Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 46 страниц)

– Рок, мне кажется, нам всё-таки пора, – перебил его Найтгест, обеспокоенно посмотрев на Миррора.

На секунду чернокнижнику показалось, что на лице собеседника появился ужас, но он тут же растаял под расстроенным выражением лица.

– Да ладно, зачем, – жалобно протянул художник, глядя на него столь умоляюще, что вампир слегка растерялся.

– Да у тебя уже давление от жары скачет! – возмутился Пассиса, а затем потянулся и взял художника за руку. Против ожидания она была совершенно ледяной, а пульс стал совсем уж безумным. Поглядев в глаза юноши с расширенными зрачками, вампир взорвался. – Тебе точно хватит! Давай, вылезай. Не хватало ещё в обморок упасть!

Роккэн посмотрел на него странно. Как будто на душевно больного или на ребёнка с задержкой в развитии, но с тихим вздохом выбрался из воды и неохотно закутался в полотенце. Вампир последовал за ним, первым вышел, растерянно посмотрел на пустующую и абсолютно сухую душевую, вышел в предбанник. Никаких следов Руруки или Люука видно не было, и он растерянно поморгал, оглянулся на Роккэна:

– А где мальчики? Они же сказали, что ополоснутся и вернуться.

– Наверное, поднялись в бар или в другую сауну пошли, – быстро нашёлся художник, заулыбавшись, поняв, что у него есть шанс ещё немного побыть вместе с Пассисой наедине. – Пойдём чаю попьём? Или, может, до трактира дойдём? Я вот страшно голодный! Сейчас бы целого кита съел.

Найтгест тихо рассмеялся, прикрыв рот кулаком и смешливо зажмурившись от этого забавного вида. Художник торопился так, словно опаздывал на рейс собственной жизни, и псионик не посмел его задерживать, тоже поспешив одеться и последовать на выход за юношей. Они и правда добрались до небольшой и тихой корчмы неподалёку, где на пару схомячили большую запечённую на открытом огне рыбу с жареным луком и грибами, выпили целых два чайника чая, а затем ещё некоторое время ездили по безопасным улицам Умбрэ, болтая ни о чём.

– Я поеду обратно в замок, – зевнул Пассиса, останавливая жеребца и потирая глаза. – А ты?

– Я бы поехал, но надо дождаться Руруку. Думаю, он поехал в наш дом, здесь недалеко. Может, заглянешь?

– Нет, спасибо, Рок, я лучше проедусь и отдохну у себя, – Найтгест мягко улыбнулся, с некоторым удивлением отметив расстройство на лице юноши. Неужели он так боится оставаться один? Или, может, так переживает за брата? – До встречи. Спасибо за хороший вечер.

– Не благодари, – отмахнулся художник, а потом ещё долго оставался на месте, неподвижный, глядя на удаляющегося рысью наездника в чёрном плаще. Улыбка сползла с лица Миррора. – Жаль, что не останешься, – тихо себе под нос выдохнул юноша, а потом развернул коня и шагом направил его в сторону дома.

Там было пусто и тихо, до боли тихо, что не могло не расстраивать, но слегка уставший Роккэн добрался до кровати и с радостью завалился на неё, едва только раздевшись, и тут же и уснув. Но спал он недолго – скрипнула дверь, и он приоткрыл глаза, прислушиваясь. Шаги, определённо, принадлежали Руруке. Шорох одежды, тихая беззлобная ругань, а затем едва слышный, но почувствовавшийся скрип просевшего под весом летописца матраса. Старший брат завозился, устроился, но всё равно вздрогнул, когда художник подал голос.

– Понравилось? – дежурно поинтересовался Роккэн у брата.

– Угу, – коротко отозвался летописец, глядя в потолок и стараясь скрыть совершенно отчаянное выражение глаз и лица.

– Ну, славно, – пробормотал Роккэн и приобнял его, тут же размеренно, глубоко задышав, как будто сразу и уснул.

