Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 46 страниц)

========== Предисловие ==========

В помещении было темно, влага струилась по каменной кладке стен, падала с потолка и гулко разбивалась о голый пол. Единственным источником света служил сильно чадящий факел в дальнем углу подле железных дверей. Едва слышно позвякивали цепи, свисающие с потолка. Они были далеко не пусты, впиваясь ледяными браслетами в узкие кисти, кажется, бессознательного юноши. Пальцы его уже посинели и мелко подрагивали время от времени, но он того не замечал. Голова его низко опустилась, и подбородок почти касался выделяющихся ключиц. В неверном свете дрожащего огня длинные волосы, скрывающие лицо, казались залитыми кровью, но даже в такой темноте сохранили жемчужный оттенок, хоть и спутались. Грудь молодого человека судорожно поднялась и опустилась в хриплом вздохе, затем вновь и вновь. Несколько раз он вяло дёрнулся, силясь достать босыми ногами до пола, однако попытки провалились с треском. Зарокотала, скрипя и открываясь, железная дверь. Зашелестел длинный подол плаща. Пленник содрогнулся всем телом и с трудом приподнял голову. Сложно представить, что один его взгляд мог выразить отчаяние, ужас и надежду разом, но у юноши получилось без особых усилий. Пальцы вошедшего пробежались по сгибу правой руки заключённого, а на указательном сверкнуло аметистом кольцо. Это не было лаской, по крайней мере, не в том её смысле, что принято считать. Вены пленника на руке были покрыты мелкими синяками и следами от уколов. Его можно было бы принять за заядлого наркомана, если бы не абсолютная ясность взгляда и отсутствие яростного желания получить новую дозу. Лицо его от основания челюсти с левой стороны, пересекая верхнюю губу, почти до самого внешнего уголка правого глаза пересекал уродливый шрам. Даже неопытному человеку было ясно, что это не травма. У него не было рваных краёв, а ровные крохотные точки вдоль него выдавали работу профессионала. Лишь безобразная чёрная сердцевина рубца настораживала, точно живая тьма дремала под бледной кожей юноши, вживлённая жестокой рукой.

– Ты опечалил меня, любовь моя, – голос вошедшего звучал тоскливо и почти безутешно, пока он продолжал поглаживать свежие следы уколов. – Полагаю, ты и сам об этом догадываешься. За подобный деликт полагается наказание. Жестокое наказание.

– Я уже вытерпел здесь несколько суток. Что тебе ещё надо от меня? – устало пробормотал юноша, с трудом разлепив пересохшие губы и тут же обведя их языком столь же иссушённым и едва ворочающимся.

– Думаешь, этого достаточно? – в интонациях мучителя промелькнула скрытая угроза, точно гремучая змея тряхнула своим хвостом. – Ты посмел ослушаться меня, понадеялся, что я ничего не узнаю. Твоя вольность погубила нескольких моих подчинённых. Снова.

Пленник ухмыльнулся, кинув вызывающий взгляд, полный презрения и ярости:

– И я ничуть о том не жалею.

– Это ненадолго, – парировал мужчина и негромко усмехнулся. – Око за око, помнишь? Мне нужно, чтобы ты возместил это лишение, несколько восстановил баланс.

На мгновение в глазах у юноши потемнело, голова наполнилась образами из прошлого – полузабытыми, почти истлевшими, но полными радости, лёгкости, беспечности. Они жили в его сердце, питали силами, а теперь причиняли нестерпимую боль. Пленник дёрнулся в цепях, замотал головой, затем вскинул взгляд на своего палача. Вся дерзость, что держала его голову гордо поднятой, обратилась в ужас, раскаяние.

– Нет, нет, ты не посмеешь, – забормотал он, опуская голову под тяжким грузом горького понимания. Он прекрасно знал, что посмеет. Более того, насладится шоу в полной мере, будет в восторге, как ребёнок от цирка. – Нет, умоляю тебя.

– Умоляешь? Сильно в том сомневаюсь, милый.

– Я не буду этого делать, – юноша сжал онемевшие пальцы, а через мгновение вскинулся в цепях, огласив свою камеру гортанным криком. Шрам на его лице словно бы ожил, зашевелился, точно ядовитая змея. Тонкие чёрные полоски расползлись под кожей, напоминая собой паутину, протягивая свои щупальца к глазам и губам извивающегося альбиноса.

