Текст книги "Разочарованные (СИ)"

Автор книги: WeiBe_Lilie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 79 страниц)

Тут они и встретились. Она плакала и винила себя, что не уберегла их. И Нотт вместе с ней оплакивал своего друга – по Дамблдору пусть Грейнджер плачет. Между ними недопонимание, но горе его сглаживает.

Забини рвался к другу, но не мог к нему попасть. Минерва Макгонагалл отпустила студентов по домам, но при условии, что родители самолично за ними явятся. Другие же, кто не был столь подавлен или огорчен, продолжили обучение. Каких-то полтора месяца. Но это было сложно назвать учебой. Все были раздавлены и делали друг другу поблажки – ученики не замечали тревоги преподавателей и их заплаканные глаза, те же, в свою очередь, не настаивали на докладах и сквозь пальцы смотрели на домашку.

Его мать, естественно, не спешила его забрать. Скорее всего, ее вообще не было на континенте. Блейз был уверен, что у нее новая очередная “большая” любовь. Снегга не было, и не к кому было придти и попросить помощи. В самом деле, не к Макгонагалл же идти.

Он писал письма. Много писем. Но все они приходили не распечатанными. И Блейз совсем расклеился бы, но у него была Гермиона. У него не было права на слабость.

И Гермиона была не просто стимулом не опускать руки – она была в какой-то мере для него указателем. Показателем, что с Драко все в порядке. Друг столько раз отравлял разум Гермионы, что если бы с ним что-то случилось, что-то страшное, то она бы вспомнила. Не все, но что-то бы. И Забини каждый раз улыбался сквозь боль, когда не наблюдал признаков возвращения памяти.

Он буквально поселился в Башне Старост. И плевать он хотел на разрешения или правила. И что, что он не староста? Там оставался последний друг. Его последний оплот.

В Башне Старост всегд было холодно. Грейнджер нараспашку открывала все окна. Забини боялся, что она замерзнет и заболеет, поэтому незаметно направлял на нее всегда согревающие чары. А она не понимала, почему еще не превратилась в ледяную статую.

Она топила себя в своем горе. Но при этом не тянула никого за собой. Она наслаждалась с одержимостью мазахиста. Прокручивала по сотому кругу в голове воспоминания, кожей ощущала прикосновения его пальцев. Бередила каждую рану, не задумываясь срывая с души корочку. Вскрывала каждый гнойник на своей грязной душе.

Она хотела дойти до того момента, когда будет никак. Когда главы выцветут и станут серыми. Когда тело не будет ломать в очередной агонии. Когда душа сломается окончательно и наконец-то найдет тот порог, когда уже не больно. Когда она настраивается на всю оставшуюся жизнь вперед, что любая боль перестанет ощущаться, ведь по крови уже будут течь антитела или антидот. Никаких чувств.

Именно поэтому было холодно – потому что холод замедлял процессы. Потому что это было ее обезболивающее. Потому что касание ветра к коже напоминало касание родных пальцев.

С друзьями у Грейнджер не складывалось. Пару раз Невилл хотел с ней заговорить, но не мог. Пару раз к ней подходил Рон и Джинни, но она их посылала. Да, она научилась слать на три буквы.

Было жалко только Гарри, который не понимал, какая очередная кошка пробежала между друзьями. Даже Джинни в этот раз не дала ему внятного ответа.

Всего лишь однажды они собрались втроем – Золотое Трио. Это было перед похоронами Альбуса Дамблдора, которого решили похоронить на территории школы. Такой чести не удостоился ни один директор Хогвартса, но и не один из них не был Великим Альбусом Дамблдором.

Гарри тогда загробным голосом сказал, что все было зря. Просто зря. Медальон был подделкой. Гермиона тогда снова горько заплакалась, а Рон уничтожающе на нее посмотрел, словно она мешала.

Они ломали голову, но так и не смогли придумать, кто, а главное – зачем, подменил настоящий крестраж репликой. Каждый из них думал об одном и том же, но боялся озвучить – сколько еще крестражей было подменено? А уничтожены ли настоящие?

– Я ухожу, – заявил Гарри. – Закончится год, и я пойду искать крестражи.

– Ты ведь не знаешь, что это и где они, – попыталась гриффиндорка его вразумить.