Летописец до боли прикусил губу и крепко зажмурился, изо всех сил сдерживая срывающееся дыхание. Он чувствовал себя без малого ненужным, приятным аксессуаром к собственному брату, а оттого настроение становилось всё более поганым, и поделать с этим ничего не мог, до дрожи в теле терпя душевную муку. Не удержав судорожного выдоха, готового прерваться слезами, хронист повернулся спиной к Роккэну, стиснул подушку в пальцах. Как никогда сильно хотелось почувствовать, как он обнимает, прижимается в поисках тепла, подпихивает вечно ледяные ступни к его ногам, а ладони прячет под бок. Ночь, проведённая без этих объятий, казалась сущим адом, и хронист не знал, как отучить себя от этой слабости.

– А на брата сил не осталось, м? – внезапно спросил Роккэн, и Рурука едва не вздрогнул, тут же задышав ровно и без дрожи.

– А что, просто так уснуть не можешь? – невольно огрызнулся он, тут же укусив себя за язык, но сказанного было не воротить.

– Люби тебя после такого, – мрачно хмыкнул художник, и старший Миррор едва сдержал крик отчаяния, до крови укусив костяшку, а затем сквозь кожу и зубы процедил, не в силах сдержать яд обиды и горечи, просочившийся в голос.

– На меня уже сил не осталось, да?

Роккэн потянул его за плечо, а затем уселся сверху, почему-то улыбаясь от уха до уха, и Рурука спешно убрал от лица стиснутый кулак с искусанной кожей на тыльной стороне ладони. Упершись ладонями по обе стороны от головы брата, он вдруг стал засыпать его вопросами!

– Ну, как он? Какой? Кто был сверху? Он, небось, да? Не-ет? А в какой позе? – а затем совсем уж ехидно фыркнул: – Он был лучше меня?

Хронист медленно приподнялся на локтях, сохраняя молчание и внимательно глядя на брата. Всё ещё чуть мокрые длинные тяжёлые волосы вились, чаруя своими изгибами, как и всегда. Протянув руку, старший Миррор зарылся в них пальцами, нежно провёл низ, разбирая влажные пряди, не причиняя боли. Медленно подавшись вперёд, Рурука коснулся губами груди брата над самым сердцем, а затем тихо проговорил, щекоча чувствительную кожу дыханием:

– Нет ничего и никого лучше тебя.

К его истинному восторгу художник стремительно побурел, глаза его заблестели, и он прижал к лицу ладони, тут же глухо забубнив:

– Придурок! Нельзя же так…

Улыбка поползла по лицу Миррора, и он даже не думал сдерживать её, целуя каждый палец Роккэна, слегка прихватывая кожу губами, обласкал тыльные стороны ладоней, оставил небольшой засос, снова стал целовать пальцы и, желая закрепить результат, добавил:

– Только так и можно.

Пискнув, художник развёл ладони в стороны, подался к нему навстречу и поцеловал, зарывшись пальцами в волосы, мелко дрожа в унисон с братом, прижимаясь к нему столь тесно, что кожа казалась досадным препятствием между ними. Рурука мягко подмял его под себя, принимаясь исступлённо гладить, едва касаясь, заставляя выгибаться вслед за своими прикосновениями. Оторвавшись от губ художника, Миррор стал оцеловывать всё его тело, как обезумевший, то и дело надолго прижимаясь к тому или иному месту, будто чертил своеобразную карту.

– Пусть он и прикинулся тобой, – с придыханием абсолютно севшим голосом прошептал Рурука, огладив щёку брата подушечкой большого пальца, – но я знаю все эти мелочи: шрамы, родинки, веснушки – все до одной. Мои любимые изъяны, – он поцеловал сначала одну на скуле под правым глазом Роккэна, затем вторую, чуть выше, на нижнем веке, чуть не задыхаясь от восторга, экстаза, что охватывал его душу всякий раз, когда он мог так свободно прикасаться к любимому младшему брату.

Он гладил и целовал все эти, казалось бы, абсолютно незаметные приметы, говоря, когда какая появилась: где упал, где натолкнулся на косяк двери, когда порезался, когда появилась очередная родинка. Шептал, чуть прикусывал, и Роккэн не знал, хочет ли он куда-то деваться от этих пылких ласк или нет, медленно плавясь от происходящего, прикрывая глаза.

– Сдался мне его идеальный Роккэн, когда у меня есть ты? – выдохнул с содроганием Рурука, вскинув сверкающий взгляд на художника.

