Текст книги "За день до нашей смерти: 208IV (СИ)"

Автор книги: Shkom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 51 страниц)

Вдруг в один миг ему вдруг стало понятно, почему Айви держался его, почему так редко говорил и почему был так изменчив ко всем вокруг – он тоже чувствовал ту самую пустоту, тоже пытался заполнить её всем и всеми, кого встречал – просто не знал, как называлось то, что он чувствовал. «Забавно, – пронеслась мысль у него и тут же утонула в пустоте, отозвавшись лишь слабой улыбкой. – Как мы похожи… Как же мы все, на самом деле, похожи…».

– Всё было так понятно раньше… Есть заказ, есть цель, есть стимул, есть стремление… А теперь… Золото готово меня пристрелить, ты мертва, возвращаться мне просто некуда и бороться с раком незачем. Впервые за многие годы своей жизни… я абсолютно не знаю, зачем жить дальше.

Ворон, сидящий позади, вскрикнул и, взмахнув крыльями, унёсся прочь – в сторону Картрайта, лежащего за лесом.

– Ах, да… – кивнул он тому. – Кроме этого – последнее дело. Он ведь всё ещё сидит там, ждёт… Они ждут… Я ведь это… не ради себя, верно? Ради вас с Ви, ради справедливости, ради… ради мести… В этом всём больше нет смысла, – он взглянул на заколку, но увидел в ней её глаза. – Что мне делать? Скажи же: что мне делать дальше?

Ответом была лишь тишина – самым громким, самым честным в мире ответом.

***

Чарли лежал окраине леса, а рядом с ним стояла канистра. Положив того на мокрый снег и влажную землю, Уильям завязал ему верёвку на талии, а второй её конец обвязал вокруг одинокого сухого дерева, стоявшего прямо на границе, и оставил. Приближался рассвет. Холодный, невзрачный, но всё же такой же самый, как и в день до этого. «В конце концов, ничего не изменилось, – вспоминал он слова Альвелиона. – И нужно как-то жить дальше».

Он вернулся со стороны леса и сел рядом с ним, лежащим на траве. Оба смотрели куда-то на восток, в ожидании солнца.

– «Я всегда с тобой», – вдруг заговорил он. – Это то, что она мне сказала перед моим отъездом. Последнее, что я от неё слышал: «Я всегда с тобой», – Чарли лишь изредка мычал, пытаясь избавиться от верёвки. – А потом… Потом я ей ответил, что мне всё равно некуда идти. Или перед этим? Ха… Ха-ха-ха… – по его щеке покатилась одинокая слеза. – Как глупо получилось… Никогда не был хорош в этом – в прощаниях. Думаю, мне правда… стоило сказать что-то получше. Что-то… более родное. Что бы ты сказал ему?.. Своему брату? Не уверен, но ты точно выглядишь тем, кому непросто показывать собственную любовь… Я так и не успел. С самого начала моего рака и до самого конца… Всё это было бесполезно. Цель ради цели, жестокость ради жестокости, жизнь ради жизни… Всё это не имело смысла – нужно было просто чаще говорить ей, как я её люблю.

Солнце медленно начало подниматься, обжигая зрачок. Старик снял мужчине повязку и, смотря на страх того, просто сел. Каждый заслуживает увидеть солнце – незачем умирать в темноте.

– А ещё это… «За день до нашей смерти». Я сказал Ви, что это лишь попытка откупиться ото всех, попытка очистить себя и свою совесть… Это ложь, – он глядел прямо на огненный шар, а тот совсем его не слепил. – «За день до нашей смерти» – это сожаление. Это попытка что-то предпринять, когда на самом деле делать что-то уже бесполезно. Нужно было… остаться тогда – услышать её последние слова, прожить с Даной короткую, но счастливую жизнь. Это… о попытке обмануть самого себя. Перехитрить мир и рискнуть всем ради счастливого завтра, когда на самом деле завтра никогда не наступит – ты проснёшься на следующий день, откроешь глаза, увидишь солнце и подумаешь: «Сегодня». И так будет всегда. «За день до нашей смерти» – это когда уже слишком поздно…

Он поднялся и, взяв канистру, подошёл к Чарльзу. Тот не мог бежать. Ни физически, ни морально у него не было сил сделать хоть что-нибудь, так что он просто уворачивался от потока горючего, стараясь кричать подобия слов. А когда же Уильям остановился, тот бросился ему в ноги, плача и молясь словами, которые старик не мог разобрать.

– Прости, – отошёл тот от него и зажёг коробок спичек. – Вначале, я даже подумывал соорудить тебе гроб и закопать живьем, а потом… Прости.

