Текст книги "За день до нашей смерти: 208IV (СИ)"

Автор книги: Shkom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 51 страниц)

Завершив свою речь, Ван Реммер медленно, как и подобает людям его возраста, поплёлся в свою спальню. Уильям вслушивался в его шаги так тщательно, как вообще мог – проверял, не скрипели ли половицы. Нет, не скрипели. «Отлично».

– Слушай, Пацан, – обратился к своему спутнику Хан, закинув руки за голову, а ноги – на быльце дивана, – как только завтра я вернусь с охоты – мы уходим отсюда. Без «но». Во-первых, время не терпит – узнаю, куда пошли Саша и Ви, и тут же отправимся. А во-вторых… не нравится мне здесь. Совсем не нравится.

– Почему? Это место – оно такое… такое…

– Я знаю чуть больше, чем ты. Возможно, если будет необходимо, я расскажу об этом, но после того, как окажемся за воротами. Идёт? – Мальчик медлил. – Идёт?

– Идёт.

– Хорошо.

Уильям «Из Джонсборо» Хантер всеми силами старался делать вид, что он, разморенный тёплой водой, сразу же провалился в мир сновидений, но на деле, он лишь отвернулся к спинке дивана и погрузился в собственные мысли, думал о том, как такое общество вообще могло существовать – построенное на костях. «Получается, что каждый пришёл туда лишь потому, что ему было больше некуда идти? Просто потому что больше не осталось ни места, ни человека, которые бы принимали его? И каждый ли здесь должен убивать? Что насчёт детей? Им тоже рано или поздно придётся убить? Наверное – Девочке ведь пришлось. И она почти справилась. Саймон… Эти ублюдки ведь совершенно убеждены, что делают всё правильно. Что сделают, если найдут убийцу, потому что то, что делал Саймон, делали многие люди до него – находили какого-нибудь случайного бродягу и просто стреляли, как дикого пса. Не объясняя причин, не давая ни шанса. Доказательство веры на крови… Наверное – худшее, что придумал человек».

«Допустим, я убил кого-то. Я точно знаю, что из-за меня прервалась чья-то жизнь, чтобы я мог стать частью общества. А что, если мне там не захочется быть? Спустя годы или десятилетия? Что думают люди в тот момент, когда осознают, что одна из немногочисленных людских жизней прервалась по их вине напрасно? Что мужчина, женщина, старик или ребёнок, чью голову они кинули к воротам, мог бы прожить ещё столько же, сколько прожили они, и ничего бы от этого не изменилось? «Не все люди – мерзавцы». Не все же? Не здесь. Здесь каждый убил. Каждый построил своё благополучие на смерти другого. Город на человеческих костях, гордо именуемый Иреном – в честь пятерых первых, кто лишил кого-то жизни. Ха… Теперь, если подумать, вот, откуда эта идея – парнишка, который вернул ружье, убил вора. Убил человека, с которым жил под одной крышей и заслужил беспрекословное доверие остальных. Забавно – как нелепые случайности, подстрекаемые обстоятельствами, трансформируются в целые обычаи. В традиции, не соблюдать которые отважится только самый безрассудный. А ведь всё это из-за какого-то ружья. И это получается, что Пацану теперь…»

Дверь из главного коридора открылась. В комнату вошёл Бен Реммер – младший из сыновей. Он остановился прямо у Хантера и долго просто стоял в полной тишине, всматриваясь так, словно пытался что-то найти. Спустя несколько минут он отошёл к Мальчику, но, проведя у того всего пару секунд, вышел на улицу. Через окошечко было видно, что парень стоит и курит самопальную сигарету, сильно нервничая – рука со спичкой дрожала, что тот лист на дереве. Через несколько минут он тут же вернулся и скрылся в общем коридоре. В другом конце дома что-то скрипнуло. Что-то железное. Наёмник перевернулся на другой бок и взглянул на Парня – спал, как убитый, сопя самому себе в капюшон. Встав с дивана Уилл взглянул в замочную скважину, чтобы убедиться, что то была просто проверка на то, спят ли «дорогие гости» и, похоже, они её прошли.