Протянув руку, художник приласкал Руруку, погладил по щеке, по губам, странно усмехнулся каким-то своим мыслям и опустил взгляд на замершего юношу.

– Ты же знаешь: можешь спать с кем угодно, как угодно и где угодно, со мной или без меня, не оправдываясь, – а затем чуть стиснул волосы на затылке Руруки, потянул назад, заставив запрокинуть голову. – Но не надо, пожалуйста, трахаться со мной без меня. Я, знаешь ли, ревную.

И к собственному изумлению увидел, как брат расплывается в абсолютно шальной улыбке, как он начинает смеяться, дрожа всем телом. Ненадолго каменная гора свалилась с плеч летописца.

❃ ❃ ❃

По коридорам струилась тьма, с хищным шелестом растекаясь всюду, шепталась с каждым углом и гобеленом, пересказывая увиденное за день. Каждый из них хранил на себе отпечаток мрака, первородного ужаса, угрозы, таящейся здесь всегда и везде. Ощущение взгляда в затылок преследовало повсеместно, и нигде было не найти покоя, негде было спрятаться. Они шли по пятам, и мужчина чувствовал это столь же явно, сколь и одежду на себе. Если бы только была возможность отделаться от преследования так же просто, как скинуть с себя дорогие ткани! От ощущения, что за ним наблюдают и вот-вот настигнут, становилось нестерпимо не по себе. С какой-то стороны даже страшно. Жизнь грозилась превратиться в ад, если только уже это не сделала. Статуи и декоративные доспехи виделись тварями, готовыми броситься, едва только повернуться к ним спиной и потерять бдительность. За ними словно кто-то таился, и сердце против воли сжималось, трепыхалось, подобно птице в клетке, не давая покоя. Даже самый мимолётный звук заставлял вздрогнуть и замереть, дожидаясь подвоха, нападения, которых в последнее время было слишком много. Хуже всего в этом было ожидание: когда же откроется дверь, когда на пороге появятся шустрые, неуловимые тени, когда раздастся дыхание над ухом, когда голоса заскрежещут по сознанию ржавыми ножами, как по грифельной доске. Последний месяц, казалось, у него появились седые волосы от постоянного напряжения и изматывающихся в ноль нервов. Не желали сходиться отчёты и документы, которые он успел проклясть всеми известными и неизвестными словами, а всё потому, что ему не думали давать возможность сосредоточиться. Стоило только прикрыть глаза, вдохнуть поглубже, как изворотливые чудовища, что вели на него охоту, были тут как тут, вгрызаясь в сознание с безжалостностью псиоников. Выбираться из комнаты и вовсе представлялось самым настоящим испытанием – если они не ждали подле дверей, то обязательно нагонят в коридоре, набросившись со спины. Можно было искать спасение среди скопления людей в обеденной зале, но даже это не всегда срабатывало, не всегда отпугивало. И даже по ночам казалось, что они таятся поблизости, что можно услышать биение этих неугомонных сердец, почуять тепло их крови.

Скрип двери прозвучал рёвом дракона, решившим напасть без объявления войны, и он вздрогнул, вскинул взгляд, чувствуя накапливающееся раздражение и усталость. Перо в пальцах треснуло, сложившись пополам, и капнувшие с него чернила испортили свиток.

– А, Господин, вы здесь! – ехидные морды растянулись в улыбках. – А мы вас искали.

Найтгест закусил губу, глубоко вдохнул, стараясь не показывать, насколько его на самом деле бесит всё это. Не было ни дня, чтобы двое этих засранцев не подкатились к нему со словами: «Господин, а не хотите ли вы поговорить с нами о возможном предательстве?». Эти чёртовы свидетели Иеговы оббивали все его пороги, выклевали мозги и довели его до состояния зелёных пузырьков. У чернокнижника было множество своих занятий, начиная от элементарного обхода непосредственных владений, заканчивая распределением ресурсов на толковую постройку новой фортификации на востоке Ифарэ. А эти гнусы донимали его буквально при каждом удобном случае, которые они не уставали подстраивать: то подкараулят Найтгеста, выходящим из апартаментов, то поймают под локоток на выходе из обеденной залы, то присоединятся к осмотру замка, то прибегут с готовыми работами и обязательно горячим чаем, чтобы поболтать как следует. В этот раз и художник, и летописец пришли с пустыми руками, но немедленно оккупировали кресла для гостей, уставившись на Господина чернокнижников лукаво и ехидно.

