Текст книги "Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991"

Автор книги: Анатолий Черняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 128 страниц)

Читал очередной «Paris Match», – статья о Черненко, которая начинается цитатой из Бисмарка. Он, мол, назвал Наполеона III «неизвестным ничтожеством». И далее – в таком же духе. «Голоса», конечно, подкидывают не только вот такие «цитаточки», они создают (или поддерживают) атмосферу вокруг него.

Во-первых, мол, временно (тоже больной как и предшественник). Во-вторых, серо и буднично. В-третьих, энтузиазма не вызвал, а подозрения насчет некоторого послабления «бывшим» при Брежневе породил.

8 апреля 1984 г.

Б. Н. вернул с Юга раздел Программы о капитализме. Позвонил: мол, много работал «сам». Сделал как надо для Программы. Посмотрел я: соединил яковлевский и мой варианты, впихнул много из старой Программы. Вновь, таким образом, получился ералаш.

Симбиоз невежества и чиновничьего желания угодить – угадать, чтоб понравилось новому начальству. Теория ему «до фени», как и соответствие реальностям.

Попросил также меня почитать «отчет», который он от имени рабочей группы будет читать на Программной комиссии (о ходе и состоянии дел). Впрочем, он уже послал его Черненко. Совершенно неделовой текст (подготовлен Пышковым): пропагандистская речь, которая всякому современному человеку было бы просто стыдно зачитывать перед «коллегами» на Политбюро. Будто – это для трибуны перед агитаторами райкомовского ранга. Оказывается, никаких проблем не было в ходе работы рабочей группы, и вообще нет проблем при подготовке Программы, по которой следовало бы посоветоваться с членами Политбюро, спросить их мнения, куда вести дело.

Нет и главного в Программе – цели. В 1961 году Никита сформулировал нереалистические цели. Но они прозвучали вдохновляюще. И, может быть, даже можно было, если не достичь, то продвинуться к ним, если бы правильно начать движение. Может быть, тогда и Октябрьский Пленум 1964 года не понадобился. Но это – особый вопрос. Теперь же «дуем на воду». И вообще – никакой цели в Программе нет, одни средства: «поднять», «повысить», «усовершенствовать», «укрепить» и т. д. Т. е. то, что люди ежедневно читают в газетах.

Нет даже перечисления новых вопросов и тем, которым надлежит быть в новой редакции Программы (ни по социализму, ни по капитализму).

А между тем у нас, у кадров партии есть и понимание новых проблем, новой ситуации и умение их изложить. Взять хотя бы статью Загладина в № 4 журнала ИМЭМО. Блестящая статья, целыми абзацами можно прямо переносить в Программу. Но подобного Б. Н. не допустит по целому ряду причин, среди них, увы, – по непониманию их, по своей теоретической замшелости и из-за сугубо пропагандистского склада ума.

Черненко чуть ли не каждую неделю выступает с заявлениями, ответами на обращения иностранцев, ответами на вопросы «Правды» и т. д.

10 апреля 1984 г.

Иду на Пленум. А пока: Б. Н. вернулся с Юга. Подсунул ему свое мнение о его докладе для Программной комиссии: впервые, мол, Программа КПСС «без идеала», одни только средства «движения вперед», а к какой цели? Намекнул на формулу Бернштейна. Во-вторых, неделовой характер текста: высокопарность и газетные фразы, будто для аудитории с трибуны. Даже не перечислены новые проблемы, не говоря уже о том, как «по-новому» они будут де изображены. Нет даже упоминаний о конкретных программах, уже утвержденных (продовольственная, энергетическая).

Записка вполне нахальная. Он должен был обозлиться, но я этого не заметил. И когда разговаривали о Программе – он только об одном – о разделе по кризису капитализма, который мне пришлось вновь «выпрямлять», приводить к литературной форме (после редактуры Соколова, на котором Б. Н. хотел проверить не осталось ли чего от завиральных концепций Меньшикова).

А затем работал с ребятами над докладом для него же – перед редакторами коммунистических газет – 3–4 мая опять собираем. И будет опять их поучать.