Выждав минуту, он медленно опустил ручку двери и осторожно вошёл в следующий коридор. «Половицы не скрипели и в этот раз, – думал он себе. – Не должны заскрипеть и подо мной», – так оно и случилось. Более того – ковер, лежащий вдоль комнаты, отлично смягчал шумы шагов, пускай Хан из предусмотрительности и шёл разутый. Открыв следующую дверь, он оказался в общем коридоре – том, что соединял спальни с главным. Посреди него теперь стояла большая выдвижная лестница на чердак, а сверху тихо, но очень отчётливо раздавались голоса. Оставив дверь приоткрытой, чтобы, в случае чего, быстро ретироваться, старый охотник вслушался в диалог:

– …зачем ты вообще пошёл к ним?

– Я тебе говорю, отец, это – тот самый. Тот же плащ, револьвер того же калибра. Чёрт, да он даже спит с пушкой!

– Нельзя обвинять человека в убийстве только из-за плаща и револьвера! – старик говорил с явно озлобленным тоном. – Я бы посмотрел на тебя, если бы ты пришёл в дом, жильцы которого грозятся «выпотрошить» какого-нибудь наёмника, словно утку!.. Это паранойя, сын. Более того – ты снова сам в ней виноват.

– Не надо, па…

– Что «не надо», Адам? Что «не надо»? Если бы вы тогда не додумались взять в плен вояку прямо из Ада – единственного выжившего, и пытать его, рубя на части, как скотину, а куски отправляя его же товарищам – всё было бы нормально. Вы бы пришли сюда на две недели раньше, уже узнав и убив того, кто виноват в смерти вашего Саймона.

– Отец, я…

– Закрой рот, Бен, когда я говорю!.. Вы прекрасно знаете, что вы – всё, что у меня есть. Что я люблю вас обоих больше, чем свою жизнь. Но вы совершаете очень глупые ошибки. Совершаете сами, а потом за советами лезете ко мне. Вы наломали дров, вместо того, чтобы решить проблему, а теперь хотите оторваться на совершенно постороннем человеке – это и есть та самая «справедливость», Бен? А ты, Адам? Только сказал, что старший, что присмотришь – и вот, что получилось.

– Я не предлагал убивать его, па. Я лишь хочу спросить его прямо. Хочу услышать детали последних двух недель в его жизни. Если в них не будет противоречий – пусть идёт себе, я не хочу просто крови – мне и так хватило. Но если выяснится, что это тот, кто нам нужен…

– Если выяснится, что это тот, кто нам нужен, отец, я не буду сдерживаться.

– Слушайте сюда: завтра я иду с ним на охоту – это решено, и это точно. До того, как мы придём, никто из вас даже разговаривать с ним не будет. Вернётесь вечером – проведёте свои морально-этические допросы. Но только вечером. Вы меня поняли? – в ответ раздалась тишина.

– А что до парнишки?

– А что до парнишки? Это, пока что, совсем не ваше дело. Я повторюсь: решайте свою проблему – там видно будет. Теперь идите спать – мне уже не сорок и тридцать пять, чтобы как раньше ночи напролёт вам истории рассказывать. И убедитесь…

Хантер быстрым и бесшумным шагом вернулся на диван. В его голове крепла одна единственная мысль: нужно было бежать. Как только вернётся с охоты, хватать Парня и уносить ноги так быстро, как это возможно. Нет, он был весьма хорош в сочинении историй, и даже просто сказать, что он был всё это время в Кав-Сити, было бы достаточно, но он прекрасно знал – набрал опыта в жизни, что если человеку хочется крови – его не смутит такая банальная преграда, как мораль и логика – месть подают холодной, но готовят горячей.

Закрыв глаза, он тут же погрузился в очень желанный ему сон – вода действительно работала для него, как успокоительное, притупляя чувства. Лишь однажды той же ночью, он услышал какой-то шёпот позади себя, но сил было куда меньше, чем достаточно, чтобы проснуться и послушать, а потому он просто приоткрыл глаз и, увидев Вана, тут же забылся в новом сновидении – оно, как ни странно, было очень-очень манящим.

***

– Вставай, друг мой.

