Текст книги "Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991"

Автор книги: Анатолий Черняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 128 страниц)

Послесловие к 1972 году

Каков итог 1972 года?

Тринадцать лет до перестройки – что мы имели?

Восстановлен поколебленный при Хрущеве беспрекословный авторитет (и власть) первого лица – Генерального секретаря ЦК КПСС, хотя оформлено это было в партийном порядке в следующем году. Тогда же появились первые признаки «культа», пусть вторичного, фарсового.

В высшем властном эшелоне – Политбюро, Секретариат – сохранилось интеллектуальное и культурное убожество:. Подгорный, Полянский, Кириленко, Воронов, Шелест (потом Щербицкий), Шелепин, Кунаев, Демичев, Капитонов.

Суслов, Пономарев, Косыгин – люди немного иного порядка. Последний – профессионал, но именно в этом году его начали отодвигать, Первые два оставались носителями большевистской традиции, для которой свойственна была все-таки определенная образованность.

Экономика, после неожиданного взлета в 8-ой пятилетке, снова начала деградировать. Умные и циничные хозяйственники во главе с Байбаковым уже тогда понимали, что никакие постановления, призывы, взыскания за невыполнение планов ничего поправить по сути не могут. «Корень» – в другом, глубже.

Материальный уровень основной массы городского населения был еще терпимый, хотя люди помнили, что как раз к этому году Никита обещал завершить «первую фазу коммунизма».

Брежнев, несколько опомнившийся после интервенции в Чехословакию, утвердившийся во власти, обнаружил наличие здравого смысла. С подачи Андропова и Цуканова он приблизил к себе интеллигентов «высшей советской пробы» – Иноземцев, Бовин, Арбатов, Загладин, Шишлин. Допущенные к сверхзакрытой информации, широко образованные, реалистически мыслящие и владеющие пером, они сумели использовать «разумное и доброе» в натуре Генсека для корректировки политики – там, где это было возможно в рамках системы.

Регулярное неформальное общение их с Брежневым, советы, собственные мнения и возражения, в которых они себя с ним не стесняли, а, главное, – «стилистика» изложения политических установок, которая была на 90 % в их руках, сказались, прежде всего, во внешних делах, а именно – поворот к курсу на разрядку, к диалогу с Америкой, с Западной Германией, перемена отношения к «третьему миру» – отход от безоглядной поддержки «национально-освободительного движения», опасной, в принципе недальновидной и наносившей вред государственным интересам СССР.

Доверенная приближенным Брежнева «форма» провозглашения политики снимала с нее идеологическую оголтелость, что в ядерный век и вообще в международных отношениях неизбежно отражалось и на содержании, делая его более «цивилизованным».

Идеология, давно и необратимо утратившая свой революционный, вдохновляющий и мобилизующий потенциал, окончательно слилась с лживой «пропагандой успехов». Оторванная от реалий внутри и вовне, потерявшая всякую эффективность, она давно уже не использовалась в практической политике, но нужна была для сохранения имиджа альтернативы «империалистическому Западу». И, конечно, служила демагогическим прикрытием партийно-государственного контроля за духовной жизнью общества.

В самой духовной жизни отчетливо обозначился поворот от апологетики советского строя, обязательный в «соцреализме», к исконному предназначению литературы, театра, кино, живописи. Проблемы мужчина-женщина, счастье-горе, человеческие отношения, превратности повседневности, смысл собственной жизни и тому подобное – вот что определяло теперь интерес и производителя, и потребителя духовной продукции. Одновременно начали рваться заслоны к «Серебряному веку», к «Авангарду» 20-х годов. И то, и другое было фактически протестом против надоевшей официалыцины. Но появился и протест активный – в форме противопоставления нынешних порядков идеализированным нормам и принципам ленинского времени, в виде эзоповской сатиры на существующие порядки.

Все это свидетельствовало о растущем неустройстве общества, его недовольство навязанным, хотя и привычным образом жизни.

