Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц)

– Тьма тебе на голову! – воскликнул мужчина, до того предлагавший странные ролевые игры. Рыжий и весьма конопатый, как нельзя более подходящий под известную песенку, он смотрелся в офисном кабинете не к месту. – Конечно же, с ним. Он тебя послал?

– Ага, после того, как я послал его, – фыркнул Артемис, наблюдая за тем, как их лица вытягиваются. – Шучу, не беспокойтесь. Да, он отправил меня сюда разобраться с изгнанниками. Но я немного не рассчитал собственных сил и попал впросак. Артемис Акио Второй.

– Ба, какую шишку выделили, – женщина удивлённо приподняла брови, окидывая шатающегося, но всё равно встающего на ноги юношу. – А мы всё гадали, из них ты или нет.

– Я вообще деньги хотел поменять, но, если быть честным, не имею ни малейшего понятия, как это делается, – поспешил увести разговор от опасной темы Охотник. Он достал из сумки кошель с монетами и подбросил на ладони, отчего он тяжело и сыто звякнул. – А потом мне бы получить информацию. Я не был здесь уже почти десять лет, а в Германии так и вовсе впервые.

Рыжий мгновенно подобрался и деловито кивнул, затем махнув рукой и предложив следовать за собой. Они вышли из кабинета и, дойдя до лифта, спустились на подземный этаж. Повсюду сновали деловые люди, не обращая на них ровным счётом никакого внимания, хотя одежда Артемиса и была заляпана кровью. Короткий коридор был сплошь и рядом утыкан дверьми, и к одной из них мужчина и подошёл, затем приложил ладонь с кольцом к замку. Тот щёлкнул, ручка сама по себе опустилась, и они вошли внутрь. Тускло освещённое хранилище вызвало у Акио неподдельный интерес. Множество металлических ящиков, вмонтированных в стены, так и манили заглянуть, узнать, что же в них таится. Несколько столов пустовали, и за один уселся рыжий, принимаясь вынимать на свет бумаги.

– Долго здесь будешь? – важным тоном поинтересовался он, затем включая компьютер. Тот тихо зажужжал, готовясь к работе.

– Не знаю, – пожал плечами Охотник, присаживаясь на край стола и разглядывая помещение. – А что в ящиках?

– Золото, артефакты, снадобья, компоненты, – не вдаваясь в подробности, объяснил казначей, застучав пальцами по клавиатуре. – Если у тебя есть что-то важное, что ты не хочешь потерять или сохранить в случае своей гибели, а затем передать фракции или семье – можешь оставить здесь.

– Если бы я мог умереть, не стал бы делать такую глупость, – прыснул Артемис, устраиваясь поудобней и покачивая в воздухе ногами. – Часто вас грабят?

– Хочешь стать первым?

– Возможно.

– Ну, тогда будешь первым и последним, – кивнул конопатый, не отвлекаясь от монитора. – Тут достаточно высокий уровень защиты. Не смотри, что никого нет. Когда это место организовывалось, несколько магов весьма неплохо над ним поработали. Можешь, конечно, попробовать, но я бы не советовал.

– Разрешаешь, правда? – Акио с лёгким недоверием покосился на него, затем спрыгнул на пол и подошёл к стене, изучая взглядом ящики. Без замков, без ручек, с крохотными щелями друг между другом. – И как это работает?

– Сладкий, я немного занят, – уже менее благосклонно произнёс рыжий, бросив на юношу недовольный взгляд. – Поинтересуйся у артефакторов, как они это делают.

Тихо вздохнув и тоскливо поглядев напоследок на ряды шкафчиков, Акио вернулся к столу, затем обошёл его и встал за спиной казначея, уставившись в экран.

– Боже, протоколы. Как я отвык от этого! – внезапно рассмеялся он, весело сощурившись. – А мне-то казалось, что опять будет какой-нибудь долбанутый медиум ауру проверять и карту просить.

– Если бы, – мрачно вздохнул мужчина, едва не сгорбившись. – Это бы сильно облегчило нашу работу и жизнь в принципе. Но эти птички слишком редкие, чтобы раздавать их направо и налево, особенно, если это такая маловажная функциональная единица, как казна.

