Текст книги "За день до нашей смерти: 208IV (СИ)"

Автор книги: Shkom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 51 страниц)

– Нам нужно доказательство, что мы тебя нашли – эта условность легко обходится отрубленной головой на верёвке.

– Сра-а-азу видно – наёмник. Наёмник и пацан… Я так гордился тем, что вырезал вас всех… Ха-ха-ха-ха. Сдёрни с меня повязку, старый.

– Чего?

– Я сказал: сдёрни грёбаную повязку!

Как только ткань слетела с головы Эммета, Айви ужаснулся. Боялся ли он того взгляда, что смотрел на него, или то было нечто, чего Уильям не мог увидеть – он так и не узнал, но выражение страха на лице своего попутчика он видел отчётливо.

– Ну, привет. Скажи: тебе страшно прямо сейчас?

– Я…

– Ответь!

– Да, – едва слышно ответил он.

– Да… Это хорошо… Что же мне с вами обоими делать? Столько вариантов, – он вдавил осколок в шею, – столько возможностей, столько неопределённости и непредсказуемости от одного моего решения… Ха-ха-ха-ха… Люблю наёмных убийц. Что с ними ни делай – совесть не мучает… Вначале, прошу обратно мои вещи, – он достал из кобуры Уильяма револьвер и ткнул тем ему в спину. – Пушку, плащ и шляпу.

– Плащ за диваном. Пушку перекинешь с меня на себя сам.

– А шляпа?.. Ты что просрал мою шляпу?! Да я её подбирал дольше, чем знаю тебя – проявил хоть немного уважения к чужой собственности!.. Вот… Блять… Ладно, пройдёмся.

– Что ты?..

– Я сказал: пройдёмся. Парнишка… Не, херня. Имя есть?

– Айви.

– Отлично, Айви. Пойдёшь впереди. Не поворачивайся ко мне полностью торсом ни в коем случае, иначе всё это закончится очень печально.

***

Они шли по тоннелю на Шибрук – станцию севернее по кольцевой. Молчали. Всякий раз, когда Уильям хотел что-либо предпринять, он чувствовал, как револьвер утыкается ему в позвоночник – трудно было играть против противника, что мог слышать сердцебиение людей вблизи. «Как же я пропустил этот чёртов осколок?! – бесился про себя он. – Обыскать всё до миллиметра, чтобы, в итоге, пропустить огромный кусок стекла, на который он просто сел. Чёрт, – путники подошли ко входу на станцию. – Теперь выбраться бы как-нибудь из всего этого. Нужно было просто приставить Зильберу ствол к виску, и дело с концом!.. Нет. Судя по его взгляду, его вообще мало бы это встревожило. Чёртовы флегматики».

Ворон шёл явно навеселе – насвистывал какую-то незамысловатую мелодию. Казалось, у него было всего два состояния: полная, почти нечеловеческая апатия – её Хантер видел ещё в те моменты, когда тот был готов пристрелить человека, занявшего его стул в баре; и лёгкое, смертельное в своей двоякости веселье, настолько сильно граничащее с неконтролируемой жестокостью, что невольно становилось страшно.

– Напомните-ка, как долго вы знаете друг-друга? – Уильям молчал в ответ, позади него щёлкнул курок револьвера. – Это тоже был вопрос, если что – вам по два раза повторять, что ли, нужно? Обычно, у людей есть всего три минуты, чтобы очеловечить себя перед потенциальным убийцей – рассказать о том, как они пекутся о своих умирающих родителях, даже если те умерли декады назад; наплести о голодных детях, ожидающих их возвращения, если детей не было даже в планах; поведать об обязанностях перед обществом, о свежей любви – сделать так, чтобы тому, кто в них целил, расхотелось стрелять. Но вы какие-то пофигисты, я погляжу. Пожили достаточно, да?

Они вошли на станцию и, поднявшись на платформу, зашагали на уровень выше. О том, куда они шли, Уилл мог только догадываться, но выходило то у него очень плохо – понимание психопатов никогда не было его сильной стороной.

– Ну, скажи хоть что-нибудь, пацан. Ладно, этот старпёр не говорит – он строит из себя гордого. А ты чего?

– Страшно, – коротко ответил тот.