Реакцией было ожесточение чиновников идеологической и культурной сферы, включая ортодоксов официальной науки. Борьба шла уже не за идеи, а за сохранение социальных привилегий и идеологической власти. Соответствовало такой цели и «качество» применяемых средств – наглая демагогия, запугивание, шовинизм, черносотенство, антисемитизм. Это не было официально оформленной, «утвержденной по правилам» политикой. Но отражало настроения и уровень «культуры» многих членов Политбюро, Секретарей ЦК, аппаратных бонз, обкомовских и министерских начальников. Ими и поддерживалось.

Международное комдвижение на глазах стаивало, окончательно утратив свой политический и идейный потенциал. Празднование в Москве

50-летия СССР, спустя три года после последнего всемирного Совещания компартий, продемонстрировало распад МКД, ничтожество его составных частей, находящихся на иждивении КПСС. Исключения не меняли общей картины. Попытки некоторых компартий нарастить политический капитал в своих странах за счет критики советских антидемократических порядков, окончательно подорвали саму основу существования коммунистического движения как явления мирового.

Таковы «стартовые» признаки периода, которому посвящен данный проект.

1973 год

6 января 1973 г.

Сегодня, хотя и суббота, весь день на работе. Очередной доклад для Пономарева – об МКД. Удовлетворение только от одного – насколько я ловчее сумею это сделать по сравнению с «ребятами» (консультантами) и они добровольно, естественно, подчиняются моему умению. Но, когда кто за 10 лет службы ничему не научиться, это вызывает презрение у всех.

Цирк парного руководства отделом Кусковым м Загладиным. Доходящее до бессмысленности косноязычие Кускова, видимо, отражает притупление интеллекта, усталость в свое время пропитого мозга, который, впрочем, не получил надлежащей тренировки и «культуры» работы в юности. Загладин не то, чтобы пользовался этим. Скорее ему просто претит беспомощность, которая означает кражу времени у подчиненных, не говоря уже о неясности заданий, которые они получают.

Читаю Быковского.

8 января 1973 г.

В Москве эпидемия гриппа, говорят (ссылаясь на статистику горкома), что в день в городе заболевает 70 000 человек. Наверное, врут. Хотя больных вокруг много.

Третьего дня встречался с делегацией Австрийской КП. Мури (председатель) и Шарф (бывший социал-демократ, участник Сопротивления). Большая дискуссия об социал-демократах. В их подтексте: вы, мол, делаете свой бизнес с ними, как с государственными деятелями. А мы от этого несем прямой ущерб, ибо они не только интегрированная часть государственно монополистического капитала, но и наиболее умная ее часть, способная им управлять и его направлять лучше, чем современные буржуазные партии.

Прием Клэнси (из новой просоветской КП Австралии) у Б. Н. на той неделе. Дохлое их предприятие.

Обобщали (по поручению ЦК) просьбы братских партий, высказанные во время празднования 50-летия СССР. В основном, это – деньги и деньги: на издание газет, устройство мелких фирм, пенсии ветеранам, но также и, например, определить племянницу в Московскую консерваторию, содержать сына со стипендией в Киевском университете, «помочь» написать книгу (т. е. написать за лидера партии, а он подпишет) и т. п. Словом, удручающая картина.

У Капитонова собраны зав. отделами ЦК. Обсуждение плана Секретариата на первое полугодие. Присутствующие боссы, хозяева, так и ведут себя. Новый секретарь Долгих, видно, уже вошел в роль. Явно умнее Капитонова, что, впрочем, не очень трудно.

Потом Шауро затащил к себе. Часа два беседовали. У него, видно, комплекс «непонимания и пренебрежения со всех сторон». В «международниках», как и многие другие, он видит скрытую, загадочную силу, так как они интимно общаются с самым верхом. Этим и объясняется его оправдательный тон, в частности, в отношении меня. Много рассказывал, главным образом, об изменении «атмосферы» в среде деятелей культуры, писателей, и об отношении к нему, равно как и к ЦК. Однако – ни мысли, ни собственного убеждения, ни тем более политики ни на грош.

