Текст книги "За день до нашей смерти: 208IV (СИ)"

Автор книги: Shkom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 51 страниц)

– Думаешь?

– Знаю. В таких вопросах не бывает середины – либо успех, либо провал.

– Это хорошо – значит, у меня ещё есть шанс исправить всё… Ещё раз, – Уильяма смешил подобный оптимизм. – А как у тебя? Ты узнал, где настоящий Ворон?

– Да. Он, если верить Аврелии, сам придёт в бар борделя в вечер четверга и… вытворит что-то по-пьяни, если я правильно думаю – его не особо любят жители станции. Мне всего-то нужно будет дождаться, пока алкоголь подействует на его не совсем человеческий мозг, а после – вытащить из бара, связать и потащить куда-нибудь подальше. Я не собираюсь отнимать у тебя попытки встречи с первой, как я понял, интересной тебе девушкой (да и не особо ты мне будешь нужен, чтобы тело тащить), но весь завтрашний день мы проведём в подготовке – нужно сделать всё так, чтобы когда я притащил его к машине, у нас не было причин возвращаться в Монреаль в ближайшие дни. И… Если что-то останется из местной валюты – отдашь своей пассии.

– Кому?

– Лилии. И не смотри на меня с таким благодарным выражением лица – я сейчас передумаю и сошью из лишних линз ожерелье, – тот тут же снова опустил взгляд. – Итак, план таков: сначала возьмём топливо на обратную дорогу, и дотащим его в машину; перепрячем машину поближе, купим верёвки, снимем комнату Аврелии у Марии на весь день. В свободное время ещё нужно будет закупить патронов и еды. В четверг каждый сам по себе, но в шесть утра пятницы я жду тебя в комнате Аврелии. Понял?

– Понял. Неплохо звучит.

– Ещё бы всё это работало – мне в последнее время в планировании не особо везёт…

***

Оказалось, что бар назывался «Жаждущий Аид»; оказалось, что завсегдатаев в нём не так уж и много (если не считать охрану станции); оказалось, что самый отъявленный алкоголик того места свободно владел русским, лучшая, после госпожи, девочка – итальянским, а лучший мальчик – французским; оказалось, что если собрать все долги с должников бара, то тоннель на любом из уровней станции можно было бы усыпать гильзами; оказалось, что во время войны с Крысами бордель был единственной нейтральной территорией и причиной для Крыс принимать душ – слишком грязных не пускали к плотским развлечениями, а среди «приезжих» слишком грязными были всего-то все – чего только не узнал Уильям, пока сидел и неспешно потягивал рюмку самогонного виски, ожидая прихода Ворона. Бармен (коего, как оказалось, звали Джорджем) направо и налево делился слухами, сплетнями, рассказами или байками – тем, что и так знали все. Вокруг играла тихая, едва заметная гитарная музыка, к которой иногда подключались скрипка и барабанные, развлекая толпу.

Того, кого ждал Уильям, оказалось, звали не только Калебом – он представился так в том месте лишь единожды. «Каждый раз он называет новое имя, – шептал паренёк, протирая какой-то железный стакан. – Калеб, Шоу, Данте, Ламберт, Вик – сколько уже от него я разных имён услышал. Даже некоторые новые для себя открыл – «Вергилий». Не, ну ты прикинь, а? Это какими родителями нужно быть, что бы… «Вергилий»… Но первый раз, когда я его увидел, я помню отлично – ещё тогда думал: «Нормальный мужик, только бледноватый да слишком уставшим выглядит – рюмочка-другая его исправит», – но он подошёл, молча спихнул какого-то спящего клиента со стула и, короче, таким, знаешь, глубоким голосом – хрен пойми, как объяснить – не низким, а именно глубоким, сказал: «Я Лост. И я буду водку», – у меня аж мурашки пошли, ну его нахер. Это потом он принялся вести себя, как грёбаный маньяк, и я понял, что он – та ещё сволочь, а так…».

Вокруг Ворона всегда ходило великое множество слухов. Даже его имя и фамилия – Эммет Джонс – ставились под сомнение теми, кто прожил чуть больше тридцати лет – они убеждали тех редких людей, что ещё интересовались слухами, будто бы тем именем Ворон представился Эволюции, когда только-только пришёл к ним. О его силе, о его способностях и о его деяниях, разумеется, ходило и того больше, но подтверждений им, впрочем, как и в случае с именем, не было никаких – люди просто принимали истории за чистую монету, пытаясь заполнить пустоту.

