Текст книги "Золотой век"

Автор книги: Дмитрий Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 49 страниц)

XXVIII

В домике старика Данилы шли спешные приготовления к свадьбе; суеты и хлопот было много. Данило выдавал свою дочь, красавицу Ольгу, за Сергея Серебрякова.

Священник документов у жениха не спрашивал, да их у него и не было; в то время легко можно было обойтись и без документов при венчании.

Вот настал день свадьбы.

В этот день Серебряков был мрачен и задумчив: да и как было ему не задуматься. Он сам теперь не знал, кто он, что он за человек? У него не было имени, не было звания; гвардейский офицер Сергей Дмитриевич Серебряков не существует более в живых. И благодаря злым людям и кривде-ли-ходейке бедняга Серебряков очутился теперь и без имени, и без звания.

Напрасно утешала его любящая невеста; Серебряков был печален.

– Не утешай меня, Ольга, я самый несчастный человек на свете, – говорил он. – Последний работник, мужик, нищий и тот имеет имя и звание, а я? Я всего, всего лишен.

– Полно, милый, тебе вернут и твое имя, и твое звание…

– Нет, Ольга, нет… Мои недруги меня давно схоронили, они не захотят, чтобы я снова воскрес, – с горькой улыбкой проговорил Серебряков. – Я не знаю, Ольга, как ты решилась быть моею женой, ведь я отпетый и погребенный, – добавил он.

– Успокойся, Сергей, ты слишком озлоблен.

– А кто меня довел до этого, кто?

– Знаю, милый, люди… Но не все же люди злы… есть и добрые, хорошие…

– Все злы, все… Зло на земле свило себе гнездо… Впрочем, оставим про это, Ольга… Пусть этот день будет у нас одной радостью… Долой печаль!

– Вот и давно бы так, мой милый, а то и в самый день нашей свадьбы ты хотел остаться таким суровым и озлобленным. Я постараюсь, Сергей, своею любовью прогнать твое озлобление и суровость… Постараюсь, чтобы Божий мир опять стал для тебя прекрасным.

– Ольга, милая Ольга, я не стою твоей любви.

– Не смей так говорить, Сергей, не смей.

И красавица Ольга своей маленькой ручкой зажимает рот своему жениху.

Сергей Серебряков и Ольга свою свадьбу отпраздновали в тесном семейном кругу. Данило, кроме близких друзей, никого не приглашал на свадьбу; пиршества никакого не было.

Немногие приглашенные гости посидели час-другой, поздравили молодых, выпили «изрядно», закусили и разошлись по домам. Серебряков не стал жить после свадьбы в доме своего тестя, он снял себе небольшой домик в окрестностях Киева и стал там жить с молодой женой. Жить с тестем Серебряков посчитал небезопасным для себя: недруги скорее могли его разыскать в доме Данилы.

Мы уже знаем, что Данило в бытность свою в Петербурге сказал, что Сергей Серебряков живет в его доме, в Киеве; сказал он это петербургскому обер-полицеймейсте-ру Рылееву.

Хоть и раскаялся потом Данило, зачем сказал про Серебрякова, но слово сказанное – не воробей, его не поймаешь. Поэтому-то Серебряков и оставил дом своего тестя и поселился отдельно.

Серебряков был нравственно убит, и если бы не Ольга, которая умела разгонять своею любовью его мрачное настроение, он, может быть, в сильном отчаянии прикончил бы свои дни, рассчитался с жизнью, которая принесла ему столько несчастья и горя.

Нечего говорить о той горячей любви, которую питал Серебряков к своей молодой жене; прежняя его любовь к княжне Полянской была совсем забыта.

Прошел год, другой после свадьбы. Серебряков свыкся со своим положением и, живя в совершенном уединении с милой, любящей женой, стал забывать свое минувшее горе, свое несчастье. Серебряков и Ольга жили только друг для друга, другой жизни для них не существовало.

Жили они скромно, тихо, не заводили ни с кем знакомства, к себе никого не принимали и сами выходили из своего домика очень редко, и то только к старику Даниле.

