Текст книги "Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991"

Автор книги: Анатолий Черняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 74 (всего у книги 128 страниц)

Послесловие к 1984 году

Это – год становления Горбачева как государственного деятеля общесоюзного и международного масштаба. Еще при больном Андропове на этой необычной для советских верхов фигуре концентрировались надежды социально и физически уставшего, идейно обессмысленного общества, которому опротивели фарисейство, ложь и показуха, давно ставшие характерными приметами режима.

Разочарование, что не Горбачев, а Черненко был избран Генеральным секретарем после смерти Андропова, окончательно убедило в безнадежности и государственной безответственности высшего руководства страны, пораженного маразмом и старческим эгоизмом. Горбачев хорошо воспользовался этим, наращивая свою активность и демонстрируя интеллектуальное и политическое превосходство над «коллегами».

Объективная обстановка благоприятствовала его восхождению. Сгущались краски всеобщего застоя (этот термин употребляется в записях задолго до того, как он стал официально «партийным»). Экономика деградировала. Сельское хозяйство окончательно лишилось способности накормить страну: треть хлеба импортировалось, истощая золотой запас и поглощая большую часть нефтедолларов. Утаиваемый от населения колоссальный государственный долг – в условиях падения мировых цен на нефть – грозил вот-вот финансовым крахом.

Рычаги управления отказывали. Вопиющая картина бездарности, серости и лживости, перерождения обюрократившихся начальников демонстрировались каждый раз при отчетах министров и секретарей обкомов на заседаниях Секретариата ЦК КПСС и в Политбюро.

По роду занятий автора записок ему особенно была видна губительная неадекватность главных персон, ведавших международными делами. Громыко и его замы, Устинов, Пономарев, Русаков, Рахманин. являли собой полную неспособность реагировать на перемены во внешнем мире – на социально-политические последствия НТР в западном обществе, на «мирное наступление Рейгана», на недовольство социалистических союзников своим положением сателлитов, на фактический «уход от нас» и распад большинства звеньев международного коммунистического движения, который начался задолго до того, как мы, КПСС, прекратили оплачивать «братские партии».

«Узбекское дело» во главе с первым секретарем компартии союзной республики Рашидовым обнаружило не только «трансформацию» социалистического порядка в восточную квазидеспотию, но и полный провал национальной политики искоренения ислама с помощью окультуривания на европейско-русский манер и насаждения интернационалистской атеистической идеологии.

Тем не менее, вряд ли можно было найти в СССР человека, который в состоянии был бы предвидеть, что члены ЦК КПСС, а некоторые потом и члены Политбюро, возглавят в бывших советских республиках самодержавные и даже профашистские режимы.

Цинизм, раболепие, погоня за должностями, званиями, орденами поразили большую часть т. наз. «творческой» интеллигенции и научную среду. Более того, в этом году отчетливо стали проступать – и в номенклатуре партийно-государственной, и в среде интеллигенции, да и в духовно обесточенной широкой массе «простого народа» – последствия того копившегося десятилетиями морально-политического разложения, которое потом, когда был снят тоталитарный колпак, позволило так легко загубить Перестройку, а разрушительной и воровской ельцинской «элите» – овладеть властью и собственностью нации.

Наряду с этим очевидны были также и признаки идеологической оппозиционности среди части интеллигенции, требования свободы мысли (под прикрытием возвращения к «ленинским нормам»). Ползучее, неоформленное, часто не осознанное диссидентство становилось все более влиятельным в художественной и научной литературе, в кино, в живописи. Оно проникало и в верхний эшелон интеллигентского партийного аппарата. Это находило отражение, в частности, в «творчестве» спичрайтеров. Генсек (и другие «вожди») публично и в беседах с иностранцами говорили такое, с чем никогда бы не согласились, если бы понимали суть красиво написанного для них. Произносимые ими тексты и «культурно» оформленные заявления расходились с их взглядами и догмами, противоречили самому их менталитету и всему тому, что они делали и как себя вели на своих постах. В результате еще более явной становилась лживость власти и ее интеллектуальная беспомощность.