– Ха-ха-ха… Страх свойственен обычным людям, но не тебе… Я имею ввиду, ты же ходишь с наёмником, верно? Неужели до сих пор не разучился бояться?

– Всем свойственно бояться. А мы ходим месте всего полтора месяца – недостаточно, чтобы…

– Вот! Неужели нельзя было ответить «полтора месяца» сразу, а? Это было так сложно, Уильям? – произносить имя Хантера Джонс пытался с максимально наигранным британским акцентом.

– Я не понимаю, что тебе это даст.

– Тебе, блин, не нужно понимать. Я же объяснял: всего три минуты, чтобы… О, а вот и он. Айви, скажи мне, тебе кажется знакомым во-о-о-он тот полноватый мужчина?

Охранник сидел в своей будке, что находилась на уровне над тоннелем, и был очень увлечён какой-то пожелтевшей книгой. Разумеется, Хан узнал его – то был второй «Эммет Джонс» – первый, отпущенный живым. Кажется, судьба некоторых людей и вправду была предопределена.

– Да, – чутка помедлив, ответил парень. – Это один из тех, что притворяются тобой.

– Гениальная схема, скажи? Сколько меня – столько и шансов на то, что люди остановятся, так и не осознав истину. Я так понимаю, вы взаимодействовали с кем-то из моих крысёнышей. Он был среди них?

– Был.

– Вот и отлично… Возьми свой нож и перережь ему глотку, – парень хотел было обернуться в удивлении, но не успел. – Не оборачивайся, а возьми свой нож, что держишь за поясом, войди в его будку и перережь ему глотку быстрее, чем он вскрикнет.

– Не тронь пацана – я сам это сделаю, – наёмник шагнул вперёд, но его тут же остановила крепкая рука.

– Я знаю, что ты можешь убивать – это не новость. А вот может ли он?..

– Но зачем тебе это?!

– Потому что я – грёбаный садист, пьяница и животное, что никогда, сука, не было человеком, – охотник понял, что Эммет слышал его разговор с Аврелией, – а ещё потому что мне не нужен бракованный материал, готовый продаться под ножом или за две гильзы, хотя я платил ему как раз, блять, за то, чтобы он этого не делал! И вообще… – он громко выдохнул и успокоился, – будьте лучше меня и перестаньте тошнить своими вопросами, когда вам отдают прямой приказ – действуйте.

На втором уровне было совсем немного людей – снующие туда-сюда коренные жители Шибрука, редкие челноки, собирающие вокруг себя настоящую неконтролируемую толпу из желающих купить-что угодно, и ещё более редкие охранники. Единственное, что приходило в голову Уильяму, когда он видел всё то зрелище: Монреаль без сердца в лице лидера Сопротивления медленно умирал, погружаясь в хаос – становился той крысой, мышеловку на которую ставил не так давно.

– Я… Не могу… Пожалуйста, я не могу.

Уильям из Джонсборо ощутил лицом лёгкий удар – его прижали к стене, а ствол револьвера направили прямо на голову.

– Советую смочь. Считай, что у тебя простой выбор: либо я убью твоего попутчика, либо ты убьешь моего предателя. И да, промедление – это тоже ответ.

Айви достал нож и осторожно, с большой опаской и нежеланием пошёл вперёд.

– Ты ведь даже не знаешь, кто он, верно, Билли? – Эммет очень тихо шептал тому на ухо. – Небось, нашёл пацана где-то на севере США, приютил и решил, что он – самое обыкновенное дитя? Знаешь, что то за метка на его шее? О, знаешь, уверен. Готов спорить, он тебе наплёл многое, но точно не правду о том, что же это на самом деле такое, – дверь в будку открылась. – Смотри: сейчас он войдёт туда и расправится с той тушей быстрее, чем ты успеешь моргнуть. Сколько ему лет, а? Ты хоть это знаешь?!

– Семнадцать, – недоумевая, ответил тот.

– Неверно! О, только не говори, что пропустил его День рожденья! Ха-ха-ха-ха, – шёпот всё больше походил на злобный. – Хочешь слышать, что он сейчас говорит? Хочешь?! Он плачет. Ревёт: «Простите», – настолько часто, насколько ему хватает воздуха, чтобы говорить.

– Останови его!