Ван едва слышимым шёпотом разбудил Уильяма и открыл дверь. Пахло зарёй, пахло свежестью. Утренний ветер раскидывал тот аромат везде, куда мог проникнуть, а приятная и едва слышимая трель птиц только усиливала ощущение того, что вся жизнь вокруг начинала закипать, начинала просыпаться. Уильям потянулся и, немного громко хрустнув шеей, поднялся с дивана, тут же направляясь к выходу и надевая по пути новую рубаху – нырять сразу в бой для него было почти привычкой. Мальчик всё так же спал своим беспечным сном.

– Погоди, – остановил его жестом хозяин дома. – У меня к тебе просьба… личного характера – оставь свой пистолет здесь, на диване. Подожди – не торопись с вопросами. Я оставлю свой. Вот, – Реммер осторожно вытащил свой короткоствольный револьвер и положил на быльце дивана. – Теперь, пожалуйста, ты.

– Зачем?

– Просил же: не торопись с вопросами – о причинах позже. Никакого преследования, никакой засады, никакого подвоха – нет ничего этого. Вот тебе моё слово: мы оба вернёмся с этой охоты.

Не видя другого выбора, старик положил свой револьвер рядом, не сказав о том, что за спиной под плащом у него висел нож – ни к чему было выдавать козыри в рукаве. Выполнив условия, он вопросительно посмотрел на владельца дома.

– Вот и хорошо, – уже с большей долей спокойствия ответил тот. – Бери лук – тот, что первый справа, стрелы возьмёшь со стрельбища, и пошли уже – скоро совсем рассветёт.

Они шли всего-то пару часов до нужного места. Как оказалось, Ирен находился возле Роулетт Крик – небольшой речушки, что как начиналась, так и заканчивалась весьма внезапно. Впрочем, Уилл примерно знал, где она расположена – как и всё на карте штата. Пара охотников шла на юг, к заказнику Лексигтона – месту, полному живности ещё в былые, судя из названия, времена. На деле же это оказался тёмный, в прямом смысле, лес – многие дорожки заросли, заросли степи, деревья начали расти даже болотистой местности, а сама та местность, благодаря обильным дождям, расширилась до небывалых ранее масштабов. Однако, настоящий охотник прекрасно знал те места – понимал, куда нужно ступить, чтобы не хрустнула ветка; знал, где земля будет сухой и не утащит ботинок по самые шнурки; отчётливо понимал, чей отдалённый крик был слышен ему несколько секунд назад и на каком расстоянии.

В конце-концов, они добрались к небольшому укрытию на дереве – коробочке со сплошными перилами по пояс с бойницами в них и, засев там, стали ждать – Ван предпочитал именно такой стиль охоты.

– И на кого мы охотимся? – шёпотом спросил Хан, поднявшись по лестнице из кусков брёвен, вбитых в ствол дерева.

– Индейки, олени, кролики, белки, – монотонно и также отвечал Реммер, поправляя очки, – реже – куропатки. Если уж совсем не повезёт – пойдём к озеру Далгрен и попробуем порыбачить. Рыбачил когда-нибудь с луком? Впрочем, неважно – ничего сложного. Та же охота, но на стреле – леска.

– Для большинства из того, что ты перечислил, сидеть на месте – не лучшая тактика, – Хан проверил тетиву. – Так и состариться можно. Впрочем, теперь я понимаю, почему ты уже не спешишь.

– Ха. «Если долго сидеть у реки – можно увидеть, как по ней проплывает труп твоего врага».

– Сунь Цзы?

– Или Конфуций – кто знает. Но, по крайней мере, они оба в чём-то правы – живности много развелось в этих местах, и зомби как-то обходят их стороной, опасаясь болот, так что…

Оба сели, спиной к перилам – не смотрели, но слушали. Это только ещё сильнее наводило одного из них на мысль о том, что они здесь вовсе не для охоты. Говорили, при этом, очень тихо.

– Слышал о Болоте Мертвецов?

– Был там, – безразлично ответил Хантер. – Интересное место, скажу я тебе – наводит на многие мысли… о вечных проблемах.

– Каких таких?

– О том, насколько ценна жизнь, если в какие-то её моменты, большее, чего хочется – это смерти. И стоит ли жизнь, в таком случае, сама себя.

– Не слишком ли много размышлений о цене жизни от того, кто забирает её за деньги?

– Я, по-твоему, всегда это делал? С пелёнок?

