Текст книги "Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991"

Автор книги: Анатолий Черняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 128 страниц)

Еще неделя прошла. Еще один доклад сделали Б. Н.'у. Читал его вчера он на совещании идеологических работников (как проводить 30-летие Победы). И передовую в «Правде» фактически тоже пришлось делать мне.

Устал я от всего этого. Даже в «функциональном» отношении это черт знает что: ведь я неделями, а то и месяцами не читаю систематически ТАСС'а, а о журналах и книгах и думать нечего. Шифровки и прочую закрытую информацию пробегаю. Подумать ни над чем некогда.

22 марта 1975 г.

В прошлую субботу – у Б. Н.'а на даче. День рожденья в узком кругу. Тосты – Загладин, Шапошников, я, Балмашнов. И еще брат Б. Н.'а генерал и пара из его соратников по комсомолу 20-ых годов. Жена– красавица с фрески Рублева. И вообще она молодец: прекрасно, умно держится. Да и он еще хоть куда. Был прост, откровенен: на тему о том, что тех среди его друзей и товарищей, которые «загремели» в 1937 году и чудом остались живы, не заставишь вновь восхвалять… и он показал пальцами, изображая сталинские усы.

Играли в бильярд, Вадим за роялем – песни. В промежутках разговоры, которые, как правило, мы позволяем себе только «между собой».

Он, пожалуй, редкостный человек на активном политическом фоне: соединяет наше «чистое» прошлое с циничным настоящим. И в общем-то в нем жива идейность. Она – значительная сила, во многом объясняющая его неиссякаемую энергию и, казалось бы, совсем ненужную (для ради карьеры) инициативность.

Доработка проекта декларации (для европейской коммунистической конференции) перед Рабочей группой (в Берлине 8 апреля). Загладин с Жилиным съездили в Париж, на «тройку»: ФКП, КПСС, СЕПГ. «Отработали» текст после первой Рабочей группы. Получили, как выяснилось вчера, похвалы от Плиссонье (член ПБ ФКП)) за «единый (с французскими коммунистами) революционный подход к проблеме Европы». Когда я здесь посмотрел эту продукцию, я понял, что такие уступки превращают конференцию в опасный треп, направленный по существу против нашей политики разрядки («заставить империализм еще отступить», только тогда разрядка будет обеспечена, «нанести ему поражение», «победить его», «превратить всю Европу в социалистическую» и т. п.) В соответствии с этим внешнеполитическая программа единых действий была объединена с социальной программой, с борьбой за социализм, за коммунизм. И это еще больше лишало такую программу всякого реализма: за социализм и за коммунизм с нами вместе никто не пойдет бороться, и даже многие КП будут возражать против общей программы борьбы за социализм. Фразы о широкой коалиции и сотрудничестве с некоммунистическими силами превратились в насмешку.

Я сказал обо всем этом Загладину. Он частично согласился, но ему было некогда – готовил делегацию на съезд ИКП, – попросил кое-что поправить, а «потом видно будет, вся работа впереди».

Б. Н. заинтересовался проектом и сказал, чтоб без его ведома не давали немцам согласия на рассылку всем (28) партиям. Я поделился с ним опасениями. Он насторожился. В эти же дни я узнал, что Катушев, прочитав проект, встревожился еще больше.

Договорились пригласить двух немцев и вместе с ними кое-что поправить. В какой-то степени это, конечно, было дезавуированием Загладина и Жилина (в Париже), однако что делать. Поправили. Немцы уехали, а на другой день вечером пролетом из Кореи в Москве оказался Канапа.

Рубились с Канапой до 2-х ночи. Жан очень быстро сообразил, что «причиной всему я». Начал шантажировать, но мне очень легко его было придавливать, потому что его аргументы либо противоречили один другому, либо были простой демагогией, к которой я относился спокойно, а когда получалось, с насмешкой.

Вы, говорил, например, Канапа имеете социализм и хотите мира, мы тоже хотим мира, но хотим и социализма. Почему же вы мешаете нам за него бороться? И т. п. Программа, мол, должна быть коммунистической, а не социал-демократической.