Самые удивительные из рассказов были о рождении того чудовища – один из Кардиналов Золота, близко работающий с Эволюцией, как-то утверждал, что Ворона в младенчестве мать бросила в гнездо к матке. Мол: настолько тяжёлыми были времена или настолько сильно заболел ребёнок, что ей было проще оставить того на съедение мёртвым, чем смотреть, как он умирает, но королева гнезда была настолько слаба, что просто лежала себе на земле, низвергая паразитов в воздух, и ждала, пока ей в рот насыпят мясо, смотря на мальчика своими гниющими глазницами. Юный Эммет тоже просто лежал и, принимая в себя паразита, кричал, а потом, когда голод стал слишком сильным, начал питаться травой, насекомыми и самой маткой, пока его не нашёл какой-то мужичок.

В то же время другие шептали, что он родился от женщины, что была здорова на момент его зачатия, но заразилась, будучи беременной. Так что когда какие-то случайные люди пристрелили её, они заметили чрезмерно большой живот, а потом, увидев, что он ещё шевелится, вскрыли его и нашли в нём человеческого, казалось бы, ребёнка.

Третьи вовсе рассказывали, будто бы он сам на протяжении многих лет целенаправленно ходил в гнезда и дышал паразитами – закалял свой организм до неведомых обычным людям порогов и, в итоге, стал не просто перебежчиком, а настоящим симбиотом, чей разум был освобожден от воли токсоплазмы, но тело было улучшено ею же.

Затем, спустя большой пробел, он стал самым молодым и самым успешным из воров, убийц и наёмников, что брала к себе Эволюция. Вероятно, это был единственный стопроцентный факт: Ворон пришёл в обитель Джорджа Дарвина ещё в четырнадцать лет и два месяца своей жизни – именно это Уильям из Джонсборо, будучи наёмником, слышал ото всех, но за границами того, вероятно, факта, всё вновь разнилось.

Одни говорили, что он улыбался, проходя проверку секты, другие – что сделал это быстрее любого живущего на свете, третьи и четвёртые – что наоборот – растягивал удовольствие, разнясь лишь в методах того, как он достигал цели. В любом случае, проверку Джонс прошёл успешно, и с того времени до две тысячи семьдесят шестого длилась его большая, полная крови и убийств дорога, что оборвалась также внезапно и туманно, как и начиналась, чтобы возобновиться в глазах Хантера через восемь лет вне территории США – когда в одном из углов бара раздался мужской сдавленный крик – по одной лестниц, ведущих с уровня земли вниз, прокатился темнокожий паренёк в форме охранника, явно сбитый чьим-то сильным ударом. Все посетители (даже вовсе не видевшие, что произошло) уставились в сторону шума.

– Кто-то ещё хочет узнать, быстрее ли он вытащит пушку? – голос со ступеней звучал хрипло и глубоко, хотя по тональности вполне походил на обычный мужской. – Или заявить, что мне здесь не место? Отлично… Гребучие любители со своими гребучими девичьими ударами…

После тех слов начали раздаваться шаги. Хантера охватывало довольно сильное ощущение, будто бы по лестнице шагал какой-то ковбой или пёс на привязи – странное металлическое цоканье, разрезающее всё ещё абсолютную тишину, раздавалось в такт каждому шагу. Из сумрака внешнего мира очень устало выступала фигура, закрытая накидкой и шляпой, из-под которой виднелись чёрные длинные волосы, а на плече висела автоматическая винтовка. По мужчине было видно, что он многое пережил прежде, чем прийти в тот бар – кровь и грязь на накидке, смрад влажной земли на подошве, короткая грязная борода, блестящая в переливах света, жёлтые, выставленные напоказ то ли лёгкой улыбкой, то ли оскалом, зубы – он явно не был в цивилизации уже долгое время. Не замечая никого, он дал пинка под зад поднимающемуся охраннику и в той же давящей тишине пошёл прямо к центру бара.

– Музыку, парни! – молвил он навеселе, кинув музыкантам пару гильз. – А то у вас скучновато.