– Нет, конечно, но странно, что ты, проведя годы с руками, по локоть в крови, не нашёл себе ответа на эти вопросы. Разве у жизни нет фиксированных цен?

– Есть, конечно, только они всё равно установлены не тобой – не ты решаешь, за сколько умрёт тот человек, на которого ткнут пальцем – ты лишь выбираешь из предложенных вариантов. И, что куда важнее, ты даже не знаешь, зачем он умрёт, за что.

Где-то недалеко послышался хруст ветки. Наёмник взглянул в бойницу и увидел сравнительно небольшую индейку – странное существо с чёрно-коричневыми перьями в белом ободе и бледно розовой, покрытой сотнями морщин, головой. Не промолвив ни слова, он достал стрелу из колчана и, поставив на большой палец, прицелился. Из лука ему, в своё время, приходилось стрелять часто – ещё будучи пилигримом, он предпочитал это оружие любому другому крупному просто из-за того, что оно меньше привлекало внимание мародёров и было легко восстанавливаемым. Натянув тетиву до предела, относительно молодой охотник выстрелил. Стрела чётко попала индейке чуть ниже крыла, пробив грудку насквозь и, благодаря силе удара, пригвоздив птицу к небольшому деревцу, что стояло прямо позади неё. Шевелилась она недолго.

– Вот и хорошо, – сказал Ван, облокотившись на перила. – Много силы у тебя – я уже так тетиву не натяну, даже если попытаюсь грыжу себе заработать, – Реммер всмотрелся, чтобы убедиться в попадании. – Скажи… когда ты стрелял Саймона – ты тоже не думал, верно?

– О чём ты?

– Не прикидывайся. Та парочка, которую вы ищете, действительно приходила к нам в деревню. Более того – девушка отчаянно пыталась не торопиться с уходом, хотя её спутник её и торопил. Вечерами они рассказывали всем нам истории – всем, кто хотел слушать. О том, как долго они шли сюда. О том, что повстречали по дороге. Кого повстречали… – Хантер помрачнел и стал рядом. – В одном из рассказов, они упомянули мужчину – раненого охотника, обвешанного стволами, которого подобрали по дороге из Оклахомы. Они выходили его, сделали переливание, выкормили – все были восхищены таким благородством, да, но меня поразило другое: они уверяли, что пока этот самый стрелок лежал в подобии комы с ранением, он поседел. Полностью за несколько дней. Я такое видел всего один раз, и лучше тебе не знать об обстоятельствах. Впрочем, как ты понял, дело не в этом, – Ван немного усмехнулся. – А в том, что спустя несколько дней после отхода этих туристов в сторону озера Мюррей ко мне является какой-то седой и хромой мужик, выглядящий, при этом, лет на пятьдесят пять и заявляющий, что ищет этих самых людей.

– Я…

– Но даже не в этом самое странное совпадение – дело в том, что мои сыновья, мои любимые мальчики, проведя три недели в кишащем ордой городе, возвращаются и заявляют, что убийцей их близкого друга был чернявый наёмник в плаще, которого наверняка недавно ранили. Смекаешь, к чему я?

– Только идиот бы не смекнул. Аллегория и параллели – явно не твоё.

– Заткнись. Это мои мальчики не знают всей картины, пускай и подозревают, а я знаю. И ты знаешь. Но не знаешь того, как противно мне смотреть на тебя.

– Если так противно – почему выгораживал меня перед ними?

– Потому что они бы убили тебя в ту же секунду, укажи я на тебя пальцем. Они бы…

– Выпотрошили, как утку?

– Именно. А я… Мне любопытно – хочу знать, почему ты его убил.

– «Любопытство – это то же тщеславие».

– Что?

– Блез Паскаль. «Любопытство – это то же тщеславие», – к чему тебе знать мои причины, если человек уже мёртв, а ты заранее ненавидишь меня за то, что я сделал?

– Это верно, да, только вот подумай: сколько любопытства пришлось пережить Паскалю, чтобы понять, что оно порождает тщеславие? – наёмник ухмыльнулся в ответ. – Да и, в каком-то смысле, это практический вопрос. Ну так что?

– Я убил его, потому что он выстрелил в Девочку, что стала «частью его семьи».

– Немыслимо! – воспротивился собеседник.

