Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 46 страниц)

– Да лучше уж я буду Чёрный замок вылизывать, чем отправлюсь за опытом куда-то ещё, – мрачно шутили выпускники.

Некоторые на самом деле выбирали подобную участь. Когда товарищи стали подниматься по лестницам, Акио слегка забеспокоился.

– Куда мы идём? – поинтересовался он, перешагивая через две ступени.

– К Господину, – просто отозвался Минор. – Надо же тебя отпросить. Да и вдруг он тоже хочет расслабиться.

– Он каждую ночь расслабляется, – огрызнулся Акио, невольно поёжившись от перспективы выпить вместе с Гилбертом. Чернокнижник и без того иногда творил дикие вещи, а если ещё и опьянеет… От этой мысли его всего передёрнуло. – И чёрта с два он меня отпустит. Мне запрещено покидать территорию Чёрного замка.

– Вот и посмотрим, – ухмыльнулся Лоренцо, а затем выразительно постучался и взялся за кольцо.

– Мог бы и не стучаться, – раздался прохладный голос из-за дверей, и они прошли внутрь. Найтгест будто прирос к своему креслу и перу: одно без другого явно не могло существовать. Мужчина неохотно поднял голову и оглядел вошедших мало заинтересованным взглядом. – Что опять случилось?

– Ничего. Мы хотим съездить выпить, – открыто улыбнулся Минор, по-хозяйски устраиваясь в кресле и закидывая ногу на ногу. Артемис замер за его спиной, тщательно не глядя на любовника. – Смотаемся в столицу и обратно. Покажу Артемису пару хороших мест, рассла…

– Нет, – отрезал вампир и уткнулся в свитки, принимаясь ими шуршать, как огромная мышь в подвале.

– Да брось, Гил, ничего с твоим мальчиком не случится, – широко ухмыльнулся дрессировщик, как будто объекта разговора не было рядом с ними. – Всего разок в столицу смотаемся. Я же не буду собирать вечеринку в своём загородном доме.

– Что в слове «нет» тебе непонятно? – тон Гилберта говорил о том, что он вовсе не шутит. – Он никуда не поедет.

– Да что ж ты как наседка, право слово! – возмутился Минор, нахмурившись.

– Потому что я знаю, на что ты способен.

– Можно подумать, ты чем-то лучше, – внезапно встрял взбешённый Акио, впившись пальцами в спинку кресла. – Ты уже сделал всё, чтобы посадить меня на поводок: изуродовал, заставляешь унижаться, а теперь…

– Ты хочешь след от его кнута на всю спину? – не повышая тона и не поднимая головы, поинтересовался Гилберт. Лоренцо поёрзал и поджал губы. – Хочешь очнуться пьяным и едва живым? Хочешь не очнуться совсем, если он не сможет овладеть собой? Или, может, хочешь, чтобы тебя изнасиловали на замызганной улочке и оставили погибать? Чтобы я искал тебя неизвестно где?

– А ты будешь? – горько ухмыльнулся Артемис. – Пошлёшь своих прислужников, и дело с концом.

– Хватит, – прервал их перепалку Лоренцо и поднял перед собой руку с мерцающим сапфировым кольцом. – Я клянусь, что с Артемисом ничего не случится – ни по моей воле, ни против неё. И скорее уж я умру, чем позволю кому-то навредить ему словом или делом. Даже если то будет сам Повелитель.

Тени взметнулись, закружились по кабинету и схлопнулись вокруг его шеи, затем медленно истаяв. Найтгест соизволил поднять голову и строго глянул на него. Это было серьёзное заявление. Весьма.

– Ты готов положить за него голову на плаху? – откинувшись на спинку кресла, поинтересовался Гилберт.

– Да, – обстоятельно кивнул дрессировщик, а затем встал с кресла. – Идём, Артемис, прокатимся с ветерком. Покажу тебе своего жеребца.