– Мы подумали, что вы готовы снова рассмотреть наши доводы, – деловым тоном проговорил Рурука, закинув ногу на ногу и с удобством расположившись в кресле. – И непременно сейчас всё расскажем!

– Вам более нечем заняться? – как можно более сдержанно поинтересовался Найтгест, доставая из стола новое перо и внимательно изучая его взглядом. – Мне казалось, что мы уже обсудили всё, что только у вас нашлось, и дошли до соглашения.

– Это вам только показалось, – фыркнул придворный художник, едва не подпрыгивая на своём месте. – Вот увидите, мы обязательно сможем доказать вам, что в ваших рядах завёлся предатель.

– И что же вы сможете мне изъявить, чтобы я убедился в истинности этих доводов? – не без иронии поинтересовался вампир, изогнув бровь и обмакнув перо в чернила, чтобы вернуться к работе, начав новый свиток.

– Ну, а что нужно, чтобы вы нам поверили? – взял быка за Рурука, сощурившись и явно изготовившись немедленно сорваться с места, чтобы предъявить Господину чернокнижников доказательства измены секретаря. – Вот что угодно!

Мужчина вывел в правом верхнем углу название документа, обдумывая то, что собирается сказать в следующее мгновение. Из своего рода транса его вывел странный шум, доносящийся из-за двери, словно кто-то бежал со всех ног в сторону кабинета, оскальзываясь и спотыкаясь. Такие звуки в замке никогда не были к добру, обозначая нечто срочное и не совсем приятное. Братья ещё не успели отреагировать, а Найтгест выпрямился, откинувшись на спинку кресла и уставив взгляд на дверь, готовый ко всему. По крайней мере, он думал, что он готов ко всему. В кабинет ворвалось… нечто. Лицо Гилберта скривилось, он весь содрогнулся, едва сдержавшись от того, чтобы прикрыть нос и рот ладонью от того запаха, что пронёсся по всему кабинету. Мирроры медленно обернулись, вытянувшись по струнке и уставившись на существо, явившееся в кабинет к Господину чернокнижников. Аромат, засквозивший с его стороны, заставил Руруку позеленеть от неприятнейших воспоминаний в его жизни, и он спешно отвернулся, подавив рвотный комок, подобравшийся к горлу. В существе, что вбежало в помещение, вряд ли можно было узнать секретаря Повелителя чернокнижников. По крайней мере, потёки на его волосах и теле, почти не скрытом нижними рубашкой и шелковыми панталонами, делали его совершенно непохожим на себя, равно как и перекошенная от бешенства физиономия. Гилберт изо всех сил сдерживал выражение лица, подобающим его должности, не позволяя себе поморщиться или выше положенного поднять брови, когда эта бестия остановилась на дорогом ковре из Монезрана, марая его испражнениями. Благо, не своими.

– Лихнис? – ровным, на удивление ровным, тоном проговорил Гилберт, стиснув зубы и не вдыхая. Слава тьме, он, будучи вампиром, мог не дышать очень и очень долго, но это не отменяло того факта, что отвращение его скручивало до дрожи.

– Это… это… – захлёбываясь возмущениями, проорал Лихнис, потрясая кулаками и, кажется, готовясь то ли разрыдаться, то ли шлёпнуться в обморок. – Это последняя капля!

– Тут… явно больше, чем капля, – изломил бровь чернокнижник, окинув крайне странным взглядом своего секретаря, прикидывая, как бы побыстрее от него избавиться и, главное – свести на нет следы его присутствия. – Мне даже не хочется любопытствовать, что случилось. Но, полагаю, ты сейчас всё объяснишь.

– У меня нет слов! – взвизгнул Лихнис, вытаращив глаза так, что они едва не вываливались из орбит. Он весь покраснел, дрожал и едва не заикался, то и дело стирая сбегающие на лицо потоки дурной жижи. – Этот Акио перешёл все допустимые границы! Как у него вообще хватило наглости!.. как он только!.. да что он себе позволяет!