– Ну так изучи теорию, Гермиона, – советует Рон. – А то последнее время только и делаешь, что ничего.

– А что будешь делать ты? – спрашивает она у своего насильника.

– Как что? – Рон даже пальцем у виска покрутил. – Буду рядом с Гарри.

– А мне что делать?

– Ну, книжки почитай, как обычно. Еще можно всякие зелья сварить, кто знает, что нам пригодится, – загибает пальцы Рон.

– А может, ты этим займешься?

– Что ты сказала? – в голосе Рона слышалась угроза.

– Я сказала, – она встала, – чтобы ты поднял свою тощую задницу и растряс жирок на боках. Сам иди в библиотеку и изучай матчасть. Или иди в жопу, мне плевать, – медленно говорит Гермиона, словно сомневается, что рыжий способен воспринимать речь на слух.

– Гермиона! – охнул Гарри.

– Дай угадаю, Гарри, ты согласен с Роном? Хотя нет, не отвечай. Я перефразирую. Какие у тебя были планы на меня во всей этой ситуации? – Гарри не торопится отвечать, и Гермиона добавляет: – Не придумывай сейчас. Скажи мне правду. Неужели я не заслужила правды?

– Я думал оставить тебя в замке. Чтобы ты вернулась на следующий год и продолжила обучение, – признался Поттер.

– Потому что я заучка?

– Потому что мне нужен шпион тут, вдруг что-то произойдет.

– Почему не Рон?

– Потому что я парень, Гермиона, я могу помочь Гарри, – Рон сгибает руку в локте, демонстрируя вроде как мышцы.

– Да тебя и третьекурсница на лопатки уложит при помощи палочки, – фыркнула девушка. – Почему не Джинни?

– Я не хочу подвергать ее опасности, – отвечает Гарри.

– А меня хочешь? – шепотом спрашивает Гермиона. Это прекрасно, что запас слез она исчерпала еще утром.

– Ты не такая, – покачал головой Гарри.

– Именно, Гарри, я не такая. Я не буду сидеть, пока вы рискуете жизнью. Мы всегда были вместе, и вы не можете выбросить меня. Мы вместе всего добивались.

– Ну мы можем тебя, конечно, взять, – подал голос Рон.

– Это опасно, мы же говорили! – с жаром протестует Гарри.

Гарри. Ее милый Гарри. Всего лишь на секунду стало тепло-тепло, а потом Рон снова все испортил.

– Да давай ее возьмем. Она же девушка, может быть полезна. Сделает покушать или даже…

Он не договорил. Она врезала ему пощечину, заставив умолкнуть на полуслове.

– Это замечательно на самом деле, – улыбается Гермиона, потирая руку. – Я бы с удовольствием составила вам компанию, но именно вы не вписываетесь в мои планы.

Блефовала. Пыталась задеть, как они ее. Ушла, гордо задрав подбородок.

– Что происходит? – спросил Гарри.

– Бабы, – пожал плечами Рон.

За исключением данного инцидента все было нормально. Нормально, но в самом слабом смысле этого слова. Больше никаких происшествий не было, и Блейз мог сказать, что Гермиона пытается вернуться в русло. Если это вообще возможно.

Но однажды идиллия была разрушена неожиданной посетительницей. Нарцисса Малфой аккуратно постучала в комнату своего сына, где Грейнджер занималась самобичеванием.

– Я пришла за вещами своего сына, – вместо приветствия сказала Нарцисса.

Гермиона лишь кивнула, наблюдая, как женщина стала осматриваться.

– Это ведь его комната, верно?

Гермиона снова кивнула, настолько она не доверяла собственному голосу. Она понимала лишь то, что вот эта красивая женщина – это конец. Она сейчас заберет все. Абсолютно все. Даже воздух, пропитанный его парфюмом.

Но Нарцисса Малфой была умной женщиной. Она сразу же сложила несколько звеньев в логическую цепочку.

– Знаете, мисс…

– Грейнджер, – тихо подсказала девушка. – Гермиона Грейнджер.

– Мисс Грейнджер, – улыбнулась миссис Малфой. – Я так устала. Не могли бы вы быть столь любезны, чтобы помочь мне?

И Гермиона ринулась помогать. А Нарцисса присела на край кровати, наблюдая за девушкой через полуприкрытые веки.

