Текст книги "Золотой век"

Автор книги: Дмитрий Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 49 страниц)

III

Потемкин не заставил дожидаться в своей приемной Серебрякова и скоро его принял.

– Здравствуйте, рад вас видеть, господин Серебряков. Поздравляю с милостью ее величества, вы теперь совершенно свободны, и всякая ответственность с вас снимается, вы остаетесь в гвардии и производитесь в следующий чин, нужные к тому документы получите из военной коллегии, – такими словами встретил Григорий Александрович молодого офицера.

Молча, наклонением головы, Серебряков поблагодарил всесильного Потемкина за радостное сообщение.

– Я надеюсь, вы забудете весь тот разговор, который несколько времени тому назад произошел между нами в крепости.

– Я уже забыл его, ваше превосходительство! – холодно отвечал Серебряков.

– Тем лучше. Надеюсь, этот разговор никогда не повторится?

– Я тоже надеюсь, генерал.

– Да, да. Это было мое маленькое увлечение.

– Вы ничего больше не имеете мне сказать, ваше превосходительство?

– Ничего. Впрочем, я не желал бы, чтобы вы смотрели на меня, как на вашего соперника, на вашего недруга.

– Прощайте, ваше превосходительство!

– Вы уже уходите?

– Ведь все, что надо было мне сказать, вы сказали, ваше превосходительство?

– Да, да, сказал. Наверное, от меня вы пойдете к своей невесте? Ведь так? Передайте княжне мое приветствие. Надеюсь, вы ни слова не скажете ей о разговоре, происшедшем между нами в крепости?

– Нет, не скажу, будьте спокойны, – несколько подумав, ответил Потемкину Серебряков.

– Даете мне честное слово?

– Даю…

– Спасибо, спасибо!

Потемкин протянул Серебрякову руку, которую Серебряков пожал, хотя и против своего желания.

Выйдя из роскошного помещения Потемкина, Серебряков остановился в нерешительности, куда ему направить свой путь: идти ли прямо в дом князя Полянского или прежде хотя немного привести себя в порядок.

Он имел странный вид. Волосы на голове у него отросли чуть ли не космами; к лицу его в течение долгого времени не прикасалась бритва, и он оброс густой, окладистой бородою. Как в волосах на голове, так и в бороде серебрились седые волосы.

Серебряков страшно похудел, осунулся и, несмотря на свои молодые годы, высматривал стариком.

Жизнь дала себя знать молодому офицеру и состарила его прежде времени.

Кроме того, Серебряков страшно обносился. Мундир его превратился чуть ли не в лохмотья, сапоги тоже.

Мог ли он явиться в таком виде в аристократический дом князя Полянского?

Он очутился в довольно неприглядном положении: без квартиры, без денег. У него были какие-то гроши, но этого хватило только на бритье и стрижку.

Близких знакомых у Серебрякова в Петербурге не было. Не к кому было идти, чтобы занять несколько рублей на то, чтобы хоть немного привести свой костюм в порядок.

Призадумался бедняга Серебряков: что делать, как быть, куда идти?

Судьба не баловала его и наложила на него свою тяжелую руку.

Побрел он в военную коллегию, надеясь, что там ему дадут на обмундировку…

Нельзя ему, гвардейскому офицеру, щеголять в рваном, засаленном мундире.

Но и тут неудача. День был табельный, и в канцелярии военной коллегии никого не находилось.

– Вот она – судьба-то лиходейка! Всюду за мной, так по следам моим и идет… Вот и на волю я, оправданный, да еще произведенный в следующий чин: капитан гвардии, в рваном мундиришке и без копейки в кармане, мало того – и без пристанища. Положим, пристанище-то я себе найду: в казармах с солдатами переночую, там покормят меня… Товарищи узнают, засмеют… Занять бы у кого-нибудь денег… Да как я Явлюсь в таком виде, кто мне поверит? Кто поверит, что я капитан гвардии? Ну, да и то сказать, до завтра как-нибудь проживу, за ночлег на постоялом дворе у меня есть чем заплатить. А завтра в военной коллегии мне дадут и диплом на звание, и денег. Тогда я смело явлюсь в дом князя Полянского и увижу княжну… А давно я не видал ее. Да и здесь ли она, может в Москву уехала… А есть страшно хочется, закусить в харчевне, денег на это хватит!