– Я стоял с ней на одной крыше, говорил, а потом… Потом из-за моей спины раздался выстрел.

– Он мог не увидеть девочку! Он мог подумать!..

– Ты серьёзно считаешь, что можно не заметить кого-то с расстояния двадцати метров?

– Да. Взгляни на себя и подумай: что видно за двухметровой шпалой, носящей, вдобавок, полноразмерный плащ, а? И почему ты выстрелил?!

– Глупый вопрос – чтобы он не выстрелил ещё раз в ответ, – в какой-то момент Уильямом овладело полное хладнокровие. – Так же, как и поступил бы любой.

Повисла тишина – лишь лес шумел верхушками деревьев, когда порывы ветра раскачивали их слишком сильно. Индейка, тем временем, окончательно перестала дёргаться. Падающие листья немного припорошили её тело, и только знающий мог бы её найти. Ещё пара часов, и она окончательно станет частью того пейзажа, краски которого не увидит больше никогда.

– Скажи, – вновь начал Ван, поправив очки, – тебя не смутило, что при возможности прострелить тебе череп, Саймон выстрелил в ногу?

– Вообще-то – очень даже смутило. Даже поразило, сказал бы я. Но в тот момент не было времени на раздумья – девочка истекала кровью, да и я…

– Ты такой идиот. Так эгоистичен и подвластен инстинктам… Тебе не кажется, что он – тот человек, чья жизнь оборвалась благодаря тебе, вовсе не хотел тебя убивать? Что Девочка, не повстречай ты её, не вмешайся, осталась бы не только цела и невредима – она получила бы новую семью.

– Не взывай к моей совести грязными путями. Вы же убили её прошлую семью, а цель этой Девочки и твоего Саймона была в моём убийстве изначально.

– Так ты знаешь?

– Да. Ваш рай построен на аду – вы живёте и не печалитесь, зная, что кто-то умер из-за вас, хотя мог жить; вы становитесь настоящими животными ради доказательства мнимой верности, – Хан оскалился, – а ты ещё пытаешься взывать к моей совести?

– Ты понимаешь, что человек, убитый тобой, был отцом? Его жена и дочь лишились кормильца, и, что хуже…

– К чему всё это?

– И, что хуже, ты отнял этого человека не только у них, – Ван словно не замечал вопроса. – У Бена, у Адама – у каждого из нас. Даже та девчонка. Скажи, что ты с ней сделал в итоге? Убил? Отдал военным? О, да. Скажи, что смогли дать ей военные, прибежавшие к нам за едой и бинтами?

– Я спросил: к чему это? – терпение покидало с каждой секундой.

– У него было всё, а ты всё отнял. У неё могло всё быть, а ты даже не дал шанса. Что такого, скажи мне, есть у тебя, есть в тебе, что ты сразу загубил столько жизней?

– К чему это?!

Последнее предложение Хантер прошипел сквозь зубы, схватив оппонента за воротник. Реммер уставился на него и, как показалось наёмнику, немного ужаснулся. Впрочем, это было лишь на мгновенье. Ужасно долгое, ужасное тихое…

– К тому… – отпущенный старик переводил дух. – К тому, чтобы ты понял – дал ответ сам себе на вопрос: «Чего стоит жизнь?» – твоя стоила уже куда больше, чем моя. Но во сколько? В два раза? В четыре? В шесть? Я не убил никого, кроме того, кого должен был, а ты… Ты стоишь в море и даже не замечаешь, как оно багрится от твоих решений.

– Закрой свой рот, – помрачнел Уильям из Джонсборо. – Закрой и не смей открывать на эту тему никогда. Ты пытаешься заставить меня раскаяться, а сам знаешь лишь об одном моём убийстве – столько же, сколько и убил ты, если верить тебе же. Девочка жива. Солдаты отдали ей место на эвакуационном вертолёте и подарили шанс на нормальную жизнь, которую не нужно омывать или скреплять кровью. Ты же… Ты заставил своих сыновей убивать невинных людей. И воспитал их такими, что убийство для них перестало быть чем-либо особенным – просто способом выпустить эмоции, – Реммер хотел протестовать, но не смог. – Мы с тобой прожили достаточно жизни, чтобы совершать ошибки, но не тебе меня судить, не тебе взывать к совести, не тебе пробуждать во мне моралиста. Ты для меня – никто. И обо мне в отношении тебя можно сказать то же самое. Но, в конце-концов, если я тебе так противен – ты вполне мог бы попытаться убить меня, – на слове «попытаться» ответчик сделал особый акцент. – В лесах ведь не действуют никакие человеческие правила, верно? – Хан перевёл свой взгляд на убитую им индейку. – В лесах только животные, что охотятся на слабых.

