Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 46 страниц)

Акио помнил, что молил его остановиться, не мог более выносить сладчайшую экзекуцию. Кажется, даже рыдал, не имея ни малейшей возможности отстраниться и сбежать от него, скованный его покорным слугой-мраком. Этот мужчина сделал то, чего не мог никто другой. Он показал Охотнику: что такое настоящие удовольствие и страсть, что он никогда на самом деле не знал о них ровным счётом ничего. Напуганное этим фактом сознание быстро нашло выход из сложившейся ситуации и сбежало прочь, оставив безвольное тело в горячей постели со своим мучителем. Надо отдать ему должное: едва почуяв, что любовник совсем обмяк и перестал подавать хоть какие-то признаки жизни, Гилберт отстранился и прекратил сладостную пытку, хотя мог бы продолжать её ещё очень долго. И, более того, хотел этого, страстно желал укутывать юношу собственным пылким огнём, дарить ему удовольствие, с которым прежде этот мальчик не сталкивался. Все его прежние похождения будут казаться ему жалким фарсом, фальшивкой, и Гилберт знал, что откроет ему глаза. Научит любить долгие, полные жаркого томления ночи, ненавидеть рассветы, проведённые в одиночестве. Чернокнижник слизнул каплю пряной крови юного Акио. Она пела от сил, что таились в нём, была горьковато сладкой от пережитых им испытаний, от боли и ненависти. Этот коктейль пьянил вампира, привязывал лучше всех проклятий. Взяв тонкое запястье в руки, Найтгест потянул носом запах – у самой кожи, где ближе всего пролегали вены. Пульсация в них была бешеной и манящей, так и молила о том, чтобы её наконец подчинили. Распалённое тело дрожало от малейшего прикосновения сквозняка или же простыней, до того блаженно прохладных, теперь же пропитавшихся испариной и семенем. Сквозь покров болезненного забытья Артемис слышал неразборчивый шёпот мужчины совсем рядом с собой, чувствовал, как его укутывает благостная прохлада. Чернокнижник уложил Акио на чистую половину кровати, замер, любуясь даже теперь непокорным выражением лица. О, он ценил таких, но всегда ломал под себя без особых усилий, и собирался сделать то же самое теперь. Вот только он не подозревал, что и его самого можно сломить. Да кто бы смог проделать это с самим Господином чернокнижников?

❃ ❃ ❃

И вновь потекли привычные уже дни. Акио приходил в себя в полном одиночестве и хромая бродил по замку, пытаясь раскрыть его секреты и понять, что же он ещё прячет. Но вечером неизменно являлся Гилберт. И, благо, если он был занят работой, а не обрушивал на тушку фаворита водопад собственной ненасытной страсти. Это могло длиться часами, лишая разума и вновь заставляя умолять о пощаде, могло затянуться и на всю ночь, если Охотник не мог забыться и ускользнуть. Он всегда был хорошим и прилежным учеником и быстро понял, что его вопли и угрозы ничего не значат и не несут в себе никакого смысла, только ослабляя. Казалось, Гилберт даже не предпринимал попыток слушать любовника, наоборот, он оказался удивительно глух к ярости, словно никогда и не был знаком с таким словом, как «нет». Иначе говоря, чернокнижник относился к протестам с простоватым пренебрежением, так и сквозившем в нём. «Откуда звук?» – читал Акио на его насмешливом лице. В этом всём была и положительная сторона: очень быстро Артемис научился вовсе не издавать звуков и сохранять безмолвие даже тогда, когда удовольствие, даримое ему, становилось совсем уж жгучим. Гилберт не сразу понял, что, пытаясь чего-либо добиться от этого юноши, он получал строго противоположный результат. Так было всегда и, пожалуй, выходило само по себе, без особого участия Акио. Словно какой-то блок вырастал в сознании, не позволяя поступать так, как угодно кому-то другому. Чернокнижнику лишь предстояло узнать, что, где на Артемиса сядешь, там и слезешь. Уроки же, которые любезно подготовила юноше жизнь, ещё лишь намечались в далёкой зыбкой перспективе.