– И не подумаю! Ты лишь полагаешь, что спас человека… А на деле… О, на деле я дам тебе возможность полюбоваться на плоды своих трудов… – послышался стук железа – в комнатушке что-то упало. – Я, кстати, неспроста ему дал нож. Во-первых, я должен убедиться, что не ошибся, а во-вторых, сейчас мы с тобой медленно пойдём, и ты всё увидишь.

Они медленно зашагали вперёд – к будке, из которой раздавался монотонный глухой стук. Хантер уже знал – догадывался о том, что происходило за дверью. Да, он уже видел, как это происходило – в тот момент, когда Ви получил всего лишь лёгкий порез. Но вместе с теми чувствами, что одолевали его, вместе с яростью и отвращением, он также испытывал странный в своей природе страх. «Нужно было спросить, кто он, давным давно! Наплевать на все правила приличия, на чувства, на… да на всё! Почему я этого не сделал?!»

– Всем известно, почему ты этого не сделал, – тень возникла рядом с ним и шагала в такт. – Потому что тебе это не было нужно! Потому что любая версия из тех, что ты предполагал, подходила тебе в качестве истины… Да потому что тебе вовсе не нужна была истина! – за дверью раздался ещё более громкий, более смертельный удар. – Всё, что тебе нужно было – это шанс на искупление за давнюю ошибку! Одна спасённая жизнь за десятки сгубленных, и даже здесь ты умудрился провалиться! – звук доносился всё реже. – Грёбаный «За день до нашей смерти»!.. А теперь ты на волоске! Теперь, когда пистолет у твоего виска, когда нож у твоего горла, а ты до сих пор не знаешь, кто он такой, потому что просто поверил в догадки!

– Толкни дверь, – скомандовал Джонс.

– Но хуже того – ты не знаешь, что он такое… Хотя, уверен, догадываешься…

Посреди небольшой будки лежало тело, на нём сидел Ви. Откинув стул, он взобрался на охранника и продолжал механично, но жестоко наносить удары, не замечая никого и ничего вокруг. Лицо лже-Эммета превратилось в кровавую кашу – пробитые глазницы, напоминающие разбитое яйцо, разрезанные десятки раз губы и щёки, походящие на свежую вырезку, выбитые потупленным лезвием зубы, пробитый череп – ни один разумный человек, взглянув на то месиво, не узнал бы ни лицо, ни того, кому оно принадлежало.

В глазах парня не было ничего. Даже меньше, чем ничего – тот самый серый взгляд, что пугал своей пустотой, в те моменты обращал в ужас бесчеловечным холодом, что исходил от него – словно само убийство было сделано по-приказу, словно для того, кто его совершал, ничего не происходило, словно какой-то демон вселился в тело и творил свою чёрную работу, пока настоящий человек витал где-то в небесах. Когда нож в очередной раз вонзился в раздробленные на десятки мелких ошмётков рёбра, он, Уильям «Из Джонсборо Хантер», понял, у кого видел такой взгляд – именно им смотрел на посетителя бара тот, кто прямо в ту секунду держал его на мушке.

– Ви! – прокричал он. – Хватит! Стой! Ви, он мёртв!

Будто бы сдерживая себя от следующего удара, он остановился и повернул голову. Да, в тех глазах не было ничего – даже слёзы, лившиеся, по словам Ворона, в самом начале, уже застыли на щеках, но было кое-что другое – белок его глаз был полностью залит кровью, как если бы несколько сосудов лопнули одновременно. Не произнеся ничего, он лишь крепче ухватил нож и ринулся вперёд – на Уильяма. Нож удалось остановить буквально в миллиметре от брюха – охотник обхватил запястья своего соперника и крепко-крепко держал их, пока тот просто давил всем своим весом, пытаясь достать лезвием до плоти. Абсолютно пустой, жуткий взгляд.

– Стой! – старик поражался той силе, с которой старался давить Айви. – Стой, идиот!

– Он не остановится, – шепнул Джонс. – Уверяю тебя, – до рубашки оставалось совсем немного. – Знаешь, это будет очень… очень глупая смерть.