Да, я говорю, программа должна исходить от коммунистов (в этом смысле она коммунистическая), но она должна быть обращена и к коммунистам, и к некоммунистам. Иначе конференция превращается в сектантскую затею.

Чем объяснить такую революционность? Помню, при подготовке Совещания 1969 года Канапа насмешничал, упрекая нас в революционности и наступательности на империализм. «Теперь же, говорит он, мы, исходя из новой ситуации в мире, повысили ставки, другие же, например, ИКП, наоборот, понизили». Это видно. Но что это даст, что вообще может дать подмена политики демагогией, когда Жискар д'Эстена сравнивают чуть ли не с Гитлером и изображают французскую политику в роли мальчика на побегушках у американцев?!

Мы согласились на 3–4 поправки. Сегодня я сообщил их по телефону в ЦК СЕПГ. Успел: они уже имели распоряжение Хоннекера рассылать, ничего больше не ожидая. Кстати, немец Винкельман, первый зам. зав. международного Отдела, говорил со мной очень жестко и одну поправку отверг категорически. Надоело им вертеться по нашей указке, да и вызывает раздражение, видно, что мы вынуждаем их поступаться немецкой аккуратностью и порядком.

29 марта 1975 г.

Взорвалось противоречие между нашей государственной внешней политикой и нашей «коммунистической» политикой. В самом важном звене. Марше и К^о взвились по поводу приема, который был устроен премьеру Шираку в Москве: помпа, пресса, первые страницы газет, телевидение, три часа с Брежневым и т. д. Предлогом стало нахальство Ширака: он заявил здесь корреспондентам, что, мол, знает, что у Брежнева с Марше какие-то отношения и, поскольку он с Брежневым увидится, он ему скажет, что ФКП ведет непоследовательную политику в отношении вооруженных сил Франции. Ведь СССР выступает за сильную Францию, а ФКП подрывает боеспособность французской армии и т. п.

Через несколько часов Марше уже звонил в Москву и требовал, чтобы Шираку публично (а в беседе сам Брежнев) врезали за это. Естественно, день-другой, при нашей-то машине рассмотрения вопросов ничего не было (и не могло быть) сделано.

Ширак под величайший шум прессы (Франции нужно подчеркивать, что она имеет с нами привилегированные отношения) возвращается в Париж и тут же в аэропорту, между прочим, говорит, что Брежнев ему сказал: «Жискару мы доверяем. Это – человек, которому можно доверять, он держит слово!»

Жора тут же собирает ПБ и публикует решение: визит Ширака в СССР ничтожен, он ничего не дал, это сплошное надувательство, как и вся жискаровская политика, и нужно это было только для того, чтобы подкрепить антинародную политику правительства и усилить антикоммунистическую кампанию.

На этом же ПБ было составлено письмо «В Секретариат ЦК КПСС». Нечто подобное (от братской партии) можно было в свое время прочитать только на китайском языке.

Примерный смысл: все, что происходило в связи и вокруг визита Ширака, наносит огромный вред интересам трудящихся Франции и политике ФКП. Вы, КПСС, просили наших советов и рекомендаций перед визитом. Мы их вам дали. Но, судя по всему, вы их игнорировали. Более того: мы в своей политике делаем все, чтобы показать французам, что

Жискару доверять нельзя, что вся его политика – обман. А вы заявляете на весь мир, что он заслуживает доверия. Вы подрываете наши усилия в сложной борьбе, которую мы ведем за интересы трудящихся Франции. Мы вам заявляем, что вы нарушили принципы пролетарского интернационализма. С братским приветом. Жорж Марше, Генеральный секретарь ЦК ФКП.

