Текст книги "За день до нашей смерти: 208IV (СИ)"

Автор книги: Shkom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 51 страниц)

– Братья – ты должен их знать.

Какое-то время Ворон молчал. Костёр уже неплохо разгорелся, громыхая и треща досками, полными влаги.

– Братья. Братья, Братья, Братья… Братья как «Братья» или действительно просто братья?

– Братья как «Братья».

– Ну, я… Тогда я… А можно по именам?

– Младшего зовут Чарли или Чарльз, – Уильям поставил небольшую кастрюлю с водой на огонь, – а со старшим… Там не очень…

– А-а-а-а, – глаза того немного расширились. – Ха-ха-ха-ха! Ты серьёзно? Красавица, ты испугалась отцеубийцу и инвалида без руки?

– Уже – с рукой, – спокойно ответил тот. – Довольно неплохой, скажу я тебе.

– Да какая, мать твою, разница?! Боже… Погоди, неужели у Золота так плохо с оловянными солдатиками, что эти двое стали образцом профессионализма? Мать моя пингвин… – закинул тот волосы назад. – «Братья», – ха-ха-ха… Блин, как же приторно звучит-то…

– В любом случае, мы нужны им живыми, – наёмник Отца искренне удивился. – Ах, да. Они… упомянули это в разговоре с нами в Кав-Сити – их оплата прямо пропорциональная нашему самочувствию.

– Вы умудрились поговорить с ними и просто уйти?

– Дважды! – вклинился Ви. – И это было прям…

– И это было прям то, что мы назовём это «чистое везение». А что насчёт тебя? Ради чего тебя за мной послал Генрих?

– Ну, а это то, блядь, кто такой?! – Эммет вскинул руки к небу.

– Затем, чтобы убедиться, что ты довезёшь мальчишку. Айви, я же правильно услышал? Креативно, – тот улыбнулся и инстинктивно дотронулся до шрама.

– Ты же сказал, что мы ни при чём к его играм с Полом?

– Ещё и Пол – Санта-Барбара, блин. Кто-то же ещё помнит, что это такое?

– Я сказал, что вы будете при чём, если попадётесь.

– Но сразу поехал в Картрайт? А если бы мы попались по дороге?

– А вот это ты мне ответь, потому что я вообще не понимаю того, как Братья…

– Бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла. Нихрена не понятно, но охренеть как интересно! Какое же увлекательное занятие, оказывается – выяснение причин и следствий.

– Есть тема лучше?

– Конечно, есть, старпёр! Мы ведь так и не договорили, – он закинул в кипятящуюся воду немного кофе, что привёз с собой Альвелион, – что такое это твоё: «За день до нашей смерти»?

На какой-то миг в разваленном здании повисла тишина – кое-кто не хотел говорить, а кое-кто и вовсе не понимал, о чём шла речь.

– Погоди, ты рассказал ему про «За день до нашей смерти»?! Ты даже мне об этом не говорил!

– Ты не спрашивал.

– Спрашиваю!

– Это же строка из клятвы к Эволюции? – вклинился Альв.

– Заткнись.

– Ха, так и знал! То-то думаю: «Знакомо звучит»!

– А что?.. Какое значение?..

– И знаешь, старый, ты бы мог как-то менее явно…

– Так, блядь! – вспылил Хан и привстал со своего места. – А ну заткнулись все! Есть в мире чёртовы границы, которые нельзя просто так нарушить по прихоти своего долбанутого характера! – ткнул он пальцем на Ворона. – И есть правда, за которую ставят слишком большую цену, чтобы её платить. Так что умерьте своё любопытство. Все трое! Как дети малые, блин…

Он выдохнул и сел на место. Кофе медленно кипел над огнём, немного испаряясь.

– Чё-ё-ёрт… – Джонс первым отлил себе напитка в стакан, найденный в доме. – Такой кайф обломал.

– Наёмник, ненавидящий Эволюцию, но использующий для чего-то цитату из её клятвы – Padre явно стоило о тебе рассказать побольше.

– Я же просил вас заткнуться, – он налил кофе в термос, подаренный ему Даной.

– Я и заткнулся. Это так – мысли вслух, – Альв снял кастрюлю с огня и, налив Айви, отхлебнул прямо с неё.