– Сомневаюсь, что понял тебя так, как надо, – чуть встрепенувшись, произнёс мужчина, не выдержав и мелко содрогнувшись, опустив взгляд на свиток. Какое интересное покрытие! Любопытно, как же их делают такими? – Что ты имеешь в виду?

– Этот негодяй сломал трубу в моей ванной!.. и мне… прямо в лицо!..

Братья смотрели то на одного, то на другого, зажав носы пальцами, чтобы не вдыхать слишком глубоко и не чувствовать шлейфа амбре, расходящегося от Лихниса. Рурука потянулся и взял со стола свиток и перо, торопливо застрочив им по пергаменту, явно решившись записать всё происходящее с точностью до запятой. Слава богам, разгневанная мегера не заметила этого, ошарашенно и зло глядя на Найтгеста. Казалось бы, ситуация не могла бы стать лишь более абсурдной и безумной, но дверь раскрылась вновь, и секретарь обернулся на вошедшего мужчину с белоснежными волосами.

– Ты вызывал, Гилберт? – ровным, спокойным тоном поинтересовался вошедший, а затем зрачки его сузились, стоило только уловить запах. От его вида юношу перекосило окончательно, и он набросился на него, схватил грязными пальцами за снежный воротник плаща и даже встряхнув:

– Да как у тебя вообще наглости хватило явиться сюда! Ликуешь, да?! Торжествуешь?! Ещё и вырядился, урод!

Господин чернокнижников не удержался и шумно вдохнул носом, закашлялся и спешно поднялся из кресла, устремившись прочь из кабинета, походя похлопав художника и летописца по плечам, и те подорвались, мигом устремившись за своим непосредственным начальником. Захлопнув за собой дверь, вампир прижался к ней спиной, сдерживая дрожащие от смеха и улыбки губы: ему хотелось увидеть, что же Повелитель жрецов сделает с секретарём за то, что тот испоганил его белоснежный плащ, но нервов на подобное зрелище у него бы точно не хватило.

– Запомните, мальчики, это не считается доказательством, – уходя дальше по коридору, бросил мужчина, не оборачиваясь, но вслушиваясь в гогот, доносящийся ему в спину – Мирроры от души веселились, стекая на пол возле дверей кабинета.

And every time when I painted my room

Like a fool I hid my feelings

And every time when I painted my room

I thought about leaving

Комментарий к Глава 7: Минута до полуночи

Следующая глава в субботу 25.08.

========== Глава 8: Голод ==========

Беги, беги вперёд,

Покуда хватит тепла,

Покуда крепок лёд,

Пока летит стрела;

Не дай господь тебе

Мой свист услышать!

Беги, беги вперёд,

Беги, не чуя ног,

Хоть холод мышцы рвёт,

Хоть нет в снегу дорог;

Пусть даст тебе твой Бог

Силы – ВЫЖИТЬ!

Два года. Два долгих мучительных года. Именно столько ушло у меня на то, чтобы вычислить предателя, найти его и прикончить. Видят боги, я стремился к тому, чтобы всё сделать идеально, чтобы устранить опасность, чтобы моему жестокому повелителю не пришлось разрываться на части и распылять силы на такие «мелочи». Мне и моим друзьям никто не верил, что проблема вовсе не в другой фракции, что рыба гниёт с головы. А, доказав это, я оказался сурово наказан.

Два года прошли впустую. Два года я выкладывался на полную, чтобы вновь ощутить, как ломаются кости под железной подошвой сапога.

Два года я жил, чтобы снова почувствовать себя побитой собакой.

Два года я жил, чтобы найти истину.

Два года я смотрел в телескоп, чтобы увидеть её на расстоянии вытянутой руки.

Я не жил эти два года.

