Текст книги "Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991"

Автор книги: Анатолий Черняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 128 страниц)

1987 год

10 января 1987 г.

С 19 по 8 января отпуск – в доме отдыха «Русь» под Рузой. Лыжи, теннис. Но скука. Хотел даже смотаться. Но остался и в общем – не пожалел.

Много читал: газеты, журналы, мог следить за «ходом мысли» теперешней прессы. Явление, действительно, грандиозное. М. С. вслед за Лениным понял, что свою революцию он тоже должен начинать с «Искры». Полная автономия печати. И люди действительно пишут, что думают, никого не боясь и ни на кого не оглядываясь… в меру своего писательского и журналистского дара. Кстати, и талантов журналистских появилась уйма: как грибы после благотворного дождя. Откуда что взялось!.

А в литературе, кино, театре – шквал… Между прочим, как раз сейчас с первых номеров журналов нового года – обозначился поворот. Да, пороки, провалы, безобразия названы, их каждый день в газетах сколько угодно. А что же делать большой литературе, которая ранее лишь робко пыталась называть в самых смелых своих вещах все это. Теперь все обозначено. Испытание правдой прошло в истекшем году: «Печальный детектив» Астафьева, «Пожар» Распутина, «Плаха» Айтматова, «Костер» Быкова, «Все впереди» Белова… И т. д. Что теперь должна делать большая литература, кино, театр?

И в обзорах года отчетливо видна мысль: идти вглубь и показать, кто виноват, в чем истинная причина 60–70– начала 80-тых годов?

Об этом пишут прямо. К этому зовут критики, публицисты. Никто против этого не возражает. Значит, будет по Горбачеву, о чем он говорит пока в узком кругу: «Завалили социализм, ничего от него не осталось».

На предстоящем Пленуме, где он сделает четырехчасовой доклад, видимо, он поставит много точек над Намекают, что не только события в Казахстане, но и националистические вспышки на Украине будут «присутствовать», т. е. судьба Щербицкого.

А пока: Г. Л. Смирнов сделан директором ИМЭЛ (вместо Егорова)… Не то, хоть он и порядочный человек, но ни сил, ни новизны ума и знаний у него не хватает, чтобы сделать из этого заведения теоретический центр. Но – друг Яковлева. Он его «сделал» помощником М. С., он его и устроил на «тепленькое» местечко, а оно – горящее!

Ректором МЛШ делают Рахманина. Понятно, что при нынешней политике в отношении социалистических стран и Китая его давно надо было убрать. Но – не в Международную же (ленинскую) школу – к коммунистам! Будто Загладин (и, с его слов, Добрынин) возражали, но Лигачев им разъяснил: надо куда-то человека поставить, пока он член ЦК. Etc. Вот так. Это к вопросу о «кадровой политике».

Международный отдел недоволен Добрыниным. Будто «оскорбительно» он поздравлял с Новым годом. Словом, ни Отдел не может к нему приспособиться, ни он к Отделу адаптироваться. Не сварят они каши вместе, наверно.

18 января 1987 г.

В субботу работал. М. С. вернулся из Завидово с докладом для Пленума. Я прочел. Читал и подборку писем по теме Пленума – кадровая политика.

Позвонил мне М. С. Спрашивал: как, мол, доклад? Я сказал: это сильнее и значительнее XXII съезда. «Я тоже так считаю», – сказал Горбачев.

(Спросил, что я делаю на даче, поговорили о лыжах). «А ты умеешь?» Южный человек – для него надо «уметь» кататься на лыжах.

Потом сообщил свои мысли к предстоящей встрече с американцами (Киссинджер и К^о) и к выступлению на форуме по гуманитарным вопросам (в середине февраля) – хочет, чтоб была оформлена наша концепция «по правам человека».

Читаю «Зубра» Д. Гранина.

6 июня 1987 г.

Преступление я совершаю, что забросил дневник. Несколько раз уже клялся здесь, что он должен быть почти целиком – о Горбачеве. Великое время он надвинул на страну. И сам растет, становясь, действительно, необычайной фигурой во всей российской истории. Но хватит ли у меня умения (способности) отображать это надлежащим образом? Хотя бы фиксировать канву? Никто же это не делает.