Ольга по-прежнему продолжала любить своего отца с матерью и часто с ними виделась у них в доме и у себя.

Данило и его жена чуть не каждый день навещали свою милую дочку. Данило был человек не бедный, он купил зятю и дочери тот красивенький и уютный домик, который они снимали; к домику примыкал большой тенистый сад; в нем в летнюю пору Серебряков и его жена работали от ранней зари до позднего вечера: сажали цветы, рыли гряды для огорода, сажали разные овощи; ходили за плодовыми деревьями, которых в их саду было множество.

Прислужников у них было только двое – дворовый сторож и старуха.

По хозяйству Ольга везде была сама.

Серебряков жил в Киеве под именем Сергея Золотова, – такой паспорт смастерил ему один приказный, выгнанный со службы за пьянство.

Соседи недолюбливали Серебрякова и его жену за их замкнутую жизнь, за их нелюдимость; порываясь познакомиться с Серебряковым и с его женою, они получали сильный отпор.

– А тут что-нибудь неспроста… Оба молодые, оба красивые, недавно только повенчаны, а живут ровно отшельники какие. Ни сами в гости не ходят, ни к себе гостей не зовут, и к тому же ни с кем знакомиться не хотят, – говорили соседи про Серебрякова и про его жену-красавицу.

Редкая красота Ольги смущала не только молодежь, но даже и стариков.

Невдалеке от скромного домика Серебрякова находились большие роскошные палаты польского магната Казимира Вальковского, ясновельможного пана.

Казимир Вальковский, несмотря на свои шестьдесят лет, смотрелся еще молодец-молодцом, статный, рослый, плечистый. В его длинных усах, а также и в черных волосах на голове только кое-где серебрился волос; и глаза у пана Вальковского, черные, глубокие, далеко были не стариковские; эти глаза, устремленные на какую-нибудь красавицу, заставляли ее невольно краснеть и смущаться.

Пан Казимир был вдов и бездетен, жил в своих роскошных палатах почти один; впрочем, с ним жило немало «прихлебателей», то есть польских шляхтичей, на панских хлебах.

Некоторых своих нахлебников пан Казимир плохо знал и видал только в торжественные праздники, когда все живущие в панских хоромах должны были поздравлять пана с праздником и вместе с ним за одним столом обедать. А в обыкновенные дни обедали панские нахлебники в его столовой, а самому пану Казимиру подавали обед всегда в кабинет.

Кроме нахлебников, у пана Вальковского было дворовых холопов человек сто да охотников человек с полсотни.

Пан Казимир был страшный любитель охоты, и выезды его на охоту были блестящи; охотники подобраны были молодец к молодцу, в одинаковых нарядных кафтанах, украшенных гербами пана Казимира, и кони у охотников были тоже на подбор.

Широко и богато жил ясновельможный пан Казимир Вальковский в стольном Киеве.

Он пользовался всеобщим уважением горожан за свои дела благотворительности. Пан Вальковский, обладая большим богатством, получая огромные доходы, не жалел денег и большую часть своего дохода отдавал бедным и неимущим. Вальковский перешел из католицизма в православие, но все же в душе оставался поляком.

Как-то совершенно случайно Казимир Вальковский увидал жену Серебрякова, Ольгу, и прельстился ее красотою.

Вальковский решил познакомиться со своей очаровательной соседкой и для этого приехал к Серебряковым с визитом.

Ни Серебряков, ни его жена не ожидали такого визита и были очень удивлены, когда около их скромного домика остановился великолепный экипаж пана Вальковского.

Волей-неволей они были принуждены принять богатого и влиятельного соседа.

Вальковский удивил Серебрякова и его жену своим обращением; он говорил так просто и ласково.

Вальковский, посидев несколько минут, уехал домой, предварительно взяв слово с милых соседей приехать к нему запросто провести в дружеской беседе вечерок.

Хоть и не хотелось Серебрякову и Ольге поддерживать знакомство с богатым соседом, но вежливость требовала, чтобы они отплатили ему за его любезность любезностью, и Серебряков с женой отправились в роскошные панские хоромы.