Если сказать, что всё было совершенно невыносимо, это будет наглой и жуткой ложью. Тюрьма, в которую Артемис угодил, оказалась не такой уж и дурной. Бесконечные переходы замка хранили в себе множество тайн, и к каждой из них он теперь мог прикоснуться без страха, заглянуть в каждый секрет и впитать его в себя. Только на то, чтобы обойти полностью все наземные этажи этой громадины, даже скорее оббежать, не заглядывая особо в комнаты, у него ушло несколько месяцев. Конечно, если учитывать то, что большую часть времени он проводил, пытаясь унять боль в зарастающем рубце. Но однажды почти в ночи ему улыбнулась удача. Давно он не видел такого её широкого оскала, а потому поспешил воспользоваться шансом. Библиотека. Миллионы книг на высоких стеллажах, образующих лабиринты, так и перешёптывались между собой, маня и завлекая. У Артемиса не было ни малейшего понятия о том, какая система каталогов здесь. Более того, за всё время своего блуждания по храму знаний, он не встретил даже намёка на библиотекаря или журнал, долженствующий объяснять, куда и где свернуть так, чтобы найти нужную книгу. Искать что-то самому и вовсе представлялось безумной затеей. Но в тот момент у него не было особой цели. Схватив первое, что попалось под руку, Артемис уселся прямо там, на каменном полу, жадно вглядываясь в уже столь знакомые ему символы.

Впервые встретившись с ними, Акио выдвинул теорию, что каждый из них отвечает за определённый звук, как в европейских языках, но оказался горько разочарован. Затем была идея о том, что они обозначают не просто звук, но целое слово, законченное и несущее в себе смысл. Это оказалось куда как ближе. Пытаясь читать книгу, полученную от Рильята в качестве трофея, Артемис понял ещё одну любопытную вещь. Да, в самом деле, каждый определённый символ обозначает слово или же вовсе фразу, но, ко всему прочему, просто взять и написать или же прочитать их не представляется возможным. Если бы подобный экземпляр попал в руки человека, достаточно упорного и эрудированного, он бы быстро подобрал ключ к этой тайне. Поэтому хронисты и писцы прибегли к небольшой хитрости: прочесть написанное мог лишь тот, чей разум был достаточно силён, чья воля была равна их собственной. Из исторических книг Охотник узнал, что со временем это вызвало кучу неудобств, ведь Повелители не могли написать указ своим подчинённым и рассчитывать на то, что они хоть что-то поймут. Почесав репы, мудрецы пришли к решению, что надо подстраиваться под массы, ведь на них всё, собственно, и строится. Таким образом, когда писались книги для детей, приходилось в разы ограничивать собственные силы. И, соответственно, сосредотачиваться, чтобы послать тайное письмо равному. Но, слава богам, ему попалась в руки самая обыкновенная летопись, как следствие, доступная для прочтения каждому, в ком есть хоть крупица сил. А здесь такими были все подряд через одного. Возможно, не самый захватывающий жанр, который только мог попасться ему в руки, но он всё ещё не знал об этом мире ровным счётом ничего. Поэтому жадно хватался абсолютно за всё, что только попадалось под руку. В какой-то момент Артемис открыл книгу, которая оказалась ему вовсе не по зубам: знаки плясали перед глазами, не желая собираться в единое целое, а улавливались лишь мелкие осколки, вызвавшие только острую головную боль.

И вот именно тогда-то Артемис порадовался тому, что у него под рукой есть кое-кто более могущественный. Правда, он свято верил, что это Акио сидит у него под ладонью, но тогда это сути дела не мешало. Отыскать Гилберта в замке оказалось не так уж и просто, тем более, что в переходах, как и всегда, оказалось пустынно, а потому спрашивать дорогу было не сподручно. Да и как бы он это сделал? «Извините, вы не подскажете, как найти Гилберта Найтгеста?». Тогда это звучало для Артемиса уморительно и глупо, ведь он ещё не понимал, в чьи руки на самом деле угодил. Ну, подумаешь, чернокнижник. С кем не бывает? И с трудом, со скрипом, он вспомнил то, чему его когда-то учил Тори. Точнее, то, чему он был вынужден экстренно научиться сам с лёгкой руки некроманта. Сосредоточив разум и расслабив тело, Охотник заставил лихорадочные мысли угомониться и встать в строй, затем начать потихоньку испаряться вовсе, пока не остался лишь ясный образ мужчины. Тогда и только тогда он ощутил терпкий сандаловый запах с мускусными нотками, тут же закрепив его на периферии сознания, запомнив теперь уже на всю жизнь.