Акио едва не бегом покинул кабинет Господина, пока тот не передумал и не решил подложить ещё какую-нибудь свинью. Конюшни оказались весьма любопытным местом, одним из самых красивых, что юноше покамест доводилось видеть. Огороженное от остальных и внешне простое деревянное здание внутри оказалось пропитано чарами: высокий потолок утопал в облаках и искусственном свете, отлично имитирующем солнечный и лунный; луг с высокими травами и чистым озером посередине вызывал острое желание упасть на спину и долго вдыхать его благоуханную свежесть, утопая снова и снова. Лошадей чернокнижники холили и лелеяли, шерсть их лоснилась на сильных мускулистых телах всех мастей. Артемис поймал себя на мысли, что с удовольствием бы работал конюшим в этом месте, отделённом от жестокости мира. Животные паслись табунами, и от их количества становилось не по себе. Лоренцо поднял вверх руку, и кольцо на ней заполыхало, излучая глубокий свет, сравнимый разве что с ясной морской водой. Как на маяк, на это зарево из табуна рванулась рыжая молния с длинной гривой, заплетённой в косы изысканными нитями серебра. Они перезванивались между собой тонко, сладко и мелодично. Жеребец остановился подле Минора, загарцевал и, вскинув лощёную морду с белым пятном, высоко заржал, а затем принялся выписывать круги, тщательно поднимая мохнатые ноги.

– Какой красавец, – заворожённо прошептал Акио, а затем бесстрашно протянул руку. Жеребец клацнул зубами, зло глянув на бледные пальцы. Охотник сощурился и оскалился, затем сделал ещё шаг и властно встрепал гриву. – Норовистый, это хорошо.

– Смотри, как бы пальцы не откусил, – ухмыльнулся Минор, наблюдая за тем, как юноша играючи уворачивается от зубов и копыт животного, при этом умудряясь продолжать его ласкать. Тот смирился и сделал пару кругов рядом с альбиносом, ткнувшись чёрным носом в его макушку. – Признал тебя, это успех. Его зовут Дерейк.

Конь дёрнул ушами на звук собственного имени, припал к земле, широко расставив ноги, затем вновь заскакал вокруг. Лоренцо наблюдал за этим с особым удовольствием, равно как и Артемис. Затем дрессировщик призадумался, потёр подбородок, а после окинул взглядом юношу:

– Как бы тебе своего скакуна найти? Хм, – Лоренцо чуть поджал губы, хмурясь, – давай, маякни.

– У меня кольца нет, – напомнил осторожно Акио.

– Не беда, потом его получишь, если захочешь, конечно. Ты же умеешь импульсы пускать. Лошади это чувствуют.

Охотник расслабился, закрыл глаза. Он привык всегда гасить собственные силы, чтобы особенно не выделяться: за него это отлично делала метка на лице, источающая силы Господина. Отпустив преграды, юноша позволил силам выплеснуться вокруг себя, взял их под контроль и снова выпустил. Потоки были мощными, прерывистыми, и не заметил бы их только последний дурак. Через несколько секунд раздалось гневное ржание, мягкую землю взрыли копыта, и Акио открыл глаза. Серая, крапчатая и тонконогая, она неслась на него, как на таран, явно вознамерившись затоптать насмерть.

– Не-е-ет, – простонал Минор, торопливо делая несколько шагов назад.

Артемис скривил губы в улыбке, а затем прыгнул ей навстречу, обхватив одной рукой за шею и закинув ногу на мускулистую спину. Удар оказался сильнее, чем Акио ожидал, лицо его скривилось от боли, но он и не думал отпускать гневную кобылицу.

– Слезай с неё, идиот! – заорал Минор, выхватывая кнут. – Убьёт же!

Ответить Охотник не мог: на спине лошади его бросало то вверх, то вбок, и приходилось держаться всеми силами, чтобы не улететь прочь. Дыхание из него она выбивала только так, но он намертво вцепился в пепельную гриву и сжал крутые бока коленями. Кобыла хрипела, сипела, даже рычала, но продолжала упорно выплясывать так, что голова кружилась, а к горлу подкатывал ком тошноты. Он был уверен, что сможет справиться, и вскоре лошадь утомилась, прыжки и скачки её стали вялыми, и Артемис смог, наконец, вцепиться в её яростный разум. Каким-то нутром он знал, что надо делать и как: возможно, инстинкты, возможно, желание остаться с целыми костями. Слияние проходило тяжело, лошадь словно сопротивлялась и давала отпор, отталкивая от себя наглого человечишку. Но затем смирилась и открылась ему навстречу. Акио растёкся по её спине, содрогаясь от беззвучного смеха, затем потрепал гриву. Лошадь зло клацнула зубами в его сторону, скосив жёлтый глаз.