Так рассуждал Серебряков, идя по «Невской першпективе».

Хотя ни денег, ни пристанища не было у Серебрякова, однако на сердце было весело. Желанная свобода приносила ему это веселье!..

Стояла ранняя весна. Март был на исходе. Погода была теплая, ясная. Солнечные лучи давно согнали снег, и петербургские улицы были почти сухи. Только в садах да кое-где на улицах виднелись небольшие кучи почернелого снега.

День клонился к вечеру, и солнце скрылось за горизонтом.

Повеяло вечернею прохладой.

Как хорошо показалось Серебрякову на улицах Петербурга после душного каземата Шлиссельбургской крепости! Он вдыхал полной грудью весенний воздух и шел не спеша.

Да куда ему было спешить: казармы, со своим затхлым, пропитанным сыростью воздухом, не манили его. Он дошел до Адмиралтейства и сел отдохнуть на одну из скамеек, которые находились в только что разбитом сквере.

Серебряков не заметил, что за ним давно следит проходимец Михайло Волков.

Он подошел к скамье, на которой сидел Серебряков, и сел почти с ним рядом.

Волков не спеша вынул кисет, набил табаком маленькую трубку и посредством огнива закурил ее.

Покурив немного, он вынул трубку изо рта и, поднеся ее почти к самому лицу Серебрякова, сказал:

– Не желаете ли?

– Нет, не желаю! – отстраняя трубку и с удивлением посматривая на незнакомого ему человека, ответил Серебряков.

– Напрасно, табак – знатный, дорогой!..

– Я не курю…

– Не курите – другое дело, а я вот без этого зелья жить не могу, мне ни еды, ни питья не надо, а была бы трубка с добрым табаком…

– Привычка!..

– Да, привычка, обратившаяся в страсть… Доктора находят, что вредно курить, но я им не верю, я вообще не люблю ни в чем себе отказывать… Вы вот, небось, удивлены, что я ни с того ни с сего стал с вами разговаривать?..

– Я… нисколько…

– А хотите, вот я сейчас вас возьму да и удивлю, – проговорил Михайло Волков, не спуская своего проницательного взгляда с Серебрякова.

– Чем же вы меня удивите? – спросил его с улыбкой Серебряков.

Его стал интересовать Волков.

– А тем вот, вы не знаете, кто и что я, а я вот знаю, кто вы!..

– Вы меня знаете?

– Да, знаю.

– Может, но только вас я впервые вижу.

– И знаю, откуда вы вышли и где были…

– Ну, это едва ли вы знаете…

– Хотите скажу?

– Говорите!

– Вышли вы из Шлиссельбургской крепости и были у влиятельного человека Григория Александровича Потемкина!..

– Как!.. Как это вы могли знать? – с удивлением воскликнул Серебряков.

– Вот и удивились! – со смехом промолвил Волков. – А я могу удивить вас еще больше! – добавил он.

– Чем еще?

– А тем, я знаю, кого вы любите.

– Ну, уж это знать невозможно!

– Знаю: княжна-красотка сушит ваше сердце!..

– Послушайте, кто вы!?

Удивлению Серебрякова не было предела.

– Кто я? Такой же человек, как вы… только мой глаз далеко видит, мои уши далеко слышат…

– Вы… вы сыщик!..

– Фи!.. Что вы говорите, таким постыдным ремеслом я не занимаюсь!

– Так кто же?.. Кто вы?

– Прежде всего я дворянин, звать меня Михайлом, отца звали Николаем, а прозвище мое звериное – Волков, хотя на зверя я, как видите, нисколько не похожу!..

– Но как же вы знаете… Как же вы узнали?

– Говорю, уши у меня долгие, глаза острые!..