Его тянуло вверх по бесконечным лестницам. Одна из них, винтовая, огибающая странного вида башенку, и вовсе казалась смертельной пыткой. Складывалось ощущение, что топаешь на месте в зацикленном кадре, что ничего вокруг не меняется. Только пульс стал совсем бешеным, в боку нестерпимо закололо, про свежую рану и вовсе не хотелось думать. Но отпускать из рук книгу Артемис не собирался, бережно прижимая её к собственной груди, пока сползал по стене на ступени, пытаясь вернуть дыхание в норму. Перед глазами прыгали сотни ярких пятен, совершенно ослепляя и не давая ни на чём сосредоточиться, хотя следовало бы. Подобрав под себя конечности и медленно поднявшись, юноша поплёлся дальше и через два пролёта обнаружил, что не дотерпел всего-то ничего. Слева от него оказалась настежь распахнутая дверь, открывающая вид на широкий коридор с высоким арочным потолком. Витражные окна по правую сторону на закате, должно быть, являли собой совершенно великолепное зрелище, но в тот момент уже стемнело, и теперь можно было лишь угадывать смутные узоры. Знакомые шары со светящимся газом внутри парили на высоте нескольких метров вдоль стен, но всё равно посередине прохода лежала тропинка мрака, ютясь на тяжёлой ковровой дорожке, укрывающей пол. Коридор упирался в глубокую нишу, и сначала Охотнику показалось, что там кто-то есть. Но, в конце концов, различил портрет мужчины в полный рост: белая рубашка с пышным воротником-жабо и дутыми рукавами смотрелась на нём почти неуместно, да и весь его вид говорил о том, что он вовсе не желает носить подобную чепуху; чёрный жилет с гобеленовыми ставками был небрежно расстёгнут, являя мелкие жемчужные пуговицы, пойманные петельками; в сапоги для верховой езды со множеством заклёпок были заправлены строгие брюки. Мужчина опирался на высокую трость с весьма скучающим видом, уставив взгляд в такие дали, что Артемису бы, например, понадобился бинокль, чтобы разглядеть их. Пшенично-золотистые волосы едва заметно вились, отпущенные до плеч. Темноглазый, решительный, без какого-либо намёка на эмоции, он напоминал кого-то, но вот кого, Акио так и не смог понять. Вкруг ниши шли лестницы, после сливаясь в одну и подводя почти вплотную к тяжёлой двустворчатой дубовой двери. И притолока, и боковые стенки, и поперечные балки были украшены кропотливым изысканным плетевидным рельефом. «Да кто ты такой?» – только и подумал Акио, рассеянно рассматривая дверные кольца, что застряли в зубастых драконьих пастях. Глаза их едва заметно сияли в полумгле рубинами, будто следили за каждым, кто приближался к святая святых. А, возможно, именно так всё и было. Не став даже стучаться, он взялся за кольцо и потянул его на себя, поморщившись от того, как искры прошили руку от пальцев до самого плеча, отчего она сперва онемела, затем стала теплеть, но отпускать её юноша даже не думал. Работа на Акиру научила Артемиса знакомиться и не с такими предметами. Сейчас он был уверен, что его аура просканирована до последней трещины, все мысли как на ладони, и не торопился идти дальше. Левая половина лица тоже начала медленно неметь, но, наконец, двери поддались, и он шагнул внутрь.