Вот затеяли (по моему настоянию – в ответ на предложения двух американских издательств «Хартер энд Роу» и «Саймон энд Шустер») книгу Горбачева. Яковлев и Добрынин хотели откликнуться очередным сборником его речей. Я предложил составить книгу из записей бесед М. С. с иностранцами и моих блокнотных записей того, что он говорит на ПБ, в узком кругу в моем присутствии. Ему понравилось. Полтора месяца мы (я, Шишлин, Амбарцумов, Вебер, Козлов) просидели на даче Горького и составили такой том – из его живой и смелой речи, систематизировав по темам. Куски он читал. Увлекся. Но есть, видно, и опасения: как отнесутся коллеги? Ведь это – не коллегиально (пусть его мысли) представленные идеи и слова. Это – его собственная идеология и стилистика перестройки. Здесь видна его личность, характер, стиль, черты, его затаенные намерения, его готовность, действительно, идти далеко, – он сам не знает еще, как и куда далеко. Но «ощущает», что это будет (и должен быть) совсем не тот социализм, который насаждался 60 лет и вошел в генотип общества.

На днях М. С. мне сказал, что «вернемся» еще к этому и чтоб я дал почитать Фролову. (Он в него уверовал и демонстрирует приязнь и уважение… Но, по-моему, переоценивает его возможности. Хотя подкупает в нем – непримиримый антибрежневизм).

Не в состоянии я теперь писать подробно, что было за эти месяцы. Но хотя бы обозначительно.

29 мая. Поздний вечер. Внуково-2. Горбачев здоровается. Улыбается. Глаза яростные. Закрылся с членами ПБ, с секретарями ЦК в «спецкомнате». Потом секретари и кандидаты вышли. Еще полчаса только с членами. Вышел насмешливо-грозный. Буркнул нам, помощникам: завтра в 11 на Политбюро.

30 мая на ПБ сняли Колдунова и Соколова (за самолет из ФРГ с Рустом у Спасской башни).

Я в это время сидел у себя и писал ему записку – о стыде и позоре, о том, что в этих случаях военные министры в «буржуазных демократиях» подают в отставку и что нужна очередная, четвертая со времен Петра I коренная «военная реформа».

Вечером: по телефону с дачи рассказывает, как было дело на ПБ. Начал он с того, что в таких случаях полагалось бы всему Правительству и Совету Обороны во главе с его председателем подавать в отставку. Ну, ничего. Опозорили страну, унизили народ. Но пусть все – и у нас, и на Западе знают, где у нас власть – в политическом руководстве, в Политбюро. Теперь уже умолкнут кликуши насчет того, что военные в оппозиции к Горбачеву, что они вот-вот его скинут, что он на них только и оглядывается. Говорил мне все это яростно и долго, с паузами. Видно было – хотел разрядиться.

2 июня – встреча с Движением врачей (московский конгресс, Лаун и К^о). Обаял всех опять. И новые грани мыслей в его экспромтах. Увлеченно рассказывал, как с Яковлевым о беседе с главными на этом конгрессе, об оценках, какие они ему «лично» давали.

Мне (в ответ на мой вопрос): ты, не очень это. в печать. о беседе. Все захохотали. Яковлев откомментировал: абсолютно, говорит, типичные указания ты получил. И сам М. С. хохочет.

Через день после ПБ, когда он внезапно назначил прием Тивари (от Ганди), сидели с Добрыниным у него вдвоем, ожидая этого Тивари. Ты, обратился он к Добрынину расскажи Анатолию, что говорил австралийский врач обо мне по поводу моей встречи с Лауном и К^о. Врач сделал удивительное наблюдение. «Я, говорит (это он и на пресс-конференции сказал), наблюдал Горбачева во время беседы как «врач пациента».

Пока Добрынин рассказывал, я наблюдал за М. С… В нем ни тени тщеславия, будто это не о нем. Он уже мыслит себя, как орудие Перестройки. во всяком случае, когда читает в западной печати комплименты в свой адрес.

4-го июня – ПБ. Определил – дату Пленума. Сказал, что скоро отключится, чтоб подготовиться. Только вот в понедельник проведет совещание. Что-то придумал опять. Пригласил академиков, каких-то партработников. Не знаю даже о чем.

