, смешали с грязью… Ну, делать нечего, надо терпеть… «По делам вору и мука», – проговорив эти слова, князь Потемкин направился к выходу из гостиной.

– Князь, вы уходите? – промолвил тихо Серебряков.

– Да, что же тут мне больше делать? Впрочем, мне не хотелось, бы уходить, то есть расставаться во вражде с вами, господин Серебряков. Я очень желал бы, чтобы вы протянули мне руку примирения…

– Я давно все забыл, ваша светлость…

– Вы, вы благородный человек, – тронутым голосом проговорил князь Потемкин, крепко пожимая руку Серебрякова.

– Стало быть, мир заключен? – весело промолвила красавица Ольга.

– Да, и навсегда, – громко произнес Потемкин.

– Радуюсь вашему примирению, ваша светлость.

– Надеюсь, смеяться надо мной и ругать меня теперь вы не будете, злая чародейка? Давайте мне вашу руку, Ольга Даниловна, и пойдемте к ожидающим нас тостям как ни в чем не бывало…

Князь Потемкин под руку с Ольгой вышел в залу.

Серебряков следовал за ними.

Разумеется, никто из гостей ничего не узнал о происшествии, случившемся в гостиной с князем Потемкиным.

На следующее утро после бала во дворце в кабинете императрицы находилась сама императрица и Григорий Александрович.

Он только что рассказал или скорее повинился государыне в своем проступке с бедным Серебряковым.

Светлейший ничего не утаил; рассказал, как он всячески притеснял Серебрякова, как добился того, что Серебрякова посадили в крепость, когда его из крепости выпустили, подкупил Волкова, чтобы тот продал его в невольники; и как по прошествии десяти лет он свиделся с Серебряковым здесь, в Крыму.

– Теперь, матушка-государыня, моя благодетельница, я все вашему величеству рассказал, во всем повинился. Карайте меня и милуйте – в вашей власти, – проговорил князь Потемкин, закончив свою исповедь.

Этот рассказ прогневил и взволновал мудрейшую монархиню; она несколько раз молча и быстро прошла по своему кабинету, что было главным признаком ее волнения и гнева.

– Так вот что происходит в моем государстве, вот как поступают люди, которым я доверяю, которых приблизила к себе! Я им дала могущество, славу, я им дала власть, и все сие они во зло употребляют… Боже мой, подумать страшно, несчастный Серебряков, какие беды он перенес и все из-за того, что стал невольным соперником сильного человека. Сколько муки, сколько страданий он вытерпел. Я, я хочу видеть этого героя, хочу его приветствовать… – после некоторого молчания проговорила императрица, обращаясь к Потемкину.

– Ваше величество…

– Вы, вы хотите оправдаться?

– Нет, царица-матушка, зачем?.. Да у меня и нет оправдания. Виновен я, премного виновен.

– И то хорошо, что вину свою сознаете, князь. Не думала я, что ради женской красоты вы станете таким злым человеком, таким несправедливым. Простил ли вас Серебряков?

– Я объяснился с ним, ваше величество.

– Ну, и что же?

– Серебряков простил меня.

– Незлобивый человек, истинный христианин. Пусть сегодня же со своей женой он придет сюда во дворец; я хочу его видеть.

Слушаю, ваше величество.

– Я сама постараюсь загладить, князь, все ваши с ним проступки.

– Милосердная монархиня…

– Постойте, князь… Вы при мне попросите у него прощения… И если Серебряков вас простит, то я верну к вам свое благоволение.

– О, Серебряков меня уже простил.

– Если он простил, то и я извиню ваш проступок. Видя, князь, ваше сердечное раскаяние, мне хотелось бы вам сказать сейчас свое прощение; вы пришли с повинной, а по поговорке «повинную голову и меч не сечет» или «победителей не судят». Ведь вы победитель сей прекрасной страны. Вы обманули меня, князь, благодаря вам же меня обманул покойный Рылеев. Я теперь все припомнила. Меня уверили, что Серебряков утонул в Неве… Я поверила. Обмануть меня не трудно. Но вместе со мною вы обманули и Бога, и народ.

Императрица опять быстро заходила по своему кабинету.

– Без содрогания я подумать не могу: дворянина, офицера продать в рабство, лишить его свободы – сего лучшего дара небес. Что вы, князь, сделали? Зачем так жестоко поступили… Ведь у вас не злое сердце, нет. Неужели любовь к женщине может вас довести до преступления? Вы такой сильный, мощный и не можете быть господином над своей страстью. Что же вы молчите, да отвечайте же, отвечайте!.. Впрочем, ваш ответ будет лишний… Все так ясно… Вам непременно нужно, князь, искупить свою вину, – проговорила государыня.