❃ ❃ ❃

Лето выдалось жарким по всем параметрам: Талиарен содрогался от войны чернокнижников и элементалистов, Сотминре умирал под гнётом изгнанников, а погода стояла такая, что проще было повеситься, чем выйти на улицу и немедленно спечься. Застать Господина чернокнижников в замке становилось всё сложнее и сложнее. Ему приходилось метаться между крепостями, проверять армию и вместе с тем не спускать глаз со своего фаворита. Беспокойство вызывало не столько то, что он балансирует на тонкой грани между открытыми столкновениями с изгнанниками, сколько его странная тяга к смертным музыкантам. Но, видя его счастливое и полное вдохновения лицо, чернокнижник приходил к неутешительному выводу, что пусть он развлекается так, пока Найтгест не может уделить ему всё своё внимание. Своеобразная свобода ударяла в голову, окрыляла, и Артемис постепенно приходил к выводу, что дело не сдвинется с мёртвой точки, если только он сам не предпримет решительных действий. То, что Лихнис задумывает нечто дурное, стало ясно уже достаточно давно, и Люук даже выискал его четверых сообщников, но никаких доказательств у них на руках пока что не было. И теперь это становилось делом принципа для гордого Акио, привыкшего подчёркивать собственную победу всеми возможными способами. Но изворотливый секретарь понимал, что если его поймают на горячем, то ему мало не покажется, а потому действовал осторожно и предусмотрительно. Именно это бесило Охотника особенно. Даже то, что братья Мирроры втёрлись в доверие к этой змее, мало помогало юноше. И вместе с тем он буквально разрывался на части: с одной стороны на нём висела обязанность выяснить, что собираются делать изгнанники, с другой Лихнис со своим заговором, с третьей великолепные друзья, придающие сил, а с последней – молодые музыканты, дарящие желание открывать глаза по утрам.

Очередной зов Руруки застал его врасплох во время записи первого студийного альбома его воспитанников. Юноша едва не подскочил, потому что мысленный порыв был таким громким, что едва не оглушил его.

– Артемис, скажи мне, что ты можешь прямо сейчас явиться в замок! – буквально орал летописец, и Охотник приложил ладонь к виску, пытаясь справиться с таким эмоциональным потоком. Старший Миррор всё ещё плохо владел искусством ментальной связи, и ему приходилось терпеть подобные казусы со стоическим спокойствием. – Это ужасно важно!

– Да что там, пожар, что ли? – вяло огрызнулся Акио, стараясь одновременно сосредоточиться и на друге, и на музыке. – Я немного занят, если честно.

– Дохлые боги, если ты не поспешишь, может случиться переворот! – снова закричал Рурука, и Акио прикоснулся уже ко второму виску. – Они собираются напасть на Гилберта сегодня. Я не знаю, что мне делать!

– Укуси тебя дьявол за зад, – мысленно прошипел Охотник. – Тяните время, как можете. Мне нужно ещё полчаса.

– Ничего не обещаю. Поторопись.

Охотник выдохнул, когда летописец разорвал связь и перестал штурмовать его разум своим едва ли связным бредом, который приходилось собирать по кусочкам, как слова в сломанном телефоне. Он медленно выпрямился, расправил плечи, окинув взглядом музыкантов, что старались изо всех сил, сосредоточенные до ужаса. Едва дождавшись, пока они закончат песню, Акио поднял руку, и ребята понурились, подумав было, что где-то опять допустили ошибку.

– Должен вас покинуть, – сурово произнёс Артемис, когда они вышли из комнаты звукозаписи к нему. – Дело очень важное. Не могу его больше откладывать.

– Ты откладывал запись альбома полгода! – возмутился Руперт, ткнув ему пальцем в грудь. – Что может быть важнее этого?

– Закончите без меня, – юноша был непреклонен, и почему-то музыканты даже не подумали воспротивиться, услышав его ледяной тон.

Лицо Акио исказила мука, он поморщился и приложил ладонь ко лбу, кажется, готовый упасть в обморок. Слов прощания они так и не смогли понять: пронзённый очередным мысленным зовом, юноша обратился к родному японскому, прозвучавшему для молодых дарований диким и неразборчивым. Артемис почти что выбежал из студии, на ходу накидывая на плечи плащ и кутаясь в него по самые уши. Ясный июньский день, удушливый и жаркий, сбивал с мыслей и сушил губы, пока Охотник выискивал безлюдное место, чтобы воспроизвести матрицу заклинания и раскрыть портал. А затем, наплевав на всё, замер, резко резанув рукой по воздуху. Ткань мира вздрогнула, возмущённо вскрикнула, равно как и люди, увидевшие, что человек исчез прямо посреди улицы.