Вечером зашел Яковлев. Принес листовку, которую черносотенцы из «Памяти» распространяют по Москве. Называется: «Остановить Яковлева!», который представлен как глава сионизма-массонства, как главная угроза всем русским святыням. Долго ходил передо мной. Я его уговаривал «плевать» и не выказывать перед М. С., что нервничает. А тот, оказывается, уже отреагировал (ему): Ты, говорит, что? Думаешь это против тебя (Яковлева)? Нет. Это – против меня (Горбачева). И он прав.

Яковлев чуть ли не со слезами говорил, как ему тяжело. Ведь эта мразь имеет прямую поддержку у Лигачева, Воротникова. Подозревает, что листовка – не без содействия Чебрикова. Мне это показалось невероятным. Я, говорит, русский мужик, ярославский крестьянин, но мне биологически отвратителен. меня тошнит от антисемитизма, от всякого национализма. Это, если не говорить о государственном интересе, – возбудить сейчас русский шовинизм, это значит вызвать такую волну с окраин, такой национализм, что вся наша «империя» затрещит.

Вчера послал М. С. письмо Аскольдова (режиссер фильма «Комиссар») и письмо троих: Борщаговского, Штейна и Зорина – с просьбой вступиться. Яковлев, которому Аскольдов писал, оказался не в состоянии преодолеть МК и КПК. Я решил включить Горбачева, соблазнил тем, что фильм стоит посмотреть. Сильный. И актеры какие! А гноят автора «из предубеждений» (антисемитизма) и чести мундира. Плюс безразличие. За этим стоит Лигачев, который посмотрел и сказал: «Не допущу». Впрочем, он и в отношении «Детей Арбата» говорил, что не допустит в печать. А роман печатается. Он был против того, чтобы «Покаяние» отправить в Канны. А фильм поехал и получил приз.

Сочинил я «рамку» международного раздела к 70-летию Октября. Он отдал Фролову (ему М. С. поручил вести эту тему). Пока лишь «отрицание» сталинизма в нашей международной истории. Пройдет ли?… Надо еще работать.

Шмелев «Авансы и долги» в «Новом мире» – вскрывает суть того, что мы сделали со страной и что, действительно, надо идти далеко. Ортодоксы уже сделали стойку. В «предбаннике» ПБ. Подхожу к Фролову и Афанасьеву. Разговор о статье. Выражаю восторг. Потом мне Иван говорит, что ты, мол, шокировал главного редактора «Правды»: такая оценка, а я, мол, (Афанасьев) другое слышал. Куда бедному крестьянину податься?… Думаю, и статья Шмелева Лигачеву-Воротникову не понравится.

М. С. 'а я спросил: читали? Нет еще, но Фролов положил мне ее на стол.

Он же, Шмелев, – автор милой и глубокой повести «Пашков дом» – будто про мои 50-ые годы, университет, ленинка…

Паскудная статья в «Правде» «Историзм мышления». – формирует методы борьбы ортодоксов против перестройки.

А Волкогонов (зам. Лазичева – начальника Политуправления Советской Армии) – пишет записки Фролову: против пацифизма в «новом мышлении».

12 июня 1987 г.

О «Памяти». На ПБ обсуждалась записка, которую Горбачев поручил подготовить Лигачеву, Чебрикову, Яковлеву. И здесь он поднялся над всеми ними. Причем, не хотел расширять дискуссию. Но ее умно затеял Рыжков, включились Долгих, Шеварнадзе, Лигачев, Воротников, а Громыко воспользовался, чтоб приложить телепередачу Бурлацкого («Из одного кабинета»). М. С. в связи с этим дал целую концепцию процесса гласности и оценку того, что мы имеем вот сейчас с нею. Я сделал записи, послал ему. И себе оставил копию.

Статья Шмелева. Арбатов все звонит, боится, как бы ему за нее не влетело. Там – логика дегтя: оправдание необходимости безработицы. Политик не может это принять, если он хочет, чтоб масса у нас поддержала перестройку.