– Приказывайте, ваше величество, что я должен сделать? – покорно промолвил «светлейший», сознавая свою виновность.

– Поезжайте за Серебряковым и привезите его сюда.

– Слушаю, ваше величество.

– Сейчас же привезите!

– Будет исполнено, государыня-матушка.

– Привезите и его жену.

– Смеет ли, ваше величество, верноподданный надеяться на полное помилование? – проговорив эти слова, Потемкин опустился на колена перед императрицей.

– Я уже вам сказала, князь, что вы получите мое прощение тогда, когда вас простит так много потерпевший от вас Серебряков. Ступайте и привезите его.

Сергей Серебряков, бледный, взволнованный, в сопровождении князя Потемкина, переступил порог кабинета великой монархини.

– Здравствуйте, капитан Серебряков. Я помню, что очень давно я пожаловала вас этим чином… Рада вас видеть, – ласково, участливо проговорила государыня. – Вы так бледны, – не здоровы?

– Да, ваше величество, у меня болит грудь и притом кашель… – взволнованным, задыхающимся голосом проговорил Серебряков.

– Бедный, бедный. И не мудрено захворать… Столько бед и несчастий обрушилось на вас. Я не знаю, как еще вы живы остались? Вы взволнованы… Садитесь, успокойтесь… Григорий Александрович, подайте господину капитану стакан воды, – как-то значительно проговорила императрица.

Князь Потемкин, хоть и поморщился, но все же исполнил это.

Бедняга Серебряков жадно глотал воду, зубы его стучали о края стакана.

Государыня с жалостью на него смотрела.

– Мне бы очень хотелось, чтобы вы рассказали о вашей неволе в Турции, но вы так, капитан, взволнованы, я боюсь утруждать вас тяжелым воспоминанием… Вы расскажете нам в другой раз, поправитесь здоровьем здесь, в Крыму, и приедете в Петербург. Я назначаю вас состоять при нашем Дворе флигель-адъютантом.

– Ваше величество, всемилостивейшая государыня…

– Это еще не все… Князь Григорий Александрович так много находит себя виновным перед вами, что, желая хоть немного загладить свой проступок, просит вас принять от него в дар или в знак примирения две тысячи душ крестьян из своих имений, со всеми угодьями и усадьбами… Что же вы, ваша светлость, стоите молча?.. Просите нашего флигель-адъютанта принять ваш дар… – значительно взглянув на Потемкина, проговорила государыня.

– Не две, ваше величество, а я усердно прошу господина флигель-адъютанта принять от меня три тысячи душ… Пусть это служит отчасти забвением того зла, которое я когда-то ему причинил, – громко проговорил Потемкин.

Он был умен и знал, что такой щедрый дар потерпевшему от него человеку сделает удовольствие императрице.

И Потемкин не ошибся.

Великая монархиня наградила его своей благосклонной улыбкой.

– Я узнаю вас, князь, спасибо, – сказала она и протянула князю Григорию Александровичу руку, и тот облобызал эту державную руку, преклонив колена.

– Я знаю, что этот дар не может искупить и части тех страданий, которые вы перенесли благодаря князю. Но что же делать – уж видно так сложилась ваша жизнь.

– Смею сказать вашему величеству, что я и в своем несчастий получил счастье, – тихо промолвил Серебряков.

– Как так, объясните нам, господин Серебряков?

– Не будь я продан в неволю, я бы не имел такую жену, которую теперь имею.

– Вот что… Я видела вашу жену на балу, она красавица. Недаром вскружила голову нашему генерал-фельдмаршалу, князю Григорию Александровичу. Ваша жена здесь, во дворце? – спросила у Серебрякова императрица.

– Она ожидает счастья засвидетельствовать свои верноподданнические чувства вашему величеству.

– Я очень рада ее видеть. Стало быть, господин флигель-адъютант, вы совсем забыли княжну Наталью Полянскую?.. Видите, я помню ваш роман с нею, хоть было это так давно.

– Вероятно, и княжна меня забыла?

– Ну, не скажите, княжна осталась вам верна. Бедняжечка, мне жаль ее: она точно знала, что здесь, в Крыму, встретит вас уже женатым, захворала в Киеве и не могла сопровождать нас, – ее больную повезли в Москву.

Серебряков, услышав от государыни эти слова, печально поник головою, вспомнив о своей прежней любви и о том несчастии, которое ему пришлось перенести благодаря горячей любви к княжне Наталье Платоновне.