После того, как тишина рассосалась, а люди вернули привычный балаган на место, всё успокоилось. Фигура прошла мимо Уильяма и стала у барной стойки. Покрутив головой то вправо, то влево, она увидела, что на втором месте справа сидел какой-то мужичок, по чьей одежде явно можно было сказать одно – приезжий. У наёмника же не осталось никаких сомнений в том, что пришедшим был тем самым Вороном – пускай и лишь на секунду их взгляды пересеклись, но того хватило – блеск фосфоресцирующих глаз нельзя было спутать ни с чем другим.

Эммет Джонс стал у стойки и скинул плащ на пол. Кроме чёрных узких штанов и серой водолазки, из-под коей выглядывала ещё какая-то кофта, на нём был светло-коричневый кожаный ремень, удерживающий с помощью вставок четыре обоймы прямо на груди; пояс на талии – широкий и толстый, чуть темнее наплечного – хранил на себе пару пистолетов; на бёдрах, так же, как у Хантера когда-то, были нож и тесак, а довершал всё это странный бледно-синий шарф, висящий на шее и падающий за спину. Он поправил широкую шляпу, проверил пистолет и подошёл к приезжему, словно ожидая, что тот подвинется. Простояв тенью минуту, он, наконец, вскрикнул и ударил своим М-16 по дереву:

– Один шот виски для меня, второй – моему новому приятелю!

Посетители стали перешёптываться – они явно знали, что должно было случиться дальше, но то ли весёлая гитарная музыка, то ли всеобщий хаос останавливали кого-либо от каких-либо действий, так что шёпотом всё и ограничивалось. Хантер всмотрелся в фигуру Ворона: бледная подтянутая кожа, худощавое лицо с ярко выраженными скулами и впавшими щеками, жилистые руки и даже ладони, но самое главное – глаза: бледно-голубые, бездонные, с тёмно-синими кругами у глазниц – будто бы Джонс не спал целую вечность. Да, он действительно выглядел как обычный уставший мужик, но даже слепому было видно – с ним было что-то не так.

– Я продолжу пить свою текилу, – занимавший второй стул оттолкнул тот самый железный стакан с выпивкой.

Именно в тот момент Уильям осознал, почему бармен, услышав голос вблизи, решил, что не стоило связываться с его обладателем – смех Ворона был настолько громким, настолько низким и неестественно опасным, что нельзя было сказать, смеется ли он искренне или просто хохочет перед тем, как вонзить тебе нож в горло.

– Я выбрал, что тебе бухать, – резко прошипел он, ударив стаканом о стойку, – ты выбираешь – пить или сдохнуть. Либо сейчас мы с тобой выпиваем, пока один из нас не упадёт, либо выйдем на улицы города, и ты, сволочь, будешь стреляться со мной в священном, для этого места, праве выбить из тебя всё дерьмо.

Старик невзначай перевёл взгляд на часы и прошептал: «Без шести полночь». Сидящий напротив перебежчика был самым обычным приезжим мужиком – короткостриженым, среднего телосложения да с густой бородой. И, как и любой приезжий, он не терпел наглости в свою сторону от кого-попало:

– Да кем себя ты возомнил, угрюмый сукин сын?!

– Моё имя – Коттон Кри, – его глаза были широко открыты, а губы растянулись в улыбке, – и я умер восемь лет назад! Был обычным наёмным солдатишкой-пешкой, которого не нужно просить дважды, но один раз меня подло обманули. В итоге, я пристрелил всех четырнадцать нанимателей, но меня расстреляли за то, что пятнадцатый, порубленный мною на мелкие лоскуты, остался жив и превратился в короля. Теперь я обречён вести скудную загробную жизнь и ставить на место каждого ублюдка, что додумается занять моё место в этом баре! Давай – пей, как я, или станешь тем пятнадцатым и займёшь своё место в могиле! Пей с живым мертвецом!

– Мелкий жулик и пройдоха, что хочет выпить за чужой счёт – вот, кто ты! – тот опять откинул стакан. – Как бы я не любил бесплатный виски – я не настолько пьян и безумен, чтобы состязаться с трезвым!