Горбачев все это видел. Понимал, что страна потеряла ориентировку, что идейная и физическая болезнь общества достигли высокой степени. Однако в том, что он делал и говорил, по крайней мере в этот период, невозможно различить сомнений в основах системы, порочной в самой ее сталинистской природе. Он верил, что болезнь излечима и что лекарем может стать (как бывало не раз за 70 лет) и будет партия,… очищенная от скверны, налепившейся на ней после Ленина. Он верил в чистоту и нравственную силу идей ленинизма, в притягательность и авторитет иконизированного образа Ленина. И, конечно, полагался на дисциплину, проще говоря, покорность кадров, привыкших делать то, что придумает и прикажет «Центральный Комитет». в лице Генерального секретаря. Надеялся и на энтузиазм, который может вызвать новизна замыслов и «больших целей».

Записки этого года проникнуты отчаянием автора перед лицом глупости, подлости, бездарности и своекорыстия стоявших над ним и рядом с ним разных деятелей, так или иначе влиявших на положение в стране, на политику. Его угнетало безразличие к судьбам страны в близкой ему среде, среди его коллег и «подчиненных», их цинизм и стремление увильнуть от своих обязанностей. Местами он выглядит почти единственно «хорошим» среди них. Это не от нескромности, а от безнадежности, которая толкала его с энтузиазмом воспринимать малейшие обнадеживающие признаки, одно время – даже видеть их в текстах, произносимых Черненко. Суждения автора о своих коллегах резки и порой несправедливы, хотя и опираются на факты. Теперь-то ему ясно, что их поведение и отношение к «делу» объяснялось нежеланием «выкладываться» ради того, во что они не верили и что по заслугам презирали (как и главных носителей этого «дела»). Но они, доктора и кандидаты наук, продолжали ему служить, как и автор записок, у которого, наверное, было более обостренное «чувство ремесла»: если что-то делаешь, делай хорошо, независимо от того, куда пойдет твой продукт.

Характерно, однако, что ни один из коллег и друзей автора по консультантской группе Международного отдела ЦК КПСС не «нашел себя» и «не устроился» при новом режиме в новой России.

1985 год

4 января 1985 г.

Отстаю от событий. А они суетны.

Огорчился перед Новым годом за Пономарева: Косолапов, когда спрашивал разрешения напечатать в «Коммунисте» написанное нами для Б. Н. заключение к восьмитомнику «Международного рабочего движения», получил от Зимянина указание – снять сноску, что это – заключение, пусть, мол, будет просто статья… Зимянин теперь так распоряжается в отношении Б. Н., будучи ниже чином! Но главное в другом – он отражает «мнение», что не надо в официальном партийном органе фиксировать связь Пономарева (на многие 10-летия вперед) с этим фундаментальным изданием… Т. е. готовят нашего Б. Н. к выносу. Думаю, он не переживет XXYII съезд, во всяком случае, в качестве секретаря ЦК.

На службе почти каждый день приносит свидетельства его беспомощности. Его главная сейчас забота – отстоять хоть что-то от воображаемого им для самого себя «ореола» создателя третьей (1961) Программы партии. Он никак не может примириться, что жизнь разнесла в куски это «его детище». И все пеняет на интриги то Горбачева, то Черненко, а, главным образом, – на «кудрявого» (так он называет помощника Черненко Печенева) и отчасти Александрова и Загладина. Жалуется мне, ищет во мне хотя бы собеседника и сочувствующего. Но я, естественно, отмалчиваюсь. Вот выпущена в № 18 «Коммуниста» статья Черненко, написанная в основном тем же Печеневым. Но Б. Н.'у она серпом по яйцам, выражаясь языком академика Арбатова.

Сочинили (по указанию Пономарева) предложения в ЦК «о сплочении МКД» – о новом Совещании. Теперь он будет его мариновать, боясь вызвать раздражение: не лезь, мол, со своим МКД, когда у всех на уме предстоящий съезд.