Живу в почти нестерпимом ожидании чего-то: то ли со мной что-нибудь должно вот-вот случиться, то ли в кремлевской верхотуре что-то должно произойти, то ли в недрах нашего благословенного пономаревского ведомства, то ли в моих «социальных отношениях» с окружающими людьми… Не знаю… Может быть, это более глобальное предощущение: в мире что-то вдруг изменится и пойдет совсем иначе. Хотя откуда бы взяться… Может быть, в духовной культуре у нас, в советской, произойдет какой-нибудь прорыв – вперед или назад. И то и другое объективно возможно.

Словом, после Андропова опять надвинулась атмосфера безвременья и застоя!

14 апреля 1984 г.

Б. Н. окончательно втянул меня в программные дела. А делаются они худо.

Прошел Пленум. Была сессия. Рукоплескания и восхваления как при Брежневе, только звучат и выглядят они теперь еще более лицемерно и противно. Речь его – хорошая и правильная, доклад Зимянина о школе – тоже. Но прения (за вычетом президента Александрова, который играет роль высокоинтеллектуального Щукаря) – пустой ритуал.

Слова и замыслы правильные, им веришь. Они, если станут делами, действительно, могут коренным образом изменить нашу жизнь. Однако, видя кухню и наблюдая пошлое, неоднократно теперь уже повторенное, затертое чинопочитание – охватывает даже не сомненье, а тоска. Если человеку «это» надо и если он и его окружение считают, что «так надо» для отправления власти и «правильного хода дел», то очень мало вероятно, что слова станут действительно делами.

Конечно, это – от отсутствия культуры, а значит и «воображения». Не от цинизма и злых намерений. Но культура – это значит стиль, а стиль – Ленин – сам стиль нам нужен сейчас прежде всего.

17 апреля 1984 г.

Вчера был крупный, даже скандальный разговор с Пономаревым. После его очередной сцены. В пятницу дал ему доклад для редакторов газет компартий – очередное, придуманное им самим «мероприятие». (взамен, как он не перестает твердить, Международного Совещания коммунистических и рабочих партий, на которое никто не соглашается), чтоб еще раз поучить коммунистов, что им делать, как разоблачать американский империализм и хвалить Советский Союз.

Так вот, встретил он меня словами: ужасно, плохо из рук вон, прямо не знаю что делать, невероятно слабо, ни в какое сравнение с докладом, который я делал (на таком же Совещании) в ноябре и т. д. и т. п.

Я взорвался: мол, скажите, в чем плохо и как сделать хорошо, и будет сделано. Кажется, за 25 лет вас ни разу не подводили. Но зачем каждый раз унижать и перечеркивать, смешивать с грязью работу не таких уж совсем глупых людей, которые делали ее для вас, делали искренне, не халтуря, отдавая вам свои знания и уменье! В конце концов, я отвечаю за этот текст, я сам писал много из того, что вы сейчас обругали, мне принадлежит и вся схема и все редактирование. Так что я все это принимаю на свой счет. А я не мальчишка, не школьник, мне через месяц 63 года и мне надоело выслушивать подобные нотации. Насколько мне известно, ни один из Секретарей ЦК не позволяет себе подобного с людьми, которые пишут для них. Да и вы не позволяете себе так разговаривать, например, с Загладиным. Неужели потому, что он вхож в верхние двери?! Не хотелось бы так думать.

И т. д. в этом скандальном и в общем хамском духе.

Однако, он «осел»: Что вы обижаетесь? Я же объективно сужу. Я уверен, что это не годится. Вы не можете пожаловаться на мое отношение к вам (видимо, намек на то, что благодаря ему я кандидат в члены ЦК и имею Орден Ленина, а также кабанчиков, которых он мне шлет по праздникам (с охоты) и которые в большинстве сгнивают на балконе).

Вот такой разговор, после которого мне вновь захотелось на все плюнуть и уйти на пенсию, противно на работу ходить.