Ворон вытащил свой пистолет и направил на гостя. В ответ охрана нацелила на него:

– А я не сказал, что даю тебе выбор, – он снял шляпу и положил её на винтовку. – Видишь ли, любой идиот уже выучил, что всякий, кто займёт это место в вечер четверга или место рядом с ним, должен будет пить до дна со мной. Так что давай пей или сдохни. Рюмка за рюмкой, шот за шотом. Победишь – сможешь уйти и, если будешь совсем наглым, даже пристрелить меня. А нет – сдохнешь. Сейчас шесть по полуночи – лучше тебе заткнуться и пить, если хочешь успеть до утра.

Ситуация накалилась – даже музыканты остановили и замерли, смотря на двойку у бара. Возможно, мужчина и рад был бы отказать Ворону или пристрелить того на месте, но пистолет, направленный в лоб, был хорошим демотиватором. В Монреале действительно была система, позволяющая вызвать на дуэль любого человека – достаточно было доказать толпе, что он оскорбил тебя на людях. А что, по той же логике, могло быть оскорбительнее, чем отказаться от бесплатной выпивки? Тем более, когда оскорбившимся был чуть ли не лучший стрелок Северной Америки – вряд ли кто-то решился бы отстаивать честь якобы обидчика.

Но вдруг один из стариков, сидящих где-то на задворках, встал, проскрипев стулом о плитку, и неспешно зашагал в центр станции. По нему ясно было видно – он не боялся, не дрожал и не сомневался – он просто хотел выпить.

– Виктор! – прокричал Эммет. – Я знал, что эта чёртова шавка, превратившаяся в дрова от двух рюмок, не оставит тебя в стороне!

– Шёл бы ты отсюда, чужак, – сказал седой, грязный и, разумеется, пропитый старик приезжему.

– Не-не-не, – остановил тот уже поднимающегося мужчину, – наш общий друг сидит с нами. Выиграю – пристрелю его к чёртовой матери.

– Ты уже четвёртый раз хочешь меня перепить, пернатый, – безразлично ответил Виктор, переключаясь на какой-то славянский язык. – И всё тешишь себя надеждами?

– А ты четвёртый раз не пристрелишь меня после моего проигрыша, а отпустишь, потому что слишком добрый. О, или, наконец, сдохнешь сам! Ну же!

Он поправил явно великоватую ему рубашку, материал, что цветом и текстурой чем-то напоминал джут и, ковыляя босыми ногами, поплёлся к стойке.

– Бармен! – прокричал он самым хриплым голосом на свете. – Выпивки! – бармен, осознавая положение, кивнул. – Будем, как всегда, пить с тобой рюмка за рюмкой даже если один из нас захлебнётся, – он поднял стакан над собой. – За здоровье!

***

Виски, текила, водка, ром и джин – на всём континенте Хантер не встречал такого человека, что мог бы влить в себя столько алкоголя за раз, но в ту ночь их было аж двое. Повеселевший Виктор и не менее весёлый, пускай всё ещё в своей манере, Эммет сидели друг напротив друга за маленьким столиком, на котором уже не было места от пустой тары. Приезжий, сидящий рядом со стариком, бледнел хуже мертвеца, смотря на то, как человек, заступившийся за него, проглатывал очередную порцию алкоголя, занюхивая собственным рукавом.

Под столом скопилась целая гора гильз – вначале платил только Джонс, но уже спустя одиннадцать рюмок весь бар подключился, продлевая развлечение за, буквально, копеечные суммы. Толпа окружила их со всех сторон – все глазели то на мужчину, что, придерживаясь двумя руками, старался стоять над своим соперником, то на старика, что вольно сидел на бочке, закинув ногу на ногу.

Спор затянулся – было уже около четырёх утра, однако не стоило хоть в какой-то пропорции приводить время к количеству выпитого алкоголя – соперники долго спорили, входили в словесные и почти кулачные перепалки под самыми неведомыми углами и с самыми странными поводами, будто бы хотели придраться к друг-другу за самую мелочную вещь в мире. О, о чём только не были их темы, какие стороны Нового и Старого мира не задевали, но, в основном, всё сводилось к подколам, угрозам и фразе «ещё одну».

– Ещё одну, Виктор?! – почти прокричал тот.

– Да. Ещё одну, – подтвердил тот с лёгким акцентом и заплетающимся языком. – Бармен!