– Раз уж не мне тебя судить, – он всё ещё пытался выровнять дыхание и убрать багрянец со своего лица, – то и палачом мне для тебя не быть. Я не зря попросил тебя оставить оружие – много что творят люди, ведомые эмоциями.

– Как ты уже понял, я знаю о твоём уговоре с сыновьями – я придерживаться его не собираюсь. Как только я вернусь за Пацаном и своим оружием – мы уйдём. Попытаешься остановить, и…

– И что? – собеседник поднял высоко голову.

– И ещё двое сыновей в этом мире лишатся отца. Я наёмник, не забывай. И цену жизни, как ты всё ещё помнишь, я не знаю.

Назад шли молча. Тащить груз в виде индейки пришлось обоим – один старик время от времени сменял другого на этом долгом, десятикилометровом пути. И пускай в глаза один другому больше ни разу не посмотрел, идти им всё так же приходилось рядом.

В деревне было всё также пусто – у людей, видимо, всё ещё шла охота. Уильям быстрым шагом прошёл мимо домов, осознавая, что всё то место было таким же фальшивым, как и забор, что стоял вокруг него – счастье только для вида, а внутри – гниль. У дома никого не было. Как и предполагал старик, сыновья хозяина были на охоте, только мечтая о том, чтобы поскорее поймать дичь и вернуться к проблемам насущным. Когда Хантер был уже у двери, он увидел, что Ван не сильно-то торопился – он стоял у ворот и переводил дыхание, облокотившись на них спиною. Или, по крайней мере, старательно делал вид.

– Мы уходим.

Схватив Мальчика за руку, Уильям забрал со спинки дивана свой револьвер и быстрым шагом пошёл прочь. У ворот он ощутил, что его спутник вырвался из хватки. Обернувшись, он увидел, что на него наведён пистолет, в котором старик без промедления узнал пистолет Джеймса – Smith&Wesson 1911. Ван улыбался.

– Мне… – начал Мальчик. – Мне предложили сделать выбор. Чтобы остаться здесь, я должен… Должен… Я должен!..

– Убить меня, – завершил Уильям Хантер. – Ну да – очевидно же.

– Именно, что очевидно, друг мой. Удивляюсь тому, что ты не догадался об этом.

– Слишком крепко спал.

Троица застыла в затишье. Уилл стоял со стороны леса, за его спиной виднелась холодная непроглядная и одинокая тьма из веток и листьев, разукрашенных в самые разные цвета, без дорог, без троп, без правил. Реммер стоял в воротах, за ним виднелись тёплые домишки с маленькими детьми, наблюдающими за остальным миром сквозь окна в решётку почти всю свою жизнь, потому что так решили за них. Парень стоял посередине. «Стреляй, – думалось Уильяму. – Стреляй».

– Простите, мистер Ван, – парень развернулся и навёл мушку на голову селянину. – Я свой выбор сделал.

– Что?.. Ка?.. Но почему? Неужели… Неужели тебе жаль убийцу?

– Дело не только в этом. Я многое знаю о том дне, когда умер друг ваших сыновей, – голос звучал на удивление спокойно, в глазах не отражалось ничего, – в тот день я впервые встретил Уильяма и Джеймса. Я даже слишком многое знаю об этом дне. Знаю, что они спасли меня от пуль девочки, но и знаю, что в тот день мой брат умер от их рук…

– И ты, зная это!..

– …Однако не могу их в этом винить. Он пытался защитить меня, а они – спасти себя. Могу обижаться – да, но не винить – кто-то должен был умереть тогда. Также я знаю, что Уильям не только попытался не убивать ту девочку, что стреляла в него, но и спас её от смерти – потащил на себе к башне военных, наплевав на рану и очень возможную собственную смерть. А потом вернулся и пошёл ради неё в Ад. И Джеймс сделал то же самое… Но не это главное. Главное, что я знаю: если бы мой брат не умер в тот день от их рук – умер бы от ваших.