Ничтожество он все-таки. Уж хотя бы по такому факту. Звонит сегодня утром: «Я вечером надиктовал кое-что для доклада. Сейчас перепечатывают, вам принесут, посмотрите, используйте, что найдете нужным». Приносят – 21 страница статейного текста, копия с листа явно не нашего формата. Ребята сразу определили – правдинский. А когда стали читать, на 9 стр. в скобках, поясняя термин – авторская пометка «Ю. Ж.», т. е. Юрий Жуков.

За кого же он берет нас, меня, консультантов, если полагает, что мы не осмелимся «догадаться», что он, Пономарев, за один вечер неспособен продиктовать даже абзаца в подобном стиле и подобного текста, со ссылками на немецкие и американские газеты, на разные книги и проч.!? Да он даже и не прочел этот текст!

И подобное – почти в 80 лет, в должности Секретаря ЦК и кандидата в члены Политбюро! Несчастная наша партия, которая держит в руководстве (сколько лет!) таких вот тщеславных пигмеев.

30 апреля 1984 г.

С 19 по 26 апреля были на даче Горького. Ностальгия. Причастность к чему-то устойчивому, хотя и давно ушедшему. Горький и собственная (сравнительная) молодость. Впервые туда попал в 1967 году. И остальные примерно так же, не у одного меня эти чувства.

Нас было десятеро. Из них работающих – 3–4 человека. Довольно дружно соорудили то, что нужно Пономареву. Ему понравилось с первого предъявления (т. е. он уже считал это самим собой сделанное, а иначе всегда слабо).

Вечером смотрели фильмы: «Дождь в пустом городе», «Летаргия», «Детский сад», «Допрос» и особенно «Чучело» с дочкой А. Пугачевой в главной роли – от последнего я испытал просто потрясение и испугался за внука, который пойдет в такую примерно среду – в современную школу. Все фильмы – настоящее искусство, памятники нашего времени, смурного и пока безнадежного.

Черненко собирал Программную комиссию и сказал очень умную, мудрую речь: большое его достоинство, что слушает и внимает умным советникам и, наверно, (в отличие от Пономарева) не пытается их учить, как держать перо в руках, доверяет их уму, знаниям, умению, их партийности и добрым намерениям в отношении страны.

А наш Пономарев (по отзывам Арбатова, Загладина, Брутенца, которые были на комиссии) выглядел странно и нелепо. Уже одним тем, что представил (загоняв всех при этом) проект текста Программы до того, как сам главный его Пекарь не высказался, как он собирается печь и какой пирог. И еще усугубил нелепость своего положения, произнеся все то, что ему наготовил Пышков и что нам с Загладиным так и не удалось поломать, т. е. фактически «содоклад» к речи Черненко с позициями, которые хоть и не «расходились», но выглядели убогими по сравнению с тем, что было сказано в речи. Получилось и претенциозно, и жалко, и неуместно.

Но его и поставили на место: если до этого он был бригадиром рабочей группы по всему тексту, то теперь вся внутренняя часть поручена Горбачеву, а международная пополам

– Пономареву и Русакову.

Созданы две рабочие группы: внутренняя – Косолапов, Стукалин, Печенев; внешняя

– Александров, Загладин, Рахманин. К ним будет добавлено еще 5 человек. И они должны к Октябрю представить свои раздельные проекты.

Арбатов учуял, что его оттерли и сбегал к Горбачеву: напросился во внутреннюю

группу.

Вернувшись с дачи Горького, продолжаем вылизывать текст для Б. Н.'а – к 4-ому съедутся редакторы комгазет. Любопытный эпизод: больше всех замечаний и исправлений прислал Александров с ехидной записочкой Б. Н.'у, а предварительно позвонил мне. Почти все его вычеркивания попадают на куски и абзацы, навязанные нам Пономаревым или присланные в виде «своих» диктовок, принадлежащих всяким «Жуковым» и «Хавинсонам». Особенно же мне пришлось по душе, что он высмеял и вычеркнул все хлесткие залихватские словечки и обороты речи – любимые игрушки Пономарева, по которым он судит о «теоретическом» уровне текста. (приписками на полях: «надо, мол, достойнее, не размениваться на дешевку дюжинной пропаганды»)

Но нашему все это – как с гуся вода, хотя вроде бы готов «прислушаться».

