Текст книги "Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991"

Автор книги: Анатолий Черняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 128 страниц)

14 октября 1977 г.

На этой неделе Загладин придумал одно необычное действо: разослал приглашение на «неформальную, откровенную, закрытую» встречу наиболее умным и свободно мыслящим – Галкин, Бурлацкий, Лейбзон, Делигенский, Карякин, Ардаев, Соболев, Красин, Гилилов, Тимофеев, четыре наших консультанта, три профессора от Матковского и еще кто-то, менее значительный. Поговорить о «еврокоммунизме. Сам Загладин, я и Жилин сели во главе стола буквой «П». Жилин сказал «экспозе». И пошло. Нового они там ничего, понятно, не сказали. Но это был будто разговор между доверенными из консультантской группы нашего отдела, – будто в моем кабинете, походя, зацепились за что-то и разговорились, ни на что не оглядываясь. Участники были безумно рады (и, конечно, горды, что именно их выбрали для такой доверительной дискуссии!). Каждый старался показать, на что способен. Но помимо ярмарки тщеславия был и серьезный ум, забота о деле, заинтересованность и знание предмета, – как это ни странно при той информации. Которой они могут располагать легально.

Рады они были и тому, что их широкий и спокойный подход к «еврокоммунизму» встретил понимание и поощрение. Собственно, мы и они оказались согласны в оценке главного. Да, по существу и в выводах: что делать?. Надо срочно поднимать наш, КПСС'овский авторитет в области теории, надо преодолеть предубеждение (впрочем, обоснованное), что мы закоснели в догматизме, что мы меряем только на свой аршин, и все, что с ним несоизмеримо, то – ревизионизм, уклон и проч.

Нужны крупные теоретические инициативы на самом авторитетном уровне КПСС.

Да, теоретически (если говорить всерьез) «еврокоммунисты» очень слабы и беспомощны. Их претензии на открытия – смешны. Да, собственно, это и не теория даже, это политика, тактика, ловля конъюнктуры, прикрываемые теоретическим трепом для пущей важности.

Но мы-то взамен (по тем вопросам, по которым они пыжатся сказать «новое») тоже ведь ничего не сказали и кроме нанизывания цитат, которые хоть и сильны, но выглядят как навязывание своего старого опыта, ничего не предложили! И т. д.

Длилось это 6 часов. И происходило «на базе» Ленинской школы, где Вадим – зав. кафедрой.

Это, действительно, уникальная дискуссия, которая, пожалуй, даже пять лет назад была бы немыслима.

Ульяновский (один из замов Б. Н. – из тех, как зло шутят, кого в свое время посадили и потом напрасно выпустили), узнав о ней случайно, сказал своему «доверенному лицу» (а тот тут же сдал Загладину): мол, надо бы М. А. Суслову сообщить об этой ревизионистской забаве!

Впрочем, уверен, что в Суслове наших дней он очень ошибается!

15 октября 1977 г.

Встретил у метро на днях, идучи с работы, Зигу (Зигмунд) Шмидта (сын знаменитого академика, полярника, знаком с ним по истфаку). Он стоял и беседовал с кем-то в берете. Зига заметил меня, пришлось подойти. Собеседник его сразу раскланялся и ушел.

– Ты знаешь, кто это такой?

– Понятия не имею.

– Краснопевцев! Тот самый! Секретарь комитета комсомола Университета в 1956 году, руководитель подпольной группы по восстановлению справедливости и ленинских норм после XX съезда. Обушенков там, помнишь, был с вашей кафедры, Эйдельман, еще человек восемь. Они пошли в народ тогда, на заводы, на ЗИС, листовки расклеивали. Был большой шум. Всех их посадили. Краснопевцев получил 10 лет.

– Помню, – говорю я. – Но как он здесь оказался, откуда ты с ним сейчас?

– Да мы были на заседании музейной секции Археологической комиссии. Сидим там рядом с Белявским. Я-то тогда ведь не был уже на истфаке, а Белявский был членом партбюро. Он его сразу приметил. А когда тот начал говорить («широко, умно, свободно, с идеями, хорошим языком»), Белявский меня толкает в бок: «Точно он, Краснопевцев!» Кончилось собрание, я подошел, познакомились. Он сейчас зав. музеем на заводе «Серп и молот». Отбыл все десять! Об остальном я не успел расспросить, ты появился. Не исключено, что он тебя узнал. Ты ведь тогда преподавал на истфаке.

