Текст книги "Чертог Пустоты (СИ)"

Автор книги: Рэйя_Гравис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 57 страниц)

– Энтузиасты и новаторы, – проворчал Снейп.

– В своём роде, – директор негромко засмеялся, но через мгновение лицо его стало серьезным. – Увы, у всего есть другая сторона. Тьма сама по себе весьма беспощадна. В ней нет правил, законов, морали, милосердия и спокойствия. И если тёмному магу не хватает границ, его порывы и стремления не имеют предела и могут принимать поистине чудовищные формы.

– Вы сейчас говорите о Тёмном Лорде, – понял Северус.

– Том Риддл – яркий пример абсолютно тёмного мага, – Альбус кивнул. – Блистательный и умный мальчик, жаждущий признания и славы, настолько же гениальный, насколько беспощадный. Не знавший любви и семьи, он был одержим ненавистью и страхом. Мировая история магии знает множество схожих примеров. Возможно, не таких выдающихся, как Том, но не менее страстных в своих стремлениях и порывах.

– Гриндевальд? – предположил Снейп.

– Геллерт бесспорно тёмный маг, – Альбус безрадостно хмыкнул, – но и свет в нём присутствует.

– Свет не помешал ему развязать войну, – напомнил Северус.

– Но и не позволил ему окончательно превратиться в чудовище, как случилось с Томом, – заметил Дамблдор и, помедлив, вынужденно признал: – Впрочем, это не отменяет его преступлений.

– И, следуя этой логике, «тёмный» означает «злой», – угрюмо заключил Снейп.

– Не всегда, – заверил его Альбус. – Конечно, оградить абсолютно тёмного мага от фатальных ошибок крайне непросто, они все-таки весьма своенравны и темпераментны.

– Но возможно?

– Безусловно. Всё зависит от окружения и воспитания.

– Каким образом?

– Это очень просто, Северус, – Дамблдор вздохнул. – И одновременно очень сложно. Видишь ли, если с самого раннего детства такой волшебник не знает ничего кроме жестокости и отречения, он неизбежно изберет путь разрушения и ненависти. Поэтому, очень важно научить тёмного мага любить.

– Любовь редко кого спасает от глупостей, – Северус скривился. – Скорее толкает на них.

– Я не говорю о страсти, желаниях или безумных свершениях во имя любви, – директор иронично взглянул на него. – Я говорю об умении любить. Ценить, дорожить, оберегать, сопереживать и заботиться о ком-то. Большинству абсолютно тёмных магов чувство безусловной любви чуждо, но, – Альбус поднял вверх указательный палец, – если они хоть раз испытают ее, то уже не смогут отпустить. Оно будет жить и расти в них, меняя образ мышления и оказывая весомое влияние на поступки.

Снейп помолчал, безуспешно пытаясь представить себе Тёмного Лорда, который любил бы кого-то. Нарисованный в сознании образ выходил до отвращения карикатурным. Волдеморт не знал любви. Лишь жажду власти.

*

С неба плавно опускались крупные хлопья снега. Приподняв руку, Гарри поймал одну из снежинок и, не ощутив холода, сжал в ладони, после чего внимательно рассмотрел перепачканные чем-то черным пальцы.

«Но это же не снег», – удивленно понял он.

В воздухе кружит пепел и земляная пыль, заслоняя грязно-серое небо и оседая на волосы и мантию. А вокруг, насколько хватает глаз, простирается мертвая, выжженная земля, усыпанная обгоревшими головёшками, камнями и обломками.

Лежа на мерзлой земле, Гарри разглядывает бледное лицо лучшего друга, склонившегося над ним.

«Ты что, плачешь?»

Том отшатывается, и его рука непроизвольно касается кончиками пальцев влажной щеки, после чего на лице отражается невероятно яркая гамма чувств от замешательства и брезгливости до удивления и злости.

«Просто у меня глаза слезятся от этого проклятого пепла», – сконфуженно и сердито бормочет он, тыльной стороной ладони стирая с лица солёные капли.

Воспоминание померкло и медленно растаяло. Остались лишь тени, поврежденные стены цитадели и камни, которые, падая на землю, обращались в пепел, словно пожираемые невидимым пламенем.

