Текст книги "Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991"

Автор книги: Анатолий Черняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 94 (всего у книги 128 страниц)

1987 год – пик перестройки

Если прибегнуть к кантовскому понятию «феноменальный мир» или шопенгауровскому – «мир как представление», то можно признать, что в этом смысле она шла на подъем. Гласность мощно заявила о себе уже как «свобода слова», все больше отрывалась от понимания ее как идеологического инструмента КПСС. Она создавала совершенно новую атмосферу в обществе, все больше откликаясь на столько лет подавлявшуюся потребность его в правде и честности на линии «власть – народ».

Но под спудом, в «вещах самих по себе» (если опять по Канту) шли процессы, плохо осознаваемые «перестроечным разумом» и все меньше поддающиеся его воздействию.

Горбачев, отодвигая по сути (не по форме) марксистско-ленинские догмы, демонстрировал выдающиеся аналитические и познавательные способности, все откровеннее указывал на то, куда нас завел «реальный социализм». В этом «томе» приведены его глубокие, блестящие по ораторскому мастерству и совершенно искренние выступления. Правда, он еще был полон оптимизма в отношении начатых реформ и всячески стремился внедрить его в «сознание партии и масс». Однако впервые в этом году стали проклевываться у него сомнения в успехе. Их он доверял лишь самым близким в своем окружении. Не было уверенности, туда ли «влечет нас неведомая сила».

Посвященный кадровой политике знаменитый январский Пленум ЦК, на котором впервые после Ленина было сказано о виновности самой партии и ее ЦК за произошедшее в стране, за ее кризисное состояние не дал нужных перестройке результатов. А Горбачев связывал с ним очень большие надежды. Партия и впредь не обнаружила ни желания, ни способности выполнять роль авангарда преобразований. (Много позже Горбачев признал, что она, по самой своей природе, не годилась для этого). Он придумал выход: через Всесоюзную партийную конференцию лишить КПСС властных государственных функций и возродить полновластие Советов, ликвидированное Сталиным в 20-х годах. (Оно все-таки существовало после Революции, хотя и контролируемых партией рамках).

По той же причине – отсутствие «субъекта» преобразований, преданных перестройке и умелых кадров – не удалась впоследствии и попытка искоренить последствия насильственной сталинской коллективизации, вернуть деревне роль кормилицы страны.

1987 год дал очевидные доказательства сопротивления перестройке. Это было пока еще «сопротивление материала», а не политико-идеологическая оппозиция: признаки разочарования в народе («мы ничего не получали, перестройка видна только в Центре» и т. п.), а значит и нарастание апатии, главное же – пассивность, бездарность, сталинистская зачумленность, непрофессионализм и нежелание работать по-новому тех, кто должен был, по замыслу Горбачева, проявить себя как «прорабы перестройки» на деле.

Когорта ее «отцов-основателей» постепенно рассыпается. Они более-менее еще сходились в описании «текущего момента», но в готовности говорить правду народу, в оценке существующего строя, который они хотели «улучшать», а также по конкретным мерам «что делать», все заметнее расходились. Их дискуссии все чаще обнаруживали принципиальные разногласия. В составе высшего руководства рядом с Горбачевым по-настоящему остаются лишь Яковлев, Шеварднадзе и Рыжков (позже к ним прибавился Медведева).

Горбачев пытается «упорядочить» хаотически начавшийся пересмотр советской истории. Воспользовался для этого 70-летием Октябрьской революции. Но «взвешенная критика» отдельных моментов прошлого в его юбилейном докладе и, в особенности» реабилитация Бухарина обернулись мощным импульсом стремительного нарастания этого процесса, в котором очень скоро возник и вопрос – был ли у нас вообще социализм и нужен ли он нам (даже и «с человеческим лицом»)?

В то же время 1987 год отмечен прорывом во внешний мир. Международная известность и слава Горбачева стремительно нарастает. На Западе начинают постепенно убеждаться, что «феномен Горбачева» в СССР – это не обманный маневр Кремля, что перестройка – это всерьез. Возникает новый, мощный фактор международной политики – доверие, который потом и позволит покончить с холодной войной. Заключение первого Договора о сокращении ядерных вооружений закрепляет тенденцию к прекращению конфронтации.