Следующую вечность сидели молча. Уильям смотрел в треснутое от оползней окно и понимал, что вкус напитка не приносил ему удовольствия. Более того – вкуса просто не было. Действительно, в его жизни было полно сакральных вещей: только для него; для него и ещё кого-то; для целых групп людей – они составляли сложную и запутанную паутину того, что можно было, а чего нельзя было говорить одному или другому человеку. Всё то казалось ему невероятно важным в разное время – личные, даже интимные знания, что люди, обычно, хранили подальше от других. Но с тем же течением времени приходило и другое осознание: когда человек умирал – всё становилось ненужным. Все его секреты, все его отношения к кому-либо или себе самому, все его слова – ничего больше не имело значения, ничего не могло вернуть его.

К примеру, он сам: сидящий в разваленном доме старик, умирающий от рака, у коего точно было, что рассказать – вряд ли кто-то, кроме него самого, помнил бы о Вейлоне, о его отце, о Джефферсоне Смите, о Джеймсе – сколь ситуативными не были бы знания, ему было обидно, что все они могли исчезнуть с его смертью. Что все они точно исчезнут. Однако мысль о том, что «За день до нашей смерти» – явно не то, о чём стоило бы рассказывать, всегда была сильнее, и он всегда молчал, рассказывая о чём угодно, но не о том. Была.

***

Через час настала пора идти за дровами – Ворон и Альв поднялись и вышли практически синхронно. По парню было видно, что он не находил себе места – глаза бегали от стены к стене, чашка кофе, всё ещё полная, но уже холодная не хотела удобно ложиться в руки, а стул, на коем он сидел, похоже, давил при любой позе.

– А если… – начал Айви, смотря на костёр и слушая треск досок. – Если я скажу, что это будет мне подарком на мой день рождения? У меня же он был, верно? Ворон сказал, что…

– Ты что не знаешь, когда у тебя день рождения? – тот отрицательно закивал.

– Мне просто всегда говорили, что я родился осенью – не выносили… знаешь, сам факт рождения, как что-то особенное. Теперь думаю, что это, наверное, было затем, чтобы мы не просили чего-нибудь особенного… Не знаю… Свободы, например? Новых книг? Мороженое? Что раньше просили на дни рождения?

– Ха… Хотел бы я знать. Помню… У меня из детства был только один подарок. Остался, вернее – большой игрушечный мишка, – Ви улыбнулся. – Мне же было четыре, когда всё это началось, так что не бери особо в голову – наверняка я просто заревел, когда увидел его, и решил, что он обязан быть у меня… Мой последний подарок на день рождения.

– А дальше что? Что, все твои родители?.. Они?..

– Нет – отец был. Просто он… был человеком другой закалки – всегда готовился к худшему и верил, что детям не место в том мире, что пришёл на замену Старому. Решил… что пора бы мне побыстрее взрослеть. Ха-ха, четырёхлетнему пацану… Хорошая семейка, что ещё сказать, да?.. Но у него получилось. Вернее, у меня. Должно быть, это и был самый чёткий признак взросления, что я осознал: ты взрослеешь, когда больше не ждёшь подарков.

Доски приятно трещали в огне, наёмники, вышедшие за дровами, явно не торопились.

– Ну так… что? – Уильям лишь громко выдохнул в ответ. – Да почему? Что в этом такого?

– Это не то, о чём стоит рассказывать.

– Но ведь это же твой главный принцип жизни! На протяжении… я не знаю… скольких лет? Почему?!

– Потому что в основе этого принципа лежит ужасная ошибка, Айви! – немного вспылил тот. – Потому что то, что я тебе расскажу, не поможет её загладить, а только оттолкнёт.

– Но почему?!

– Да потому что… Блядь… – он утёр лицо руками – слова трудно давались, когда речь заходила о тех днях. – Потому что… то, что я тогда сделал, не имеет ничего общего с тем, кем я являлся… И я не хочу… чтобы у кого-нибудь… Чтобы у кого угодно возникла мысль, что я хотел этого, что я был бы на это способен при других обстоятельствах. Потому что… это не я. И это не был я.

– Так почему… Почему бы и не рассказать мне о том, кем ты даже не был?