Задыхаясь от смеха и совершенно не обращая внимания на усыпанные снегом мантии и волосы, Гарри и Том, заляпанные красно-желтой краской, лепят горы снежков, после чего прицельно запускают в гриффиндорцев, увлеченные снежным боем.

Холод сковывал каждую клеточку тела. Пепел смешивался с молочно-белым маревом и исчезал. Вместе с ним угасали, теряя краски и звуки воспоминания.

«Пожалуйста, не предавай меня. Если ты это сделаешь, у меня никого больше не останется. Том. Ты же вся моя семья».

Чем сильнее разрушались стены, тем отчетливее казались тёмные силуэты, скользящие в густом сумраке.

«…из нас двоих только меня заботит твоя жизнь…» – равнодушно пожимая плечами, Том без предупреждения взмахивает волшебной палочкой, и мир вдруг взрывается ослепительными вспышками заклинаний и грохотом ломающейся мебели в библиотеке Слизерина.

Тишина тонула и исчезала в витках тумана вместе с пеплом.

«То есть ты не захочешь отомстить человеку, по вине которого погибли твои родители?»

Тени говорили, кричали, шептали и плакали. Над головой прокатывался гул голосов и чей-то смех. Слышался шорох страниц, шаги, скрип пера.

«…я тебя не первый день знаю, Гарри. Ты с детства был неспособен решать свои проблемы».

Так и есть. Не хотел. Не считал нужным. Потому что был слишком глуп, слишком слаб, слишком наивен.

«Просто предоставь это мне».

Потому что рядом всегда был Том.

«Почему ты всегда стремился помочь мне, но никогда не позволял помогать тебе?»

Он горько усмехнулся. Впрочем, последний опыт показал, что ничего хорошего из его помощи все равно не вышло. Туман милосердно поглотил досаду и сожаление, заслоняя Гарри от мира непроницаемой завесой снегопада.

*

Северус решил вернуться к изначальной теме разговора.

– А что же светлые маги?

– Тут всё несколько сложнее, – Дамблдор пригладил серебристую бороду. – Тогда как тьма – это хаос бытия, свет, напротив, – порядок. Свет безупречен и чист. Правила, законы, мораль и спокойствие – всё это сосредотачивает в себе свет.

– То есть свет ограничивает тьму.

– Именно, – подтвердил Альбус. – Но, несмотря на то, что светлые волшебники зачастую становятся хорошими лидерами и правителями, абсолютно светлых магов история знавала куда меньше, чем тёмных.

– И чем же это обусловлено? – Северус ехидно изогнул брови, размышляя, стоит ли намекнуть уважаемому директору, что один конкретный светлый маг определенно давно вошел в историю. – Врождённой скромностью?

– Отсутствием амбиций, – Дамблдор перехватил язвительный взгляд слизеринского декана и с улыбкой покачал головой. – Не стоит так смотреть на меня, Северус. Во мне слишком большая доля тьмы, чтобы причислять меня к абсолютно светлым магам. Я же сейчас говорю о тех, в ком тьмы нет совсем, либо её так мало, что она едва проявляется. Ведомые верой в справедливость, высшее благо и тягой создать и сохранить некий идеалистический миропорядок, такие волшебники могут при необходимости встать во главе войск и стран. Но по своей воле они к этому стремиться никогда не станут. Как и не станут рваться к знаниям и силе. Зачастую, светлые маги проживают весьма тихую, незаметную жизнь, – Дамблдор насмешливо глянул на Снейпа. – Ты мог бы даже назвать её посредственной.

– Как я понимаю, сильными магами они тоже редко становятся?

– Если нет такой необходимости, да, так и есть, – согласился Альбус. – Даже если заложенный магический потенциал необычайно велик, им порой очень сложно найти достаточную мотивацию для его развития.

– Но некоторые находят, – заметил Снейп, думая о Поттере.

– Безусловно, – Дамблдор помолчал. – Впрочем, есть ещё одна причина, по которой мы давно уже ничего не слышали об истинно светлых магах.

– И какая же? – Северус заинтересованно подался вперед.