Что ж, примерно такое и ожидаешь увидеть, когда преодолеваешь бессчётные ступени. Письменный стол-секретер, стоя чуть в углу, справа, отчасти отгораживал от всех вошедших его владельца и хозяина, что сейчас склонился над каким-то свитком, запустив в чёрные кудри бледные пальцы. Господское кресло с высокой мягкой спинкой так и манило посидеть в нём, поёрзать и устроиться с максимальным комфортом. Широкое, с массивными подлокотниками, будто бы на звериных лапах, одним словом – мечта. Прямо справа, возле двери, высокий комод на тонких ножках поддерживал бюст молодой девушки, которую скульптор запечатлел с вдохновлённой улыбкой на губах. В углу подле него ютился цветочный горшок, из которого всеми силами явно пытался выбраться любопытный цветок. Пышные длинные листы с алыми прожилками топорщились во все стороны, и среди них мягко пульсировал алый крупный бутон с множеством мелких лепестков. Слева от рабочего стола на некотором расстоянии спиной друг к другу стояло два застеклённых шкафа, казалось, готовых треснуть по швам от количества свитков и писем, что в них были впихнуты, похоже, совершенно хаотическим образом. Ко всему прочему, они служили перегородкой, частично скрывая от взгляда алхимическую лабораторию. По крайней мере, именно на неё и походил вытянутый овальный столик. Несколько склянок забавно фыркали, выпуская чёрный дым, и тот зависал над ними в нескольких дюймах, причудливо танцуя и изгибаясь, рождая новые формы одну за другой. Возле окна слева, едва не треща от нагрузки, вытянулся приземистый стол, забросанный кучей бумаг. Видимо, к ним не прикасались уже очень и очень давно, если не считать едва заметно колышущихся тяжёлых штор глубокого бардового оттенка, подобранных серебристыми кистями. Помявшись с пару мгновений, Артемис прикрыл за собой дверь и двинулся к пустующим глубоким креслам для посетителей, осторожно и с недоверием ступив на ворсистый ковёр. Такой бы в спальне положить, а не в кабинете. Мужчина даже не поднял на посетителя взгляд, пока тот не оторвал одно из кресел от пола и не поставил рядом с ним, тут же и опустившись на мягкое сидение.

– В чём дело? – без особого интереса вопросил Гилберт, отрываясь от письма и поднимая несколько усталый взгляд.

– Что здесь написано? – без прелюдий поинтересовался Артемис, опустив на его работу книгу и открыв на первой же странице.

– Милый, если ты не заметил, я немного занят, – снисходительно подметил Найтгест, но выпрямляясь в кресле и переводя на Артемиса полный любопытства взгляд. Выждав для уверенности пару мгновений, он едва слышно вздохнул, потянулся, пробежавшись пальцами по странице и небрежно изучив её. – Эту книгу о тенях написали давно, несколько тысяч лет назад. Тебе пока не стоит знакомиться с ней.

– Прочитай, – уже более настойчиво произнёс юноша, чуть подавшись вперёд в кресле, жадно вглядываясь в строчки, но был вынужден прекратить пытку. Воспоминания о том, как он попытался прочитать ту самую базальтовую книгу, ещё были чересчур свежи, равно как и последствия этого необдуманного поступка. – Или ты не можешь?

– Могу, – фыркнул мужчина, а затем закрыл книгу, уткнулся в письмо, вооружившись острым пером. – И я уже сказал тебе: для тебя это слишком тяжкое испытание.

Поджав губы, Артемис наблюдал за тем, как Найтгест выводит символы на чёрном пергаменте. Они слабо вспыхивали, едва различимо шипели, а затем замирали белоснежными тонкими линиями. Смысл их был неясен, и это начинало раздражать лишь больше. Выждав ещё пару мгновений в надежде, что мужчина обратит на него внимание и отвлечётся от писанины, Акио наклонился вперёд и, оперевшись локтями на стол, принялся разглядывать его содержимое. Открытая чернильница интересовала особенно, а потому, ничуть не сомневаясь, Охотник протянул руку и щёлкнул её по горлышку, переворачивая. Жидкость тут же радостно выплеснулась на свиток, а Гилберт с шумным вдохом попытался выхватить его и книгу из-под потока, но не успел. Его яростный взгляд стал лучшим комплиментом, и нарушитель спокойствия расплылся в улыбке, пусть то и отозвалось болью.

– И что ты мне предлагаешь начать читать? – продолжая прерванный разговор, поинтересовался Артемис.

– Свод этикета, – суховато проговорил Гилберт, с каким-то почти что отчаянием рассматривая бесповоротно испорченный документ. – Неужели же так сложно было подождать несколько минут?