Можно приписывать такое отношение к нашим делам (делам Международного отдела) геронтологии и некомпетентности, отсутствию политической культуры, ленинского размаха. Однако – это лишь по форме. По существу же, действительно, «наши делишки» с «укреплением сплоченности МКД» стали анахронизмом. И, естественно, вызывают здоровую досаду на фоне вполне реальных и трудных проблем.

Загладин заболел перед Новым годом. Его статьи появляются каждую неделю (не гипербола) то в одном, то в другом журнале. Пошлейшие банальности облекает в приличную, временами красивую журналистскую форму и выдает за теоретические эссе. Многие так и воспринимают его сочинения. Но у большинства литературно и политически грамотных людей такая патологическая плодовитость вызывает насмешки, а в Отделе начинают понимать, что это, в частности, и за счет того, что «по службе» он практически ничего не делает, кроме приема делегаций (что также стало своеобразной сублимацией его графомании).

На днях на него пришла анонимка из Международной ленинской школы. и на Панкова – ректора вкупе. Они дружны со времен МГИМО, более 30 лет. Загладину клеят гонорары, полставки, которые он не вырабатывает (это вздор) и «прикрытие» Панковского лихоимства. Он и его замы ухитряются зарабатывать по 1200 рублей в месяц.

Горбачев распорядился: Пономареву, Лихачеву и Зимянину разобраться и доложить в ЦК, т. е. делу дан ход.

Сам Б. Н. «расписал» письмо Шапошникову, Рыкину и Топорикову, т. е. уже пошел на преднамеренное разглашение (и дискредитацию Загладина) по довольно большому кругу. Об анонимке я узнал от Рыкина. А сегодня Б. Н. велел, чтоб я прочел сам текст.

Не знаю, повредит ли это Загладину, но Панкову явно повредит перед съездом: делегатом его уже не выберут. Лигачев, хранитель партийной морали, не позволит.

1 января встречали Новый год с Пламами. Хорошо порассуждали. Он только что вернулся из турне по Филиппинам, Тайланду, Лаосу и Сингапуру.

А я, в свою очередь, разглагольствовал о душевных для меня последствиях романа Рыбакова «Дети Арбата». Это, в самом деле, роман века, такое «художественное исследование» эпохи, рядом с которым почти гениальная «Поднятая целина», посвященная тем же годам, превращается в провинциальное примечание. И какое бы это было нравственное очищение общества, если бы книгу дали напечатать!

7 января 1985 г.

Вот такие пассажи появляются в «Правде» (некая Ольга Кучкина – статья о самодеятельных театрах в Москве). И все делают вид, что подобная интерпретация «Гамлета» относится к кому-то вообще! Слушайте:

«В «Гамлете» две удачи: образ Гамлета и образ спектакля в целом. Найден ритм отлаженного механизма, в котором «прогнило что-то» только для обостренного самосознания и миросознания Гамлета – для остальных привычный механизм работает пока еще нормально. Плетутся интриги, заговоры, человеческое достоинство и сама жизнь не имеют цены. «Он человек был в полном смысле слова», отец принца Гамлета, его и убрали, и теперь торжествуют властолюбие, личные корыстные интересы искусно выдаются за государственные».

Арбатов сообщил: отменен Пленум по НТР, т. е. вопрос об НТР снят. То ли потому, что не хотят Горбачева в роли докладчика, наказывают за Англию, то ли потому, что нечего сказать или невозможно сделать то, что скажут.

9 января 1985 г.

Сегодня в «Правде» об итогах встречи Громыко-Шульц в Женеве. Неожиданно позитивное, особенно для меня, который знал, каковы были директивы у нашего и с чем ехали (по их публичным заявлениям и их печати) американцы. Вот, если бы на самом деле сдвиг!!