Снег снаружи перерос в настоящую метель. «Они бы точно поладили с Вейлоном, – думал он, смотря на пацана. – О, точно поладили бы – мастера наглости, упёртости и прямолинейности. Что бы ты сделал, Ви? Что бы ты сделал?.. Да, глупый вопрос, как и всегда, – он набрал ещё немного кофе и сел прямо напротив Айви. – К тому же, он ведь исчезнет… Как и многие другие. Нет, не так, как многие – он точно останется жив. И, как ты и говорил, так память будет жить через поколения… Если это можно назвать памятью. Скорее, истории о чужих ошибках».

– Ты же знаешь, – начал он, – почему я был с Библиотекарями – как оказался у них? – тот кивнул в ответ. – Но ты не знаешь, почему я ушёл. Когда я обнаружил у себя рак – в две тысячи восьмидесятом, я ещё был с ними – всё та же сплочённая компания, что и всегда. Как подобает олуху, я долго молчал, перебирая варианты – рассказал, когда уже не было смысла ничего скрывать… Разумеется, мне сказали идти к Эволюции – будто бы я об этом не думал и не пошёл бы, будь всё так просто. Кроме того, что я тебе рассказывал об этих сектантах, ты также слышал Джонса: те из последователей Дарвина, что обладают мозгами и не жрут себе подобных, чаще всего возглавляют отряды, что прислуживают учёным – одним из лучших докторов на континенте, из оставшихся в живых. Ясное дело, лекарств у них тоже навалом – очень редких, почти уникальных препаратов… Но они видели во мне только наёмника. А то… что поручает Эволюция наёмникам… через что заставляет пройти… Скажу так: наёмник Эволюции – это последнее чудовище, которым я хотел бы тогда себя видеть.

– «Эволюция» – получается, это те же, что нанесли мне мой шрам? – кивнул уже Уилл. – Точно – звери… Но… ты же стал им? Этим… наёмником? Что-то же изменилось после?

– Да. В восемьдесят первом – после года работы на Золото, они мне тоже предложили работать с Дарвином, узнав о моей проблеме. Я отказался, и они отправили меня в «отпуск» – отпустили до следующей Сходки за неимением дел, так что я двинул в Вашингтон. Когда пришёл, оказалось, что одна… Что Алиса – женщина, что была мне очень дорога – умирала. Несмотря на все связи Библиотекарей, несмотря на влияние, никто ничего не смог сделать, никто не нашёл лекарство, а позже… Позже один человек не сказал мне её последние слова – слова, адресованные мне.

– Из Библиотекарей?! Но кто? Они же все…

– Не суть важна. Важно то, что после… Трудно это объяснить, но я не мог там оставаться – я чувствовал, что всё то время, пока был наёмником Золота, я должен был быть там – с ними. Что вместо попыток спасти свою жизнь, я должен был спасать её – я чувствовал себя виноватым, лишним – я ушёл… А потом, когда боль ещё не прошла, но вернулся разум я понял, что если и я умру, то моя Дана… останется совсем одна. И опять буду виноват только я. Так что пошёл к Эволюции и попросил у них работу, – парень молчал в ответ. – Их проверка… весьма простая и ужасающе жестокая: она состоит в том, что тебе указывают на деревню – обычную, казалось бы, деревушку, что либо отказывается платить дань, либо полна «инакомыслящих»… И тебе приказывают вырезать там всех до единого, – выражение ужаса застыло на лице Айви.

– Но ты?..