– Надо было предупредить, – пожал плечами Артемис, наблюдая за тем, как все те места свитка, которых коснулись чернила, едва не плавятся, окрашиваясь белым. – Как это работает? Особый отбеливатель? А если им твой плащ полить, что случится?

– Для начала, я сломаю тебе пальцы, – начал перечислять Гилберт, комкая лист и небрежным жестом откидывая его в сторону. Тот жалобно зашуршал на полу и истлел. – Потом заставлю его чистить. И, может быть, после этого займусь твоим обучением.

– Тогда, может быть, сделаем вид, что всё это ты уже сделал и приступим к последнему пункту?

Найтгест принялся массировать пальцами виски, прикрыв глаза. Что-то подсказывало Артемису, что отказать ему чернокнижник не посмеет. И это делало его таким неприлично счастливым где-то глубоко внутри. Там, где хранилось прекрасное знание, что ради него сделают абсолютно всё, стоит только намекнуть и сделать вид, что он нуждается в этом. При этом Гилберт прикидывался, что не желает об этом даже слышать, но Акио знал. Знал: для него Найтгест сделает что угодно. С едва различимым вздохом мужчина уложил руки на стол ладонями вверх и сосредоточился. Охотник ждал с замиранием сердца. Тёмная дымка обволокла пальцы, кольцо запульсировало глубоким светом, пронзающим саму душу. И с глухим стуком на его руки опустился тяжёлый фолиант. Тёмная кожа с вытравленным названием «История» так и манила прикоснуться, проверить, какова она на ощупь. Артемис слушал и не смел дышать, вглядываясь в его лицо.

– «Из единого дыхания сосредоточенной мысли родилось Сердце, и это считают началом нашего мира». – Глубокий голос заполнил всё вокруг, не давая сосредоточиться ни на чём более. – «И билось оно иначе, чем в любой груди, мерно, без спешки и спокойно. Мы истлеем, наши дети уйдут в землю, и их далёкие потомки расстанутся с жизнью, прежде чем оно начнёт биться хоть сколь-нибудь быстрее. Ускорит темп на пару ударов, а затем вновь успокоится, как человек, внезапно взволнованный и нашедший умиротворение в то же мгновение. Не в один день или год сформировалась тонкая оболочка. Шли года, века, тысячелетия, прежде чем сквозь тонкую почву проклюнулся первый росток, ознаменовавший начало жизни. Он рос неторопливо, не видя смысла спешить куда-либо, ибо он был единственным: гордым, гибким и несломимым. Кому было вырывать его из земли? Кто бы вдруг подумал прерывать жизнь столь величественного существа? Рядом взошёл другой цветок, третий, десятый, и вот уже они охватили все острова, континенты, пещеры и горы. Континент содрогался, менялся, и прошло много лет, прежде чем первое животное, несуразное и незаметное, сделало свой первый вздох. Великие леса Вальхорея – напоминание о том, какими чудными местами мог бы похвастаться наш мир. Просто представьте себе безграничные зелёные пустыни, лишённые всякой суеты и спешки смертных. Они тянулись вверх, к тёплым солнечным лучам и ласковому свету трёх Лун, простирали свои ветви с восторгом, достойным неразумных детей. Обжигались, рассыпались и вновь стремились вверх, пока не создали то, без чего не может никто: живительный воздух и сладкое дыхание жизни.

Разливались реки, рождались горы и разверзались моря, Сердце мира билось. Они явились из мглы бездонных пещер, щурясь на свет и скалясь на всё вокруг. Их стаи вцеплялись друг в друга, разрывая на части в порыве завладеть территориями. Безумный, дикий вой – песня, посвящённая безразличным королевам ночных небес, стон, дерущий самую душу животной тоской и страхом. Он звенел в подлеске, сотрясал своды гор и тревожил водную гладь. Их дикая ярость не сменялась ничем другим ещё долгое время, и всё чаще грызня между стаями напоминала своей расчётливостью и вдумчивостью войну. До сих пор в нас осталось что-то от них: их необузданное свободолюбие течёт и в нашей крови, будоража в яркие лунные ночи неразличимым зовом. Это напоминание о том, кем мы были и кем становимся, теряя голову и уступая место инстинктам. Животные. Звери.