Казимир Вальковский радушно и ласково встретил своих милых соседей, показал им весь свой дом, засыпал их своею любезностью и предупредительностью.

Пробыв несколько времени у Вальковского, Серебряковы хотели было идти домой, но радушный хозяин не пустил их без ужина.

Отделка столовой палаты, богатство сервировки стола, изысканные кушанья, тонкие вина и редкие фрукты не могли не удивить Серебрякова и его жену.

Проводив гостей, Вальковский направился в свой кабинет; время было довольно позднее; он лег спать, но сон бежал от пана: красавица соседка заняла все его мысли, его воображение.

«Что это, уж не влюблен ли я? В мои-то годы? Этого еще недоставало. А хороша, чертовски хороша соседка! Мое богатство, моя жизнь, кажется, произвели на нее впечатление. Молодость моя прошла, и мне остается только своим богатством привлекать внимание женщин. А, кажется, соседи мои не из богатых! Я желал бы, чтобы они совсем были бедные, тогда мне легче было бы покорить сердечко красотки Ольги. О, если бы мне пришлось обладать ею, я почитал бы себя счастливейшим человеком в мире! Надо добиться взаимности, и я добьюсь этого, чего бы мне это ни стало… Да, да, Ольга будет моею», – таким-то мечтам предавался пан Казимир Вальковский.

Но мысли богатого, ожиревшего поляка были несбыточные, невозможные.

Красавица Ольга крепко любила своего мужа, и никаким богатством в мире нельзя было ее прельстить. Пан Казимир стал часто бывать в домике Серебряковых и большею частью старался в такое время, когда Серебряков отлучался куда-нибудь из дома.

Серебряков не придавал большого значения частым посещениям богатого соседа, только сожалел, что пан Казимир, «как нарочно», не застает его дома.

Как-то однажды, в отсутствие Серебрякова, к Ольге приехал пан Вальковский. Молодая хозяйка не особенно была рада этому приезду; богатый и знатный сосед стал ей надоедать.

На этот раз Вальковский приехал не с пустыми руками, а привез Ольге золотой массивный браслет с крупными бриллиантами; больших трудов стоило ему упросить Ольгу, чтобы она приняла этот подарок.

На этот же раз пан Казимир стал восхвалять Ольге ее редкую, чарующую красоту.

Ольга с неудовольствием остановила важного пана такими словами:

– Я вас прошу, пан, подобного мне никогда не говорить!

– Как, вы запрещаете мне восхвалять вашу красоту? – чуть не с удивлением воскликнул Вальковекий.

– Да, запрещаю.

– Но это, Ольга Даниловна, несправедливо, я должен не только восхвалять вашу дивную красоту, но даже преклоняться перед нею, что я и делаю, – при этих словах пан Казимир Вальковский опустился на колени перед молодой женщиной.

– Что вы, пан, делаете, что делаете?

Ольга была в большом смущении.

– Преклоняюсь перед вашей красотой.

– Встаньте, встаньте.

– Нет, нет, я должен на коленях вымаливать вашу любовь…

– Мою любовь… Да вы, пан, с ума сошли, – моя любовь принадлежит мужу.

– Уделите мне хоть частицу вашей любви, и все свое несметное богатство я сложу у ваших чудных ножек. Я окружу вас сказочной роскошью, таким великолепием, что вам станут завидовать все женщины в мире.

– Из ума вы выжили, пан, на старости лет, что вздумали покупать мою любовь богатством да роскошью… Повторяю, моя любовь принадлежит, мужу… Да встаньте же, вельможный пан, чего вы по полу ползаете… Ну, мой муж в таком виде вас застанет… Да вон он, легок на помине, – почти весело проговорила молодая женщина, показывая рукою на дверь.

А в дверях стоял бледный как смерть Серебряков.

XXIX

– Как… вы… вы были здесь? – с большим смущением проговорил пан Вальковский, быстро вставая с колен.

– Да, я был здесь и видел, как вы, ясновельможный пан, перед моей женой стояли на коленях, – мрачно и насмешливо ответил Серебряков.

– Ольга, объясни, что все это значит? – обратился он к жене.

– Не спрашивай, Сергей, после, после я все расскажу тебе.