Можно было несколькими взмахами палочки уложить его вещи в чемоданы. Но Гермионе было важно сделать это вручную. А Нарцисса и не торопила. Гриффиндорка с нежностью перебирала его рубашки, аккуратно складывая на дно бездонного чемодана. Когда его одежда была уложена, Гермиона стала собирать его канцелярию. Каждое перо, каждая папка с чистым пергаментом была тоже не обделена нежностью. Девушка сходила в ванную комнату, чтобы принести последнее, что осталось.

Против воли, но глаза застилались слезами. Только из уважения к горю этой женщины, Гермиона сдерживалась.

– Ну, вот и все, – подытожила Гермиона. Ее фигура смотрелась одиноко в центре спальни.

– Спасибо, Мисс Грейнджер.

Пару слезинок предательски медленно бежали по щеке гриффиндорки, и Нарцисса протянула платок. Платок с инициалами “Д.Л.М”. И Грейнджер с благодарностью его приняла.

Гермиона слукавила. Она отдала не все вещи Драко. Под кроватью осталась бутылка огневиски. Ему она была не к чему, а сами Малфои точно не обеднеют, если ее не досчитаются.

Гриффиндорка никогда не понимала пристрастие слизеринцев именно к этому напитку, но сейчас она жадно хлебала прямо из горла. Янтарная жидкость не просто обжигала горло – она выжигала боль. А боли было так много внутри. И Гермиона поняла, что теперь тоже любит огневиски.

Именно такой ее и нашел Блейз, когда вернулся в Башню старост. У него была для нее новость – Нарцисса приехала забрать и Блейза, решив, что друг поможет сыну прийти в себя. Но Блейз попросил разрешения попрощаться с друзьями, и Нарцисса не возражала. Макгонагалл согласилась открыть для него камин в любое время. И это была та новость, которую он должен был сообщить гриффиндорке. Забини чувствовал себя предателем – обещал быть рядом, а в итоге покинул ее при первой же возможности.

– Черт, Гермиона, ты пьяна? – первый вопрос, который он задал. Она что-то бессвязно ему прошептала. – Гермиона, – он кинулся к ней, чтобы отобрать бутылку, – в твоем положении нельзя.

– В моем положении можно все, – промямлила гриффиндорка. Она не горела желанием просвещать друга в кое-каких нюансах. Она сама еще с этим не смирилась.

– Не стоит, – Забини тянет руку, чтобы забрать бутылку, но девушка лишь сильнее прижимает ее к себе. – Не стоит, – чуть громче повторяет он.

– А чуть-чуть?

– Тебе хватит.

– А если очень хочется? – она смотрит в его темные глаза, в которых теряется. Алкоголь давал о себе знать.

И Блейз сдается:

– Очень плохо? – она лишь качнула головой в ответ. – Прости, тупой вопрос, – извинился он.

Слизеринец порылся в карманах и достал оттуда пузырек.

– Опять?

– Это лучше, чем вот это, – указал он на бутыль с огневиски.

– Дурман и белладонна, – задумчиво протянула девушка. – Знаешь, это что-то вроде…

– Наркотиков, – закончил за нее Блейз.

– Именно, – кивает девушка.

– А ты отнесись к этому проще, – улыбнулся Забини. – Это используется в медицине, так что считай, что это лекарство.

– От чего?

– От душевной боли, Гермиона.

Она скептически изогнула бровь – совсем не верила ему. А может и не хотела вспоминать, что тогда было и какую глупость она хотела сделать.

Блейз наколдовал пару бокалов и аккуратно извлек огневиски из пальцев Грейнджер. Улыбнулся, когда пытался рассчитать нужную дозу – помимо веса и роста, он пытался сделать скидку на то, что она беременна. Он чувствовал себя последней мразью, когда насыпал порошок в ее бокал. Они с Ноттом никогда не позволяли себе такого по отношению к ней, но… Времена меняются.

– Бутылку то верни, – тянется Гермиона, когда видит, что слизеринец ее убирает подальше от нее.

– Тебе хватит. Поверь, достаточно одного бокала, а ты уже была нетрезвой.

Вместо ответа Гермиона сделала большой глоток. По ее скромному мнению, ничего не поменялось. Как и после второго глотка, и третьего.

– А почему ты себе не намешал? – додумалась она спросить.

– Хоть кто-то из нас должен все контролировать.