Рыжий бурчал не совсем умеренно и даже с определённой долей недовольства, почти что яростно, не переставая вытарабанивать пальцами дробь по клавиатуре. Так посмотрев на него, Артемис бы ни за что не сказал, что он выходец из другого мира и с техникой мало знаком. «Интересно, а чернокнижники проходят какие-то специальные курсы повышения квалификации?» – подумал он не без смеха и порадовался, что стоит за спиной у мужчины, и тот не видит его лица, покрасневшего от усердия не захохотать в голос. Стоило только представить, как суровые тёмные маги собираются вместе в каком-нибудь школьном кабинете информатики и широко распахнутыми доверчивыми глазами смотрят на огромный экран, на котором учитель крутит презентацию. Затем казначей забрал у него кошель и высыпал содержимое на стол перед собой, принимаясь внимательно подсчитывать золотые и серебряные монеты, забавно бормоча себе под нос. Затем вновь принялся печатать, сгрёб монеты обратно в кошель и отнёс в один из ящиков. Тот повиновался его прикосновению и, только получив жертвоприношение, сразу звучно захлопнулся. Рыжий подошёл к другому ящику и вынул из него пачку купюр, вернувшись к Акио.

– Здесь десять тысяч евро, – произнёс он, снимая зажим и при юноше принимаясь считать. Пальцы его так и бегали по деньгам, легко и быстро перебирая их с задорным шелестом. После снова склонился над клавиатурой, натужно зашуршал принтер. Мужчина протянул Акио его временные документы. – Надеюсь, этого тебе хватит, и нам не придётся срочно изыскивать для тебя экстренные средства. Изгнанники очень часто шевелились в Кёльне, так что советую начать прочёсывать оттуда. Если нет…

– Я найду их следы, – спокойно заверил его Охотник, забирая деньги и бумаги и разворачиваясь в сторону выхода. – В конце концов, я работал на них без малого десять лет. Если даже они смогут обмануть вас, то меня – ни за что.

Выбравшись на улицу из банка, Артемис вдохнул полной грудью и широко улыбнулся, глянув по сторонам. Искать и находить было его главной способностью, той, что он развивал и оттачивал на протяжении многих лет. В обратный поезд до Кёльна он заходил с улыбкой до ушей, едва не вразвалочку, уже представляя себе, как отыщет Акиру и сунет ему под нос собственный кулак. С одной стороны, хотелось сделать это как можно более изящно и красиво, чтобы невыносимый изгнанник сожрал собственный плащ. А с другой стороны инстинкты ему подсказывали, что Гото будет куда осторожнее и предусмотрительней, чем в прошлом. Если бы юноша только мог знать, как они работают сейчас!

Шумел Рейн, ударяя по граниту набережной, вздымая мелкие волны и лучась под ярким солнцем. Для января погода была неожиданно тёплой, но всё равно в лёгкой одежде чувствовал себя Акио не слишком хорошо. В ближайшем магазине сменив испачканную одежду и плащ на цивильные рубашку и пальто, юноша почувствовал себя чуть более уверенным и заулыбался. Людской поток, спокойный и неторопливый, увлекал его за собой своим весёлым гомоном и покоем, присущим всем людям. Их грубоватый фыркающий и рычащий язык странно привлекал, немного царапая слух и выуживая из памяти то, чему юноша учился, ещё живя в этом шумливом мирке, названном Сотминре в честь Воплотительницы, единственной изгнанницы своей фракции. Воплотители всегда были могущественными магами, сумевшими обмануть саму смерть и вернуться из Долины вечной тени. Они приобретали опасное могущество и становились богами во плоти.