29 октября 1977 г.

С 19-го по 21-ое был в Варшаве. Встреча международных и идеологических отделов девяти соцстран. Я, Шахназаров, Ненашев. Смысл – перевести эти встречи по возможности в рабочее состояние, освободить от трепа a la Пономарев. Мои речи. Все обрадовались, что КПСС тоже, наконец, пришла к выводу, что между товарищами надо говорить по-деловому, а не агитировать друг друга и не просвещать в общеизвестном.

А на работе началась куралесица. Пошел поток делегаций. У меня тоже с десяток. Вчера уже встречал Каштана. Представляю, что с ним будет, когда он узнает, что в Кремлевском дворце ему слова не дадут. Как, впрочем, и многим другим.

Я – руководитель пресс-группы по «редактированию» и выдаче в печать всех речей, приветствий и проч. коммюнике, связанных с пребыванием на торжествах по случаю Октября 110–120 делегаций (из них – наших около 100).

19 ноября 1977 г.

Вчера вернулся из Англии. Много любопытного было за эти дни, хотя и изнуряющего. Но, так как не было ни часа, чтоб записать, многое выветрилось. Аромат непосредственности улетучился. Да и факты тоже. Например, на моих глазах произошел весь «инцидент» с Каррильо (я вместе с Зимяниным и Афанасьевым был определен встречать и сопровождать делегацию КП Испани). Сам видел: каков он был при приезде, при отъезде, когда он таки не получил слова в Кремле. Мы – Международный отдел и Б. Н. – готовы были дать ему слово! А теперь вот он поехал в США, где пошел выступать, как штрейкбрехер в бастующий Университет. Каррильо хочет войти в историю Испании, как «великая национальная» фигура после Франко, и ему не важно, под каким идеологическим и политическим знаменем это произойдет. Он хочет быть своим на Западе и для этого будет попирать МКД, одновременно эксплуатируя свою принадлежность к нему и свою роль орудия коммунистической партии.

Случай с Китсоном (шотландский профсоюзный деятель). Выступал в Красногорске. Похвалил СССР, поругал безработицу в Англии. и оказался на грани изгнания со всех постов. В Лондоне он вместе с Дженни Литл (секретарь лейбористской партии) прибегал встречаться со мной в посольство, каялся. Дженни напилась, плакала, лезла целоваться. Мы их долго не могли выпроводить (ждал шеф). Но это особый и долгий разговор. Я еще раз почувствовал пропасть не только политическую между лично симпатизирующими и близкими людьми, но и различными «цивилизациями», различными национальными характерами. Хотя, казалось бы, внешне мы такие же люди – добрые, умные, все понимающие.

Английская поездка на съезд компартий уже стерлась в памяти. Но попробую воспроизвести лишь «программу пребывания».

Улетели мы 11 ноября. Утром же были в Хитроу. Встречал Джек Уоддис и посольство. Кунаев несколько смущен. Та же охрана из Скотланд-Ярда, что и при Пономареве, в бронированном и радиофицированном «Rower». Сразу в ЦК КПВ. Там – дружеская беседа с Макленнаном и Макгахи.

С 12 по 15 ноября включительно – четыре дня съезда. Просиживали там от 6 до 9 часов кряду, с одним обеденным перерывом. Интересно и местами волнующе. Неподдельный энтузиазм и заинтересованность, искренность споров, полемики, аргументация всерьез, не свойственная британцам страстность. Иногда, впрочем, наигранная, ораторская. Умение говорить – практически у всех: от молодых рабочих до опытных политиков профтрибунов. Настоящая дискуссия, от которой ждут результатов – то, чего у нас на собраниях, тем более массовых, и партийных, в первую очередь, давно уже нет. А поколение 25-30-летних даже и не знает, что это такое.

Как «кадровая» партия КПВ, видимо, активная и живая организация, недаром она поставляет очень авторитетных людей в профсоюзы. Но массовой ей не быть. И за стенами съезда она, как целое, видимо, живет отраженным светом «мирового коммунизма». Хотя и пыжится усилиями людей типа Фалбера, Чейтера, да всех лидеров, выглядеть чем-то оригинальным.