– Почему?

– Узнаешь, – пообещал он.

Гермиона решила, что он прав с медицинской точки зрения. Кто-то же должен следить за ней. Она читала много маггловской литературы, где писалось, что люди под кайфом много чего могли учудить. К примеру, выйти в окно. Или же ходить голым. Такие себе перспективы, грубо говоря.

А потом она поняла.

Боль не исчезла, но притупилась. Как будто прошло много-много времени, и Гермиона научилась жить с ней. Как будто мир стал теплее к ней относиться. Будто ее все любили. Очень странное чувство.

А потом приятная волна окутала тело. Сначала жар прошелся по шее и спустился вниз. А потом еще ниже, заставив девушку сжать ноги. Даже кончики пальцев удосужились этой приятной истомы.

– Блейз…

– Тебе хорошо, Гермиона? – заботливо спросил мулат.

– Да…

– Тогда ложись спать, – советует он.

Набравшись смелости, он рассказал ей, что уедет на неопределенный срок. Она сразу поняла, что к чему.

– Как… как он?

– Я не знаю… Никто не знает. Он до сих пор не пришел в себя.

– Но ведь прошло столько времени…

Она стала загибать пальцы за каждый день с того страшного случая. А когда поняла, что пальцы закончились на обеих руках, осознала, что времени прошло очень много. Дохрена.

– Он очнется, – прошептала Гермиона.

– Еще бы, – улыбнулся Забини. – Драко очень живуч. Просто волшебники еще никогда не сталкивались с таким. Было сложно извлечь… эммм… ну такой металлический шарик.

– Пулю, – подсказала гриффиндорка.

– Верно, пулю. Она прошла совсем близко к сердцу и не вышла. На полмиллиметра левее и ниже…

– Замолчи, – качает головой девушка.

– Малфои живучие, – подбадривает Забини обоих. – Он очнется, – повторяет он. – А я тебе говорил, как мы в детстве забрались на высокий дуб и упали с него? Нет? Я тогда сломал себе ногу в двух местах, а у Драко и шишки не было! Слушай.

И Забини добрых полтора часа что-то рассказывал и рассказывал, заставляя Гермиону смеяться до колик в животе. Заставляя жить.

Но он врал. Безбожно врал. У них не было с Драко совместного детства. Они начали общаться более менее нормально курсе на втором-третьем. Это были их воспоминания – Драко и Тео. Но Грейнджер это было неважно. Ей важно было почувствовать дыхание жизни на своем лице. И Забини мог ей это предложить.

А потом он почувствовал ее дыхание на своих губах. Волшебные штучки Забини подействовали.

– Черт, – выругался он себе под нос, наблюдая, как ее взгляд блуждает по его лицу. Честное слово, он планировал уйти раньше. – Язык мой, враг мой, – подытожил Забини.

– Если мне не изменяет память, то совсем наоборот.

– Что? – ошарашенно спрашивает Блейз, удивленный такой откровенностью.

– Что? – невинно хлопает она ресницами.

– Кажется, мне послышалось.

– Нет, я сделала тебе комплимент.

Он был готов провалиться сквозь землю. Промелькнула забавная мысль – кто еще удостаивался такого двусмысленного комплимента от примерной девочки.

– Эмм… спасибо, – поблагодарил он.

– А еще у тебя классная задница, – Грейнджер прорвало на откровенность.

– Так, по кроваткам, Гермиона, – мулат решительно убирает ее шаловливые ручки со своих плеч.

– Вместе? – игриво спрашивает она.

– По отдельности, – Блейз сам в это не верил.

– Ну так не интересно.

– Взрослая жизнь. Привыкай, – Блейз говорил отрывисто, поскольку Гермиона не сдавалась и уже водила рукой по его колену, поднимаясь выше.

– Блейз, а правда… правда, что у черных… Больше?

– Я не уверен, что это дружеская беседа, – поерзал он.

– Ты такой милый, Блейз, – она уже нашла его губы и жадно в них впилась, прикрыв глаза.

А Блейз таращился на нее во все глаза. И это он еще дал ей половину порции, страшно подумать, что было бы, получи она полноценную. Не отпускала мысль, что его рука дрогнула, и он все-таки ошибся с дозировкой.

– Поцелуй меня, – просит она, отрываясь на секундочку от его губ.

