Текст книги "Золотой век"

Автор книги: Дмитрий Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 49 страниц)

XIII

Уже была глубокая ночь, когда вернулся в свою квартиру Потемкин. Он был в очень веселом настроении и шел по своим комнатам, слегка покачиваясь.

– Смею доложить вашему превосходительству, что в вашем кабинете дожидаются, – робко проговорил камердинер Потемкина, идя впереди и светя ему путь шандалом в несколько горевших свечей.

– Что такое? Кто меня дожидается?

– А тот господин, который еще недавно был у вас, с которым вы изволили долго разговаривать.

– Как, как он осмелился?..

– Я не пускал его, ваше превосходительство, да ничего не поделаешь, нахрапом влез.

– А, нахрапом! Ты говоришь, он в кабинете?

– Так точно, ваше превосходительство! Не пускал, ничего не поделаешь.

– Хорошо. Сколько у меня дворовых на лицо?

– Человек двадцать.

– Выбери из них человек десять, которые посильнее. Скажи, чтобы прихватили веревки и еще что-нибудь, какое-либо оружие. Скажи им, чтобы они ждали моих приказаний, не выходя из передней, слышишь?

– Слушаю, ваше превосходительство.

– Ступай, пока ты мне не нужен.

Потемкин вошел в свой кабинет и увидал там с комфортом расположившегося на турецкой оттоманке Михаила Волкова, который спокойно курил из любимой трубки Потемкина его же табак.

– Убийца! Как ты осмелился показаться мне на глаза?

– Пожалуйста, потише! Без громких фраз.

– Я сейчас прикажу моим лакеям связать тебя и отправить в полицию.

– Не горячись, ваше превосходительство! Ты этого никогда не сделаешь.

– Нет, сделаю. Зачем ты пришел? Что тебе надобно?

– Денег, – совершенно невозмутимо проговорил Волков, пуская клубы дыма кольцами.

– Я тебе заплатил.

– Только половину. А за остальными-то вот я и пришел.

– Ты их не получишь.

– Получу.

– Слушай, Волков, не выводи меня из терпения.

– А что же ты, ваше превосходительство, сделаешь?

– Я убью тебя как собаку!

– Фу, как грозно. Не убьешь, Григорий Александрович, мой милый сотоварищ и соучастник, если хочешь.

– Верно, убивать тебя я не буду, марать рук своих не стану. Ты будешь достоянием палача.

– Ой-ой-ой, какие страсти! Послушай-ка, ваше превосходительство: если я виновен в убийстве покойного князя, который стоял на твоей дороге, то столько же и ты в том виновен, за это убийство ты же мне денег дал, ты подкупил меня.

– Врешь, злодей, врешь. Ты убил князя как разбойник, как злодей, исподтишка. Будь ты проклят, дьявол!

– Аминь! Продолжайте, ваше превосходительство. А как вы наивны, Григорий Александрович! Вы сообразили, что я свою башку черт знает для кого и для чего подставлю под пулю или под шпагу покойного князя Голицына! Положим, что ты подкупил меня для того, чтобы я вызвал князя на дуэль. Но ведь через это ты бы не достиг своей цели. Князь бы убил меня как щенка какого-нибудь, и он был бы по-прежнему в славе, в фаворе, а ты прозябал бы где-нибудь, командуя полком.

– На, получай деньги и убирайся к дьяволу, – бросая чуть не в лицо большой пук новеньких ассигнаций Михаилу Волкову, крикнул Потемкин.

– Ну, туда мне не дорога. Я этой же ночью уезжаю за границу.

– Исчезни, и чтобы больше тебя я никогда не видал. Горе будет, если ты снова попадешься мне на глаза.

– Ох, как страшно! Недаром ты генерал, ваше превосходительство. А знаешь ли друг ты мой сердечный, Григорий Александрович, если бы ты приказал своим холопишкам меня удушить или связать и в полицию представить, то не прошло бы недели, как весь Питер узнал бы, что на убийство князя Петра Михайловича Голицына подкупил не кто иной, как генерал Григорий Александрович Потемкин. И узнали бы это из «Курантов», которые в Гамбурге печатаются. И те «Куранты» государыня очень аккуратно читает. В Гамбурге у меня приятель есть, задушевный приятель. Вот я ему и составил цедулку, разумеется, с подробным объяснением дуэли и о том, как ты подкупил меня. Если через неделю я не явлюсь в Гамбург, то это известие будет напечатано.

