Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 46 страниц)

Он видел незнакомого мужчину, но что-то родное было в его аристократичных чертах, обрамлённых смоляными тугими кудрями. И этот властный взгляд, тот же разрез глаз! Эта несносная улыбка! Горло Акио стиснула ледяная ладонь ужаса и тоски. Он видел рядом с ним… себя? Нет-нет, быть такого не могло! Беловолосый юноша, отмеченный теневым шрамом, задорно улыбался, хищно щурился, но сколько сходств было между ним и Повелителем жрецов! Прорицатель засипел, зажмурился, силясь прогнать прочь видение. Оно держалось за его разум цепко, не давая совершить ужасную ошибку, ещё более кошмарную чем та, что он уже сделал. Юноша из видения заливисто смеялся над чем-то, а темноволосый мужчина со сдержанной улыбкой целовал его плечи. А следом явилось другое видение. Разрушенный до ветхих руин Чёрный замок, белеющие кости огромного дракона, опрокинувшегося на спину; идущие трещинами башни Белого замка, готовые сверзиться в бездну пропасти, едва только подует слишком сильный порыв ветра; белоснежный дракон горестно взревел, подняв гордую голову к затянутым тучам небесам, взмыл в воздух, вздымая вихри снега и поднявшись до самых облаков, сложил крылья и камнем рухнул вниз. «Нет!» – мысленно закричал жрец, отшатнувшись и закрыв лицо руками. Дыхание его стало совершенно заполошным, диким, и он не мог унять нестерпимую дрожь собственных рук. Артемис попятился от кровати Бьянки, с ужасом прижав к себе глефу. Он едва не разрушил то Равновесие, поддержанием которого должен был заниматься.

Но если… если в будущем есть шанс, значит, надо дать ему пройти так, как он видит?

Вслепую вновь перелистай

Пергамент нам доступных тайн —

Лёд, раскалённый докрасна,

Любовь страшнее, чем война,

Любовь разит верней, чем сталь.

Вернее, потому что сам

Бежишь навстречу всем ветрам,

Пусть будет боль, и вечный бой,

Не атмосферный, не земной,

Но обязательно – с тобой.

========== Эпилог ==========

Лишь только я тебя увидел —

И тайно вдруг возненавидел

Бессмертие и власть мою.

В бескровном сердце луч нежданный

Опять затеплился живей,

И грусть на дне старинной раны

Зашевелилась, словно змей.

Что без тебя мне эта вечность?

Моих владений бесконечность?

Пустые звучные слова,

Обширный храм – без божества!

Я тот, кого никто не любит,

Я тот, чей взор надежду губит,

Я бич рабов моих земных,

Я царь познанья и свободы,

Я враг небес, я зло природы

И, видишь, – я у ног твоих!

Последняя вспышка пронеслась над Чёрным замком, и угас, тая, страшный рокот, что подняли дуэлянты. Только увидев тяжело рухнувшие на землю тела, Господин чернокнижников метнулся к ним, отмахиваясь от пыли и кашляя в поднятый воротник плаща. Не успевшие защититься или подобраться к Господину чернокнижники лежали неподвижно, не дыша, и среди них был и оборотень. Но Люук всё же застонал, силясь подняться на дрожащих, ослабевших руках. Левое его ухо было порвано, правая нога явно – сломана, но Найтгеста то не волновало. Среди тел и напряжённых силуэтов он силился разглядеть Артемиса, и, наконец, сквозь пыль увидел жемчужные волосы. Рванувшись вперёд, Гилберт рухнул рядом с телом на колени. Перед падением Акио пытался сгруппироваться, кожистые его крылья оказались беспощадно изломаны и изорваны жестокими магическими потоками и сильным столкновением. Серая чешуйчатая кожа медленно принимала обыкновенно бледный, почти бескровный вид, но даже она не могла скрыть ожоги, рваные раны от когтей одержимого оборотня.

– Артемис, – голос чернокнижника дрогнул, когда он прикоснулся к едва тёплому плечу любовника, но тот даже и не подумал отреагировать.