Слизеринец по-прежнему никак не реагирует. Потому что они друзья У них уже было, и больше нельзя. Запрещено. Но когда ее рука находит небольшой бугорок у него между ног и начинает его стимулировать пальчиками, его контроль летит далеко.

Срывается.

Прижимает к себе. Дает волю рукам. Вызывает у нее череду стонов, прокладывая дорожку из поцелуев.

– У кого еще классная задница? – поддразнивает он ее.

Но он не ожидал такого ответа.

– Я не помню.

Не “не знает” или же “не смотрела”. Именно “не помнит”. Значит, она знает или догадывается, что ей стирали память. Блейз резко замер. Если она начинает все вспоминать, это означает только одно – Малфой в критическом состоянии, и его магия угасает.

А еще Нотт.

Секс с этой девушкой – здесь и сейчас – становится крайне неудобен. Черт, почему не на пять минут позже?

Блейз ищет предлог, чтобы не заходить дальше, чтобы уйти. Но ничего не идет в голову. Или из головы, мать его.

Но она сама дает ему то, что он жаждет.

– Не мог бы ты принести мне воды? – просит Гермиона. – Кувшин стоит в гостиной.

– Конечно! – и он чуть ли не пулей вылетает, прикрывая стояк руками.

Гермиона не теряла времени даром. Она прекрасно знала, что у Блейза все всегда с собой. А еще она знала, что он ни за что не напоит ее. Волшебный пузырек был теперь надежно спрятан в лифчике. Грейнджер уже нашла применение этому волшебному средству.

Когда Блейз поднялся в комнату спустя пару минут, Гермиона уже спала. Он аккуратно поставил стакан на тумбочку, а затем отнес девушку в ее комнату. Приманил стакан сюда же. Нежно отвел пряди с лица. Полюбовался веснушками.

Ни грамма злости. Все так, как и должно быть. Мог быть секс, но вышло лучше. Он впервые разглядел ее веснушки. Это больше, чем секс.

Он ушел. Макгонагалл сама сказала, что в любое время откроет камин. Время настало – он чувствовал, что нужен другу.

Гермиона еще долго смотрела на дверь, когда он ушел. Было неприятно его обманывать. Он был лучшим, что случалось с ней в школе. Лучшим из того, что она помнила. Подарок судьбы. Награда за все испытания.

Эта неделя была самой лучшей за последнее время. Она даже стала выходить во внутренний дворик. Она устраивала себе небольшие пикники у Черного Озера. Это могло бы продолжаться и дальше, если бы Невилл не был бы таким отличным другом.

– Вот видите, профессор Макгонагалл, – Невилл указал на Гермиону. – С ней что-то происходит. Что-то… не то.

“Не то” – было слабо сказано. Было страшно. Гермиона сама с собой разговаривала и улыбалась в пустоту.

– Определенно, – согласилась Макгонагалл.

Пока Минерва уточняла некоторые моменты у преподавателей, Невилл поставил на уши половину гриффиндорцев, но своего добился. Гарри не сводил с подруги напряженных глаз. Джинни пыталась как-то выйти с ней на контакт, но Гермиона неизменно замыкалась в себе. Она предпочитала уединение, а не прогулку с друзьями.

– Почему я узнаю только сейчас, что Гермиона была проклята? – возмутился Рон как-то за ужином.

– Да я сам не заметил, мне Малфой и Забини об этом рассказали.

– Ты за нашими спинами сговорился со змеями? – недовольно прошипел Уизли.

– Какая разница, Рон? – Гарри или тупил, или не понимал друга. – Это наша Гермиона, я бы и с Волан-де-Мортом сговорился, если бы ей это помогло.

– Ей это помогло?

– Да.

– Тогда почему она сейчас чокнутая, как Полумна?

– Луна не чокнутая, – огрызнулся Гарри. – Как и Гермиона. Она всегда была рядом, когда мы в ней нуждались, а вот мы… Друзья из нас так себе.

Дальше они ужинали в молчании, пока Джинни, словно ураган, не нарушила его.

– Не поверите, что я узнала, – она плюхнулась рядом с Роном на скамью.

– Удиви, – брат тепло улыбнулся Джинни. Ничего необычного, но даже у Гарри появились мурашки.