Откуда они явились? Пробили себе пути-коридоры между мирами, может, спасаясь от чего-то, может, заблудившись в переменчивом пространстве. Разве то важно, когда именно они положили начало тому миру, что мы знаем? Стаи разрастались, территории их приобретали чёткие границы, имевшие весомое значение, что тогда, что сейчас. Время не прошло для них незаметно. Поднялись с четырёх лап на две, разум обострился, далеко уйдя от первородных инстинктов, вынуждающих лишь искать пищу и пару для продолжения рода. Именно тогда, когда появился элементарный зародыш дипломатии, и произошло это».

Артемис рядом с ним вытянулся в струну, жадно вслушиваясь в размеренный голос мужчины с нетерпением и внимательностью. Своими словами Гилберт будто ткал картины, рождая их, казалось, в самой голове юноши. Магия рухнула, когда в двери постучали. Они оба вздрогнули, растерянно переглянулись, точно могли ответить на не произнесённый вслух вопрос.

– Войдите, – спокойно и с прохладными интонациями повелел Найтгест.

Дверь тут же распахнулась, и в кабинет широким шагом зашёл мужчина, но замер на некотором расстоянии, аккурат на ковре. Что ж, фраза «вызвать на ковёр» тут, видимо, воспринималась буквально. Короткий ёжик русых волос забавно топорщился, перечёркнутый четырьмя рваными красноватыми полосами шрамов, спускающимися даже на лицо до самого подбородка. Правая его ноздря отсутствовала совершенно, собственно, как и глаз с той стороны. Закутанный в чёрный плащ, застёгнутый под самое горло, он мало напоминал живого человека. Гилберт выпрямился, откинувшись на спинку своего кресла, вопросительно изломил бровь, не говоря ни слова.

– Господин, твари вышли из-под контроля, разодрали нескольких наших людей. Что прикажете делать?

Судя по скучающему выражению лица Господина, он бы, скорее всего, приказал мужчине повеситься на собственных кишках.

– Что вы уже делали? – со вздохом уточнил Гилберт, поднимаясь со своего места и явно собираясь уйти. Акио же схватил его за локоть, не желая оставаться в одиночестве. – Что?

– Я пойду с тобой, – упрямо поджал губы Охотник, вставая следом. Уцелевшая бровь посетителя выразительно приподнялась.

Подумав с мгновение, чернокнижник кивнул, а затем перевёл взгляд на подчинённого, и тот вновь вытянулся по стойке смирно.

– Транквилизирующие заклятья и зелья оказались бесполезны, Господин, – отрапортовал он, едва ладонь ко лбу козырьком не приложив. – Мы использовали все концентрации и виды, но не достигли желаемого результата.

– Что ж, поглядим, что я смогу сделать, – задумчиво кивнул мужчина, а сам двинулся на выход из кабинета, махнув любовнику, чтобы шёл за ним.

Самому себе Артемис признался, что ужасно волновался, пока они шли по замку вслед за Гилбертом. Второй мужчина на ходу передавал сводки, рассказывая о ситуации и потерях, а вот юноше выпал шанс погреть ушки и одновременно понять одну прелюбопытную вещь. Гилберт, похоже, был далеко не последним в их иерархии, ведь к нему обращались с невероятным уважением. И, видимо, его боялись, опасаясь подхалимничать в открытую. «Боже, да кто же ты?» – едва не с ужасом подумал Акио, глядя на прямую спину своего мужчины. Не то чтобы он полагал, будто у него есть на чернокнижника какие-то права, но раз уж он что-то предъявляет на Артемиса, то почему бы не ответить тем же?

Путь от кабинета был незабываемо долгим, утомительным, и даже стало любопытно: неужели же они так прогуливаются по каждому поводу и нет ли способа как-то сократить путь? Меж тем, полностью погрузиться в мысли Артемису мешал низкий гул голоса мужчины со шрамом.