Всё то время, пока младший горел, Уильям из Джонсборо не сводил с того глаз. Нет, он по-прежнему не чувствовал ничего, но даже тогда ему не хотелось давать и шанса на то, чтобы хоть один из Братьев остался жив. Так что он стоял и смотрел.

Тридцатое ноября две тысячи восемьдесят четвёртого года

– Алекс?.. Алекс?

Весь прошлый день он спал словно убитый, проснувшись только под вечер. Даже во снах, обыденно-обезличенных и бесцветных снах его мучил один и тот же вопрос: «А что делать дальше?». Он всё мечтал о кошмарах, закрывая глаза, о лёгком уходе от реальности, потому что ни один сон не мог быть страшнее неё. Не получилось – в конце всегда приходится просыпаться.

«Я бы даже отпустил его, – думал Уильям, смотря на подвал и слушая помехи. – Выкинул бы где-нибудь посреди дороги и оставил с мыслью, что на его глазах умирал его же брат, пока он был абсолютно беспомощным. По крайней мере, это было бы справедливо, это было бы честно. Но нет. Конечно, нет – таких, как он, всегда нужно добивать до конца. И я добью».

– Приём, Уильям, – раздалось наконец в ответ. – Я тебя слышу.

– Я хотел сказать, что… Как там остальные?

– Держатся, – ответил тот после непродолжительной паузы. – Сам понимаешь – всем нелегко от этого.

– Да… – он старался держать голос нормальным. – Я хотел сказать, что я разобрался с ними – с Братьями. Они мертвы.

– Они ме?.. Где ты?

– Картрайт, Ньюфаундленд.

– То есть ты всё-таки преуспел? Ты доставил парнишку?

– Я… Нет, Алекс. Всё пошло прахом. Ви мёртв, Ней мёртв, несколько Кардиналов Золота мертвы – все мертвы.

«И Дана тоже мертва», – Он смотрел в окно, смотрел на идущий снег – через день-другой ни от трупа Чарли, ни от могилы Ви не останется и следа.

– Скажи… – продолжил он. – Что мне делать? Что делать дальше?

– Я же уже говорил: вернись.

– Чтобы умереть или быть изгнанным вместе с вами? Заканчивай. Ты же всегда был выше этого – ты был выше эмоций. Пойми, что мне нельзя возвращаться к вам – каждый уже наверняка знает, по чью душу приходили Братья, каждый уже точно знает, что из этого получилось. Вам придётся стать стеной между мной и вашими же людьми, а если и выиграете… Ты можешь гарантировать то, что никто из вас самих меня не возненавидит? Что в один момент не придёт осознание того, что терять целую жизнь ради умирающего от рака старика было излишним? – тот молчал. – Ты сам знаешь, что мне нельзя возвращаться, Алекс. И потому я спрашиваю тебя: что бы ты сделал на моём месте?

Эс долго молчал. Словно сам Уильям, он перебирал вариант за вариантом, осознавая, как рвутся все нити, связывающие охотника с миром – одна за другой, одна за другой…

– Не знаю, – прошептал тот. – Не знаю.

«Вот именно. Ни одной цели, ни одной причины – как бы я ни старался, я не могу…».

– А что насчёт?.. – на какой-то миг его глаза засияли. – Ты… Скажи, ты преуспел в том, что я тебе поручил?

– Да.

– И?

– Мне жаль, Уильям. Когда всё-таки нашли тот авианосец, на который прилетел вертолет с ранеными, то оттуда пришёл ответ, что девочка не выжила – не выдержала перелёта. Позже с нами связался какой-то генерал и спрашивал, кто запрашивал информацию, но… я ему не ответил – итог ведь был известен, верно?

«Я не удивлён. Почему?.. Почему я не удивлён? – подумал он себе. – Почему мне кажется, что так и должно было быть? Ви мёртв, Дана мертва, Девочка тоже мертва… Похоже, это замкнутый круг – круг возмездия. Так же, как и я убил чьего-то ребёнка, кто-то убил моего; как я лишал людей смысла жизни, так и меня лишили; и все те потери, что я создал, пытаясь продлить себе жизнь – те тоже вернулись ко мне. Да, это точно замкнутый круг – возмездие для меня самого, месть мира мне одному…».

– Слушай, а ты не мог бы… рассказать, как всё это произошло? С самого начала? Уверен, если бы остальные услышали твою версию…

– Они не услышат. Сам знаешь, сколько должно пройти.

– Верно… Но для остальных? Если я позову сейчас тех, кого ты назовёшь, и ты расскажешь им, что ты пережил… может, они… и не будут тебя ненавидеть?