– Лаванда хорошо общается с сестрами Патил, а те без ума от прорицаний и Трелони, – начала девушка. – В общем, та сказала им, Патил поделились этим с Браун, а Лаванда рассказала по секрету мне, что…

– Много слов, Джинн, – застонал Рональд. – Давай короче, – просит рыжий.

– Короче, Гермиона наплела Трелони что-то, и та дала ей каких-то благовоний.

– Почему сразу наплела-то? – удивился Гарри.

– У Гермионы с третьего курса не ладится с прорицаниями, – укоризненно посмотрела Джинни на Избранного. – Но сейчас она сама к ней пришла и признала, что прорицание не пустая трата времени.

– Ну так-то немного не похоже, – согласился Поттер. – А что за благовония?

– Или травка, я без понятия, – пожала гриффиндорка плечами. – Ну та фигня, которую жжет она на своих занятия.

– Это чтобы очистить разум? – припомнил Рон.

– Или одурманить, – согласилась Джинни. – Как бы то ни было, у Гермионы галлюцинации.

– Брехня, – Рон покачал головой. – Если бы эти травки вызывали галюны, вся школа бы записалась на дополнительные к этой Трелони.

– Гермиона слишком умная, она могла это с чем-то смешать, – предположила Джинни.

– Надо проверить, – согласился Гарри.

– Не, Гермиона бы так не поступила, – не согласился Рон. – Идите без меня.

– Мы знали ту Гермиону, но не эту, – возражает Гарри. – Думаю, мы много чего о ней не знаем.

– Зато слизеринцы знают, – зло бросил Рональд.

– Странно, но факт, – Гарри не заметил агрессии Рона.

– Сначала Тео, потом Драко, – покачала головой Джинни. – Она даже не плакала.

– Потому что принцессы не плачут, – сказала проходящая мимо Астория.

– Прости, что? – Гарри вскинул на нее глаза. Это первый случай, когда Астория хоть как-то контактировала с ними.

– Так говорил Тео – принцессы не плачут, – и ушла.

Было над чем задуматься, но не было времени. Рон потянулся за третьей порцией, а вот Гарри и Джинни поспешили к Гермионе.

– Я так боюсь за нее, – вдруг жалобно проскулила Джинни, а затем прильнула к его плечу.

Гарри, конечно, последнее время стал сильно сомневаться насчет Джинни, но сейчас не стал накалять ситуацию, а просто ободряюще и неуклюже похлопал девушку по плечу. Джинни, конечно, надеялась на большее, но не стала возмущаться.

Макгонагалл любезно сообщала Гарри пароль, чтобы тот мог проведать подругу, а Джинни заранее узнала, что Блейза нет в замке. Гермиона снова была одна и беззащитна.

Снова.

Они не нашли Гермиону в ее спальне, но вот из соседней комнаты доносился ее нежный голос. Она что-то громко шептала, а потом смеялась, будто получила ответ, а сейчас забавлялась им.

Гарри и Джинни замерли, не решаясь войти.

– Надо было сбежать, – доносится из-за двери. – Если бы я отказалась от друзей, неужели ты бы не ответил взаимностью?

Это стало триггером. Гарри рывком открыл дверь и замер. Комната была в полумраке, лишь несколько свечей освещали ее.

– Чувствуешь, да? – подала голос Джинни. – Она жгла травы.

– Что вы делаете тут? – возмутилась Гермиона.

– Тебя пришли спасать, подруга, – Джинни с жалостью посмотрела на Грейнджер.

– Это, конечно, здорово, но я хочу побыть одна, – Гермиона сложила руки на груди и глазами указала непрошенным гостям на дверь.

– Я думаю, ты уже достаточно побыла одна, – Гарри робко присел на край кровати.

– Мы не нуждаемся в вашей жалости, – гордо сказала Гермиона.

– Мы… Это кто? – с прищуром спросила Джинни.

– Это я и… и мое сердце. Я хочу почитать.

– В темноте? – не понял Гарри. – Давай хотя бы нормальное освещение сделаем, – предлагает он.

– Нет! – закричала Грейнджер. – Не смей!

– Почему? – удивился Гарри.

– Потому что Драко любит полумрак, – чуть не ляпнула Гермиона, но вслух ничего не произнесла, лишь пожала плечами.

Но Джинни было все равно. Ей было настолько все равно, что она включила свет. Принципиально.