И стирается как с надоевшей пленки вся эта пономаревско-шапошниковская суета с «активизацией» антивоенного движения. Это – если смотреть со служебного моего угла. А вообще-то так оно и должно быть, ибо иначе не может быть: нет реальных противоречий, нет смертельного столкновения действительно жизненных интересов, как было в 1914 или в 1940–41 годах. А из-за одной идеологии в конце XX века при ядерном оружии воевать, видимо, не станут. Из-за идеологии воюют во Вьетнаме, в Афганистане, на дальних окраинах «цивилизованного мира».

Пономарев все терзает меня с Программой (КПСС). Это раздражает, потому что, когда надо было писать сам текст, он меня даже не попытался сунуть в «рабочую группу» а когда хочет латать плохо сделанное, подсовывает мне «вне контекста» (т. е. соседних абзацев и страниц – не трогать). От злости я не упускаю случая тыкать его носом в пошлые места. Многословие, повторения, дешево пропагандистский язык, поверхностность., а ведь писали умные, ученые, компетентные люди. А все потому, что писали человек 20 сразу и постоянно оглядывались на разных начальников: понравится – не понравится.

Словом, рождается текст, который очень разочарует тех, кто не равнодушен, кто еще ждет от Программы партии свежего, нового заряда для мысли и предмета гордости за свою партию. Гордиться, скорее всего, будет нечем.

Вчера секретариат ЦК. Три часа. Впервые – о работе парткома посольства, в данном случае ФРГ.

Потом – о положении с производством обуви. Бардак отменный. Но не это меня «огорчило» – привычное дело! Я почувствовал, что Горбачева начинает затягивать «текучка». Вчерашнее обсуждение чем-то напоминало аналогичные при Кириленко (по своей хаотичности и беспомощности). Каждый министр доказывает с цифрами, что иначе – при таком обеспечении, снабжении, оборудовании, финансировании, и т. п. – и не могло быть. И сделать он или рекомендовать ничего не мог и не сможет. И секретари ЦК поговорили, поувещевали, покритиковали, записали хорошие призывы и указания в постановление, а коренным образом проблему не поставили, и она не будет решена.

12 января 1985 г.

В четверг принимал экс-капитаншу Сан-Марино, которая в сентябре принимала меня в своем средневековом дворце в качестве главы государства. Глаудиа Раккини, лет 36. Теперь она просто член ПБ компартии. А с ней – Умберто Барулли – экс-генеральный секретарь КП. Приехали выторговывать льготы у наших торговых ведомств, чтоб снизить безработицу и сохранить КП у власти. Пообещал поощрить интернационалистский коммунистический дух у наших торговцев. Пообедали вместе. Поболтали непринужденно. Барулли– то тертый калач в отношениях с нами, а она была несколько, кажется, обескуражена «естественностью» советских (так и итальянцы называют граждан СССР) в обращении с иностранцами.

Была у меня двухчасовая беседа с Червоненко. В качестве зав. отделом он направляется в инспекционную поездку в США и Канаду. Говорил я ему, что там посольские должны бы делать, но они и то, что делают, делают неважно (за исключением ракетно-стратегической проблематики).

Добрынин (посол в США) был у Б. Н., ко мне он не привык захаживать, я для него мелочь. Да и Пономарева-то он посещает, потому что тот его зовет, а не потому, что это ему, Добрынину, нужно по делу.

Бовина и Фалина не переизбирают депутатами в Верховный совет РСФСР. Арбатов призвал меня оказать «моральную поддержку» Сашке «в этот трудный для него период». Сказал ему, что просил за Бовина у Горбачева, но тот ничего не сделал. Иначе и не могло быть. Бовин – в партийной элите и член Ревизионной комиссии ЦК КПСС – это одна из причуд Брежневского кумовства. В нормальных же условиях он слишком экстравагантен для номенклатурной колоды. Фалин же – жертва какой-то его неосторожности в словах, о чем стало известно Андропову «с последствиями».

Да и мне пора думать о своем «будущем». До съезда меньше года. В ЦК меня не оставят. Сам Пономарев дай Бог там останется. Уходить на пенсию сейчас, когда она будет заметно больше?… Или подождать съезда? Оставаться на работе после того, как тебя «уйдут» из ЦК – противно, неловко. Да и ради чего? Ради зарплаты? Сделать я уже ничего не сделаю и не потому, что уже не могу, а потому, что пришло время «других».