– Проклятая сатана!

– Фу, как вы меня пожаловали, ваше превосходительство. Исчезаю, только не в тартарары, куда бы вы меня так охотно отправили, а в вольный город Гамбург. Адью, моншер! – быстро удаляясь, насмешливо промолвил Михайло Волков.

Но он скоро вернулся и комическим тоном добавил:

– Проводите меня, ваше превосходительство, потому передняя охраняется вашими церберами, которые с дреколием стоят и ждут ваших приказаний!

– Пропустить! – крикнул не своим голосом взбешенный хладнокровием убийцы Потемкин.

Михайло Волков исчез.

Потемкин в бессильной злобе пустил ему вдогонку сильное проклятие.

XIV

А между тем молодой гвардеец-офицер Сергей Серебряков спешил на Дунай в армию в сопровождении своего денщика Степана.

К главнокомандующему нашей армией графу Румянцеву-Задунайскому он вез письмо князя Полянского, в котором князь просит главнокомандующего обратить особое внимание на гвардейского офицера Серебрякова как на «хорошего служаку, честного и старательного».

Князь Платон Алексеевич Полянский издавна был в хороших, дружеских отношениях с графом Петром Александровичем Румянцевым-Задунайским: оба были когда-то сослуживцами, близкими приятелями.

Граф Румянцев-Задунайский продолжал службу, а князь Полянский давно ее оставил и вышел в отставку; но это нисколько им не помешало оставаться в прежних дружеских отношениях и вести между собою частую переписку.

Офицер Серебряков без особых приключений прибыл в нашу армию на Дунае, и не мешкая, явился к главнокомандующему.

Граф Румянцев-Задунайский принял Серебрякова очень ласково, засыпал его всевозможными вопросами о разных «столичных» новостях, расспрашивал также о своем старом товарище и сослуживце князе Платоне Алексеевиче Полянском.

– Князь Платон Алексеевич человек достойный, нрав у него хотя подчас и крутенек бывает, но зато правдив. Он никому не боится в глаза правду-матку говорить, будь хоть тот первейший вельможа, поэтому он не ужился при дворе. Ну, а что дочка его, княжна Наталья? Поди, выросла, похорошела, а сам князь, чай, состарился. Ведь годов двенадцать я не видался с ним, переписываемся и только. А ты, господин офицер, князю Полянскому не с родни будешь? – обратился с вопросом граф Румянцев-Задунайский к Сергею Серебрякову.

– Нет, ваше сиятельство. Князь Платон Алексеевич был в хороших отношениях с моим покойным отцом.

– Постой-ка, постой, дай Бог память! Ведь твой отец, кажись, служил со мною? Так, так!.. И, сколько помнится, звали его Дмитрием Ивановичем?

– Так точно, ваше сиятельство.

– Эка память-то стариковская! Ведь я с твоим батюшкой покойным сослуживцем был, вместе с ним турок рубили. Теперь припоминаю. Храбрый он был офицер, отважный!

Только вот что-то на службе ему не повезло. А человек был хороший. Таких, пожалуй, редко теперь и найдешь. Я очень рад сына моего старого сослуживца иметь своим адъютантом и оказать ему, если потребуется, свое расположение.

– Я постараюсь заслужить вашу милость и расположение, ваше сиятельство.

– Служи, служи, молодой человек. Служба твоя не будет позабыта, о тебе князь Платон Алексеевич пишет много хорошего. Оправдай же его рекомендацию.

– Постараюсь, ваше сиятельство.

– Да, да, служи, но не прислуживайся. Крепко недолюбливаю я подлиз и говорунов, еще не жалую выскочек, которых теперь расплодилось у нас на святой Руси видимо-невидимо.