– Но…

– Без «но», мистер Ван. Он бы пошёл в тот день по той же дороге и получил бы пулю от девочки, которую тоже нельзя было бы в этом винить – у неё не было выбора. Но можно винить вас. Вас, вашу жену, Инсмута, Номада, Енрике – тех, кто не только согласился на этот варварский обычай, но и основал его. Можно винить Ирен, мистер Ван.

Раммер молчал, молчал и Хантер. Один из них недоумевал, другой – восхищался.

– На одной стороне у меня действительно жестокий убийца, что загубил не один десяток невинных людей, беспричинно разбрасываясь жизнями и думая, будто всё делает правильно, будто правосудие его никогда не коснётся – жестокий и холодный в корне своём, пускай иногда и пытается поступать правильно. Пускай думает, что поступает правильно. Ну, а на другой… На другой у меня просто наёмник. Ворчливый старик, что был не убийцей людей, но оружием для тех, кто хотел их смерти – сделал то, что заказчики и сами бы сделали, когда решились или отчаялись бы достаточно сильно. У вас с ним неравные веса, мистер Ван. Слишком неравные – здесь не о чем думать. Я выбираю его, – Парень опустил пистолет и посмотрел своему собеседнику в глаза. – А вам… Знаете, я пришёл из места, очень подобного вашему, и скажу так: то, что вы сами называете раем, ваши дети прозовут чистилищем – история судит всех по-своему. Прощайте, мистер Ван.

«Всякий раз, когда закрывается одна дверь – где-то открывается другая», – ворота славного городка Ирен были открытыми нараспашку, но для двоих путников, медленно удаляющихся в лесной чаще, они остались закрытыми навсегда. Что же стало для них открытым? Целый мир – мир, не окружённый гнилым забором.

– Скажи, – спросил старик. – Если бы в тот момент… Если бы ты не знал всего этого… Если бы не повстречал нас в тот день… Ты бы пристрелил меня? И откуда у тебя вообще пистолет Джеймса?

– Взял у него же. Ну, когда он уже…

– А почему не сказал мне?

– Боялся, что ты его отберёшь. Я ведь не такой, как ты… Я слабее – мне нужно время, чтобы смириться, – глаза Парня были всё также серы, как и всегда. – И с Джеймсом, и с Братом, и… А эта вещь… Она… Спокойнее мне с ней. Теплее. Мне можно оставить её себе?

– Только на время, – он понимал, что просто не имел права отказать. – По крайней мере, ты же всё равно…

– Не знаю, как этим пользоваться? Это да, – обоих странников потянуло на улыбку. – Но, знаешь что, – парнишка остановился и посмотрел собеседнику в глаза, – не неси глупостей, Уильям, и не задавай глупых вопросов: если бы тогда, в тот день и время я не повстречал вас – я бы не смог тебя пристрелить, а просто умер в чужом городе от голода, одиночества и мертвецов. Ничего этого просто не было бы. Ага?

– Ага.

– Теперь пойдём? Куда нам?

– Мюррей. Озеро, парк и посёлок Мюррей.

========== Глава 12. Почти ==========

– Ты уверен, что знаешь, куда нам идти?

– Уверен, Пацан. Трудно спутать дорогу, когда мы идём по шоссе.

Уильям и Мальчик передвигались по старому, поросшему жёлто-коричневой травой и обсыпанному опавшими листьями шоссе номер тридцать пять. Полоса деревьев, наверняка находившаяся раньше на расстоянии полусотни метров от дороги, подобралась к асфальту вплотную, поднимая некоторые его части своими корнями, поглощая редкие дорожные знаки, оставшиеся от «былой цивилизации», в осеннюю тьму из непроглядной палитры цветов.

– А разве на шоссе мы не можем встретить?..

– Ещё как можем, – старик, идущий впереди, убрал волосы со лба. – Но либо так, либо будем блуждать очень долго.

– А ты точ?..

– Точно. Хватит. Раз уж мы лишились карт – будем ходить по очевидно правильным маршрутам. Я знаю, что Мюррей находится немного восточнее Ардмора, но это – всё. Держимся этого 35-го шоссе и точно выйдем, куда нужно. Или у тебя есть желание ещё пару дней пробродить в лесах, чтобы потом, если не набредём на очередной Ирен, случайно выйти на границу Техаса и получить пулю?