В этом контексте естествен и окончательный отказ от коминтерновского наследия в коммунистическом движении.

Огромную роль в формировании нового имиджа Горбачева и Советского Союза сыграла его книга «Перестройка и новое мышление для нас и для всего мира», ставшая мировым бестселлером.

С 87-го года начинается расхождение векторов внешней и внутренней политики Горбачева – не в смысле утраты ими взаимозависимости (тут как раз – наоборот), а в смысле достижения поставленных целей. Образовался и стал нарастать разрыв авторитета Горбачева вовне и внутри.

Наконец, 1987 год войдет в историю тем, что в небе перестройки появился опасный, своевременно «не опознанный объект» – Ельцин.

Шумная, крутая, пронизанная демагогией деятельность его в Москве не убедила Политбюро в том, что он уже созрел для перевода из кандидатов в члены этого ареопага. Обиженный Ельцин выступает с критикой проекта доклада Горбачева к 70-летию Октября, бесцеремонно ставит под сомнение все сделанное за три года перестройки. (Кстати, никто не вспоминает сталинистский оттенок в той его критике).

Горбачеву не понравился этот нигилизм. Он вообще считал вредным такой критиканский подход, особенно, «в начале пути». Да и не привыкли еще к посягательствам на непререкаемость Генерального секретаря. К тому же всем было ясно, что Ельциным начинают крутить люди из окружения: сам он не способен столь четко сформулировать свои возражения. Видно было также, что действует Ельцин не по убеждению, а с прицелом взлететь вверх, если перестройке удастся разломать традиционные формы и функционирование власти.

И Михаил Сергеевич позволил себе поступиться провозглашенным им самим принципом «плюрализма мнений». Преподал Ельцину (пока еще деликатный) урок, который был «усвоен» совсем не так, как предполагалось. Спустя две недели, на Пленуме ЦК, посвященном обсуждению проекта доклада Горбачева к 70-ой годовщине Октября, Ельцин в открытую решил шантажировать руководство, подвергнув резкой критике Секретариат ЦК и пригрозив отставкой. Результат известен. Ельцин был сброшен на обочину политики, но не «прихлопнут», и этим вскоре воспользовалась уже вполне реальная оппозиция к Горбачеву.

В казусе с Ельциным, который обернулся потом столь злополучными для страны последствиями, много случайного. Но что-то существенное в нем закономерно. Столкнулись две тенденции: одна – инерционная от прошлого, другая – обязанная перестройке. Одна – «святое» для ленинской партии – неприкасаемость монолитного ее единства и абсолютный авторитет ее высшего руководства. Другая – потребность в реальной демократизации партийной жизни и «правил игры» в ней.

Формально первая победила. «Еретик» уже не мог быть сожжен до пепла, как это неминуемо произошло бы при тоталитарном строе. Демократические ветры уже дули. Но демократия, которая потом выросла из оставленного корешка, оказалась такой, что большинство населения до сих пор с тоской вспоминает о тоталитарных временах.

Как бы там ни было, говоря о месте 1987 года в истории страны, придется констатировать: год 70-летия Революции не накопил того потенциала развития перестройки, на какой рассчитывали, готовясь к юбилею.

1988 год

3 января 1988 г.

Я в санатории «Сосны».

Читаю «Жизнь и судьбу» Василия Гроссмана (пока в тамиздате). Поистине – «война и мир». И тоска по «перестройке». Это – в 1960 году!

28 декабря умер Лешка Козлов – прекрасный парень и один из талантливых консультантов Международного отдела. 30-го хоронили. Поминки. Разговоры – Аскольдов, я. консультанты. О Леше и о Добрынине, которым все недовольны. Я наговорил лишнего – в частности, что М. С. уже раз обещал отобрать консультантскую группу у Добрынина и передать мне.