Быть перебежчиком, как и в случае Ворона, означало – всё время находиться в балансе между жизнью и смертью. Повышенная реакция, обострённые чувства ориентации и максимум физических возможностей давались за счёт ускоренного сердцебиения, что разгоняло паразитов по всему телу. Чем быстрее билось сердце – тем менее невосприимчивым к боли и прочим внешним факторам становился человек, так как болезнь полностью окутывала спинной и шейный мозг, отключая рецепторы. Но если «высший» перебарщивал – он умирал либо от разрыва сердца, либо достигал «точки невозврата», когда количество активных и неактивных клеток переставало находиться в балансе, и через время, становился заражённым-диссидентом – всё той же машиной для убийств, только неконтролируемой.

В тот момент, когда Айви смотрел на Уильяма своими залитыми кровью глазами, у последнего не было сомнений – парнишка был перебежчиком. Тот окровавленный взгляд, те вздутые вены и безумную из-за напряжения мышц гримасу нельзя было спутать ни с чем другим. Это создавало ещё больше вопросов, хоть и отвечало на другие – откуда у того были столь поразительный слух и реакция. Понимая, что парень не только не контролирует себя, но ещё и держит оружие в руках, Хан отпрыгнул в сторону, пропуская того к Эммету. Конечно, рассчитывать на то, что лучший убийца континента не увернётся, наёмник не стал – ему нужно было просто, чтобы тот отвлёкся. Как только Джонс начал уворачиваться, Уильям схватил его за руку, держащую револьвер, и попытался выхватить пушку.

– Ах ты, сволочь! – тот попытался нанести в ответ удар кулаком, но не успел – старик подбил его ногой прямо в колено.

В ту секунду Ви вновь попытался задеть хоть кого-то ножом, так что Ворон разжал хватку и отпрыгнул – лезвие было направлено на него. «Вот и победа!», – тут же пронеслось в голове Уилла, ведь ему оставалось всего-то нормально взять револьвер и выстрелить, но нет. Одним резвым движением соперник перепрыгнул через парня, оттолкнув того прочь, и, приземляясь, схватил пушку. Вывернув руку с ней, он ударил второй Хантера прямо в грудь. Следующего удара не последовало – старик перехватил кулак и, потянув на себя, врезал Эммету головой. Впрочем, тот и не пошатнулся.

Айви уже снова побежал на сцепившихся. От режущего удара Хан увернулся, сделав всего шаг в сторону, не забывая тянуть за собой соперника, но колющий удар пробил плащ почти насквозь – нож по самую рукоять застрял в ткани и коже, так что владелец того самого плаща, пользуясь ситуацией, пнул Ви ногой по рёбрам – тот отлетел прочь.

– Хочу себе такой же!

Джонс улыбнулся и ловким движением схватил рукоять ножа, но тут же вновь получил по лбу головой. Оскалившись, он что есть сил упёрся ногой в торс Уильяма и, оттолкнувшись, отпустил его руку с пистолетом. Дезориентированный охотник тут же схватился за револьвер нормально и прицелился в цель, но стоило ему это сделать, как он увидел, что Ворон, оттолкнувшись, схватил парня, приставив тому нож к шее тупой стороной лезвия.

– Хорошая рокировка! – засмеялся тот, спрятавшись за головой Ви. – Мне так даже больше нравится. По крайней мере, теперь ты точно перестанешь возникать, – парень пытался молотить мужчину руками и ногами, но был в слишком неудачном положении, чтобы хоть что-то предпринимать.

– А теперь слушай, что я скажу: этот мелкий – не просто высший, как ты мог подумать, и это далеко не простой ребёнок, если твои куриные мозги ещё не дошли до этой мысли – он рождён Эволюцией.

– Это я знаю. Отпусти его!

– Нет, ты знаешь, но не понимаешь – он не человек! Он – это я.

– Бред!

– «Бред»? Давай спросим его самого.

Ворон ещё сильнее надавил ножом на горло. Чем больше пацан терял силы, тем сильнее на его лице проступали слёзы и сожаление. В конце концов, он просто «повис» на тупой стороне лезвия, никак не сопротивляясь и бормоча себе под нос:

– Простите… Простите… Простите… Простите… Простите…

– Так-то лучше. У тебя есть мать, Айви? Есть отец? – тот молчал и лил слёзы. – Отвечай мелкий! Если долго висеть на ноже – можно на него напороться.

– Я обещал брату… Обещал… Никого не убивать… Простите… Простите меня.