И о Залыгине (редактор «Нового мира») поэтому сказал: уважаю, но, если Сергей Павлович хочет нам предложить капитализм вместо социализма, то не нужен нам такой редактор. Однако, возразил против – чтобы снимать редакторов. Напомнил о предложении Анатолия Иванова на встрече с писателями (надо бы новое Постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград»). Не тот, мол, сигнал мы подадим.

А когда Лигачев посетовал, что он уже 4 раза беседовал с Залыгиным и хочется что-то сделать, чтоб не понадобилось – в пятый раз, М. С. смеясь сказал: «А помните, как китайцы – 391 – ое серьезное предупреждение».

Гнусный выпад Громыко против Бурлацкого. В старом стиле, как это он делал, будучи председателем комиссии ПБ по внешнеполитической пропаганде, во времена Черненко. Стоило ему бывало назвать фамилию автора или обозревателя, и тот исчезал со страниц журналов и с экрана. На этот раз никто не отреагировал, кроме Шеварнадзе, который очень эмоционально «врезал» этому маразматику, прямо взяв под защиту Бурлацкого и осудив сам громыкинский подход, саму такую методу «критики».

Сегодня я написал М. С. свои «впечатления» от этой выходки Громыко. И, полагая, что М. С. сам не видел передачи, – изложил ему, как на самом деле, а не как врал Громыко. Впрочем, М. С. его глубоко презирает. Его глупые «инициативы» по международным вопросам все прямее заваливает, а то и игнорирует, – будто ничего и не говорил Громыко. Тот сидит, краснеет, а потом. опять «возникает».

Написал обе части международного раздела предтезисов для 70-летия Октября. Говорил с Фроловым. Ему понравилось и он отдал своим двум «мальчикам» (Лацис и еще один), которые оформляют его «деятельность» в этой сфере. Он настораживает меня. Понося нескромность и тщеславие Бовина, Загладина, Арбатова, Бурлацкого, тщеславится своей скромностью. Он не интеллигент по сути своей, хотя и член-корреспондент, гуманитарий. И поэтому я не верю в его порядочность. Открыт с ним. Не таю своих оценок. Но Карякин, который был его закадычным другом, предупреждает меня: это – профессиональный предатель. Не верю я ему и потому, что он до сих пор почитает Демичева, считает его прогрессистом. В то время как невооруженным глазом всем видно, что это подонок и ничтожество, был и есть.

Позвал сегодня Галкина. Попросил его посмотреть мои «тезисы» и «оформить» их, если он в принципе согласен с концепцией.

М. С. уединился с Яковлевым в Волынском-2. Готовят доклад к Пленуму, который по значению приравнивается к 1921 и 1929 году…

14 июня 1987 г.

Был в ЦК лишь 6 часов.

М. С. явно прочел мое предложение встретиться с Рустом (чтоб сказать ему: «Что ж ты, сопляк, наделал?»). Ибо переслал письмо его родителей по ПБ. Но мне не позвонил – ни об этом, ни о чем другом, в том числе по поводу намека, что его «Книге», которую затеяли, нужен обещанный им импульс.

Кажется, его сбил Квицинский (посол в ФРГ), который поднял шум по поводу Рейгана у «стены» и заварушки ГДР'овской молодежи из-за рока на той стороне Брандербургских ворот. М. С. подвержен иногда мгновенным эмоциям (по частным случаям), но на линии это не сказывается. Он обуздывает себя. потом признается, что эмоции – не для политики. Иногда и меня осаживал, когда я предлагал огрызнуться на что-то с Запада.

В трех номерах «Огонька» – заключительные главы Эренбурга («Люди, годы, жизнь»). Описывает хрущевские годы. И какими же идиотами выглядим мы все – наше общество, закомплексованное на догмах, страхах, подозрительности, ненависти. Страшное политическое безкультурье при уникальном духовном богатстве внутри почти каждого причастного к интеллигентской среде. Да. здорово Сталин и сталинизм поломали наш народ. Но то, что он оставался здоровым и свободным «внутри», в тайниках своей духовности и душевности, показывает происходящее сейчас: стоило дать отдушину – гласность, как прорвалось все наружу. И остановить теперь можно, пожалуй, только рецессиями.