Гвардеец Сергей Серебряков остался служить в главном штабе и скоро назначен был состоять при особе его сиятельства, фельдмаршала графа Петра Александровича, Румянцева-Задунайского. Служба, хотя отчасти и хлопотливая, но довольно почетная.

Как-то однажды граф Петр Александрович потребовал к себе Сергея Серебрякова.

Молодой адъютант, войдя в кабинет фельдмаршала, нашел его чем-то сильно встревоженным. На глазах у старика заметны были слезы.

– Ты ничего не знаешь, ничего не слыхал? – такими словами встретил граф Румянцев-Задунайский своего адъютанта.

– Нет, ваше сиятельство. Разве что случилось особенное?

– Да, да, особенное, ужасное, потрясающее?

– Смею спросить, ваше сиятельство, что такое?

– Князь Петр Михайлович Голицын, боевой генерал, краса всей армии, убит.

Голос у старика фельдмаршала задрожал.

– Как? Кем убит? – воскликнул, пораженный этим известием Серебряков.

Он хотя лично почти не знал убитого князя Голицына, но слышал много о нем хорошего.

– Убит на дуэли каким-то проходимцем, никому неведомым, будь он стократно проклят! О, какая великая утрата для армии, и не только для армии, а и для всего государства. Восхвалять убиенного я не буду, действия его, его храбрость, его самоотверженность и христианская любовь ко всякому человеку ясно, красноречиво говорят, каков он был человек.

– Но как же это, ваше сиятельство? Как могла состояться эта дуэль?

– Вот состоялась же. И секундантом, как пишут мне из Питера, у князя был Григорий Потемкин, выскочка – генерал карьерист.

– Я все более и более удивляюсь, ваше сиятельство, этой дуэли. Я слышал, князь обладал необыкновенной силой, был прекрасным стрелком и искусно умел владеть саблей, – задумчиво проговорил Серебряков.

– А он все же убит, убит князь Петр, наш герой, наш богатырь! Господи, что же это? Покойный князь несколько раз глядел в глаза смерти. На войне, во время схватки, пули и ядра сыпались вокруг, а он оставался невредим. А тут проклятая дерзновенная рука злодея положила предел его жизни.

– Тут есть что-то, ваше сиятельство, таинственное, необъяснимое.

– Да, да, я сам так думаю. – Ты знаешь, Серебряков, какое я тебе хочу поручение дать.

– Приказывайте, ваше сиятельство.

– Ты нынче к вечеру или завтра утром выедешь в Петербург. Государыне императрице мною изготовлены некие грамоты. Ты их свезешь и передашь в руки ее величеству. Никому другому, понимаешь?

– Слушаю, ваше сиятельство.

– И, между прочим, останься на некоторое время в Питере, прислушивайся к суждениям о дуэли покойного Голицына, расспрашивай, одним словом, постарайся узнать все подробности этой роковой дуэли. Не спеши, повторяю, и когда все досконально разведаешь, вернись ко мне. Эту твою послугу я никогда не позабуду. Еще: ни единым словом не промолвись, что я тебе дал это поручение.

– Слушаю, ваше сиятельство.

– Пожалуйста, храни это в великом секрете. – Ты знаком с генералом Потемкиным.

– Видал, но лично не знаком.

– Постарайся, голубчик, познакомиться. Сие знакомство, может, тебе на пользу будет. Идут слухи, что Потемкин опять в малости находится, даже в фаворе. А чтоб иметь предлог познакомиться с Потемкиным, ты свезешь ему письмо, которое я изготовлю. Ну теперь ступай, готовься в путь. Повторяю, выполнишь все, что я сказал тебе, получишь награду. Письмо к Потемкину я тебе пришлю сегодня же, ступай.

Сергей Серебряков откланялся и вышел.

‘Оставшись один, граф Петр Александрович, заложив руки за спину и задумчиво опустив голову, принялся мерно расхаживать по своему обширному кабинету.