М. С. дал мне «домашнее задание» на отпуск: на свежем воздухе, на лыжах, говорит, и мысли могут придти свежие… Это – к Пленуму ЦК по школе, где он хочет выступить об идеологии. Дело чрезвычайно назревшее. Свободы мысли уже накоплено столько, что пора синтезировать. Импульсы доклада о 70-летии дали мощные всходы, загнав в панику Лигачева и К^о… И думаю, на Пленуме, где он докладчик, он попытается «остановить» и «возвратить». Именно поэтому, М. С. хочет выступить и сам. Подсказывал: «на наших ценностях». А каковы они, эти наши ценности, когда даже главная ценность – что такое социализм, стали непонятной в основе основ?

Вот сегодня только что по TV: «Встречи деловых людей». Из пяти районов европейской России: семейный подряд, подрядное звено, кооператив, арендная группа и т. д. Как я порадовался! Идеи М. С. прорываются в самых разнообразных формах под девизом: «свободный труд свободного человека». А трое инженеров из Москвы, которые взяли в аренду ферму на 120 телят, заговорили о собственности на землю для них. И райком их поддерживает. А профессор, доктор экономических наук, консультант сельскохозяйственного отдела ЦК блестяще отстаивал все эти их идеи и апеллировал к Западу, где семейные фермы, «мелкое товарное хозяйство» никак не противоречат современной индустриализации сельского хозяйства и дают чудеса производительности.

Это я к тому, о каких идейных ценностях надо заботиться, когда главная ценность – отрицание частной собственности зашаталась?!

Значит, общечеловеческие, т. е. Христианские 10 заповедей? А, может быть, в этом и есть смысл истории, когда, наконец, спустя 2000-летия человечество – через страдания фашизма, сталинизма, через Хиросиму и Чернобыль – получает возможность их реализовать на деле!

У М. С.'а, наверно, все не случайно. В Книгу его надо очень вдуматься. Там есть пассажи, которые выдают, что он действительно готов пойти далеко и склонен попрать все догмы, табу и проч. «ценности» извращенного Сталиным социализма.

Недаром он дважды уже «выпустил» публично, что будем отмечать 1000-летие крещения Руси!

И руководствоваться он, судя по всему, собирается исключительно здравым смыслом нормального интеллигентного, умного и доброго человека.

Он назван во всем мире «человеком года». Поразительно, как история вынесла его на самый верх современного мира. И, общаясь с ним повседневно, находясь в ослеплении от его действительно натурального демократизма, иногда забываешь, с кем, собственно, ты так запросто имеешь дело! Вот так, вблизи, трудно представить себе, что это – большой человек. А ведь он действительно велик, как фигура историческая.

Лешка не выходит из головы: неотвязно… в чем же смысл всего, если вот так…даже, когда все вокруг искренне огорчены, опечалены, и для которых смерть его – «утрата»… Но… увы! Легко преодолимая. И всё – на круги своя… для какого-то «высшего» смысла жизни. Из круга банальностей здесь не выпрыгнешь. И, однако! Неужели же вся жизнь ^ банальность?

4 января 1988 г.

«Правда» начала дискуссионную страницу. Откликается на падение своего тиража – у единственной из центральных газет. Перестройка начинает настораживать даже Афанасьева, хотя он в нее не верит и сделает ставку на Лигачева.

… Но «учитывает» и Яковлева, ибо пока есть М. С, Яковлев будет набирать в перестройке идеологии. А он уже публично, на всесоюзном совещании редакторов газет сказал, что «Правда» идет не в ногу с перестройкой. Лигачев потом поправил Яковлева: вернувшись из Франции посетил «Правду», беседовал с составом, после чего Афанасьев распространил по Москве, что в «ЦК есть и другое мнение». В Москве это интерпретировали так: «Яковлев, мол, по заявлению Лигачева, выступал не от имени Политбюро». Вот такие игры.

М. С. это все видит. Его разговор с Разумовским – Вильнюс-Москва… Расстроен. Но – опять обошлось. Ельцин тут очень навредил, зацементировал дорожку…

б января 1988 г.