Гермиона с нежной грустью смотрела куда-то за Джинни, если не сквозь нее. Грустная улыбка мелькнула на ее лице, а потом лицо озарилось гневом.

– Довольны? – спросила она у друзей.

– Тебе нужна помощь, – говорит Гарри.

Гермиона рассмеялась. Практически в лицо другу. Она смеялась до тех пор, пока истеричный смех не сменился на горькие слезы.

Как же прав был Поттер, ей нужна была помощь. Но раньше. Сейчас она использовала все способы, чтобы сбежать от реальности и обмануть саму себя.

Гарри неловко раскинул руки в стороны, и Гермиона нашла в его объятиях утешение. Они оба плакали. А Джинни снова стояла в дверях и наблюдала.

Ревность. Ревность жгучей болью выжигала сердце. Разум заволакивала обида, и чтобы не настроить против себя еще и Гарри, Джинни развернулась и вылетела из Башни Старост. Ей нужен был Рон. План уже был в голове, теперь нужно его реализовать.

Возможно, Джинни не зашла бы так далеко, но Гарри провел целую ночь с этой Грейнджер, и воспаленный разум Джиневры целое утро подбрасывал картинки, как руки Гарри ласкали тело Гермионы, а та не стеснялась ответных прикосновений.

Возможно, Рон не поддержал бы сестру, но Гермиона провела всю ночь наедине с Гарри, и его больной мозг в красках показывал, как его Гермиона извивалась под подтянутым телом друга, а сам же Гарри безбожно лапал все прелести ее фигуры.

Вдвоем они смогли убедить старую Макгонагалл, что их предложение – самый лучший вариант развития событий. Настойки Помфри не давали нужного результата, а Гермиона была полезна для Ордена – именно так они и сломали сопротивление своего декана.

У Минервы и Гермионы состоялся долгий разговор за закрытыми дверями. Гарри упорно подпирал стену напротив кабинета, где проходил, наверное, самый тяжелый разговор за всю жизнь обеих собеседниц.

Когда Гермиона вышла из кабинета, на ней лица не было. Она даже не взглянула на Гарри, а тут же поспешила в свою комнату. Следом в дверях появилась седовласая женщина.

– Я сегодня пошлю сову Римусу, – обратилась Макгонагалл к Поттеру. – Завтра можете начинать, но, мистер Поттер, не более часа в сутки.

– Хорошо, – кивнул Гарри, которого друзья уже посвятили в план.

– Мистер Поттер, семь дней. Если поможет, то слава Мерлину. Если нет – я не позволю вам мучать мисс Грейнджер, вы поняли меня?

– Да, мэм.

– Донесите это до своих друзей, – и старушка скрылась за дверью.

Для Гермионы начался ад. Ни одна боль не была так ужасна, как то, что придумали ее друзья. Они буквально хотели вывернуть ее нутро, чтобы отутюжить душу.

– Ты готова? – каждый раз, на протяжении семи дней, будет спрашивать Люпин, экс-преподаватель по Защите от Темных Искусств.

Она будет неуверенно кивать, а дальше ад. Семь кругов ада.

Лишь первый день отличался от всех остальных. Тогда она смерит своих палачей обвиняющим взглядом и спросит:

– Кто из вас?

И Рон сделает шаг вперед.

Гермиона искренне не понимала, почему именно Рон Уизли. По ее мнению, он был самым последним человеком, которого можно и нужно было впускать в чье-либо сознание, настолько он был неуклюж. Но за нее уже все решили.

Так оно и происходило.

Рон и Гермиона садились напротив друг друга и смотрели глаза в глаза. Рон дерзко заглядывал в ее синие, когда-то такие любимые карие, а ее выворачивало от его васильковых. Она с самого начала не верила в успех, тем более, когда этот успех зависел от Рона. Ей надо было продержаться лишь семь дней, и она до крови прикусывала нижнюю губы, чтобы не кричать.

Рон был неопытен в легилименции, поэтому обоим доставлял боль, которую можно было избежать. Римус Люпин же стоял чуть поодаль и контролировал процесс, чтобы один не навредил сильно другому. Именно он должен был “извлечь” все ненужное из головы Гермионы, но он был неумелым в этой сфере, а Снегга не было. Именно поэтому вызвался Рон. Джинни держала брата за руку на протяжении часа, чтобы объединить их магический потенциал, а Гарри смотрел в даль горизонта, прислонившись лбом к стеклу.