На какой-то миг улыбка с лица Ворона исчезла. Ровно на мгновенье он посмотрел на тело, к коему приставил нож, самым человечным взглядом из всех, что у него видел Уильям, но, переведя взгляд, тут же переменился в лице:

– Значит так, – начал он более серьёзно и более тихо. – эта программа существует уже сорок два года. Вначале она была типа-государственной – осколки учёных умов пытались всё делать самостоятельно, но Эволюция быстро взяла их под своё крыло. Каждые четырнадцать лет выводится новое поколение из двадцати детей – десять мальчиков и десять девочек. Каждый раз над ними ставят эксперименты, пытаясь достичь их максимального порога сопротивляемости паразиту – превратить их не просто в «высших», как их называет Единство, а в следующую ступень симбиота. Цифры от одного до десяти на шеях обозначают количество повторяемых опытов и их периодичность. Чем больше цифра – тем чаще с ребёнком обращаются, как с животным.

– Но зачем?

– Я к этому и подвожу – не ломай темп. Всё затем, чтобы потом, если ребёнок выживет, конечно, взять гены мальчика, оплодотворить девочку и получить новое поколение людей, чей организм имеет врождённую сопротивляемость вирусу.

– Он имеет в теле… вакцину?..

– О, нет. Изначально, нет, но он может ей стать.

Время замерло. «Не может быть, – то была единственная мысль, долго занимающая главенствующее место в голове старика. – Не может быть. Но… В Аду… Вот, почему я видел его без противогаза живым! Он… Он не просто перебежчик! Он ведь не сошёл… Не сошёл тогда с ума, не обезумел от ярости… Не может быть! Двадцать детей… С иммунитетом! С антителами!.. Нет. Действительно не может быть».

– Не верю, – выдавил он из себя.

– Подойди. Подойди сюда и поставь руку ему на пульс. Если у него будет больше двадцати ударов в минуту – можешь меня пристрелить.

Он с большой опаской подошёл вперёд и поставил Айви пальцы на артерию на шее. Не больше двух ударов на десять секунд. Каждый раз. «Не перебежчик. Не человек».

– Слышишь это, верно? Знаешь ведь, что если положить руку мне на шею, то мой пульс будет под сто восемьдесят? Вот и отлично – сделай выводы.

– Зачем?.. Зачем ты мне это рассказываешь?

– Во-первых, чтобы Зильбер, наконец, от меня отстал. Во-вторых, чтобы ты понимал ценность этого гадкого утёнка. То, что ты хочешь забрать с собой в Гренландию, не просто обеспечит вам обоим достойную жизнь и смерть – это может спасти очень много людей и порушит все планы Эволюции на этих детишек. Ты же знаешь, что Гренландия сотрудничает с Дарвином только из-за них? Знаешь?!

– Знаю.

– Тогда для кого, я, блять, распинаюсь? Что тебе известно ещё?

– То, что его узнали какие-то мужчина и женщина, что якобы приплыли оттуда. А ещё его хочет заполучить один Кардинал Золота, а второй наоборот – пытается сделать так, чтобы первый облажался.

– Это игры гиен и грифов – не наше дело, а вот мужчина и женщина – послы. Каждые семь лет из Гренландии присылают всё необходимое для проведения дальнейших экспериментов. Они могли бы сделать всё сами, если бы знали, что делать – им предоставляют только визуальные результаты. Никаких отчётов. Никаких данных – только показательное шоу, но очень убедительные.

– Да откуда ты всё это?..

– Он – это я. Я же сказал, – хладнокровие и мрачность вновь вернулись в тон Джонса. – Я один из тех, кто двинул тот эксперимент одним своим существованием. Он – мой. И вот, что я скажу: это не я пойду с вами, – он убрал нож от горла Айви и, пнув того вперёд, улыбнулся. – Это вы пойдёте со мной. Каждый ваш шаг будет полностью подконтролен мне, если хотите исполнить свою чёртову мечту о спокойной жизни. Каждая моя просьба будет приказом, а каждое желание – законом. И если… Только если вы поведёте себя нормально – я, так и быть, смогу убедить Зильбера в том, что мы с ним расходимся на веки вечные… Идёт?