Разговор Сталина с Будякиным… из «Жизни и судьбы» Гроссмана, Подхожу к концу. И наполненность ею нарастает. Сегодня– отклик Казурина на публикацию в «Знамени» Шатрова «А дальше, дальше». Там есть такая фраза: «И он (Сталин) останется на сцене до тех пор, пока каждый из нас до конца не выяснит с ним отношений». Так вот: для этого надо, чтоб каждый прочел Василия Гроссмана, великую книгу обо всей нашей сталинской эпохе. (Все еще не верится, что ее вот так, целиком, и дадут в «Октябре»).

Вчера ездил в Звенигород. Чеховский провинциальный городок…, каким был, таким остался. С признаками, конечно, советской жизни. И это еще раз убеждает: люди живут для себя, а не для государства, не для «большой идеи». С этим ничего не поделаешь. Перестройка может улучшить их жизнь, скажем, до уровня Финляндии (хотя сейчас это кажется невероятным!) И тогда совсем всякая идея исчезнет. Но такая идея – как у Сталина, не дай Бог.

А ведь у Платонова… идея, общая идея была… Но какая она, если все будут жить «хорошо»? Зачем она людям…

7 января 1988 г.

Закончил книгу Гроссмана. Состояние трудно определить. Тяжесть и безнадежность. Но не только по поводу истории страны, как она предстала после всех разоблачений за годы перестройки и в концентрированном виде атаковала меня этой книгой, заставляя иначе думать «по поводу» самого себя. Мучит бессмысленность собственной жизни. Вроде бы можно быть довольным: помощник Генсека… (и какого Генсека!), который начал по-настоящему ломать сталинизм. И вроде бы оказался при деле, подошел ему, в чем-то сумел помочь. А неудовлетворение грызет… «стратегическое» недовольство собой (если пользоваться терминологией Мао). Поток новогодних поздравлений (наверно, за сотню перевалило, большинство я даже не распечатывал) – усилили это ощущение. Понимаю бюрократическую формальность этой процедуры – от членов ПБ (кроме Лигачева), от министров и им подобных, со многими из которых мы даже не знакомы. Но тем горше ощущение несоответствия того, за кого меня принимают, с тем, что на самом деле. Тут и другой оттенок есть: они полагают, что «так нужно» – поздравить помощника Горбачева. Считают, что тем самым они ставят адресата либо на свой уровень, либо подчеркивают его более высокий уровень. А ему, адресату, начхать на все это. Он презирает эту растрату почтовых расходов. Ему противна сама эта процедура официальной значительности. Она его даже угнетает, т. е. невольно подчеркивает его принадлежность к «колоде», к «клану», к «элите». А он не верит в эту свою принадлежность. И не хочет, чтоб вообще существовала такая элита и такая атмосфера в этом слое при власти. Он не ощущает за собой никакой власти, кроме доброго расположения М. С, который иногда идет навстречу его интеллигентским вкусам и предпочтениям.

То, что я чураюсь фигурять «рядом» – на официальных церемониях и в прессе – некоторые воспринимают, как скромность, другие – как игру в скромность. Л на самом деле меня просто угнетают эти раугы и «протоколы». И особенно нетерпимо для меня подсаживаться в сани не по чину, пользуясь тем, что у меня там есть постоянное место.

И, как редко бывает, пытаюсь проецировать прочитанное на свою жизнь и судьбу, определить, какое же мое место было и есть во всем этом. И неужели же, действительно, наконец, страна начинает становиться нормальной,… выстрадав Горбачева.

Но ведь те люди, которые ее столько десятилетий уродовали и калечили, физически и морально, многие еще живы – и при хорошей пенсии. А главное – они «наплодили» (через атмосферу и весь стиль, механизм общественной жизни) многие миллионы потомков во всех поколениях. И остается еще обширнейшая болотная почва не просто невежества, бескультурья, самой настоящей безграмотности, – почва, способная в один миг (как в 20-ые и 30-ые годы) выделить из своей среды необходимое количество ежовых, берий и проч. т. п.

И есть силы страшного консерватизма в самом верху во главе с Лигачевым, которые не остановятся перед тем, чтобы воспользоваться услугами этих сталинистских последышей, которые, может, сами не знают, что они таковыми являются.

