355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Люук Найтгест » И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ) » Текст книги (страница 7)
И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2018, 08:30

Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"


Автор книги: Люук Найтгест



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 46 страниц)

– Можно подумать, всё так плохо, – уже не слишком уверенно продолжил Лоренцо.

Юноша отвернулся от него, уставившись на разносчицу.

❃ ❃ ❃

В библиотеке царило удивительное оживление: наконец-то наступила весна, а это означало, что самое время начать точить мечи и готовиться к очередной войне. Конечно, всё было не настолько плохо, однако требовалось прокладывать новые торговые пути, а тут понятно каждому, что без крови не обойтись. Чернокнижники собирались не слишком охотно, являлись расслабленно и неторопливо, занимая свои места и устраиваясь с особым комфортом. Кто-то догадался вызвать прислугу и потребовать вино: после зимнего застоя разговор предстоял долгий, интересный, а к удовольствию и любопытству многих Господин выглядел неприлично довольным. Аметисты его глаз пылали, искры магии в них так и вспыхивали, завораживая. Чёрный шёлк его волос был собран на затылке бархатной бардовой лентой в тугой хвост. Кипенная рубашка подчёркивала бледность его лица. Плащ его покоился на высокой спинке кресла, в котором Гилберт восседал, закинув ногу на ногу. В общем и целом, он выглядел сытым и весьма миролюбивым хищником, и как никогда походил на своего деда – Сириуса IV, чей портрет висел у него за спиной. Наконец сборы были завершены, и Найтгест начал свою речь: сперва поздоровался со всеми, поблагодарил за прибытие, насторожив своей вежливостью. Он прервался, когда слуги стали разносить вино, а продолжил, лишь стоило последнему из них покинуть библиотеку.

– Коли мы, наконец, все здесь, следует обсудить планы на ближайшее будущее, – промурлыкал Гилберт, слегка покачивая бокал в руке и наслаждаясь несколько растерянными выражениями лиц своих подданных. – Элементалисты на востоке уже начали действовать и захватили одну из наших золотоносных шахт, ввели войска, и вот, там уже невозможно дышать от их стихийной магии. Их надо выкинуть оттуда. Лиам.

Мужчина в тёмном лёгком доспехе приподнял бокал и изогнул бледные губы в подобии улыбки. Светло-русые волосы его привольно разметались по плечам, скрытым плащом, обрамляя хищное вытянутое лицо до того худое, что кожа казалась прозрачной.

– Если вы не возражаете, Господин, – начал он, как только отпил вино из бокала, – я бы взял с собой Та́мику и Оскара.

– Никак нет, – спокойно отрезал чернокнижник, с удовольствием наблюдая за тем, как нахмурился Лиам. – Тамика нужна мне для иных задач, в частности, в Вуали. Но Вилджо́ можешь взять с собой. Надо же будет вам чем-то сносить стены.

Проглотив эту насмешку, Лиам изобразил подчинение и кивнул, снова приподняв бокал.

– После совещания спуститесь в подземелья к хищникам, выясните, какие из них готовы к бою. Самых опытных отзывайте с собой, иных оставьте, – продолжил Найтгест, обводя взглядом присутствующих. Библиотека будто наполнилась огромной стаей чёрных ворон. – Зепфинохо́р, ты поедешь с дипломатами к болотникам: нужно обновить соглашение между нами. Позволяю взять их за глотки.

Женщина в чёрном плаще с алой подкладкой покорно кивнула, слегка постучав ногтями по подлокотнику кресла. Гилберт хотел было продолжить, но взгляд его привлекла тихо приоткрывшаяся дверь. В библиотеку скользнул тонкий силуэт и почти сразу метнулся к стеллажам, торопясь спрятаться среди них.

– Арти, ты куда-то спешишь? – ласково окликнул вошедшего Найтгест, и тот замер, уложив руку на полку.

Человек вышел из тени, остановился, опустив взгляд на собственные ноги. Белоснежные волосы были немного растрёпанными, как если бы юноша прямо из постели направился сюда. Туника оголяла его выделяющиеся ключицы и лебяжью шею, сплошь и рядом покрытую синяками, засосами, кровавыми следами от клыков. Тёмные облегающие брюки были заправлены в высокие сапоги со шнуровкой. Бинты перехватывали его лицо, кое-где на них проступила кровь.