Разумеется, Уильям не верил. Вакцина всегда была лишь бредом, сказкой, о коей мечтали уже сорок семь лет к ряду. Но, с другой стороны, он не мог найти другого рационального объяснения ни поведению Ворона, ни тому, что происходило с парнем.

Конечно, до конца так и не понимал, где именно во всей той большой картине была ложь, но верить до конца вору, убийце и авантюристу – смертельно опасное развлечение и непозволительный для него риск. Однако одно он знал точно: если Ворон, самый неконтролируемый и, как оказалось, сумасшедший маньяк из всех, о которых по континенту шли хоть какие-то слухи, предлагал пойти туда, куда нужно, самому – права не соглашаться просто не существало.

– Идёт?!

– Идёт! – прокричал он.

– Ха-ха-ха! Вот и хорошо, ублюдки. А теперь вперёд – я хочу найти свою шляпу и убраться из этого гадюшника.

========== Глава 19. Рай ==========

Ворон отпустил Айви, и тот упал на колени. Задыхаясь от нехватки воздуха, смотря на свои руки, покрытые кровью, он выглядел абсолютно опустошённым. Словно с убийством, им совершенным, умер и он сам. Словно обещание, как оказалось, данное его брату когда-то, давало ему тот самый смысл идти вперёд – тот, что он так боялся потерять. Уильям, стиснув зубы, смотрел то на него, то на Эммета, но сделать ничего не мог – в конце концов он ведь только что заключил сделку с тем чудовищем.

– Давайте… Без этого. Я знаю, о чём вы оба думаете, – он вытер пот со лба и ловко закинул нож себе в кобуру, – но у меня не было другого способа убедиться в своей правоте.

– Ты мог просто завести его в любое гнездо, – не разжимая челюстей, прошипел старик. – Нескольких вдохов хватило бы, чтобы…

– В гнезде… Вы не в курсе, но лучше побыстрее уйти отсюда, – он одним движением поднял парня и направился к лестнице на тоннельный уровень. – Так вот: в гнезде мне и самому не слишком хорошо становится. Да и пройти мимо охраны с заложником, чтобы меня не прибили… Ты же сейчас не серьёзно такую херню сморозил, а просто в сердцах бредил?

В ответ никто ничего не сказал. Они молча спустились в тоннель и пошли обратно в сторону борделя. Уильям брёл по темноте перехода и смотрел на слегка фосфоресцирующие голубые глаза Ворона, смотрел на лёгкую улыбку, никогда не спадающую с лица, и, в то же время, слушал абсолютно холодный, «глубокий», как выражался бармен Джордж, голос. «Нет в этих глазах ничего человеческого», – думал он себе и, одновременно, понимал: тот был прав в своей речи – не было другого выбора, не было другого способа проверки, и если всё то, что он сказал после, было правдой – оно того явно стоило. Только лучше от осознания того всё равно не становилось.

– Да, первое убийство – кто бы мог подумать! – улыбался мужчина, держа Айви за плечо. – Я даже в чём-то поддерживаю тебя, Ви, но прими мой совет: не стоит…

– Заткнись, – отрезал Уильям.

– Чего ты там сказал?

– Я сказал, что тебе лучше бы заткнуться. Тем более, если речь идёт об убийствах. Особенно, если речь идёт об убийствах.

– О, то есть ты – ещё один идиот, верящий, будто бы высшие ничего не чувствуют? Тебе не кажется, что даже на примере нашего парнишки можно сказать, что ты и тебе подобные целиком и полностью ошибаются?

– А я говорю не о парнишке и не о каком-нибудь перебежчике – я говорю о тебе, – ухмылка Джонса стала ещё шире. – И тебе лучше бы молчать.

– Забавно слышать то, как чьи-то чужие чувства защищает охотник за головами. Всё равно, что мясник, что пёкся бы о настроении коров да свиней.

– В чем проблема печься о тех, что никогда не пойдут под нож? Ты подгоняешь всех под одну линию – для тебя абсолютно нет разницы в том…

– А её и нет, – он, всё ещё держа парня, повернул голову к собеседнику. – Друг – это враг, что, пока что, не напал на тебя. И ты никогда не сможешь сказать, когда это изменится. Не сможешь сказать, в ком это изменится. Каждый, живущий рядом, есть и друг, и враг; каждого от той самой линии, под которую я, как ты выразился, всех подгоняю, отдаляет лишь один шаг – почему бы не быть готовым? Почему бы не жить так, будто каждый день может стать последним? И знаешь: однажды так оно и окажется, а я буду готов к этому.