Словом, прав автор одной из газет… «Смотрите, они нам (перестройщикам) не простят»…

М. С. это понимает. Но одним благородством плотину против этого болота и его обитателей не построишь. Александр Николаевич (Яковлев) несколько нервный и часто мелочится. Но он острее видит опасность.

Ну, так вот: М. С. поручил на досуге подумать об идеях, которые следовало бы обозначить на Пленуме, посвященном реформе школы (с докладом Лигачева). Так ведь это же – на «эту тему»! Об этой опасности, о которой я пишу. И что же? Две недели, как на досуге думаю, а ничего, собственно, не придумал, кроме того, что уже есть в газетах и журналах.

26 марта 1988 г.

Несколько дней и ночей, когда не спалось, корил себя: почему не пишу. Преступление ведь перед историей. Открыл диктовки К. Симонова в «Знамени» № 3. Они посвящены Сталину. Но он видел или разговаривал со Сталиным по телефону всего 5 раз. А я общаюсь с великим человеком почти каждый день…

Так вот – дисциплинарно решил хотя бы пометочно записывать каждый свой контакт с Горбачевым. Потом, может, удастся восстановить. Записывать подробно, как в былые времена, нет сил: за день столько понаписываешь, а приходишь домой в 9–10 часов вечера измочаленный, а тут надо читать газеты и журналы. Теперь нельзя не читать. Такая «эпоха», которая войдет на века в историю страны.

Хочется начать, может быть, даже с события переломного.

В четверг 24. 03. было ПБ (во время съезда колхозников). Около 50-ти секретарей обкомов… Браун, Демиденко из Казахстана. Этот, выступая называет звеньевых и бригадиров в колхозах и совхозах. И там подряд – Гроц, Франк, Фриц… «такие вот у меня там фамилии», комментирует он себя. Зал смеется.

… Бросилось в глаза: М. С. не знал, что, если спущен госзаказ, почему штрафуют за его невыполнение. Ведь по закону о предприятии, если ты не заключил договор, ты не несешь ответственности и за выполнение чего-то…

Я увидел, что он пребывает «в обаянии» принятых решений. И секретари обкомов и Бирюкова объясняли ему, что все по-прежнему, ибо госзаказ – что план, даже «строже»…

… М. С. предложил перейти членам ПБ в зал заседаний Секретариата ЦК (из мраморного зала).

Текучка. Потом он попрощался с посторонними, остались только члены, кандидаты, секретари ЦК.

Я полагал, что речь пойдет о Нагорном Карабахе (26-го намечены митинги и проч. в Ереване).

Но на другой день, в пятницу звонит Яковлев. Иду, говорит, на продолжение вчерашнего ПБ. А вчера, как вы ушли, М. С. поставил на обсуждение статью Нины Андреевой в «Советской России». Началось все за чаем в Кремлевском дворце во время перерыва съезда колхозников. Затеял разговор Воротников… и М. С. почему-то вспыхнул: раз так, давайте объяснимся, что-то между нами происходит… И тут же предложил поговорить о статье по окончании ПБ.

Яковлев продолжает: первый выступил Громыко. Молол невнятное. Единственно, что я, мол, понял, что он не полностью одобряет статью. Потом Воротников оправдывался за что-то (я не понял) неудачно сказанное за чаем в Кремле. Потом решился я. Иначе, думаю, дадут оценку раньше, чем увидят, как можно интерпретировать статью. И разложил ее по косточкам – как антиперестроечный манифест, местами прямо против позиций, публично изложенных Горбачевым. Все насторожились, видимо, до них не дошло, когда читали статью. Лигачев слушал, красный, как рак. Взял слово и стал врать: да, мол, к нему приходил Чикин (редактор «Советской России»), а больше он к этой статье отношения не имел. Клялся попутно в преданности перестройке и Горбачеву. На самом деле все не так… Эта Нина Андреева, действительно, прислала жалкое письмишко на полторы страницы в защиту сталинистских ценностей. В ответ к ней в Ленинград была по указанию Лигачева послана бригада, которая дописала… так, что ни один человек не может поверить, что такую полосу могла сочинить преподавательница химтехинститута…

Лигачев на совещании редакторов в ЦК размахивал статьей и говорил: вот линия партии. В цензуру из его окружения поступило указание – запретить печатать что-либо с критикой, с несогласием с этой статьей. (И, действительно, прорвалось лишь в «Московских новостях». Фалин мне звонил – лакмусовая бумажка). Адамович приходил: целые, говорит, брошюры нового «самиздата» из статей против Нины отвергнуты в разных редакциях!