Началась суета. Брежнев велел готовить ответ. (Кстати, еще до того как они собрали ПБ, после звонка Марше в Москву наш посольский человек в Париже ходил к ним и просил не торопиться, мол, вы вот-вот получите из Москвы подробную информацию о разговорах с Шираком… Но «не возымело!») Громыко подготовил совсем дурацкий ответ. Наш сектор – получше. Сошлись два текста у Блатова (который очень боится Громыки). Появился из Рима Загладин. Его туда, к Блатову. Словом, еще вчера ответ не был готов. Но в «Правду» дали (от имени Седых – корреспондент в Париже) статью, одно название которой говорит само за себя: «Позитивные итоги». Там, между прочим, упомянуто, что «некоторые органы печати» (!) попытались, как всегда, использовать визит в антикоммунистических целях. Это, конечно, для Жоры недостаточная сатисфакция.

В свете этого то, что произошло между мной и Канапа приобретает принципиальное значение, и европейская конференция компартий, главная идея которой сочетать официальную внешнюю политику с классовой борьбой, – боюсь, повисает над пропастью.

С Брутенцем (на основе консультантской заготовки) сделали проект обращения ЦК, Президиума, правительства к народам, парламентам, правительствам в связи с 30-летием Победы. Отвергнув предварительно совершенно идиотский текст МИД'а (оценку его я дал зам. министра МИД'а Родионову, – еще будет скандальчик). Вообще затея не очень. Но что поделать, решение ЦК. Кстати, наши союзники по антигитлеровской коалиции сообщили в ответ на наш конфиденциальный зондаж, что они «праздновать» не собираются.

А вообще я эту неделю, как уехал в отпуск Б. Н., блаженствую: прочитал все почти, что было отложено, прочитал много другого интересного. В том числе стенограмму переговоров Кириленко-Пономарев с финской делегацией. Почти все Политбюро здесь было. И еще раз убедился, что «наши ребята» из финского сектора во главе с Шапошниковым уже нанесли (может быть, непоправимый) вред финской компартии, поставили ее на путь раскола, который, видимо, и произойдет. Начал эту линию 10 лет назад Беляков и она упорно продолжается, причем играют на идеологических мифах Б. Н.'а, Суслова, других. И открыто эксплуатируют возможность грубо «жать» на КПФ, чего нельзя было бы себе позволить в отношении многих других КП. Выдумывают какие-то явно искусственные и вздорные идеологические уклоны у «большинства» и натравливают на него карьеристов (Синисало) и обиженных стариков. А если подумать: даже эти надуманные уклоны выглядят жалким лепетом по сравнению с тем, что пишут в своих газетах и утверждают на съезде, например, итальянцы. В сравнении с «финскими уклонами» итальянщина уже не ревизионизм, а самая настоящая махрово-буржуазная идеология. Однако устами Кириленко с трибуны съезда ИКП мы итальянцев одобряем и поддерживаем, а здесь выламываем руки и создаем врагов, разваливаем партию. Очень просто: там (ИКП) – руки коротки.

12 апреля 1975 г.

4-го был в театре Маяковского. «Беседы с Сократом». Странное ощущение, когда долгие минуты ничего не понимаешь, не связываешь одно с другим, – то ли огрубел и не доходят простые и ясные идеи, то ли эти идеи настолько банальны и плоски (при твоем-то объеме информационности и внутренней свободы мысли), что удивляешься, как это все всерьез могут показывать взрослым интеллигентным людям. То ли претензия на актуальную ассоциативность (намеки) вызывает отупляющее раздражение, потому что это кукиш в кармане, глупо и в общем-то антихудожественно. Радзинский переписал Платона.

Вчера – 3, 5, 8 Бранденбургские концерты Баха в Консерватории. Какая прелесть. Особенно 5-ый с фаготом. Оркестр Баршая.

Мемуары Надежды Мандельштам. Многое еще и еще раз заставляет задуматься и переживать.

Шпенглер «Закат Европы». Опять взял эту книгу. В первый раз (лет 10 назад) я отнесся к ней несерьезно и не прочитал внимательно. Она производит огромное впечатление. Он фактически довольно точно предсказал главное в развитии мира после 1917 года. И, кстати, его философия отнюдь не пессимистична. Она – реалистична. Она зовет смотреть на вещи, на историю, на будущее трезво, прямо и квалифицированно (со знанием дела).

