Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 46 страниц)

– Ты, – вскричал Найтгест, чувствуя, что вампирская сущность рвётся наружу, требуя немедленно вонзить клыки в шею наглеца.

Охотник обернулся, а затем одарил его нахальной улыбкой и поднялся на ноги. Голова секретаря упала перед Найтгестом.

– Вот тебе доказательства, – ухмыльнулся Охотник и отбросил на пол баронг.

Никто так и не смог сообразить, что именно произошло, потому что в следующий миг тени взметнулись и подняли убийцу в воздух, укутав плотным коконом. Господин чернокнижников зарычал, махнул рукой, и тело полетело к стене, громко ударившись об него, но не успев повалиться на пол.

– Ты убил моих людей, – ледяным тоном бросил мужчина, чтобы затем отправить Артемиса к другой стене. Чернокнижники метнулись ему за спину, чтобы не попасть под раздачу. Лишь пятеро остались стоять на своих местах, более чем шокированные увиденным. – Молись, чтобы я не сломал тебе шею.

– Ты не понимаешь, – застонал Артемис, пытаясь подняться на ноги, но переломанные кости не желали держать его. – Послушай, пожалуйста!

– Гилберт! – крик принадлежал брату Господина чернокнижников. Пассиса метнулся было к нему, но Люук перехватил его за талию, не дав угодить под горячую руку тирана. – Не надо!

– Молчать! – рявкнул мужчина, а затем приблизился к любовнику и незамедлительно ударил ногой в бок, заставив опрокинуться на спину. – Я не желаю ничего слышать.

Охотник не кричал, не вырывался, только вяло взбрыкнул, когда пальцы вампира впились в волосы, а сам он потащил его через весь зал прочь. Маги отступали в немом ужасе, опускали и отводили взгляды. На Найтгеста страшно было смотреть: клыки проступили от бешенства, а среди ледяных аметистовых глаз алым пылали зрачки; серая кожа, будто покрытая пеплом, и абсолютно чёрные крылья за его спиной выдавали крайнюю степень бешенства. В последний раз его видели таким во время конфликта чернокнижников и болотников почти сто пятьдесят лет назад. Гилберт спускался в подземелье, вовсе не заботясь о том, что за ним по полу и ступеням волочится хрупкое тело. Он затащил его в одну из тюремных камер и заставил себя разжать пальцы. Акио свернулся калачиком, и его вырвало кровью. Он дрожал, не мог справиться с болью, и смотрел на мужчину полными ужаса глазами. «Гилберт», – беззвучно шевельнулись алые от крови губы. Вампир отвернулся и вышел прочь, захлопнув за собой дверь. Сколько его не было, Охотник не знал, забившись в угол, содрогаясь от страха и нестерпимой боли. Казалось, что не осталось ни единой целой кости в теле, и хуже всего было ожидание. Наказания? Помилования? «Боги, как донести до него правду, если он не желает слушать?» – про себя закричал юноша, а затем крепко зажмурился, заслышав до боли знакомые шаги. Сердце сжалось, а душа заметалась, ища спасение. Когда Найтгест явился в камеру, Артемис был на грани самой настоящей истерики. Колба в руках чернокнижника вовсе не придавала сил.

– Гилберт, пожалуйста, я могу всё объяснить, – зашептал юноша, понимая, что едва ли сможет вынести наказание от столь горячо любимых рук. Глаза подозрительно щипало, и он не смел моргнуть, смотря на то, как мужчина приближается к нему.

Лицо вампира, принявшего свой обычный вид, не выражало ни единой эмоции. И Артемис не выдержал, закричал, когда тот склонился и схватил его за воротник рубашки. Найтгест не слушал. С Акио следовало быть строгим, жестоким. Их надо было ломать, подчинять, стискивая на обманчиво хрупких шеях строгий ошейник. Он раздел его до гола, несмотря на то, что в подземелье было невыносимо холодно, а затем сковал тенями.

– Пожалуйста, пожалуйста, – лихорадочно шептал Акио, пытаясь дозваться разума чернокнижника, закрывшегося от него на семь замков. – Умоляю тебя, не надо, просто выслушай меня!