На политдне на Трубной тысяче агитаторов-пропагандистов было сказано, что статья – директивная. К Лигачеву – поток благодарностей и восторгов из провинциальных обкомов и райкомов: «Спасибо! Дождались, наконец, слова партии! Пора кончать с этими очернителями!»…

А на ПБ, глядя в глаза Генсеку, Егор Кузьмич говорит, что он не имел отношения к статье.

28 марта 1988 г.

Звонит Яковлев. Спрашиваю, нужно ли ему то, что принес Губенко от Любимова из Мадрида, это я передал М. С. – о «заезде» Любимова в СССР?

Не надо, говорит, – я согласился – пусть «Известия» даст его интервью. – Может, намылят мне шею, но думаю, не ввязывать его в это.

Потом, когда я спросил у М. С. – читал ли он. – Нет, не читал. А зачем? Я вообще за то, что все, кто хочет, пусть катятся. Широко открыть им двери. И… кому мы считаем, что им там место – тоже туда. А Любимов? Зачем он нам?! – И перешел на ёрничество, из которого я понял, что сам он заниматься «этим» не будет: как получится, так пусть и идет.

Поговорили о завтрашней встрече с Папой и К^о (генсек итальянской компартии).

«Через секунду позвони всем помощникам сразу: в 16–30 собираю всех завов (отделами) и вы будете. Ничего с собой не надо, кроме ушей». (Я это так понял, что нельзя записывать. Однако… не так).

Собрались. Но Яковлев меня уже предупредил, о чем речь – о статье Нины Андреевой в «Советской России», как и два закрытых ПБ в четверг и в пятницу. Спрашиваю: Как? В ничью?

Он: «Ну, что ты! Двухдневная порка была (Лигачева!)». И такой весь радостный, А. Н., довольный.

М. С. начал с XIX партконференции. Давать ли тезисы на всенародное обсуждение. Или – внутри партии. Пусть сама разберется сначала? Подумайте, мол. От этого зависит и характер тезисов.

Конференция должна стать мощным толчком всем процессам перестройки. И требуется все обдумать: ход перестройки и меры по ее углублению. Как подойти в практическом плане к созыву конференции. Как доклад готовить… Ну, это-то мы сделаем. А вот как партию подготовить к конференции. Нужна будет очень острая самокритика: как выполняются постановления Пленума, «единство слова и дела», соблюдаем ли?! Что сделано и что провалено и кто ответственен за это. Думать надо и в плане доделки несделанного ив оставшиеся месяцы, и в плане анализа проделанного. Что выполнили-не с точки зрения объемов, а новыми методами, выполнили ли договора.

Нужно сказать и о достижениях – экономических, политических, социальных. Это первое.

Второе. Как идет демократизация в партии и в обществе. Доклад будет один. Дайте свои мнения – как вы его себе представляете. У меня есть идеи. Но говорить обо всех не буду. Соберемся на той неделе.

Думайте о качественном составе делегатов конференции, о документах ее, о порядке работы.

Кое-что я сказал на февральском Пленуме. В центре – проблемы политической реконструкции – Советы. Возродить их. Ленинское отношение к их месту и роли. И о роли партии: чем больше размышляю и изучаю вопрос, тем сильнее убеждаюсь, – если допустим ослабление партии, все провалим. Ведь в ней – теория, осмысление, организация масс, сознание масс. Кто это за нее сделает?! Никому это не по плечу. Уже сейчас видим: стоит что-то упустить, отстать, сразу же это дает о себе знать, во всем обществе откликается.

Убежден, что надо кардинально менять Верховный Совет. Как подумаю о нем – перед глазами Большой Кремлевский дворец: сидят, кто слушает, кто так, похлопали, проголосовали – и вся работа. И разъехались. Такой ли нам нужен Верховный Совет – и по существу, и по составу, и по количеству, и но делу?