Делегацию КПСС во главе с членом ПБ Кунаевым приняли на ура. Настороженно ждали нас. Боялись междустрочной критики. А мы проявили «широту подхода»: мол, делайте, что хотите у себя дома, принимайте любую программу, но будьте «за нас» в международных делах и в смысле «высокой оценки роли КПСС». и тогда все в порядке – желаем вам всего, чего вы сами себе желаете.

Для них нужна была демонстрация – что мы поддерживаем их, КПВ, а не отколовшуюся оголтело просоветскую новую партию Френча.

Эпизод с резолюцией о 60-летии Октябрьской революции. Один парень, лохматый и нервный студент, полез было возражать… Его ошикали и освистали. Макгахи вынужден был его лишить слова. Но. при голосовании 9 – против резолюции. Свист, крики «Позор!»

Красивая еврейка, от которой ждали тоже антисоветского выступления, не сказала ни слова в наш адрес и победно смотрела на меня. Я сидел в трех метрах, прямо перед трибуной.

Тот же парень, который возражал против резолюции о 60-летии, выступал в прениях о «плюрализме». и говорил: посмотрите, вот в СССР нет плюрализма и поэтому вы имеете там 10. 000 «узников совести».

Джудит Хант (из делегации КП Израиля) сначала делала вид, что не видит меня из президиума, а когда встретились в перерыве – бросилась целоваться.

Неловкости с охраной и всеми сопровождающими Кунаева. Всего нас входило в зал 12. А от всех других партий – по одному человеку. Всего – 7. Особенно красочно мы выглядели, когда в таком соотношении делегации явились на обед, который давало руководство для иностранных гостей.

16-го поездка на ферму. Отсутствие хвастовства при показе – разительное отличие от нас, когда мы показываем подобное, пребывая в комплексе неполноценности. А достижения, когда мы слушали пояснения, такие, что за этот период мы бы имели уже 17 Героев социалистического труда.

Фирмачи по производству сельскохозяйственных машин рекламировали себя, а потом закатили нам обед в Шекспировской гостинице в Страффорде-на-Эвоне.

Дом, где родился Шекспир. Дом, который он купил для жены. Кстати, у них – никаких даже намеков на то, что существуют версии о том, что не было никакого Шекспира.

Проехались по Midland – прелестная страна.

17-го – shopping. Oxford street. Великолепные магазины, от которых кружится голова, а неподготовленную москвичку может просто хватить инфаркт. Народу в магазинах много и покупают, покупают. Кунаев, как-то за столом мечтательно произнес: Кризис, кризис, а всем завалены и денег, видно, много у всех!

В ПМС вышла статья Брежнева. Подготовили ее зародовские ребята. Потом прошлись Загладин и Александров. Только бы ее (нас) внимательно читали те, кому следует, только бы мы сами не забыли сущности того, что написано в этой статье, т. е. чтобы ее не постигла судьба многих умных и дельных фраз, идей и «положений», уже зафиксированных в Собрании сочинений Брежнева!

Вчера в Президиуме АН СССР – вручение ордена журналу «Вопросы истории». Собрались в большом количестве историки всех поколений, в том числе моего и около. Боже мой! Какое дряхлое старье. Какое счастье, что я в свое время ушел из этой среды и могу теперь насмешливо глядеть на этот паноптикум со стороны. К тому же, и физически я гляжусь лет на 20 моложе их.

4 декабря 1977 г.

Б. Н. в пятницу собрал замов – опять, чтоб обсудить что делать с еврокоммунизмом? Кстати, с ним дело довольно ясное – и теоретически, и политически. Выходят не только серьезные статьи и брошюры, но целые уже книги. На днях, например, прочел A. Kriegel «Еврокоммунизм». Анализ исчерпывающий – и причин, и содержания, и возможных продолжений.

Или – беседа английского историка Хобсбаума с представителями «Ринашиты». Кстати, я встречался с Хобсбаумом где-то году в 1954-55. Он приезжал в Москву, его принимали в ректорате МГУ. И пригласили всех «англоведов». Думал ли я тогда, разговаривая с ним об Английской революции XVII века (он специалист по ней), что скоро (в связи с венгерскими событиями) он станет диссидентом в КП Англии, уйдет, потом вернется, а теперь вот – один из теоретиков еврокоммунизма, но – скептический!