Мужчина осторожно перевернул тело и невольно вздрогнул, глядя на рваную рану, пересёкшую шею альбиноса. Гилберт ещё мог различить следы собственных засосов, укусов, но кровь портила картину. Не вызывала в нём жгучей жажды, как то бывало прежде, и чернокнижник мог лишь глядеть в широко распахнутые неподвижные глаза Акио. Грудь не вздымали вздохи, сердце не разгоняло с мерным ритмом кровь. Найтгест не кричал, не метал гром и молнии. Сейчас он был предельно собран, зная, что только спокойствие может помочь ему сейчас, поддержать и дать сил. И хотя в груди закипал гнев напополам с отчаянием, Гилберт не срывался, лишь клыки невыносимо давили друг на друга от желания порвать глотку Люуку. Бережно подхватив безвольное постепенно холодеющее тело, Найтгест двинулся к замку, не слушая, что ему в спину кричит провинившийся оборотень. «Потом», – про себя пообещал чернокнижник, зная, что никакого «потом» не будет. Осторожно и ласково удерживая в своих объятиях Акио, мужчина провалился в ледяной зев портала, и через несколько мгновений уже уложил Артемиса в постель. Он бы отдал многое, чтобы тот, как и в первые дни их знакомства, начал сопротивляться, брыкаться, кривить лицо от пренебрежения и отвращения, однако тело оставалось неподвижным, да и у Гилберта не было намерения измываться над ним. Несколько мгновений он гладил ледяные тонкие пальцы музыканта, коснулся чуть шершавых ладоней, затем с тихим вздохом отпрянул.

Когда связываешь с кем-либо свою жизнь, кажется, будто бы счастье будет длиться вечно, что оно не покинет ваш уютный мир. Воспитанный по принципу «Господин получает всё», Гилберт не заботился о самых элементарных вещах. И даже Акио, ворвавшийся в его жизнь, не сразу приучил его к мысли, что за некоторые вещи надо бороться, они не упадут в руки просто потому, что ты повелеваешь армиями и жизнями. Его вечные отказы выводили Найтгеста из себя, приводили в такое бешенство, какое не снилось и драконам. А теперь тот, кто научил его эмоциям и жизни, лежит неподвижный, ледяной. «Я отказываюсь от жизни без тебя. Я всё исправлю. Обещаю, – про себя произнёс чернокнижник, поднимаясь с кровати. – Вот увидишь, Артемис, я более не пущу ад в твою жизнь». Мужчина опустил взгляд на перстень с аметистом. Он искрился и постепенно нагревался, чувствуя, что хозяин требует невозможного, пытается прибегнуть к противоестественной для себя магии, к той, что не принадлежит ему. Чернокнижник чувствовал, как вскипает энергия, как бьёт по жилам, разрывает изнутри, вырываясь наружу. Тени разлетались в стороны, как перепуганные птицы, мелькали по стенам и потолку, не находя выхода. Мужчина ни на мгновение не отпускал тонкие пальцы возлюбленного из собственных рук. Их мертвенный холод обжигал и подталкивал к отчаянию.

– Где же ты, хвалёный дух? – спокойно и тихо спросил Найтгест у Пустоты, не сводя взгляда с лица Артемиса. – Именно сейчас, когда в тебе так нуждаются?

Ответа не последовало, но чернокнижник его не ждал. Ему нужно было скоротать время. Время. Сердце вампира дрогнуло, он закрыл глаза, склонился и уткнулся лбом в неподвижную грудь любовника. Теперь только время могло помочь ему.

❃ ❃ ❃

В Сотминре творился настоящий ад: во множестве стран и городов разом проводились жертвоприношения, и жрецы не успевали всюду, физически не могли оказаться в нескольких местах одновременно, пусть и прикладывали все свои силы к этому. Господин жрецов открывал один портал за другим, отправляя своих людей ко множественным местам силы, отдавая приказы строго и быстро. Внешне лишённый эмоций, прорицатель дрожал от гнева и отчаяния. Если они не смогут предотвратить ещё несколько жертвоприношений, границы миров лопнут, разорвутся, и настанет хаос, Равновесие нарушится окончательно. А он не мог себе это позволить. Почему он упустил это из вида? Когда потерял бдительность и слишком расслабился? Что затмило его взор? Неужели же этот несносный мальчишка, юный Артемис, сбил его с толку своими выходками?