Думы князя были о дуэли. Неожиданная смерть его любимого генерала князя Голицына заставила фельдмаршала предаться следующим размышлениям:

«Непостижимо, просто необъяснимо: князь убит! Нет ли тут какого-нибудь подвоха, преступления? Случайное ли это убийство на дуэли, или просто убийство из-за угла? Против такого убийства никто не устроит. А на дуэли князь Петр Михайлович показал бы себя! Никакой противник против него не устоит. Я это знаю хорошо. Потемкин секундант и, как мне пишут из Питера, он несколько дней предавался чуть не отчаянию, оплакивая князя Голицына. Искренни были эти слезы, непритворны, или только одна комедия, то ведомо одному лишь Богу. Чужая душа темна. Покойный князь пересек дорогу Потемкину, это всем ведомо. Потемкина стали забывать. Голицын очутился на его дороге. Потемкину, честолюбивому и хитрому, оставалось одно из двух: или оставить в Питере службу, или убрать с своей дороги противника. А если Потемкин избрал последнее? О, Господи! Подумать о том страшно! При одной мысли холодеет вся кровь. Да нет, нет! Быть не может! Потемкин честолюбив, хитер, едва ли решится на преступление, на такое ужасное, потрясающее преступление. Памятуя смерть моего друга и сослуживца, князя Петра Голицына, я постараюсь во чтобы то ни стало распутать эту нить, добьюсь правды, в том мне поможет Серебряков. Он офицер дельный, смышленый. Наверное, кое-что поразведает».

XV

Сергей Серебряков, проезжая из армии с Дуная в Петербург, остановился дня на два в Москве.

Ему хотелось взглянуть на свою возлюбленную и, если удастся, поговорить с ней.

Подъезжая к роскошному дому князя Полянского, у него как-то особенно забилось сердце, замерло.

– Что это, перед добром или перед худом? – вслух проговорил он.

Вот и обширная княжеская приемная. Те же обитые кожей диваны. Его встретил камердинер князя, Григорий Наумович, и, приветливо кланяясь неожиданному гостю, проговорил:

– Его сиятельство князь Платон Алексеевич только что изволили откушать чай и находятся в своем кабинете. Я сейчас, Сергей Дмитриевич, о вас доложу.

– Да, да, пожалуйста. Надеюсь, у вас все здоровы?

– Благодарение Всевышнему, их сиятельство князь Платон Алексеевич находятся в вожделенном здравии.

– Ну, а княжна Наталья Платоновна?

– Тоже здравствует. Пожалуйста, Сергей Дмитриевич, к кабинету, я сейчас доложу.

Серебряков прошел с княжеским камердинером целую анфиладу комнат и остановился в маленькой гостиной, смежной с княжеским кабинетом.

– Где он? Давай его сюда! – раздался веселый голос князя Платона Алексеевича.

– Пожалуйте, просят, – с улыбкою проговорил Григорий Наумович, показывая на дверь кабинета.

– Честь имею кланяться вашему сиятельству, – низко кланяясь князю, проговорил вошедший Серебряков.

– Здорово, здорово, голубчик! Подойди, я обниму тебя.

Князь Полянский обнял молодого офицера и поцеловал его.

– Ну, садись, рассказывай. Ты ведь с Дуная?

– Точно так, ваше сиятельство.

– Небось, новостей столько привез, что в три короба не уложишь, так что ли?

– Какие же особые новости, ваше сиятельство? Война, как вы изволите знать, прекращена.

– Да, да. Только плохо я верю в мир. По-моему, это не мир, а скорее перемирение. С турками только тогда можно заключить вечный мир, когда их выгонят совсем из Европы. Но не в том дело. Ты едешь в Петербург?

– Так точно, ваше сиятельство, с письмом главнокомандующего государыне императрице. Письмо я должен передать в собственные руки ее величества, – не без гордости проговорил Сергей Серебряков.

– Ого, какая честь! Молодец! Граф Петр Александрович, стало быть, тебе доверяет и отличает от других?

– Благодаря вашему письму, ваше сиятельство. Вы изволили так меня аттестовать перед фельдмаршалом графом Петром Александровичем!.. Я просто не найду слов, как благодарить ваше сиятельство за отеческое ваше внимание.