Интересно, какой тогда импульс к жизни останется, особенно, если, наконец, исчезнет и секс?! Просто любопытство? Читать, ходить на выставки, смотреть кино и спектакли, писать. Но писать особенно не о чем будет!

13 января 1985 г.

Бессонница. Стал читать. Наткнулся на стихи Винокурова.

Что ж, и я старею. Боюсь, что в этой гонке дней Я все ж не делаюсь мудрей, А только просто холодней.

А вчера вечером читал опять «Капитанскую дочку». Какая прелесть! Как плотно и просто!

16 января 1985 г.

Пономареву за 80 лет дали Орден Ленина. А Долгих (секретарь ЦК) недавно за 60 дали вторую Звезду Героя. Василию Васильевичу Кузнецову (как и Пономарев он кандидат в члены ПБ) в 80 лет тоже дали вторую Звезду. Секретарям обкомов потоком дают вторую Звезду за 60 и 70 лет. На фоне такой разливанной доброты по наградам случай с Б. Н. выглядит загадочно. Он расстроен. Когда я сегодня был у него, он не скрывал замешательства: «Как воспримет комдвижение?! Как поймут это братские государства, которые наградили меня своими высшими орденами!? Как отнесется к этому факту миролюбивая общественность!?» Вот такими мерками он мерит это огорчительное для себя событие.

Я спрашиваю: «Вы, что не знаете, как это делалось?

– Нет, ничего не знаю. Был только что у Горбачева по делам. Спросил его. Он встал. С виду растроганный, обнял, сказал: не о чем не беспокойтесь, все будет правильно, я приду завтра сам вас поздравить. А потом сообщил мне, что не поедет на съезд Французской компартии, хотя, – комментирует Пономарев, – его там очень ждали, Плиссонье и Марше прямо говорили нашему послу, что хотят только его, Горбачева, они буквально fascinaint его визитом в Англию. Его приезд очень бы поддержал партию в ее нынешнем тяжелом положении и т. п. Горбачев вместо себя предложил Соломенцева. Добавил, что Генеральный (Черненко) не захотел, чтобы заседания Политбюро проходили без Горбачева (сам он болен, в больнице).

Надо всю эту, успокоительную для Б. Н. информацию, понимать, очевидно, так:

а) Он, Горбачев, не виноват, что Пономареву не дали второй Звезды.

б) Сам он (особенно после Англии) оказался в несколько рискованном положении – пониженного доверия, «чтоб не зарывался, знал свое место».

Я посочувствовал Пономареву, согласился, что многие не поймут и что вообще – это не по-товарищески.

В самом деле, если даже его готовят к «выносу», то почему бы напоследок не дать второй Звезды – ведь это стало заурядным явлением? Разумеется, речь не идет о реальных заслугах – по такому критерию никому не надо бы брать ни Звезд, ни орденов в высшем эшелоне нашей власти. Речь идет об элементарных нормах взаимоотношений в «верхотуре», да и просто о соблюдении табели награждений, которая давно стала решающим критерием.

Например, моей секретарше Тамаре, дали к 50-летию почетную грамоту Верховного Совета РСФСР. Но ведь это только потому, что она в аппарате ЦК и служит секретарем зам. зава. Миллионы таких женщин по всему Советскому Союзу, занятых на подобных и даже более сложных должностях, получают к 50-летию цветы от сослуживцев, не более того. В таком контексте Пономарев, конечно, заслуживал второй Звезды.

Неужели он и после этого будет, как ни в чем не бывало, гоношиться, суетиться, совать нос не в свои дела, проявлять утомляющую всех активность, выдавая все это за выполнение партийного долга?

17 января 1985 г.