Однако, у нас, которых еврокоммунизм волнует, кажется, больше других, никто ничего о нем серьезного не пишет. И не может писать. «Объясню почему», как принято сейчас выражаться на интеллигентско-московском жаргоне. Вот это самое совещание у Б. Н. (а кто как не Международный отдел ЦК призван формулировать подобного рода оценки?!). Загладин, которого Пономарев попросил подготовиться, тоже пытался охарактеризовать «еврокоммунизм» всесторонне. Б. Н. сразу заскучал: характерное в этих случаях постукивание по столу, и недвусмысленное то и дело поглядывание на часы. Вадим это видел, но продолжал, хотя и комкая. И поразительно, я, который целиком за то, чтоб всерьез разобраться в «еврокоммунизме», как и в МКД в целом, обосновать нашу линию, я почувствовал неловкость за Вадима: мол, чего он, как мальчишка-студент лезет со своими «теориями», – явно ведь неуместно и никому (начальству) не нужно! Нужно только одно – как заткнуть рот или дискредитировать Каррильо, как утихомирить Марше, чтоб он совсем не порвал с нами, кого послать в Италию и «поговорить» с Берлингуэром, чтобы он на ближайшем съезде ИКП не выбрасывал из устава партии слова «марксизм-ленинизм» и «пролетарский интернационализм». Об этом потом Б. Н. сам и говорил. Только об этом. Ни малейшего желания проникнуть в суть дела, в процесс, который объясняет глубинными течениями и который разрушает прежнее МКД – и спасти его в том виде, к какому привык за 60 лет Б. Н., невозможно.

То есть нет ни политики (есть только тактика), нет и никакой теории МКД. Ибо нет даже намека на желание представить себе, как же с социалистической революцией дальше, что она собой представляет.

Он (Б. Н., а он – своего рода камертон с коэффициентом на информированность и образованность) – бывает подчас обезоруживающе наивным. Говорит, например, на этом совещании замам: «И чего еще им («еврокоммунистам») нужно?! Мы провели такой интернациональный праздник. Так хорошо их встретили. И говорили хорошо – мол, не будем вам мешать. Конституцию приняли, самые широкие демократические права утвердили. А они вот вернулись к себе и опять: и против ленинизма, и против нашей демократии, и против общих закономерностей выступают в разных интервью, и опять антисоветские материалы в их газетах?! Чего им нужно!»

Ну, хорошо! А если, например, Загладин сам станет во главе Отдела, даже если он будет международным секретарем ЦК – изменится что-либо по существу? Впрочем, кто знает, постепенно, может быть, и изменится.

Идет ли в нашем обществе подспудный стихийный процесс формирования чего-то неожиданно нового, того, что зреет практически независимо от народный собраний, конференций, приветствий Леонида Ильича коллективам и писем коллективов ему, от всей этой официальщины, к которой даже сами участники (видно по лицам на экранах телевизоров) относятся как к надоевшему, но обязательному ритуалу? Общество ведь живет в тех материальных условиях, которые создаются строем, но последствия которых им в дальнем итоге не определяются. Новые дома, суетливый ритм жизни, постоянная спешка, заботы, которых не знали наши люди даже 10 лет назад, совсем какие-то непонятные взаимоотношения между людьми в быту – отчужденность, отсутствие «компаний», домашних друзей, отсутствие интереса даже к очень близким людям, «разорванность» бытия, когда не можешь вспомнить, чем день вчерашний отличался от позавчерашнего. Широкое знакомство с тем, как люди живут в Средней Азии или Молдавии – по телевизору, и полное незнание, как же все-таки живут твои соседи по подъезду. Предельно атомизированное общество, где настоящая близость и полная откровенность, заинтересованность только между любящими мужчиной и женщиной. И цельность его – только формальная, обеспечиваемая почти церковными скрепами. И стабильность его – от равнодушия и от полного незнания, что может существовать что-то другое, какое-то другое общество.

14 декабря 1977 г.

Вчера – Пленум ЦК. Некоторое замешательство, даже не сразу решили встать и хлопать. Брежнев не возглавил вереницу членов Политбюро. Суслов, объявляя цифры присутствующих, сказал, что Леонида Ильича не будет. Ничего особенного, недомогание простудного характера. Но он подготовился к выступлению и мы его раздадим в перерыв, чтоб учесть в прениях. Перерыв будет поэтому 40 минут.

Самое пикантное то, что в конце Пленума Суслов «договорился» с участниками, что Брежнев «как бы» присутствовал на Пленуме – «принимал участие в работе Пленума».