Защитные чары, окружавшие Чёрный замок, не позволили ему переместиться непосредственно в цитадель, и он вывалился в лесу, споткнулся, рухнул на колени, но тут же подорвался и через тьму, укрывшую взор, рванулся в нужную сторону. Сердце его совершенно заполошно колотилось в груди, разрываясь от нестерпимой боли после магической нагрузки. И липкий страх. Он знал, что Гилберт вовсе не слабак и способен дать отпор, знал, что он носит титул Господина чернокнижников не за красивые глаза (что было бы весьма справедливо, ведь эти глаза Акио любил особенно сильно). Но всё равно опасался, что предательство может стать именно тем самым событием, которое ломает даже самых могущественных. Юноша задыхался, но бежал, не чувствовал ног, но заставлял себя нестись вперёд, огибая деревья и перемахивая через овраги. Подвесной мост был поднят, и Артемис с чувством чертыхнулся, поняв, что придётся потратить время ещё и на это. Завидев его, бегущего, словно за ним гонится орда демонов, стражники переглянулись, однако решили, что лучше разберутся потом, и дали знак опустить мост. Акио метался вдоль рва, как тигр в клетке, и мост ещё не успел опуститься, как он вспрыгнул на него и рванулся на внутреннюю территорию замка, махнув стражам собственной картой, чтобы лишний раз не прыгали. На ступенях замка его уже поджидали Мирроры, пребывавшие не в меньшем беспокойстве, чем сам Акио.

– Где Гилберт? – выпалил он, останавливаясь и складываясь пополам, пытаясь отдышаться, унять резь в боку.

– У себя в кабинете, – отозвался Роккэн, с опаской глядя на запыхавшегося юношу. – Чернокнижники проиграли битву в рудниках, и у него просто отвратительное настроение. Уже грозится казнями и изгнаниями, если кто-то ему под руку попадётся. Кажется, говорят о внеплановом собрании. И о том, что элементалисты могут напасть на эту цитадель. По крайней мере, так говорят.

– А Лихнис?

– В обеденном зале со своими прихвостнями, – сплюнул Рурука, поморщившись, как от мерзкого привкуса во рту. – Он сказал нам задержать тебя любыми способами. После того, как выдал долгий монолог на тему того, что Господина чернокнижников уже не спасти от пагубного влияния Акио, и тебе самое время отправиться к праотцам. Он слишком далеко зашёл.

– Пятеро значит, да? – мрачно прошептал Акио, а затем выпрямился и встряхнулся. – Я оставил свой стилет в Сотминре, потому как не было времени забежать за ним. Придётся действовать подручными средствами.

– Не хочешь сначала сказать об этом Гилберту? – осторожно напомнил художник, с опаской глядя на мрачную физиономию Охотника. – У нас так и не нашлось вещественных доказательств.

– Да плевал я на них! – заорал он, бросив бешеный взгляд на братьев. – Если этот сукин сын попробует хоть пальцем тронуть Гилберта, я ему кишки через нос вытащу и обратно в задницу запихну. Только я могу убить этого ублюдка.

Мирроры отшатнулись от него, дав войти в замок, а затем поспешили следом, держась на безопасном расстоянии. Им впервые довелось видеть, как Охотник берётся за дело, как он выглядит, когда встаёт на след собственной жертвы. Зрелище было пугающим, но в то же время абсолютно завораживающим. Прежде они видели расслабленного, вальяжного и немного даже заносчивого юношу, теперь же перед ними был дикий зверь, готовый разорвать добычу на клочки. Обеденный зал назывался так постольку поскольку, однако выполнял функцию не только столовой, но ещё и места для проведения торжеств. Именно здесь чернокнижники собирались вместе, общались, обменивались новостями и просто напросто отдыхали. После проигранной битвы здесь было шумно и вовсе не радостно, в воздухе повисли злость, негодование, обида. Маги сбивались в небольшие компании, жарко обсуждая произошедшее и мало обращая внимание на происходящее вокруг. Кто пил, кто заедал горе, кто просто молча сидел за длинными столами. А потому группа из пяти людей в форменных чёрных плащах не особенно бросалась в глаза. Однако Охотник знал, что ищет. Он скользил между людьми, ненавязчиво пододвигая их, если те заслоняли дорогу, огибал, если это было нужно.