– Я согласился, – он отвёл взгляд и посмотрел прямо в огонь. – Согласился. Не мешкая, не думая, не переживая, потому что в тот момент думал о совсем другом… Потому что в тот момент мне самому было больно – согласился. Такие… операции чаще всего проводили с группой зачистки – просто заходили и не оставляли никого за несколько минут. Но со мной сделали исключение: они просто окружили небольшую деревушку и запустили меня внутрь. Никто из тех, кто попытался бежать, не смог бы этого сделать, но убить обязательно должен был я. Тридцать два человека ровно… Помнишь, я рассказывал тебе про оправданную жестокость? Херня всё это. Мне выдали всего двенадцать патронов, нож и сказали: «Крутись, как хочешь», – термос всё никак не умещался удобно в руке. – В тот момент, когда я резал им глотки… Я не смог себя уверить в том, что всё это окупится. Так и не смог. Но продолжал – нельзя было отступать назад. С той секунды, как прервалась первая жизнь, было уже поздно, потому что иначе мёртвых просто стало бы тридцать три… Но хуже всего… – он шептал, пытаясь не оскалиться. – У ликвидационной группы был список всех тех, кто должен был умереть – количество и имена жителей посёлка. Когда я, якобы, закончил – убил двадцать восемь, мне сказали, что четверых не доставало. Через полчаса они зашли в деревню и нашли в подсобке под полом одного дома этих четверых – одного взрослого и троих детей… И их… выставили передо мной… сказали: «Делай свою работу, Уильям из Джонсборо». У меня… не было выбора. Не было выбора… Я откинул барабан своего револьвера и увидел то, чего боялся увидеть – там отсутствовали патроны… Меня приняли в Эволюцию безо всяких проволочек.

– Уильям…

– И сразу же дали следующее задание. Я определенно стал чудовищем ровно того уровня, чтобы меня боялись и презирали даже те, кто со мной работал. «Оправданная жестокость, – всё время говорил я себе. – Это не ради тебя, это ради неё», – успокаивал этой мыслью всякий раз, когда было слишком плохо. Но через полгода… через полгода один человек, претендовавший на моё место, попытался убить меня – мы просто вышли на якобы совместную миссию, и он напал исподтишка. Он проиграл. Я взял его в плен и начал пытать – тот рассказал, что это сама Эволюция послала его, что она с самого начала знала, кто я – протеже Вейлона, один из Библиотекарей, для чьего лидера именно они не выдали лекарство, союзник военных учёных – было слишком опасно мне доверять, слишком опасно оставлять в живых после того, как они увидели, на что я был способен. Именно ради того, чтобы отречься от меня, они устроили именно такую проверку – думали, что я сдамся… А я должен был сдаться.

– Тогда и всё то?..

– Всё то, что я сделал, стало в один миг напрасным – не было больше никакой оправданной жестокости, никакой защиты от той правды, что стояла прямо перед моим носом… Тогда я и выдумал это. Вначале я попытался уничтожить Эволюцию – поехал к их городу у АЭС и, пользуясь тем, что ещё никто не знал о провальном покушении, освободил всю их «еду» – там начался настоящий хаос… Но мне пришлось быстро осознать, что первым местом, куда они могли бы прийти за мной, была Библиотека, а если бы хаоса было слишком много – они бы просто выжгли её в поисках меня… И я просто сбежал. Затаился и пустил слух, что мёртв, а позже придумал это – «за день до нашей смерти». Вернее, дошёл до этого, каждый раз заново переживая тот день: дело в том, что один пацанёнок из тех детей… пытался так сберечь жизнь своей сестры – он божился в верности Эволюции, повторяя их клятву, и даже предлагал убить того старика, что поймали с ними… Но когда он повторял эту строчку: «За день до нашей смерти», – он будто инстинктивно закрывал её тельце собой, – тот сделал жест рукой, словно отводя от себя воздух. – Он был готов на любое зло в своих глазах и в глазах окружающих, был готов стать любым чудовищем, но его сестра, в конце-концов, осталась бы жить, была бы той, кто знал бы правду. «За день до нашей смерти» – это следующий этап оправданной жестокости, это ситуация, когда зло, совершенное тобой, так и остаётся злом. Для тебя, для окружающих – для всех. Ты понимаешь глубину своего падения, ты ощущаешь его… Но если… Если ты сделал это ради кого-то, если хотя бы один человек сможет увидеть сквозь зло то, ради чего ты это сделал – ты сделал это не зря. Это…

Издали начали раздаваться два знакомых голоса – громко спорящий Эммет и всё такой же тихий Альв пробивались сквозь метель.

– Если бы меня спросили, о чём это – эта история, этот девиз – я бы ответил, что о сожалении. Об отчаянной попытке слишком многое искупить и перекрыть собой… Но на самом деле, Айви, «за день до нашей смерти» – это лишь попытка откупиться. За всё то, что натворил, и за всё то, что натворишь после. От мира, от людей, от самого себя. И я… Я не хочу, чтобы ты думал… что всё то, что я делаю… через что мы прошли – что это лишь ради этого – ради искупления. Ни в коем случае.