Во время пребывания императрицы Екатерины в Киеве зима стояла холодная, и княжна Полянская сильно простудилась, так что несколько дней находилась между жизнью и смертью.

В Киеве к больной дочери приехал сам князь Платон Алексеевич со своей сестрой, княжной Ириной.

Кня: жна Наталья поправлялась медленно; доктора нашли путешествие в Крым по воде невозможным и вредным для ее здоровья, поэтому императрица на время уволила княжну Наталью из числа сопровождающих ее фрейлин, и князь Полянский увез свою дочь в Москву. И, на самом деле, княжна как бы знала, какой удар ждет ее в Крыму, и не поехала туда. Она все еще продолжала любить Серебрякова и не знала, что он женился на красавице Ольге.

– Григорий Александрович, попросите ко мне жену господина Серебрякова, я рада буду ее видеть, – обратилась к Потемкину государыня.

– Слушаю, ваше величество.

Государыня обласкала Ольгу, заставила ее рассказать о своем пребывании в Турции, удивлялась твердости ее характера, ее терпению.

– Ну, мои милые, вы суждены друг для друга самим Богом: оба вы были проданы в неволю, оба перенесли столько бед и несчастий. Но ваши невзгоды промчались. У вас теперь одно счастие, вы любите друг друга, а где любовь, тут и счастие. Пользуйтесь им и о былом забудьте, также забудьте и те злодеяния, которые учинили вам некие люди. Не мстите. Им Бог воздаст по их черным делам, – проговорив эти слова, государыня гневно посмотрела на князя Потемкина. А тот, сознавая свою вину, стоял молча, опустив голову.

– Протяните, господа, друг другу ваши руки, и это будет служить залогом вашего мира, – властно сказала соперникам великая монархиня, примиряя их.

Потемкин и Серебряков крепко пожали друг другу руки.

XL

Высокие путешественники через старый Крым поехали в Феодосию.

Императрица Екатерина и император Иосиф только несколько часов провели в этом, некогда славном городе, процветавшем в XIV веке при генуэзцах; теперь же город находился в страшном упадке; его развалины произвели на государыню глубокое впечатление, даже вызвали на глазах слезы.

Императрица 31-го мая оставила Крым, пробыв там не более десяти дней.

В Бреславе государыня простилась с австрийским императором; он спешил в Вену, получив известие, что в Нидерландах произошли беспорядки.

Путешествие императрицы из Крыма до Москвы продолжалось более месяца.

В Полтаве князь Потемкин устроил войску маневры, напоминавшие собою знаменитый Полтавский бой в 1709 году русских, под командою Петра Великого, и шведов, под командою Карла XII.

Это величественное зрелище очень понравилось государыне, она благодарила Потемкина.

По дороге государыня остановилась в Харькове; о ее там пребывании вот как рассказывает очевидец.

«За неделю перед тем в городе уже не было угла свободного; жили в палатках, шалашах, в сараях, где кто мог и успел приютиться; все народонаселение губернии, казалось, стеклось в одно место; к счастью, было это летом, при ясной, тихой и теплой погоде. Показался царский поезд; настал праздник; тысячи голосов громогласно воскликнули: «шествует»! – и все умолкло. Неподвижно, как вкопанные, в тишине благоговейной все смотрели и ожидали, – божество являлось. Чертков и правитель губернии Норов. От ворот До дворца (ныне университет), версты полторы, императрица ехала шагом и из кареты по обе стороны кланялась; слышен был только звон с колоколен.

Не случалось мне быть в другой раз свидетелем такой глубокой тишины и благоговения при таком многочисленном стечении народа. Императрица показалась на балконе дворца; тут только обычное «ура» загремело по всему городу. Затем смерклось; зажгли фейерверк… На другой день императрица уехала. От дворца по площади к соборному Успения Божией Матери храму постлано было алое сукно, по которому ее величество изволила пешком идти в собор, где слушала молебен.

В этом шествии я имел счастье видеть императрицу: опираясь на трость, без зонтика, в полуденный зной она шла очень тихо, с лицом довольным, исполненным благоговения, величественно и милостиво кланяясь на обе стороны. Из собора отправилась в дальнейший путь.

Из Харькова князь Потемкин вернулся в свое наместничество, удостоенный названия Таврического» [17]17
  Воспоминания Лубянского.


[Закрыть].

Императрица осыпала его своими милостями, благодарила его за все его хлопоты.

Князь Тавриды был на вершине своего величия и славы.

Теперь враги были ему не страшны.

Но у князя Потемкина был один очень опасный враг, привыкший действовать из-за угла. Это – Михайло Волков.

А Григорий Александрович, по своей обычной беспечности, совсем было его забыл.