29 апреля был внеочередной Секретариат. Ничего особенного. Опять любовался я Горбачевым: живой, мгновенно реагирует и вместе с тем видно, что готовится, компетентный, уверенный, четкий, умеет ухватить самую суть вопроса, отличить болтовню от дела, найти выход, указать практические меры, приструнить и даже пригрозить, когда – безнадежно. Веселый и с характером. Словом, есть у нас «смена».

А Генеральный посетил «Серп и Молот». TV и газеты заполнены этим. Речь опять же хорошая. Но смотреть, как было дело, – горько. Задыхается, астма, да и мыслей-то своих нет, общение натянутое, ритуальное, бодряческое – это видно даже с экрана. Там рабочий класс дай боже, по-ленински интеллигентный – но я бы на их месте не удержался бы от внутренней иронии по поводу этой дежурной «кобедни». Но речь правильная.

3 мая 1984 г.

Сегодня докатывали материалы к завтрашнему совещанию редакторов коммунистических газет. Съехались более 80 со всего света. Б. Н. все добавляет, все правит, стараясь угодить и не промахнуться. Хочется ему поспокойнее сказать о Китае (в связи с визитом Рейгана), да Рахманин не велит; ругает его, а делает «применительно к Рахманину». При этом произносит такие слова, как «государственный интерес», который «тот» не хочет ни понять, ни признать, и все гнет свое, влево. А раз так – ты же Секретарь ЦК, обуздай Рахманина, раз он вредит государству!

6 мая 1984 г.

Вчера закончилась встреча коммунистической и революционно-демократической печати – эрзац Совещание коммунистических и рабочих партий. Но в общем, кажется, приехавшим это было нужно и даже интересно. Скучают по общению. Все довольны. Мне пришлось отдуваться за всех замов, так как Загладин на Программной даче, Карэн в больнице, остальные, если и появлялись, то ходили вокруг да около, особенно Шапошников – демонстрировал свою близость к Пономареву и вообще начальственную повадку.

Афанасьев (редактор «Правды») – косноязычен, но и простодушен, ему почему-то приписывают даже безбожное коверкание имен, названий партий и газет. Поразительное явление для академика, на уровне колхозника перед TV.

Был в заключение фуршет: ходил я от одной группы к другой и произносил всякие красивые слова: венгр, люксембуржец, датчанин, все латиноамериканцы скопом, японский социалист и проч. А днем встречался с Чейтером ("Morning Star"). Игры продолжаются!

9 мая 1984 г.

День Победы. Ходили с фронтовым другом Колей Варламовым по улицам. Дошли до Новодевичьего монастыря, но туда не пускают. Он что-то скис и мы вернулись на Кропоткинскую, стали пить и сплетничать. Он много знает о Генеральном, лет 15 работал у него под началом, когда тот был зав. Общим отделом ЦК, открывал к нему дверь, по Колькиному выражению, коленкой. Главное, что запомнил: это не Суслов, у этого на первом плане – личное, семейное. И чтоб положили потом за Мавзолеем.

Болезнь (у Генсека) пустяшная. Астма, осложнение после воспаления легких году в 1974-75. Больше ничем не болел. Когда был секретарем в Пензе – славился на всю область, как пьяница и бабник. Тщеславен. Недаром же ездит по городу с помпой, до которой даже Брежнев не дошел, и количество мальчиков вокруг ЦК увеличилось в 10 раз. И (почти в тех же выражениях, что Пономарев вчера) – быстро входит во вкус встреч с иностранцами. В эти дни принимает испанского короля. (А Загладин мне хвалился, что они попробовали новую форму памятки – обозначение вопросов на карточке. Без всякого текста и прочих всяких выдуманных оборотов речи. Получилось. Даже по TV показали: они с королем сидят не друг против друга за бюрократическим столом, а в креслах поодаль друг от друга. В такой позе не станешь зачитывать памятку, уткнувшись в бумажку! Слава богу, если так. У Андропова это хорошо получалось).

Умен и хитер. Пока осторожничает, но попозже и Громыку приструнит (это мне понравилось). Будет делать свою политику.