– Сейчас самый лучший момент, – негромко говорил Лихнис, помешивая сахар в чае, но во все глаза глядя на своих единомышленников. Троих Артемис знал, по крайней мере, видел их мельком на собраниях. Четвёртый же был ему совершенно незнаком, и это несколько напрягало его. Походя сняв с чужого пояса баронг, Акио замер неподалёку, прислушиваясь. – Гилберт совершенно потерял концентрацию. Мы должны напасть сейчас.

– Придерживаемся старого плана? – хмыкнул незнакомый маг с невзрачным, серым лицом. И всё же он казался Артемису смутно знакомым. – Или ты ещё что-то предлагаешь?

– Сейчас же пойдём к нему в кабинет. Я знаю короткий путь. Скажу, что принёс доклад с передовой. Он с радостью клюнет, – похвастал секретарь, отпивая из чашки и снова начиная помешивать. – Мирроры задержат Акио, если он появится. Но не должен. Акира говорил о том, что он плотно сидит у них на хвосте и не хочет слезать. А если всё-таки появится… будьте осторожны и держитесь от него как можно дальше. Это ужасный человек.

– Согласен, – Артемис присел рядом с ним, вроде бы невзначай уложив руку на стол, однако клинок смотрел прямо в горло заговорщику. – Кошмарное создание. Как его только терпят?

Лица диверсантов вытянулись, а Лихнис вовсе побелел как полотно, судорожно размышляя, что из сказанного им Охотник услышал, а что нет. Юноша беспечно улыбался, поддерживая видимость дружеской встречи, отхлебнул из чашки секретаря и поморщился от слишком сладкого вкуса, вернул её на блюдце, облизнув губы.

– Что ещё расскажешь? Звучит любопытно, – ехидно подтрунивал он, чувствуя, что маги начинают набирать силы для одновременной атаки. – Хотя я вот слышал версию, что Артемис Второй ничего так парень, весёлый и дружелюбный. Может, Акира придерживается другого мнения?

Заклятья ударили с пяти сторон, но только одно частично достигло своей цели, мазнув огнём по руке Акио. В зале поднялся шум, вокруг них образовалось пустое пространство. Артемис замахнулся и кинул клинок, попав прямиком в лоб одному из магов. Завязалась драка.

❃ ❃ ❃

– Господин!

– Я сказал не беспокоить меня, – рявкнул Гилберт, стукнув по карте сжатым кулаком. Он бросил яростный взгляд на вбежавшего чернокнижника. – Дьявол, если не хочешь угодить в темницу, немедленно выметайся вон!

– Господин, там сражение в главном зале! – быстро выпалил он, отшатнувшись от разъярённого вампира. – Это сущий ад, несколько наших уже погибло, и…

– И? – сквозь зубы прошипел Найтгест, резко поднимаясь из-за стола и двинувшись на него. – Ну?!

– Артемис, – полупридушенно прошептал доносчик, ощущая ледяную хватку тени на собственном горле, – он напал на кого-то. Убил двоих. Не знаю, что сейчас, но там было море крови.

Зрачки Гилберта сузились. «Ах ты мелкая дрянь, – мысленно ругнулся он, бегом выбравшись из кабинета и кинувшись вниз по лестницам. – Почувствовал слабину и напал, да? Ну я тебе покажу, сучонок». Дикая злость обуревала его, затмевая холодный разум и не давая взглянуть на ситуацию со стороны. Всё это время он жил по принципу, который диктовал ему держать Охотника на коротком поводке. Акио никогда не были послушными или покладистыми, и Гилберт был уверен, что рано или поздно любовник решит отомстить. Войдя в зал, он немедленно увидел то, зачем шёл. Чернокнижники были, мягко говоря, растеряны, не зная, стоит ли помогать фавориту Господина или попытаться остановить его. Кто-то даже сунулся за этим, но попал под раздачу, схлопотав каблуком сапога прямиком в пах, после чего откатился к стене и не возникал. Трупов было уже четыре. Кто-то, раненый по случайности, кого-то лишь задели, и большинство просто ушло в глухую защиту, возведя щиты из теней. Прямо на глазах у Гилберта Акио схватил Лихниса за шею и опрокинул на пол единым мощным рывком. Нож взметнулся и резко опустился раз, другой, третий, а через мгновение он поднял вверх руку с зажатой в ней головой. Воцарилась тишина.