Но я уже записал: на ПБ при обсуждении «Памяти» никто не предложил зажимать. Даже оговаривались специально (Рыжков, Лигачев), что ни в коем случае они не за это, хотя как с главарями «Памяти», так и «Шмелевыми», которые предлагают безработицу, «надо что-то делать». Но упаси Бога не так, чтобы сорвать, остановить, пресечь демократию и гласность М. С. подвел этому итог так: пока другие механизмы перестройки еще не налажены и не работают, одна только гласность поддерживает процесс.

Каждодневно имея дело с западной информацией, видишь, какой огромный переворот в мозгах во всем мире вызвал Горбачев. Собственно, уже положил начало новой эпохе в международных отношениях. И те, кто не хочет нового мышления и боится его, вынуждены de-facto участвовать в игре на этой платформе «Семерка» в Венеции и реакция на нее в мире – очень убедительно показывают это. И опросы общественного мнения по всей Западной Европе: Горбачев превзошел Рейгана в качестве «властителя» политической атмосферы в мире.

Был в музее изобразительных искусств на русско-французской выставке. Как же некрасивы были наши графья, князья и их дочери и супруги. Кроме Шуваловых – лица с «нерусским выраженьем». Поделки из серебра, золота с бриллиантами: совсем другая жизнь, если в такое вкладывалось столько труда, терпенья, дарования, времени и денег! А сейчас это вызывает у нормального человека единственный вопрос – зачем? И еще – обратил внимание на платья и камзолы времен Петра и Екатерины (в том числе ее собственные платья) – какой мелкий народ был два века назад! В Екатеринино платье, а она считалась крупной женщиной, не влезет мало мальски средняя современная женщина, даже девушка, а то и девчонка. Впрочем, на улицах и в толпе очень мало красивых женщин.

Читал Пушкина. То и дело натыкаешься на стихи, превращенные потом в романсы, которые бывает дают по радио. И плеваться хочется. Я бы запретил. Поздно: Чайковский и Глинка начали опошление, вульгаризацию Пушкина. И продолжается это до сих пор. И восторгаются: мол, вдохновил того-то и того-то. А на самом деле – следствие прикосновения к гению посредственности или чего-то инородного.

15 июня 1987 г.

Звонит Горбачев: Жив, Анатолий Сергеич?

– Как с подготовкой женского конгресса? Там, знаешь, надо побольше чувств. На нашу политику в этой аудитории через чувства выходить можно. Иначе нельзя. Энгельс – помнишь? – Говорил: «женщина – это другая цивилизация». Вот из этого исходить.

– Я в ответ: Да, Энгельс разбирался в этой тематике.

– Смеется: Ну, что ж, за неимением собственного опыта будем опираться на классика.

– Я: Скромничаете, Михаил Сергеевич.

– Он: Ну, ладно. Ты меня понял. Надо – и о Венеции, Рейкьявике, Западном Берлине. Мир сдвинулся. Общественность чувствует реальности и увлечена нашей политикой. Помнишь, Яковлев и др. возражали, чтобы у нас напечатали результаты опросов в Западной Европе – о том, что Горбачев превосходит Рейгана по симпатиям и что он больше сделал для мира. – Боятся – не культ ли будем культивировать.

– А что? – возразил я.

– Никакого культа не вижу тут.

– Я: Я тоже не вижу. И вообще, Михаил Сергеевич, народ правильно воспринимает. Ассоциаций с прошлым нет, несмотря на то, что вы – в каждой газете. Тут – авторитет по делу. Помните, у Пушкина? – «Он на троне был работник» (Хохочет).

– М. С.: Так вот, мы видим реальность и общественность их начинает видеть. И проводим реальную политику, а не балаганом занимаемся, дешевкой (это о Рейгане в Западном Берлине). Балаган же он устраивает, чтоб отыграть за Венецию, на которую их мир заставил пойти. Заодно и нас провоцируют, чтоб мы сорвались и помогли им вернуть «советское пугало». Если б я занимался, как Рейган, еженедельными интервью, сказал бы, что он за 8 лет никак не может освободиться от прежней профессии. Хорошо, что ты мне прислал записи моих речей на последнем ПБ. Только у тебя там неточность: это главари «Памяти» назвали XXYII съезд «сборищем подонков и проституток», а не я их «общество». Я их цитировал, ты не расслышал. Но ты прав: это – сборище подонков и проституток.