Хотя положение, видимо, понимает. А учитывает его, главным образом, в смысле – «чтоб не подставиться».

Поразительная ситуация. Брежнев в Белоруссии ласкает Помпиду, который накануне в Париже на пресс-конференции говорил о нас и обо всем «нашем деле» следующее:

Вопрос (Пьер Шарли, «Франс-суар»): «Не переоценивая совместную программу (социалистов и коммунистов), нужно сказать, что в ней, помимо основных направлений политического курса, содержится также определенный проект общества. Основные линии политики, которую намерено отстаивать нынешнее большинство, премьер-министр изложил. Не можете ли вы сказать нам, каков ваш проект общества?»

Ответ Помпиду: «Каков мой проект общества? В самом деле, в совместной программе, по крайней мере в общих чертах, обрисован облик, так называемого, «социалистического» общества, т. е. коммунистического, т. е., с моей точки зрения, тоталитарного общества в полном смысле этого слова. Я хочу этим сказать, что все находится в руках государства, что все зависит от государства и что само государство находится в руках партии и эта партия командует жизнью людей во всех аспектах.

С другой стороны, есть – это верно – классическое капиталистическое общество, которого в полном смысле уже нет нигде, но которое все-таки в большой мере сохранилось в Соединенных Штатах или в Японии (хотя и это еще требует доказательств). Но во Франции в настоящее время оно уже во многом ушло в прошлое, учитывая целый ряд реформ, мер, принятых прошлыми правительствами, – и в 1936 году, и в период Освобождения, и после 1958 года.»

3 февраля 1973 г.

История с Ульяновским (один из замов Б. Н. по Востоку). Гафуров (академик, директор Института востоковедения) написал на него Брежневу письмо – об использовании материалов, присылаемых по заданию Международного отдела, в статьях и брошюрах Ульяновского; о монополизации редактирования всяких сборников и книг по международному освободительному движению; о каше во взглядах, когда в статьях Ульяновского, выходящих в разных местах почти одновременно, директивно отстаиваются противоположные взгляды; о перепечатке одних и тех же статей в разных изданиях; о несметных гонорарах.

Б. Н. был очень огорчен. Долго ходил по кабинету. После пьянки, организованной замами накануне 7 ноября в кабинете Загладина, чем занимался сам Пельше, теперь вот новое напоминание, – что замы у него «того»!

Столкновение с Б. Н. в связи с докладом об МКД, который мы ему подготовили (для «сборов» идеологических секретарей республик). Обвинил меня в пацифизме, в том, что за «успехами Программы мира» мы не видим, что гонка вооружений продолжается, военные бюджеты растут (США – 83 млрд.), НАТО продолжает маневры, совершенствует военную машину, а Помпиду нам улыбается, интригует с американцами и поощряет антикоммунизм.

Я ему ответил: но как же вы будете выглядеть? На закрытом сборе, перед элитой руководящих кадров, вы, по существу, хотите представить дело так, что толку от Программы мира нет, что наше «мирное наступление» – это топтание на месте, что ничего в мире не изменилось и что 90 % времени, которые. Брежнев и другие отдают внешней политике (и только 10 % – хозяйству) – это понапрасну затраченные силы.

И потом: о Помппду наши слушатели судят по телепередачам, в которых они видят «объятия», улыбки, взаимные подарки и прочие, на самом высшем уровне. А вы в этот самый момент идеологам скажете, что все это – чистый фасад, а на самом деле – Помпиду наш ярый враг и т. п.?

Он несколько сник… Естественно, в докладе осталось все как было, лишь с небольшим добавлением об американском военном бюджете.