– Иди сюда, – уже не так мягко, с лёгким намёком на приказ в голосе произнёс Найтгест, и Артемис, поколебавшись пару секунд, двинулся мимо чернокнижников к своему господину.

Те провожали его полными любопытства взглядами, некоторые смотрели с непониманием, Лиам и вовсе приподнялся в кресле, затем уставился на Гилберта как на сумасшедшего.

– Господа, позвольте вам, наконец, явить, – растянув губы в хищной улыбке, Гилберт поднялся со своего места, обнимая Акио за талию и крепко прижимая к себе, – Артемис Акио. – После поднявшейся волны шепотков, он добавил: – Младший. Загадка с исчезновениями наших людей нашла свой ответ. Познакомьтесь с тем, кто убивал ваших коллег.

Довольный произведённым фурором, Найтгест опустился обратно в кресло и выжидающе глянул на своего фаворита. Единственный открытый сейчас глаз был наполнен жгучей ненавистью, губы были сведены в тонкую линию.

– Чего ты ждёшь? – ласково поинтересовался Найтгест, проведя ладонью по бедру Акио. – Садись.

Прикусив губу, Артемис осторожно, точно опускался в лаву, присел на колено к Гилберту спиной к нему.

– Не так, – тихо прошипел мужчина и слегка развёл бёдра. Акио напрягся, затем медленно обернулся и опустился на его колено, оседлав, тут же крепко зажмурившись. Довольно хмыкнув, Гилберт приобнял фаворита за талию и тесно притянул к себе, заставляя прижаться, уткнуться лицом в собственное плечо. Он с удовольствием вслушивался в напряжённое сбитое дыхание Артемиса и его едва слышные, судорожные вздохи, когда он приподнимал колено, надавливая им между ног любовнику. – Итак, – словно ничего этого не происходило, заговорил Найтгест, подняв взгляд на чернокнижников, – также следует понять, что за излишняя активность оборотней. Их владыка слишком часто начинает стычки с тёмными эльфами, и мне это абсолютно не по вкусу. Люук, возьми с собой За́уэра и поезжайте к господину де’Мос. Поглядим, что он может нам сказать в своё обеливание. Как заключите соглашение, возьмите у него десяток бутылок вина. – Беловолосый оборотень с улыбкой кивнул и мурлыкнул, оборачиваясь к своему напарнику и продолжая прерванный негромкий разговор. – Тамика, найди себе спутников и сегодня же выезжай в Вуаль: некроманты слишком затихли, а нам необходимо их немедленное пополнение для схватки с элементалистами. Попинай своего племянника, пусть наладит связь с Инферно и в тот же час отчитается мне. Айли, ты отбываешь со мной в Белый замок. Всем остальным – назначиться между цитаделями и начать подготовку к наступлению. Совет окончен.

Все зашевелились, зашуршали плащами, поднимаясь со своих мест и удаляясь из библиотеки. Осталось лишь трое: Лиам, чернокожая девушка с алыми глазами и высокий лысый мужчина, похожий на свирепого медведя.

– Лиам, Вилджо, Тамика, – мягко улыбнулся чернокнижник, поглаживая напряжённого Артемиса по спине и ягодицам – с особым усердием, – в чём дело?

– Где ты его взял? – смерив подрагивающие плечи Акио любопытным взглядом, поинтересовался Лиам. – И знает ли Господин об этом?

– Конечно знает, – нервно дёрнул плечом, за которое его укусил Артемис, Гилберт. – Он помог мне в поисках. Это всё? Я бы хотел заняться своими делами.

– Собираешься сделать себе цепную собачку, Гил? Помнится, твой дед поплатился за такое тщеславие, – проворковала девушка, как-то неуловимо оказавшаяся за его спиной. Она протянула руку и приподняла голову Акио за подбородок. На лице его выступил румянец, губы покраснели от того, как он их яростно кусал. – Какой экземпляр! Чистый, сильный! Не хочешь отдать его мне, когда закончишь с ним?

– А с чего ты взяла, что я с ним думаю заканчивать? – в голос чернокнижника прокрался холод зимней вьюги, он схватил вампиршу за кисть и крепко сжал её. – Кто позволил тебе его касаться, Тамика?

– Какие мы нервные, – удивлённо вскинула брови она, второй рукой пробегаясь по волосам Гилберта. – Но я всё ещё заинтересована тобой, малыш, не ревнуй.