Охотник. Жрец горько зажмурился, горло его стиснул тяжкий вздох. Мальчишка, ради которого он едва не разбился в лепёшку, лишь бы только он оказался в родном мире, лишь бы всё пошло именно так, как надо. И всё равно он промахнулся, допустил ошибку, едва не пустил всё под откос. Как исправилась ситуация? Кто приложил ко всему этому руку? С одной стороны, жрец догадывался, понимая, что, возможно, Сириус захотел помочь юноше, но его одного было слишком мало, чтобы повлиять на обоих упрямцев. А с другой стороны, кто воздействовал на Гилберта, кто умудрился вправить ему мозги? Оба были слишком ретивы, чтобы договориться, но и тут Повелитель жрецов имел собственные догадки. Быть может, он был прав, что всё же направил Адель к Ортам почти сотню лет назад. А теперь всё снова летело в бездну.

Когда он уже приготовился сам шагнуть в портал, сердце его вдруг испуганно дрогнуло, а внутри что-то оборвалось, и тяжкая пустота с невыносимой тоской навалились на душу. Чувство невозместимой потери пронзило всё его существо. Он уже испытывал подобное однажды и наивно надеялся, что более не столкнётся с этим. Сперва с губ жреца сорвался сип, затем сдавленный и гортанный стон, секунду спустя сменившийся страшным криком. Ни Гилберт, ни Охотник не знали, как на самом деле любил Серый принц собственного внука. Быть может для них всё и выглядело не так, как они желали, но суть у этих порывов была одна. Давным-давно, убив Господина чернокнижников, Повелитель жрецов поклялся себе, что сможет восстановить собственную династию, что будет оберегать семейство Акио до последнего вздоха. Как чудесные цветы в зимнем саду, многие из них распустились благодаря ему, благодаря ему выросли и обрели жизнь там, где, казалось бы, это было невозможно. Да, порой он срывал усохшие листья, подрезал колючки, а иногда и отрывал от них сорняки, причиняя тем самым боль, но в этом всём была его особая забота. Как любить столь большую семью и не подвергать её опасности, будучи целью многих интриг? Прояви слабость и уже не вдохнёшь через секунду, пронзённый предательским мечом. Об этом Артемис знал, как никто другой. И всё же был у него среди всех цветов и самый любимый. Едва только увидев его, жрец думал, что у худосочного мальчишки нет ни единого шанса на выживание, но как искренне он молил его о возвращении! Как мог он отказать ему? На секунду прорицатель даже подумал, что он сможет стать хоть ненадолго счастливым, если возьмётся воспитывать этого неугомонного лисёнка. Но у юного Акио оказались острые зубы и когти. Отказать себе в удовольствии опекать юношу издалека Повелитель жрецов не смог, и порой скрывался в тенях, молча наблюдая за тем, как этот балагур ставит на уши чернокнижников. Никто не знал об этом, но всё равно, всё равно, Артемис Первый упустил его.

Новый крик вырвался из груди мужчины. Если жизнь его внука оборвалась, значит и с Сириусом что-то случилось. Но что могло статься со столь могущественным духом? Наплевав на Равновесие, Акио перенастроил портал и рванулся в Чёрный замок, надеясь, что ещё не поздно, что успеет. Он чувствовал: творится что-то кошмарное и великолепное одновременно. Невыносимый страх колол его душу, пока он бегом преодолевал внутренний двор замка. Здесь пахло кровью и смертью. Чернокнижники в полной тишине переносили тела, не поднимая голов. А затем произошло это.