После обеда пошел я на прогулку по Москве. Моросил то и дело дождь. Дошел до Красной площади, мимо Александровского сада. «Социологическое наблюдение»: меняется характер празднования. К могиле неизвестного солдата очередь до самых Боровицких ворот, многие с цветами и почти исключительно молодежь, во всяком случае – не ветераны. То же самое на Красной площади – с планками, с орденами один на сотню. Конечно, ветераны к этому времени, перепившись уже возлежали по домам. Однако, раньше, даже в прошлом году, на улицах не было столько народу – не участников войны. Что бы это значило? Не думаю, что – рост «патриотической сознательности» (и признательности) у новых поколений. Скорее тяга к неофициальности празднования – самого факта праздника, особо на фоне забюрокраченных и заорганизованных 1 мая и 7 ноября, которые близко к сердцу не воспринимают поколения, не знавшие ни революционного энтузиазма 20-30-х годов, ни послевоенной сплоченности в голоде и разрухе. А предлог – сентиментальный – поминовение павших, вообще «ушедших». Но и эта непринужденная, казалось бы, атмосфера испорчена «страхом властей» перед народом. На самой Красной площади и всех улицах и площадях, прилежащих к ней, батальоны, если не полки внутренних войск. Наши люди привыкли, конечно, вроде бы и не обращают внимания на эти колонны: у исторического музея, у ГУМа против Мавзолея, у Василия Блаженного, на площади Свердлова и проч. – готовые по команде ринуться «наводить порядок». Стоит, однако, хоть на секунду задуматься над этим, – какой позор! Какое оскорбление советскому человеку! То чувство меры, о котором Черненко говорил уже не раз по разным поводам, здесь начисто отсутствует. Неужели не понимают, что появление какого-нибудь идиота-дессидента с антисоветским плакатом – менее вредно, чем вот такое массовое и вызывающее по своей открытости неуважение к народу!

Нет! Логика «порядка» о которой Маркс писал в «18-ое Брюмера» – страшная вещь. Она превыше всяких разумных аргументов.

На службе текучка. Загладин сидит в Серебряном бору и вместе с другими сочиняет главы Программы КПСС.

Между прочим, мою попытку включить в записку ЦК по итогам совещания редакторов братских партий мысль о том, что это mini-совещание представителей партий – именно так к ним относится большинство участников – Б. Н. решительно вычеркнул. Боится, что наверху заподозрят в претензиях. Но, поздравляя Отдел с предстоящим днем Победы и выражая благодарность за отличное проведение упомянутой встречи, Б. Н. произнес, оценивая ее значение, именно те мои фразы, которые вычеркнул из записки. Вот, такова моя «c'est la vie».

2 июня 1984 г.

Почему-то давно не писал. А объем информации за день таков, что вытесняется даже вчерашняя, не говоря уж о двух-трех недельной.

Главное впечатление (сегодня дано по TV) – заявление ТАСС по поводу Вашингтонской Декларации (юбилейной для НАТО – 35 лет) сессии Совета НАТО. Из недр НАТО давно не выходило столь миролюбивого словесного документа по отношению к нам, к «Востоку» вообще. Но ТАСС от имени руководства дало отлуп и ему. Всему миру ясно, что мы взяли курс на запугивание и рассчитываем, что твердость и неумолимость приведет – и к развалу НАТО, и к отзыву «Першингов», и «круизов» из Европы, и к провалу Рейгана на выборах, и к тому, что все наши инициативы для Стокгольма, для Вены, по ОСВ и ОЯВЕ будут, в конце концов, приняты.

Но этого ничего не будет. Впрочем, гонка вооружений была, есть и будет при всех условиях. В этом смысле ничего не меняется. Однако мы, СССР, в глазах все большей части общественности выглядим как саботажники «дела мира».

Причем, не только на Западе, не только в Китае и в Румынии, но и в Венгрии и в ГДР, в глазах многих коммунистов.

Но Громыке, видно, на это наплевать.