– Это не ответ, – с удивлением осматривая здоровую коренастую фигуру Волкова, промолвил Серебряков.

– Какого же вам еще ответа нужно?

– Нет, нет, вы должны сказать, должны ответить…

– Ничего я вам не скажу и ничего не отвечу… А вот что, господин Серебряков, лучше-ка пойдемте со мной в кабачок к немке, выпьем, закусим там…

– Вы знаете мою фамилию?

– Даже знаю имя и отечество… Звать вас Сергей Дмитриевич, ведь так?.. – Волков как бы наслаждался смущением и удивлением Серебрякова.

– Это просто непостижимо… Вы или сыщик, или…

– Или колдун… Так и ладно!.. Называйте меня колдуном, а для первого знакомства пойдемте-ка к немке: она нас и напоит, и накормит.

– Но у меня нет…

– Денег?.. Это не беда, пустяки, у меня зато есть!

– Ваши деньги так при вас и останутся.

– Это верно… А хотите малую толику я уделю вам…

– Взаймы?..

– Разумеется, с отдачей, только без процента…

– Одолжите, одолжите мне несколько рублей… Я заплачу вам… Я завтра получу!..

– Пойдемте к Дрезденше [9]9
  Содержательница известного в то время ресторана.


[Закрыть], там и поговорим…

– Нет, нет, туда я не пойду…

– Почему?..

– Там могу я встретить знакомых, товарищей офицеров, а я в таком виде…

– Да, вид-то у вас не презентабельный!.. Ну, Дрездешпу побоку, пойдемте в другой кабак! Мы выберем такой, куда господа офицеры не заглядывают. Там, пожалуй, будет и посытнее, и подешевле.

– Но как же я с вами пойду, я вас совсем не знаю…

– Зато я вас знаю… Идем!

На Невском проспекте в то время было немало различных кофеен, трактиров и кабаков, куда ходили петербуржцы закусывать, обедать, пить кофе, вино, играть в карты, кости.

В одном из таких кабачков за отдельным столиком поместились Михайло Волков и Сергей Серебряков. Волков потребовал вина и разных закусок.

Голодный Серебряков с жадностью принялся за еду и вкусные блюда и запивал хорошим крепким вином.

Питательная пища и вино подкрепили его ослабевший организм. На его бледных исхудалых щеках появился румянец, глаза оживились; он стал весел и разговорчив.

Различные шутки и прибаутки, которые рассказывал Волков, заставляли его смеяться до упаду.

Выпитое вино заставило его забыть и былое горе и теперешнее незавидное положение.

– Знаете ли, Волков, мне сама судьба послала вас, как доброго гения. Скажу вам откровенно, денег у меня было так мало, что едва бы хватило заплатить за тарелку простых щей. Я, право, никак не мечтал о таком роскошном ужине. В долгу у вас я не останусь. Я завтра все, все заплачу вам. Завтра у меня будут деньги, я вам отдам! – косеющим от выпитого вина языком проговорил Серебряков.

Он начинал пьянеть. Голова у него кружилась.

– Стоит ли говорить о таких пустяках. Свои люди – сочтемся. Давайте-ка выпьем еще по чарочке за здоровье вашей невесты, княжны Натальи Платоновны! – наливая Серебрякову полный бокал крепкого вина, проговорил Волков.

– За здоровье княжны? Да, да! Я так ее люблю, так люблю. А Потемкин у меня ее хочет отбить, но это ему не придется, ведь так, Волков? Что-то у меня так страшно кружится голова, я почти ничего не вижу. Волков, где же вы?

– Да, здесь… Не соснуть ли нам, а? Пойдемте-ка, право…

– А куда вы меня повезете?.. К себе?

– Ну, разумеется, у меня квартира хорошая.

– К вам… я… готов ехать. А сознайтесь, Волков… вы колдун!.. Как вы узнали про мою любовь?

– Пойдемте, дорогою вам расскажу!

– Честное слово?..

– Ну, разумеется!