А вообще разговор на ПБ получился крупный. И все хорошо выступили. Растем, совершенствуемся. Воспитываемся.

– Я: Это уж точно, Михаил Сергеевич, особенно, когда вы со слов западной пропаганды давали характеристики:

Горбачев – вестеризатор, вроде Петра I;

Лигачев – руссификатор (даже письмо по рукам ходит «от Лигачева»); Яковлев – массон, космополитов вокруг себя объединяет; Рыжков – тот вообще технократ и плевать ему на идеологию.

Все хохочут и Вы тоже, – со смехом, а на ус наматывают!

– М. С. хохочет в трубку: Вот так, Анатолий, даже такие экспромты приходится пускать. Ох, как трудно идет! То ли еще будет! Ну, ничего. Доклад (к Пленуму) сильный складывается. Тезисы – это только скелет, мясо – в докладе, да и костей туда подкладываю. Интервью со «Шпигелем» отложил. Не хочу я сейчас с немцами заигрывать, (имеет в виду Руста – летчика и шабаш в Берлине по поводу 750-летия города). Вот немножко наладим общегерманскую политику, тогда и объявлю им ее через «Шпигель». А в отношении Руста – ты не упрощай.

– Я: Я не упрощаю, но уверен, что даже, если объективно он был чьим-то орудием, лично не имел дурных намерений.

– М. С.: И все же не упрощай. Мы его запечатаем. Все по закону, как положено. Пусть попросят.

Были у меня сегодня Аксенов-младший «со товарищи» – создатели неомарксизма-ленинизма. Говорил в основном Чернышов, самый молодой из них. Поразительная голова, феноменальная образованность и умение владеть мыслью и словом. Действительная одаренность, которая оказывается на обочине. Но уже и схематизм, приверженность к слишком строгой логике, которая отрывается от жизни.

Все «за», говорят они мне, 18 раз были у Бобкова, три раза у Медведева, столько-то раз обсуждали с Косолаповым, с Загладиным, с Шеварнадзе, Бессмертных и проч. влиятельными. И что. Все – за, а никто ничего не может.

Летом я навязал М. С. их сочинение. Тот прочел «с интересом». Поручил разобраться Медведеву и Яковлеву. Медведев, когда я пристал, отговорился: не буду я ими заниматься! Яковлев отнекивался занятостью.

Сейчас я им предложил: напишите статью для «Коммуниста». Только без эпатажа. Обязуюсь, что обсудят. И тогда придется всем начальникам решать: что делать с вашей «эврикой».

Долго они мне внушали величие их открытия. Я и так чувствую, что абстрактно они правы.

Пока на этом остановились.

Рассказал Ковалеву, что было на ПБ, похвалил его шефа (Шеварнадзе). Он мне сказал, что Бурлацкого в МИД хотят делать редактором «Международной жизни».

20 июня 1987 г.

В 10 часов – вертушка: меня вызывает М. С. в Волынское-2. Через полчаса стараниями моего шофера я был там.

М. С., Яковлев, Медведев, Слюньков, Болдин – в холле обсуждают проект «Основных положений экономического развития», которые примет 26 июня Пленум.

М. С. сажает меня рядом, говорит: читай! Подвигает мне свой доклад, над которым он тут сидел дней 10.

Я углубился. Он то и дело спрашивает: «Ну, как?» Они спорят. Я прислушиваюсь. Заклинились на проблеме «контрольных цифр». М. С. вызывает в Волынское Рыжкова.

Спор разгорается. Премьер отстаивает побольше рычагов, чтоб командовать из центра. Медведев пытается убедить, что тогда ничего не получится с «новым механизмом» и экономической системой управления. М. С. то и дело ввязывается в спор, опровергает Рыжкова, но не хочет его обидеть. Не хочет, чтоб видно было, что он поддержал Медведева против премьера. В конце концов, смягчают формулу и соглашаются – оставить до ПБ, где все дополнения будут обсуждаться в преддверии Пленума ЦК.

Яковлев смехом бросает мне через стол реплику: Вот, Анатолий, как решаются судьбы страны. М. С. смеется.