При этих словах молодой человек встал и низко поклонился князю Полянскому.

– Ну, ну, что за благодарность! Я все готов сделать для сына моего лучшего приятеля и сослуживца. Я свято чту, государь мой, память твоего отца. Что у вас в армии думают о той загадочной дуэли, от которой погиб князь Голицын? – переменяя разговор, спросил у Серебрякова князь Платон Алексеевич.

– Все сожалеют о покойном князе и проклинают его убийцу. Особенно сильное впечатление произвела смерть князя Голицына на его сиятельство, генерал-фельдмаршала.

– Думаю. Ведь у графа Румянцева-Задунайского князь Голицын был правая рука. Такого боевого генерала, каким был покойный князь, и не найдешь, пошли ему Бог царство небесное! Вот уж про него точно можно сказать: из ранних да поздний! Годами молод, умом и храбростью стар. Если бы он был жив, то занял бы в государстве видный пост. Но не судил ему Господь… Однако довольно говорить о печальном. У меня есть кое-что и повеселее и порадостнее… о своей радости тебе, как близкому человеку, хочешь скажу.

– Удостойте, ваше сиятельство.

– Изволь, изволь. Дочку свою княжну Наталью Платоновну замуж выдаю.

– Как? Как вы изволили сказать, ваше сиятельство? – меняясь в лице, тихо переспросил гвардеец Серебряков у князя Полянского.

– Дочь замуж выдаю. Да ты что это, с чего побелел? – пристально посматривая на Серебрякова, спросил у него князь.

– Простите, ваши сиятельство. Это с дороги. У меня голова закружилась.

– Ах, сердяга!.. На, выпей воды, это тебя освежит..

– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство.

– Пей, пей, какое тут беспокойство.

Князь Платон Алексеевич налил стакан холодной воды и подал ее Серебрякову.

– Покорнейше благодарю, ваше сиятельство. Вот мне теперь и лучше. Так вы изволите княжну Наталью Платоновну замуж выдавать?

– Да, да, братец. Хоть и жалко мне с ней расставаться, да что делать, надо… при себе хочу пристроить дочку.

– Смею спросить, ваше сиятельство, за кого?

– Партия хорошая, за графа Аполлона Ивановича Баратынского. Знаешь? Слыхал? Богач, аристократ! Крепостных мужиков десятками тысяч считает!..

– Знать не знаю, ваше сиятельство, а слыхал…

– Ну кто же не слыхал про графа Баратынского, про его несметные богатства.

– Говорят, он польского происхождения, ваше сиятельство?

– Это точно. Дед его был поляк, католик, но граф Аполлон русский, православный.

– Кажется, он довольно пожилой человек, ваше сиятельство.

– Ну, какой пожилой! Лет сорока, не больше. Великан, богатырь. Я очень, очень рад иметь такого зятя.

– А как княжна, ваше сиятельство?

– Дочь? Что же, она слишком меня любит и сознает, что я забочусь о ее счастии, – как-то уклончиво ответил Серебрякову князь Платон Алексеевич.

– Стало быть, ваше сиятельство, княжна Наталья Платоновна изъявила свое согласие?

– Разумеется. Иначе и быть не может. Она послушная, покорная дочь. А я замечаю, господин офицер, тебе не по себе. Ты болен? – участливо спросил князь Полянский у Серебрякова.

– Это от продолжительной дороги, ваше сиятельство, пройдет!

– Тебе необходимо, голубчик, отдохнуть. Ты когда думаешь выехать в Питер?

– Завтра собираюсь.

– Куда же ты так спешишь. Погости, отдохни как следует.

– Нельзя, ваше сиятельство. Я должен доставить письмо государыне императрице.

– Разве спешное?

– Граф Петр Александрович наказывал скорее доставить.

– Ну, в таком случае я не могу тебя удерживать. Надо исполнять точно и аккуратно возложенное начальником поручение. А желательно бы, очень желательно иметь тебя гостем на помолвке моей дочери.

– Когда назначена помолвка? – замирающим голосом спросил Серебряков.