Дамблдор медлил с ответом. Взяв со стола чайник, он неторопливо наполнил свою треснувшую чашку, сделал глоток чая и только тогда произнёс:

– Дело в том, что из десяти светлых магов девять погибнут, не достигнув и восьми лет.

*

Преисполненный самодовольства, Арчер неторопливо вышагивает рядом с Гарри, гордо расправив плечи и заложив руки за спину. Поймав взгляд друга, он насмешливо поднимает брови, тонкие губы кривятся в заговорщицкой улыбке:

«Отличная работа, коллега», – вполголоса замечает он.

«Аналогично, коллега, – ухмыляется Гарри, – но ты всё же мог намекнуть мне раньше о своих планах».

«Мог, – соглашается Том, – но какое в этом тогда веселье?»

Гарри улыбнулся вслед теряющему краски воспоминанию. Обратившись в пепел, оно медленно угасало в тумане, и эхо голоса лучшего друга затихло, поглощенное серой дымкой из которой тут же показались новые тени, обретая цвет и форму.

«…тебе никогда не приходило в голову, что если ты уничтожишь мир, тебе нечем будет править?»

«А кто сказал, что я хочу править миром? Быть может, я просто хочу разрушить его?»

Сменяя друг друга, перед глазами проносились события прошлого.

«Я умираю… – признание звучит, как приговор. – Моя собственная магия меня убьёт».

Осенний ветер пробирает до костей, но Гарри почти не ощущает этого, хотя и дрожит всем телом. Рядом с ним на земле сидит Том. Тишина, стылая и парализующая, как ноябрьский холод, обступает их со всех сторон.

«Я их ненавижу. Всех…. Каждого из них…»

Гарри завороженно наблюдал, как исполинская цитадель медленно превращается в руины. Том прав. Разрушать куда приятнее, чем создавать. Легче. Свободнее.

«Я не могу оставаться здесь с тобой только потому, что без меня тебе будет плохо…»

Но почему? Разве мы не клялись всегда быть вместе?

«Мы клялись всегда быть друзьями…»

Что теперь делать с этим проклятым обещанием, когда ты превратился в Тёмного Лорда и пытаешься убить меня? Могу я забыть про него?

«Почему ты мне сразу не рассказал?»

«Ты бы в любом случае поступил так, как тебе хочется».

«…разве я когда-нибудь требовал от тебя каких-либо жертв?»

Да…

«Нет», – наперекор Гарри, тихо ответил его собственный голос из недр блуждающих вокруг теней.

«Разве важно, рядом мы или находимся на разных концах света? Имеет значение только то, что мы чувствуем».

*

– Погибнут? – Северус непонимающе нахмурился. – Из-за чего?

– В самой основе человеческого подсознания заложен простейший инстинкт выживания – самосохранение. Дети, познающие мир, бессознательно этому подчинятся. Они плачут, если им больно, убегают и прячутся, если чувствуют страх или опасность, избегают того, что их пугает или может навредить. Ребенок, в котором нет тьмы, не имеет инстинктов как таковых. Он не знает страха. Не убегает от опасности. Не опирается на собственный опыт как таковой. Он подчиняется лишь тому, что закладывает в основу своей личности как некие базовые правила. А если этих правил нет, он даже ничего не предпримет для спасения собственной жизни.

– Подобная глупость прослеживается у многих детей, – ехидно заметил Снейп. – Если не объяснить им, что огонь горячий, они будут упрямо пытаться его потрогать до тех пор, пока не обожгутся.

– Всё так, – согласился Альбус. – Но дитя без тьмы в душе, тем и отличается от обычного, что будет держать руку в огне, до тех пор, пока не умрет от болевого шока.

Северус нахмурился. Подобное утверждение казалось чересчур бредовым, пока он не подумал об одном конкретном мальчишке. Страдающий от яда и находящийся на грани смерти, он, тем не менее, не предпринял ни одной попытки спастись. В его исключительно странной системе ценностей отсутствовало правило – просить о помощи или признаваться, что тебе плохо.

– Дьявол, – прошептал он. – Но как они вообще тогда учатся жить?