Серебряков с помощью Волкова вышел из кабачка, у подъезда которого стояла крытая повозка, запряженная тройкою лихих коней.

Серебряков, тоже при помощи Волкова, сел в повозку. Рядом с ним поместился Волков.

Кучер тряхнул вожжами, и кони вихрем понеслись по опустелым улицам Петербурга.

Было уже за полночь.

IV

– Это просто непостижимо! Здесь какой-то заколдованный город, право. Здесь люди исчезают, пропадают неизвестно куда, – такие слова встревоженным голосом проговорил князь Платон Алексеевич Полянский, обращаясь к своей сестре княжне Ирине.

– Что же, офицер Серебряков не отыскан?

– Нет.

– Странно!

– Более чем странно, удивительно, непостижимо!

– Какой-то рок преследует беднягу Серебрякова.

– Тут неспроста, а что-нибудь да кроется. Я постараюсь проникнуть в эту тайну… Я… я должен это сделать. Серебряков мне не чужой, не посторонний… Что будет с бедной Наташей, когда она узнает об исчезновении своего несчастного жениха.

– Надо непременно это скрыть от Натали.

– Как ни скрывай, узнает.

– Известно ли об этом императрице? – спросила у брата княжна Ирина Алексеевна.

– Не знаю; думаю, что нет. Но я доведу до сведения ее величества… я, я все расскажу государыне… В исчезновении Серебрякова есть какая-то тайна, и государыня раскроет эту тайну, она прикажет живым или мертвым разыскать Серебрякова, и его найдут, непременно найдут.

– С Потемкиным ты об этом говорил?

– Говорил…

– Ну, и что же он?

– Григорий Александрович сам удивляется не меньше моего. Серебряков, по выходе из тюрьмы, был у Потемкина; Потемкин объявил ему милость императрицы. Ведь Серебряков произведен в капитаны гвардии.

– Неужели? – удивилась княжна Ирина Алексеевна.

– Разве ты не слыхала об этом?

– В первый раз слышу. Бедный Серебряков! Ему предстояла такая блестящая карьера…

– А тут, как на грех, он пропадает.

– Надеюсь, полиция об этом знает?

– Я сам ездил к Рылееву и просил его… Вся полиция поставлена на ноги. Сыщикам я обещал большую награду.

– Может, отыщут.

– Едва ли! – задумчиво проговорил князь.

– Почему, брат, ты думаешь, что полиция не отыщет Серебрякова?

– Потому что его едва ли станут держать в Питере.

– Ты, брат, думаешь, что он опять попал в неволю, в заключение?

– Без сомнения… Если бы Серебряков был на воле, то не стал бы скрываться и к нам бы первым пришел.

– Да, да, ты прав…

– Может, его и в живых нет.

– Что ты говоришь? – с испугом воскликнула княжна Ирина Алексеевна.

– Очень возможно, что Серебрякова убили.

– Да кто на это решится, кому он помешал?

– Эх, матушка, злому человеку немного надо.

– Но, кажется, у него не было врагов.

– А почем мы знаем?.. Вот нашелся же человек, который ни в чем неповинного Серебрякова держал под замком… морил его в неволе.

– Ты про себя говоришь?

– А то про кого же?

– Раскаиваешься, это хорошо, мой брат.

– Раскаиваюсь, только, кажется, поздно.

– О, раскаяние никогда не может быть поздним.

– Премного я виноват перед Серебряковым и свою вину я хотел загладить, хотел за него дочь выдать… И что же, он пропадает, и все розыски ни к чему не приводят… Серебряков как в воду канул, – печально проговорил князь Платон Алексеевич, опуская свою седую голову.

Неожиданное исчезновение вновь произведенного в капитаны гвардии Серебрякова наделало в Петербурге немалый переполох и говор.

Говор этот дошел и до дворца.

Императрица была сильно встревожена и недовольна.

Как только государыня услыхала, что Серебряков пропал, потребовала тотчас же обер-полицмейстера.

Скоро в кабинете императрицы появилась тучная фигура бригадира Рылеева; сделав низкий поклон, начальник полиции остановился в вопросительной позе.