– Положим, не скоро еще. Недели через две-три. Наверно, ты к тому времени успеешь вернуться из Питера.

– Постараюсь, ваше сиятельство.

– Пожалуйста, голубчик, приезжай. Ведь я, да и дочь моя, а также и сестра смотрим на тебя как на родного.

– Всепокорнейше благодарю, ваше сиятельство.

– Ты не видался еще с княжнами?

– Нет, ваше сиятельство, еще не имел этого счастья.

– Ну так ступай на их половину.

– Сергей Дмитриевич! Какими судьбами? – проговорила старшая княжна Ирина Алексеевна, протягивая руку вошедшему гвардейцу Серебрякову.

– Мимоездом, еду в Питер, – почтительно целуя ее руку, ответил ей Серебряков.

– Слышали, у нас свадьба затевается?

– Слышал, – с глубоким вздохом промолвил Серебряков.

– А помните ваше предположение? Моя племянница, княжна Натали, так уверенно говорила, что кроме вас она не будет женою другого?

– Что вы хотите этим сказать, княжна? Упрекнуть меня, посмеяться надо мною?

– Что вы, что вы, Сергей Дмитриевич! За кого вы меня принимаете? Говорю из сожаления: мне жаль вас!

– Покорнейше благодарю, княжна! Дозвольте спросить у вас: княжна Наталья Платоновна охотно соглашается быть женою графа Баратынского?

– Этого не скажу вам: Баратынский стар для Натали. Любить его она едва ли может.

– Как же это? Без любви под венец? Это непонятно, княжна.

– О, непонятного тут ровно ничего нет. Тысячи выходят замуж не по любви, а по расчету. Я думаю, что вам известно.

– Брак по расчету! Стало быть, княжну неволят?

– Скрывать не буду. Натали благовоспитанная девушка. Чтобы не прогневить своего отца, она делает ему угодное…

– И губит себя, ведь это так, княжна? – перебивая княжну Ирину Алексеевну, желчно проговорил Сергей Серебряков.

– Уж и губит!

– Да, да. Вы это сами хорошо знаете, княжна. Брак без любви, по расчету! Боже мой!

– Ах, какой вы, Сергей Дмитриевич! Я сейчас пришлю к вам Натали. Она, наверно, не знает, что вы приехали и сидит в своей комнате. С некоторых пор моя племянница просто неузнаваема: побледнела, похудела, вы это сами сейчас увидите.

Проговорив эти слова, княжна Ирина Алексеевна быстро направилась в комнату своей племянницы.

XVI

Из своей комнаты вышла княжна Наташа к поджидавшему ее гвардейцу Серебрякову.

При взгляде на свою возлюбленную молодой офицер чуть не вскрикнул от удивления: так бледна и худа показалась ему княжна.

– Что с вами, княжна? Вы больны? – целуя руку Наташи, участливо спросил Серебряков.

– Да, больна… Душа у меня болит. Вы слышали? Я выхожу… нет скорее, меня выдают за ненавистного мне человека.

– И вы решаетесь, княжна?

– Что же делать? Приказывают.

– Но ведь вы погибнете, княжна! Жить с нелюбимым мужем… разве это жизнь?

– Знаю: мученье, даже хуже.

– Откажитесь, княжна, откажитесь!.. Умоляю вас! Если вы себя не жалеете, то пожалейте меня, пожалейте! Если вас у меня отнимут, ведь я тогда не знаю, что с собою сделаю. Разлуки с вами я не перенесу! – горячо проговорил Серебряков.

– Что вы говорите, Сергей Дмитриевич!

– То, что чувствую.

– Вы меня так любите, добрый, хороший!

– Я боготворю вас. Вы для меня все, все. Повторяю: без вас мне нет жизни. Расстаться с вами я не могу, не в состоянии!

– А все же расстаться нам придется!

– Нет, нет, этого не будет! Княжна Наталья Платоновна, вы мне дали слово быть моей женой. Я никому вас не отдам. Разлучить нас может Бог.

– Что же делать, что делать? – со слезами на глазах проговорила княжна-красавица.