Тот подал им ещё по рюмке виски. Бар был настолько опустевший, что даже тару для жидкостей пришлось брать с того же стола и протирать, пока все застывали в давящем ожидании. В конце-концов, напиток был поставлен на расчищенный центр стола. Эммет обхватил левой рукой обод, придерживаясь, как мог, а трясущейся правой потянулся за рюмкой. Виктор, скидывая с себя затёкшую ногу тоже поднялся – гора тары просто загораживала ему доступ к следующей порции, пока он сидел – и, взяв рюмку, немного покосился.

– Ведешь себя так, будто тебе предлагают пить австралийское пиво! – Ворон влил в себя порцию и попытался раззадорить соперника.

– Ведёшь… будто знаешь об Австралии что-то, кроме названия и стереотипов!

– Да я… австралиец до мозга костей!.. До самых пяток!

– Тогда я – француз! – тот выпил следом. – Грёбаный Верн, будь он неладен!

– Говори, блять, по-английски!

– Понимай, блять, по-русски!

– Да ты!.. А аргументный аргумент! Тогда ещё по одной – глядишь, начну! Хватит протирать, Джордж! Неси! Сюда! Грёбаную! Водку! – под каждое слово раздавался удар пустым стаканом о дерево.

На стол стали две железных ёмкости (назвать их «стаканом» не повернулся бы язык ни у кого), жидкости в них было куда больше, чем достаточно. Казалось, Джордж был опытным в том деле – разбирался, когда «шоу» подходило к завершению, потому что как только он отпустил тару, то тут же принялся убирать всё стекло со стола.

– Крис хочет выпить! – поднёс Ворон рюмку над собой и прокричал, толпа ликовала.

– Ты же сегодня был Коттоном?!

– Ха-ха-ха-ха-ха! А всем похрен! Коттон-Карен-Крис-Коул, мать его, Кеннеди!..

– Ну-ну.

– А ты так и не понял?! Не осознал эту великую идею?! – мужчина помрачнел. – Всем плевать, как тебя зовут! Всем плевать, что ты пережил, кем был или можешь стать – всех этих грёбаных людей интересует только!..

– «Только сегодняшний день. Потому что из прошлого они забывают то, из чего следовало бы вынести урок, а в будущем не предсказывают то, где эти уроки им пригодились бы», – ты это каждый раз говоришь перед проигрышем. Думаешь, я этого не помню? – он упал на стул, держа перед собой ёмкость и указывая свободным пальцем на мужчину. – Я всё помню. О всех тех, на кого ты жаловался, и всё то, на что ты жаловался. Или, ты думаешь, я не знаю, как тебя зовут?

– О, именно поэтому тебе и не жить. Рано или поздно.

– Скорее уж поздно, потому что добьет меня цирроз печени, а не ты, пернатый.

– Нет! – Джонс вскричал и ударил по столу так, что всё, что не успел собрать Джордж, посыпалось. – Я убью тебя!.. И докажу!.. Тебе и всем им! О, все те люди, которые считают, что я монстр – я докажу им, как сильно они правы!.. А ты!.. Ты… Блять…

Он взглянул на стакан водки, стоящий перед ним, и его взор медленно устремился в небо. Покосившееся тело упало прямо на стол, опрокинув как верхнюю его часть, так и ящик, что служил подпорой. Водка перелилась прямо на Эммета, а тот, в свою очередь, выключился, сплющив собою несколько стаканов.

– Кто бы мог подумать… – Виктор в подобающей ему манере допил стакан и бросил его на пол. – У нас есть победитель!

Он поднял руку того, за кого заступился, в воздух, и толпа взревела в последний раз. Крики, визг, свист и вопли десятков голосов в такой сумасшедшей, апокалиптической, в своём масштабе, радости, что, казалось, что каждый из них выиграл тот спор – спор на жизнь. Приезжий, вдруг, схватил пистолет со стойки, принадлежащий Ворону, и с истерической, почти безумной гримасой пошёл обратно. Уильям поднялся со своего места, размял затёкшие ноги и также, как и Виктор, поспешил наперерез. Не успел.

– Куда это ты собрался, крысюк вонючий?! – старик был груб с приезжим, словно сам хотел убить его.

– Я выиграл! Я убью его!