Опять спрашивает: «Ну, как?»

Я: Говорю, что изучал эти мысли и их рождение по другим источникам (намекая на Книгу).

М. С. (смехом, язвительно): Значит, для тебя тут ничего нового? Я: Зачем же? Тут все в системе и в законченном виде. Целая симфония перестройки.

Перешли к редактированию проекта Постановления Пленума. Принял несколько моих предложений. Сам он настолько виртуозно владеет материалом, что быстро находит оптимальные формулы.

К его речи на Женском конгрессе (23. 06), (зачем он меня, собственно, и вызвал) я предложил свои добавки. Главная – об административной системе, которая сложилась в 30-ые годы и которая в тех условиях была, написано у него, единственно возможной. Получалось 100 % оправдание (историческое) этой сталинской системы. Он прислушался (Яковлев меня поддержал)… Сказал: потом, потом и отложил мою бумажку в сторону.

С женским текстом покончили быстро. Он ему понравился. Но заставил переделать «разоруженческую» тему: не захотел вступать в перепалку ни с «Венецией», ни с Рейганом в Западном Берлине.

Распрощались. Он стал собираться. Было уже 6 часов. Говорит: Замотали меня, я сейчас могу согласиться на любые вещи, которые вы тут подсунете.

Я уехал вслед за ним. Звонок в машину – из машины: «Слушай, а эту свою вставку ты им оставил?»

– Нет. Вы же не стали ею заниматься.

– Ладно уж. Давай – сейчас приедешь в ЦК, перепечатай и пошли.

5 июля 1987 г.

Жизнь так плотна и так скоротечны дни, что, оказывается, прошло уже больше двух недель с прошлой записи.

И восстановить даже хронику, наверно, невозможно.

23 июня – М. С. выступил перед женщинами. Не очень, кажется, был доволен, как говорил (он, действительно, устал и подъема не было – особенно в первой «женской половине» текста, завелся, когда стал совестить Запад по РСД и ОТР… Очень ему понравилась идея: «слово и дело» – наша и их программа. Это и обратило на себя внимание западной прессы).

Потом мне говорит: взволновало меня, как принимали. Понимаешь, со всего мира, черные, желтые и проч. заморочены антисоветским мусором. Что они о нас знают? А как приветствовали меня. потом… эти дети. американка их вывела. Ты знаешь, я не чувствительный, но тут чуть не прослезился. видел? (Да, видел, все видели, как он отвернулся от TV и вынул платок). И ладно бы только: «Горбачев, Горбачев, Горбачев!!» Кричат: Раиса! Что она им? Вот ведь, Анатолий, политический фактор получается. Только наш обыватель никак не может примириться, да и не только обыватель.

Я ему в ответ рассказываю (со слов Гусенкова, который сопровождал Р. М.) – как потом, когда он ушел с Конгресса, окружили Р. М… вынудили с ходу дать несколько интервью разным газетам, как она – то с одной, то с другой, стайки вокруг нее. Умело ведет себя – учительница! Да и образование есть.

24 июня, помнится, я бешено готовил материалы к Пересу де Куэльяру и Радживу Ганди, которых он принял 29-ого.

Пленум. Думаю, что событие в судьбе страны большее, чем переход к НЭП'у в 1921 году. Ибо НЭП, оказалось, можно было завалить. Не видели, чем это кончится. Опыта не было. Считали, что раз предыстория перешла в «подлинную историю», когда человек сам ее творит, а не раб объективных законов, – со страной можно делать что угодно, стоит только хорошо захотеть.

Теперь возврат к сталинизму невозможен, ибо если это сделаем в третий раз, то гибель социализма обеспечена. и нам дорога – в третьеразрядную страну.

Но откаты возможны, а главное – опасно топтание, которое затопчет ростки нового. Они еще очень слабы. И Пленум это показал. Одни (главным образом, с низов: председатели колхозов, директора и т. п.) горячо и страстно «за». Но они – нутром. Вагину, например, (председатель колхоза из Горьковской области) не надо перестраиваться – он от рожденья перестройщик, т. е. за здравый смысл. Но, конечно, всей исторической и философской (модное словцо) глубины начатого не понимает. Может, это ему и не нужно.