Убежден, что нужно ограничение срока пребывания на посту – всех, вплоть до Генерального секретаря. Но не так. как у югославов. Насмотрелся я там. Все лидеры счастливы, что у них нет Генсека. Каждый на своем месте речи произноси за всю страну. Все метят занять первое место.

Медведев: А с другой стороны – с ответным визитом некого пригласить! Хохот.

Горбачев: Но посмотрим на себя. Вот недавно занимались корпусом кадров на первых секретарей обкомов. До 40 лет нет ни одного подходящего. А откуда взяться-то. Они же были исключены из политического процесса. Ведь человек должен пройти через ступени партийной работы. Но им выхода не давали. И теперь кто рождения 30-ых годов, значит ему сейчас 50. А на выдвижение в центр он лишь к 60-ти подготовится. Нарушен у нас кадровый процесс.

Так вот: и об этом подумайте. И вообще, как вы себе представляете аппарат?

Таков второй аспект XIX партконференции.

Теперь хочу сказать вот о чем. Мы (в ПБ) два дня обсуждали статью в «Советской России». Оценили единодушно (!) как вредную, антиперестроечную, а некоторые даже – как реакционную.

Обсуждение состоялось по моей инициативе. Точка зрения – общая. Были члены ПБ, кандидаты, секретари (кроме Добрынина – был в отпуску).

Появление подобной статьи казалось бы нормально в условиях гласности. И такая точка зрения может быть. Человек может высказывать любые взгляды. Я сам вам зачитывал письма похлеще. Мало разве разного печатают в газетах, в журналах. Это нормально. Люди обдумывают. Они хотят понять, что с из историей было. Что? – 70 лет зря прожили? И воевали неизвестно за что? Другие: всеюбдлщш98 было блестяще… Но тогда зачем такой Пленум? Затея чья-то?

А мы, партия, хотим свою точку зрения проверить: сложным путем шли, разное было. Но шли по пути социализма… Свою точку зрения изложили на 70-летии Октября и в других документах.

Это привело в движение новые процессы, затронуло все слои общества. Развернулись дискуссии. Разгорелись страсти. В сознании многих возникли вопросы.

Казалось, их прояснили. А в жизни – все сложнее. Сумятица в мозгах. Даже на уровне ЦК не все одинаково. И это нормально. Каждый честный человек хочет прояснить для себя, что и как было. Это нормально. Почувствовав эту сумятицу, я решил выступить на февральском Пленуме. Вы помните, с каким вниманием слушали. Но увидел я, что некоторых ошарашило. Задумались… Начали выходить на кадровую поли гику, пошло опять обсуждение. И пусть. Мы никаких указаний отсюда не давали.

Ведь речь идет о переделке сознания. Не I Конной даем приказ разгромить Деникина. Речь идет о перестройке сознания людей, которые выросли в советское время. Вот для чего нужны глобализация и демократия. Вот – главные инструменты.

И вот мы сталкиваемся с этой акцией (статьей Нины Андреевой в «Советской России»). Именно так я хочу квалифицировать ее – акция против февральского Пленума, задумана и осуществлена. И это нельзя было оставлять без оценки. Поручили «Правде» дать ответную статью.

Статья в «Советской России»… Сразу мне бросилось в глаза, что не могла ее какая-то Нина Андреева написать.

Фролов: Она готовилась здесь, в этих стенах…

М. С: Где? Кем?

Фролов молчит… М. С. понял, что может быть произнесено имя Лигачева и отстал от Фролова.

М. С: Где же она готовилась, если не в отделе пропаганды?…

Но Яковлев не знает.

Лигачев – не знает… (опять лукавый М. С… давно понял он, чья работа, но не хочет прилюдно ставить точки над «i»).

Скляров – не знает. Кто же знает? Что же тогда у нас происходит? Или мы будем линию XXVII съезда проводить, опираться на то, что Генсек говорит, или – в подворотнях будем политику делать?