– Мюррей так близко к Техасу?

– Да. Это меня и пугает…

***

– На кой-чёрт нам в Техас, Ви?

В ответ раздалась тишина. Двое невзрачных высоких силуэтов шли по присыпанной сухой землёй дороге, по обе стороны от которой росли маленькие, чуть больше полутора метров, деревья и кусты. Яркое октябрьское солнце две тысячи пятьдесят четвёртого было в самом зените и, к сожалению, всё ещё пекло голову, пускай общая прохлада немного покрывала тот эффект. Уильям шёл за своим проводником, таща небольшой рюкзачок вещей – в нём была только еда и пара фонариков. Сам мужчина шёл налегке.

– Ладно-ладно, молчи. Но какого мы товары оставили? Оружие? Карты?

– Они нам не понадобятся – мы не торговать туда идём и не стреляться. Дорогу я помню наизусть.

– Это то самое место, в которое ты отправлялся два года к ряду, оставляя меня в том полуразваленном селе?

– Оно самое.

– «Оно самое», – хоть бы рассказал, что мне там нужно делать – всю жизнь представлял, чем буду заниматься на сходке наёмников.

– Уменьшать свои шансы получить от них пулю. Всякий, кто приходит туда, получает своего рода иммунитет. Если, конечно, тебя запомнят и не будут на тебя охотиться.

– Бред. Каков вообще шанс на то, что именно присутствующие будут на нас охотиться? Или какой, что вспомнят, если завидят издалека?

– Шансы и на то, и на другое равные – очень маленькие. Давай уже без вопросов.

– Знаешь, – парень немного переменился в лице и тоне, – неудивительно, что мне любопытно – мы ходим с тобой по миру два года, но только речь заходит о Техасе или Луизиане, как ты резко включаешь молчуна и смотришь в пол, думая, что это нормально. То есть, я понимаю – есть вещи, о которых не говорят, но теперь-то мы вдвоём идём в сторону юга, не думая останавливаться, а ты всё так же пялишься в пол, как и год назад.

– Мы идём к Чёрному Золоту, – он притормозил и поправил косу. – Именно они додумались организовывать эти сходки, чтобы знать, кто ещё способен на грязную профессиональную работу.

– У Золота же куча своих оловянных солдатиков, нет?

– Полно. Но они, как ты и сказал, оловянные – это жители штата, вполне осевшие люди, ставшие солдатами ради безопасности своих родственников и семей, а не ради крови, так что у них другие задачи – они патрулируют довольно большие территории вокруг складов, зачищают города и посёлки Техаса – делают всё, но только в границах штата.

– Зачищают от живых или от мёртвых?

– Зависит.

– Пф… Как всегда – ублюдки.

– Ублюдки – ублюдками, но от них есть две пользы. Первая: они снабжают весь мир топливом. Да, не за бесплатно, но…

– Но не будь их в этих складах, и мир сам бы смог снабжать себя.

– И вторая, – проводник не обратил внимание на замечание, – они следят за Стеной. От Эль Пасо и до Браунсвилла. Чинят, латают, смотрят, охраняют – делают всё…

– Чтобы им самим не настала жопа в том случае, если эта Стена падёт, – бестактно перебил Вейлона Уилл. – Я знаю. Но это не отменяет моего вопроса, от которого ты увиливаешь уже второй час: что тебе там делать?

– Мне?.. Я там почётный гость – по старой, так сказать, памяти… А тебе, кстати, не мешало бы побриться, – тот только самодовольно фыркнул в ответ. – Говорят, они хотят расшириться – подмять под себя Луизиану и Техас окончательно, превратив всё в тщательно контролируемую территорию. Абсолютная власть как в старые… ещё более старые, чем «раньше» времена.

– В обмен на?..

– На безопасность, разумеется. Наверняка они думают, что люди добровольно пойдут за ними или не восстанут, если их погонят силой… Думается мне, не получится у этих фанатиков ничего. Ни через год, ни через десять. Одно дело – следить за Стеной, чем зарабатывать себе уважение, а другое…