Ловко высвободив руку из хватки Господина, она махнула мужчинам, призывая их на выход. И стоило библиотеке опустеть, как Гилберт мигом поднялся, подхватывая Артемиса прямо под ягодицы и направляясь со своей ношей к длинному отполированному столу. Опрокинув на него Акио, чернокнижник склонился к и без того повреждённой шее и выпустил клыки.

– О чём они говорили? – силясь хоть как-то отдалить неминуемое, спросил Акио. – Что за «Господин»?

– Тебя это не касается, – резче обычного отозвался Найтгест. У него была привычка рассказывать Артемису обо всём, он охотно отвечал на все его вопросы, но сейчас словно заледенел.

Найдя чистое место на шее, Гилберт медленно погрузил в него клыки, и тело под ним крупно задрожало, руки Акио метнулись к крепкой спине. С губ Артемиса сорвался хриплый напряжённый стон, он впился пальцами в плащ Гилберта, выгнулся под ним. Утолив свою жажду, Найтгест неторопливо отстранился, с ухмылкой смотря на мелко дрожащего любовника. Глаза альбиноса были прикрыты, ресницы едва заметно трепетали, раскрытые губы влажно маняще поблескивали в бледном свете. Выпрямившись, Найтгест щёлкнул пряжкой ремня, и Акио вздрогнул от этого звука, как от удара кнута. Он приоткрыл глаза, мутным взглядом оглядывая мужчину перед собой и невольно чувствуя искры желания в собственной крови: вампирский афродизиак действовал быстро, и всякий контроль исчезал. Понимая, к чему всё идёт, он медленно приподнялся и сполз со стола, под довольным взглядом чернокнижника опускаясь перед ним на колени. Процедура была унизительна, Артемису хотелось вопить в голос от негодования, но сил не было после ночной вспышки Гилберта. Он попытался покончить с собой, воспользовавшись тем, что хранитель потерял контроль, и был на этом пойман. Теперь руки болели, кости Найтгест срастил, но не до конца, позволяя фавориту чувствовать отголоски своего гнева. Медленно высвободив плоть мужчины из плена ткани, Акио плотно зажмурился, перебарывая желание до крови вцепиться зубами в возбуждённый орган. Приоткрыл губы, впуская в себя горячее естество, вздрагивая от каждого прикосновения чернокнижника. Он смотрел на это с едва заметной, довольной усмешкой, запуская пальцы в волосы альбиноса, перебирая их, наслаждаясь шёлком под ладонями. Артемис слишком торопился, старался доставить удовольствие и наконец сбежать в дебри библиотеки, но такой расклад не устраивал Гилберта. Тем более если учитывать, что от чрезмерных стараний швы на лице юноши разошлись и теперь кровили. Мягко отстранив от себя любовника, он приподнял его лицо за подбородок, вглядываясь в пустые от страха и афродизиака глаза. Не такого Артемиса он желал видеть с собой, не такое выражение лица пленило его сердце.

– Ты сделал себе хуже, – холодно обронил он, поднимая Акио с пола.

Но ноги его не держали, колени тщательно пытались согнуться, крупная дрожь сотрясала тело Охотника. Вернув брюки на положенное им место, затянув ремень, Найтгест поднял Артемиса на руки, глядя, как он тут же, запрокидывая назад голову, впивается пальцами в его плечи, приоткрывает губы в безмолвных сладостных стонах нетерпения. Вот только желание его было фальшивым. Гилберт медленно склонился к изуродованной шее и снова запустил в неё клыки, забирая собственный «яд» и возвращая мысли Артемиса на положенное им место. Фаворит на миг напряжённо выгнулся, засипел, а после обмяк на сильных руках. Качнув головой, он вышел из библиотеки и, поднявшись на этаж выше, вскоре зашёл в собственный кабинет. Там он усадил в соседнее со своим кресло Артемиса, медленно снял с его лица повязки. Щека его, рассечённая от уголка глаза до основания челюсти, покраснела, опухла, а швы гноились. И в ещё совсем свежей ране ворочалась тьма, часть его собственной тени. Гилберт никогда не был силён ни в медицине, ни в красноречии, но попытки овладеть этими сложными искусствами всё же имели место быть. С кончиков пальцев сорвались крохотные искры, напоённые аметистовым свечением, заскользили по ране, а затем, узнав тень хозяина, споро заплясали под кожей, изгоняя боль. Краснота и опухлость медленно сошли на нет, но на этом целительство было окончено. Если этот строптивый мальчик хочет, чтобы всё заросло, то должен сам этому способствовать, а не надеяться на сомнительных спутников прямиком из Пустоты. Заменив бинты, чернокнижник опустился в рабочее кресло и занялся своей непосредственной работой: проверял доклады, выписывал приказы, распоряжения, – в общем, делал всё то, что ненавидел более всего. По его мнению, Господин должен как минимум находиться со своими людьми, сражаться в первых рядах. А он со своей магией протирает штаны в кабинете, потому что старейшины ещё не решили, что им дороже – мир или правила. «У тебя нет наследника или преемника!» – вопили они в один голос. Хотелось бы ему, чтобы они попробовали уломать его фаворита хоть на что-то, не то что на женитьбу и ребёнка. Бормоча себе под нос яростные проклятия, Гилберт быстро и резко скользил чернильным кончиком пера по пергаменту: почерк у него был угловатый, узкий, несколько грубый, но никто ничего против этого не говорил. Да и куда им!