Б. Н. затеял очередное совещание Секретарей ЦК соцстран по международным вопросам (есть уже решение ЦК и чехи согласились провести его в Праге). Опять же, чтоб координировать идейно-пропагандистское обеспечение внешней политики социалистического содружества. На самом деле такие совещания давно уже превратились в демонстрацию формальной солидарности с нами. без всяких практических последствий. Каждая страна ведет свою внешнеполитическую пропаганду в соответствии со своими планами насчет связей с Западом или Китаем. Разве что чехи во всем следуют за нами.

В нынешней обстановке особенно трудно придумать аргументы для продолжения «твердого» курса. А придется, консультанты под моим началом уже начали их сочинять для доклада Пономарева на этом совещании.

С 28 по 30 мая я был в Венгрии: они уже полгода как просили меня приехать для консультаций по всем этим и другим вопросам, в том числе по МКД. Старые друзья: Дьюла Хорн – теперь зав. отделом (а когда я с ним познакомился в 1960 году, он был переводчиком в МИДе). Матьяш Сюреш – Секретарь ЦК, а когда я с ним познакомился 15 лет назад, он был инструктором, «носил Пономареву чемоданы».

Принял меня и Кадар. Его референт Надя сказала по этому поводу: «У нас все проще». В самом деле, – можно себе представить, чтобы моего «аналога», какого-нибудь Ласло Ковача, явившегося к нам в Отдел на консультацию, принял бы Черненко!

Венгры на подозрении и с каждым месяцем все больше, а Хорн и Сюреш в особенности. В упомянутые времена нашего знакомства он был инструктором по СССР – и с головы до ног просоветчиком. А теперь, по поводу южнокорейского самолета, в присутствии дюжины журналистов, заявил: «Какой это дурак отдал приказ стрелять по пассажирскому самолету и убить сразу почти три сотни людей!» Андропов лично делал представление Кадару по этому эпизоду. Однако, Кадар «взял под защиту». Сюреш опубликовал огромную статью в их «Коммунисте», которая тоже вызвала бурное недовольство Русакова и других. Рахманину велено было сделать отлуп – статья О. Борисова в «Вопросах истории КПСС». А в «Новом времени» перепечатана статья из «Руде право», где чехи почти открытым текстом крыли эту статью.

Смысл статьи Сюреша в отстаивании права «малых социалистических стран» думать, говорить и даже делать самостоятельно – конечно, на пользу социализму и в духе интернационализма, право на монопольную трактовку которого (нами) он ставит под сомнение.

За полтора дня консультаций наговорились вдоволь обо всей мировой политике. Во всем они хотели быть оригинальными и самостоятельными. Из-за этого, бывало, срывались в дилетантизм, говорили наивности. Деликатно парировал, кое на чем настаивал – не соглашался. За оригинальничанием всегда была реальность: экономические интересы (связи с Западом) и нежелание выглядеть сателлитом.

Теоретически это обосновывалось несколькими тезисами:

– плохие советско-американские отношения не означают автоматически плохие отношения других соцстран с Западом;

– у каждой из них свои возможности для борьбы за «общие цели»;

– каждая соцстрана обладает спецификой и у нее могут быть и есть особые интересы в международной политике.

Откровенно говорили, что полностью одобряют действия ГДР в отношениях с ФРГ (усиленные заигрывания, которые стали еще более интенсивными после декабря 1983 года – установки ракет).

Главное впечатление – меня позвали, как старого «умного» друга, который может понять необходимость и неизбежность самостоятельности и независимости Венгрии, «которая никогда при этом не уйдет на Запад, не порвет с Советским Союзом, которая всегда будет верна интернационализму». В связи с этим были и открытые упреки: как неуважительно и не по-товарищески мы поступили, не предупредив, не проконсультировавшись, не договорившись заранее об отказе от участия в Олимпиаде. «Разве могло быть сомнение, – говорил Дьюла, – что мы проявим солидарность, как бы это нам ни не нравилось? Но можно ли так грубо выражать неуважение к своим друзьям, ставить их перед фактом? Оставлять в дураках перед своим народом и своими спортсменами!»