Они терпели неудачу. Но при этом забирали что-то у Гермионы. Она уже не помнила тембр его голоса и сияние глаз. На второй день она забыла мягкость платиновых волос.

И у них было впереди еще пять дней.

Но сценарий был одинаков. Целый час Рон безжалостно насиловал ее душу, выдирая маленькую частичку, а потом они все уходили, оставив Гермиону совсем одну.

Она даже не переодевалась в пижаму – прямо так сворачивалась эмбрионом, уткнувшись подбородком в острые коленки. Гриффиндорка горько плакала, осознавая, что теперь едва может припомнить какие-то важные моменты. Была пустота, огромная и большая. Друзья думали, что забирают ее боль, но боль на самом деле из груди опускалась ниже. Было все так же невыносимо. А еще мерзко от того, что с ней так поступают ее же друзья.

– Они говорят, что тебя нет, не существует, – горько шептала гриффиндорка в пустоту комнаты. Но лишь тишина была ей ответом.

А на следующий вечер все повторялось вновь. Каждый раз, в конце этого унизительного часа, на вопрос – кто такой Драко Малфой? – Гермиона упорно твердила, что он Пожиратель Смерти и ее парень.

А дальше подбородок в колени и тихий шепот в пустоту.

Это был последний день. Седьмой. Они забрали у нее все, но только не ее любовь. Она улыбалась, когда Рон злился. Вторжение в ее разум было особенно болезненным, ведь Рон был в ярости. Он подчистил ее воспоминания по отношению к себе, но Драко, даже при смерти, стоял между ними.

Они потерпели неудачу. Они не смогли. Она по-прежнему жила Малфоем. А это значило, что Гермиона никогда не простит их.

– Профессор Люпин, – обратилась Джинни к Римусу. – Нам достаточно удалить ведь одно-единственное воспоминание, верно?

– Да, вполне. Нам бы узнать, с чего все началось, – ответил Римус.

У них было ровно четыре минуты.

Рон умоляюще уставился на сестру, мысленно уговаривая помочь, но Джинни не смотрела на брата. Она смотрела в испуганные глаза подруги, ведь та знала, что Джинни знает, с чего все началось. А еще Джинни успела перехватить нежный взгляд от Гарри, устремленный на Грейнджер.

– Пусти, – Джинни поменялась местами с Роном.

– Пожалуйста, – просит Гермиона, а глаза заполняются слезами, что медленно катятся по щекам. – Пожалуйста, – повторила Гермиона спустя две минуты.

Грейнджер надеялась, что подруга так не поступит, ведь она уже медлила целых две с половиной минуты. Но как только Гермиона хотела открыть рот, чтобы поблагодарить за эту щедрость, Джинни направила на нее палочку и произнесла заклинание.

У них осталось ровно полторы минуты.

– Гермиона, тогда, на втором курсе, Рон назвал тебя маглорожденной. Помнишь?

– Помню, я тогда упала и разбила коленку, поскользнувшись на мокрой траве, когда бежала к Гарри. Драко тогда спросил у меня, не ушиблась ли я.

– Нет, Гермиона, все было не так, – Джинни уже двумя руками держала палочку, чтобы та перестала трястись. – Он назвал тебя грязнокровкой, намекая на твое происхождение. Рон хотел заступиться за тебя, но Драко его проклял, и Рон пару дней выплевывал из себя слизней.

– Рон первый назвал меня маглорожденный, – покачала головой Гермиона.

– Смотри в мои глаза, – просит Джинни. – Драко Малфой назвал тебя грязнокровкой тогда и все эти года специально тебя оскорблял, зная, как тебя это задевает. Рон хотел за тебя заступиться, и этот мерзкий Пожиратель его проклял.

Джинни опустила палочку. Зрачки Гермионы на секунду расфокусировались. Она несколько раз подряд быстро-быстро моргнула.

У них оставалось тридцать секунд.

Момент был такой напряженный, что никто не заметил, что в комнате появился еще один человек. Блейз Забини бежал так быстро, как только мог. Это случилось всего пять минут назад, но он тут же направился в Хогвартс, чтобы сообщить Гермионе хорошую новость, что Драко пришел в себя.