Он почитал Волкова врагом бессильным, ничтожным; но на самом деле Волков был не таков: его злоба угрожала даже жизни князя Потемкина.

Князь Григорий Александрович, возвращаясь из Харькова в свое наместничество, застигнут был ночью на дороге и в первой попавшейся деревеньке остановился на ночлег в крестьянской избе. Его свита, а также и конвой, разместились тоже по мужицким избам.

В избе, где остановился князь, кроме его самого да его старого камердинера больше никого не было; Потемкин даже отпустил своего дежурного адъютанта.

У ворот избы, где остановился Потемкин, стояла его почетная стража на часах, состоящая из двух солдат с ружьями.

Князь Тавриды слишком утомился, устал. Путешествие императрицы в Крым доставило ему немало дела и хлопот.

На ночлег Потемкин рано лег спать на своей походной кровати и скоро крепко заснул; его старик камердинер тоже расположился в сенях, у самой двери, ведшей в избу.

Старый слуга душою и телом был предан своему господину.

Как ни крепко спал Григорий Александрович, а все же услыхал, что кто-то дергает его за руку.

Потемкин открывает глаза и видит, что кто-то стоит перед его кроватью.

– Кто ты! Что тебе надобно!? – с испугом воскликнул Потемкин…

– Потише, ваша светлость, потише… Не надсаждайте свою сиятельную грудь, – послышался Потемкину насмешливый знакомый голос.

– Ты… ты…

– Волков, Мишка Волков, к вашим услугам, ваша светлость.

На самом деле, это был Волков; он не мог простить обиды, причиненной ему на царской галере князем Потемкиным.

Волков поклялся ему отомстить и стал незаметно всюду следовать за Потемкиным, выжидая удобного случая к своей мести.

Самый удобный случай к тому представился теперь.

Волков среди глубокой ночи, когда часовые, стоя у ворот, дремали, незаметно пролез в избу через оконце, выходившее на задворки.

Ночь была хоть и не лунная, но и не совсем темная.

Волков, прежде чем разбудить Потемкина, подумал:

«Разве сонного его отправить к праотцам, пустить ему пулю в лоб; нет, выстрелом сделаешь переполох, лучше нож в горло, и всему конец! Фи, какие черные мысли, я не разбойник, а дворянин, хоть и сомнительный, и все же дворянин. Нет, лучше разбужу его светлость и вызову на дуэль, – это будет благороднее. Разумеется, я пристрелю его, как куренка, и тогда моя месть будет насыщена, и моя совесть спокойна, потому дуэль для того, кто останется жив – есть фортуна счастия, а останусь жив я»…

Волков разбудил Потемкина.

– Что тебе надо, предатель?.. Как ты смел?.. Я позову народ и прикажу тебя связать! – погрозил Волкову князь.

– Этого, князь, пока ты не сделаешь, – совершенно спокойно проговорил Волков.

– Сделаю, и скорее, чем ты думаешь.

– Если закричишь, то я убью тебя…

Князь Потемкин разглядел в руках Волкова пистолет.

– Что тебе надо? – нисколько не потерявшись, спросил Потемкин, хотя он и не мог не понять, что находится теперь в руках у негодяя, которому ничего не стоит его убить.

– Вот так-то лучше, князинька, я недолюбливаю грубое обращение.

– Как ты очутился здесь, как прошел?

– В окно, князинька…

– Воровским ходом?

– Что делать, ваша светлость, в окно вошел, в окно и выйду.

– А ты надеешься отсюда выйти?

– Надеюсь, князинька, – вот с тобою за обиду на галере рассчитаюсь и марш отсюда…

– Что же, убийца, разбойник, ты и убить меня хочешь по-разбойнически?

– Зачем?.. Я по-благородному на дуэль тебя, ваша светлость, вызываю…

– Меня, меня на дуэль? – с удивлением воскликнул Григорий Александрович.

– Если ты будешь кричать, то я до дуэли пущу тебе пулю в лоб! Вставай и давай драться… Оружие – пистолеты; в трех шагах друг от друга… Дуэль на смерть, потому ты, князинька, обиду нанес мне кровную – при короле и при всех вельможах осрамил…

– И ты еще можешь обижаться, ты, злодей, убийца! Знаю, тебе легко и меня убить на дуэли по-предательски, как ты убил князя Петра Голицына.

– А ты все его помнишь, князинька; ну, и память у тебя. Да, ну, бери пистолет и становись в позицию.

Князь Потемкин медлил; он, очевидно, хотел выиграть время и думал, что камердинер или часовые догадаются пройти мимо окон.