Мучитель смотрел на это с прохладной улыбкой и интересом, ловя каждый болезненный стон и крик, впитывая его с жадностью и истинным наслаждением извращённого ценителя.

– О нет, любовь моя. Ты будешь. Ещё как будешь, – почти нежно прошептал он, когда пленник закончил метаться и кричать, а шрам его вернулся к прежнему виду. Он подцепил его подбородок кончиками пальцев, притягивая к себе, и запечатал бледные сухие губы поцелуем. Тот продлился всего пару мгновений, а затем мужчина отстранился и направился к выходу. Напоследок он приподнял руку, увенчанную кольцом, и сжал пальцы. Шрам пленника вспыхнул, браслеты цепей с лязгом раскрылись, и юноша с приглушённым возгласом рухнул на пол. Дверь скрипнула вновь, палач исчез, но выход не запечатал. С трудом опираясь на дрожащие руки, он поднялся и, спотыкаясь, побрёл из камеры, то и дело останавливаясь, тяжко опираясь на стены.

❃ ❃ ❃

Ночь была ясной, небо ярко усыпали звёзды, собираясь вокруг огромной полной луны, заливающей город призрачными жемчужными лучами. Во всех домах уже давно погас свет, и лишь немногие окна тускло подсвечивались изнутри. В такое время лучше не выходить на улицу, не вылезать из кроватей, ведь ночь не принадлежит людям. Они знают об этом, но лишь на подсознательном уровне, им не понять, отчего тёмное время суток столь опасно, столь обманчиво. Им хватает простых отговорок, как то: «Ночью ходят преступники и бешеные животные». И их не останавливает то, что эти несчастные встречаются меж ними и днём. Сколь велик тогда будет ужас людей, если сказать им, раскрыть тайну того, что прячется в их тенях, что выходит оттуда по ночам? Не стоит им знать, какая сила кроется в тонкой прозрачной тени от лески в яркий солнечный день.

Свет фонарей разгонял мглу и придавал спокойствия, уверенности в том, что опасность не подкрадётся незамеченной. И всё же внезапно явившийся в круг света тёмный силуэт заставил бы вздрогнуть случайного наблюдателя, буде такой имелся. Человек был высок и, наверное, оттого немного сутулился, шёл, прихрамывая, но быстрым широким шагом. Казалось, что от плаща его поднималась бледная, прозрачная дымка. Нервно тряхнув головой, человек сдёрнул капюшон и, остановившись, поднял лицо к небу. Сухие губы потрескались и мелко дрожали, как содрогался и сам юноша. Хрипло выдохнув, он приложил ледяную ладонь к пылающему от боли шраму на лице. От аккуратного маникюра не осталось и следа: он сорвал его в том треклятом подземелье, в крови ещё бушевала отрава, которой его любезно угостил хозяин. «Будь ты проклят, – яростно ругнулся альбинос про себя, не обращая внимания на то, что щека вот-вот разорвётся от боли. – Клянусь, когда-нибудь я вырвусь из твоего плена. И убью». На душе скреблись кошки, он не хотел выполнять волю своего инквизитора, однако выбора не было. И вовсе не оттого, что его силы приводили в ужас. Нет, он и сам успел изучить немало тайн, пока пребывал под непосредственным надзором тирана.

Собраться с силами оказалось непросто. И хотя он сопротивлялся, но пульсация метки подгоняла, звала к цели, и ноги уже сами несли его прочь вдоль паскудно освещённых улиц. Он знал, что бесполезно умолять истязателя, просить его переменить решение, пытаться задобрить его. И от этого знания становилось лишь горше, в пересохшем горле свернулся тугой ком. Оставалось лишь убедить себя, что это всего лишь очередное убийство, одно из множества, что он уже совершил и ещё совершит. И люди ему совершенно незнакомы, ведь он исчез из их жизней почти десять лет назад. Не по собственной воле, но исчез, словно его и не бывало, ведь полиции невдомёк, что человек может не умереть, а, скажем, перейти в другой мир. Этот юноша отдал бы всё, лишь бы не узнать эти тайны, лишь бы никогда не прикасаться к ним. И не мог найти себе места, зная, что всё это бурлит в крови, а от неё, хочешь, не хочешь, никуда не денешься.