Тень закрыла ему рот через пару мгновений. В склянке переливалась тьмой и серебром дымчатая жидкость, от неё несло потусторонним холодом, и любой, увидев её, немедленно бы трижды открестился. Его сотворение считалось дьявольски сложным и столь же опасным, и применялось оно в исключительных случаях. Господин чернокнижников счёл ситуацию достаточно критической, чтобы погрузить душу Акио в Пустоту.

Когда шприц проколол тонкую вену, Артемис яростно замычал, по щекам его хлынули слёзы, но Гилберт не обратил на них ровным счётом никакого внимания. Чёрная жижа хлынула в кровь юноши, моментально распространяясь по всему телу. Глаза Охотника абсолютно почернели, дыхание прервалось, и он обмяк. Не говоря ни слова, Найтгест подвесил его в цепях и вышел прочь.

❃ ❃ ❃

Пусто. Абсолютное ничто. Именно так и никак иначе можно объяснить саму суть этого измерения. Ничего нет. Голая душа, незащищённая и открытая этому ледяному безразличию, попадая в Пустоту, обречена на страдания. Сотни, тысячи, миллионы призраков заключены в ней, вопят от безысходности, чтобы услышать хоть единый звук. Никто не слышит себя, но чужие крики ввинчиваются в самую суть, пронзая её нестерпимой болью.

Пусто.

Предатели, изменники обречены на Пустоту после смерти. Преступившие золотое равновесие мира, поколебавшие Сердце мира, будут кричать и вопить в идеальной Пустоте, пока их проступок не будет искуплен. Кто проводит в ней век за веком без шанса на покой в Долине вечной тени, кто покидает этот дикий вакуум спустя эпохи, кому достаточно и нескольких дней.

Пусто.

Исчерпывающе. Дико. Беспредельно.

Повелители не раз и не два прибегали к этой мере наказания, сумев выделить эссенцию этого мира, заключить его в сосуд и обратить против серьёзно провинившихся подчинённых.

Пусто.

Артемис закричал, и не услышал собственного голоса. Рыдания потонули в бесконечной Пустоте.

Пусто.

– Я не заслужил этого!

Пусто. Тихо. Холодно.

– Гилберт!

Пусто.

❃ ❃ ❃

Подорвавшись на постели, Акио очнулся в ледяном поту, содрагаясь всем телом. Подушка и волосы были влажными от слёз. Воспоминания были слишком свежи. Пусто. Он с трудом вернул дыхание в норму и теснее закутался в одеяло, судорожно прислушиваясь к темноте в комнате. Едва различимо тикали часы, прошуршала шинами машина на улице, а собственное сердце колотилось, как безумное. Эти крохи звуков спасали от сумасшествия, от них становилось немного легче. Бледные пальцы стиснули простыню, юноша повернулся на бок, уставившись за окно. Он проспал весь день и всю ночь, и теперь за окном снова занимался рассвет, окрашивая небо в светлый тон. Желудок скрутило судорогой, и Охотник содрогнулся с ног до головы, приложил ладонь к животу. Хранитель, конечно, подлатал его, но все синяки и ссадины до сих пор беспощадно болели, а двигаться не всегда удавалось без проблем. Он с ужасом ждал того момента, когда Найтгест спохватится, что его любимая марионетка не вернулась в ненавистный кукольный домик. Акио осторожно коснулся кончиками пальцев щеки, слегка надавил на шрам, пытаясь нащупать уродливую сердцевину, однако та ускользала от него, текуче перемещалась под кожей. Он попытался оттолкнуть её собственными силами, но натолкнулся на яростное сопротивление. Из груди юноши вырвался тихий вздох. Он с головой укутался в одеяло и задрожал.

❃ ❃ ❃

В главном зале царила могильная тишина. Взгляды перебегали с одного трупа на другой, с лица на лицо, и немые вопросы повисли в загустевшем воздухе, тяжёлом от крови. Обезглавленное тело секретаря и вовсе было сплошь и рядом покрыто кровавыми полосами. Другие четверо лежали порознь: кто со вскрытым животом, кто с перерезанным горлом. Последний же, неизвестный, был убит единственным выверенным ударом в сердце. Медленно зашевелились чернокнижники, выветриваясь из помещения, потеряв интерес к еде и питью, к разговорам и произошедшему. Вызванные слуги торопливо убирались, оттаскивая тела к дверям, а затем унося в морг. Следовало установить личности погибших и просто увериться в том, что помочь им уже нельзя.