И он согласился, но назвал только одного: Алекс Эс. На протяжении всего следующего дня, он пересказывал ему последние месяцы своей жизни. Поначалу, он очень сомневался в том, откуда стоило начать – не с похорон Джеймса, не со стычки с его ранения, и даже не со встречи с Хэнком, что тоже сыграла немаловажную роль, нет – он решил начать именно с мести.

Словно исповедуясь, он рассказывал о том, как прошёл его путь, как он чувствовал его, и как он его изменил. Чем больше он вспоминал, тем больше корил себя, тем больше ошибок и глупостей видел в себе самом. Да, точно некого было винить, кроме него самого, потому что никого не осталось. Незачем было искать крайних, незачем выдумывать иллюзий.

Именно тогда в его собственных переживаниях, в том странном бреду из совпадений, жестокости и эгоизма он и начал видеть ответы – начал понимать то, почему же та картина, за взор на которую он был готов отдать так много, всё не складывалась у него перед глазами – он был в ней лишним. Начиная от Хэнка, что просто ждал по приказу, заканчивая топящим правду в бутылке Вороном – всё шло бы своим чередом, не окажись он там, всё было бы так, как должно было быть: Смит умер бы от старости, Ви стал бы просто очередным ребёнком из двадцатки, созданной «только для крови», Генрих и Джек продолжили бы вести свою кровопролитную и грязную войну, но главное – Дана прожила бы жизнь, долгую, счастливую и местами горькую жизнь – всё было бы, не будь его самого – одного оплота эгоизма, рушившего всё на своём пути.

– Я приеду, – вдруг раздалось из рубки. – Попробуем выкрутиться как-то из этого и най…

– Нет.

– Но ты даже не дал мне договорить.

– Нет, Алекс. В любом случае. Уверен, когда ты приедешь, то вряд ли застанешь меня в живых.

– Не говори так! Тебе незачем!..

– Если не я – то рак… Знаешь, что я заметил, рассказывая тебе это всё? Я не кашляю. Уже больше нескольких месяцев. Больше сплю, быстрее устаю… Никогда не думал, что скажу это, но даже моя кожа кажется мне желтее, чем раньше, но я не кашляю.

– Ты просто ищешь причину, чтобы…

– А ты дай мне причину не искать. У меня не осталось ничего, Эс!.. И… знаешь, что я от тебя хочу? Чтобы когда ты сюда приехал, а потом вернулся, то сказал всем, что бы ни увидел, что нашёл здесь тело.

– Так нельзя, Уильям!

– Можно. Сейчас, когда я прерву связь, я спущусь в подвал к Илаю, я добью его, а потом сыграю в одну игру… Скажу тебе так: если мне повезёт, то мы ещё повоюем, а если нет… – он взглянул в окно и увидел осевший на земле снег, – значит, всё стало так, как должно было быть. Прощай.

– Нет, Уильям! Подожди! Подожди!

Но он не подождал. Выключив радио, он поднялся со стула и медленно пошёл вниз. Его тень пошла вместе с ним.

***

– Где Чарли, Уильям? Где… Где он?

Уильям медленно спускался в духоту подвала, волоча на плече винтовку, взятую из машины Братьев. Он помнил – именно ею целился Чарли в Кав-Сити.

– Где он, Уильям?! – тот собирал свои последние силы, переходя на крик.

«Это неважно». Он уже не боялся входа в подвал, не боялся радио. Та пустота росла быстрее чувств, быстрее мыслей – он просто шёл, потому что должен был идти, говорил, потому что должен был что-то сказать. «Это ты, – повторял голос ему. – Всему виной и причиной только ты».

– Пожалуйста… Дай увидеть его! Дай хотя бы взглянуть на него перед смертью…

«Это то, что ты делал эти два дня. Никто не надышится перед смертью, Илай».

– Пожалуйста! Так нельзя, Уильям! Тебе от этого нет никакой пользы! Ты!.. Да скажи ты хоть что-нибудь!

Он встал перед ним и, сняв винтовку, приложил её к плечу. Повисла тишина.

– Что-нибудь? – шёпотом переспросил он. – Что угодно?

– Да… Скажи мне… хоть что-то.

– Тебе стоило бы меня пристрелить, – Илай молчал, не зная, что ответить. – Стоило бы побрезговать своим этикетом и репутацией до самого конца, а не трусить всю жизнь, как я. Что же до твоего брата… Если ты ещё не понял, то в этом суть – в твоём посмертном осознании того, что ты никогда не сможешь быть уверен в том, что с ним случилось. В конце концов… ничего не изменилось – я всё ещё должен тебя ненавидеть, – он нацелился и замер. – Увидимся, Илай.