Альбинос поднял голову, уловив донёсшийся издалека смех. Точно охотничий пёс он весь напрягся, силясь побороть чужой азарт, взыгравший в груди. Его сознание словно разделило надвое: одна его часть стенала от боли и умоляла остановиться, цепляясь за любую мелочь, другая же с ликованием рвалась к звукам, готовая по щелчку пальцев выпустить клыки.

За поворотом, в глубине парка, расположилось крошечное летнее кафе, окутанное светом куда лучше пустынных улиц и аллей. С трудом сглотнув, юноша прошёл на веранду и натянул на руки перчатки, ступая ещё более тяжко, чем когда только сорвался с цепей. Он различал силуэты, чувствовал, как в груди становится невыносимо тесно. И он ещё долго просто молчал, стоя на краю линии света и глядя на весёлую компанию. Они все уже были далеко не молоды, время неумолимо прикоснулось к ним: трое женщин и один мужчина. Впрочем, одна из них была коротко стрижена и недвусмысленно заглядывала в вырез другой, а потому юноша не сразу признал в ней девушку, хоть и знал то наверняка. Последняя же наоборот притягивала к себе взгляды и не переставала хохотать над шутками, то и дело прикладываясь к бокалу со спиртным. Ничего красивого в этом не было, но он узнавал изящные жесты, предугадывал их все до единого, до боли прикусывая губы. Рыжий мужчина поглядывал на неё с хищным интересом и не переставал смешить, пихаясь и кривляясь, всеми доступными правдами и неправдами желая завоевать внимание красавицы. Но веселье продлилось недолго: ощутив, наконец, чужое внимание, шатенка глянула на незваного гостя и невольно вздрогнула. Ведь он подобрался незаметно, беззвучно и уже, получается, какое-то время стоял тут, слушая их. Незнакомец неторопливо закурил, выпустил облако дыма через нос и склонил голову на бок, не сводя взгляда с компании. Поняв, что подруга больше не веселится, что улыбка сползла с её лица, остальные обернулись и идентично вздрогнули. Некоторое время царило тяжёлое молчание.

– Артемис? – неуверенно окликнула рыжая, чуть близоруко щурясь, пытаясь убедиться в собственной страшной догадке. Альбинос характерно повёл плечом и скривил губы, шрам страшно исказил его лицо, изуродовал, превратив красивого прежде юношу в собственную тень. Она подорвалась с места, кинулась к нему и заключила в пылкие объятия. – Боже, мы… мы думали, ты погиб вместе… вместе с семьёй. А ты вот так подходишь и…

Женщина зашлась рыданиями, стискивая в пальцах плащ друга, не находя в себе силы остановиться и успокоиться. Молчание вновь окутало их шёлковым подолом. Остальные отводили взгляды, не горя желанием смотреть на внезапно воскресшего в их понимании друга. Он и сам потупился, судорожно и жадно затянулся сигаретой.

– Да ты весь дрожишь, – прошептала Лиззи, затем потянула юношу за собой, усадила на один из свободных стульев, тут же придвинувшись к нему, бросив взгляд на друзей, что хранили неопределённое молчание. – А вы чего молчите?!

– Не пойми меня неправильно, Арти, я рад тебя видеть, – выдохнул второй мужчина, нервно сглатывая и наблюдая за тем, как содрогается приблуда. Это было видно невооружённым взглядом. – Но всё это выглядит странно: смерть твоей семьи, это исчезновение, как если бы…

– Как если бы я убил их? – альбинос растянул губы в жуткой улыбке, поднял голову. Голос его был гулким и будто чужим, словно кто-то говорил его устами, а перед ними сидела давно пустая оболочка. – Понимаю, понимаю. И не держу зла или обиды, к чему бы мне? Но я пришёл не для того.

– Тогда что тебе нужно? – грубо бросила темноволосая, чуть располневшая с возрастом, сильный французский акцент резал по слуху.

– Мне? – Юноша, кажется, не совсем понимал, что происходит. Губы его вновь растянулись в улыбке, что прежде столь красила его измождённое лицо. Теперь она походила на оскал безумца. – Мне ничего не нужно.

– Вот и иди отсюда, – сухо отозвалась женщина, поставив свой бокал на стол и смерив Артемиса яростным взглядом, преисполненным презрения.