– Долго ли еще мне ждать? – сурово произнес Волков.

– Дай же мне одеться!

– Зачем? Ведь я не красная девица, меня стыдиться нечего!

Князь стал медленно одеваться; он бросил взгляд на открытое окно, – это не ускользнуло от Волкова.

– Не смотри, князинька. Никто не придет к тебе на помощь, одни мы… И весь ты теперь в моих руках.

– Врешь, мерзавец, не в твоих руках, а в Божьих! – громко произнес князь Потемкин; он быстрее молнии вынул из-под подушки пистолет (в дороге он всегда клал под подушку заряженный пистолет), того быстрее взвел курок, и, прежде чем опомнился Волков, раздался в избе выстрел.

Волков, раненный в ногу, со стоном грохнулся на пол.

На выстрел вбежали в избу старик камердинер, дежурный адъютант и несколько слуг.

– Этот негодяй хотел меня убить, но я предупредил его, уберите и свяжите ему руки, – как-то презрительно проговорил князь Потемкин, показывая на стонавшего и корчившегося от боли Волкова.

Это происшествие очень взволновало и расстроило Потемкина, так что остаток ночи он провел без сна, в тревожном состоянии духа.

Утром он спросил о Волкове.

Ему сказали, что Волков ранен легко в ногу, что рана его перевязана и что он скоро поправится, но все же во время ходьбы будет прихрамывать.

«Стало быть, мой урок будет ему памятен на всю жизнь, хорошо, что кончилось это одной только раной; сгоряча я мог убить Волкова, а сего я вовсе не желал бы, хоть он вполне то заслужил по своим деяниям».

На следующее утро, перед своим отъездом, князь Григорий Александрович пожелал видеть Волкова.

Его принесли на носилках.

Потемкин выслал всех и остался только с Волковым.

– Знаешь ли, по своим деяниям чего ты достоин? – сурово спросил Потемкин у лежавшего на носилках Волкова.

– Знаю. Что же, добей меня, ведь я теперь в твоих руках; возьми на себя обязанность палача, – дерзко ответил ему Волков.

– Не бойся, я не желаю твоей смерти.

– А кто твоей светлости сказал, что я боюсь смерти? Днем раньше, днем позднее – не все ли равно. Мне жалеть нечего. Вот твое, князинька, иное дело. Тебе, поди, умирать не хочется. А сознайся, князинька, твоя жизнь ведь на волоске висела. Не догадайся ты пустить мне пулю, я бы тебя непременно отправил к праотцам, – обычным своим шутовским тоном проговорил Михайло Волков.

– За что же, злодей, ты убить меня хотел?

– Я отомстить только хотел твоей светлости за твой поступок со мной на царской галере.

– С которой я тебя прогнал с позором. Ты, видно, ждал другого чего-нибудь? Да как ты смел явиться перед моими глазами? Я жалею, что в ту пору не приказал тебя выбросить за борт, как дохлую собаку.

– Однако, князинька, со мною ты что-то больше не любезен сегодня.

– Брось шутовство и слушай! – грозно крикнул Потемкин, недовольный тоном Волкова.

– Слушаю, ваша светлость, слушаю.

– Я мог бы раздавить тебя, уничтожить, но я сего не делаю, не потому, что питаю к тебе симпатию, нет, а просто не хочу причинять зла кому бы то ни было. За покушение на мою жизнь тебя бы расстреляли; но, повторяю, я сего не хочу.

– Спасибо, князинька, спасибо!

– Не балагань, говорю, а слушай! Ты должен навсегда проститься с Россией.

– Как проститься? – удивился Волков.

– Живи где хочешь, только не в России. Тебя сегодня же повезут к границе Австрии.

– Как же, князинька, без денег? В моем кармане пусто! А с пустым карманом и за границей не любят нашего брата.

– Денег, пожалуй, я тебе дам.

– Мерси, князинька, размерси-мерси!

– Только гляди, Волков, если хочешь, чтобы у тебя цела была голова, не моги показываться в России. Хоть до тех пор, пока я жив.

– Понимаю, обоим нам тесно жить в России.

– Да, тесно. Прощай, не ищи со мной встречи на этом свете. Клянусь тебе, при первой с тобой встрече я прикажу тебя расстрелять! Советую сие запомнить, – проговорив эти слова, князь Потемкин позвал своих слуг и приказал им унести раненого Волкова.

Его в тот же день, по приказанию Потемкина, отправили под конвоем пятерых солдат и унтер-офицера к австрийской границе.

Светлейший Потемкин, отправив своего врага к границе, сам со своей блестящей свитой поехал в свое наместничество.