Сотминре была из Королевства людей, занявших всё восточное побережье Ифарэ. При жизни, будучи монахиней, она ужасно гневалась, узнавая о том, что кого-то казнили, пыталась вразумить Совет старейшин и найти мирные пути решения проблемы. Именно она подняла бунт, записанный в истории, как Восстание приговорённых. За ней последовали не только люди, но и представители других рас и фракций, цеплявшиеся за жизнь всеми силами. Сотминре Сочувствующая – так её называли за способность к состраданию даже тогда, когда сама она осталась без всего. Жрица погибла в бою, и бунт затих. Всех, кто принимал в нём участие, казнили, ведь так и не было принято решение, что же делать с теми, кто поколебал Равновесие. Когда, спустя несколько сотен лет, она вернулась к жизни, Совет был вынужден прислушаться к словам Воплотительницы. Тогда же приняли решение об изгнании, но ожесточённый спор продолжался на протяжении года. Решалось, кого следует изгнать, а кого заточать в темницы или же казнить, а если изгонять, будет ли у них шанс реабилитироваться? Кто будет наблюдать за этим? Как скрыть от обитателей мира правду о них, как не допустить тиранию изгнанников среди смертных, лишённых магии? Что делать с непосредственным ритуалом? И, самое главное, что делать с теми, кто захочет их вернуть?

Сотминре понимала, что не сможет убедить Совет принять все её требования, будь она хоть Сердцем мира во плоти. Великодушная озвучила их, а затем сказала, что отправится вместе с изгнанниками, чтобы быть рядом с ними в тяжёлое время. На следующий день, когда дипломаты пришли к соглашению, гонцы разъехались по всему миру, разнося весть. В столицу съезжались Повелители и приговорённые к смерти, политики, зеваки, все, кому хотелось узнать о судьбе обречённых. Воплотительница держала речь во дворце суда, где присутствовали все представители власти. Она рассказала, что, в зависимости от тяжести совершённого преступления, приговорённые будут либо изгоняться в мир смертных с сохранением памяти, но без имени и сил, либо без всего. Иных же ждёт неминуемая смерть или длительное заключение. Посвящённые жрецы дали собственное согласие на ответственность за проведение подобных ритуалов. Повелители оживились и немедленно стали подбирать надзирателей. Воплотительница дождалась, пока гомон утихнет, и в полной тишине объявила, что отправится со своей «паствой» и пройдёт через обряд.

На протяжении нескольких недель один суд шёл за другим. Некоторые с облегчением отправлялись в тюрьмы, другие всходили на эшафот, и те, кому было суждено уйти в чужой мир, завидовали им со слепым отчаянием. По одному жрецы запечатывали их силы, кого-то лишали памяти, а затем проводили через жадно пульсирующий портал и возвращались в одиночестве. Изгнанникам не сообщалось, где выпустили их собратьев по несчастью, дабы уменьшить риск их объединения и очередного мятежа. Последней была Сочувствующая. Её заклеймили и увели, как остальных. Мир Сотминре пополнялся всё реже и реже – глупцов, желающих забыть родину, не находилось среди здравомыслящих. Воплотительницу же более никто не видел, и поговаривали, будто в первый же год её убили за то, что она пыталась проповедовать свои идеи, называя себя богиней сочувствия, сострадания и презираемых. Но люди, населявшие Талиарен, – мир магов и стихий – почитали её непритворно. Для них она была символом борьбы, участия и справедливости.

Притеснённая фракция людей считалась бестолковой, безобидной, и многие Повелители даже не вспоминали о них, пока не пытались залезть на их территорию. Наделённые исключительной способностью связи с планом Воплотителей, они были своего рода больше религиозными рыцарями, нежели воинами. Некоторые считали, что люди не просто так вцепились в свои земли, а охраняют врата в Долину вечной тени. Но подтверждение тому, конечно, найдено не было: стоило очередному Повелителю попробовать сунуться туда с армиями, как он или она немедленно получали самый яростный отпор, который только можно встретить. Бывало, что тот или иной Король или Королева гнали обидчиков до самых их замков, могли долго держать их в осаде, больше стращая, чем в самом деле пытаясь взять цитадель, а затем убирались восвояси до того, как успевали прийти подкрепления. Проще было подкрасться к дракону и укусить его за зад, чем попытаться выбить людей с побережья.