– Ты сумасшедший, – уверенным тоном объявил Лоренцо, и кнут его смотался, до того угрожающе пощёлкав. – Из тебя бы вышел великолепный дрессировщик, Акио.

– Я знаю, – ухмыльнулся Охотник, тряхнув шевелюрой и осмелившись сесть ровно. Дыхание постепенно возвращалось к нему, яйца и задница не обещали перестать болеть так скоро, и юноша время от времени недовольно морщился. – Ладно, поехали, куда там надо.

– Сначала седло и уздечка. Ехать прилично, – качнул головой Минор, а затем двинулся прямо через луг.

Его конь покорно шагал рядом, а вот лошадь Артемиса не переставала пытаться скинуть наездника, взбрыкивала, вдруг срывалась на галоп и закладывала резкие повороты. Дрессировщик и его скакун наблюдали за этим с крайне философским видом. На окраине луга приютился дом конюхов, там же хранился и инвентарь. В прохладном помещении чего только не было: и попоны, и подпруги, сёдла, уздечки, в том числе и доспехи, шоры, – словом, зайдя сюда, Акио слегка растерялся и не знал, за что хвататься в первую очередь. Молодой конюший, бойкий мальчишка с мышиного цвета волосами, немедленно подскочил к ним. Вёрткий, хрупкий, в сторону Минора он недвузначно стрелял глазками, но дрессировщик даже в лице не поменялся.

– А вас я впервые вижу, – отчаявшись добиться внимания от Лоренцо, окинул мальчик взглядом альбиноса. Тонкие бровки, тщательно выщипанные, как у девицы, поползли к переносице, на лбу появилась морщинка.

– Так я здесь впервые, – просто пожал плечами Артемис, оглядывая экипировку со всё возрастающим азартом. – У вас здесь какие-то особенные правила на этот счёт?

– Мне нужна ваша карта, – деловым тоном объявил мальчик, вскинув подбородок.

Акио с непониманием вздёрнул брови, затем покосился на Лоренцо. Тот хлопнул себя по лбу и извлёк из внутреннего нагрудного кармана абсолютно чёрную тонкую базальтовую пластину. По размеру она походила на карту Таро, но написано на ней ничего не было. По крайней мере, так показалось Акио на первый взгляд. Приглядевшись, он смог различить ауру, которая мягко рябила и словно бы укладывалась в символы.

– Какой-то паспорт чернокнижника? – полюбопытствовал он, немедленно сунув свой нос туда, куда не просили. – Ничего себе! Тебе четыреста двадцать три года?! Ого, ты в двух академиях учился… Сколько? Шестьдесят лет? Сколько раз ты на второй год оставался?

– Потише, лис, – ухмыльнулся дрессировщик, пихнув ладонью лицо Артемиса в сторону. – Запиши всё на меня, Филипп, – обратился он к конюшему.

Тот поджал губы, а затем всё же принял карту в руки и двинулся к углу, заваленному бумагами. Не было ни стола, ни стула, просто куча разрозненных книг и свитков, писем, валяющихся в полном беспорядке. Из-под самого низа мальчик, пыхтя, вытащил гроссбух, а затем устроился с ним на полу. Акио с неподдельным любопытством наблюдал за тем, как тот перелистывает тёмные страницы, а затем открывает последнюю, тронутую белыми чернилами. Карта Минора медленно поднялась в воздух, зависла над раскрытой книгой в десяти сантиметрах. Раздался мелодичный перезвон, глаза Филиппа почернели полностью.

– Медиум, – пояснил Лоренцо шёпотом, содрогнувшись всем телом. – Редкая штучка. Способны читать ауры, связывать, разбивать. Но по большей части совершенно бесполезны. Зато раритет.

– Как ночные чтецы? – забросил удочку Охотник и был неприятно удивлён реакцией.