– А ради чего же тогда?

Тот поднял глаза и взглянул на старика. Уильям Хантер ответил не задумываясь:

– Ради чего-то большего… В конце-концов, если бы это было не так, ты бы этого не знал – ничего из этого. А поверь, – он посмотрел на него и пошёл к двери. – Никто, вообще никто, кроме тебя, ничего из этого не знает.

– И я не скажу никому.

– Знаю, – схватил тот ручку двери. – С прошедшим днём рождения, пацан.

Дверь отворилась. Сквозь слабую метель отчётливо виднелись две идущие фигуры:

– А я тебе говорю: если тот «Отец» оказался не-Отцом – все должны называть его «Дядей»!

– Padre тебе язык отрежет быстрее, чем ты додумаешься, что не так сболтнул.

– Так ведь я прав, красавица! Он вообще понимает, что он не Отец? Что никогда им не был? И как ваши новоприбывшие вообще не путаются в этих Отцах?

– Просто: одного никогда не видели, а второй – в инвалидной коляске; один тебя повесит, другой – сожжёт заживо. Весьма разительные отличия, поверь мне. И как тебя вообще терпели в Эволюции с полным отсутствием этикета?

Они вошли внутрь и, бросив кучу веток и дров с соседних домов у «сухой» стены, уселись на свои места.

– О, ответ простой: я был незаменимым. А незаменимых будут терпеть столько, сколько потребуется. Это ж очевидно, нет? И даже фраза «незаменимых нет» говорила о том, что на деле, в конкретно ту секунду и в тот момент я был незаменим, потому что лояльность к человеку и пассивные угрозы в виде: «Мы не будем от тебя избавляться, пока что, но мы можем», – очень плохо сочетаются, они говорят о точке, когда отношения достигли исключительно «сделаем своё дело и разойдёмся», но тот, кто сказал мне «незаменимых нет», на деле всё ещё не мог без меня – я был эксклюзивен, моя испанская подружка.

– Не совсем то слово, но…

Споры на разные темы продолжались ещё очень долго. Альвелион оказался тем парнем, что был весьма разговорчивым, стоило его завести. Уильям лишь сидел и думал о следующем дне. В одном наёмник Отца точно был прав: Братьев Ворон недооценивал, но, глядя на улыбающегося парнишку, мир для коего стал если не чуть светлее, то точно чуть понятнее, он будто чувствовал: всё будет нормально, всё получится.

***

Машина приближалась к Картрайту. Город казался всё таким же тихим и пустым – таким же, как и в тот момент, когда Уильям и Айви покинули его десять дней назад. Снег покрыл крыши домов шапками, засыпал редкие тропинки, наверняка вытоптанные самим Неем, убил возможность даже предполагать о том, что там когда-то была жизнь. То было бы просто очередное забытое селение, трещащее по швам и врастающее в землю всё сильнее и сильнее с каждой секундой, если бы не одно но: из дымохода одного домишки шёл дым.

Наёмники остановились ещё у заезда в посёлок и пошли к земляной косе пешком, взяв с собой ту самую лазерную винтовку. Каждый шёл настороже – засада могла прийти откуда угодно. Уильям из Джонсборо не раз ловил себя на мысли, что куда эффективнее было бы устроить засаду до въезда в Картрайт – когда никто, казалось бы, её не ожидал. Шипы на дороге, «случайно» упавшее бревно или просто удачно замаскированная снайперская позиция могли бы решить «проблему» Братьев куда эффективнее, чем просто приезд к Зильберу – туда, куда и просил отослать их наёмник у Библиотекарей; туда, где их точно будут ждать.

Но лучшим ориентиром того, была ли засада или нет, являлся Эммет – пока тот шёл, всё так же хладнокровно и спокойно улыбаясь, остальным тоже не приходилось сильно нервничать. Однажды Уильяму удалось успешно пообщаться с мирными перебежчиками – острота слуха каждого разительно отличалась и была как слабой – обычной человеческой, так и невероятно сильной, когда кто-то слышал чье-то сердцебиение даже за стенами. Нельзя было точно сказать, к какой именно группе принадлежал Ворон, и то, следовало ли уповать на его слух, но охотник отлично помнил, как мужчина умудрился выделить его шёпот в шуме полного бара с расстояния десятка метров и точно повторить: «Без шести полночь».