А меж тем мир Сотминре жил своей собственной жизнью. Смертные смешали свою кровь с изгнанниками, и потому теперь нередко встречались и самородки, и исключительные для этих мест долгожители. К тому же, изгнанники не редко привязывались к новому месту и всеми силами пытались его если не улучшить, то хотя бы поддержать. Но бывали и такие, как Акира, что улыбались и плели красивую ложь, лишь бы вернуться. Они использовали все средства и уловки, порой доходя до безумного кровавого абсурда. Они заманивали детей изгнанников, одарённых, обещали им что угодно, и те глотали наживку. Так её в своё время проглотил и Артемис, уверенный, что достаточно прищемит этим носы семье. Что же, теперь они мертвы, а сам он добился желаемого и оказался в родном мире, но был вынужден его покинуть, чтобы снова столкнуться с изгнанниками. И, самое главное, с Акирой.

❃ ❃ ❃

– Я тебе говорю, он точно что-то задумал!

– Да какая тебе разница? С каких пор ты так за чернокнижников волнуешься?

– Ну тебя к троглодитам! Это же так захватывающе: скандалы, интриги, расследования! Совсем, как в книге.

Рурука застонал и отмахнулся от брата, лишь бы он, наконец, заткнулся. Но в этот раз фокус не прошёл, потому как художник переключил своё внимание на следующую жертву своего воспалённого воображения, как то называл старший Миррор (впрочем, тоже склонный к подобной болезни не меньше младшего). Пассиса, до того державшийся особняком, нашёл рядом с неугомонными творцами спокойный уголок. Даже когда они вдруг вступали в ожесточённую перепалку по какой-нибудь мелочи, он не переживал. Тем более, что они, похоже, сочли его передатчиком новостей и каждые несколько минут дёргали его, даже если он был в другом конце замка: «Нет ли вестей от Артемиса? Он что-нибудь нашёл?». И каждый раз ответ был одинаковым:

– Нет, но я сразу вам скажу, если он со мной свяжется.

Было странно, что они, а не Гилберт расспрашивали его об Акио. Хоть тот и мог лично поговорить с фаворитом, но не торопился это делать. По крайней мере, лицо его оставалось безразличным вне зависимости от того, приносил ему Пассиса известия об Охотнике или нет. Теперь же братья пухли от скуки, ведь, по сути, работы, как таковой, у них на тот момент не было, если только Господин чернокнижников не решал предотвратить катастрофу в собственном кабинете в лице Мирроров и не подкидывал им занятие. Червячков те сгрызали налету, а затем подолгу бездельничали и травили байки. В этот раз разговор коснулся Лихниса, вышедшего по делам, несомненно, государственной важности. Во всяком случае, обеды и перерывы приравнивались именно к ним.

– Пассиса, ты же можешь проникнуть к нему в голову? – с хитрецой протянул Роккэн, и из-за книги раздался тяжёлый вздох. – Можешь же?

– А надо? – почти жалобно поинтересовался юноша, подняв на него страдальческий взгляд. – Рок, если бы господин Лихнис на самом деле задумывал что-то против Гилберта, он бы ужасно себя чувствовал. Да и если я попробую вторгнуться в его мысли, он это почувствует и может их подменить в свою пользу. Так что, твой план обречён на провал.

– Как и подавляющее большинство других, – ухмыльнулся Рурука, не отрываясь от свитка, в котором что-то внимательно записывал. Вид он имел сосредоточенный, но то не мешало ему подначивать брата.

– Минуточку, – возмутился Роккэн, всем корпусом поворачиваясь к нему и отвлекаясь от портрета, над которым работал всё это время, – я бы попросил! Поклёп и провокация! Кто придумал отмазаться от ректора? А? Ну, кто? Правильно, я!

– Конечно. Без моих ценных правок сидели бы мы сейчас на экзамене по алхимии, – Рурука скосил взгляд на покрасневшего от злости брата. – Так что да, повторюсь, большинство твоих планов, а особенно этот, заранее были приговорены к смерти через сожжение в чертогах твоего разума.