– О-о-о, как разогнался. «Я выиграл»?! Тебе ничего только что не показалось, а?! – тот отнял пистолет и пригрозил им. – Я выиграл. Я спас твою дырявую жалкую шкуру не ради того, чтобы умер он, а как раз наоборот – чтобы сегодня не умер никто.

– Этот ублюдок!..

– Повторюсь, чужак, – Вик нацелил в него. – Я бы на твоём месте шёл отсюда подальше. Шёл с большой благодарностью – такой, на которую твоя тупая рожа просто не способна. Меня ещё хватит, чтобы перепить и тебя или пристрелить, но… Думаю, это не понадобится.

– Ты прав, – Уильям подошёл сзади, он был на полторы головы выше мужчины. – Не понадобится. Вали отсюда, выживший.

Тот, осознав ситуацию, быстро ретировался; Джордж уже убрал все ёмкости – стаканы, рюмки, кружки, бокалы – и поднял стол; толпа рассасывалась, возвращаясь на станции, так как была уже даже не поздняя ночь, а раннее утро; лишь Виктор и Уильям остались стоять над лежащим в отключке и дрыхнущим телом.

– А ты кто такой? Не помню, чтобы пернатый о тебе рассказывал.

– Я его забираю.

– Самоуверенно. У меня всё ещё есть пистолет.

– Как и у меня, – Хан немного отдёрнул плащ, показав на револьвер за поясом.

– Неплохая пушка. Ты – один из тех, что ведут его в Картрайт?

– И об этом он рассказывал пьяным?

– Вроде того. Шёпотом. Очень-очень тихо, думая, что даже я его не слышу… Ты же в курсе, что он уже был там? Что он всё равно возвращался сюда, в отличие от тех, кто его забирал?

– Я в курсе. Мне всё равно. Я его забираю.

– Опять самоуверенно. Но допустим. Осторожнее с ним. Рекомендую накинуть ему повязку на глаза до того, как он проснётся. И связать.

– Связать? А ты хороший друг, я погляжу.

– Лучший, что у него есть. Это, чтоб ты понимал, ради его собственного блага и немного – ради вашего.

***

– Ты опять украл у меня комнату? – Аврелия пришла ровно в шесть – ни секундой позже. – Что это за череда со?.. Господи.

На её диване сидел связанный Ворон, пока вещи того валялись за диваном. Его волосы были собраны за уши, на лбу красовалась красноватая ссадина и кусок ободранной кожи, но, главное, на его подбородке и короткой бороде было всё то содержимое желудка, что не долетало до небольшого железного ведёрка, стоящего под ним.

– Извини за запах, – сразу предупредил Уильям.

– Запах слышишь только ты, романтик, придерживающий волосы, а я сейчас от концентрации алкоголя в воздухе опьянею. Ну, оно и к лучшему – вонь действительно ощущается не так сильно. Думала, ты убьешь его, – Джонс что-то буркнул в ответ.

– Он мне живой нужен.

– Зачем? – он молчал в ответ. – Ну, скажи хоть, кто эта сволочь? Может, хоть начну понимать, зачем он убил столько наших клиентов, споив их перед тем, сопереживать начну – Стокгольмский Синдром получится.

– Не получится. Он – обычный пьяница и животное, что никогда не было человеком. Настолько падкий до крови и хорош в её добыче, насколько ты – до заигрывания.

– Ты сейчас меня сравнил с ним?

– Нет. Я сказал, что ты – профессионал своего дела.

– Неплохо выкрутился, – засмеялась та. – Мария сказала мне, что ты «украл» меня до полуночи – верно?

– Верно.

– А что после?

– Я исчезну вместе с ним, – Хантер кивнул в сторону дремающего тела.

– И не вернётесь? Я ведь уже видела, как его уводили прочь со станции – он всегда возвращался. Через месяц или позже. А те, кто его уводили – не возвращались никогда.

– К чему ты ведёшь?

– Ты – первый чужак, с которым я познакомилась за жизнь, и… Ты не кажешься мне таким уж плохим, а если бы улыбался чаще… Сделай так, чтобы вместо него вернулся ты – все будут куда счастливее.

– «Все»?

Та немного раскраснелась и засмущалась. Переведя взгляд с Эммета на Аврелию, Уильям невольно удивился, потому что смущение от ночной бабочки – меньшее, что он мог ожидать.

– Я – особенно, – едва пересилив себя, добавила та.