Одним размашистым движением Ви сбил руку Эммета со своего плеча и, достав второй свой нож из его кобуры, приставил тому к горлу. Сам Эммет даже не вздрогнул.

– Будешь готов, да?! – лезвие ещё плотнее прижалось к коже.

– Айви!.. Он нужен живым.

– Вот ведь незадача, а, парнишка? Ха-ха-ха, как инкассатором работаешь – куча денег, да все не твои.

– Как же… я тебя ненавижу. Ты даже представить себе не можешь… Всё, что оставалось от моего брата – это обещание. А ты… А ты!..

– Веришь или нет, – он взял руку парня и ещё сильнее прижал к себе нож, – но легче тебе от этого не станет.

– Айви…

– Молчи, Уильям! Даже ты!.. Вы оба ведёте себя так, будто ничего не случилось! Человек умер! – он на секунду перевёл взгляд на Хантера. – Я целый день говорить не мог после того, как выстрелил Хансу в живот! Я спать не мог! А ты… Вы оба! Как животные… Вы будто просто сломались где-то внутри! И ещё ваши цели… – он взглянул Эммету в глаза. – Ты так стараешься не умереть просто так. Тоже так отчаянно ищешь себе достойное, не одинокое завершение жизни… Надеюсь, ты умрёшь один. Никем не узнанный. Никем не признанный. Забытый. А я о тебе… даже не вспомню!

Ви рывком убрал нож от горла мужчины. Тот смотрел на парнишку несколько секунд, медля, а только потом заговорил всё так же спокойно:

– Вот и договорились. Не забудь забывать о мне почаще – мне будет приятно. А теперь пошли уже – у нас есть дела.

Наёмник постоял немного и пошёл следом. Хуже мысли о том, что Ви действительно был чем-то схож с Вороном, была мысль о том, что он сам – старик – был тоже чем-то на него похож. «Одни и те же цели…».

– Я… – начал он спустя минуту, шагая сзади. – После своего первого убийства тоже не мог нормально уснуть. Им был мой надзиратель из дома рабов – тот, что набил мне… моё «208», – Джонс хотел было что-то сказать, но смолчал. – Он был тем ещё ублюдком. Несмотря на все те муки совести, что я испытывал после, он действительно был тем ещё ублюдком. В момент убийства я даже ощутил эту… энергию, уходящую от него ко мне. Весь этот адреналин, превосходство – ощущение чужой увядающей жизни даёт тебе абсолютно противоположное: ты чувствуешь себя живее, чем когда-либо, но от этого становится только страшнее, потому что ты понимаешь, что тебе, пускай и на короткий миг, принесла удовольствие чужая смерть. Многими днями и ночами после я грел себя мыслью о том, что поступил правильно. Что справедливость, может и извращённая, спасла очень много жизней… Но это не сильно помогало. В последующие разы становилось проще – оказывалось, что часто либо другого выхода просто нет, либо у тебя не оказывается времени, чтобы пожалеть о содеянном. Привыкаешь к запаху крови. Привыкаешь к вкусу. И от этого никуда не денешься. Но в первый раз, я, наверное, чувствовал то же, что и ты: страх и стыд.

– Ого… До чего же занимательный рассказ – расплачусь сейчас.

– Да? А что чувствовал ты? Кем был первый, кто умер от твоих рук? – Ворон медлил в ответ.

– Кто?.. Моя мать. Что я чувствовал?.. Отдачу. В этом, Уильям, ты точно прав: и тогда, и во все последующие разы я чувствовал только отдачу – в этом мне, в отличии от вас, несравненно проще.

***

– Значит, идёшь с ними по воле своей? – Виктор одним залпом выпил половину рюмки, его руки стали трястись хоть немного слабее. – Что-то странное с тобой. Ты вчера, когда головой падал, случайно не?..

– Ка-а-ак остроумно, Вик. В твоей ли привилегии удивляться, если я, по твоим словам, каждый раз так падаю? Мои мозги давно остались на том полу.

– Тоже верно.