Мирроры опустили плечи, переглянулись, почти не моргая. Кажется, до них только сейчас дошло, к кому на службу они угодили, что все россказни про жестокость Господина чернокнижников – правда. А затем, не сговариваясь, двинулись на выход из зала, полные решимости немедленно поговорить с ним и донести, насколько сильно он не прав на самом деле. Щёлкнул кнут, захватив их обоих в кольцо, не повредив, но и не дав сдвинуться дальше.

– Куда это вы намылились? – сурово и холодно поинтересовался Лоренцо, глядя на пыхтящих братьев с видимым осуждением.

– К Гилберту! – выпалил Рурука. – Ты что, не видел, что он натворил?!

– Он его ни за что, ни про что чуть не убил! – закричал Роккэн, содрогаясь всем телом и пытаясь вырваться из захвата плети. – Это несправедливо.

– Артемис убил его людей, – напомнил, как маленьким, дрессировщик, лицо которого оставалось непроницаемым.

Он не раз слышал от Артемиса, что Найтгест не всегда обращается с ним по-хорошему, не редко творя вещи, выходящие за пределы отношений любовников. Но увидеть это воочию не ожидал, не верил до последнего, что весёлый балагур, который вместе с ним учился на одном курсе, может повести себя таким образом. Ещё и при всех. Оборотень, наконец, отпустил Пассису, и тот неловко приобнял себя за плечо, опустив взгляд.

– Это не были его люди, – спокойно произнёс Люук, скосив взгляд на Минора. Рядом с ним он чувствовал себя неуютно, понимая, что в любой момент этот мужчина может скрутить его в драконий рог. – Лихнис уже несколько лет планировал напасть на Гилберта. Сначала на Артемиса, а потом уже на Гилберта. Как видишь, он был не одинок в своих желаниях. И слава Великому зверю, что Арти смог остановить их. Никто не знает, чем бы это могло для всех обернуться.

– А он его… избил! Нет, перемолол! – вскричал Рурука, подняв ошарашеный взгляд на друзей и наконец обретя дар речи. – Как у него вообще рука поднялась после такого? Он что, совсем идиот? Или да?

– Надо ему рассказать! – поддакнул Роккэн, и братья уже рванулись на выход, но тут ощутили стальную хватку на воротниках. – Эй!

– Вы что, не видели? – тихо прошептал Пассиса. Он был бледен и напуган не меньше них. – Он готов был ударить меня, чуть не убил Артемиса. Вам настанет конец, едва вы только зайдёте в кабинет. Дайте ему остыть.

– Остыть? – прошипел летописец, сощурившись. – О да, теперь-то он остынет, когда переломал нашему Арти все кости.

– Он должен был сперва поговорить с Гилбертом, а потом уже заниматься самодеятельностью, – продолжал гнуть свою линию Лоренцj, упрямо хмурясь. – Если бы он не торопился, то всё бы обернулось иначе.

– Ты думаешь, мы не пытались говорить с Гилбертом? – вспылил Роккэн. – Да мы все уши ему прожжужжали этим. А он только и мог, что отмахиваться и говорить про доказательства. И что в итоге?

– В итоге вы заварили кашу, – отрезал дрессировщик. – Я поговорю с ним.

– Нет уж. Это сделаю я, – встрял Люук, глаза которого опасно светились изумрудным глубоким сиянием. – Даже если он меня и попробует убить, я смогу дать отпор.

– Ты что, хочешь сказать, что я слабак? – взъярился Лоренцо, уложив ладонь на рукоять кнута, собираясь сей же миг доказать обратное.

– Я хочу сказать, что ты хуй мантикоровый, – спокойно улыбнулся оборотень, иронично приподняв брови. – А если эта элементарная истина тебя не устраивает, то это уже не мои проблемы. Я работал с предателями дольше твоего, и смогу доказать Гилберту, что он упустил очень важную вещь.

– Свои мозги! – крикнули в голос художник и летописец, яростно сощурившись. – Мы тоже хотим.

– Не сейчас, мальчики, – успокоил всех Пассиса, мягко и несколько грустно улыбнувшись. – Дайте ему несколько дней. Он сам поймёт, что натворил, и тогда уже надо будет ковать железо, пока горячо.