Замок взорвался сотнями воплей и криков, стонов, метаний. Чёрный дракон, давший ему начало, возмущённо взревел где-то в глубине под землёй, но Господину чернокнижников было плевать.

– Что ты со мной делаешь, Акио? – почти нежно выдохнул Гилберт и тускло улыбнулся, выпрямляясь и вновь прижимая холодные пальцы к своим губам, точно пытался отогреть их своим дыханием. – За такое, знаешь ли, могут и изгнать, если узнают когда-нибудь.

– Что ты делаешь? – ледяной голос, раздавшийся от двери, не заставил чернокнижника вздрогнуть. Он лишь бросил на вошедшего жреца безразличный взгляд. – Гилберт, прекрати это немедленно!

– Я даю твоему наследнику шанс. Всем нам даю новый шанс, – негромко произнёс он, разбирая белоснежные пряди, заляпанные кровью, и растерянно глядя на её следы на собственных пальцах.

– Он может не запомнить всего этого, – упавшим голосом произнёс Серый принц, холод пробежал по его неестественно прямой спине. Он сразу понял, что сотворил его ученик. Сделанного было не воротить. Он опоздал. – Сколько?

– О чём ты?

– Сколько лет ты собрался вернуть? – рявкнул жрец.

– Около трёхсот, – почти одними губами ответил чернокнижник, стараясь не слушать затухающие вопли чернокнижников.

– Ты обрёк тысячи душ на заключение в Пустоте. Ради этого… этой… Ради него? – выдохнул Артемис старший, оглянулся по сторонам, всматриваясь в тени. – Нет. Не говори мне, что ты выплатил ещё и собственную жизнь.

– Часть. Таковы условия сделки, – тускло улыбнулся вампир, а затем осторожно обнял любовника и прижал к своей груди, придерживая его безвольную голову. – Пожалуйста, Артемис, оставь нас. Я хочу запомнить его. У тебя тоже, пожалуй, есть дела.

– Увидимся триста лет назад, – шепнул жрец и торопливо вышел из комнаты.

Чернокнижник молчал. Он уже забыл, что это такое – боль. В далёком и беззаботном детстве на его руках умерла сестра. Теперь он держал труп единственного любимого человека и не мог справиться с рвущимся наружу воплем. «Что я сделал не так?» – вопрошал он, крепко стискивая Артемиса в объятиях и моля всех известных богов только об одном – ещё раз взглянуть в янтарные глаза Акио.

– Я явлюсь за тобой, обещаю, – срывающимся голосом прошептал Гилберт, чувствуя, как тает реальность.

Пустота сыто заворчала и захлопнулась за его спиной, украв несколько сотен лет из долгой жизни истинного вампира. Краски размывались, а он всё прижимал к себе возлюбленного, едва заметно покачиваясь из стороны в сторону. Что ему стоило остановить безумца и не дать ему сорваться в погоню? Почему он не смог его спасти? Почему наследие вылезло именно сейчас, когда он только испытал истинное счастье?

– Я буду защищать тебя, Артемис, – затухающим голосом пообещал чернокнижник, крепко жмурясь, не желая смотреть, как тает тело в его объятиях. Руки его сомкнулись на воздухе, а затем бессильно опали на постель. – Клянусь, лис, ты не познаешь боль.

Силы оставили чернокнижника, и он уронил голову на окровавленную постель, ещё хранившую память об их неугасимой страсти и жестокой любви. Он из последних сил вглядывался в призрачный силуэт, что отправлялся назад во времени, сжимал одеяло в слабеющих пальцах.

С моей преступной головы

Я гордо снял венец терновый,

Я всё былое бросил в прах:

Мой рай, мой ад в твоих очах.

Люблю тебя нездешней страстью,

Как полюбить не можешь ты:

Всем упоением, всей властью

Бессмертной мысли и мечты.

Клянусь я первым днём творенья,

Клянусь его последним днём,

Клянусь позором преступленья

И вечной правды торжеством.

Я опущусь на дно морское,

Я полечу за облака,

Я дам тебе всё, всё земное —

Люби меня!..