Еще до Венгрии Б. Н. и Загладин дали мне «для замечаний» проект международного раздела Программы. Единственное его достоинство – лаконизм, всего 30 страниц. Но по большей части это не Программа ленинской партии для рубежа веков и тысячелетий. Между тем, как интеллектуальный потенциал на пиках наших научных кадров позволяет сделать то, что нужно. И программная речь Черненко (как другие его выступления по внутренним вопросам, например, перед военными комсомольцами) – политически позволяет писать смело и глубоко. Но… аппаратные условности и промежуточные звенья не допускают высокого полета.

3 июня 1984 г.

Забыл вчера пометить, что 20 мая был в ЦДЛ на поэтическом вечере Давида Самойлова (Дезьки). Много нового прочел. Он крупный поэт. Но сам признался в ответе на записку, что читает мало прозы «по техническим причинам» – из-за полуслепоты. Да, и не только дело в прозе, – вообще ограничен информацией. И это сказывается: поэтическое обобщение, ему вообще свойственное, перерастает в абстрактное «философское», сильно замешанное на приближении собственного конца. Делается это на высоком уровне, но очень уж оторвано от окружающего.

Читаю роман И. Герасимова «Радость жизни» («Знамя № 4-5-6). Кажется, одно из тех, что формирует новую великую русскую литературу.

Днем вспомнил: Венгрия хочет независимость в рамках содружества, причем нет ни предубеждения против Союза социалистических государств, ни сомнений в правильности и морально-политической ценности интернационализма. Наше отношение к этому видно по реакции на статью Сюреша и по тому, как «ответственные» товарищи поджимают губки, слыша о всяких реформах и прочем «оригинальничании» (два кандидата на выборах, выборность директоров, упразднение райкомов, реальные дискуссии на Пленумах и Съездах, не говоря уже о широких экономических и туристических связях с Западом, обилии товаров и т. д.).

Но это – лишь частное выражение общей нашей линии в отношении друзей: смесь шовинизма с бескультурьем и завистью. В пятницу я прочел огромную телеграмму из Берлина от Кочемасова – информирует о «негативах» перед встречей Хоннекера с Черненко. И тот же рефрен – в открытую, прямо, не пытаясь даже прикрыться принципами общности – «свободы, видишь ли захотели! Самостоятельными хотят быть!» Причем слово «самостоятельность» всякий раз берется в кавычки. Раньше подобное гауляйтерство приписывали Абросимову. Но вот и интеллигентный Кочемасов туда же. Дело, следовательно, не в после.

4 июня 1984 г.

Сегодня была военная учеба. Для всего аппарата ЦК заместитель начальника Генштаба маршал Ахромеев прочитал лекцию «О характере современной войны» и показали два натовско-американских документальных фильма об их вооружениях. Маршал предельно четко изложил международную обстановку и нашу военную доктрину, а также, как готовятся к войне американцы. В выводах он апеллировал к аудитории – многие де из присутствующих прикосновенны к делам обороны. И это звучало как жалоба на то, что не все еще в республиках, в обкомах, в других гражданских подразделениях общества делают все необходимое по превращению страны в военный лагерь. Он не сказал этих слов, но видно было, что идеал жизни страны он видит именно в этом.

(Между прочим, любопытную цифру привел: 430 000 призывников за год пришлось отказать в военной службе по причине здоровья).

А потом фильмы. Они потрясают: ракеты, которые за сотни и тысячи километров сами находят цель, авианосцы, подводные лодки, танки, способные на все, крылатые ракеты, которые как в мультфильмах идут по каньону и за 2500 км. могут поразить цель величиной в 10 метров диаметром. Фантастические достижения современного гениального ума и умения. И, конечно, немыслимые расходы. Я смотрел и думал: но ведь столько же, даже больше должны на подобное тратить и мы. И все для чего? Чтобы готовить самоубийство человечества. Какое-то безумие! Забываясь, хотелось вскочить и спросить маршала: «Ну а что, если взять и ликвидировать все это оружие, которое у нас тоже, наверно, не хуже и не глупее. И сказать на весь мир: с нас хватит, все, баста! Мы обрели нормальное зрение и здравый смысл! Что будет?… Сразу американцы пойдут нас захватывать?…»

Но это уже неэвклидова геометрия! Вот тогда-то, в твоем звании заместителя заведующего Международным отделом ЦК, и впрямь сочтут тебя спятившим.