Лоренцо шарахнулся от него как от прокажённого, лицо его побелело, и это было не что иное, как страх. Даже почти что священный ужас.

– Тихо ты, не поминай их всуе! – зашипел он, затравленно оглядываясь по сторонам, точно кто-то из чтецов мог вдруг объявиться. Дрессировщика трясло так, что это было видно невооружённым глазом. – Увядание тебе в цвете жизни, мальчик, кто тебя учил такому?! Вроде бы Акио, а ведёшь себя как уличный бродяжка.

– Я и есть уличный бродяжка с нелестной фамилией, от которой все шугаются и шепчутся, – буркнул Охотник, скрестив на груди руки. – Что я не так сказал? Почему ты их так боишься?

Чернокнижник цыкнул на него, а затем перевёл взгляд на Филиппа. Тот вышел из транса, поднялся на ноги:

– Всё занесено в книгу, у вас бесплатная неделя пользования экипировкой. Затем за каждый день и элемент, взятый вами, будет накапливаться по одному золотому. Когда сумма дойдёт до пятисот золотых, мы будем вынуждены забрать всё силой.

– Миленько, – фыркнул Артемис, а затем двинулся к ближайшей стойке.

Закинул на плечо подпругу и седло, взял уздечку, но тем и ограничился. Лоренцо окинул его странным взглядом, но решение одобрил. Не прошло и получаса, как они выехали за пределы территории Чёрного замка. Лошади шли лёгкой рысью, хотя кобыла Артемиса продолжала вскидываться в самый неподходящий момент. Но теперь, когда ноги были в стременах, а пальцы сжимали поводья, он чувствовал себя слегка спокойнее, пусть и ничуть не уютнее.

– Я выбрал ей имя, – решил Артемис наконец прервав молчание. – Мундрие.

– Оно что-то значит? – хмыкнул дрессировщик, не став разубеждать юношу или говорить ему о том, что у всех лошадей уже есть свои имена и не всадникам решать, как звать тех, кто позволил влезть себе на спину.

– Гордыня*, – пояснил юноша и приподнял голову, уставившись перед собой.

Утоптанная дорога в дождливую погоду наверняка превращалась в сплошную непроходимую кашу, а проезженные колеи только ухудшали положение. Но весна выдалась, на удивление, сухой и тёплой и теперь расцвечивала окружающий лес во все оттенки изумрудов и малахитов. Птицы перепархивали с ветки на ветку, мелкие зверьки прятались в корнях и тёмно-нефритовой траве. Жизнь царила за пределами замка, и после его тишины Артемис едва не оглох от их тихих шорохов и пения, то и дело морщился на едва различимый шелест. За его поведением дрессировщик наблюдал с любопытством, набивая табаком трубку и раздумывая над тем, в какое место лучше привести этого затравленного мальчишку. Откуда ему было знать, что он адаптируется ко всему как хамелеон, немедленно вливаясь в любое место, как рыба в воду?

Когда лошади разогрели мышцы, их пустили лёгким галопом, затем вновь перевели на рысь, а после этого уже погнали, не жалея. Дорога рассыпалась на множество тропинок и таяла, пока не истлела совсем, покрывшись травой и впустив в древний лес. Несколько раз в его живом шуме Акио различал шаги, улавливал ауры и понимал, что это, возможно, часовые или же чужие разведчики. Но к всадникам никто не торопился наперерез, а вскоре вновь стали собираться тропинки, выныривая из-за могучих стволов, подобные белоснежным ланям. Мундрие разошлась, почувствовав возможность показать все свои достоинства, и Артемис её не одёргивал. Она держалась с жеребцом Лоренцо наравне, изредка пытаясь кусать его, но рыжий одёргивал голову и пренебрежительно фыркал.