– Зачем после, я хочу, чтобы ты мне сейчас сказала, пояснила, зачем этот пан стоял перед тобой на коленях? – возвышая голос, проговорил Серебряков.

– Он сказал, что любит меня.

– А как думает ясновельможный пан Казимир Вальковский, честно ли он поступил, сказав замужней женщине, что он ее любит?.. Честно ли это, пан?

– Я… я готов вам дать…

– Что, что дать?

– Что дают в таких случаях? – удовлетворение.

– Удовлетворение, вот что…

– Я предоставлю вам право выбрать оружие.

– Спасибо, спасибо, вы очень добры, пан… Но только я отказываюсь…

– Как, вы отказываетесь от дуэли? – с удивлением вскрикнул Казимир Вальковский.

– Да, да… отказываюсь… Не подумайте, пан, что я трушу… Я только не хочу рисковать своею жизнью.

– Вот что… Но я должен же дать вам какое-нибудь удовлетворение. Вы, вы, государь мой, вправе требовать с меня чего хотите…

– Хорошо. Я потребую у вас, чтобы вы навсегда бросили ухаживать за моей женой… ведь Ольга не подавала вам повода, не так ли, пан?

– О, разумеется, разумеется…

– Итак, пан, вы дадите мне слово перестать ухаживать за моей женой.

– Даю, даю, – несколько подумав, ответил Казимир Вальковский.

– Честное слово?

– Да, да, честное, панское.

– Это еще не все, пан.

– А что еще вам надо?

– Мне и моей жене надо, чтобы вы, пан Казимир Вальковский, месяца на два, на три уехали из Киева.

– Зачем же, государь мой, вам это?

– Нам так надо, пан… Ведь вы сами же сказали, что все готовы исполнить по-моему. А я требую, кажется, у вас очень немногого…

– Хорошо… я… я уеду. Еще чего вы хотите?

– Последнее, пан, это оставить сейчас же наш дом, – голосом, не требующим возражения, проговорил Серебряков.

– Я… я сейчас уйду, но мне не хотелось бы уезжать, не объяснившись с вами.

– Какое же еще объяснение… Уходите. Прощайте.

Сконфуженный и растерянный пан Казимир Вальковский поспешил оставить домик Серебряковых.

Он был рад, что так дешево отделался от большой неприятности, и ругал свое увлечение.

«Нет, довольно, пора оставить все эти шашни, пора перебеситься. Вот влопался-то, ведь за это можно поплатиться жизнью. А муж красотки или струсил, или просто не нашел для себя удобным выходить со мною на дуэль. Надо выполнить данное слово и уехать на время из Киева… Да, да, я уеду», – так рассуждал сам с собой пан Вальковский.

И точно он сдержал свое слово – уехал из Киева в одно из своих богатых имений, пробыл месяца три и, когда, по прошествии этого времени, вернулся в свой дом, то первым делом пана Вальковского было узнать про своих молодых соседей или скорее про красавицу Ольгу; о ней он спросил у своего домоправителя.

– Ни соседа, ни его жены давным-давно нет, ваша ясновельможность, – с низким поклоном ответил пану Вальковскому домоправитель.

– Как нет! Куда же они девались? – меняясь в лице, воскликнул пан Вальковский; он все еще не забыл редкую красоту своей соседки; три месяца отлучки из Киева нисколько не потушили его любовного жара.

– Уехали, ясновельможный пан.

– Куда, куда уехали?

– Вот этого, как я ни старался, никак не мог узнать…

– Странно… Давно ли они уехали?

– Давно, пожалуй, месяца два будет.

– Кто же теперь живет в их доме?

– Какие-то новые владельцы, ясновельможный пан…

– Стало быть, дом продан? – спросил с тревогою у домоправителя пан Вальковский.

– Продан, продан.

– Неужели так никто не знает, куда уехали наши соседи?

– У многих я спрашивал, ваша ясновельможность.

– Ну, и что же?

– Никто не знает, говорят, уехали далеко, а куда – не знают.

– Странно, непонятно.