На него посмотрели с осуждением, но ничего не сказали. Компания неловко сдвинулась с места, огибая пятна крови, оставленные на полу и до сих пор не смытые. Они прошлись по территории замка в абсолютном молчании, затем разошлись в стороны: Люук отправился в конюшню; Лоренцо – в пещеры тварей; а братья и младший Найтгест поднялись в кабинет бывшего секретаря. Странно было смотреть на пустующее кресло. Так и казалось, что вот-вот войдёт Артемис и с хозяйским видом уместится в нём, закинув длинные ноги на стол. Ещё некоторое время они сидели в каком-то помутнении, изо всех сил прогоняя из памяти увиденное. Дикая, безумная картина, лишённая всякой жалости, всякого благоразумия и какого бы то ни было намёка на любовь.

– Как он мог? – одними губами прошептал Рурука, едва заметно хмурясь, сосредоточенно скользя пером по свитку. – Артемис так любит его, а этот баран просто взял и…

– Он Господин чернокнижников, – устало выдохнул вампир, массируя виски. – По долгу службы он должен быть жестоким, когда это требуется. Я надеялся, что Арти вышибет из него привычку демонстрировать силу по любому поводу. Но, похоже, всё стало только хуже. Если дело касается Охотника, Гилу сносит крышу с корнем.

– Не оправдывай его, – буркнул художник, уставившись в пустой холст. Кисть замерла в нескольких сантиметрах от поверхности. Не было не то что мысли, но и желания рисовать. – Просто он мудак, каких поискать. И ты сам это прекрасно знаешь.

– Знаю. Но не знаю, почему он продолжает себя так вести с Артемисом, – расписался в собственном бессилии юноша, опустив голову. – Иногда кажется, что его просто подменили в какой-то момент.

– Ты начинаешь говорить, как Лихнис, – заворчал летописец, воткнув перо в чернильницу и скрестив на груди руки. – Тоже будешь твердить про гипноз Акио?

– Может.

Братья с непониманием переглянулись, а Пассиса лишь покачал головой, съёжившись на диванчике и подняв к себе ноги, неохотно высвобождая их из тяжёлых сапог. Несмотря на то, что погода была достаточно жаркой, он чувствовал неприятный холод, пробирающийся вместе со страхом из глубины души. Страх, что его единственный защитник во всём чёртовом замке обратится в того, кого Пассиса боялся больше всего на свете. Страх, что однажды Гилберт станет точной копией своего отца. И то, что он увидел в зале, лишь сильнее давило на плечи, заставляя сгорбиться и теснее закутаться в тяжёлый плащ. Кедзин никогда и никого не уважал, даже не пытался прислушиваться к чужому мнению, и с каждым годом Господин чернокнижников становился всё более на него похожим. И это пугало, это вызывало судороги в теле, воскрешая страшные воспоминания. Пальцы вампира стиснулись в кулаки до боли, до крови давя ногтями на ладони.

❃ ❃ ❃

За прошедшую неделю Пассиса не редко ловил Мирроров возле темниц: те тщательно прислушивались, вглядывались, пытаясь отыскать камеру Акио, но юноша вовремя ловил их и заставлял вернуться в кабинет. Это можно было бы счесть забавной игрой, однако и той, и другой стороне становилось не до смеха, когда до них доносился далёкий отголосок полного боли и отчаяния крика. Он рвался будто из самого Сердца мира, проносился по коридорам и прокатывался по венам и внутренностям, вызывая крупную постыдную дрожь. Но однажды всё затихло и перестало тревожить случайно и специально проходящих мимо магов, и Мирроров стал терзать вполне закономерный вопрос: сменил ли Господин чернокнижников гнев на милость или же прикончил Охотника? Когда же они набрались смелости, едва дождались, пока Пассиса покинет теперь уже полностью их кабинет, а сами рванулись к Гилберту. Они даже не пытались переглядываться и обсуждать, что именно будут говорить Господину чернокнижников, что будут делать, если он всё ещё зол. Их вела единственная цель и мысль, возмущение, переполнявшее их на протяжении всего этого времени. Поднявшись к дверям кабинета, они даже не стали стучаться и молча зашли внутрь. Гилберт поднял на них резкий, ледяной взгляд, не столько злой, сколько абсолютно безразличный.