Младший Миррор набрал в грудь побольше воздуха и тут же сдулся, понурившись. Поняв, что его начинания не будут разделять до тех пор, пока не появятся доказательства, куда более вещественные, чем пара задержанных документов малой важности, он подрастерял собственный пыл и махнул на неблагодарных слушателей рукой. Поглядев на надувшихся братьев, Пассиса едва слышно фыркнул и поднялся со своего места, чтобы затем двинуться на выход из кабинета:

– Я поговорю с Гилбертом. Может, у него есть какие-то мысли.

– Кроме эротических фантазий, при том, что Артемиса уже два месяца нет? Не думаю, – ухмыльнулся Рурука, сцедив неприличный смех в кулак.

– Что? – ошарашено прошептал юноша, переводя взгляд с одного Миррора на другого.

– Что? – невозмутимо поинтересовались они в голос, а затем переглянулись и одновременно подняли брови. Похоже, усвоив азбуку Морзе и поменяв её под себя, они научились общаться куда быстрее и легче, чем на ментальном уровне. Их хитрые физиономии обратились к Найтгесту, и братья уложили подбородки на переплетённые пальцы. Рурука ехидно прищурился. – Вот только не говори нам, что ты до сих пор не вкусил запретный плод страсти.

– И что тебя не посещают грязные мыслишки, – подхватил Роккэн, растягивая губы в коварной улыбке.

– И что ты тайно не испытываешь сладкого томления, думая о ком-то, – кивнул Рурука, совсем уж хищно осклабившись.

Пассиса в миг сменил цвет лица с белого на красный, поняв, к чему клонят Мирроры. В полной растерянности и смятении он приложил ладонь к пылающей щеке, взглядом ища спасение от этих заноз.

– Ох, – только и пробормотал он, чтобы затем стремительно вылететь в коридор и захлопнуть дверь.

Мирроры довольно хохотнули и хлопнули рука об руку, чтобы затем вернуться к своим делам. Поддавшись Артемису, Гилберт дал своё согласие на портрет, а ради обезвреживания ещё и летописца, дал ему задание перебрать старые записи почившего почти две сотни лет назад хрониста. Старший Миррор был искренне возмущён количеством и объёмом временных дыр, допущенных этим «хаотичным заколдованным самопишущим пером». Временами он начинал беспорядочно носиться туда-сюда, выкрикивая ругательства и потрясая свитками. Пока брат не рявкал на него, чтобы тот сел и принял нужную позу, он не успокаивался, а затем замирал в прежнем положении, закопавшись в летописи. Пока он спокойно сидел и внимательно вчитывался, не обращая ни на что внимание, Роккэн мог в своё удовольствие пользоваться живой моделью. Тишина была нарушена вошедшим Лихнисом, который возмущённо сопел носом, что было его обычным состоянием. Заняв своё законное место, секретарь взялся за документы. Молчание стало почти невыносимым для летописца: его брат сверлил секретаря взглядом, кажется, готовый откусить ему голову за единое движение, а тот в ответ делал вид, что ничего не замечает. Сколько бы Рурука ни покашливал, пытаясь намекнуть художнику, что шпионят совершенно не так, Роккэн продолжал пялиться на врага.

– Друзья, – излишне слащаво протянул Лихнис, отложив письма и окинув кабинет взглядом, – что вы думаете об Артемисе Втором?

Братья пару раз моргнули, обменялись вопросительными изгибами бровей и уставились на него, ожидая уточнений. Выждав пару мгновений для большего пафоса, юноша заговорил:

– Понимаете, меня беспокоит то, как этот Акио влияет на Господина. Ведь он так сильно поменялся после появления этого Артемиса. Мне кажется, здесь замешан гипноз. Или что там ещё эти Акио умеют делать. – Рурука уже открыл было рот, чтобы возмутиться, но поймал предупреждающий взгляд Роккэна и захлопнулся, тут же навострив уши. – Повелитель никому не позволял так помыкать собой. А тут и в кабинете позволяет ему находиться, и терпит эти насмешки. На мой взгляд, здесь действует магия жрецов, ведь они могут влиять на разум. Вот вам никогда не казалось, что если он рядом, то такое ощущение, будто он управляет вашими мыслями, навязывается в них? Появляется, даже если вам того не хочется?