– Мне ничего не надо, – повторил Охотник, делая особо глубокую затяжку и шумно выдыхая дым в сторону, затем стискивая сигарету меж пальцев и выкидывая в близ стоящую урну. – Но кое-кому другому.

– Ребята, да что с вами? – взмолилась рыженькая, крепко обхватывая плечо друга обеими руками и затравлено глядя на остальных.

– Арти, может, тебе нужна помощь? – робко подала голос японочка по другую руку от Элизабет.

– Ты что, перебрал? – вновь заговорила Амели, поднимая внимательный взгляд на старого знакомого.

– Нет, но не отказался бы выпить. – Акио тянул время изо всех сил, хотя шрам его и горел от боли, по краям выступили крупные капли крови, но он не обращал на то внимания. Чужая воля всё сильней подавляла его собственную, точно хозяин чувствовал, что его любимый пытается придумать способ не делать так, как было приказано. Он хотел, чтобы друзья перепугались и разбежались, хотел прикрикнуть на них, но шею словно перехватила ледяная ладонь. Знакомая до боли, жестокая, беспощадная. Зрение предавало его.

Четверо же едва не с ужасом смотрели на то, как зрачки мужчины сжимаются до состояния едва различимых точек, затем вытягиваются. Кожа его посерела мгновенно. Девушки вскрикнули, Амели мигом подорвалась, судорожно пытаясь отыскать собственную сумочку.

– Это ищешь? – хрипло, но с улыбкой поинтересовался Артемис. В приподнятой руке на кончиках пальцев покачивалась её сумка.

– Идёмте отсюда, забудьте про него, – тряхнула головой француженка.

Она уже хотела сделать шаг в сторону, рвануться прочь, но её точно к земле пригвоздило, женщина не могла и пальцем шевельнуть, дрожа от страха всем телом. Друзья что-то кричали, а она смотрела в глаза мужчины, понимая, что не узнаёт его. Знает, но не верит, что это он. А когда догадка уже готова была сорваться с её губ, острая боль питоном окрутила её тело, и из груди вырвался лишь жалкий приглушённый визг. Кости её плавились внутри тела, мышцы растягивались и молили о пощаде, готовые лопнуть от перенапряжения. Остальные с воплями бросились было врассыпную, готовые начать звать на помощь, но и сами замерли, не способные пошевелиться. Тени клубились над землёй, вздымались, обретая форму и захватывая людей, стискивая в своих смертельно хищных объятиях, столь страстных, что и лучшему из любовников впору начать завидовать. Шрам юноши пульсировал нестерпимо, тени прокрались в его глаза. Антрацитовые щели зрачков расширились. Стоны затихли, хруст костей умолк, и безжизненные тела повалились на землю. Убийца кинулся к почти бездыханной рыжей девушке, ловя её в объятия и прижимая к своей груди. С губ его сорвался гортанный стон, больше похожий на предсмертный вопль затравленного зверя. Запустив пальцы в медные волосы, он лишь крепче притискивал её к себе, ощущая, как жизнь с каждой секундой утекает из её тела.

– Прости. Прости меня, малышка, – тихо, судорожно прошептал он, касаясь губами макушки женщины. Сердце отмерило последний удар и замерло в измятой груди.

Заставив себя разжать дрожащие руки, он опустил её на землю. Взгляд его упал на подвеску, что мёртвым грузом лежала на посиневшей искорёженной груди. Витиеватая «А» будто глядела в ответ ехидно и с укором, и у него не было сил, чтобы протянуть руку и забрать подарок. Дар, что он преподнёс совершенно другому человеку.

– Он никогда не был её собственностью, и ты это знаешь, – прошелестел голос в голове юноши, и он вновь застонал, прижал ладони в перчатках к лицу. – Ну же, любовь моя. Возьми то, что истинно твоё, и иди дальше. Ты не уплатил свой долг.

– Четыре жизни. Тебе мало?! – заорал что было сил альбинос, отняв руки от лица и вскинув голову, вглядываясь в хищную безмолвную тьму. – Они были неповинны!

– Ты их убил, не я. Это было твоей волей.

Артемис склонил голову на грудь, смотря на собственные руки. И в самом деле: горечь и злость взяли над ним верх. Он вышел из себя и убил их по собственному извращённому желанию. Так его убедил Повелитель. В голове царила неразбериха от резкой вспышки сил. Едва дыша, он снял с шеи женщины подвеску и поднялся на ноги, шатаясь точно пьяный. Чужая воля вновь тянула его вперёд, пока ночь была в полных силах, покуда солнце не ослабило их, покуда не проредило их тьму:

– Они забыли о тебе. Считай это местью.