Заработавшись, он и не услышал, как в соседнем кресле едва пошевелился Акио. Артемис задышал чаще, приоткрыл всё ещё мутные глаза и с удивлением обнаружил, что его вовсе не насилуют во все доступные отверстия, да и ни следа афродизиака он не чувствовал. Рубец больше не болел, точнее, уже не сводил с ума своими воплями при каждом мимолётном движении губ. Чернокнижник сидел совсем близко, несколько близоруко склонившись над свитками. Перо в его руке торопливо поскрипывало, выводя символы на тёмном как ночь пергаменте. Чернила тускло вспыхивали и белоснежными пылинками отпечатывались на нём. С губ Найтгеста срывались беспрестанные ругательства всякий раз, как он брал в руки очередной свиток и разворачивал его. Глядя на его пальцы, на профиль, на изгиб губ, Артемис не мог думать о чём-то другом, и это выводило из себя. Пока Гилберта не было рядом, жизнь начинала казаться адом, но только он показывался на глаза, как в голове образовывалась пустота. И лишь стоило Найтгесту заговорить, ехидно сощуривая один глаз и приподняв бровь, как заскорузлая ненависть поднималась в груди. Когда жизнь наладилась, когда Акио только поверил, что счастье есть, как явился он. Сломал всё то, что Артемис так кропотливо строил. Но сейчас Акио было не до того. Он смотрел на губы мужчины и вспоминал их на собственной коже, прикосновение клыков к артерии, почти ощущал его ладони на своих бёдрах. Жар распространился по телу лукаво, незаметно, и вот Акио уже чувствовал, как мурашки бегут по телу и завязываются в паху тугим, мучительным желанием. С трудом проглотив ком, вставший в горле, он медленно поднялся со своего места, сделал неуверенный шаг к столу и коснулся его кончиками пальцев. Он помнил, что чернокнижник не любит, когда его отвлекают от работы, пусть и такой нудной, как разбирательство с кипой бумаг. Однако желание было так возмутительно сильно! Только когда Артемис присел на край стола, Найтгест заметил его, выпрямился и отложил перо. Не дождавшись чего-либо от фаворита, он в свойственной ему манере изломил левую бровь:

– Да?

– Я, – Артемис запнулся и поглядел в другую сторону. Бархат губ Найтгеста, его прикосновения оживали в памяти.

– В чём дело, Артемис? – Найтгест едва заметно улыбнулся. – Ты что-то хотел?

– Да, – тихо пробормотал Охотник, впрочем, весьма смущённым образом.

– Я само внимание.

Акио вдохнул поглубже, но так и не смог выдавить из себя ни звука, но вместо того встал на ноги, обогнул стол и приблизился к брюнету, затем медленно опустился на его колени. Под несколько удивлённым взглядом вампира он потянулся, обвил руками его шею, тихо проговорил возле его уха:

– Я хочу тебя, Гилберт. Безумно.