С 8-го по 10-ое в Берлине проходила Рабочей группа (документы к конференции компартий Европы). Загладин говорил кое-что по телефону, но отчета пока не прислал. Он все дальше оттирает меня от этого дела. Взял с собой в Берлин ораву бездельников…

«Казус Миттерана». 14 апреля должна была приехать делегация французской соцпартии, фактически вся ее верхушка. Кстати, визит откладывался раз пять, в том числе однажды по причине «антисоветского» интервью Миттерана. А на этот раз Зуеву (зав. сектором) во вторник 8-го позвонил Блатов и сказал, что визит надо отложить, придумайте аргументы и подготовьте письмо Миттерану и Марше. Придумали: занятость в связи с подготовкой пятилетнего плана и юбилейных торжеств по случаю 30-летия Победы. В Париже это вызвало потрясение. Причем больше, чем сами социалисты (Миттеран был на Таити), взвились коммунисты. Ночью в посольство примчались Леруа и Плиссонье и заявили: «Что вы делаете? Мало вам скандала с Шираком? Теперь в пятый раз откладывая Миттерана, вы фактически заявляете, что не хотите иметь дело с левыми силами Франции! Как это все понимать? Мы сделаем заявление Политбюро.» и т. д.

И если социалисты опубликовали сообщение без всяких квалификаций: откладывается по просьбе советской стороны, то Марше «выразил сожаление».

Между тем, сегодня программа «Время» по телевидению открылась показом того, как Брежнев в течение 5–7 минут держал в обеих руках руку министра торговли США Саймона, приехавшего в Москву на очередную сессию советско-американской комиссии, потом долго «принимал» его.

16-го, как мне сказал Б. Н., велев готовить проект резолюции (!), откроется Пленум ЦК. Впрочем, он будет не о пятилетке, а как раз о внешней политике с докладом Громыко.

Бунт в Париже возымел действие. Может быть, сыграло роль и то, что в Москву вернулся Б. Н. и на Политбюро «чего-то такое говорил». Удалось добиться, чтобы Миттеран все-таки приехал 23 апреля!

Однако, как же делается политика?! Ведь то, что произошло, Зуев почти точно предсказал Блатову за два дня до того, как это случилось на самом деле. Но Блатов не осмелился (!) «довести до сведения», а послушно делал то, что велели, хотя велели явно неквалифицированно, во вред делу. Это ужасно и опасно, когда помощники бессловесны, бесхарактерны. И это плохо, что делают важные политические шаги, даже не спросив у тех, кто может и должен рассчитать неизбежные последствия.

В проекте «Обращения к народам, парламентам и правительствам» досталось мне согласовывать его между Громыко, Пономаревым, Катушевым и Отделом пропаганды ЦК. Мне удалось до самого последнего момента избегать слова «Германия». Громыко (а его подпись последняя) таки его вставил. Однако я настроил Б. Н. попытаться вычеркнуть его.

Сижу дома, правлю доклад Суслова к ленинским дням. Скучный. Если бы его делал обычный пропагандист, аудитория разбежалась бы. А тут банальности выглядят серьезной идеологией и политикой. Некоторые места (по комдвижению и Вьетнаму) ему вписали неквалифицированно. Сейчас поеду отдавать замечания Б. Н.'у.

18 апреля 1975 г.

Я ужасно устал. Что делать? Непонятно, куда идет жизнь. Но сначала о том, как делаются политические документы, о которых несколько дней говорит весь мир.

Еще в прошлую пятницу мне Пономарев сказал: 16-го будет Пленум ЦК. Нам, видимо, надо подготовить проект резолюции. Тема – о международном положении и внешней политике Советского Союза. Доклад будет делать Громыко. Подумайте за выходные дни.

Я подумал и за два часа сочинил проект резолюции. Б. Н. был занят иракским Хусейном и только поздно вечером прочитал. Утром во вторник он помчался с этим к Суслову, тот поправил две-три фразы. Б. Н., торопясь опять к Хусейну, вызвал меня по соседству с Сусловым в комнату Секретариата ЦК, передал мне пару замечаний. А 16-го за полчаса до начала Пленума Суслов «прокатал» текст среди коллег по Политбюро и потом сам зачитал на Пленуме. Брежнев сказал, что члены Пленума могут, конечно, поправить какие-то слова, но он лично считает проект превосходным и готов голосовать обеими руками.