Гулкая пустота ворочалась в венах и груди юноши, пока он закуривал и на нетвёрдых ногах плёлся прочь из парка, где оставил бездыханные тела. Утром их найдут, поднимется шумиха, но он уже будет далеко отсюда, и никто не сможет найти виновника. Убийца перешёл через дорогу и растаял.

❃ ❃ ❃

В заведении было, как ни странно, тихо и почти что безлюдно, только несколько посетителей расселись подальше друг от друга, молча отдавая дань великолепной и дорогой выпивке. Прежде этот крошечный бар знали немногие, и редко когда здесь было шумно. В этот раз ночь выдалась тихая, две официантки негромко щебетали подле барной стойки, но всё равно вздрогнули и встрепенулись, когда входная дверь тихо хлопнула, приветствуя посетителя. Девушки переглянулись и торопливо вскинули кулаки в «камень, ножницы, бумага», и проигравшая с наигранно-мученическим видом выплыла из-за стойки, нажав на небольшой звонок. Фигура в плаще производила странное впечатление посреди ночи в баре: кто будет одеваться подобным образом летом, да ещё и так старомодно? Впрочем, под плащом оказалась вполне строгая рубашка и джинсы, что не вязались между собой. Капюшон человек не снял, молча прошёл к стойке и взобрался на стул с явным трудом, будто каждое движение причиняло ему нестерпимую боль. Не оглянувшись на официантку, он повторил её жест и нажал на небольшой звонок, и сигнал раздался из-за дверей, ведущих на кухню. Через несколько мгновений в зал вышел высокий мужчина, рубашка на котором едва не трещала по швам, особенно на мускулистых плечах и руках. Чёрные его волосы были подёрнуты сетью седины, усталое лицо казалось блеклым и неживым.

– Добрый вечер, – не особо радостно поприветствовал гостя мужчина, подняв на него взгляд. – Чего желаете?

– Мятный ликёр, финский, 50 %, – отозвался человек из-под капюшона, затем закашлялся, прикрыл рот кулаком, сгорбившись над стойкой. – Бутылку, стакан не нужен. И чесночные гренки.

Бармен кивнул, и немедленно пальцы его заскользили над небольшим экраном заказа, ни один нерв не дрогнул на его лице, ни одна мышца не напряглась, пока он выставлял прозрачную бутылку мятной водки, по ошибке названной ликёром, и стакан с гренками и соусом. Его, казалось бы, совершенно не волновал ни гость, ни его заказ, и лишь внимательный наблюдатель мог заметить мелкую дрожь, что прошила его тело. Человек откупорил бутылку, и по бару разнёсся сильный мятный запах, украшенный ароматом алкоголя, к нему примешался стойкий чесночный дух. Рука посетителя дёрнулась, он накрыл её второй и уставился на бутылку перед собой, точно она могла вдруг подлететь к нему и самостоятельно влить своё содержимое в тонкие бледные губы. «Остановись, остановись, – шептали они беззвучно, глаза ночного гостя были крепко зажмурены, а шрам пылал неистовой жадной болью. – Не он! Я не позволю тебе забрать ещё и его!». Глубокие тени залегли под янтарными глазами, белые ресницы мелко и часто трепетали.

– Вам нехорошо? – поинтересовался бармен, глядя на дрожащего юношу, что, казалось, вот-вот готов был коснуться лбом стойки, столь сильно он согнулся под гнётом могущественной воли.

– Всё в порядке, что со мной станется, – хрипло рассмеялся тот, и владелец бара невольно вздрогнул, внимательнее всматриваясь в тень, что откидывал капюшон на лицо гостя. – Минутное недомогание, всего-то.

Но против своих слов зашёлся гулким кашлем, скрывая потёки крови, рвущиеся с губ, кулаком, обтянутым бархатом перчатки. Между отрывистым кашлем он дышал судорожно и жадно, впиваясь пальцами в ткань рубашки на собственной груди.

– Мистер Дей, может, скорую? – испуганно и полупридушенно пискнула официантка, не сводя взгляда с содрогающегося посетителя.