– Я и сам, ваша ясновельможность, много дивуюсь, куда это уехали наши соседи! – проговорил домоправитель.

– Может, они и не выезжали никуда из Киева, – продали дом и поселились где-нибудь здесь?

– Нет – выехали, выехали. Я это верно знаю…

– По догадке, что ли?

– Помилуйте, как можно по догадке. Я лично видел, как наши соседи укладывали на возы свои пожитки.

– Ну, ну, хорошо! Оставим про то говорить. Для меня теперь все равно, куда бы они ни уехали, – проговорил пан Казимир Вальковский; он не хотел выдавать себя перед своим домоправителем; из всех панских домочадцев и его прислужников никто не знал, не ведал про его любовь к красавице Ольге. Пан Казимир держал это в большом секрете и о своем увлечении никому не говорил.

Объясним, куда так неожиданно уехали из Киева Сергей Серебряков и его жена.

Серебряков и Ольга почитали для себя неудобным оставаться в своем доме; они решили совсем уехать из Киева и стали искать покупателя на свой дом.

Покупатель скоро нашелся и купил за хорошие деньги владение Серебрякова.

Серебряков со своею женой уехал в Крым, недавно присоединенный к Российскому государству храбростью русских солдат и их предводителем «великолепным князем Тавриды».

Как ни хорош был Киев, как ни красив своим местоположением, но Крым Серебрякову нравился еще больше, его давно манило туда, на юг.

Ольга, как ни жаль было ей расставаться со своим отцом и матерью, не стала возражать своему мужу и охотно с ним поехала; к тому же Серебряков стал последнее время все чаще и чаще прихварывать, – все те несчастия, какие ему пришлось испытать в своей жизни, имели пагубное влияние на его здоровье.

В Крыму он думал поправиться; а еще ему хотелось быть подальше от вельможного пана Вальковского.

Как уже сказали, Крым только недавно был присоединен к России, и рады были, если кто из русских переселялся туда.

Серебряков за баснословно дешевую цену приобрел большой участок земли в красивой местности, где теперь находится Ялта, построил дом просторный и красивый. Денег на постройку дал им старик Данило.

Серебряков и Ольга скоро привыкли к своему новому жилищу.

Благодатный климат произвел на больного Серебрякова прекрасное действие, он стал быстро поправляться, к тому же много способствовала его выздоровлению красавица Ольга; она почти все время неотлучно проводила около больного мужа и ухаживала за ним, как самая тщательная сиделка.

По своем выздоровлении Серебряков принялся за возделывание винограда, из винограда приготовлял вино.

Так тихо, вдали от суеты, жил Серебряков со своей любящей женой.

Мало-помалу он стал забывать свое былое несчастие и так бы прожил всю свою жизнь, если бы судьба не столкнула его с главным виновником своего несчастия. До Серебрякова и его жены долетело известие, что императрица Екатерина предпринимает путешествие в Крым.

Скоро во всем Крыму пошли спешные приготовления к пышной встрече государыни; этими приготовлениями заведовал, на правах хозяина, светлейший князь Потемкин, главный виновник присоединения к России Крыма; по воле императрицы к фамилии Потемкина присоединено было еще «Таврический».

Невдалеке от дома Серебрякова воздвигались триумфальные арки и временный великолепный дворец для императрицы.

Работали не сотни, а тысячи рук; работами заведовали доверенные лица Потемкина.

Пошел слух, что и сам светлейший приедет посмотреть работы.

Услыхал это и Серебряков; в его памяти воскресли все те несчастия, которые пришлось ему перенести благодаря прихоти Потемкина; его сердце теперь наполнилось злобой к виновнику своих бед и несчастий.

– Ольга, ты слышала, кто сюда едет? – проговорил Серебряков, входя в комнату своей жены; на его похудалом лице видна была тревога, беспокойство.

– Государыню ожидают, ведь так? – ответила ему молодая женщина.

– Да, но раньше государыни сюда приедет мой злейший враг.

– Кто? Потемкин?

– Да, его ждут на днях…

– Так что же, неужели ты встревожен от этого?