– Ну? – бросил он, отложив перо и поднявшись на ноги. – Что вы мне заявите? Я уже выслушал достаточно объяснений.

– Придётся послушать ещё, – набычился Рурука, выйдя вперёд и чуть заслонив плечом брата, глядя на чернокнижника исподлобья. – И постарайся слушать очень внимательно, ничего не упусти.

– Потому что иначе…

– Иначе? Вы меня запугиваете? – прохладно поинтересовался Гилберт, плавно обходя стол и останавливаясь напротив Руруки – достаточно руку протянуть, чтобы схватить за воротник и как следует встряхнуть. Но пока что вампир держался в рамках приличий, скрестив на груди руки.

– Можешь и так считать, – ухмыльнулись братья. Найтгест саркастично приподнял бровь, всем своим видом намекая на то, кто здесь на самом деле является угрозой. Рурука продолжил, стараясь не отводить взгляд от ледяных, колючих аметистовых глаз. – Мы уже несколько лет наблюдали за Лихнисом, и клянусь тебе, он был намерен убить Артемиса. – Зрачки мужчины сузились, в них проступили кровавые блики, но так же быстро погасли, как и появились. – Люук тоже помогал нам найти его сообщников и, поверь мне, многие хотели вовсе не смерти Арти, а твоей. И, более того, твой дорогой секретарь как-то связался с изгнанниками, потому что получал от них информацию.

– И не только её, – подал голос Роккэн, чуть отступив в сторону, чтобы его было видно из-за брата. – Они стали возвращаться. Всё то, о чём говорил Артемис, – правда. А ты его за это!.. я даже не знаю, как это назвать!

– Бастонада, – на автомате подсказал ему Рурука, мельком глянув на него, а затем снова посмотрев на чернокнижника. – Гилберт, очнись! Мы делали всё возможное, чтобы тебе помочь, а ты всё вверх дном перевернул.

Некоторое время Найтгест молчал, и по выражению его лица невозможно было угадать, о чём он думает, что испытывает, когда его отчитывают два мелких шпендрика, даже не закончивших академию и не имеющих ни малейшего понятия о ситуации фракции. Он медленно подался вперёд, склонился к лицу старшего Миррора и совершенно ровным тоном поинтересовался:

– Это вы толкнули Артемиса на убийство моих людей?

Братья вздрогнули, Рурука невольно сделал шаг назад, помотав головой из стороны в сторону. Он рассчитывал на что угодно, но только не на это, ведь говорил об одном, а результат вышел совершенно противоположным! Мирроры переглянулись, пытаясь найти слова для защиты. Гилберт неторопливо приблизился к Роккэну, обошёл его кругом и уложил ладонь на плечо, улыбаясь Руруке мягко и жестоко:

– Так что? Вы?

– Нет! – возмущённо вскрикнул Роккэн, попытался обернуться, но ощутил, что на второе плечо тоже легла рука, и пошевелиться больше не в его силах. – Ты, придурок, вообще нас слышишь?! Мы тебе про одно, а ты про другое! Единственный, кто тебя предал – это Лихнис, а уж никак не Арти! Ты ошибся!

– Я ошибся? – почти нежно поинтересовался Гилберт. А затем с силой оттолкнул художника.

Этого хватило, чтобы отбросить его к стене. Юноша тихо пискнул, сжавшись в комочек. Рурука с рычанием кинулся на чернокнижника, двинувшегося к его брату, но тени схватили его за конечности, не давая сдвинуться с места. Гилберт наклонился и взял Роккэна за воротник, подняв его, весьма сильно вытерев его спиной стену. Юноша упрямо сжал губы и посмотрел прямо в лицо Найтгесту, гордо поднял подбородок, а затем ухмыльнулся во всю ширь лица, хотя, видят боги, поджилки у него затряслись:

– Что-то мне подсказывает, что ты всё прекрасно понимаешь, Гилберт, но тебе куда как проще притвориться, наказать Артемиса и нас, потому что принять ошибку у тебя кишка тонка. Может быть, Лихнис был прав насчёт того, что ты никудышный правитель?

– Обсудишь это с ним лично, – сухо кивнул чернокнижник, а затем окинул его взглядом, будто примеряясь, куда бы лучше ударить.