Впрочем, в тактическом плане Б. Н., возможно, прав. Особенно, когда произнес передо мной речь о «европейской безопасности». «Вот, – говорит, – шум и в печати у нас и вы тоже, в докладе для меня: европейская безопасность, новая система отношений, сотрудничество, взаимная выгода, обмен людьми и идеями, добрососедство… Ни хера, Анатолий Сергеевич, этого не будет! Уверяю вас. Дай Бог нам добиться приличного совместного документа, чтоб пропаганда не смогла его использовать потом против нас. А так – все останется по-старому. Ведь то, что мы хотели от Хельсинки, мы уже получили (границы и признание ГДР), а теперь оно оборачивается против нас, и нам бы лишь прилично выпутаться из этой нашей же затеи.»

Тут он, конечно, прав. Он и знает, и отражает теЩаІіїе всего нашего руководства (впрочем, за вычетом, пожалуй, самого Брежнева).

В то же время, в этой его откровенности – признание того, чего мы не хотим признать: мировое развитие – «революционный процесс» уже пошло иначе, чем это предполагалось на протяжении 50 лет; победила наша «реальполитик», основанная на силе и запугивании, но не наша идеология, и чем больше успехов в нашей политике, тем больше ущерба нашей идеологии (классически представляемой, а теперь можно уверенно сказать – не случайно представляемой, Демичевым и Трапезниковым).

Так что в глобально-стратегическом плане Б. Н. уже архаичен. И он даже не в состоянии заметить глубокого противоречия в самой собственной деятельности. Он отмахивается от проблемы, чтобы свести концы с концами.

Есть у нас в Отделе Борис Ильичев, заведующий сектором Юго-Восточной Азии. Умный, образованный, острый, насмешливый, циник и анекдотчик. Объездил весь свой район, работал много лет в Индонезии. У нас с ним давно взаимные токи, в частности, обмениваемся «марксистско-ленинской» литературой по сексуальным вопросам. Он большой знаток в этом деле. Недавно явился он ко мне, сел в кресло и быстро, в своем полухулиганском стиле стал излагать свою концепцию.

4 февраля 1973 г.

Так вот – Б. Ильичев. Мне, говорит, надоели эти бесконечные постановления о «противодействии», об «отпоре» китайцам. Рука устала расписываться. У наших лидеров какое-то самоочарование: они полагают, что раз они приняли постановление, то все само и делается именно таким образом. Да, если бы и делалось – все это не то… Посмотри: посадили группу специалистов «при Секретариате ЦК». Три месяца они сочиняли стратегическую разработку, «что делать с китайцами». И гора родила мышь, ныне утвержденную на Политбюро. Анализ их во многом правилен, анализ убеждает, что перемен к лучшему не будет, их нельзя ждать, даже если умрет Мао или Чжоу, или оба вместе. Китаю не нужна и не выгодна объективно дружба с нами.

А какой же вывод сделали эксперты: «политика ХХІV съезда в отношении КНР правильна». Да, она правильна для провозглашения на весь мир. Но должна быть еще реальная собственно политика, которая будет исходить из того, что война неумолимо идет к нам со стороны Китая, не через 5, так через 10 лет, не через 10, так через 15 лет.

Я всегда считал, что после 1945 года войны в Европе не будет никогда. Я был уверен в этом, несмотря на всякие кризисы, Западный Берлин и прочие. Теперь уже всем ясно, что ее не будет никогда.

Я понимаю, конечно: «20 млн. убитых»… психологически это была проблема, от которой нельзя было просто отмахнуться. Но теперь и психологический перелом произошел. И тем не менее, мы все главные силы тратили на Помпиду, Брандта и т. д.

Между тем, ось мировой политики уже давно переместилась в Юго– Восточную Азию. Нам сейчас, после окончания войны во Вьетнаме, надо создавать «Великий Вьетнам», все эти Лаосы и Камбоджи и прочие Филлиппины объединять – «Великий Вьетнам» со 100 млн. населением плюс Индонезия со 125 миллионами. Сухарто – подонок и враг, но и его надо быстрее заполаскивать на свою сторону. Надо создавать Китаю серьезный враждебный тыл. Если мы опоздаем с этим и Китай сам оседлает с помощью японцев Юго-Восточную Азию, песенка наша спета. Миллиард китайцев! Никакая наша ядерная мощь не остановит эту силу.