Широкий тракт, объятый тонкими светлыми деревцами с мелкими пронзительно-зелёными листьями, бежал вдоль узкой шумливой речушки. Далеко слева виднелись мрачные отроги хребта Гнездовья чёрных драконов. Когда-то они принадлежали исключительно им, и многие сотни тысяч лет назад в их глубине сияли подземные пещеры-дворцы. Те из крылатых ящеров, что овладели полиморфией, почитались королями, но не торопились вмешиваться в жизнь простых смертных и лишь наблюдали. В одних Гнездовьях жили не меньше ста особей, но со временем питаться им стало нечем, и повелители приняли решение: сильных отдавать людям-магам в услужение, а слабых оставлять для собственной кухни. Их численность резко упала, но драконы о том не заботились, увлечённые песнями ветра и камня, теплом и любовью Сердца мира. Они очнулись, когда стало слишком поздно: не способных к перевоплощению не осталось совершенно, кроме тех, что теперь служили людям. Затерялись крылатые среди смертных, изредка являя миру свою огненную суть, лишь в последнее тысячелетие рискнув вновь показаться всем на глаза.

Несколько раз навстречу Артемису и Лоренцо попадались чернокнижники, спешащие обратно в замок, и с ними дрессировщик обменивался сухими кивками; Акио же наоборот ниже натягивал на лицо капюшон плаща болотного цвета. Богато украшенный тесьмой и подбитый внутри мягким серебристым мехом, с кучей кармашков – его Гилберт подарил фавориту, когда тот стал возвращаться из пещер, отчаянно хлюпая носом. Глубокий капюшон неплохо скрывал изуродованное лицо от прочих, и юноше того было вполне достаточно, но ровно до тех пор, пока они не достигли стен столицы. У́мбрэ звалась столицей чисто формально хотя бы потому, что её посещали так или иначе почти все жители Ифа́рэ. Здесь обыкновенно велись мирные переговоры между фракциями, и жители порой уставали отстраивать центр своего города, когда враждующие разносили его в пух и прах. Когда простые мирные жители подняли бунт и едва не разорвали дипломатов на куски, было принято решение перенести традиционное место встреч. В итоге новое пристанище для переговоров не нашли, и Повелители были вынуждены назначать друг другу свидания в собственных замках и укреплениях. Когда подобная практика была введена, Умбрэ вздохнула с облегчением, а вот фракции всерьёз задумались о том, хотят они переговоры или нет. А потому Артемис застал город в том чудесном состоянии, которое потом не единожды воспевали и приводили в пример: столица расширялась, разрасталась и украшалась, как девица перед первым свиданием, ещё не зная, чего она желает на самом деле. Предприимчивые и хваткие люди в первую же очередь облюбовали главную площадь, занимающую низину, где прежде вёлся не один кровавый бой. Более осторожные и осмотрительные предпочли обустроиться вокруг и не прогадали: после нескольких мощных наводнений от площади ничего не оставалось, и в конце концов было решено оставить всё как есть. Симпатичное озеро с медленно обрастающими тиной руинами как нельзя лучше украшало этот город.

Мощёные булыжником мостовые разбегались прочь от Озёрной площади, сплетаясь в паутину. Некоторые из них, широкие, степенные, блуждали между особняков и таверн, являя собой лицо аристократии и зажиточных столичных снобов. Названия их всегда плавали с одного луча на другой, и порой случались сущие неразберихи между жителями. Назначая встречу на одной улице, они после находили себя в абсолютно ином месте. Поговаривали, будто используемые магами порталы истончают физическую реальность до того, что она начинает плыть и смещаться. Так это или нет, доказать до сих пор не удалось, но время от времени пропадали люди, а дома оказывались пустыми. Грешили и на наёмников, и на пожирателей душ, и на «проклятых болотников», но не пытались ворошить эти дела. Иные улочки были до того узки и невзрачны, что заглядывать на них рисковали только вооружённые и, главное, умеющие сражаться. В таких глухих и тёмных проулках обустроились воришки и мелкие рыбёшки куда более утончённого мира, чем облачённые в светлые доспехи дипломатии политики. Здесь правила бал гильдия Воров, которые предпочитали монете плату кровью. Конечно, от золота убийцы не отказывались и вряд ли бы согласились хоть пальцем пошевелить за просто так. Однако же заносили клинки, мечи, топоры и прочие любопытные орудия не ради мелкой мести. Их звали наёмниками и головорезами, путая любителей помахать кулаками и нажиться на чужой проблеме с теми, кто принимал правила игры. Охотник знал их как никто другой, пусть и не подозревал о том.