Один дом, другой, третий, четвёртый – проходя мимо разваленных и заброшенных зданий, никто из людей не слышал ничего. Хруст веток от ветра предательски напоминал чужие шаги, мыши и белки, прячущиеся в деревьях, казались самыми меткими и терпеливыми стрелками, что всего-лишь ждали, пока пройдёт тот мимолётный ветер. Снег мог бы выдавать грядущую засаду – следы шагов, передвижения машины, слишком чистые ветви деревьев – хоть что-нибудь. Но ничего не было.

В конце концов, они увидели то, чего никто из них не мог ожидать – перед самым домом Нея Зильбера стояла машина Братьев, припорошенная снегом. Следов ни вокруг неё, ни вокруг дома не было. Стало ясно – никто не покидал то строение в прошедшие несколько дней. Но было и другое – самое странное: клочок белой ткани, висящей у двери.

– Я же не один думаю, что это пиздец как странно? – Ворон смотрел на подобие белого флага и не скрывал своего скептицизма.

– Не один, – подтвердил Хантер. – Не похоже это на стиль старшего… И, уж тем более, младшего. В этом всём… нет для них смысла.

– Значит, уже есть, Уильям. Даже интересно – сколько им заплатили, что они решились на это безумие?

– Больше, чем тебе, испаночка?

– Несомненно. Хотя, судя по моим действиям…

– Что делать-то будем? – парень стал возле машины и взглянул на дверь.

– Спереди окон нет – вряд ли они нас видели.

– Типа, если бы они нас видели, что-то бы поменялось?

– Да, Джонс, они бы увидели, что мы смогли доставить тебя, и то, что к нам присоединился Альвелион.

– То есть?..

– Хочешь организовать засаду на засаду, Уильям?

– Именно. Белый флаг – знак переговоров. С Чарли, конечно, нельзя быть спокойным, но вот Илай действительно оправдывает репутацию профессионала, так что шанс на то, что он попытается взять нас живыми и получить больше, весьма велик. Зайдите с другой стороны дома, через окна и другие комнаты, пока мы…

– Рискованный план. Предлагаю просто перестрелять их, воспользовавшись элементом неожиданности.

– Поддерживаю испаночку – пара выстрелов да решат нашу последнюю проблему.

– Нельзя. Дело в том… Они тоже нужны нам живыми.

– Чего, блядь?

– У них двое заложников. Один из них – твой Зильбер. Не знаю, насколько сильно ты им дорожишь, но пароли и коды для отмены ударов по объектам, приближающимся к Гренландии, якобы, знает только он, – Эммет только шире улыбнулся в ответ. – А второй – это кто-то из Библиотекарей. Велика вероятность, что он не здесь, либо вообще мёртв – мне нужно знать, кто это и где он, если жив.

– Получится только лишний риск, если окажется, что оба из них мертвы, старпёр. Да и свой код для северян я знаю.

– Неужели тебе настолько на него плевать?

– Если убьем Братьев – будет куда больше шансов на то, что все из живых останутся живы в последствии.

– Не вариант. Тем более, если мой человек жив, и они оставили его в каком-то селении на поруки, пообещав выплату. Ещё хуже будет, если кто-то просто спрятан где-то здесь. Да и к тому же, Джонс, ты что, сомневаешься в том, что сможешь сладить с этими двумя? Что окажешься медленнее, чем «инвалид и отцеубийца»?

– Это сейчас было взятие на понт, старый. Я всё ещё за то, чтобы просто пристрелить их.

– Повторю: один из них нужен живым. Будьте готовы. Услышите «тридцать три» или почуете, что дела идут плохо – действуйте.

Условившись, они разошлись. Уильям с Айви переглянулись и, кивнув друг другу, пошли ко входу. «Нет другого решения, – думал себе охотник. – Наверняка они уже знают о нашем прибытии – датчики движения не так-то сложно достать. Как только войдём – возьму их на прицел. Хотят говорить – пусть говорят. Пока ещё могут».