Сказать, что Найтгест удивился – ничего не сказать: чтобы не поднять брови, он приложил столько сил, сколько в последний раз прикладывал пару лет назад, чтобы не убить этого самого альбиноса, когда узнал о его делах с изгнанниками. Но чернокнижник понимал, что сейчас Артемис находится в щекотливом положении. Вряд ли он воспылал внезапной любовью, зато искренне признал, что испытывает желание, а может, это оно его испытывает всеми силами. Найтгест не стал говорить что-то по этому поводу, но, откинувшись на спинку кресла, слегка приподнял вторую бровь, не переставая чуть улыбаться. Поглядев на эту лукавую усмешку, Акио вспыхнул, поджал губы, а затем, нахмурившись, сам подался вперёд, обхватив ладонями лицо мужчины и прижавшись к его губами собственными. Ему казалось, что чародей придумал новую пытку и теперь пробует её. Но в этот момент Гилберт отозвался, запустил пальцы в волосы юноши, притискивая его к себе. Акио знал, что потом будет ненавидеть себя, корить, но сейчас ему было всё равно. И всё же Гилберт не выдержал и, когда юноша прервал поцелуй, лукаво и тихо проговорил:

– Ты же знаешь, что я не люблю, когда меня отвлекают от дел.

– Знаю, – с придыханием отозвался он, – и мне плевать. Так глубоко плевать.

Найтгест ничего не сказал на это, но ехидно сощурился, всем своим видом говоря: «Плевать-то тебе может быть как угодно глубоко, но я не упущу возможность напомнить тебе об этом». И, пусть Артемис дрожал от желания, пусть в груди ещё ворочалась холодная ненависть, он чувствовал себя на удивление уместно, правильно, когда прикасался к этому мужчине. Плащ чернокнижника быстро покинул его плечи, следом отправилась и рубашка, вот только Акио никак не мог вспомнить, когда же сам оказался раздетым. Найтгест метнулся вперёд, опрокидывая любовника на стол, единым движением сметая с него все документы, что ещё пару минут назад казались такими важными. Сейчас это были лишь бумаги, меркнущие перед его фаворитом, раскинувшимся на столе в истинном порыве страсти. Он дрожал, впивался в плечи и спину чернокнижника пальцами, оставляя алые следы царапин. И не сдержал сладостного стона, когда плоть мужчины проникла в него, когда ладони крепко стиснули ягодицы, разводя их в стороны. Казалось бы, лишь этой ночью он утопал в страсти и ярости чернокнижника, молился, чтобы пытка прекратилась, давился слезами, а теперь жаждет этих прикосновений. Этого опаляющего пламени, восторга от власти, которую на него выливает этот мужчина. Огненное удовольствие растекалось по его венам, когда Гилберт приникал к нему всем телом, двигаясь сильно и впечатываясь в него. Его плоть дарила в равной мере боль и томное блаженство, оглушающие и великолепные. От них туманился разум, губы и язык пересохли, и Акио в иступлении тянулся за поцелуем, хотя прежде скорее бы удавился, чем поцеловал Найтгеста. Чернокнижник замер на несколько мгновений, с некоторым сомнением смотря на Охотника, из строптивого гордеца превратившегося в податливого и даже нежного любовника. Но, уловив мольбу во взгляде, прильнул к приоткрытым губам, врываясь в горячий рот языком, обводя им зубы, поддразнивая и вызывая стон за стоном. Акио сам покрепче обхватил его за талию ногами, подаваясь его движениями навстречу, оставляя на спине разгорячённые узоры дрожащими пальцами и ладонями.

Он желал этого так сильно, что невольно испугался. А если сошёл с ума? А если это очередные чары? Нет, нет, такого быть не может. Пусть Гилберт и подчинил его своей воле, до подобного этот гордый мужчина никогда не опускался. Да, он легко брал силой, если желал, не стал бы церемониться и ждать чуда, только чтобы получить своё. Но иллюзии и обман претили ему, его негласному кодексу чести. Это Артемис понимал как прописную истину. Юноша задохнулся криком возмущения, когда чернокнижник отпрянул, покинув его тело, а затем резко сорвал со стола и поставил к себе спиной. Водопад кровавых жадных поцелуев обрушился на его плечи и лопатки, заставляя изогнуться и опереться на стол, чтобы не рухнуть. Слишком чувствительная зона, пожалуй, чересчур, сейчас была открыта перед Найтгестом как книга, и он читал её с толком и расстановкой. Каждый шумный вдох юноши оглаживал его слух, каждый стон служил наградой. Мужчина обнял Артемиса поперёк груди, прижав к себе и чуть навалившись сверху, и тот на удивление покорно прогнулся в спине, а когда обернулся, кинув опаляюще молящий взгляд, все предохранители сорвало.