А в газетах фраза: «С большой речью на Пленуме выступил генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев.» Эта странная ложь, не знаю – в какое благо! Трудно себе представить, чтобы «не просочилось». 500 членов Пленума, тут же на другой день – сессия Верховного Совета, на которой он тоже не появился. Завтра – весь мир уже знает – он должен встретиться с Брандтом, который в Москве пролетом в Токио на конференцию Социнтерна. Но даже, если он встретится с Брандтом. Не в этом дело. Дело в том, что мелко солгали всей партии, стране, всему миру. Без видимой, разумной причины. Это плохой симптом – одновременно презрения (все сойдет!) и культизма – мифологии (какой Пленум, если на нем нет Брежнева!).

О самом Пленуме. Доклад Байбакова (председатель Госплана). Такой тревоги и жесткости в оценке экономического положения я не помню даже в его, всегда несколько «пессимистических» выступлениях. Положение скверное. Хуже, чем можно было предположить, и чем прежде.

На фоне его доклада славословия «в адрес» и по поводу энтузиазма, и подъема в связи с Конституцией, и 60-летием Октября в следующем докладе Гарбузова прозвучали, как глупая ирония. В зале даже шевеление пошло. Прения тоже в основном состояли из славословий и только некоторые говорили то же, что и Байбаков со своей местной и отраслевой конкретикой.

Выход из положения? В «выступлении» Леонида Ильича те же самые «выводы», «призывы» и «направления», которые он теперь периодически произносит (начиная с XXIV съезда, когда они прозвучали свежо!) во всех своих хозяйственных и иных речах.

Кончились ничем наши жалкие (в масштабах консультантской группы и замов) попытки «освоить» еврокоммунизм и определиться – получить санкцию на какую-то линию. Этого не хочет ни Б. Н., ни, наверно, и Суслов. А другие вообще ничего не хотят знать по существу, лишь бы Марше и К^о не лаяли на нас. Определенность обязывает, а неопределенность позволяет сколько угодно лавировать.

Брутенц рассказывает о «подходе» к проблеме «еврокоммунизма» со стороны Кириленко. В Анголе, куда он только что ездил, была и делегация ФКП, Г. Плиссонье. Они знакомы: Кириленко был на XXII съезде ФКП. На какой-то день он спрашивает: «Гастон, долго мы будем так ходить и улыбаться? Может и поговорить пора?»

Гастон: Мы ведь говорили. Мы – за. Но между нашими партиями разногласия.

Кириленко: Так что ж? Может поищем здесь повыше башню, залезем и будем орать на все стороны, что у нас разногласия? Можно, впрочем, заниматься этим с Эйфелевой и с московской телевизионной! Вы этого что ль хотите? А зачем? О каких разногласиях кричать?

Гастон: мы же говорили.

Кириленко: Брось! Не валяй дурака! И скажи своим в Париже. Вот уже три года вы не хотите с нами общаться, воротите нос. Ладно, от нас не убудет. Запомни и пусть твои знают: мы и три года и тридцать лет можем так, выдержим, а то и вовсе не заметим, что «вы к нам плохо относитесь». Посмотрим, что с вами от этого будет.

25 декабря 1977 г.

С 15 по 18 декабря был в Будапеште вместе с Шахназаровым, Ненашевым и Сорокиным (новый зав. сектором в Отделе ЦК). Поручено готовить совещание секретарей ЦК соцстран, которое будет в конце февраля (собственно два: одно открытое – по координации «против империалистической пропаганды», второе – закрытое, всестороннее, про «еврокоммунизм»).

Довольно живые товарищеские дебаты. Быстро договорились об основной повестке дня. Потом было самое интересное в международном Отделе ЦК ВСРП: Берец, Хорн, Варга.

Берец был раздражен и агрессивен.

1). Вы, говорит, хотите откровенного разговора о «еврокоммунизме»? А вы знаете, что даже между нами (т. е. болгарами, чехами и всеми в «шестерке») нет общего мнения по этим делам? Не приведет ли такая откровенность к выявлению разногласий еще и между соцстранами! В ответ я его стал уверять, что если «нет единства в «шестерке» по этим вопросам (если нет), то скорее от неинформированности о позициях друг друга.