***

Было около семи часов утра, Айви всё ещё не было. Наёмник дремал, сидя напротив дивана – после бессонной ночи у каждого человека наступал момент, когда его клонило в сон сильнее всего. В организме Уильяма же такой момент наступал ранними утрами – когда долгая ночная дорога, обычно, подходила к завершению. Проснулся он от невнятного хрипа, похожего на дыхание человека с тяжёлым заболеванием лёгких, а позже к нему подключились и слова:

– Ярко… Слишком ярко, – в тот момент старик понял, что забыл надеть на глаза Джонсу повязку. – Виктор. Виктор! – тот закрыл глаза и, сморщившись, попытался подняться. – Ярко! Убери всю эту хрень от меня!

Единственным освещением в комнате был всё тот же масляной фонарь, стоящий на полке за диваном, и если тот свет Ворон называл «ярким», то, по его же логике, в баре он должен был бы ослепнуть. Хан потянулся к фонарю, чтобы прикрутить его, а, заодно, достать свою повязку – для этого ему нужно было буквально перекинуться через диван и потянуться к полке. Стоило ему это сделать, как Джонс оттолкнул его, из-за чего всё содержимое повалилось и перекатилось на пол, а потом попытался сбежать. Раздался треск стекла. Примерно у шторы, что служила дверью, охотник схватил его за руки, связанные верёвкой за спиной, и откинул обратно в комнату – прямо на пол. Вновь раздался треск.

– Сука! – глаза того были всё ещё закрытыми. – Пусти, я убью его! Этот ушлёпок наверняка не ушёл далеко!

– Хватит выделываться – наверняка понял уже, что я не Виктор.

В какой-то момент в комнате повисло напряжённое молчание. Эммет сидел то ли в удивлении, то ли в ступоре несколько секунд, но позже помещение разразил его медленный и низкий смех – тот самый, что заставлял мурашки выступить на теле.

– Да, тут ты прав, – всё ещё сидя на полу, ответил тот. – У Виктора шаг легче будет и сердцебиение повышенное, а тут… Ещё и знаешь, кто я… Что же ты за мудак такой?

– Это не так важно, – Хантер поднял своего заложника обратно на диван и принялся поднимать с пола на удивление целый фонарь, кучу маленьких треснутых зеркал, косметики и осколков из фоторамок.

– Точно… А вообще-то – нет. Не тот ли ты мудак, что?.. Ай! – старик сделал из платка, что он использовал под бандану, небольшую повязку и нацепил тому на глаза. – Вовремя.

– Лучше – поздно.

– Херня. Если поздно – значит, уже не нужно. Надеюсь, ты взял мои шмотки? Они денег стоят, знаешь ли, и вообще… Фу, блять, где тут ведро? Подай ведро – я сейчас… – подать ведро он не успел.

***

– Уильям… Уильям… Уильям-Уильям-Уильям. Уиль-ям. Уильям! Уи-и-и-ильям…

– Завали.

– Мы сидим целый час и молчим, всё это время я нихрена не вижу, а мои запястья сдавливает верёвка – поговори со мной, – ответом была тишина. – Как ты вообще можешь сидеть и молчать?

– Я думаю. Волновать тебя не должно, о чём, – он отвечал на упреждение.

– Ой, да расскажи хоть что-нибудь – может, я передумаю тебя убивать.

– Хорошая шутка.

– Я шучу, по-твоему? Слушай, тебе вообще страшно бывает, а? Ты же в курсе, что я всегда возвращаюсь сюда? Что меня, несмотря на мою охренительную систему маскировки, уже находили и отводили к Нею, но я всегда возвращался. А те, кто меня приводил к нему – нет.

– И? Мне стоит бояться того, что люди всё-таки переправились в Гренландию?

– Ха-ха-ха-ха-ха. Хорошо, даже, если ты настолько наивен, поясню: прежде, чем отправиться, нужно будет кое-что сделать. Нужно будет меня привести. И сколько бы ты верёвок на меня не нацепил – Зильбер меня отпустит. Не страшно, Уильям?.. Не отвечай – слышу, что не страшно. Псих – вот, кто ты… Мне нравится. Ты знал, что именно психи ощущают не весь спектр эмоций, а? Что именно им не присуща эмпатия и страх в любом виде, но они чрезвычайно высокомерны. Никого не напоминает? – ответом вновь служила тишина. – Эй! Я, блин, не смогу развлекаться, если ты будешь молчать! Говори!