По ходу я подбрасывал ему разные вопросики, пытался издеваться над его экстремизмом, хохотал над его заборной экспрессией. Но где-то в основе он прав: мы очень неманевренны в своей политике, очень архаичны в методах ее проведения… Хотя Борька и утрирует, закрывая совсем глаза на «требования историзма» – «всему свое время».

За эти две недели дважды был на ПБ и один раз на Секретариате ЦК. Первый раз вел Суслов. Среди прочего интересно было отметить случайность во взглядах на тот или иной вопрос и боязнь у большинства (кроме основных членов ПБ) отстаивать свои позиции или предложения.

6 февраля 1973 г.

На Политбюро обсуждалась записка Кириленко «об упорядочении» внешнеэкономических связей министерств и ведомств. Смысл был в том, что министры и их замы с большим удовольствием и страстью занимаются загранпоездками, чем своим делом.

Выступил Демичев: надо здесь действительно порядок навести. Дело дошло до того, что ведомства с ведомством общаются через границу, а мы и не знаем, что министерства там и прочие… и даже заводы и институты… ездят по заграницам, устраивая собственные связи. Надо этому положить конец, поставить под контроль центра и т. д.

Андропов: нарушается порядок представления отчетов о беседах во время загранпоездок.

Косыгин, который, видно, невнимательно слушал, кто что говорил, обрушился на Андропова, имея в виду высказывания Демичева (мол, у нас дело идет к интеграции и нормально, что заводы, институты и прочие общаются с нашего разрешения, но непосредственно, а все заузить на центр – это мы потонем, да и вообще – это абсурд).

Андропов слушал, слушал, встал и своим комсомольским голоском заявил, что ничего этого он не предлагал, это предлагал «вот он», и показал пальцем на Демичева. Тот вскочил и стал путано доказывать, что он не то имел ввиду.

На Секретариате ЦК обсуждался вопрос «о толкачах», командировочных от предприятий и ведомств по выколачиванию необходимых материалов. Записка Кириленко. Докладчики от комиссии приводили всякие смешные и «вопиющие» факты о том, как командировки используются для празднования юбилеев начальства в Москве, для махинаций, туристических целей и т. п.

Но выступил заместитель председателя Госснаба и тоже на фактах показал: да, злоупотребления имеют место, но не – причина толмачевства. Причина в другом. Если, скажем, директор металлургического завода отвечает на мольбы тех, кому он поставляет трубы, что за I квартал он, может быть, и выполнит план поставок, но в январе он даст только 13 % заказа, в феврале – 27 %, а в марте – остальное. Что прикажете делать? Как должен работать завод, который имеет такого поставщика? Чем он будет платить рабочим? Как выполнять свой план?

Или: стройке нужен металл такого-то сорта, ему присылают совсем не то, и это «не то» валяется и пропадает, потому что из него строить данный объект нельзя. А по тоннажу поставщик план выполнил и даже премию получил. И т. д.

Я был удивлен, когда Соломенцев, Устинов, Долгих – Секретари ЦК, выступили очень резко в поддержку анализа Госснаба, требовали глядеть вглубь, вскрывать действительные причины толмачевства. Т. е. они все это видят и хорошо понимают, что дело в повсеместном и всеобщем невыполнении планов.

На последнем Политбюро (2 февраля) «подведены итоги» прекращения войны во Вьетнаме – вернее итоги встреч Брежнева с Ле Дык Тхо, а Суслова с министром иностранных дел Нгуен Зуй Чинем.

Брежнев: оценка откликов на свою речь на приеме вьетнамцев в Москве (проездом из Парижа, с переговоров) – главное, мол, что на Западе подчеркивают «твердость Брежнева в борьбе за разрядку». И все больше верят, что линия ХХIV съезда – не конъюктура, а принцип. Не гнать по-прежнему военную технику в ДРВ. На вопросы Тхо об экономической помощи, я, мол, «не отреагировал».