Это безобразие должно принадлежать лишь ему одному! Гилберт втолкнулся, пожалуй, излишне резко, колени Акио подогнулись, и он упёрся бы лицом в стол, если бы не сильная рука чернокнижника, не дающая сорваться в пропасть. Беспощадные размеренные движения, до боли сладкие прикосновения одно за другим плавили Охотника изнутри. Пальцы его судорожно впились в край стола, он призывно прогнулся в спине, а затем толкнулся навстречу мужчине бёдрами, едва не задохнувшись вырвавшимся стоном.

– Ты мой, – прошипел Гилберт, склонившись к затылку юноши и зарывшись в густые волосы лицом, чтобы затем прикусить их и встрепать. – Мой. Полностью.

Акио распахнул глаза, гневно сжал губы, пальцы его стиснули стол до светлых царапин на лакированной поверхности. Из груди его вырвалось рычание, и он мотнул головой. Чернокнижник бархатно рассмеялся, запустил пальцы в белую шевелюру и плавно, со вкусом намотал её на кулак, чтобы затем с силой дёрнуть на себя. Удовольствие сменилось болью, Артемис стиснул зубы, пытаясь подавить инстинктивный страх, удавить на корню порыв закрыть голову руками, попытаться вырваться. Плоть мужчины врубалась в его тело, причиняя нестерпимую муку и наслаждение, от них дрожали колени, а по телу волнами проходили судороги. Руки против воли рванулись вверх, он попытался высвободиться из хватки чернокнижника, но тот перехватил бледные кисти и стиснул их до хруста. Заскулив, стиснув челюсти, Акио уткнулся лицом в стол. «Это не моя боль, – как заведённый шептал он себе под нос, вздрагивая от сильных движений мужчины. – Она не принадлежит мне. Это не моя боль». Разрядка показалась ему спасением, он распластался по столу, не в силах и дальше стоять на содрогающихся ногах. Семя наполнило его задницу, но и в этот раз Охотник стерпел, сжав губы. Гилберт отпустил его волосы и кисти, опёрся ладонями на стол по бокам от содрогающегося тела.

– Ты мой, – повторил Найтгест, склоняясь к самому уху юноши. Глаза чернокнижника пылали, он не торопился покидать его или отстраняться. – Весь и без остатка.

– Нет, – коротко и жёстко отрезал Акио.

Чародей рассмеялся.

❃ ❃ ❃

На стол опустилась глубокая деревянная тарелка, полная красных варёных раков, исходящих ароматным парком. Рядом разносчица поставила блюдо с жирной рулькой, так и соблазняющей предаться чревоугодию и вкусить все свои прелести. Пузатый бочоночек эля и две высоких кружки оказались куда более конкурентноспособными: Лоренцо разлил сладкий холодный алкоголь, и они молча чокнулись. После нескольких минут смурного вливания в себя эля, Акио оживился и первым набросился на еду, только осознав, как ужасно проголодался.

– На самом деле, – задумчиво протянул Лоренцо, вскрывая рака и принимаясь с особым упоением выгрызать сочное мясо, – Гилберт – славный малый. Ты даже не представляешь, что здесь до него творилось.

– О, упадок империи, её сердцевина захворала от лени и взяток, начала гнить, – с видимым сарказмом протянул Акио, вскинув ироничный взгляд к потолку, – но пришёл мудрый владыка, и всё вдруг стало хорошо.

Чернокнижник смерил мальчишку прохладным взглядом, и тот ощутимо содрогнулся, поняв, что невольно задел больную мозоль. На некоторое время вновь за их столиком воцарилось молчание, и снова его прервал дрессировщик, когда закончил терзать зубами горячий шмат прожаренного мяса.

– Место Госпожи должна была занять мать Гилберта, но тут нарисовался Ке́дзин. Откуда явился этот задохлик – непонятно, как умудрился очаровать такую женщину – тем более. Я бы на её месте просто выставил такого кавалера вон. Пока… – мужчина запнулся, бросил быстрый взгляд на Артемиса, но тот был слишком увлечён очередным раком, чтобы обратить на это внимание, – Хранитель был занят своими делами, этот проходимец умудрился жениться на Бьянке и таким образом получить право наследия звания. Никто даже не предполагал, что он сможет пройти испытание, что за́мок его признает. Но каким-то чудом ему это всё же удалось сделать. Некоторые до сих пор думают, что здесь не обошлось без пары контрактов с демонами. Кедзин показал себя претенциозным, хватким, и сперва все радовались, что наконец-то всё будет как прежде.