Отдел чествовал Пономарева по случаю его 80-летия. Зал был полон. Рыкин (секретарь партбюро отдела) открывал собрание несколько горлопански и выспренне. Загладин произнес блестящую речь, которая всерьез всех взволновала и самого Пономарева тоже. Потом был выпущен на трибуну зав. латиноамериканским сектором Герой Советского Союза Кудачкин. Потом Светлана Шадрина, которую сочли самой прелестной из наших девиц преподнесла цветы и произнесла какой-то стишок, сбиваясь как школьница.

Атмосфера была искренней. Некоторые прослезились (я сидел в президиуме и видел сам). Народ в общем добрый у нас, к тому же начальственный комплекс не выветрился из русской души.

Думаю, что это добродетельное торжество сильно скрасило Б. Н. горечь неполучения второй Звезды. По окончании, весь оставшийся день шли к Б. Н.'у поздравлять институты, министерства, организации, комитеты, персоны и проч.

Обедал с ирландцами на улице Димитрова. Разоткровенничался насчет «реализма» как лозунга дня для нашей партии. И особенно о том, что некоторые проблемы мы могли бы решать и раньше, например, продовольственную.

Поговорили о положении в компартии Великобретании.

И вновь заспорили из-за Рабочей партии, недавно возникшей в Ирландии: здесь друзьям изменяет и здравый смысл, и даже просто логика…

22 января 1985 г.

Сегодня был на Секретариате. Лигачев докладывал о ходе избирательной кампании. Организационно, мол, все в порядке, но вот добиться, чтоб по деловому, без парадности и формализма – не получилось (и, действительно, то, что показывают на эту тему по телевидению, противно смотреть – как при приснопамятном Лене в последние его дни).

Еще – о состоянии мясо-молочной промышленности. Три министра выступали, из Госплана, Соломенцев. Вел и подытоживал Горбачев: «пещерный век», заключил он оценку министрам наше отставание от западных фирм. На мясокомбинатах, чтобы готовить мясо в упаковочно-товарный вид, бабы топорами его рубят.

Очень скверно. Никак не могу примириться с равнодушием людей (моих коллег в ЦК) к работе, за которую они получают большие деньги и всякое прочее.

Пусть ты презираешь «это дело». Может, оно того заслуживает, по своей бессмысленности, непродуктивности и т. п. Но будь честен. Уйди, если не нравится. Но не будь циником, ибо это означает, что за тебя должны делать твою работу другие, которые получают те же деньги, что и ты, т. е. делают двойную работу – и за себя, и за тебя!

Тот же Шариф, мой зав. сектором по Англии. Впрочем, четвертый год он три четверти каждого года болеет!

23 января 1985 г.

Пономарева не видел два дня – после его дня рождения. Брутенц, который вместе с ним принимал сегодня чилийцев, увидел его растерянным. Но держался в своем нелепом стиле – со своими советами. Люди приехали объяснить, почему Пиночета надо свергать оружием. А он им: Ленин учил, что восстание – искусство, но надо изучать и НЭП. Это иллюзия, будто он не стареет. Он дряхлеет интеллектуально, и его природные черты все больше выпирают. Не могу отогнать от себя его жалкого рассказа, как Горбачев, реагируя на его вопрос – почему не дали второй Звезды, встал, обнял за плечи. И наш Б. Н.'чик чуть не расплакался, рассказывая мне об этом. Он, который начал с того, что презирал Горбачева, считая себя во всем выше. А теперь с собачьей благодарностью мямлит, как тот милостив был с ним, просил «не беспокоиться ни о чем». Нет, нету в Пономареве той большевистской косточки, которая сродни аристократизму декабристов и народовольцев! Мелок он, хотя и прямой наследник большевистской когорты!

Между прочим, сегодня последовал еще один щелчок по нему. Из МИД «на ушко» сообщили, что Громыко назвал главой делегации Верховного Совета СССР в США Щербицкого. А Пономарев так рассчитывал, так надеялся! Сколько лет после той, пятилетней давности своей поездки в этом качестве в США, он всем – и нашим и зарубежным – повествовал, с кем он, «вот как с вами», разговаривал, что им внушал, как воздействовал. До сих пор по именам помнит и сенаторов, и конгрессменов, и губернаторов и прочих, с кем встречался там, кто принимал его и т. п. Такое будет разочарование! И намек!