Шорох за спиной заставил его обернуться и насторожиться, ненадолго оставив Роккэна в покое. Дверь в кабинет была открыта нараспашку, и в проёме мрачной тенью возник Пассиса, столь хмурый и решительный, что невольно становилось не по себе. Острая боль пронзила голову Господина чернокнижников, вслед за ней пришёл громкий, невыносимый звон, оглушающий, сбивающий с толку, и мужчине пришлось уйти в глухую защиту, отпустив братьев. Ноги его неохотно подкосились, и вампир едва удержался от падения, приподняв перед собой руки. Камень в магическом кольце его заполыхал, тени затанцевали по кабинету, обволакивая Господина, но Пассиса не останавливался, шаг за шагом сокращая расстояние между собой и братом, всё усиливая собственное давление и не говоря ни слова, давая Миррорам время собрать себя в целое и отойти подальше. Остановившись в нескольких сантиметрах от Гилберта, младший Найтгест заглушил собственные силы и поднял взгляд на Господина чернокнижников. Тот с трудом выдохнул, закашлялся, стерев с подбородка сбежавшую струйку крови.

– Если тебе так сильно не нравится правда, – прошипел Пассиса, почти не разжимая челюстей и лишь едва заметно шевеля губами, – тогда тебе придётся избить нас всех. Ты ведь только так умеешь решать свои проблемы, да, Гилберт Кедзин Найтгест?

На имени отца он сделал особенное ударение, а затем уже собрался развернуться и выйти, преисполненный злости и гордости, но Гилберт не позволил ему. Рука мужчины метнулась вперёд, впившись пальцами в чёрные волосы на затылке, заставив юношу вздрогнуть и запрокинуть назад голову. Мужчина склонился к самому его лицу, стискивая пальцы до боли, не сводя ледяного взгляда с Пассисы.

– Ты всё сказал? – тихо поинтересовался Гилберт, неторопливо намотав его локоны на кулак и чуть оттянув назад руку, вынуждая Пассису сильнее выгнуться. Тот стиснул зубы, зажмурился, пытаясь высвободиться из стальной хватки, вновь попытался атаковать разум Повелителя, но столкнулся со стальным блоком, ощерившемся тысячами ядовитых игл. – Отвечай. Это всё?

– Нет, – выдохнул юноша, яростно сжав пальцами руку брата. – Я лишь удивлён, что Артемис до сих пор от тебя не сбежал!

– Пошёл вон! – рявкнул Найтгест, отпихнув от себя Пассису и едва сдержавшись от того, чтобы напоследок отвесить ему тяжёлый и сильный пинок железным носком сапога. – Живо! Все вместе – выметайтесь!

Молодой вампир молча развернулся и отправился на выход из кабинета, бросив резкий взгляд на братьев и кивнув им на двери. Мирроры торопливо шмыгнули на лестничную площадку, ссутулившись, чувствуя себя нашкодившими котятами, которых встряхнули за шкирки. Прикрыв за собой дверь, Пассиса стал неторопливо спускаться по лестнице, проведя по измождённому лицу ладонью. Каким бы хорошим псиоником он ни был, но даже ему было трудно пробить защиту Господина чернокнижников, и эти усилия не прошли для него даром. Острая жажда подкашивала, а от слабости кружилась голова. Едва только почувствовав, что земля уходит из-под ног, юноша приготовился к удару о ступени, но почти тут же ощутил, что его с двух сторон поддерживают. Мирроры крайне взволнованно смотрели на него, их виноватые физиономии выражали столько внимания и волнения, сколько вообще может уместиться на лицах, в выражении глаз.

– Прости, мы просто уже не могли сидеть на месте, – пробормотал художник, помогая Пассисе присесть на высокий широкий подоконник в коридоре возле кабинета Гилберта. – Это ведь несправедливо!

– Совсем, – кивнул Найтгест, понурившись и неловко потерев руки друг о друга. Тонкие пальцы и кисти поворачивались изящно, легко, и художник невольно засмотрелся на эти жесты, округлив глаза. – Это я должен просить у вас прощения. Если бы я вам поверил, если бы только не так слепо доверял Гилберту, никто бы не пострадал, этого бы всего не случилось. Чёрт, больно.