Ворон подпрыгнул с места и тут же получил по челюсти.

***

– «Услышь, лжец, слушай вор, в нищеты что взят плен: как приду в жизнь твою я – так не встанешь с колен»…

Эммет напевал что-то себе под нос в то время, как вечер неминуемо приближался. Лишь в восемь двадцать – уже тогда, когда Уильям сам хотел идти с пленником на привязи на поиски – Айви вбежал в комнату. Сказать, что парень светился от счастья – означало не сказать ничего.

– Где ты был?! – злобным шёпотом спросил того Хан.

– Уильям, я… Извини. Но Лилия! Она… Она…

– Что?!

– Она поцеловала меня! – глаза того горели настоящим юношеским огнём.

Старик замер если не в удивлении, то в гневе – смешанные чувства возникали одно за другим, потому что с одной стороны, он был по-человечески рад и соблюдал некую неизвестную никому в первозданном виде, но непоколебимую мужскую солидарность, а с другой – он очень не любил, когда кто-то нарушал данное слово. Но тишину разбавил всё тот же отвратительный, тихий и даже подлый, как показалось, смешок – Ворон, опустив голову, слабо хихикал.

– Это он?

– Это он.

– Это я! – наигранно серьёзно подтвердил Джонс, не поднимая головы. – Ха-ха-ха-ха. Ты бы хоть поздравил пацана – добился своей девчонки. Она хоть красивая, а?

– Она красивая!

– Это хорошо. Получается, у нас тут хладнокровный псих и какой-то странный парнишка… Интересная парочка. Ты же с ним, верно? Ты не отсюда?

– Не отвечай на его вопросы, – Уильям загородил Ворона спиной. – Чем меньше знает – тем лучше.

– Как грубо!

– Заткнись!.. А ты опоздал. Сильно опоздал. Я мог его прозевать, мог уснуть из-за усталости и пропустить момент – всё ради того, чтобы ты!.. Эх… В одиннадцать – ближе к пересменке охраны, мы выведем его из станции, посадим в машину и умчимся прочь. Сделай мне одолжение: оставайся до этого времени здесь. А я пока… – он заметил, что Ви практически не слушал. – Ты вообще здесь?!

– Уильям, я думаю, что-то не так, – он глядел на полку позади двух наёмников. – С ним.

– О чём ты? – тот сразу обернулся на Эммета. – Это точно настоящий, поверь мне. Он даже…

– Нет-нет – я не об этом. Он только что сказал мне: «Взгляни на фотографии», но с ними… всё в порядке?

Он сразу же обернулся и взглянул на фото, что стояли на полке: несколько треснувших фоторамок, в некоторых разбилось стекло, когда Уильям смёл их рукой во время падения – фото всё так же были в рамке, а осколки лежали возле него.

– Я ничего не слы…

В один миг раздался глухой треск, и Хантера крепко обхватили руки вокруг шеи. К его артерии был приставлен маленький, чуть больше, чем две фаланги пальца, кусок стекла. Джонс со всё теми же завязанными глазами дышал ему прямо на ухо запахом алкоголя и, как был готов поклясться сам Хан, улыбался.

– Вот теперь тебе страшно. О, теперь тебе действительно страшно… – Уилл видел перед собой Ви, тянущегося за пистолетом. – Ты всего лишь человек.

– Каким бы быстрым ты себя не мнил – не успеешь прирезать меня и не словить пулю при этом.

– Ты меня недооцениваешь. Поверь мне, я успею. Если я успел встать, то успею и убить тебя. Верно, парнишка? Скажи мне, ты видел то, как я поднялся? – Айви медлил. – Это был вопрос, если что.

– Видел, – прошептал тот, ещё дальше заводя руку за спину. – Но сделать ничего не мог.

– Верно. Твой мозг и тело явно не привыкли к таким ситуациям, а реакции у твоего попутчика явно недостаёт, если он сонный. Есть ли смысл тогда пытаться застрелить меня? Ты можешь гарантировать, что я не успею перерезать ему глотку, а? Ха-ха-ха… Кстати говоря, я нужен вам живым – так, если забыли.