Хантер достал револьвер и первым пошёл вперёд. Из дома не раздавалось ни единого звука. Ни шёпота, ни даже шагов – только едва слышимые радиопомехи, что постоянно гудели ещё тогда, когда путники приехали в Картрайт впервые. Дверь медленно отворилась.

Посреди главной комнаты спиной ко входу всё так же сидел Зильбер, словно загипнотизированный радиопомехами; в правой стороне всё так же трещал досками камин, а слева были всё те же проходы в другие комнаты и каморку – всё казалось точно таким же, как и полторы недели назад, если бы не осознание того, что всё таким же точно не было.

Наконец-то из одной из комнат начали раздаваться шаги – кто-то шёл очень медленно, громко, размеренно и, что было вообще наглостью, по-домашнему.

– Эй, Зильбер, где они? – шепнул тому Хан, тот не отвечал. – Зильбер?! Оглох, что ли?!

– А я всё думал, что вы не зайдёте через парадный вход, – из-за двери раздался голос Илая. – Стареешь, Уильям, слишком доверчивым становишься.

– Если бы не твоя репутация, Илай, я бы просто изрешетил этот дом к чертям, завидев вашу машину.

– Ах, да – репутация… – он медленно вошёл в гостиную, держа в руке чашку Нея, наполненную кофе. – Вот об этом я тебе и говорил в прошлый раз. Твоя репутация, к примеру, шепчет о том, что ты бы не побрезговал зайти с чёрного хода даже тогда, когда на парадном висит белый флаг.

– Где младший?

– В соседней комнате – тоже тебя поджидал. А что? Ты же только что говорил о репутации?

– Я говорил о твоей репутации, – тот, казалось, легонько улыбнулся. – Репутация твоего брата – это тот уровень, до которого даже мне очень далеко. А учитывая то, что вы бродите вместе, он часто перекрывает тебя, – Уильям нацелился Илаю промеж глаз. – Так что собирай семейку в кучу, будь добр.

– Хм… Тоже верно, – тот снова отпил. – Что поделать – не всегда же я имею на него влияние… Чарли!

В комнату вошёл младший Брат. На его лице, чуть ниже левой скулы красовался новый, очень странный и глубокий шрам – будто бы он ударился об угол стола или ещё чего-нибудь.

– Я же говорил, о старший и мудрый брат, что он достаточно туп, чтобы войти через дверь, – Айви тут же прицелился в Чарльза. – Здаров, мелкий.

– Заметь, в данном конкретном случае, этот ход оказался весьма и весьма умным – они смогли взять нас обоих на прицел, пускай и не последовали этикету переговоров.

– Будто бы вы этого не сделали, влезь мы через окна. К чему вся эта хрень с переговорами? Что с Зильбером?

– С переговорами – подожди секунду, Уильям. Мы уже сообщили, что ты здесь, так что осталось подождать, пока с нами свяжутся, – указал тот на радио. – А с Зильбером… Скажем так: мы…

Младший молча подошёл и одним рывком уронил кресло. Ней упал вместе с ним. Взгляду Хантера и Ви открылось привязанное к креслу тело, настолько бледное и сильно избитое, что цвет кожи его напоминал заражённого – бело-синий. Конечно, если его удавалось разглядеть из-за застывших струек крови и кровоподтёков повсюду.

– Переборщили чутка, – завершил он речь своего брата. – Кто бы знал, что наш связной мальчик таким слабеньким окажется, верно? Хотя стоит отдать ему должное: нихера он нам так и не сказал о кодах – только отметину мне своими гребучими камнями поставил.

– Зато поведал о том, как однажды один «нуждающийся в помощи» пристрелил его жену, а ему перебил ноги – тоже весьма занимательная история. А так, да – было предсказуемо, что у связных Гренландии должна быть отличная выдержка.

– Предсказуемо?! Чего ж тогда избивал его, братец? – улыбнулся тот.

– Того, что он нам живым не нужен – это, скажем так, часть плана «Б»: если ты, Уильям, и парнишка окажетесь слишком тупы и упрямы.

– Вас здесь всего двое? – Илай кивнул, Уильям не поверил. – Тогда где человек, что сказал вам, куда нужно ехать? – те переглянулись. – Я спросил, – тот отвёл курок револьвера, – от кого вы узнали, куда нужно ехать, и где этот человек?