– Да, да… Этот слух меня встревожил. Я просто не знаю, что мне делать. Если я увижу Потемкина, я, боюсь, не сумею сдержать себя. Через него я, Ольга, вытерпел страшное мучение…

– Сергей, помнишь, я тебе сказала, что отомщу за тебя твоему злейшему врагу, помнишь?

– Ну, конечно, помню…

– Я сдержу, милый, свое обещание.

– Как, Ольга, ты будешь Потемкину за меня мстить? – с удивлением воскликнул Серебряков.

– Да, не думай, Сергей, что для этого у меня не хватит силы, мужества.

– Ho как же ты ему будешь мстить?

– Не бойся, милый, я не убью Потемкина. Нет… я, я заставлю его пресмыкаться у моих ног, он будет просить, как милости, моей любви, и я, насмеявшись над ним, оттолкну его, и ты увидишь, какова будет моя месть, – проговорила громко красавица – глаза ее сверкали недобрым огоньком.

– Ольга, я бы простил Потемкину, все простил, если бы он раскаялся, передо мною извинился…

– Он будет у тебя, Сергей, просить прощенья.

– Ну, этого от него я не ожидаю, да едва ли Потемкин на это решится. Он теперь высоко стоит, недосягаемо, – возразил Сергей Серебряков.

– А я повторяю тебе, милый, он будет у моих ног… И тогда мы вместе с тобой над ним посмеемся.

Князь Потемкин прибыл в Крым для осмотра работ. По мановению его руки там совершались чудеса: строились и сооружались не только отдельные дома и дворцы, но даже целые города, прокладывались новые дороги, разбивались сады и аллеи. Времени для работы оставалось мало, работали даже ночью при свете смоляных бочек, факелов и костров.

Работами Потемкин остался доволен.

Как-то, проезжая мимо дома Серебряковых, он увидал стоявшую у ворот Ольгу.

На красавице был надет дорогой восточный наряд, который к ней так шел и придавал ей еще больше красоты и привлекательности.

Потемкин ехал верхом, он приостановил своего коня и как-то невольно залюбовался Ольгой.

Самодовольная улыбка появилась на хорошеньких губках молодой женщины; она нисколько не растерялась от пристального взгляда Потемкина и, подняв на него свои дивные глаза, сказала:

– Князь, что вы так пристально на меня смотрите?

– Любуюсь вашей чудной красотой; скажите, вы здешняя татарка, так?

– Я русская, князь.

– А зачем же на вас такой наряд?

– Я ношу то, что мне нравится…

– Вы во всяком наряде были бы обольстительно хороши…

– Не влюбитесь в меня, князь.

– Я уже влюблен…

– Как, так скоро? – улыбнулась Ольга.

– Любовь не знает времени, – ответил Потемкин.

Он сошел со своей лошади, бросил поводья казаку, который сопровождал его, и подошел к Ольге.

– Князь, зачем вы сошли с коня? – кокетливо посматривая на Потемкина, спросила у него молодая женщина.

– Затем, красавица, чтобы познакомиться с вами.

– Не советую, князь, вам это делать.

– Почему же?

– О, князь, бойтесь меня…

– Не бояться вас надо, а благоговеть перед вами, преклоняться. Скажите, вы замужняя?

– Да, у меня есть муж.

– О, какой он счастливый; вы его любите?

– Нет.

– Как, вы не любите своего мужа?

– Ну да, не люблю… Чему же вы удивлены, князь?

– Нет, я не удивлен, я так… Вы позволите мне к вам зайти, я устал и хочу пить.

– Пожалуйста, князь, в моем доме вы найдете себе отдых и доброе вино.

– Как мне вас благодарить?

– Еще не за что, князь, меня благодарить. Давайте вашу руку и пойдемте ко мне.

– Вместе с рукой я хотел бы отдать вам, очаровательная женщина, и свое сердце, – тихо промолвил князь Потемкин, не спуская своего страстного взгляда с красавицы.

Потемкин был уже ею увлечен; он всегда быстро увлекался красивыми женщинами.

– О, князь, вы слишком поспешны, – и красавица Ольга кокетливо погрозила Потемкину и повела его в свой дом.