Вампир приложил кончики ледяных пальцев к затылку, опасаясь, что несколько прядей взбесившийся брат ему всё-таки вырвал, но не обнаружил лысин и в какой-то мере вздохнул с облегчением, передёрнув плечами. Подняв отсутствующий взгляд на Мирроров, он осторожно стёк с подоконника на нетвёрдые ноги и двинулся по коридору, не произнеся ни слова. Братья обменялись взглядами и хвостиками пошли следом за ним.

– Куда ты? – вопросил Рурука, с сомнением глядя на то, как Пассиса то и дело спотыкается и покачивается, опираясь на стену. – Ты на ногах не стоишь.

– Мне надо поесть. И заглянуть в морг. Если Гилберт хочет доказательства, он их получит.

– А Артемис?

– Он в Сотминре. Я пытался с ним поговорить, но он послал меня по матери, а из памяти Гилберта я узнал достаточно неприятную вещь, – он помолчал, нахмурившись, затем стал спускаться, осторожно наступая на каждую ступень и, кажется, проверяя её. – Брат приказал Арти убить его друзей, с которыми он рос. Чтобы восстановить «баланс». Не знаю, увидим ли мы снова нашего лиса.

– Он сумасшедший, – в полной тишине прошептал Роккэн, не уверенный, что сможет переварить эту информацию.

– Ему есть, кому подражать, – одними губами прошептал Пассиса и весь сжался, крепко зажмурившись.

❃ ❃ ❃

Чем дальше, тем менее радостные донесения и отчёты приходили с мест сражений, всё меньше чернокнижников и тварей возвращалось в свои замки, и всё чаще – бегом, побитые и едва живые. Элементалисты наступали с яростью, достойной особенного упоминания. Словно возвращая долг за поражения двадцатилетней давности, они появлялись то тут, то там, загоняя чернокнижников в угол и не уставая нападать, как будто обладали бесконечными человеческими и иными ресурсами, словно те финансовые проблемы, которые их сдерживали последние несколько лет, внезапно сошли на нет. Дело было в том, что на их территории, за восточным склоном гор, обнаружилось крупное месторождение золота, и Повелитель элементалистов незамедлительно этим воспользовался, вооружив и снарядов огромную армию. Пришлось перебрасывать силы из других крепостей и улучшать линию обороны, проходящую по лесу, в диком темпе возводить защитные посты. И чем больше Господин чернокнижников думал о войне, тем быстрее остывал и возвращался в колею, из которой его выбил поступок Артемиса и Мирроров, начинал понимать, что в гневе натворил столько вещей, сколько не сможет исправить и простить себе за всю жизнь. Настроение от этого было ни к чёрту, потому, как правильно заметил Роккэн, признать свою ошибку гордому Господину чернокнижников было невероятно тяжело. И вместе с тем, совесть его ещё не совсем атрофировалась и теперь весьма болезненно кусала, не давая полностью отдаться стратегии. Долшло до того, что Найтгест не меньше часа не мог правильно написать одно единственное слово, по сто раз начиная писать распоряжение из-за него заново. Ругнувшись, вампир вышел из кабинета, решительно направившись на поиски брата, перед которым считал себя едва ли не более виноватым, чем перед Артемисом. А Акио и вовсе пропал из вида, так глухо закрыв своё сознание, что достучаться до него не получалось, да и явиться ему на глаза Гилберт считал для себя неприемлемым, по крайней мере, до поры. Младший Найтгест нашёлся в своей скромной, небольшой комнате, по большей части заставленной книжными шкафами. Поглядев на вошедшего, юноша весь сжался, съёжился и потупился, полагая, что брат пришёл за чем-то не слишком приятным.

– Пассиса, – мягко проговорил Гилберт, чувствуя, что сердце невольно болезненно ёкает от того, что юноша старается не смотреть на него и при этом отодвинуться. – Малыш, погляди на меня, – дождавшись, пока младший Найтгест поднимет взгляд, чернокнижник улыбнулся, мягко и спокойно, почти нежно, в глазах его проклюнулось тепло. – Можешь не бояться.

– Да конечно, – с недоверием огрызнулся псионик, но всё же поник и приблизился к нему, затем обняв. – Прости, я погорячился.