Уж не собираются ли они его отправить на пенсию на ближайшем Пленуме в апреле?!

26 января 1985 г.

Умер от инфаркта еще один товарищ – Слепов Николай Борисович, занимался Израилем. Но служба шла как ни в чем не бывало. Занимаюсь сочинением международных разделов в избирательные речи секретарей ЦК, в том числе Горбачев.

Б. Н., несмотря на выбор в пользу Загладина, все-таки опять притянул меня к Программе. Они, там, «на даче», доработали, теперь он должен докладывать Горбачеву свое мнение, вот я и составлял вчера «его» мнение. Впрочем, вписал, что не стоит в Программе, т. е. еще на несколько десятилетий вперед называть коллективизацию «Великой революцией»: уж слишком много она стоила неоправданных жертв и принесла такие материальные и прочие – экономические, социальные и другие потери, последствия которых ощущаются до сих пор. Не знаю, примет ли он это. В душе-то он согласен, но ведь в своем, уже семикратно изданном учебнике по истории КПСС, он утверждает на протяжении 20 лет, что коллективизация – «вторая великая революция»! Да и осмелится ли, даже если «согласится» откорректировать самого себя?!

Шалаев (ВЦСПС) настаивает на возобновлении передачи миллиона рублей английским шахтерам, хотя Горбачев сказал Тэтчер: не передавали и не будем. Заставил его войти в ЦК. Сам я – в сомнении. Так и составил записку. Ибо наш миллион – капля в море (меньше недели от потребностей шахтеров), да еще тайно (так что и насчет интернационализма – нуль!), а если раскроется, Мэгги смешает своего, так понравившегося ей собеседника, с грязью. Игра не стоит свеч. Посмотрим, как отнесутся секретари ЦК и сам М. С.

Остается девять месяцев до съезда. Надо решать, как жить дальше. Смысл службы уже потерян, с МКД ничего не будет, оно тает, валится одна партия за другой. Видно, исторически оно изжило себя, политически еще держится – нами и за наш счет. Значит, проблема моей службы – это теперь сугубо бытовая моя проблема.

30 января 1985 г.

Черненко уже почти месяц в больнице. Заседания ПБ проходят нерегулярно: не доверяет их проводить никому другому. ПКК (стран Варшавского договора) – отложено на неопределенный срок. И что будет с предвыборной речью? Ведь 24 – выборы в РСФСР.

Сегодня у лифта в толпе спрашиваю у Рахманина насчет ПКК. «Ну, что ты! – отвечает. – Не светит. Как и с выборами!» Подумав, добавил: «Черт знает что – 10 лет вот так уже мыкаемся!» И это – почти вслух! И это – Рахманин!

Б. Н.'а, кажется, подкосило 80-летие. Он и раньше начал сдавать, а сейчас – видно «не вооруженным глазом».

Позвал тут. Подводит к подоконникам. Они завалены адресами, телеграммами, письмами по случаю 80-летия. Говорит: «Ведь я им не начальник, значит – от души. Выказывают искренне. Но что со всем этим делать? Конечно, я понимаю: чем больше подчеркиваешь свое значение, тем хуже к тебе относятся. И все-таки. как-то надо бы «довести» об этих сотнях поздравлений и оценок, которые там содержатся!»

В ответ я вызвался только «обобщить и систематизировать». Посадил за это трех консультантов. Ерничают и делают. Это – ладно бы. Отвратительны другие его ходы. Посол Болгарии прислал письмо с просьбой дать интервью для фильма о Димитрове: «Какое самое сильное впечатление запомнилось от встречи с ним» и т. п. в интимном плане.

Так вот: мне (а я – Козлову и Рыбакову) поручено сформулировать «личные впечатления т. Пономарева от совместной работы с Димитровым».