2). Вы хотите координировать в связи с 10-летием чехословацких событий. Но как мы можем в этом участвовать, если не согласны с подходом чехов? Один мне тут говорит: мы, мол, т. е. чехи, будем отмечать 10-летие как величайшую победу социализма! Какая победа?! Что вы? О чем речь? Это беда, трагедия! У нас тоже было 20-летие 1956 года, но мы не шумели об этом, как о победе и проч. Мы готовы с чехами поделиться опытом, как надо спускать такие вещи на тормозах, а не провоцировать возбуждение и всемирный шум. Но они ведь слушать нас не хотят.

Отвечал Шахназаров, уверял, что у нас, в ЦК КПСС, тоже не думают, что надо изображать «это» как победу. (Я подумал про себя: твоими бы устами.). Венгры приняли к сведению, но, думаю, не очень поверили.

3). Берец сделал нам выговор – почему не поддерживаем их как координаторов по социал-демократии. «Не доверяет что ль в таком деликатном идеологическом вопросе?» Я заверял и проч. На самом деле просто руки не доходили в этот юбилейный год.

Потом нас принимали два секретаря ЦК: Денеш и Дьюри. Вроде как «докладывали» им вместе с венгерскими коллегами о проделанном и о проблемах. Дьюри рассказал о последнем их Пленуме. «Опять с 1 января повысят цены на 4–5 %. Но народ-де привык, и никаких волнений – мы делаем это так, что фактически происходит рост реальных доходов. Все довольны. Все уверены, что с каждым годом все лучше. В стране спокойно. Доверие к партии всеобщее.»

И в самом деле. Будапешт предрождественский. Магазины забиты народом и. товарами. По разнообразию и качеству и по стилю торговли, рекламы они гораздо ближе к Парижу и Лондону, и далеко ушли от Варшавы, Москвы, не говоря о Софии.

Товары такие, каких в Москве даже в привилегированной «секции ГУМ'а» не достанешь. Например, полно дубленок, кожаных пальто на любой вкус, огромное разнообразие женской одежды и обуви. Словом, глядел я на это и не ощущал большой разницы между Будапештом и Лондоном. (Купил себе неожиданно кожаное пальто – мечта юности).

Смотрели мы там фильм «Свидетель» по мотивам процесса Ласло Райка. Выпущен он, оказывается, в 1969 году, но на большой экран не дали. По клубам же и в провинции вся Венгрия его видела. По сути это, в общем, тоже, что и «Процесс» чешского режиссера Лондона. Но в данном случае – сатира на культ личности в венгерском исполнении. Сделан великолепно, местами валишься под стул со смеху.

Но – политически? Что мы можем им открыто предъявить по поводу этого фильма? Да, ничего. А они недавно праздновали 60-летие режиссера. Он – национальная знаменитость. И этот фильм пустили в одном из крупных кинотеатров Будапешта.

На работе. Новая вспышка суеты по поводу появления в «Нувель критик» лекции Канапы[47]47
  Автор книги по истории СССР, француз, член ФКП.


[Закрыть] и книги Марше «Поговорим откровенно». У Канапы – взвешенная, не сенсационная, не грубая (против нас) концепция «еврокоммунизма». Пономарев не хочет этого признавать и все навязывает нам подход, согласно которому «эти двое» продались ЦРУ.

На совещании замов и в личном разговоре с Б. Н.'ом я настаивал на том, что к серьезным вещам надо подходить серьезно, наскоки не помогут. Впрочем, дело не только в Б. Н.'е. После телеграммы Червоненко из Парижа. Б. Н.'у явно позвонили сверху и спросили: куда он смотрит и сколько можно терпеть?!!

Как он ни кипятился, мы, замы, все же настояли на солидном подходе. Мы с Загладиным соорудили записку для ЦК, где сбалансировали программу «спокойных действий», рекомендовали также до парламентских выборов во Франции (март) лично Канапу и Марше не задевать.

Целую неделю работал над брошюрой для Пономарева «Не устарел ли марксизм– ленинизм?» Странное ощущение: знаешь, убежден, что все это охранительно-оборонительный вздор и никакого значения он иметь не может, даже если Пономарев сохранит некоторые вольности, которые я туда вписал. Однако, сооружая текст, вопреки свои убеждениям, увлекся полемикой.

В «Октябре» видел фильм «Тиль Улленшпигель». Развесистая клюква там присутствует в большом количестве, но в целом фильм сделан неплохо и кой-какие идеи там есть, например, – куда заводит идеологическая борьба, а также об уставании и смысле власти.