Во-первых, если ты взялся за убийство, будь добр сделать всё так, чтобы вампир клык не подточил. Коли же не хватает мастерства, ступай учиться к пьяным продажным мечам.

Во-вторых, жизнь – высшая ценность. Возможно, в этом видится фарс, но гильдия Воров прекрасно понимает, что за убийство никого не погладят по голове, а кому-то это принесёт горе. Так что, если тебе в руки попал контракт с красной тесьмой, то не стоит измываться над тем, чьё имя там указано. Подари быструю лёгкую смерть.

Отсюда же вытекает и третье правило: стоит даже провести с жертвой увеселительный вечер. Разговоры, прогулки, вино, секс – любой член гильдии должен уметь вести светскую беседу и быть непринуждённым. Естественность, искренность, искушённость. Те, кто может позволить себе таких Воров, должны здорово опасаться, что однажды встретятся с трепетной леди, которая перережет горло, не переставая улыбаться и кокетливо обмахиваться веером.

Четвёртое правило гласит: «Если же Клиент заранее знает о своей участи, не стоит расшаркиваться. Бог Смерти вам в помощь». Каждый участник гильдии всегда расшифровывал эту туманную подсказку по-своему. Кто-то вламывался в дом и коротким взмахом обрывал жизнь. Кто-то объявлял поединок, и тогда обыватели могли наблюдать красочные бои. Победитель получал в награду жизнь и собственность проигравшего. Бывало и такое, что Вор терпел поражение, и заказанный Клиент внезапно становился счастливым обладателем дополнительной усадьбы, хозяйства, а то и жены.

Никаких имён. Правило, конечно, жёсткое, но его выполняли только на своё усмотрение. Некоторые же находили в этом особую прелесть или же романтику, примеряя к себе прозвища и клички, пока какая-нибудь не прилипала намертво. Обычно все знали друг друга в лицо, по имени, общались и за пределами гильдии, однако же никому вне этого круга не рассказывали друг о друге. Так сказать воровская солидарность. Конечно, случалось и такое, что один из высокопоставленных магов обнаруживал, что пойман на крючок, и успевал изловить наглеца, решившего на него покуситься. И благо, если просто убивал его, а не пытался влезть в память, чтобы затем устроить облаву. Редкие случаи, когда такое всё же происходило, считались чёрными временами для гильдии.

Воры высоко ценят собственную честь и своеобразную преданность. Тех, кто принимал плату со стороны, чтобы избавиться ещё от кого-нибудь, или же вдруг кардинально менял направление в сторону заказчика, казнили. Это не всегда означало смерть, но лучше бы её. С изменщика вполне могли сорвать лицо до костей, напоив перед этим алхимическим снадобьем регенерации. Мясо нарастало, а вот кожа – не всегда. Иногда таких лишали кистей или же ступней, а то и всего разом. Но суровое наказание, гарантированное каждому отступнику, не всегда способно остановить особо алчных любителей богатств.

И, наконец, никакой политики на территории гильдии Воров. С этим всегда было труднее всего, потому как нередко сталкивались представители враждующих фракций. Высшим проявлением разумности Вора считалось дружеское отношение с коллегой и взаимоуважение, даже если их Повелители и воюют между собой. Именно поэтому не каждый мог получать контракты, не каждому доверяли.

Но все эти тонкости Артемису лишь предстояло узнать, пусть он понимал их и без бумажного свода. Возле ворот их встретило двое изнывающих от скуки стражников в тяжёлых доспехах, с алебардами, а потому они искренне обрадовались путникам.

– Лоренцо, давно не виделись! – прогрохотало из-за забрала, и чернокнижник ухмыльнулся, спешился, затем приблизился к консервной банке и обменялся рукопожатиями. – Какими судьбами, парниша?

– Да вот, решил после работы отдохнуть. От самого Чёрного замка ехали, чтобы у вас побузить.

– Ты давай, особо не буянь! В прошлый раз нам пришлось тебя прогонять, – проворчал второй, тоже пожав руку дрессировщику. – Опять кому-нибудь спину испоганишь, дрянной мальчишка?