Или, скажем, Никонов – президент ВАСХНИЛ. Умный, порядочный, образованный, даже «народный». У него профессиональный подход – заставить землю работать, кормить людей. А как в результате этого самого «заставить» сложится общество – его не касается. Об этом он, кажется, и не задумывается. В общем-то не так уж страшна такая позиция. Свое, нужное перестройке дело, он будет делать, как профессионал, хорошо.

Беда в другом, в том, что члены ПБ – Щербицкий, Воротников и первые замы предсовмина, секретари обкомов не понимают, что происходит. И хотя произносят хорошие слова о революции, о переломе и т. п., видно, что для них это всего лишь служба, а не участие в революции. Они не лидеры процесса на своем уровне, а дисциплинированные чиновники, которые будут приспосабливаться к процессу, а не формировать его, он вроде сам собой пойдет. Перестраивать общество они не умеют. Они – из старой структуры, по сути – сталинской схемы руководства.

Никонов (однофамилец вышеупомянутого, член ПБ, секретарь ЦК по сельскому хозяйству) – другое дело. Хитрый М. С. не случайно сделал его членом Политбюро. Этот человек мягкий, абсолютно отрешенный от личного интереса, кстати, внешне и по характеру похож на артиста Леонова. Знает нашу аграрию на полтора аршина вглубь. И все понимает. Этот мягкий, добрый человек как раз и будет делать разрушительную часть работы. Такую заявку он и сделал в своем выступлении на ПБ. Главное для него – раз и навсегда пресечь вмешательство в сельское хозяйство кого бы то ни было (кроме науки) – партийных, советских, промышленных, административных и прочих начальников. А потом, когда народ накормим, посмотрим, что из этого получится с точки зрения социально-политической.

Горбачев трижды передиктовывал свой доклад. Жил им днем и ночью две недели перед Пленумом. Продумывал все в деталях, то и дело звонил, размышляя вслух – как откликнется, как воспримут, поймут ли, и надо ли вообще, чтобы все всё поняли. «Сам до конца не понимаю», – волновался он.

Доклад, действительно, – поворот (во всем, в самом ленинизме). Если внимательно читать и видеть не только то, что в строках, а и за ними в несколько пластов, то взрывной, революционный характер доклада очевиден.

А прения? Они не только не на уровне доклада, они даже не на уровне повестки дня Пленума.

В среду, 1 июля, было заседание Политбюро. Делали выводы из Пленума. Глубок и откровенен был премьер Рыжков. Он понимает о чем речь. Именно поэтому сказал, что даже на таком Пленуме, который превзошел все, что Запад и наши люди могли ожидать, мы не сказали всей правды, а только полуправду – о том, в каком состоянии мы находимся и как невероятно трудно идет налаживание нового экономического механизма.

Всех беспокоит, что придется повышать цены. Лигачев, между прочим, сообщил, что цены на рынках выше, чем в прошлом году, снабжение Москвы овощами, фруктами, тоже хуже, выращенной продукции загубили уже больше, чем в прошлом году. И это – вопрос большой политики. Здесь – судьба перестройки.

Рыжков добавил: трудно было идти к такому Пленуму и поражает, как быстро Михаил Сергеевич сумел подготовить такие свои позиции. Но еще труднее будет идти дальше, претворять в жизнь идеи Пленума. Это не на месяцы, а на годы.

По ходу дискуссии, Горбачев вдруг говорит: «Получил я письмо от Шмелева, ну это тот, который в «Новом мире» статью выдал об угрозе безработицы и о котором меня спрашивала избирательница на участке, помните?… Вот ведь – народ интересуется всем, равнодушных все меньше. Так вот, этот Шмелев в письме признается, что наговорил лишнего, хотя и настаивает, что с бездельниками надо что-то делать, клянется, что готов служить перестройке верой и правдой, благодарит за то, что я так снисходительно обошелся с ним, отвечая избирательнице. Ничего, и такие люди нам нужны. Пусть! Надо все мозги уметь использовать. И не нервничать. И никого по голове сразу не стукать, если нам что не понравилось». (Между прочим, Арбатов мне признался, что он «организовал» это письмо, а потом текст редактировал).