Пономарева опять смазали. По итогам поездки академика Велихова в США он «продиктовал» ему – с какими предложениями войти в ЦК (пресс-конференция по милитаризации космоса, обращение Верховного Совета к Конгрессу США, приглашение Кеннеди). Тот дисциплинированно сделал это, президент и главный ученый секретарь подписали. Пришло в ЦК, разослали по ПБ и Громыко с Устиновым вошли с запиской: отказать. Б. Н., естественно, как и все другие, расписался: «за», т. е. отказать своим же собственным идеям.

Его ничтожество. Сам рассказал, как он «организовывал» контакт Черненко с Папаоанну (генсек АКЗЛ КП Кипра). Папаоанну несколько месяцев просил, чтоб во время официальной делегации его партии в Москву его принял Черненко. Вот он приехал. Но как напомнить об этом Черненко? Б. Н. сунулся к Александрову. Тот ехидно возразил: вы, мол, Секретарь ЦК, это ваш вопрос, делегация компартии, вот и обращайтесь к К. У. Но Б. Н. не осмелился. А позвонил Дорошиной (стенографистке Черненко, бывшей при Брежневе самым доверенным лицом) – и предложил ей «текстовочку»: в коммюнике записать, будто Черненко принимал, а на самом деле, мол, не надо его беспокоить. Галя Дорошина так это и исполнила. Так оно и было сделано. И Б. Н. очень доволен: как он угодил и все, думает, довольны. Однако, не думаю, чтоб довольны были киприоты: их «сделали» как мальчишек. При Брежневе такой метод часто практиковался, но ему сходило – все видели, что он уже не в себе. К. У. же рановато ставить в такое положение.

Теперь Б. Н. мне предложил проделать так же с англичанами, с Макленнаном, которому он сам назначил дату – 19 июня. Но с теми так не пройдет. Прямо я это и сказал и постараюсь перенести визит на осень.

Был у меня Арбатов. Только что вернулся из Америки и Канады, целый месяц там провел: десятки встреч, дискуссий, TV, интервью, выступлений перед парламентариями, журналистами и проч. «Кто еще мог бы так это все сделать?!» – сказал Юрка без ложной скромности. Да, и в самом деле: кто еще! Тем более, что он не согласен с политикой, которую отстаивал столь ловко. Он убедился, что наше упорство и «жесткость» по ракетным делам начинают оборачиваться против нас. «Мирное» наступление Рейгана дает результаты: все больше мы выглядим теперь как саботажники переговоров, диалога, разрядки и т. п. На это же намекали мне венгры.

6 июня 1984 г.

Б. Н. собрал у себя Русакова, Замятина, Стукалина (зав. Отделом пропаганды ЦК), были еще я, Шахназаров, Жилин, Антясов (консультант Отдела по соцстранам) – по подготовке к совещанию Секретарей ЦК соцстран в Праге. Сначала обычное его косноязычие об обострении обстановки, об империализме, о мирном наступлении Рейгана и т. п. Но разговор постепенно переместился на положение у тех, кто будет на совещании, в соцстранах. Русаков вдруг, с несвойственной ему откровенностью заявил, что «положение с друзьями плохо». О Польше и говорить нечего: партия день за днем теряет позиции, а идеологическая жизнь совсем вышла из под контроля. Шахназаров встрял: большое недовольство у чехов из-за установки наших «ответных ракет», хотя руководство и печать во всем следует за нами и неизменно поддерживают наши акции и заявления. А немцы – нет, – добавил Замятин. Договариваемся, например, по вопросам реваншизма, по Китаю. Но увы! Соглашаются, поддакивают, а потом – ни единой статьи на эти темы, ни разу не опубликовали даже корреспонденции «о провокациях Китая на вьетнамской границе». Русаков, согласившись, добавил, это нам известно, что вьетнамцы тайно договариваются о чем-то с Сиануком и против того, чтоб мы его ругали в своей печати.