Был разговор с Чикиным (редактор «Советской России»). Он сам удивился такой реакции. Думал, говорит, помогаю перестройке. Он – порядочный человек. И «Советская Россия» мне нравится. Она много делала для Пленума. Хорошая газета, серьезная. Сколько она разных тем подняла! Писателя Ивана Васильева вывела на свои страницы.

Но вот – заблудилась. Заблудился Чикин. Я ему сказал: вопрос о доверии к тебе не стоит.

Но статья эта – не просто случайность. И что же это такое? Скляров по диагонали прочитал, Яковлев – по диагонали, Фролов – тоже. (Ох, хитрит М. С, уводит с главного следа, называет тех, кто «вне подозрений»!)

Я улетал в Югославию. Некогда было прочесть. Обычно складываю, что надо смотреть в отдельный ящик. В субботу вернулся. Читаю. Вижу – что это такое! Не то! Абсолютно не то!

А теперь посыпались вопросы – откуда? Пришли люди, говорят: это правда, мол, что статья готовит общественность к известию о том, что Горбачев уже отстранен от работы…, чтобы люди начали понимать, за что его отстранили. Вот ведь куда дело-то зашло!

Говорю Чикину: ты был на съезде колхозников. Ты видел, что происходит… что нас держит? Это ведь все «оттуда», от Сталина. А ты статью подбрасываешь в раскаленную атмосферу.

Он мне: мол, разные мнения.

Да разные. Есть и монархисты и революционеры. Некоторые Октябрь считают зигзагом истории.

А есть – без роду, без племени, историю без корней преподносят… Чикин мне: Я хотел показать разные мнения.

Я ему: Да ты что, мне информацию, видать, хотел дать. Будто я не знаю о разных мнениях, до меня довести… Страна решает такие задачи, доведена до прямого кризиса, а ты бросаешь в этот котел вырванную цитату о «контрреволюционных народах»!

Переживал Чикин. Клялся. Я ему верю (напрасно! лигачевский лизун и сталинист!)… Я вообще верю людям. Могут, конечно, и разочаровать, сподличать.

Я говорил на IIБ: нам с вами выпала важнейшая в истории миссия – тащить страну, выводить на дорогу…, возвращать ее к Ленину… Будьте внимательны, смотрите вперед.

Вот сидел я рядом с латышом из «Агджи» (богатый латышский совхоз). Говорит он мне: Михаил Сергеевич, между руководством и народом – такая толща! Вяжут народ, не дают дышать, не дают работать. Виктор Петрович (Никонову), ты предлагаешь на 50 % сократить РАНО, а я на 60 и больше. Ведь в одном Саратове, говорят, сидят при РАНО сотни людей, целый отряд, здоровые девки (показывает на грудь), это резерв – на свеклу. 900 человек заняты а РАНО в одном Саратове.

Нужны ли нам такие РАПО? Политика определена. Сказали, что делать. Государство заказы будет давать и зачем эти промежуточные инстанции? Отучили людей самостоятельно действовать. Вот Иван Васильев выступал на съезде колхозников: нагляделся, говорит, я на все эти вещи. Теперь и аренду не с кем заключать, не хотят никак этим заниматься… А почему так? Потому что специалисты против. Они десятки лег сидели, ничего не делали, разорили деревню. А тут подряд подошел и выдает такие результаты, что им не снилось. Это их дискредитирует и, конечно, они против всяких новшеств. Вот ведь в реформе какие вещи мы выявляем. И народ все это видит. А нам бы сказать это служащим-специалистам – вы же сами в бюрократов превратились. Я. понятно, против того, чтобы сегодня тысячу человек уволить, завтра еще тысячу уволить. Надо делать по-человечески, надо, чтобы процесс последовательно шел. Не надо ничего силовыми приемами, не пресекать никаких начинаний. Надо полную свободу всему – всем, кто хочет что-то делать. Или посмотрите, в «Огоньке» прочитал недавно, как в Узбекистане удобрениями травят женщин, которые на хлопке работают. И никому нет дела. Л одна женщина выступила, так ее замордовали, без зарплаты оставили. И вот забивают таких людей как гвоздь под шляпку, чтобы задохнулись со своей инициативой и с жалобами.