– В то время как тёмный маг постигает мир, опираясь на собственный опыт и ощущения, формируя точку зрения на основе собственных реакций на происходящее, то светлый всегда черпает опыт извне. Светлый ребенок станет избегать боли и опасности лишь когда кто-то скажет ему, что так правильно.

Северус сумрачно молчал.

– А если не скажет?

– Он сочтет это нормой.

Вполне похоже на кого-то, кто жил в чулане под лестницей до одиннадцати лет и считал, что это в порядке вещей. Только вот…

– Звучит так, будто светлые дети от рождения в принципе лишены мозгов, – сухо признался Снейп.

– Это не так, – Дамблдор допил свой чай и поставил чашку на стол. – Им просто требуется весьма жесткий контроль.

Мастер зелий вскинул подозрительный взгляд на директора.

– Жесткий… контроль? – едва слышно переспросил он.

– Да. Чем строже правила и границы, тем быстрее и лучше такие дети учатся взаимодействовать с миром.

Декан Слизерина стиснул пальцами подлокотники кресла, когда в памяти вспыхнуло бледное лицо запертого в тесной комнатушке двенадцатилетнего мальчика, измученного голодом и дурным обращением родственников. По спине у него прокатилась волна жара.

– Вот как, – едва не промурлыкал он, неожиданно холодно глядя на директора Хогвартса. – И, как я понимаю, Дурсли показались вам достаточно подходящим вариантом для создания жесткого контроля?

– Мне понятна твоя злость, Северус, – смиренно вздохнул Дамблдор. – Но, поверь, я никогда не желал Гарри зла.

– Тогда чего же вы желали? – ядовито полюбопытствовал тот.

– Мальчик очень знаменит, если бы он рос в мире, где его восхваляют, то мог стать избалованным и испорченным с исковерканными нормами морали и нравственности. Я надеялся, что оказавшись в волшебном мире в сознательном возрасте, Гарри обретет здесь дом и семью. Что он полюбит этот мир и живущих здесь людей.

– О да. Вы лишь проглядели, что у него уже была семья, которую он любил сильнее, чем смог бы когда-нибудь полюбить волшебный мир.

– И это оказалось роковой ошибкой.

– Не сомневаюсь…

– Нет, ты не понимаешь, Северус, – Альбус снова взглянул в окно. – Пока не понимаешь. Очень важно правильно воспитать светлого волшебника, четко и ясно обозначить для него законы и рамки. На них он будет опираться, принимая решения, но беда в том, что они же могут превратить светлого мага в монстра, гораздо страшнее Волдеморта.

*

Камни превращались в пепел.

«…я вроде как ушел из дома. Можно войти?»

Обессиленно привалившись плечом к косяку, Гарри смотрит на Тома, обескураженно застывшего в дверном проеме. Его взгляд скользит по бледному, осунувшемуся лицу, спутанным, влажным волосам, и мокрой одежде, отмечая, что тело Поттера сотрясает мелкая дрожь, а глаза закрываются сами собой.

Пепел был повсюду. Застилал глаза. Душил. Это было почти больно.

«Мы с тобой, Гарри, истинные наследники Слизерина».

Образы, яркие и реальные, загорались в памяти: библиотека, приглушенный свет канделябров и дрожащие тени от свеч на стенах, запах чернил и старой мебели, скрип половиц.

«Что бы там ни взбрело в голову Тому, я всегда буду на его стороне».

Гарри рассматривал самого себя, сидящего на земле напротив Гермионы. Сколько им тогда было? Двенадцать?

«Что теперь ты будешь делать со своими громкими заявлениями?» – хотел спросить он у своей более юной версии, но картинка потускнела и рассыпалась, а на смену ей тут же пришла новая, и Том, иронично улыбаясь, взглянул ему в глаза.

«…без тебя эта жизнь не особенно интересная штука».

Как Дамблдор мог говорить, что всё это не имело смысла? Не имело значения? Что Том лишь сосуд без души? Для Гарри не было никого реальнее Тома. Это он был пустотой. Без Тома он был пустотой.

«…я лучше буду рядом, чтобы дать тебе хорошего пинка, потому что кроме меня ты все равно никого не слушаешь».