– Не стоит, дорогая, – внезапно убийца выпрямился, точно не задыхался только что и не пытался выхаркать собственные лёгкие. Он взял бутылку и принялся жадно и торопливо глотать крепкий алкоголь, отчего едва заметный кадык так и заходил ходуном на шее, отмеченной синяками, кровоподтёками и странного вида кровавыми метками. Капюшон медленно сползал с белоснежной шевелюры, но посетитель быстро поймал его и натянул поглубже на лицо. – Ещё мятный ликёр, пожалуйста.

– Быть может, не стоит? – с лёгким сомнением бармен поглядел на юношу, что всего пару мгновений назад готов был отправиться к праотцам. – Вы едва дышите.

– И так уже десять лет. Что со мной станет, – мрачно шепнул гость. Рука его вновь дёрнулась, но он удержал её на месте, не желая причинять вреда ещё кому-то.

– Убей его, – шептал сладкий нежный голос ему в самое ухо, заставляя содрогнуться от глубины звучания этого низкого бархата. – Он забыл о тебе. Ты ему более не нужен.

– Хватит, – себе под нос прошипел Артемис, пальцами обеих рук впиваясь в бутылку и из последних сил сдерживая волю собственного повелителя. – Я не позволю тебе никогда, ни за что.

Мрак расползался по венам медленно и осторожно, вслед за ним тени дымом поднимались из углов, неуловимые и почти прозрачные. Посетитель приложился к бутылке, и вскоре кристально прозрачная жидкость в ней стала окрашиваться алым от той крови, что собралась у него во рту. И лишь одно слово билось в его мыслях раскалённым клеймом: «Нет». Нет, я не подчинюсь тебе. Нет, я не буду плясать под твою дудку. Нет, я не собираюсь и дальше выполнять твои приказы. Нет, мне плевать – делай со мной что хочешь. Он готов был лечь костьми, но защитить мужчину, что высился за барной стойкой, глядя на него странно и с некоторой усталостью, лёгким налётом тоски. Новая порция судорог ударила по телу альбиноса, бутылка с треском разлетелась на осколки в его пальцах, но он даже не моргнул на это. Привычное дело, а главное – понятное. Официантки, наоборот, взвизгнули, едва не бросившись наутёк, но под внимательным и строгим взглядом начальника принялись быстро приводить зал в порядок, то и дело поглядывая на мужчину в плаще.

– Мы вернём вам стоимость ликёра, – покладисто произнёс Дей.

– Не стоит, – быстро отказался посетитель, стягивая перчатки и отирая собственные руки влажным горячим полотенцем, что ему протянул хозяин заведения. – Просто дайте мне новую бутылку, и я покину вас. Знаете, Микаэлис, у вас великолепный бар. Я бы многое отдал, чтобы иметь такой. – Артемис говорил быстро и часто сбивался с мысли, чтобы перекрыть настойчивый шёпот в собственной голове, унять мрак, жадно растёкшийся по залу и выжидающий подходящий момент. – Когда-то я работал в баре, очень давно. Это было приятно и увлекательно.

Боль усилилась, тени расползлись по сосудам юноши, делая его самого похожим на сгусток мрака. Чёрные вены прорезали тонкую кожу на руках альбиноса. Чёрное на белом смотрелось бы великолепно, если, конечно, не знать, что пришлось уплатить за эту дикую красоту. Тени уже рванулись и к хозяину бара, и к девушкам, собирающим осколки разбитой бутылки, и к задремавшему в углу посетителю, но Артемис удержал их. От колоссального магического напряжения, что пришлось испытать ему, рвались жилы и сосуды, лёгкие полыхали пламенем, кровь струилась уже отовсюду. А затем всё резко прекратилось, и Акио замер, качнувшись на стуле. Воля господина отхлынула, тени стали лишь тенями, и никто ничего не успел заметить. Лишь слегка похолодало в зале. Стараясь сбежать до того, как его мучитель передумал, Артемис быстро выложил на стойку купюру, где осталась пара капель крови, и он двинулся на выход.

– Подождите! – окликнул его бармен. – А сдача и ликёр?

– Выпей за мою память, Мик, – только и выдохнул альбинос, шагая за порог и проваливаясь в ледяной зев портала, хотя истекал кровью от слабости и не соображал, что творит. Подобное могло вызвать не малое возмущение вокруг вспышки энергии.