– Два часа назад, Господин, – гудел он на весь коридор, почти что маршируя вслед за Найтгестом, – твари будто с ума посходили, начали кидаться друг на друга, на дрессировщиков. Мантикоры задрали нескольких своих детёнышей. Номера 798 и 799, Господин. Остальных нам удалось обезопасить, но через пятнадцать минут и они стали драться. Их удалось разбросать по отдельным пещерам, но вы сами понимаете: на всех их просто не хватило.

– А драконы? – перебил его Гилберт, торопливо спускаясь по очередной лестнице. Перед ними показались массивные распахнутые двери, ведущие на улицу. Артемиса так и подмывало сделать вид, что он отстал, вырваться туда, но обнаружил стальную хватку на собственном плече быстрей, чем мысль о побеге оформилась окончательно. – Нам сюда.

Ему оставалось лишь вздохнуть и нырнуть вслед за чернокнижниками в неприметную дверку, за которой начинался узкий коридор. В нём едва ли могли разминуться два человека. Под самым потолком, метрах в трёх от пола, парили светящиеся шары, разгоняющие сырой мрак. Несколько тёмных лестниц попадались по бокам, уводя вниз, в совсем уж непроглядную тьму, а оттого юноша инстинктивно старался держаться поближе к Найтгесту. В этой мгле виделись смутные тени, наделённые пылающими глазами; где-то звучно и редко капала вода. И время от времени казалось, что слышен гулкий стук, столь редкий, что эхо шагов перебивало его звук, но оставалось неизгладимое ощущение. Будто невидимая волна проходилась в воздухе, заставляя мелко содрогнуться не только стены, но и внутренние органы. Он словно шёл над логовом огромного спящего зверя, вслушивался и ощущал его редкое спокойное дыхание, полное необъяснимого умиротворения, которое не дано постичь смертным. Это ощущение настолько заворожило Охотника, что он не сразу осознал: они покинули замок. Лёгкий холод прошёлся по щекам нежным прикосновением, Акио вздрогнул и запрокинул голову.

Чёрные пики скал терялись в вышине, в белизне облаков и снежных шапок, но агрессивно тянулись к тёмно-сапфировым небесам, силясь царапнуть их. В их вершинах смутно виделись огромные крылатые тени, пускающие алые всполохи искр. Ни звука не доносилось из холодных высот, но Артемис напряжённо прислушивался, надеясь уловить хоть робкий отголосок. Естественно, ничего у него не получилось, но расстройство быстро отошло на второй план. Сам он был одет совершенно точно не по погоде: лёгкая рубашка, замшевые брюки, стискивающие ноги и бёдра так, что и сесть без муки – невозможно, да тканевые сапоги, в которых только по апартаментам ходить, и то, только перед Повелителем, который любил любоваться юношей. У чернокнижников же были плотные тяжёлые и тёплые плащи, на которые он теперь поглядывал с завистью. От холода щека разболелась совсем отвратительно, перед глазами заплясали мерзкие пятна. Заметив промедление фаворита, Гилберт замер, затем приблизился и накинул подол своего свободного плаща ему на плечи, и юноша поспешил прильнуть к его телу, прячась от резких порывов ветра, спускающегося с гор к замку. Они приближались к подножию скал не слишком быстро, но всё-таки процесс двигался, но у Акио всё равно отмёрзли ноги. Не было даже желания пялиться по сторонам и жадно вдыхать упоительно чистый воздух.