– Так уж прогонять, – осклабился Минор. – Когда вы спохватились, я уже на полпути к дому был. Ладно, некогда болтать. Времени в обрез. Вот, держите.

– А этот кто? – неприветливо буркнул второй страж, покосившись на молчаливого Артемиса, что сидел в седле, низко опустив голову. – Неприятный какой-то тип.

– Он со мной, не беспокойтесь, – широко улыбнулся Лоренцо, хоть и начал слегка нервничать. – Ручаюсь за него.

– Ты же знаешь, не можем пропустить, если карты нет, – развёл руками первый.

Тихо вздохнув, Акио скинул капюшон с головы, тряхнув шевелюрой. Белые волосы разметались по плечам, открывая взглядам строгое бледное лицо, перечёркнутое чёрным шрамом. Тот будто зажил собственной жизнью: тень расползалась по венам, левый глаз юноши наполнился аметистовым сиянием.

– А так? – ледяным тоном уточнил Охотник, не сводя взгляда с примолкшего шлема.

– Так бы и сказали, что от господина Найтгеста! – сдали на попятный стражи и рванулись в стороны, чтобы поднять ворота.

Артемис вернул капюшон на голову, но не стал скрывать свой позор. Лицо вновь выглядело, как и обычно, янтарь глаз лукаво засиял в тёплом весеннем солнце. Тонкая чёрная линия замерла и казалась самой безобидной грязью. В тот день Акио от всей души наслаждался видом двух-и трёхэтажных домов, вглядывался в вывески и, самое главное, лица. О, кого здесь только не было! Глаза Охотника разбегались в стороны, и он придерживал Мундрие, чтобы не срывалась на рысь. Ауры пестрили силами так, как не было и в лучшем из самородков его мира. Нет, здесь каждый сиял совершенно особенно, и у юноши органы скручивало от немого восторга. Не сразу ему удалось заставить себя смотреть не на них, а на их счастливых обладателей. Сердце его заколотилось в безумном ритме. Теперь он не казался самому себе белой вороной, теперь он понимал, что вписывается в эту картину естественно и просто. Ему лишь предстояло привыкнуть к пышным и старомодным одеждам, к тростям, саблям на поясах, к тому, что бывают люди выше его, что белые волосы здесь такая же обыденность, как зажечь свечу одним мановением мысли или же отправить в полёт стрекочущую молнию. Впервые за свою жизнь Артемис почувствовал себя дома. Он вертел головой из стороны в сторону, провожая взглядом чинные пары, идущие рука об руку. Богатые платья не пестрили и будто перекликались между собой, как цветы на лугу; строгие жакеты мужчин подчёркивали их; а те же, кто предпочитал скрывать себя плащами, не вызывали подозрений и смешков, на них даже не думали начинать коситься с предубеждением. Пахнуло травами и алкоголем, свежим хлебом, запечённым мясом и картофелем. Артемис повёл носом, улавливая аромат, а затем радостно расхохотался. Смех его пронзительно пронёсся по шумной улице, и никто даже не подумал обернуться на него или цыкнуть. Акио был дома.

Лоренцо наблюдал за этим с затаённой улыбкой, весело попыхивая трубкой и довольно щурясь. Что бы там этот юноша ни пережил в прошлом, сейчас его аура сияла счастьем и спокойствием да так, что приходилось тщательно щуриться. Надо будет подсказать Гилберту почаще выводить фаворита в свет, ведь невооружённым глазом видно, как ему это по душе. Мимо простучала колёсами карета, и Акио жадно уставился ей вслед. Руки его дрогнули, явно собираясь хлестнуть лошадь и отправиться вдогонку, но Охотник удержался.

– Есть здесь местечко, его все любят, – выдернул Артемиса из наблюдения Минор, и юноша уставился на него потерянно и с непониманием, успев позабыть о том, что он здесь не один. – «Старая преисподняя». Я бы даже сказал древняя. Ещё мой прапрадед видел, как её строили. А это было очень и очень давно.