– Вот что. Надо объяснить князю Платону Алексеевичу про нашу любовь.

– Вы думаете, что из этого выйдет что-нибудь? Это только рассердит папу. Теперь он вас любит, уважает, а тогда он запретит вам появляться в наш дом. Это непременно будет.

– Пусть что будет, то и будет, но у князя Платона Алексеевича я буду просить сегодня же, сейчас, вашей руки! – твердым голосом произнес Серебряков.

– Нет, Сергей Дмитриевич, вы этого не сделаете!

– Почему?

– А потому, что вы своею пылкостью можете и себе и мне повредить. До моей свадьбы с графом Баратынским еще далеко. Еще не было помолвки. Я упрошу папу отложить нашу свадьбу на год, он в этом мне не откажет. И не только свадьбу, но и благословение. Я только буду считаться невестой графа Баратынского. В течение года может многое перемениться. Знайте, Сергей Дмитриевич, я буду бороться до последней крайности. Слово, которое я вам дала, я помню. Будем же ждать более счастливого времени. Кто знает, может, как говорят, и на нашей улице будет праздник. Вы в Петербурге ведь не долго пробудете, да?

– Несколько дней.

– Приезжайте скорее, я буду вас ждать. Тогда мы поговорим, обсудим, что нам делать, а теперь папе вы ни слова не говорите. Пусть он покуда не знает ничего.

– Я готов исполнить все, что вы прикажете, княжна.

– Спасибо. Итак, успокойтесь: верьте и надейтесь. Хоть я в глазах папы и согласилась выйти за графа Баратынского, но едва ли это будет.

– Княжна! Ваши милые, дорогие слова, которые я запечатлею в своем сердце, укрепляют меня, одобряют и делают счастливым. Какое еще может быть счастье больше того, которым вы наделили меня? Ваша любовь, княжна, – счастье, большое счастье! – покрывая жаркими поцелуями руки княжны, проговорил молодой офицер.

– Итак, решено, Сергей Дмитриевич! Вы не скажете ни одного слова папе?

– О, конечно, конечно! Но княжна Ирина Алексеевна?

– За тетю не бойтесь: она слишком благородна и слишком любит меня и, делает то, что я хочу.

– Но объясните мне, княжна, что с вами? Ваша бледность, ваша худоба пугают меня.

– Когда я узнала, что папа хочет выдать меня за ненавистного человека, это слишком тяжело отозвалось на мне. Я много думала, много плакала… бессонные ночи… все это, как видите, отозвалось на мне. Но теперь я спокойна, совершенно спокойна. Папа отложит свадьбу, я это знаю. Я буду просить даже о том, чтобы и помолвка моя была отложена. Надеюсь, это вам, Сергей Дмитриевич, будет приятно, да? – с милой улыбкой спросила княжна-красавица у своего возлюбленного.

– Княжна, я с ума сойду от счастья, – целуя руку княжны, громко проговорил Сергей Серебряков.

– Я буду ждать, княжна, буду надеяться! – добавил он.

– Дожидайтесь и надейтесь; повторяю, что княжна Наталья Полянская сумеет сдержать свое слово. Поезжайте в Питер, исполните возложенное на вас поручение и приезжайте опять к нам в Москву. Постарайтесь сделать так, чтобы вы навсегда остались в Москве, понимаете?

– Но это не легко сделать, княжна.

– Постарайтесь, говорю. Нам необходимо быть ближе друг к другу.

– Придется выйти в отставку или взять продолжительный отпуск.

– Делайте как лучше, Сергей Дмитриевич, только, если вы меня любите, вам надо жить здесь, в Москве.

– Все, что вы приказываете, княжна, будет исполнено.

– Я не приказываю, а прошу, советую.

– Добавьте, княжна: как невеста жениху.

– Да, да! В качестве невесты, я, пожалуй, могу и повелевать вами, не так ли? – весело засмеявшись, проговорила красавица княжна.

– О! Вы – моя повелительница, а я – ваш раб.

– Повелительница хочет как можно чаще видеть своего раба.

– И это доставит ему неземное блаженство.