Ты и меня-то не слушаешь…

«Том, я доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было. Ты мне как брат, ты мой лучший друг, всегда им был и всегда будешь, и я думал, что ты тоже веришь мне…»

Пепел кружил в воздухе, и смешивался с туманом, оживляя тени, а те превращались в безумный калейдоскоп воспоминаний.

«Я верю тебе…»

*

– Вы недавно говорили, что свет не дает нам превратиться в чудовищ, – напомнил Снейп. – Так каким же образом этот же свет делает из мага монстра?

– Свет без тьмы выжигает всё вокруг себя. В своей чистоте он намного опаснее тьмы. Поверь, мир не знал бы диктатора страшнее светлого мага. Его нельзя испугать или подкупить, он не ведает страха, ненависти, зависти и алчности. То, что выходит за границы порядка, автоматически причисляется к злу и хаосу, – Альбус задумчиво уставился в свою треснувшую чашку. – А как известно, нет порядка идеальнее, чем смерть, – отстраненно протянул он. – Свет не чувствует милосердия и сострадания, – вырвавшись из капкана собственных мрачных мыслей, директор поднял взгляд на собеседника и улыбнулся. – Слава Мерлину, подобные преображения случаются крайне редко. Чтобы довести до такого светлого волшебника, нужно очень сильно постараться. К тому же я говорю сейчас о чистой, несформированной энергии.

– Выходит, если Поттер – абсолютно светлый маг, то он не испытывает чувств? – Снейп думал о вечно фонтанирующем эмоциями мальчишке. – Как такое возможно?

Словно в ответ на этот вопрос в памяти всколыхнулся равнодушный взгляд двенадцатилетнего мальчика, стоящего возле обездвиженной василиском ученицы Хогвартса и его спокойный голос: «…не могу нащупать пульс. Она умерла?» Разве могут дети в подобном возрасте настолько безразлично спрашивать о таком?

– О, нет-нет, – опровергая эти слова и мысли, сказал Дамблдор. – Все чувства Гарри настоящие и искренние. Как правило, к десяти-одиннадцати годам абсолютно светлые волшебники уже выстраивают некий каркас характера и личности. Поначалу их эмоции могут быть несколько примитивными и простыми, но наблюдая за окружающими людьми, они учатся чувствовать и постепенно начинают формировать собственные оценки. Они знают, когда злиться, когда радоваться. Они понимают, когда можно дать сдачи обидчику или заплакать. Они осознают тяжесть горя и огонь ярости. Сложность лишь в том, что их эмоции – это самодельный корабль, дрейфующий в океане безразличия и пустоты. Кроме внешнего мира им негде черпать примеры поведения, и если в характере не заложено некого шаблона или реакции, они ничего не испытывают. Никак не воспринимают происходящее. Не знают, как воспринимать.

– О… это, пожалуй, чертовки многое объясняет, – проворчал Снейп.

– Не сомневаюсь, – согласился Дамблдор. – Но помимо окружения, так же есть один важный фактор. Особенность, на которой в каком-то смысле формируется вся его личность.

– И это…

– Любовь.

«Ну безусловно».

*

Сквозь полупрозрачную пелену тумана виднелись стремительно рассыпающиеся стены крепости. Но Гарри не тревожило это разрушение. Куда важнее были воспоминания, проносящиеся перед глазами стремительной вспышкой света, так похожей на падающую звезду: коридоры Хогвартса, витражные окна, оранжевый диск солнца, плавно опускающийся за горизонт, раскрасив кроны деревьев в красно-желтые цвета, тепло огня в камине.

«Я надеялся, ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы догадаться – я ни за что не стану мешать или препятствовать тебе, я всегда, по крайней мере, выслушаю тебя…»

«… я всё это делал только ради тебя!»

Крик Тома эхом разнёсся в белом пространстве и стих, поглощенный мглой.

«Куда мы идем?» – тихо спрашивает Арчер, в то время как Гарри торопливо тянет его за собой по узкому тёмному тоннелю тайного хода.