Гречко: вьетнамцы по-прежнему не дают нам сбитую авиатехнику США, к Б-52 не подпускают, к американским минам в море – тоже.

Брежнев: Садат пусть подумает, что и для него значит окончание войны во Вьетнаме. Андропову и Громыко поручаем изыскать новые пути к контактам с Израилем. Прежние попытки – безрезультатные. «Сидеть, порвав отношения, – это не политика».

На этом же ПБ Полянского назначили министром сельского хозяйства, освободив от первого зама Председателя Совета Министров! Когда в субботу это было опубликовано в «Правде», никто ничего не мог понять. Я – тоже. (Я присутствовал только на обсуждении вьетнамского вопроса). Сегодня до меня дошел слух, что произошло это вопреки возражениям Подгорного, но потому, что Косыгин, давно враждующий с Полянским, нашел вдруг понимание у Брежнева, которого «подготовил» к этому Кириленко.

Итак, в Политбюро довольно крупная теперь группа недовольных, обиженных: Шелепин, Шелест, Воронов, Полянский, да и премьер с генсеком не друзья, еще того хуже отношения президент – премьер.

В Грузии большое недовольство тем, что снятый первый секретарь Мджаванадзе прикрыт от критики и разоблачений. Потому, что друг генерального «по войне».

В Армении: Бюро ЦК КПА единогласно вынесло решение об освобождении первого секретаря Кочиняна. Но из Москвы срочно пришло указание – отменить. Собрался Пленум ЦК, учасники которого, делая вид, что не знают о мнении Москвы, долбали членов ПБ, отменивших, конечно, свое решение, за мягкотелость и либерализм, за беспринципность. Кочинян – тоже друг генерального «по войне».

Еще в начале января утвержден план внешнеполитической активности руководства ЦК на 1973 год, в том числе и главным образом, поездки Брежнева в Индию, ФРГ, США, Польшу, Чехословакию, возможно, Финляндию, в какие-то социалистические страны.

Помню, как в мае прошлого года, когда готовили речь Брежнева на ХУ съезде профсоюзов, окрысился на меня Арбатов, когда я настоял перед Цукановым выбросить место, обещавшее ближайший Пленум ЦК посвятить научно-технической революции. Я тогда говорил ему: «Не будет твоего Пленума в 1972 году». Теперь похоже, что его не будет и в 1973 году.

В газетах, по телевидению и радио идет большой шум по поводу перестройки соцсоревнования на «состязательный» лад. А по впечатлением пропагандистских групп ЦК, объехавших страну с «итогами» доклада Брежнева на 50-летии СССР, ничего не делается по существу. И вообще ничего не делается. Декабрьского Пленума как не было.

Не возникает ли ситуация осени 1964 года?

Арисменди (первый секретарь КП Уругвая) у Суслова. Моя беседа с ним о поездке Арисменди в Корею. Его впечатления о Ким Ир Сене. Пышность приема там. Ужин на Плотниковом. Мой тост. Проводы в Шереметьево-2.

Разговор с Галей Волчек о ее новой постановке «Восхождение на Фудзияму» (по Айтматову) – видел за два дня до этого. Это – новое слово театра, глубочайшая вещь и острейшая. И опять – вызов нашим «культвластям придержащим». Кульминация – возглас героя=директора института: «Так это было потом (реабилитация), а тогда было не потом!» Это – находка на уровне пушкинского «народ безмолствует».

Высоцкий с новыми песнями. Одна из них о том, как два рабочих парня, друзья-забулдыги, решили ехать в Израиль (русский и еврей). Русского отпустили, еврей не прошел по пятому пункту. Марина Влади. Поговорили. Она мила.

8 февраля 1973 г.