– Ну, он достаточно заметный, – неуверенно отозвался Роккэн, не то намекая на рост альбиноса, не то на всю его внешность разом, не то на характер. – Сложно не думать о нём.

– Тем более, когда начинает говорить, – согласно кивнул его брат, принимаясь крутить перо между пальцев. – Согласись, он весьма красноречив и обаятелен. По крайней мере, пока не уходит с головой в шутки.

– Можно подумать, это не ты с ним ржёшь над всем подряд.

– Ой, подождите-ка, ты же тоже с ним, э… как он это называет? Упарываешься и угораешь!

– Но вы согласны со мной? – настойчиво напомнил о себе Лихнис, сжимая руки в кулаки от нетерпения. – Почувствовали же!

– Есть что-то такое, – задумчиво протянул младший Миррор, делая вид, что занялся портретом. – К чему ты это спрашиваешь?

– Я думаю, он хочет убить Господина чернокнижников.

В кабинете установилась тишина.

❃ ❃ ❃

Сложный день подходил к концу, окрашивая Кёльн в закатные тона, подсвечивая город множеством неоновых вывесок. Весна цвела и дурманила запахом свежей листвы и только распускающихся цветов. Упоительными казались тихие вечера, проведённые на открытых двориках кафе в компании больших кружек настоящего немецкого пива. Деревянные столы придавали чувство старины, напоминали о полных веселья посиделках в «Старой преисподней». Акио отставил кружку и запрокинул назад голову, тяжело вздохнув. Наслаждаться гордым одиночеством с каждым днём становилось всё сложнее, и юноша не мог толком сосредоточиться на охоте, предаваясь тоскливым размышлениям. Если бы только рядом были его друзья: понимающий Лоренц, непосредственный Люук, приятный в общении Пассиса, весёлые Мирроры – хоть кто-нибудь! Жизнь бы сразу стала во много раз приятнее, а время полетело. Хуже было ловить себя на мысли, что по ночам не хватает крепких объятий, пылкого взгляда, хищных улыбок. В такие моменты обыкновенная бессонница становилась злейшим врагом Охотника. Внимание притуплялось, инстинкты затухали, а тупая усталость ложилась на плечи, не давая ни на чём сосредоточиться.

Меж тем, он напал на след одного из изгнанников и теперь внимательно наблюдал за ним, уверенный, что это наведёт его на Легион. Вот и теперь, весёлая с виду девушка зашла в кафе, мило щебеча со своими подругами о недавнем показе моды. Он наткнулся на неё неделю назад и сперва посчитал обычным самородком, но, предчувствуя близость цели, решил понаблюдать за ней, а не отметать, как другие варианты. Каждый вечер она приходила сюда, одна или в компании, садилась внутри и проводила там по несколько часов, оставаясь до самого закрытия. Прошлым вечером она вышла во дворик, где заседал Акио, и с кем-то ожесточённо заговорила по телефону. Из её речи юноша понял, что не так давно она столкнулась с надсмотрщиком, и ей это совершенно не понравилось.

– Неужели они что-то поняли? – яростно шипела она, уверенная, что единственный любитель пить на свежем воздухе не слышит её. – Мы так тщательно всё скрывали!

Теперь же он ждал, пока девушка отправится домой, чтобы осторожно проследить за ней, понять, откуда разматывать клубок. В этот раз ожидание заняло уже больше трёх часов, и это несколько выводило Охотника из себя. Ему хотелось понять хоть что-то, выудить самую малую крупицу информации, чтобы с ней вернуться к Гилберту. Делать что-то по собственной инициативе он не торопился, опасаясь очередной ошибки. Дело было даже не в важности происходящего.