Он сидел почти в центре бара, за столиком, что стоял в углу. Его компанией, как ни странно, было одиночество – ни простые люди, ни приезжие, ни такие же алкоголики, как он сам, не присоединились к нему в тот вечер. Бармен при виде Джонса заметно занервничал, но то ли вид Уильяма и Айви рядом, то ли просто осознание того, что четверг кончился, уняли его волнения.

– Но ты же явно неспроста ко мне заявился? Неужто чувства заиграли, и решил-таки попрощаться со старым алкоголиком?

– О, да. Я же так за тебя переживаю, друг. Каждый раз думаю: «А вдруг у тебя всё хорошо?». Перебьешься, – он взял рюмку старика и допил её содержимое. – Шляпу, будь добр.

– Какую шляпу? – хитро улыбнулся тот. – Понятия не имею о шляпе.

– Она тебе даже не идёт. Мог бы просто из вежливости примерить сначала.

– Всё равно не верну. Позже – как придёшь обратно.

– Не зазнавайся, старик. Вполне вероятно, что я не вернусь вовсе – меня иногда так тошнит от твоих речей, что я подумываю о солнечной Мексике, как о рае на Земле.

– Вот поэтому твоя шляпа и остаётся со мной – чтобы ты тоже не зазнавался, – Уильяма, в каком-то смысле, удивляла такая наглость и своевольность Виктора, но как только он вспоминал, что тот в здравом уме четырежды садился пить с перебежчиком на спор – всё становилось на свои места. – К тому же, для мексиканца ты слишком бледный.

– «Бледный»? Ха-ха-ха. Может ещё «белый»? Это, между прочим, раси!.. – он резко повернул голову на почти полный вечерний бар и замолчал. – Знаешь… Налей-ка ещё. И себе – тоже.

– Что, опять? – он быстро достал бутылку.

– Опять. В третий раз. Никак они, блядь, не научатся.

Уильям услышал шаги только через двадцать секунд, а несколькими позже – увидел их обладателей. На верхний уровень станции Берри-ЮКАМ – в бар – поднималось шестеро человек. Никто из них не был разодет, как типичный охранник сопротивления, но оружие и грозный вид, парадоксально, были у всех.

Во главе шёл низкий и коренастый темнокожий бугай, стриженный под полубокс. Он явно смотрел в сторону Ворона с нескрываемой ненавистью. Остальные пятеро – те, что были на голову-две выше своего предводителя – шли следом более холодно и очень часто осматривались, будто бы прореживая взглядом толпу на наличие в ней знакомых лиц.

Хантер инстинктивно потянулся за пояс – как он и говорил ранее: «Мне проще говорить, когда в меня не целятся, либо когда я целюсь в ответ», – почему-то тогда у него было ощущение, что те «милые люди» не собирались долго разглагольствовать. Однако Эммет, улыбнувшись в своей манере, жестом остановил его.

– Может, скажешь тогда, что это за отморозки? – он всё ещё не убирал руку из-за пояса.

– Тим, Джекс, Лорран, По, Эйден и Ли. Много тебе это дало?

– Тим? Тот, что с владелицей? Неужели, это ты тот придурок, что не заплатил ночной бабочке?

– Не в этот раз. А даже, если б и так – я считал бы, что у нас всё было в обоюдном порыве чувств.

– Первый человек на земле, считающий, что в борделе может быть что-то в обоюдном порыве чувств.

– Ой, иди-ка ты нахер, а. Учитывая те эпитеты, которыми они все засыпают своих клиентов во время секса, и их «неподдельное удовольствие» – могли бы хотя бы скидку давать.

А шестёрка, тем временем, пробивалась через нетрезвую толпу, буквально раскидывая всех на своём пути. В какой-то из моментов поднос с пивом, почти ставший на стол, улетел с подачи одного из шестерых, больше всего похожего на «По», так что к идущим присоединились ещё трое – те, претензии коих были направлены уже к Тиму и его ребятам.

– Ты! – коренастый резким движением указал на Эммета и перешёл на порывистый шаг. – Хватит с нас твоего своеволия!

– Воу-воу-воу-воу-воу! Понятия не имею, о чём вы. Кто вы?

– Не прикидывайся, Калеб!

– Это Вергилий, – сказал один из компании, что обступила троицу полукольцом.