Вновь был на Политбюро, вопрос о вступлении СССР в международную конвенцию по авторским правам. Вчера весь день готовил для этого ПБ по наущению Б. Н. проект решения о новой Конституции. Б. Н. явно хочет внедриться в руководство подготовкой проекта. Однако посланный за подделанной Балмашновым (помощник Пономарева) подписью Пономарева (сам он в Гаграх) мой проект не обсуждался сегодня. Поручили Секретариату ЦК – «подготовить вопрос и внести»…

На днях был у меня Боря Панкин – главный редактор «Комсомолки». Говорит: «Наша общая (и индивидуальная – таких, как ты, я, подобных) беда в том, что на ключевых исполнительных постах сидят подонки, особенно (если говорить о нашей сфере – идеологии) в органах информации. И ничего ни Яковлев, ни ты не сможете вопреки им сделать. Вот ты выступил в «Коммунисте», вроде все согласились, а они тебя и на «дискуссиях», и на «ученых советах», и, косвенно, в печати помаленьку прикладывают (см. № 12 «Вопросы истории КПСС») и ничего ты сделать не можешь. Они создают в определенном слое «общественное мнение». И за ними – «масса» служителей культа, как говорили несколько раньше, а теперь, я бы сказал, просто идеологические попы, которые готовы на все, лишь бы сохранить свои кормушки».

Видел сегодня в приемной ПБ Шауро. Он говорит мне: знаете, Сафронов выпустил первый том своего собрания и получил за него 75 000 рублей! Что делается!! Это он мне говорит!

9 февраля 1973 г.

Вскочил в 6 утра. Поехал на теннис, проиграл, взбодрился.

Прочитал десятка два шифрограмм, дал всякие распоряжения… Попросил правку «Правды» к статье Арисменди о революционном процессе в Латинской Америке. Поправил набор статей для «Известий» о китайском шовинизме.

Поговорил с Катушевым о приезде на той неделе секретаря СЕПГ Аксена с большой группой – на взаимоинформацию по МКД. Дал команду секторам готовить материалы.

Написал две записки Пономареву на Юг – об Австралийской КП и о предстоящей в марте в Берлине конференции сорока двух компартий по 125-летию Комманифеста.

Прочитал ТАСС'овскую информацию. Поговорил с Шапошниковым и Пухловым о письме отца одного нашего младшего референта=кляуза на сына. Сын, возможно, дерьмо, но отец явно подонок полный. Я попросил разобраться, главным образом, зачем он написал такое на сына.

Поговорил с заместителем министра иностранных дел Кузнецовым о некоторых материалах к визиту Брежнева в Индию, с зав. сектором – о порядке их подготовки у нас.

Переписал и подписал несколько шифрограмм в разные концы мира.

Не раз пообщался с Балмашновым по разным проектам и принятым постановлениям ПБ и Секретариата.

Начал было читать рукописи к редколлегии «Вопросов истории», которая будет в понедельник, но не дали.

Подготовил проекты записки и телеграммы Берлингуэру, который приедет на встречу с Брежневым в середине марта.

И что-то еще было. Не припомню.

Читаю «Судьбу» Проскурина. О коллективизации. Новая реанимация Сталина. В библиотеке ЦК за ней – очередь.

13 февраля 1973 г.

Подряд серия празднеств. В субботу – у Гилилова (коллега по работе в журнале ПМС). Арбатов, Ковалев (редактор БСЭ) со своей уже очень оплывшей постаревшей Соней. Тосты. Мне все говорили, что молод и не меняюсь. Было в общем мило: Гилилов – Ольга (новая, сравнительно молодая жена) – все как будто так всегда и было.

В воскресенье у Зигеля (школьный друг) 50-летие его Гали. Опять странное собрание самых разных людей: от «фантаста» Казанцева, который рекламируется в фильме ФРГ «Воспоминание о будущем», до полковника танковых войск, который напившись говорил: на чем советская власть держится, на авторитете что-ль? Он уже давно испарился! На нас она держится, вот! И поэтому мы всегда будем в порядке.

Прелесть старшая дочь Таня. Стихи о матери, фонари из коры и из железа, шаржи: Петр1 – Зигель и Екатерина П – Галя: в рисунок вмонтированы фото – лица матери и отца, очень здорово. Девочка статная и вполне спелая, охотно прижимается бедрами.