Возможно именно поэтому он так и не смог уловить момент, когда земля стала уходить медленно вниз. Дневной свет мерк постепенно, почти неощутимо, сменяясь пляшущим огнём факелов и мерцающим блеском газовых светляков. Артемис вздрогнул, когда один из них вдруг промелькнул перед самым носом, а затем воспарил к потолку. Рассеянно оглядевшись по сторонам, Охотник уткнулся взглядом в высокие ворота, огораживающие широкий проход от пещер, где непосредственно трудились дрессировщики. Гилберт поднял руку с кольцом и осторожно коснулся замка́. Тот коротко взвизгнул, как счастливый щенок, и немедленно отворился, позволяя им пройти внутрь. Первым прошёл гонец, затем Акио под суровым и пристальным взглядом Гилберта, и только после этого сам Найтгест. Ворота мгновенно сомкнулись, и замо́к с холодным щелчком встал на место. Это был огромный грот, больше напоминающий целый подземный город. Сталактиты и сталагмиты образовывали естественные стены, отделяя один зал от другого; подземные родники и озёра служили непосредственным источником воды, которая здесь была куда необходимее воздуха. Поить зверей, иметь под рукой способ потушить огонь, если магия не справляется, создание настоек – всё это было неотъемлемой частью жизни дрессировщиков. Уже тогда Акио пропитался к ним глубоким уважением и испытал нездоровый интерес к их подопечным. Но сейчас слаженный механизм напоминал дурдом на выезде: чернокнижники носились туда-сюда, выкрикивали ругательства и команды, зачастую объединяя их виртуозно и вполне органично. Тут и там вспыхивали искры энергии, щиты пылали, отгораживая часть, где перебирались и готовились бумаги и отчёты от той, где шло непосредственное общение с тварями. Хаос царил даже излишний, превращая опасных магов в перепуганных кур, к которым внезапно забрела куница. Но завидев Господина, они немедленно угомонились и прекратили имитацию бурной деятельности.

– Ну? – прохладно сквозь зубы поинтересовался вампир, натягивая на руки перчатки и сверху на них кольца.

– Всё очень плохо, – выпалил, видимо, глава балагана, встрёпанный мужичок с мышиного цвета волосами. Тощий, несуразный, он походил на общипанного петуха в этом курятнике. – Драконы тоже сорвались. А ведь мы считали их разумными!

– Они все такие, – со вздохом отозвался Найтгест, а затем двинулся сквозь подчинённых к барьерам.

Впервые Артемису довелось увидеть Господина чернокнижников в деле, и он не был уверен в том, понравилось ему это зрелище или нет. Тени заметались вокруг, а затем вдруг хлынули к своему хозяину, оставляя целую пещеру голой и пустой, точно рисунок неумелого художника. Остались лишь тени тех, кто наблюдал за плавным движением рук Найтгеста, но и они трепетали, готовые сорваться прочь при первом повелительном мановении пальцев мужчины. Акио чувствовал себя так, словно его вот-вот разденут догола на жутком холоде, а потому стиснул зубы, крепко зажмурился, призывая к собственным силам. Среди прочих он не источал мрак, а наоборот, отталкивал его, как мусор, как пыль. Сразу стало легче, и юноша улыбнулся, с восстановившимся спокойствием поглядел на происходящее. В защитном куполе неохотно появилась прореха, и Найтгест немедленно скользнул внутрь, тут же оставшись наедине с взбешёнными тварями. Первые несколько мгновений ничего не происходило и казалось, будто чернокнижник просто стоит. Они явились из нескольких проходов пещер разом, напоминая не то львов, не то ещё что-то. Могучие кошачьи туловища были покрыты рыжей жёсткой даже на взгляд шерстью, гривы отчасти скрывали львиные морды с пастями, полными острых ядовитых клыков, идущих в несколько рядов. Кожистые крылья взрослой особи в размахе были не меньше трёх метров. Угрожающе раскрытые, они меж тем выполняли ещё одну функцию – скрывали самый опасный атрибут этих восхитительных тварей. Скорпионий чёрный хвост опасно покачивался над спиной у каждой из дюжины мантикор, готовый разить врага. Теперь они не пытались драться между собой, нацелившись на глупую жертву, решившую заглянуть к ним на чай. Лицо Гилберта оставалось непроницаемым, жестоким, холодным, лишённым всяких эмоций. В отличие от его обыкновенного хладнокровия, было в этой неподвижности ещё что-то. Ярость. Острая, как клинок, ледяная и жгучая. Смотреть на него было страшно, но Охотник не отводил взгляда. Неужели один чернокнижник способен справиться со стаей взбесившихся мантикор? А если в этих пещерах кроются ещё твари? В груди Акио затеплилась робкая надежда: если Найтгест умрёт, будет ли у него шанс на свободу? Шрам вспыхнул от боли, и юноша невольно прикрыл его ладонью, сложившись пополам, а затем медленно осев на пол. «Даже не надейся, милый», – зазвучал в его голове голос чернокнижника, столь сладкий и манящий, что в паху заныло от желания услышать его поближе, над самым ухом.