Не нужно быть обладателем высочайших показателей интеллекта, чтобы понять собственные чувства. Находясь столько лет рядом с Гилбертом, окунаясь в его страсть, Акио стал привыкать к жгучей близости, к прикосновениям этого мужчины. Единственное, что до сих пор коробило его – собственный страх. Найтгест был жесток и зачастую несправедлив, будто в его голове временами что-то перещёлкивало, и он решал: «Хм, неплохо было бы сломать кому-нибудь кость или две». Вопросом «почему я?» Артемис пытался не задаваться, про себя шутя о Стокгольмском синдроме. И какая-то его часть радостно виляла хвостом, когда Гилберт властным жестом подзывал его к себе, в то время как другая яростно отплёвывалась и ругалась на всех известных языках. Уже давно Артемис понял, что не хватит никаких принципов и гордости для сопротивления бархатному голосу, шепчущему в темноте спальни такие вещи, от которых волосы на затылке приподнимались, а сердце бешено колотилось, подвластное этому чарующему тембру. Рядом с ним дикая, звериная часть Артемиса успокаивалась и переставала дыбить шерсть, послушно утихомириваясь и ожидая следующих слов. Чувство защищённости и одновременно с тем абсолютной беспомощности сводили с ума, и Акио не знал, чему верить: словам «любовь моя» или безжалостным ударам. Говорить о своих мыслях Гилберту не казалось разумным, ведь чёрт его знает, как он на подобное отреагирует. И надо ли оно ему вообще? Живя вместе с Микаэлисом, Артемис не раз уверялся в том, что он нужен ему не только как партнёр для секса, что его желают видеть рядом. Господин чернокнижников же был влюблён в своё дело, порой ничего вокруг не замечал и ужасно злился, когда его отвлекали. Фракция, политика, экономика, дипломатия – Охотнику не хотелось быть пятым по счёту в этом гареме Найтгеста. Болезненное желание с самого детства быть первым во всём вызывало яростную ревность и самую обыкновенную обиду. «Чем эти бумажки лучше меня? – временами думал он, глядя на вдумчивую работу Гилберта. – Да посмотри же ты на меня. Оторви свою задницу от кресла и хоть раз просто сходи со мной выпить, чурбан!». Но вслух о том не говорил и лишь с беззвучным вздохом уходил прочь.

Безрадостные мысль снедали Охотника тем сильнее, чем больше он пил, ожесточаясь. И это бы дошло до абсурда, если бы его цель не вышла из кафе в полном одиночестве, направившись от него прочь. Оставив деньги, юноша поднялся на нетвёрдые ноги и решительно двинулся за ней следом. Короткая юбочка её так и подпрыгивала, открывая взгляду стройные бёдра, охваченные широким кружевом чулок со стрелками. Высокие каблуки задорно цокали, выделяя её среди людского потока. Её аура тускло сияла, приглушённая меткой изгнанницы, переливаясь алыми и золотистыми тонами. Несомненно, прежде она была элементалисткой, но теперь влачила существование среди смертных, обречённая жить в Сотминре. Через светлую блузку просвечивали линии тёмного бюстгальтера, волнуя воображение. Сумочка в руке беспечно покачивалась вперёд-назад, а тёмные локоны, собранные в высокий хвост, открывали взгляду смуглую кожу на шее. Если бы не задание, Артемис непременно приударил за такой привлекательной девушкой, но теперь был настороже. Дорога до дома изгнанницы заняла около часа, и за это время Артемис успел пострадать похмельем, проклясть количество выпитого и трижды возненавидеть все возможные бутики, куда заглядывала девушка. К тому моменту, как она вошла в ворота, ограждающие вместе с забором классический двухэтажный домик, Артемис готов был броситься за ней и вежливо попроситься в туалет. Незаметно следовать за девушкой становилось всё труднее: безлюдные жилые кварталы не пестрили местами, в которых можно спрятаться или переждать. Но изгнанница ни разу не обернулась, то ли в самом деле не замечая преследования, то ли умело скрывая собственную осведомлённость. Скрывшись в доме, девушка не зажгла свет, а потому знать, что там происходит, не представлялось возможным. Акио тихо чертыхнулся и, поставив себе заметку явиться в её отсутствие, вызвал такси.