Вечером по телевизору слушал, как диктор с чувством и выражением читает мой текст. На Пленуме я не был, доклада Громыки в глаза не видал. Те, кто там был, Арбатов, Загладин и, говорят сам Воробей (Александров-Агентов), не говоря о Б. Н.'е, считают доклад скучным и бессодержательным. Арбатов мне сказал (не зная, что я и есть автор резолюции), что она несравненно сильнее самого доклада и «все там так говорили в кулуарах».

Снят Шелепин. Это – неожиданность и для Пономарева. Не посмотрели даже на то, что англичане, устроившие председателю ВЦСПС кошачий концерт две недели назад, могут воспринять это как результат их давления. Они так и восприняли, судя по «Times» и К^о. Шелепин подал заявление Пленуму, в котором говорится, что 7 лет, мол, я выполнял поручение ЦК, но теперь, поразмыслив, убедился, что у меня нет «производственной квалификации», чтобы руководить этим участком!

В общем-то, конечно, хорошо, что полетел Шурик, претендент в «наполеончики». Но, тем не менее как-то все непонятно делается, и почему именно сейчас?

На 24 февраля 1976 года назначен XXV съезд.

Б. Н. уже засуетился и я вынужден был сегодня среди прочих дел срочно готовить задания секторам по трем нашим темам: МКД, социал-демократическое и национально– освободительное движения.

А кроме того, академический доклад Б. Н.'а, дважды проект статьи (по решению ПБ) «Великий урок» – о распределении долей в Победе. Скандал в Югославии после статьи министра обороны Гречко по случаю 30-летия войны. Он там вклад югославов приравнял к вкладу болгар и чехов. Глупость, которая, впрочем, не случайная, а подготовлена была всей линией нашей пропаганды и всей нашей манерой подправлять историю во имя политической конъюнктуры. Тито шесть раз гневно выступал по этому поводу и вся югославская пресса словно с цепи сорвалась. Так вот, чтоб «поправить неловкость», велено было подготовить «объективную» статью, вроде как на общую тему, а на самом деле ради этого. Первый «правдинский» вариант был очень слабый и глупый. Второй уже поприличней, там хоть и о союзниках сказано кое-что.

Б. Н. все еще заставляет атаковать социал-демократов: зачем они вмешиваются в Португалии. Смешно. Собирается их публично гвоздить, одновременно расстилая ковер перед Миттераном, который приедет 23-го на высший уровень… одновременно, принимая у себя по моему настоянию Новодемократическую (социал-демократы) партию Канады. Сегодня состоялся «круглый стол» у Арбатова в Институте. Все это коминтерновские отрыжки.

Заставил меня вчера Б. Н. вписывать в проект выступления Брежнева на 8-ое мая (ко дню Победы) – «об идейно-политическом уровне народа». Я вяло возражал, доказывая, что это демагогия: какой уровень, когда взятки, рвачество, прогулы, протекционизм, пьянство. Огромная масса рабочих плевать хотела на общие дела и проч. Все-таки он настоял. Но я вывернулся и написал «абстрактно».

26 апреля 1975 г.

Приезжал О'Риордан. После своего съезда (компартии Ирландии). Предлог – рассказать о XVI съезде своей партии. «Идеологический съезд». Отменили решение 1968 года по Чехословакии. В партии 600 человек. У меня с ним была скучная беседа. Когда я его спросил о работе коммунистов, что, собственно, они делают в стране, он вновь стал рассказывать о положении дел вообще в Ирландии. И был очень смущен. А просьбы? – Оплатить билеты для делегации на съезд КП США, – принять 23 человека в Ленинскую школу.

Однако, когда я упросил Б. Н.'а его принять, он подготовился и произвел на Б. Н.'а впечатление боевого, идейного, верного лидера, «каких побольше бы в других партиях». Тем не менее Б. Н. кинул ему вопрос о численности партии и потом не раз возвращался, что, мол, все хорошо, но «мало, мало членов».