«Он уступил мне? – пронеслась мысль в голове Охотника, пока он отгонял от себя сумрак противоестественной для него магии. – Он пощадил Мика? Дохлые боги, хоть бы это не было очередной пыткой!».

========== Глава 1: Обратно на сцену ==========

Dedicate everything I create

To my friends I would die for,

But you will always be the one,

Memories that you can’t overrun,

Memories I could die for,

I thought I’d always be on the run

Хайдельберг был красивым, тихим и во всех смыслах таинственным городом, захватывающим воображение с первого взгляда. Алые черепичные крыши домов на закатах и рассветах окутывали сиянием весь город, с реки приходил прохладный ветер и приносил с собой клочки влажного тумана, и Тёмный лес так и манил прогуляться по своим опушкам, насладиться красотами. В предрассветные часы здесь царило волшебное умиротворение, приносящее с собой исцеление и дающее силы на новый день. Жизнь здесь текла своим чередом: спокойным, степенным и в то же время стремительным. Многие здесь знали друг друга, нередко прохожие останавливались, чтобы перекинуться парой ничего не значащих приветливых фраз. В магазинах с утра всегда можно было получить улыбку продавца совершенно бесплатно, и это немало поднимало настроение.

Приходить сюда, гулять по этим улицам и освобождать голову от мыслей было восхитительно, пожалуй, сломленному человеку лучше места для исцеления не найти. Но в этот раз даже сказочной атмосферы вдохновения было недостаточно, чтобы затянуть раны, заставить чёрную дыру вины и горечи отступиться, не дать поглотить. Она ширилась с каждым мгновением, с каждым шагом, что набатом отзывались в теле, не обозначая своих границ, разъедая душу. Да и никакой чистый воздух не поможет пережить ломоту в костях после долгого пребывания в сыром подземелье. И уж тем более ни один самый сказочный пейзаж не справится с Пустотой, когда её жадные осколки гуляют в крови, эхом прокатываясь по венам. Но как собака плетётся по смутно знакомой дороге в уютную будку или под родное крыльцо, так брёл и высокий беловолосый человек. Хромал он всё более явственно, припадая на левую ногу, но не подволакивая её за собой: наступит на правую, осторожно перенесёт левую, выждет у самой земли пару мгновений, быстро наступит и уже сделает стремительный широкий шаг, чтобы тут же поджать повреждённую конечность. Он шёл с закрытыми глазами, под веками его судорожно не метались глазные яблоки, белые ресницы изредка неохотно вздрагивали. Памяти ему было достаточно, да и в предрассветной тишине вряд ли бы кто выбрел на улицу и вдруг подумал напрямую двинуться к незнакомцу в старомодном чёрном плаще. В каждой тени призывно сиял источник сил, так и зазывая прикоснуться к себе, тихо и страстно, как взывает распалённая долгими ласками любовница.

Невысокий забор был скорее формальностью, чем настоящей защитой от воров, которых здесь, кажется, отродясь не было. Опрятный сад с клумбами выглядел тихим и спокойным, но на этот раз заседать в нём с книгой и чашкой горячего кофе не входило в планы юноши. Пройдя по узкой дорожке, вымощенной плитами, он замер у ржаво-красных дверей, тихо вздохнул, будто собираясь с силами, и нажал на кнопку звонка. Долго никто не отвечал, но времени у него, как ни прискорбно, всегда было в избытке. Наконец послышались шаги, и открыл высокий молодой человек с русыми волосами. Загорелый с ясными серыми глазами, он сразу же улыбнулся, увидев хмурую рожу гостя.

– Артемис, рад тебя видеть, – возвестил он, отступая в сторону и позволяя тому медленно пройти в полутёмную прихожую, аркой соединяющуюся с гостиной. – Давно ты не навещал нас.

– Дела, – хрипло и односложно отозвался альбинос, с трудом стаскивая с себя тяжёлые сапоги, а затем осторожно – плащ. – Все спят?

– Куда там, – ухмыльнулся юноша. – Вчера ночью концентр был, так мы приехали, весь день продрыхли, а сейчас болтаемся, отдыхаем.

– Хорошо, – столь же немногословно отозвался беловолосый, проходя в гостиную и морщась от боли.