Акио кивнул, но, похоже, даже не услышал, что ему сказали. Они остановили лошадей возле масштабного двухэтажного здания, выстроенного из тёмного дерева. Красная черепица пологой крыши на закатах и рассветах могла бы сиять, будто облитая кровью. К ним немедленно подбежала бойкая девочка и увела лошадей на конюшню. Преодолев три ступени, они оказались на широком каменном крыльце, обнесённом коваными перилами. Массивная дверь с кольцом охотно поддалась и отворилась, выпустив наружу жаркий пьяный воздух и шум разговоров. Артемис рванул вперёд первым, и Лоренцу пришлось поторопиться за ним следом, чтобы не упустить из вида и не дать вляпаться в неприятности. В это время суток в трактире было более-менее спокойно: завсегдатаи-забулдыги ютились по углам, стараясь особо не мешаться; более чинные гости располагались по центру полутёмного зала, пронизанного густым дымом и алкогольными парами. Четырёхметровый потолок поддерживали деревянные резные колонны, испещрённые драконами, змеями и дьяволами. Они бежали снизу вверх по спирали и будто бы двигались. У дальней стены вытянулась громоздкая стойка, за которой возвышался полный усатый, но лысый мужчина. Мясистые красные руки его до локтей скрывала некогда белая рубашка, жилет на нём трещал по швам и из последних сил держался на двух пуговицах, едва ли предназначенных для того, чтобы сдерживать огромный живот. Круглое лицо меж тем было вполне себе живым, а сам толстяк оказался весьма подвижным.

Лоренцо махнул ему рукой, на что трактирщик в ответ пригрозил кулаком. Гости устроились за одним из столиков в более скрытой тьмой части зала. Окна выглядели так, словно их щедро поливали кровью, и всего три светляка порхало под потолком, скудно разгоняя красный полумрак. Крепко сколоченные столы ещё не успели замызгаться после уборки, но к вечеру опять должны были запачкаться жиром и едой. К ним неспешно подплыла девушка в простоватом, но зато коротком платье с глубоким вырезом. Артемис поглядел на неё с лёгким пренебрежением, но быстро спрятал взгляд в толстенной книге меню. Стилизованная, она выглядела так, будто её писали кровью, не иначе. Впрочем, Акио не был уверен в том, что всё происходило по-другому, ведь всё вокруг так и кричало об этом.

– Раки, рулька и старый добрый эль из Преисподней, – посоветовал ему Лоренцо, и Охотник решил, что подробным изучением талмуда займётся в другой день. – Ты не пожалеешь, Арти, поверь мне на слово. Такое сочное мясо и такой эль ты никогда не пробовал!

Официантка, выслушав эту речь и мельком глянув на незнакомого посетителя, торопливо убралась. Её подхлёстывало знание того, что Минор весьма и весьма щедр. Подавая пример, Лоренцо скинул с себя плащ и перекинул через спинку скамьи, на которой расслабленно раскинулся. Артемис некоторое время медлил, затем пальцы его поддели серебряную фибулу с золотым топазом на воротнике, и плащ его стёк по спине, оставшись лежать полукругом рядом с бёдрами.

– Ну, давай, рассказывай, – потребовал Лоренцо, растянувшись на столе и подперев подбородок ладонью.

– Что? – альбинос передёрнул плечами и неловко положил руки на стол, оглядывая потолочные балки, увешанные сушёными травами.

– Да брось. Какая кошка между тобой и Гилбертом пробежала? – ввернул недавно услышанную от Акио фразу дрессировщик. – Как неродные.

– Мы неродные, – прошипел юноша, вперив в чернокнижника взгляд. – Если для тебя родство – держать на поводке кого-либо, то мне тебя очень жаль.

– Можно подумать, он тебе не по нраву, – отмахнулся от бурного возмущения Минор, неторопливо набивая табаком трубку. – Да за такого любовника кто угодно отдаст собственную душу. А он тебя приютил, осыпает дарами.

– Перед этим он разрушил всю мою жизнь. Уничтожил всё, ради чего я просыпался и дышал. – Взгляд янтарных глаз Артемиса стал холодным, колючим. Губы сжались в белую линию, а тонкие крылья носа гневно дрогнули. – Посмел назваться моим хозяином, поставил эту уродливую метку.