– Что же это такое, господин бригадир, в Питере делается, а? На что это похоже, спрашиваю я тебя? – сдвинув брови, сердито проговорила императрица обер-полицмейстеру.

– Ваше величество…

– Извольте слушать, господин бригадир, что вам говорят… Чтобы капитан гвардии Серебряков был разыскан… Я требую, я так хочу…

– Ваше величество…

– Без всяких отговорок!.. Странные дела творятся, сударь, в Питере, странные… Человек идет по улице и вдруг – нет его, исчезает, как сквозь землю проваливается… И происходит это в благоустроенном городе, в столице… Это из рук вон… Слышите ли, чтобы Серебряков был разыскан.

– Слушаю, ваше величество, я… я приму меры… я…

Бедный бригадир Рылеев как огня боялся гнева императрицы, и во время ее речи он то бледнел, то краснел, наконец закашлялся.

– Вы простудились, что ли, сударь?

– Простите, ваше величество.

– Ты, бригадир, не тот стал, каким был прежде, – заметила государыня.

– Состарился я на службе вашему величеству.

– Ну, еще годы твои не особенно большие, ожирел ты, обрюзг… Не мешало бы тебе, бригадир, полечиться, – уже с обычной своей улыбкой проговорила государыня, гнев у нее прошел, и в словах императрицы слышался шутливый тон. – Итак, господин бригадир, Серебряков будет отыскан, для сего ты примешь все меры.

– Приложу все старания к тому, ваше величество.

– Да, да, постарайся, голубчик, чтобы капитан гвардии был разыскан. Прощай… Дня через два-три ты придешь доложить мне о сем деле.

– Слушаю, ваше величество.

– А все же от ожирелости, бригадир, ты полечись, а то и до удара недалеко… Ну, ступай…

Мрачным, печальным явился обер-полицмейстер Рылеев в свой дом; задала ему государыня задачу нелегкую: разыскать капитана гвардии Серебрякова.

«А где его взять, где отыскать? Легко сказать, да не легко сделать. Вот уж, когда «не было печали, так черти накачали». Из-за какого-то офицеришки я должен ночи не спать, обдумывать, как его отыскать? И куда он, пес, подевался? Кому он понадобился? Может, его давно и в живых нет? Целых три дня ищут этого офицеришку и нигде найти не могут… Вся полиция с ног сбилась, его искавши… Как-никак, а искать надо. Императрица приказала… живым или мертвым, а гвардейского капитана Серебрякова надо предоставить ее величеству… А если, Боже упаси, не найдется он, тогда все прощай, всему конец», – таким размышлениям предавался бригадир Рылеев, запершись в своем кабинете.

– Не попробовать ли пустить в дело московского сыщика… Волк-то он травленый… Бывал во многих переделках, недаром его прозвали «Жгутом». Препоручу ему разыскать гвардейского офицера, – так вслух проговорил обер-полицмейстер и послал за главным и опытным сыщиком, который из Москвы перешел на службу в Петербург.

Начальник полиции берег этого сыщика для более «важных дел».

С Мишкой Жгутом мы уже знакомы, и, как знаем, граф Румянцев-Задунайский также некогда препоручил ему разыскать Серебрякова, который в то время находился в неволе, т. е. сидел под замком в усадьбе князя Полянского.

Мишка Жгут не поладил в Москве со своим начальником и перекочевал в Питер, в чаянии себе здесь более обширного поприща.

И вот бригадир Рылеев ухватился за Мишку Жгута, надеясь на его опытность в делах розыска.

– Ну, Жгут, выручай, брат, свое начальство, – такими словами встретил Рылеев сыщика.

– Приказывайте, ваше превосходительство!

– Не приказываю, братец: а прошу… выручи меня из беды.

– В дрызг расшибиться готов для вашего превосходительства.

– Ну, этого я от тебя не потребую… А разыщи ты мне одного офицеришку, который пропал бесследно… Вот три дня его, пса, ищут и никак найти не могут.