Стеклянные раздвижные двери во всю стену с правой стороны позволяли выйти из гостиной на задний двор, где, как правило, сушили одежду, а в особо приятные дни готовили барбекю и попросту отдыхали. В комнате, оформленной в скандинавском стиле, было светло и просторно, а мебели – великолепно мало. Пара диванов в светлой обивке, компьютерный стол и комод, покрытые тёмным лаком, на котором ютились в горшках фикусы. Деревянный пол обогревался снизу, сводя на нет необходимость носить тапки или любую другую домашнюю обувь. На диване перед длинным журнальным столиком раскинулись парень и девушка, мило воркующие между собой. При виде гостя они буквально просияли, и он вяло махнул им рукой в ответ, проходя через очередную арку в небольшую кухню. Здесь лишь готовилась еда, ели же обычно в гостиной или по комнатам, не напрягая друг друга присутствием. Поставив на подоконник миску, парень от души насыпал туда мюсли, а сверху залил молоком, едва ли не с горочкой. Вооружившись ложкой, прошёл к окну и опёрся на подоконник бёдрами, принялся за незамысловатый завтрак. Есть не хотелось, но требовалось делать хоть что-то, просто для того, чтобы отвлечь себя от гнетущей пустоты. И механическая работа челюстями тому весьма способствовала, чего не сказать о замершем перед ним блондине.

– Чего тебе, Ноэль? – резче, чем требовалось, буркнул Артемис, всё же поднимая на него взгляд. – Дай спокойно поесть.

– Этот ублюдок опять тебе что-то сделал? – даже не думая предпринимать попыток скрыться из виду, поинтересовался юноша, сунув руки в карманы и прислонившись к столу для готовки бедром. Он кивнул на дрожащие руки, после – на грудь, и Акио послушно, хоть и не очень осознанно, опустил стеклянный взгляд. Через белую рубашку слегка просвечивали алые отметины. – Принести тебе аптечку?

– К дьяволу лекарства, – качнул головой он, отставив тарелку в сторону и запрокинув назад голову, прикоснувшись затылком к стеклу. – Посплю, и легче станет. Что у вас с расписанием? Когда следующий концерт?

– Через месяц, – пожал плечами Ноэль, неохотно переводя разговор в другое русло. – Тебя ждали для подтверждения.

– Подтверждаю, – махнул рукой тот и вернулся к завтраку, похрустывая им и пытаясь справиться с немыслимым желанием размозжить себе голову дверцей холодильника. – Ещё что-нибудь?

Ноэль качнул головой и вышел из кухни, оставив гостя наедине со своими мыслями. Два года назад Артемису позволили являться в этот мир, куда угодно, но только не в Японию: туда путь был заказан. И в один из дней, разбитый, едва не загибающийся от боли, юноша брёл по Хайдельбергу. В этот сказочный городок его занесло по делу, но он навсегда влюбился в живописные места и благодушные лица людей, в дымку свободы, окутывающую этот город вместе с туманом, поднимающимся от реки Неккар, вдоль которой молодой человек прогулялся, а после углубился в город, где и встретил этих ребят. Они играли на небольшой площади перед фонтаном, собирая вокруг себя скучающую публику. В спокойствии этого городка их трио из гитары, скрипки и синтезатора звучало как новый вздох, как живая вода, и Артемис просто наслаждался, вслушиваясь в замысловатые мелодии. Было много недочётов, но его то мало волновало. Он так давно не прикасался к музыке, так давно не слышал ничего подобного, что был загипнотизирован и не мог оторвать от них взгляда, не мог заставить себя развернуться и уйти. Молодые амбициозные и болезненно талантливые, так и сияли своим вдохновением. Одно лишь то, что он смотрел на них, возвращало силы и успокаивало, а их музыка исцеляла, от единого её звучания становилось тепло и спокойно. В последнее время этого капитально не хватало, и он цеплялся за всё подряд. Сидел на парапете фонтана, слушал их и не собирался куда-то сдвигаться со своего места. Но вдруг оказалось, что они-то как раз и собираются уходить: музыка постепенно затихла, и ребята начали собираться. Не зная, что им движет, Артемис направился к ним, вытащив из кармана единственную имевшуюся купюру номиналом в пятьсот евро. Он запросто мог получить ещё деньги в казначействе, пользуясь статусом фаворита, но от этих денег хотелось немедленно избавиться.