Радиоприёмник, стоящий на столе, зашипел по-другому – сквозь помехи отчётливо начала пробиваться человеческая речь: «Приём». Старший Брат осторожно пошёл к столу.

– Отвечай на грёбаный вопрос! – вновь нацелил в него Уилл.

– Спокойно, – поднял тот руки. – Отложим это ненадолго. А сейчас я просто иду к тому столу, чтобы прокрутить ручку, настроить волну и включить микрофон – кое-кто хочет с тобой поговорить.

«Кое-кто хочет со мной поговорить – что за бред?! – охотник не сводил мушки со старшего. – Кто вообще?! Генрих? Нет, вряд ли – Братья играют против Генриха. Получается… Полиотэро», – он был и прав, и ужасно ошибался – из рупора раздался очень знакомый, до боли знакомый голос:

– Уильям? Уильям, старик, ты здесь?!

Он слушал его и не мог поверить. Во всём мире не хватило бы столько удивления, чтобы хоть как-то сопоставить его с удивлением Уилла – он слышал голос Мафусаила, его «брата».

– Джек?! Какого хрена?!

– Сейчас… не время для этого. Слушай! Вам с Четвёртым нельзя в Гренландию.

Да, он точно не мог в то поверить. «Джек и Братья. Джек и грёбаные Братья. Что происходит?» – не дожидаясь ответа, пилигрим продолжил:

– Это ради общего блага, брат. Отступите – езжай прочь или, что лучше, отдай мальчика Братьям – они знают, что с ним делать.

– Ради общего блага? Ради общего, блядь, блага?! Что ты несёшь?! Что ты вообще?.. Где ты?!

– Я… Я в Техасе, старик. Меня держат в цепях прямо рядом с тем старым ублюдком, что и уговорил тебя всё похерить – с Генрихом.

Удивление росло в настоящее оцепенение – только инстинкты, казалось, не позволяли ему убирать пушку от лица Илая, не позволяли забываться о том, где и с кем рядом он находился. Но только инстинкты – разум был в полном непонимании: он, словно подлый предатель, предлагал всего один ясный вывод – вывод, к которому очень не хотелось приходить.

– Скажи… Как тебя зовут, Джек? – выдавил из себя Хан. – У них? Какой твой позывной?

– Речь сейчас не об…

– Какой у тебя блядский позывной, ублюдок?!

– Я… – рупор на мгновение затих, распространяя лишь помехи в тишину. – Полиотэро, Уильям. «Старейший» с греческого. Я – Кардинал Чёрного Золота.

Время замерло. Даже сама пыль, летающая в свете горящего огня камина, замерла. Ни одна муха, ни один порыв ветра, ничто в мире не посмело бы разрушить ту тишину, в коей из тьмы разума пробивалось лишь одно слово: «Предательство».

– Может, вы отложите ваши семейные разборки? – Илай многозначительно постучал часами по своей руке. – Пол, переходи к проблеме, потому что обстановка здесь… не лучшая.

– О, да… – Хантер немного потряс оружием. – Лучше бы тебе действительно переходить к проблеме, брат.

– Уильям, – шепнул тому Айви. – Это же тот самый старик, что?..

– В общем… Что ты знаешь об этом мальчике, Уилл? Ответь честно, потому что иначе я не смогу понять, почему ты поступаешь так глупо.

– Глупо? Глупо?! Ты был Кардиналом сколько… Всю жизнь?! Ты знал, когда мне нужна была помощь, и!..

– Уильям, – успокоил того Илай. – Не играй с жизнями – отвечай.

– Да что отвечать?! Вы же сами, суки, всё знаете! Он – чёртова вакцина! Ваша же вакцина! В его крови!

Братья переглянулись между собой, не скрывая удивления. Рупор молчал. Долго молчал.

– Скажите, – то было обращено явно не к Картрайту, – я могу ему?.. Да ладно – он уже в курсе того, что… По крайней мере, я… О, отлично. Вот и отлично. Кхм, слушай, Уилл… – голос стал явно громче. – Да… В каком-то смысле, ты действительно прав – в нём есть тела, останавливающие размножение активных клеток паразитов, но он не вакцина.