Записали О'Риордана на телевидении, посадили в президиум во Дворце съездов на ленинском вечере (доклад Суслова). Обласкали. А перед этим несколько недель пребывал в ГДР, где тоже был обласкан. Вот так он и содержит свою партию, в которой, конечно, не 600, а дай бог, сотня.

Миттеран. Делегация ФСП на высшем уровне. От нас Суслов, Пономарев, Загладин, другие. Вадим рассказывает о совершенно необычайных вещах. Дело даже не в том, что Миттеран целиком присоединяется к нашей внешней политике. Дело больше в самом факте равноправного разговора, в котором обе стороны признают законность, и даже необходимость существования и деятельности друг друга. Миттеран восхищается Брежневым не просто как государственным деятелем, а как коммунистом, качества которого (именно как коммуниста) позволили ему стойко, упорно, неуклонно вести дело к поставленной цели и добиваться своего, несмотря ни на что.

Когда Загладин попытался записать в коммюнике обычную нашу формулу: мол, ФСП отмечает успехи в коммунистическом строительстве, французы предложили иначе – успехи в строительстве социализма по планам и программе КПСС. Т. е., пожалуйста, стройте то, что вы считаете социализмом, а мы будем строить свой социализм. И мы (!) идем на это.

По другим вопросам Загладин изобразил позицию Миттерана так: НАТО!. Ну, что вы так болезненно это воспринимаете. Да, мы за НАТО, потому что западный европеец привык связывать с ним свою безопасность. Это массово-психологическое явление, которое постепенно исчезнет по мере того, как мы вместе будем работать над ликвидацией обоих блоков.

ФКП. Мы признаем ее и считаем, что она нужна Франции. Но и мы тоже нужны. Это объективная реальность. Из этого мы и исходим в союзе левых сил. Есть конкуренция с ФКП. Тоже неизбежно и тоже ничего в этом драматического не видим. А мы, КПСС? Мы согласны с этим – это вытекает из самого факта такой встречи. А как же с нашей идеологической посылкой о руководстве со стороны марксистско-ленинской партии? Как себя чувствует Трапезников, хранитель сталинской ортодоксии в ЦК КПСС? Или, может быть, он и ему подобные думают, что все это с нашей стороны лишь конъюнктурная тактика?

На обеде: открытость разговора, теплота и естественность. «Суслов разошелся», – заметил Вадим. Вспомнил, что у него есть какие-то картины импрессионистов. Послал за ними домой. Подарил. Миттеран подарил альбом оригинальных рисунков времен Парижской коммуны. Объятия, шутки и проч. Это Суслов! Хранитель чистоты марксизма-ленинизма и чемпион борьбы против всякого реформизма и ревизионизма, всяких отступлений и уклонов!

Все это, может быть, даже не до конца продуманный, во многом импульсивный выход на новые реальности, отказ от стереотипов эпохи, безвозвратно отшедшей в прошлое.

Но наряду с этим упомянутое выше требование Б. Н. о записке против социал– демократии. Наряду с этим недавнее выступление Пальме по поводу «письма Дубчека» и речи Гусака на этот счет. Впрочем, это не значит, что Пальме, который метит на председателя Социнтерна, Крайский и К^о не признают реальностей коммунизма. Просто они отстаивают реальность социал-демократии и рассчитывают на либерализацию коммунизма.

Но тогда зачем мы Миттерану, который тоже ведь в Социнтерне не последнее лицо? Очень просто: общение с нами утверждает его в качестве альтернативы Жискару. А если такая смена произойдет, он будет добиваться «своего социализма» во Франции, используя мировую ситуацию, в которой СССР один из главных полюсов, причем уже отказавшийся от претензий на унификацию всех революций по октябрьскому образцу. Там, на Западе это уже поняли. Этим объясняется и наглость Пальме, и готовность Брандта-Миттерана дружить с нами. Не поняли этого (и никогда не признают) Трапезников и миллионы его единомышленников в КПСС.