Одновременно в проекте Программы пишем о нравственности партийцев. И есть там формула: чем выше пост, тем строже требования к морали коммуниста. Так вот: подобная эксплуатация мозгов других людей, подчиненных, которые получают партийную зарплату, не считается аморальным. Это – норма: что высшие руководители ни слова сказать публично, ни строчки написать «от себя» и собственной рукой не могут. Единственное исключение сейчас – Горбачев.

Между прочим, перед 40-летием вдруг задался я вопросом об участии нынешних членов Политбюро, кандидатов в члены и секретарей ЦК в войне. Заглянул в справочник (биографии членов ЦК). Ни один из них на фронте не был!

Конечно, то, что Брежнев сделал из своего пребывания во втором эшелоне, тоже нехорошо. Однако.

Читаю Есина «Имитатор» в «Новом мире». Блеск по исполнению, да и по мыслям о современной чиновной интеллигенции, хотя речь о художниках = о нравственном состоянии нашего нынешнего общества.

Ребята из польского сектора (в Отделе ЦК по соцстранам), которые явно мне симпатизируют (иногда приводят ко мне на беседы своих поляков). Сообщили сегодня «на ушко», что «ревизионистскую» статью Амбарцумова перепечатали в Болгарии и ГДР.

Очередной том Л. Н. Толстого. Письма. Он, оказывается, писал их каждый день, плюс дневники и плюс – для собрания сочинений!

5 февраля 1985 г.

Опять слово за слово читаю проект Программы, готовлюсь к словесным схваткам с теми, кто считают себя ее главными авторами – Печеневым и ребятами, которых мы, Международный отдел «вскормили» в журнале «Проблемы мира и социализма», но не удосужились во время приобрести себе (т. е. взять в Отдел).

И вновь, в который уж раз, после самого тщательного редактирования в группе, в соответствии с замечаниями секретарей – выгребаю оттуда и несуразности, и повторы, и пустопорожние фразы.

В прошлую субботу, как уже писал, опять секретари одобрили текст, но кое-что вновь предложили «владельцы» окончательных советов – Печенев плюс Стукалин. Будут ли они нас с Пышковым слушать, принимая во внимание всю желчную тщеславную суету вокруг нашего Б. Н.'чика.

В четверг утром поеду туда (т. е. на дачу Горького). Посмотрим. Главное – самому не суетиться и не проявлять большой заинтересованности.

11 февраля 1985 г.

С 7-го по 9-го, три дня в Волынском -2. Стукалин, Печенев, Пышков, Степанов, Солодухин, Правоторов и я. Доводка Программы КПСС после очередных соображений секретарей ЦК перед представлением текста Горбачевым Черненко.

Главные проблемы:

1) «Глобализировать», т. е. устранить модный в МКД налет замыкания на национальной проблематике и задачах, но не допустить возврата к трепологии Программы-61. Фактически дело свелось к заимствованию определения эпохи; к абзацу о том, что совершенствование советского общества – это и интернациональная задача КПСС; и что КПСС воспитывает своих членов не только в духе веры в коммунизм для России, но и – всего человечества.

2) Исправления в трех направлениях – в соответствии:

с теорией марксизма-ленинизма; со здравым смыслом; с русской грамматикой.

3) Новое заключение (где образы будущего коммунизма) – чтоб не очень патетически.

Частность, но важная: добавление о Латинской Америке, которая из-за упущения Брутенца и Загладина на предыдущих этапах фактически была «вписана» в концепцию «освободившихся» стран Азии и Африки. Добился, чтоб это было поправлено, хотя текст в «моей» редакции и не был принят.

Главным поставщиком замечаний, предложений и поправок был я… как аутсайдер. Печенев, который верховодил, старался держаться лояльно, но раздражался и бывало начинал возражать, едва я открывал рот.

Я с самого начала поставил себе целью не заводиться. Спокойно, иногда будто в шутку «доказывал» и часто находил поддержку у других. Тогда Печенев уступал. В общем-то он принял меня как агента Пономарева и лишь постепенно понял, что я сам по себе.