Он жадно всматривался в каждый образ, в каждую тень и виток серой дымки. Здесь жило его прошлое. В каждом камне, падающем на землю, хранились мысли и чувства. Каждое видение, тающее и исчезающее, было частью его самого: горящие факелы, порывистый холодный ветер, бьющийся в окна и трепещущие тени на стенах, силуэт невысокого мальчика, выхваченный из темноты неярким светом, кровавые буквы на сером камне.

«…поверь, это что-то особенное!»

Магический огонёк на конце волшебной палочки Тома озаряет его восторженное лицо и пылающие нетерпением глаза. Усевшись поудобнее на кровати Гарри, он опускает на одеяло старую тетрадь в потертой обложке из чёрной кожи.

Воспоминание всколыхнуло в душе щемящую боль, тревогу и недоумение. Поттер отвернулся и от него, и от поврежденной стены, и от чувств, которые начали постепенно угасать и пропадать. Он шагал сквозь пелену тумана, сквозь тени и пепел, переступал рассыпающиеся на земле камни, а в молочно-белой дымке, поблекшие и далекие формировались и меркли миражи прошлого: маленькая, уютная комната, письменный стол возле окна, и он сам, сидящий на кровати Тома, привалившись спиной к стене.

«…чем людей пугает темнота? В ней может крыться что угодно. Во тьме можно заблудиться. Она слишком сложная… слишком запутанная».

«Свет проще, даже примитивнее, там нельзя ничего скрыть, нельзя спрятаться и нельзя потеряться».

Тогда почему он блуждает здесь, среди тумана и пепла в бескрайнем белом пространстве, не способный вырваться из лабиринта воспоминаний? И хочет ли он вырваться?

«Безумцу тьма не под силу».

Его шаги разносились в пустоте гулким эхом. Следом за ним, неотступной тенью, шел двойник.

– Если ты оберегаешь цитадель, то почему не остановишь меня? – спросил Гарри, не оборачиваясь и не сбавляя шага.

– Ты хочешь, чтобы я остановил тебя? – голос двойника раздавался отовсюду, и на мгновение пустота будто наполнилась холодным ветром, от которого мгла пришла в движение, расступаясь перед Гарри.

– Нет.

Больше двойник не произнёс ни слова.

«…у тебя не возникало мысли, что этот волшебный мир совершенно другой? Не такой, каким казался, когда мы только поступили в Хогвартс...»

Гарри бросил взгляд на тускнеющее воспоминание.

«О да, – подумал он. – Этот мир куда ужаснее, чем мы могли себе вообразить».

«...тьма и свет неразделимы, – шепнула скользнувшая мимо тень голосом Тома, – потому что одно не может существовать без другого».

«Если это так, то почему я всё ещё здесь?»

«А чего бы ты сам хотел?»

«Исчезнуть».

«…оставаться собой».

«Но я – это пустота».

*

– Откуда возникает привязанность в пустоте?

– В душе светлого мага с самого рождения существует безусловная любовь. Это чувство не направлено ни на что конкретное и до определенного момента весьма инертно. Но на каком-то этапе появляется нечто очень важное и дорогое. Это может быть человек, семья, дом, место, а иногда даже страна. И тогда любовь в душе светлого мага приходит в движение. Она наполняет всю суть его существования, придает смысл поступкам и питает его. Эта привязанность становится своего рода якорем. Фундаментом, на котором камень за камнем светлый маг возводит собственную личность. Якорь для светлого мага – центральная фигура всего его существования.

«Арчер», – холодея, понял Снейп.

– Воспринимая мир как свод законов и правил, светлый маг формирует свою реальность таким образом, чтобы якорь стал для него вектором, который будет направлять и удерживать его личность. Как только в жизни светлого мага появляется нечто настолько ценное, оно становится для него непогрешимой константой.

– Но если этот кто-то превращается в тирана и убийцу…

– Светлый маг примет это как норму. Научится принимать. Он не оценивает якорь с перспективы мира. Он оценивает мир с перспективы якоря.

– И сам он станет убийцей? – ужаснулся Северус.

– Не обязательно, – успокаивающе ответил директор. – Всё зависит от среды, в которой растет и развивается светлый маг. Некий каркас присутствует уже с самого раннего детства и с годами только растет и укрепляется. До того момента, пока не появляется подобная привязанность, светлый маг следует тем нормам, которые заведены в его семье или окружении. И если в основу заложена ценность и уважение к человеческой жизни, честность, порядочность и доброта, светлый маг примет их как правила. По мере взросления и приобретения опыта он, конечно, постоянно формируется и меняется, как любой человек. Но если в его жизни существует якорь, то в первую очередь именно он будет отправной точкой принятых решений и совершенных поступков.

Снейп обдумал слова директора.

– Арчер никогда не отличался добротой и человеколюбием. Если Поттер действительно выстраивал свою личность, отталкиваясь от его мировоззрения, то как вы можете быть уверены, что он останется на нашей стороне в грядущей войне? Раз он так зависит от мнения своего приятеля?

– Томас, несомненно, стал для Гарри тем самым якорем, о котором мы говорили, но это совершенно не означает, что он безропотно подчиняется каждому его слову, – уверил Дамблдор. – Основные качества, хоть и ослабленные влиянием Томаса, у Гарри есть. Он сострадателен, благороден и добр. В нём нет ни гордыни, ни зависти. Он способен на жертвы и на любовь. Этого в основном я и добивался.

Северус несколько мгновений молча рассматривал директора, вглядывался в спокойные голубые глаза и сцепленные замком пальцы. Все эти слова о тьме и свете так захватили его разум, что он только сейчас осознал гадкую истину, которая всё это время была прямо перед ним.

– О нет, – негромко протянул он. – Вы не этого добивались, Альбус.

*

Гарри сделал ещё шаг сквозь туман, оказавшись в залитой солнечным светом палате Больничного крыла.

Том со всей силой дергает на себя наволочку, пытаясь вытащить подушку из-под головы друга, слышится треск рвущейся ткани, и облако перьев взмывает в воздух. Потеряв равновесие, Арчер падает на пол и остается лежать там, заливаясь смехом, а Гарри в безмолвном негодовании медленно покрывается белоснежными перышками, которые плавно опускаются на его лицо и волосы, прочно застревая в буйной шевелюре.

«Очень смешно», – ворчит Поттер, стараясь сдержать улыбку.

Картинка потускнела и вместе с ней исчезло чувство беззаботной радости, а на смену вдруг пришел зимний холод, парализующий ужас и острие кинжала, направленное на Тома.

У Гарри перехватило дыхание.

Нет.

«Ничто не воспитывает силу духа лучше, чем потеря близкого человека», – Шакал плотоядно улыбается.

Поттер на миг встречается взглядом с Томом. В карих глазах отражаются страх и беспомощность.

«Гарри…» – кинжал срывается с места, лезвие глубоко вонзается в грудь Арчера.

– Нет! – упав на колени, он обхватил голову руками, пытаясь прогнать этот кошмар наяву. Он не хотел этого помнить, не хотел снова это видеть.

«Смотри, как он умирает, Гарри, – тени блуждали вокруг, словно голодные звери, и голову наполнял глумливый шепот Шакала. – Он умирает из-за тебя, и только ты будешь виноват в его смерти, разве это не прекрасно?»

Гарри закричал, вцепившись в собственные волосы.

«Нет, нет, нет, пожалуйста, нет!»

Зажав рану, он смотрит на собственные руки, испачканные кровью лучшего друга.

Это мгновение навсегда останется в его памяти.

Между деревьями движется серебристый силуэт некрупной лани, и с его губ вместе с облачком пара срывается тихий вздох облегчения.

Воспоминание угасло, оставив в душе горькое отчаяние и тлеющие угли животного ужаса, который казался таким реальным всего минуту назад. Сидя на коленях, Гарри медленно поднял голову.

Туман расступился. Перед ним высилась наполовину разрушенная стена цитадели.

Снова.

*

Несмотря на то, что сознание заволокла раскаленная добела злоба, голос слизеринского декана оставался ровным и тихим.

– Вы сами хотели стать этим якорем, не так ли? – Дамблдор смотрел на него, не произнося ни слова, на лице его не отражалось ни единой эмоции, это разозлило Снейпа ещё больше. – Вы надеялись, – почти прошипел он, – что забитый и нелюбимый ребёнок, оказавшись под вашим заботливым крылом, увидит в вас ту самую «центральную фигуру всего его существования». Непогрешимую константу. Спасителя и благодетеля. Вот почему вы всё спускали ему с рук и одобряли самоубийственные порывы всех спасать, – каждое его слово было наполнено ядовитым гневом. – Вам нужен был этот маленький оловянный солдатик, который будет слепо внимать каждому вашему слову и по первой команде пойдет на любые жертвы. Даже умрет во имя ваших идеалов, – губы Северуса скривились в презрительной усмешке. – Сильно же вы, должно быть, удивились, когда обнаружили, что Поттер уже нашел себе другой пример для подражания. И какой пример! – он фыркнул, с издёвкой глядя на старого волшебника, который так и не произнёс ни слова. – Тёмный Лорд! Тот, против кого вы так надеялись выставить Поттера на войне. Тот, борьба с которым должна была стать главной целью и предназначением мальчишки, обернулся смыслом его жизни.

Под конец собственной речи, Снейп едва мог говорить от кипящей ярости. Дамблдор, что странно, даже не разозлился.

– Я никогда не хотел превращать мальчика в солдата или марионетку, – устало сказал он. – И не думал, что он будет так несчастен со своими родственниками. Я знал, что они не позволят ему вырасти избалованным, и знал, что они научат его скромности, принятию и доброте. И я не планировал манипулировать им. Лишь хотел воспитать в нём благодетель.

– Удачно же у вас это вышло, – ядовито прокомментировал Снейп. – Так бездушно и расчётливо распоряжаться чьей-то жизнью… – он покачал головой. – Светлые маги и правда могут превратиться в чудовищ похуже Тёмного Лорда.

*

Выбравшись из-под тяжелого бархатного полога кровати, Гарри спихивает скомканную ткань на пол и шумно выдыхает, откинув со лба спутанную челку. На соседней кровати, скрестив ноги, сидит Том и с безобидным видом вертит в руках волшебную палочку.

«Ой, – невинно улыбается он. – Извини».

Рождество в Хогвартсе. Первое Рождество в его жизни, которое он не отмечал сидя в чулане под лестницей. Ощущение сказки и абсолютного, ничем не замутненного счастья до сих пор жило в его душе.

«С Рождеством!» – доносится до Гарри приглушенный смех Тома.

Он так ярко помнил тот день: праздничное настроение, украшенная гирляндами и разноцветными фонариками школа, огромная елка в Большом зале, подарки и поздравления, две одинаковые книги по «Искусству Анимагии», которые они с Арчером, не сговариваясь, вручили друг другу. Мантия-невидимка…

«Она принадлежала отцу? И она моя?» – с благоговением рассматривая свой подарок, он держит её так бережно, словно мантия может рассыпаться в любое мгновение. В груди разливается тепло.

Гарри забыл, как это – чувствовать тепло. В последнее время ему всегда было холодно. Холод неотступно следовал за ним по пятам со дня смерти Дафны… а может быть и раньше.

«Там сказано «используй разумно», – задумчиво протягивает Том, – …это же универсальное средство для нарушения правил».

«…и Снейп о мантии ничего не знает».

«Не знает».

Гарри и Том обмениваются долгими, красноречивыми взглядами.

«О да, мы разумно используем её».

*

– Ты вправе винить меня, Северус, – прямо ответил директор. – Но должен понимать, что я никогда не желал Гарри зла.

– Ну конечно. Свет ведь не способен воспринять свои поступки как нечто плохое.

– Мне не чуждо раскаяние, и я во многом ошибся, – тон директора стал тверже. – И я признаю это. Как признаю, что Гарри не следовало оставлять одного с его родственниками, пока он рос. Но мы не в силах изменить прошлое. Сейчас гораздо важнее избежать трагедий в будущем.

– Так что же случится теперь? – раздраженно спросил Снейп. – Когда пропал якорь?

– Если говорить в целом о психологии светлых магов, то теряя якорь, они, как правило, находят новую цель существования. По крайней мере, когда их личность достаточно сформирована и самостоятельна.