– Эй, это я должен был сказать, – мягко пихнув брата под бок, тихо рассмеялся Гилберт, затем крепко его обняв и уложив подбородок на макушку, поглаживая подозрительно подрагивающие плечи. – Ну, тише-тише. Не плачь. Я смогу всё наладить.

– Ты хоть сам себе веришь? – едва слышно прошептал Пассиса, вглядываясь в его лицо не в силах удержать постыдные для него слёзы. – Гилберт, ты ведь понимаешь, что Артемис это всё делал для тебя.

– Понимаю, – неохотно отозвался чернокнижник, закрыв глаза и уткнувшись лбом в лоб брата, невольно теснее стискивая его плечи. – И тем более погано мне от самого себя. Такая злость накатывает, когда он делает что-то без моего ведома. Когда мне донесли о столкновении в зале, я подумал, что он сделал это, чтобы ослабить меня, подвести, изменить.

Пассиса протянул ладонь и накрыл ею рот Гилберта, не дав ему договорить. Юноша покачал головой и натянуто улыбнулся, тонкая морщинка появилась на его лбу.

– Ты знаешь, что это не так, Гил. Тебе нужно поговорить с ним. Поверь мне, он сможет тебя простить.

– Смогу ли я? – бесцветным голосом поинтересовался чернокнижник, а затем отстранился и встрепал волосы на макушке Пассисы, чуть более живо улыбнувшись. – Надо ещё поймать этих бедолашных мальчишек. Думаю, им мне тоже есть, что сказать.

– Да уж будь добр, – возмутился младший Найтгест, махнув на него руками. – Они так перепугались, а ты ещё и накинулся сверху, изверг! Клянусь, Гилберт, тебе надо подлечить нервишки.

– О да, ванна со льдом мне сейчас не помешает, – мрачно ухмыльнулся мужчина, и Пассиса пристыженно замолк, опустив голову. Эти слова вызывали слишком горькие воспоминания. – Не вешай нос, малыш. Я налажу всё.

Сказал и вышел вон, оставив брата тихо молиться всем известным богам, чтобы его слова не разошлись с делом, как то не редко бывало, когда эмоции брали верх над чересчур могущественным чернокнижником. Вышагивая по Чёрному замку, он бросал редкие взгляды на пробегающих мимо слуг, на подчинённых, прикидывая, где можно было бы найти горемычных братьев. В кабинете их не обнаружилось, и Гилберт там надолго не задержался – царящая там тишина слишком давила на слух, равно как и связанные с этим местом воспоминания на плечи. И всё же странно было не найти в кабинете братьев Мирроров, которых оттуда было прежде не выгнать ни под каким предлогом. Пришлось спуститься и побродить по коридорам, вспоминая, где же находились те апартаменты, которые когда-то один из Повелителей отдал под мастерскую для художников. С момента смерти Сириуса Найтгеста она пустовала и не находила своих хозяев, но зато теперь была полностью отдана в распоряжение младшему Миррору. Который именно там и находился, творя что-то в дальнем углу у окна, с таким вдохновлённо-радостным лицом, что Гилберт смягчился сильнее.

Большое светлое помещение с высоким потолком, казалось, было атаковано кем-то или же по нему прошёлся как минимум дикий ураган, растрепав по всему полу и поверхностям ворох листов, эскизов, куски холстины, пустые баночки из-под краски, тут и там попадались склянки с мутной водой. В воздухе повис тяжёлый, не слишком приятный запах, резанувший по острому обонянию вампира хуже ножа. Юноша, увлечённый художеством, не обратил никакого внимания на чернокнижника, даже не выглянув из-за высокого мольберта, чтобы посмотреть на нарушителя территории. Местами у стен просушивались законченные работы, повёрнутые изнанкой к свету, а потому рассмотреть их не представлялось возможным. Говорить с Роккэном Гилберту хотелось меньше всего, потому как внутри него всё ещё местами вспыхивала и всколыхивалась ярость, когда в голове мелькали брошенные смелым парнишкой слова про никудышность. В чём-то он был прав, и именно это злило Найтгеста особенно. Он понимал, что художник всё ещё очень юн, даже непростительно юн, вспыльчив, несговорчив, с обострённым чувством справедливости. И оттого найти с ним общий язык казалось особенно трудно.