Встреча Брежнев-Миттеран. За час до нее звонок Блатова и по телефону составление вдвоем проекта сообщения об этой встрече. Насыщение его значительностью этой встречи, которая, конечно, станет объектом большой прессы во всем мире. Загладин мне сказал, что Пономарев морщился, когда ему показали проект. Но уже был не в силах «ослабить», так как ему было сказано, что Генеральный в принципе уже одобрил. А Миттеран не внес ни единого изменения.

Во второй половине дня позвонил Бовин и позвал где-нибудь «сплотиться на прочной марксистско-ленинской основе». Заехал за ним в «Известия». Направились в Дом кино. Долго нас не сажали, но за солидностью вида и не выгоняли, но то и дело спрашивали: «Вы члены?». Одна официантка усадила таки, стоило это лишней пятерки. Откровенно говоря, я думал, что Сашка «имеет что-то сообщить» мне. Но ничего подобного. Просто некуда ему было деваться и хотелось поесть.

Рассказал он мне такой эпизод из времен XXIII съезда, когда Шурик (Шелепин) был в центре внимания зарубежной прессы и слухов насчет того, что Брежнев – это «временно», а грядет «железный Шурик». Приходили, говорит, ко мне «его ребята» звать к себе. Нам, говорят, нужны умные люди. Что ты прилип к бровастому! Ему недолго быть! А у нас все уже почти в руках. Я посмотрел на них и ответствовал: «Ребята! Я вас не видел и разговора никакого не было». «Ну, как хочешь. Только смотри – пожалеешь!»

Думаю, что такая деятельность Шуриковой опричнины известна была не одному Бовину.

29 апреля 1975 г.

Умер Жак Дюкло.

Старейший и самый знаменитый лидер французской компартии.

Пономарев поехал хоронить.

Португальская КП получила 13 % на выборах в Учредительное собрание (30 мест). Социалистическая партия – 38 % (116 мест). Большой шум вокруг этого, хотя все совершенно естественно. Победа социалистической партии – отнюдь не ее заслуга и не отражает (далеко!) реальной роли этой партии.

Достал альбом Иеронима Босха. Уму не постижимо. Оказывается, даже сюрреализм 500 лет назад как возник, не говоря ужо том, что Шекспир все про все давным давно сказал.

Достал, наконец, последний сборник Дезьки (Давид Самойлов) – «Волна и камень». Читал, обливаюсь слезами. Великий Дезька, бедный Дезька! И как близко все, что он пишет!

13 мая 1975 г.

С 30 апреля по 11 мая был в загородной больнице: сам пошел резать нос. Бюллетень у меня до 14-го, но я 11-го сразу же поехал на работу. В больнице не хотелось делать ничего служебного. Но в своем «отстранении» я еще острее почувствовал, что без работы я ничто. Что бы там ни говорили о свободе, она не бывает без достоинства, а это – категория общественная.

Готовлюсь к встрече с Брауном (член ПБ из соцпартии Австралии). Едет перед съездом (вторым после основания партии). Хочет знать наше мнение о проекте программы. А программа – скучнейшее, сумбурное сочинение, где почти все правильно. переписано из учебника для Ленинской школы. Писали ее люди, которые в ней учились. Ее выпускники считаются теоретически подкованными кадрами. На самом деле – если они сами до этого не учились, и после этого не собираются учиться и думать – это просто люди, заучившие «краткокурсовой отче наш», отбивший у них способность самостоятельно и реалистично анализировать события.

Что-то я буду говорить этому Брауну о его проекте?

Пономаревский доклад для сессии АН СССР, который будет 21 мая. Будут освобождать Келдыша. Но, как мне сказал Б. Н., «парадоксальная ситуация – обычно толпятся, чтоб занять это кресло. А на этот раз – никто не хочет». Да! Даже в той среде все больше берет верх другая «система социальных ценностей».

16 мая 1975 г.