– Так-с, дозвольте узнать его имя и прозвище.

– Звать офицера Сергеем, а прозвище ему Серебряков.

– Сергей Серебряков… Так, так, вспомнил… Это он, он! – как бы что припоминая, тихо произнес Мишка Жгут.

– Что? Что ты говоришь? – спросил у него начальник полиции.

– Я знаю этого офицера.

– Знаешь Серебрякова? – удивился Рылеев.

– То есть лично сего господина офицера я не знаю, ни разу его не видал, а только года два тому назад я тоже отряжен был на розыски офицера Серебрякова и фамилию его я хорошо запомнил…

– Может ли быть?

– Так точно, ваше превосходительство.

– Стало быть, этому офицеришке не в первый раз пропадать…

– В ту пору его сиятельство граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский препоручил мне розыски офицера Серебрякова.

– Ты не врешь, Жгут?

– Помилуйте, ваше превосходительство, смею ли я.

– Да что же это за птица Серебряков? С чего он пропадает и почему им интересуются такие большие особы, как граф Румянцев-Задунайский и князь Полянский? Мало того, сама императрица изволит им интересоваться и повелела во что бы то ни стало разыскать его, – задумчиво промолвил бригадир Рылеев.

– Вот вы изволили помянуть князя Полянского, а ведь этот самый князь в то время и держал под замком офицера Серебрякова.

– Ну, это ты, Жгут, врешь!..

– Никак нет, ваше превосходительство.

– Врешь, говорю… Князь Полянский сам ко мне прибежал и просил разыскать Серебрякова и за розыск обещал большую награду.

– Это ничего не значит… Я в ту пору выследил, что князь Полянский в своей усадьбе морит под замком господина офицера, про то знаю, за что князь его мучил!..

– Ну, ну, за что?

– За дочь свою, княжну…

– Как так за дочь? – с удивлением и любопытством спросил бригадир Рылеев у сыщика.

– А вот, изволите видеть, ваше превосходительство, этот Серебряков, будучи в офицерском чине, полюбил дочь князя Полянского и тайное свидание с княжной имел в саду, ночью.

– Ну, ну, далее, это прелюбопытно, черт возьми.

– А далее-то, князь выследил и накрыл свою дочь с офицером… Дочь – под домашний арест, а офицера приказал связать и насильно отвезти в усадьбу и держать под замком.

– То есть решительно ничего не понимаю! Да ты, Жгут, не путаешь ли? Зачем бы князь Полянский стал меня просить разыскать офицера Серебрякова?

– Зачем, про то не могу знать, ваше превосходительство, а только что этот же князь Полянский содержал офицера Серебрякова под арестом, это я досконально знаю.

– В этом деле сам черт ногу сломит! Впрочем, дознаваться мне нечего, что прежде было с Серебряковым. Мне приказано ее величеством живым или мертвым разыскать офицера, и я разыщу, во что бы то ни стало… За сим я позвал тебя, Жгут, постарайся напасть на след этого офицеришки, разыщи его… На то есть воля государыни императрицы… На тебя, Жгут, я надеюсь. Устроишь мне сие дело, получишь большую награду и от казны, и от меня; а не устроишь, то есть не разыщешь, в ту пору из Питера тебя выгоню и в солдаты отдам… Выбирай, брат, любое, получить награду или тереть лямку рядовым солдатом… Люди потребуются – бери, деньги потребуются – тоже бери, а Серебрякова найди, хоть роди его, понимаешь. Больше говорить мне с тобой не о чем. Ступай и принимайся за дело; свершить тебе сие дело, знаю, труда большого не составит, ибо ты пронырлив, хитер и ловок, у тебя особый нюх есть.

Зараз, не переводя духа, проговорив эти слова, бригадир Рылеев махнул рукою Мишке Жгуту, чтобы оставил его.

Сыщик, отвесив своему начальнику поклон, вышел.

И с его уходом бригадир Рылеев опять погрузился в размышление: как ему разыскать Серебрякова живым или мертвым.