Следующий день начался со сборов: Акио запихал все свои вещи в сумку, долго принимал душ в небольшой съёмной квартире в центре города. Лёгкий завтрак из хлопьев с молоком был скорее предназначен мозгу, нежели телу. Он был уверен, что сегодня вернётся в Талиарен с вестями. Дом изгнанницы пустовал, как он и ожидал. Проникнуть в него было куда как проще, чем в особняк дипломата. Да и внутри было намного уютнее в отсутствие охранной магии. Обжитой, уютный домишко вызывал в юноше нестерпимую тоску. Казалось, что вот-вот по лестнице спустится Андреа и лучисто улыбнётся, обрадовавшись явлению старшего сына. Предложит выпить чая и рассказать новости, погладит по голове, совсем как в детстве. Оттолкнув прочь воспоминания, Артемис бесцельно бродил туда-сюда, до последнего надеясь, что планы Легиона упадут ему в руки сами по себе, он начинал раздражаться. Никаких зацепок не было ни на компьютере, ни на письменном столе. Он почти отчаялся что-либо найти, когда вдруг раздался голос хранителя:

– Артемис, кто-то идёт.

– Дьявол, – ругнулся юноша, торопливо метнувшись на балкон и с трудом закрыв за собой дверь.

Сердце колотилось бешено и громко, а оттого казалось, что его услышат быстрее, чем увидят носителя. Заставив себя тихо улечься, Акио закинул руки за голову, изо всех сил стараясь успокоиться. Зазвенели ключи, внизу хлопнула дверь.

– Делия, ты дома? – раздавшийся голос резанул по слуху и заставил Охотника напряжённо съёжиться на полу. Он слишком хорошо знал его обладателя. – Шлюха. Где её носит?

Шаги приближались, постукивая по ступеням, но сердце в груди Акио колотилось в разы быстрее. В горле встал ком. Но на балкон мужчина заходить не стал, расположившись в спальне, сообщающейся с ним. Скрипнуло компьютерное кресло, зажужжал процессор. Стрёкот клавиатуры и щелчки мыши перемежались глухими ругательствами. Страх становился всё более удушающим, и Охотник не смел лишний раз моргнуть, про себя проклиная собственную невнимательность. Зашуршали колёсики кресла, пиликнул телефон.

– Делия, я уже жду тебя. Какого чёрта ты делаешь? – рявкнул человек в трубку, ответ Акио не разобрал. – Немедленно возвращайся. У меня плохие новости.

Время тянулось невыносимо медленно, и ни одна мысль не смела постучаться в голову Акио, понимавшего, что мужчина, от которого его скрывает лишь тонкая перегородка, почувствует присутствие чужого, едва только он позволит раздумьям коснуться своего сознания. Охотник хорошо знал методы Акиры Гото. И столь же хорошо умел ему противостоять, приучив себя входить в своеобразный транс, словно бы медитируя. Долгое время он не мог понять, как лидер изгнанников узнаёт о его присутствии или появлении, затем стал потихоньку вникать в суть его способностей, по песчинке выуживая информацию. Элементали мысли были страшными существами, питавшимися эссенцией разума живых существ, выпивавшими их до дна. И Акира, сумевший поглотить такого, подчинить себе, стал одним из самых опасных магов своего мира. Сложнее было научить себя ни о чём не думать в его присутствии, потому как единый его облик заставлял задаваться вопросами, судорожно искать на них ответы. Его манера речи, его поведение – всё это было идеальным оружием. Даже печать изгнанника не могла до конца подавить это чудовищное могущество.

Артемис хотел бы успокоить себя, подбодрить шуткой, продумать план побега, просчитать шаги, но не мог позволить себе такую роскошь, тихо обмирая от ужаса. Юноша не знал, сколько времени прошло, не знал, как долго ему ещё предстоит прикидываться ветошью и не знал, что будет хуже – выдать себя мыслями или скончаться от недостатка сил. Когда вновь хлопнула дверь, Акио едва сдержался от радостного вопля, с трудом удержал свой разум холодным и безразличным ко всему.