Зигель произнес ряд тостов в честь жены, преподнес ей рукопись (хобби) о Екатерине П, коя есть "прототип Гали"… как будто не было в течение 7-ми лет ни Клавы, ни каадый год буфетчиц из разных московских кафе и т. п.

Словом, благообразная, организованная, дисциплинированная русско– немецкая интеллигентная семья, какие, видно, были типичны для «московского общества» в начале XX века, а осколки их – и для 20-тых годов.

А гости (родственники и «те» знакомые) – публика в общем пошлая: советское чиновничество с претензиями на значительность.

И совсем другое «общество», хотя и не менее неприятное – в понедельник у режиссера Митты. Сам он – Саша Митта, постановщик талантливых детских фильмов, добр, обаятелен, прост, умен, без намека на выпендреж и современную богемность. Его жена (кстати, Дезькина двоюродная сестра) Лиличка. Прелесть, к тому же тоже невероятно талантливая баба. Она – кукольница и рисовальщица – иллюстратор детских сказок. Их сын, которому 9 лет, просто гениальный еврейский ребенок. То, что он рисует в духе экспрессионизма и примитивизма (не детского, а именно в стиле) может затмить экспозиции модных европейских художников. Его шаржированные портреты, сделанные в трехлетнем возрасте, поразительны глубиной и точностью схваченного образа.

Меня всегда потрясает тайна таланта, который может улавливать и выражать то, что недоступно даже энциклопедической учености. А здесь просто становишься в тупик. Ведь мальчишке 9 лет, он обычный школьник.

Но об «обществе». Артистки, дипломаты, научные деятели, литераторы. Мелко-средняя сошка, конечно (кроме Гали Волчек). Но зато – какие брючные костюмы, какие каблуки, какие блузки и бижутерия, как «сидят» сигареты и стаканы с джином в пальцах! Какая надменность и «простота» повадок. И вместе с тем – у баб – постоянный плотоядный поиск в глазах: не клюнет ли новый, незнакомый мужик, тем более – говорят – в ЦК работает!

Еще несколько лет назад я стушевался бы от застенчивости среди этой публики. А теперь почему-то держусь плево и совсем спокойно. Мне ничего от них не нужно. И их выпендрель мне смешна. Впрочем, среди этих двух десятков пяток людей было действительно интересных и милых.

Островитянов по поводу похорон Шаврова из МГИМО: «оказывается, умереть даже хуже, чем жить».

Загладин, наконец, вышел на работу после более месячной болезни. Рассказывал, чем он занимался: главным образом, изучением «совокупного рабочего» и вскрыл систему взглядов Маркса, Энгельса, Ленина на проблему – понятие – «рабочий класс». С увлечением рассказывал мне схему, которая у него в результате сложилась. Он очень поскучнел, когда я стал ему говрить о делах, которые я за него должен был делать в это время… Отмахнулся от того, что теперь ему бы следовало взять на себя…

И еще – смотрел я на его огромное рыхлое тело, теперь к тому же больное, и ужаснулся в душе: оно не может взлететь по лестнице, оно не может обнять женщину, не вызвав отвращения у нее, оно не знает наслаждения лыжни, ему недоступен теннис, да просто ощущение ловкости и силы, здоровья. Это страшно. И хорошо, что он об этом не знает. А ведь он моложе меня на 7 лет.

20 февраля 1973 г.

Пономареву готовили доклад для международной конференции в Берлине по поводу 125-летия «призрака», который тогда «бродил по Европе». Кроме того, он же будет открывать конференцию в Колонном зале.

А когда мне предложили поехать в Бонн на аналитическую конференцию ГКП, Пономарев бумагу отложил. А в разговоре со мной об этом, проговорился:

«Ведь это же значит, что вам готовится к своему выступлению надо»… Он не хочет, чтоб я тратил время на себя, тогда как ему нужен для себя «свежий, интересный и содержательный текст».