Выстрел. Он нажал на курок и тут же отпустил – одна пуля точно в голову, один выстрел ровно. «Всё, – шептал голос в нём, пока из старика на пыльный воздух текла потемневшая струйка крови. – Всё…». Через секунду, он зажал курок и закричал. Тело старшего Брата превратилось в решето.

– Вот и всё, – повторил он за голосом, выбросив оружие прочь. – Всё.

«Тебе от этого нет никакой пользы… Да. Даже если я сейчас выиграю, даже если вернусь в Вашингтон – меня повесят как того, из-за кого убили их лидера. Меня возненавидят все они, если не ненавидят уже. Шерри, Боб, Брюс, даже Шоу… Зачем возвращаться, если я не смогу смотреть на них? Если я… А даже, если они меня простят – какой в этом смысл, если я не прощу себя?».

Он взял свой револьвер с колен брата и зашёл в соседнюю комнату. Упав на пыльный стул, он посмотрел вокруг себя и подумал: «Тесно. Как же тесно».

Пули начали заполнять барабан через одну. «Есть такая игра: «Месяц памяти», – вспоминал он. – Её суть заключается в том, чтобы заполнить револьвер тремя патронами через один каждый и, подставив к виску да прокрутив, нажать на курок. В первый раз шансы твоего выживания будут пятьдесят процентов, – первый патрон упал в барабан. – Если ты выжил – крутишь дальше и снова нажимаешь. Шанс выжить после двух таких попыток – один к четырём. Один к восьми на то, что после трёх вращений наполовину заполненного барабана ты останешься жив. Дальше – один к шестнадцати и один к тридцати двум, – он взглянул на второй патрон и, помедлив миг, тоже зарядил его. – Считается, что если ты выжил после этих пяти вращений, то ты пережил тридцать человек, а значит не твоё время умирать. В честь каждого, что погиб бы на твоем месте, ты проживаешь один день – целый месяц на то, чтобы найти, зачем жить. И это то, что обязан делать каждый прежде, чем сводить с жизнью счёты».

– Месяц памяти… – он держал в руках третий патрон.

«Смит, Хэнк, Эллиот, Бенни, Чарльз и его напарник, Джеймс, Саймон, Девочка, Александра и Салливан, двое человек из Кав-Сити, десять солдат из Оклахомы, двое связных Золота, один водитель, двое «Эмметов Джонсов», один житель Рая, Ней, Айви, Дана… Тридцать два ровно. Неплохо получилось», – третий патрон тоже скользнул в барабан – всё было готово.

– Кто бы мог подумать… – от откинулся на спинку и взглянул прямо на свет лампы, слушая её слабый треск и шум пыли. – Знаешь, Алиса, моя дорогая, я никогда не думал, что окажусь здесь через четыре года. Что моя жалкая попытка дать нашей девочке отца, который не загнётся от рака, выльется в это, – он взглянул на револьвер. – Мне правда тогда стоило остаться с ней, остаться с тобой. Наверное, вот, что ты мне сказал: «Они тебе нужны, так что не смей оставлять их»… Жаль, я не додумался до этого раньше. Одного хочу, если останусь жив – взглянуть Джеку в глаза. Если того тоже не убили, конечно… Но для этого придётся… слишком многим пожертвовать.

Он подставил револьвер к своему подбородку и, прокрутив, застыл. Он отлично знал – ему нечего было терять. Ни его тень, пытающаяся его остановить, ни кто-либо другой не могли уже ничего изменить. Как бы они ни хотели, Уильям Хантер умер годы назад – остался только Уильям из Джонсборо, и ему было больше некуда податься.

– Выживи человеком или умри человеком… Попробую.

Щелчок… Щелчок… Щелчок… Щелчок…

Многим после

– А дальше, Алекс?

Мужчина поднял глаза от обшарпанной тетради и взглянул на путников. По ним было видно – они ожидали продолжения.

– А что дальше? Разве вы пришли не за этим? Всё, что было после разговора со мной, я вообще только предполагать могу, – он встал и, положив макулатуру на одну из многочисленных полок, обернулся.

– Да, но… ты нашёл его? Когда приехал туда, верно? Что ты увидел?

– Разве это важно? Как бы мы с вами ни хотели, Уильям умер в тот день – морально или физически, но от него прежнего точно не осталось ничего. Однако…

– Однако?

– Ха. А ты, я вижу, не теряешь надежды. Однако, отвечая на твой вопрос, скажу: тело, – он взглянул на девушку со всей уверенностью, что мог себе позволить. – Приехав туда поздней весной, я нашёл лишь его тело…

Конец.