Беседа с Билл Брауном по проекту программы, которую они примут на 2-ом съезде в июне. Три часа! Возражать он не мог, да и не смог бы, потому что я ему фактически («по– Ленину») растолковывал, что «чистый коммунизм», который они напихали в программу, никуда не годен с точки зрения реальной борьбы современных коммунистов (о возможности войны между империалистами, о полиции и армии, о «двух этапах революции», о том, возможны ли независимая политика и недопущение фашизма еще и при капитализме, о разных кризисах и проч. И в особенности о том, что сейчас компартия без своей внешней политики – безнадежна).

Вечером – на Плотниковом. Хосе Вандель. Первый за полтора года чилиец из руководства КП Чили, который перешел границу в Аргентину и приехал в Москву, а вчера уезжал обратно.

Моя горячность по поводу латиноамериканской конференции компартий. Всякие ортодоксы из Ленинской школы начинают щипать проект резолюции к конференции. Даже выискали противоречия с Заявлением Совещания 1969 года, а некоторые усмотрели преднамеренность в этом. Жалуются в наш ЦК и даже ищут поддержки: вот, мол, мы какие идеологически бдительные. Все эти теоретики по перестановке запятых вдруг нашли поддержку со стороны Престеса[34]34
  Престарелый лидер бразильской компартии, национальный герой, который заявил, что надо из-за «негодности» проекта отложить конференцию.


[Закрыть], Арисменди, узнав об этом, пришел в бешенство. Сегодня я подписал его телеграммы в Боготу и Хорхе дель Прадо в Лиму: предупреждает и зовет дать отпор Престесу.

Я вчера разъяснял чилийцам (а там были и Тейтельбойм, и Мильяс, приехавший из Берлина, и Коррера, и их комсомольский лидер), что если допустить срыв конференции сейчас, кубинцы никогда больше на нее не согласятся. Им она не нужна. И неужели в партиях еще столько политического детства, что из-за разных там формулировок они могут поставить под вопрос дело принципиальной, может быть, исторической важности – фактическое восстановление латиноамериканского коммунистического единства (причем, в новых условиях и единства с кубинской КП, которого еще не было).

Когда я рассказал об этом сегодня Б. Н.'у, он отреагировал «намеком»: я всегда подозревал этого Престеса. Действительно, что-то неясное в нем. Ведь партию-то он развалил. И к тому же, 20 лет находился в стране на нелегальном положении, и с него волос не упал, а он ведь фигура, известная в Бразилии каждому мальчишке. Не думаю. А, впрочем, черт его знает! Не такое в компартиях бывало.

Сегодня беседа с Мендесом – помощником Куньяла. Приехал по экономическим делам. Хотят продавать нам вагоны, суда, портальные краны. Будут договариваться, чтоб мы им поставляли хлопок, а они из него будут делать вещи и экспортировать нам. Только качество плохое. И прозевали – хотели объединить мелких текстильщиков для этого дела, но технари из правительства объединили 10 крупных. Для ПКП главная во всем этом проблема – рассасывание безработицы, которой не было в Португалии до революции 25 апреля 1974 года.

18 мая 1975 г.

Вечером был у Б. Н.'а. Рассказал ему про Брауна, про Престеса, про Арисменди, про помощника Куньяла. Насторожил его насчет возможного срыва латиноамериканской конференции.

Он в свою очередь рассказал мне про беседы с Грличковым (СКЮ) насчет конференции компартий Европы. «Сказали ли югославы, наконец, чего они хотят и чего боятся?» – спросил я. «Говорили то же самое, что мы у них уже читали, – ответил Б. Н. – Не хотят, чтоб документ был обязательным. Я спросил тогда: А вы что хотите так и записать – документ, мол, не обязателен? Смеются. Все понимают, что это глупо. Не хотят никаких коллективных действий: это, мол, восстановление центра.

Я: Но ведь даже в Совете мира принимают коллективные решения и договариваются об организации совместных действий.

Б. Н.: Соглашаются и тем не менее. Не хотят подвергать опасности свой статут неприсоединения. И, кстати, изложили классификацию партий по 4 группам: партии у власти и входящие в блок; партии не у власти, но влиятельные; партии не у власти и не влиятельные; партии (партия СКЮ) у власти и вне блоков.