– А как так вышло? – подал голос Акио, прерывая рассказ. – Ну, я думал, у вас тут наследник только по крови или по силе. Ты же говоришь так, словно он свалился с бухты-барахты и при этом не был слишком силён.

– Как тебе сказать, – Минор повёл плечом, затем отхлебнул эля и уставился в почти опустевшую кружку, чтобы затем наполнить её. – Он тоже Найтгестом был, так сказать. Сам понимаешь, седьмая вода на киселе. Возможно, даже какой-то озлобленный бастард. И если вдруг женщина оказывается наследницей, то ей не будут пытаться ставить препоны. К чему бы? Покажет себя лучше остальных претендентов, если они вообще будут, то быть ей Повелительницей. Но если вдруг появится мужчина, который на ней женится, то, скорее всего, именно он станет править балом. В истории немало таких случаев, но это не значит, что именно так всё и будет складываться: законов для подобного нет, – дождавшись, пока Акио кивнёт, Минор продолжил: – А потом Кедзин пустил всё по одному месту. Когда родились их близнецы, он будто с катушек съехал, стал всюду искать подвох, озлобился на всех и вся и стал развязывать войну за войной. По большей части неудачно. От бесконечных контрибуций казна сильно поистощилась, союзы трещали по швам. Поговаривали, будто наследник вот-вот войдёт в возраст, когда сможет занять его место. Ты не представляешь, какие это были отвратительные времена, – Лоренцо поморщился так, будто съел целиковый лимон. Лицо его помрачнело. – Поговаривали даже, что мы были близки к тому времени, когда чернокнижников гнали отовсюду, в те годы, когда мастеров нашего дела было единицы. Да нас в открытую осмеивали и даже не пытались прикрыть это! Я тогда был совсем зелёным мальчишкой, заканчивал академию, не мог на глаза показаться здесь, чтобы не столкнуться с кем-то. Были и драки, пару раз в меня пытались кидаться тухлятиной. – Мужчина мрачно замолк, и тут глаза его стали совсем чёрными. Акио не отрывал от него взгляда, даже дыхание затаил. – А потом внезапно Гилберт предъявил свои права. Да как! Однажды все чернокнижники получили приглашение в Умбрэ, на Озёрную площадь. О, что это был за день! Здесь было не продохнуть от наших братьев. Весь город просто чернел, и ни одна шавка не смела нас облаять даже издалека. Приближённым правящей династии улыбнулась удача видеть всё вблизи, почти как я сейчас тебя вижу. Тогда ещё зима была, благодать, тишина. Озеро замёрзло, и в центре его – эшафот. Смотрю: ба, да я же этого мальчишку несколько лет назад пытался на экзамене по экономике переплюнуть! И с ним лекции слушал, с ним пил на студенческих вечерах. И стоит, смотрит на нас на всех, а мы в ответ пялимся, как троглодиты на новые пещеры. Говорит, так и так, господа милые, зовут меня Гилберт Найтгест, и я заявляю своё право на звание Господина чернокнижников. Тут на эшафот взводят Кедзина. На нём живого места не было, клянусь! В синяках, кровоподтёках, струпьях, ожогах, переломанные руки за спиной в цепях. Идёт, спотыкается, рожу не поднимает. Этот ублюдок посмел изнасиловать свою дочь, а они с Гилбертом были не разлей вода. Девочка у него на руках умерла. И он всё это рассказывает: как отец его запрятал в подземелья подальше от всех, как издевался над ней и младшим сыном. Как нашёл их в спальне, как этот… этот… насиловал уже холодный труп дочери. Я думал, что собственными руками тогда оторву ему голову. Но Гилберт спокойно повернулся к нему, расковал, а затем бросил в толпу. Никто даже не подумал поднимать этого урода – забили до смерти: без клинков, без магии. Просто каждый подходил и разок от души пинал. А Гилберт наблюдал за этим. Через неделю он прошёл испытание, и всё стало как надо. Конечно, и у него бывали неудачные годы, но теперь всё как нельзя лучше. Поглядел бы я на того смельчака, который вздумает сказать чернокнижнику, что он никчёмная тряпка.

Охотник молча отпил из своей кружки, затем вяло пожевал мясо рака. Тихо вздохнув, юноша тряхнул головой, откинулся на спинку скамьи и поднял на Минора пустоватый взгляд.

– Когда-нибудь кто-то зайдёт в его спальню и увидит, что он насилует мой труп. Но тогда ни один из вас даже не подумает роптать, – Артемис говорил тихо, едва различимо, но по коже дрессировщика поползли ледяные мурашки. Лицо юноши оставалось непроницаемым. – Вы сменили шило на мыло, Лоренцо. А меня такое не устраивает. Если Гилберт и умеет быть хорошим, то не со мной. И я не буду дарить ему такую роскошь.

Смотри на меня, когда я говорю,

Я склонюсь к тебе и повторю,

Ты побежишь куда я укажу,

И скажешь то, что я тебе скажу.

Заплачешь, если я обижу,

Возненавидишь тех, кого я ненавижу,

Улыбнешься, если я улыбнусь,

А если убьешь меня, я тенью вернусь.

Комментарий к Глава 3: Пряник и кнут

* Mândrie (рум.) – Гордыня

========== Глава 4: Аккомпанемент ==========

Пальцы сломаны, но я ещё живу.

«Сволочь, дышит!» – и коленом в спину.

Менестреля ветер не покинет

Даже в вашем человеческом аду.

Дайте, я сыграю о войне,

Только правду, ту, что видел рядом.

Снова сердцу стало холодней,

Ведь они сожгли мою гитару.

Погода стояла прекрасная, прямо-таки достойная запечатления: высоко в чистых небесах горело жаркое солнце, любвеобильно поливающее своими тонкими лучами землю и травы; бледная дымка облаков опасалась застилать небесное светило и скользила где-то поодаль, подобная пушистому боа. Лёгкий щекотный ветер гулял по земле, изредка заглядывая сквозняком в неподвижный замок, принося несказанное облегчение. В такие великолепные дни, нежно любимые студентами академии, да и вообще всей молодёжью, чернокнижники преисполнялись скорбью и ненавистью ко всему живому. А особенно к собственным тёмным одеждам, в которых схватить солнечный удар было проще, чем убить троглодита. Эти хотя бы сопротивляются, а чёрные плотные ткани наоборот податливо впитывают излишнее тепло. Многие окна Чёрного замка оказались нараспашку, не были исключением и ставни в кабинете Господина чернокнижников. Ему-то было плевать на жару: его мёртвая сущность с охотой принимала тепло и рассеивала излишки. Но всё равно плащ его валялся в соседнем пустующем кресле, а верхние пуговицы рубашки оказались вольно расстёгнуты. Пышная копна волос подобрана в забавный высокий хвост, открывающий всем сквознякам шею и плечи. В такое время меньше всего хотелось заниматься делами государственной важности. С куда большей охотой Найтгест бы сейчас искупался в озере или предпринял очередную попытку захвата одной неприступной ледяной крепости. Гилберт бросил перо, откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Искусно нарисованная на нём политическая карта не давала расслабиться и напоминала о том, зачем он вообще протирает брюки в этой клетке. Крепости (чужие и свои) были изображены там все до единой, временами чернокнижник развлекался тем, что кидал в неё метательные ножи. Но после того, как один из отколовшихся камешков попал в бокал вина Повелителя элементалистов и это разбило надежды на подписание мирного договора, Найтгест остался и без этой крохи веселья. Сейчас по карте скользили небольшие клочки теней, огоньки и листья, передавая примерное расположение войск и разведчиков. Вот только одного замка, который он желал занять, здесь не было. Его твёрдые стены не смог бы взять ни один таран, ни одна осадная машина не смогла бы забросить за них снаряды. Стоило начать делать подкоп, как навстречу лилась кислота, а мирные переговоры заканчивались тем, что Гилберт чувствовал себя политым кипящим маслом и при этом истыканным тысячей стрел. Стальная спица под ключицей не давала покоя, пробиралась всё глубже. Впервые все его стратегии, тактики, планы терпели сокрушительное поражение одно за другим. «Что я делаю не так?» – задавался немым вопросом Найтгест, понимая, что война либо стоит на месте, либо он начинает сдавать позиции. С тем же успехом он мог бы попробовать разнести голыми кулаками Чёрный замок. И то, подобная практика возымела бы куда больший эффект, чем то, что он на самом деле делал. Эту крепость строили двадцать семь лет от силы, но лучше он в своей жизни ещё не видал. Столько тайных переходов, закоулков, что всех секретов ни за что не узнаешь, бродя по ней и тысячу лет. Они будут появляться снова и снова вместе с ловушками, тупиками и бескрайними безднами. Если только магия…, но и она может пропустить его только во двор, не даст проникнуть в самое сердце этой загадки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю