Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 46 страниц)

– Это значит, – спокойно выговорил чернокнижник, двинувшись к нему, приближаясь неумолимой дикой волной. Он остановился и взял кисти юноши, поднеся к своему лицу, чтобы начать оцеловывать каждый палец, – что ценнее тебя у меня никого нет. Это значит, что я отдам жизнь за тебя. Это значит, что я сожалею о доставленной тебе боли. Это значит, что я люблю тебя.

Акио дёрнулся прочь, но вампир сжимал его кисти мёртвой хваткой, впрочем, не причиняя боли, но и не давая сбежать от прямого откровения, упавшего в плодородную почву. В глазах Охотника промелькнул страх, боль, следом за ними надежда и отголосок радости. Но в его душе накопилось слишком много ярости, слишком много страданий, слишком много испытаний несправедливо оставили на нём рваные шрамы, до сих пор не заросшие и не покрывшиеся коркой.

– Ах, любишь, значит? – прошипел Артемис, а затем метнулся вперёд и впился ногтями в лицо вампира, проведя резкие алые полосы начиная от корней волос и заканчивая подбородком. – Единственное, что ты любишь, своё господство! Себя и своё владычество.

Он говорил это, снова и снова проводя кровавые полосы по лицу вампира, и тот даже не думал отстраниться, покорно терпя боль, принимая её из рук юного Охотника почти что с трепетом. Он даже нарочно склонился, чтобы тому не приходилось слишком тянуться, выламывая себе кисти. Этот пряный коктейль боли и счастья вампир выпивал до дна, понимая, что ещё, может, не всё потеряно, раз юноша столь разоряется. Когда тот выдохся и перестал расцарапывать лицо вампиру, Гилберт потянулся к нему, коснулся губами подбородка Акио, очерчивая поцелуями контур его лица.

– Не трогай меня, – из последних сил прошипел тот, отклонившись назад. – Такой любви мне и за даром не надо, что уж говорить о тебе.

Чернокнижник разжал пальцы, сделал шаг назад, оступился, качнувшись, борясь с подступившей к глазам тьме. Ничего хуже он в своей жизни не слышал, ничто прежде не причиняло подобной яростной боли. Найтгест опёрся ладонью о подоконник, отвернулся.

– Что ж, – тихо, едва различимо произнёс он, чувствуя, что душа убегает в пятки, не желая слышать решение Господина чернокнижников. – Тогда ты свободен. Иди. Я тебя более не побеспокою.

– Уж будь так добр! – в порыве чувств выкрикнул Охотник ему в спину и бегом вылетел из дома. Мужчина провожал его взглядом.

В ушах тонко звенело, а внутри что-то оборвалось, оставив гулкую пустоту. И как никогда чернокнижник понимал значение слов: «Ломать – не строить». Мёртвое сердце, бившееся лишь вблизи Акио, укоризненно затихало, пока совсем не замолкло в груди посеревшего вампира. Он поглядел на собственную открытую бутылку с яблочным алкоголем, взял её в руки и сделал несколько больших глотков. На мгновение появилось желание бросить её в стену, раздробить, разлить повсюду жидкость, но он не поддался этому безумству. Тени окутали своего хозяина, позволив ему безболезненно провалиться во мрак портала. Как он возвращался в замок, совершенно вывалилось из памяти, оставшись лишь лёгкой усталостью в спине и ногах. Стража пропустила Повелителя без лишних слов, и река теней волочилась за ним бесконечным подолом, втягиваясь под его плащ, укутывая и не давая пуститься в разнос. Кровь медленно и неохотно капала загустевшими кляксами с располосованного лица, но хвалёная вампирская регенерация не торопилась латать мужчину. Когда он в таком виде зашёл в комнату к собственному брату, Пассиса подорвался, явно борясь с желанием немедленно вскочить на потолок на всех когтях и там и остаться. Но он справился с собой и тихо приблизился. Найтгест медленно опустился перед ним на колени, опустил голову и ткнулся макушкой в живот юноши.

– Гил? – робко позвал Пассиса, уложив ладони ему на плечи. Задать конкретный вопрос не хватало сил – слишком убитым выглядел Господин чернокнижников в эти мгновения.

– Я его отпустил, – выдохнул Найтгест, и его младший брат невольно ощутил ледяную дрожь внутри собственного сердца.

– Ты… что? – тупо переспросил он, а затем обхватил лицо брата ладонями и поднял к себе, вглядываясь в глаза с едва различимыми зрачками, почти растворившимися в глубине аметистовых омутов.

– Я отдал ему свободу, – повторил мужчина, а затем судорожно выдохнул, поморщился от боли и снова понурился. – Возможно, так будет лучше.

– Кому?

– Не знаю. Но, коли он так цепляется за свою волю, пусть так.

Пассиса поджал губы и, обхватив брата за плечи, крепко прижал к себе, поглаживая по волосам.

– Горе ты моё горюшко, – едва слышно прошептал юный вампир, покачав головой.

Найтгест никак не отозвался на его слова, только вновь судорожно вдохнул и выдохнул.

❃ ❃ ❃

Постепенно небо над Кёльном заволакивали тяжёлые стальные тучи, то и дело озаряемые серебристыми вспышками молний: они рассекали мрачную гущу, охватывая её разветвлёнными лапами-пальцами, впиваясь в хмурую громаду стрекочущими когтями. То и дело вскидывая взгляд на предгрозовое небо, люди спешили укрыться от грядущего ливня, сутулясь и стараясь казаться меньше. Шквальный ветер трепал и рвал с них одежду, завывая в ушах и грубо заигрывая с длинными волосами, вскидывая их к небу. Заранее открытые зонты вырывались из рук, трепеща своими крыльями, и на улицах становилось всё более шумно с каждым мгновением. У реки было совершенно пустынно: даже деловитые, откормленные утки скрылись в своих плавучих домиках, и изредка до берегов доносилось их обеспокоенное кряканье, хлопанье крыльев. Возле Рейна было на удивление безлюдно, хотя обычно берега были забиты восхищёнными туристами с фотоаппаратами. Выйдя из дома и обнаружив себя здесь, Акио даже особо не удивился, только иронично вскинул брови и побрёл, хромая, прочь, не особо смотря, куда вообще идёт. Это его волновало мало, ещё меньше нестерпимой боли в теле. Кости всё ещё надрывно болели, равно как и рёбра, некоторые мышцы не желали восстанавливаться. Но всё это казалось Охотнику сейчас маловажным. Не щадя одежды, он уселся на самом берегу реки, меланхолично сорвал длинную травинку и засунул её в рот, принимаясь перекатывать из одного уголка губ в другой. Поверхность воды мерещилась абсолютно чёрной, вздымалась и пенилась, то и дело ударяясь о берег, вздымая тучи брызг. Грохотало всё ближе и ближе, в ушах звенело от этих звуков, в желудке ворочался комок ядовитых змей, и, наконец, первые тяжёлые, крупные капли дождя ударились о землю и воду, коснулись лица музыканта. Он не стал натягивать на голову капюшон плаща, не стал нахохливаться и кутаться в него в поисках спасения от разбушевавшейся стихии.

– Эй, дух, – хрипло позвал Акио, срывая пучок травы и раскатывая его между ладонями. – Ты здесь?

– А куда мне от тебя деться? – спокойно и самую малость насмешливо отозвался ему хранитель. – Что на этот раз?

– Может, договоримся? – тихо поинтересовался Акио, глядя на мутную гладь воды и бездумно растирая сок в ладонях. – Я тебе какое-нибудь перспективное тело, а ты оставишь меня в покое?

– Чтобы ты под первый поезд бросился или тихо вскрыл вены в ближайшем туалете? Нет, прости, я отказываюсь.

– Господи, ты случаем не чернокнижник? А то мне чудится, что они все такие, – голос Акио дрогнул, он сощурился, невольно прикоснувшись к шраму на щеке.

– Это какие же?

– Эгоисты, – припечатал едва слышно Артемис, кидая комок травы на землю перед собой. – Какое тебе дело, где ошиваться, кто тебя будет поддерживать? Сделай доброе дело – уступи.

– Я уже уступил однажды одному Акио, – задумчиво протянул призрак, и Артемис готов был поклясться, что почувствовал, как рядом с ним присели. – А вот и итог: я мёртв и таскаюсь за тобой. Но на мой скромный взгляд уж лучше так, чем мы оба разбежимся и останемся ни с чем.

– А сейчас, по-твоему, у меня куча возможностей, светлое будущее? – рыкнул юноша, срывая очередной клок травы и яростно разрывая его дрожащими пальцами. – Мой брат мёртв. Мои отец и мать мертвы. Мои друзья мертвы. И знаешь, кто причина этого бедлама? Этой безумной жатвы?

– Не прибедняйся, – одёрнули его. – У тебя есть твоя группа, и ты достаточно популярен, чтобы завести новую семью. И что-то я не слышал, чтобы последние десять лет ты страстно и нежно вспоминал Сэто, Андреа или Рафаэля. Не упомяни их Гилберт, ты бы даже и не вспомнил. А в том, что твоя прошлая компания погибла, он почти и не виноват.

– Да? А кто это всё подстроил, не напомнишь? Кто устроил эту чёртову резню? – прошипел Акио, содрогаясь от яростной беспомощности.

– Я верю, что Гилберт умён и изворотлив, но позволь сказать тебе одну вещь, Артемис, – Охотник ощутил холодное прикосновение к плечу и невольно вздрогнул от судороги, прошедшейся по мышцам. – Не скажи ему об этом, не подкинь столь радикальный метод решения проблемы, он бы действовал иначе. Поверь мне на слово, я знаю его, знаю, как бы он повёл себя, окажись с тобой один на один. Ты бы умолял его о единственной ночи вместе, мечтал о новой встрече, не знал бы горя.

– Сто одна роза, дорогие вина и прочая лабуда? Думаешь, я бы клюнул на это?

– Нет, это слишком дёшево, – в голосе второй души послышалась улыбка. – Но ты задаёшь неправильные вопросы, не с той стороны подходишь к делу. Ты не услышал, что я сказал?

– Имеешь ввиду, что кто-то заставил его так поступить? – уверенность Акио пошатнулась, он поёрзал, забывая даже о том, что собирался вырвать всю траву в округе.

– Наконец-то. Ты борешься с симптомами, а не с причиной болезни, мой дорогой мальчик. Как думаешь, откуда он вообще узнал о тебе? Этот мир столь далёк от нашего, что вероятность явиться сюда случайно, случайно встретить мальчишку со спящей магией стремится к нулю. И я сильно сомневаюсь, что Гилберт души не чает в смертных и изгнанниках, что любит проводить среди них своё время. О тебе знал кто-то другой. Тот, кто знал, кто ты на самом деле, какая кровь течёт в твоих жилах лучше самого тебя. Чернокнижники не обладают даром предвидения, интуиция их, как у камней, и те даже лучше предчувствуют, чем братия в чёрных плащах. У них восхитительные боевые рефлексы, великолепная реакция, какой можно добиться только годами тренировок. А это значит, что увидеть тебя в видении Гилберт не мог, хоть ты его напои тысячей зелий, – голос духа дрожал всё ощутимее, наполняясь таким вдохновением, какое сложно представить. Артемис готов был поклясться, что сейчас рядом с ним не призрак, а живой человек, который о смерти даже не слышал.

– Кажется, начинаю понимать, – несколько неуверенно проговорил Акио, опуская взгляд на собственные руки. – Мне кажется, я помню его. Я чувствовал его всё время, но не обращал внимания. Сколько бы раз мы ни сталкивались с Гилбертом, он был не один. Но я не помню лица, голоса… Кажется, у него были белые волосы.

– Серые глаза, – тихо прошептал хранитель рядом с ним, и Акио разобрал нечто странное в его голосе. – Лишённая пигмента кожа. Длинные пальцы, украшенные единственным перстнем со сверкающим камнем, не имеющим породы. Гордая осанка. Тонкий и крепкий, несгибаемый, как бамбук. Безразличный ко всему, незаметный, выросший в тени, не привыкший говорить без повода. Непокорный, жестокий. Таким его знали все.

Повисла тяжкая тишина. Дождь хлестал воду и траву, по лицу, впивался ледяными пальцами в волосы, рокотал по асфальту и машинам, выл, проносясь вместе с ветром над мутной поверхностью Рейна. Акио ждал продолжения, уставившись на собственные руки. Ему казалось, что душа говорит о нём самом, о его неизбежном будущем, если он вдруг ступит на неправильную дорогу. Ему на макушку легла широкая ледяная ладонь, бережно встрепала волосы.

– Я знал его другим, – негромко продолжил хранитель, перебирая светлые волосы мужчины. – Напуганным собственными силами, неспособным разжечь огонь на ладонях, с гулкой пустотой внутри, ощерившейся осколками. Когда он явился ко мне с письмом от собственной матери, мне казалось, что этому мышонку лучше вообще не прикасаться к магии, а разносить напитки в тихом трактире, где на него не посмеют поднять руку. Его дар был проклятьем, преподнося силы и отнимая жизни близких. И всё же, у него был стержень. Крепкий, колючий, с годами он становился лишь уверенней, но полый стержень можно разбить, каким бы он ни был.

– И ты именно так и сделал? – внезапно ощерился Акио, тряхнув головой и сбросив руку фантома с собственной головы.

– Не знаю, – после долгого молчания произнёс хранитель. – Я давно его не видел.

– Ещё скажи, что мы родственники.

– Куда более близкие, чем тебе кажется. Он отец твоей матери. Твой дед.

Артемис вздрогнул и обернулся на голос, распахнув глаза. Сколько раз он слышал об этом в далёком детстве, которое столь старательно забывал, не желая воскрешать в памяти жестокость отца. Ещё до того, как их тихая семейная жизнь скатилась в пропасть, мать часто рассказывала о своём отце им на ночь. Они с Сэто забирались в одну постель, обнимались, внимательно слушая её тихий, болезненный голос. Женщина рассказывала о своём раннем детстве, когда отец носил её на руках, учил верховой езде и читал на ночь увлекательные книги, не принадлежащие этому миру. Как он расцветал улыбкой, когда дочь приносила ему букет свежих цветов, как смеялся над её проказами, как учил её тому, что знал сам. А затем дочь внезапно выросла: из крохотной девочки с бантиками она стала томной привлекательной девушкой, за которой носились все, кто только мог.

– Мы были из разных академий, – рассказывала она, по очереди поглаживая сыновей по волосам. – И он учил меня не сближаться ни с кем из «вражеской» академии. Тогда были сложные времена, и я понимала причину таких слов, понимала, что хочет уберечь меня. Но какое мне было до этого дело? Для меня любовь была и остаётся тем, ради чего можно нарушать правила. Отец это не одобрил. Когда я привела к нам домой вашего отца, он был в бешенстве, рвал и метал. Сказал, что не хочет видеть «этого» у нас даже на пороге. Тогда я собрала ночью вещи и сбежала. Глупо, конечно. Можно было договориться, но я была слишком упряма и вспыльчива.

И, кроме того, в последнее время имя собственного деда юноша слышал слишком часто, слишком часто их сравнивали, проклиная до десятого колена. Тот, кого Акио столь желал увидеть, к кому так безумно стремился и про кого забывал каждый раз, будто кто-то мягко стирал из его памяти такие важные моменты.

– Я не понимаю, зачем ему это, – тихо прошептал Артемис, принимаясь яростно тереть лицо ладонями, пытаясь собраться с мыслями и понять, что вообще происходило и происходит. – Зачем ему заставлять Гилберта так себя вести? Что я ему сделал?

– Думаю, он добивается таким образом чего-то от тебя, – фыркнул образ. – Полагаю, хочет, чтобы ты пошёл по его стопам.

– Он по стопам Гилберта пойдёт в задницу, – огрызнулся Акио и поднялся на ноги, отряхнулся от травы и грязи, убрал с лица волосы. – Хочу поговорить с ним.

– Я бы посмотрел на это, – ухмыльнулся мужчина и наверняка скрестил на груди руки. – Найди его. Против воли Серого принца это почти невозможно.

– Меня всю жизнь заставляли делать невозможное. Так что плевать.

Сорвав с земли свой плащ и пару раз встряхнув плотную ткань, Акио стремительно закутался в неё, натянул на голову капюшон, чтобы не обжечься непокорной материей. Для человека, который едва ли может использовать магию, он неплохо пользовался порталами. Распахнув нужные двери, морщась от обжигающего холода, что коснулся ладоней, Акио шагнул в зев портала.

Но когда сделал следующий, уже на другой стороне, был неприятно удивлён. Нога его провалилась в снег, пробив жёсткий наст, в лицо дохнуло свежестью и холодом, снежинки резанули по мокрому лицу. Здесь была такая мерзлота, что воздух готов был застыть в лёгких, мокрая одежда замерзала мгновенно, и Акио с трудом выбрался из сугроба, дрожа с головы до ног.

– Ты не говорил, что я иду в гости к грёбанной Снежной королеве! – заорал Акио, прикрывая лицо руками и пытаясь оглядеться.

– Люблю, когда ты удивляешься.

Едва передвигая ноги, Охотник двинулся навстречу ветру. Через пургу были видны очертания замка, но он был построен из столь белоснежного камня, что терялся на общем фоне. Припомнив огненную формулу, Акио нашептал её над собственными ладонями, но робкий шарик огня тут же оказался сдут лютым ветром.

– Белый замок не любит такие шутки, – раздался голос над головой Артемиса такой же ледяной, как и всё вокруг. – Идём.

Что-то зашелестело, и на плечи и голову едва соображающего Акио опустился подол тёплого белоснежного плаща с меховой подкладкой, чья-то рука уверенно легла ему на плечи, притискивая к своему непосредственному обладателю. Раздался натужный скрип, и в лицо ему дохнуло тепло, обжигая, отчего щёки и ладони ещё долго горели. Только тогда человек перестал укрывать его своей мантией и пошёл вперёд, к лестнице, уводящей наверх, незваный гость смог начать присматриваться к нему. Капюшон скрывал лицо незнакомца, и Артемис, снедаемый любопытством, на едва гнущихся ногах направился за ним. Каждая ступень казалась ему самым настоящим испытанием, но он тащил себя вперёд. Внутри замка было спокойно и тихо, тепло, здесь отчего-то не было гулкого эха, как то всегда бродило в Чёрном замке. Пару раз им навстречу попадались люди в белоснежных одеяния, и каждый раз они останавливались, почтительно кивая и прикладывая ладонь к груди. Человек перед Артемисом лишь слегка кивал им в ответ и взмахом руки с длинными пальцами отпускал дальше. Наконец, он замер перед высокой двойной дверью-аркой, осторожно повернул ручку, толкнул дверь, и та бесшумно отворилась. На пару мгновений Артемису показалось, что он попал в палеонтологический музей: на стенах повсюду были развешены кости самых разных форм, размеров, отданные хозяевами в разное время. Огромное окно во всю стену открывало вид на город внизу, занесённый снегом, напоминающий собой новогоднюю открытку. По левую сторону протянулся лабораторный стол, уставленный колбочками, небольшими котелками, костями, но в этом всём чувствовался определённый порядок, заботливая и расчётливая рука. Позади него вытянулся шкаф с книгами и важными документами и свитками, бумагами. И, наконец, прямо перед окном был рабочий стол с двумя креслами – хозяйским и для гостей. Там исходила парком чашка с чаем, несомненно, приправленным чем-то алкогольным, вверх обложкой лежала раскрытая книга. Хозяин кабинета стянул с белоснежной головы капюшон, а затем с плеч – плащ, который кинул на спинку кресла. Его брючный костюм оказался таким же светлым, и образ получался особенно прелестным: словно бы нетленный, невинный и строгий луч света, обретший плоть и кровь. Брюки были заправлены в высокие сапоги для верховой езды, и Артемис не был уверен, просто вернулся мужчина из поездки или всегда так ходит. Рубашку отчасти скрывала строгая простая жилетка. Но стоило ему обернуться, как Артемис с трудом удержал удивлённый возглас – будто в зеркало посмотрел. И ведь он прежде видел его, когда-то давным-давно, на видеозаписи из кабинета Акиры. Но всё равно оказался не готов к этой встрече.

– Что ж, приятно, наконец, с тобой познакомиться лично, – кивнул он, указав рукой на кресло, а затем заняв своё место. Голос его тоже весьма отличался от голоса юноши: малоэмоциональный, холодный и ясный с чуть насмешливыми интонациями. – Присаживайся.

– Ты ждал меня? – Акио удивлённо приподнял брови, осторожно садясь напротив хозяина кабинета.

– Уже лет шесть как, – саркастично улыбнулся Серый принц, доставая из стола курительную трубку, которую принялся неторопливо набивать табаком. – Интересно только, почему ты пришёл именно сейчас.

– Потому что, – младший Акио хотел было съязвить, как-то оправдать себя, но слов у него не было. Сейчас он был рядом с человеком, который направил его жизнь по этому руслу, решил за него всё. А ему даже сказать нечего на это. – Не знаю. Причин не было.

– В самом деле? – мужчина приподнял брови, и Артемис успокоенно выдохнул – не так уж они были похожи. Глаза у мужчины были серыми. – То есть у тебя не было никаких вопросов? Вообще ни одного?

– Только один: за что? Что я, чёрт побери, сделал тебе? Почему ты всё это устроил?

– Ты когда-нибудь слышал о слове «долг»? – Серый принц раскурил трубку, выпустил облако густого дыма в кабинет, с некоторым любопытством разглядывая юношу перед собой. – Мой долг как правителя любыми способами, любой ценой обеспечивать спокойствие своим подданным, стремиться к гармоничному развитию.

– И каким образом тут оказался замешан я? – Артемис удивлённо похлопал ресницами, отмахнувшись от пряного дыма.

– Видишь ли, дорогой мой, ты убивал людей, которые должны были подчиняться моему воспитаннику и вместе с тем – покровителю. Ты вырезал ценные кадры столь беспечно и резво, что не заметить это было затруднительно. Если бы пропадала только пара в год, я бы и бровью не повёл. Но они исчезали целыми дюжинами, как раз тогда, когда искали подходящих рекрутов в Сотминре. Великолепный некромант Тори, пытавшийся украсть рецепт зелья Пустоты для своих экспериментов. Элементалист, известный тебе под именем Акира, готовый поставить под угрозу равновесие сил себе на потеху. Андреа Акио, мой самый любимый экземпляр, отправившийся в ссылку добровольно со своим мужем. Хм, подумал я, когда пропал уже тридцатый чернокнижник, это не может быть совпадением. Там же что-то происходит. И вот я обнаруживаю тебя, своего внука, охотящимся на чернокнижников. Можно сказать, ты мне тогда открыл глаза в полной мере.

– И только из-за этого?

– Не перебивай меня, – глаза Жреца ровно на пару мгновений приобрели рыжеватый цвет, зрачки вытянулись, но быстро приняли обычный вид. – Благо, ты тогда рассказал мне всё, как на духу, чем сильно облегчил мою работу, которая, кстати, не должна была ложиться на мои плечи. Хорошо знакомый тебе Господин чернокнижников, – Акио невольно вздрогнул от слишком свежих воспоминаний об очередной вспышке гнева Гилберта, об их скоропалительном расставании, и прикрыл глаза. – В то время он вовсе не был так хорош. Я бы даже сказал, что отвратителен. Ему было настолько плевать на происходящее, что ты себе представить не можешь. И чернокнижники стали слабеть, не без твоей, конечно, помощи. Я решил, почему бы Гилберта не свести с тобой? Тогда, возможно, он совершенно отвлечётся от правления, и можно будет забирать недавних подданных обратно под своё крыло. Но вместо того, чтобы забыть обо всём, этот мальчишка вдруг взялся за ум! Отвоевал обратно территории, которые от нас успели «откусить», построил разленившихся чернокнижников, но, более того, стал подкидывать тебе «червячков», следить за тобой, отправлять провинившихся в тот мир – выживут или нет? Не то что бы это было лучшим развитием событий, но результат был достигнут – чернокнижники стали напоминать собой то, чем были раньше.

– И как это связано с тем, что он вырезал всю мою семью? – сквозь зубы поинтересовался Артемис, скрестив на груди руки и приподняв бровь.

– Мой прокол, – как ни в чём не бывало повинился жрец, изобразив искреннее раскаяние. – Не совсем то, чего я от него добивался. Я всего лишь хотел получить тебя сюда так, чтобы не нарушать договора. А в итоге…

– А в итоге я общим счётом провёл год в Пустоте, стал счастливым обладателем сотни переломанных костей и располосованной хари, – рявкнул Акио, подрываясь с места и с силой опуская на стол ладони. – Этот твой идеальный план вообще нихера не идеален!

– Если бы у меня был выбор пожертвовать счастьем и целостностью ещё одного родственника, чтобы улучшить положение жрецов и чернокнижников, я бы согласился, – без тени улыбки произнёс Серый принц, глядя на взбешённого внука. И тут всё снова пошло не так.

– Бог Смерти! Арти, перестань притворяться невыносимой дрянью, – голос хранителя раздался внезапно, разбавив напряжение, царившее в кабинете. – Я же знаю, что ты не такой. Совсем не такой.

– Сириус, – голос жреца дрогнул, он попытался улыбнуться, но вышло не совсем откровенно. – Какая приятная неожиданность.

– Не делай вид, что не знал обо мне.

– Знал, – жрец принялся вычищать трубку, старательно пряча взгляд, и Артемис готов был поклясться, что тому неуютно. – И всё же попрошу тебя сейчас не вмешиваться.

– С чего бы это вдруг? Чтобы мальчик был уверен в том, что ты его ненавидишь? Или, хуже того, абсолютно равнодушен? Не так я учил тебя, совсем не так.

– Да что ты можешь знать? – прошипел Серый принц, вскидывая голову, безошибочно впиваясь взглядом в полупрозрачный силуэт за спиной внука. – Что ты можешь вообще обо мне знать?

– Позволь? – младший Акио ощутил на своём плече холодную ладонь и кивнул. Силы мгновенно хлынули по венам, обжигая, и он повторял движения за Сириусом, пока с тонким звоном не рассыпалась пелена иллюзии, открывая взгляду приютившуюся справа кровать. Застеленная, с невысокими столбиками, она смотрелась здесь чуждо и даже как-то наивно. – Я точно знаю, что Артемис Акио Первый лишился девственности здесь, на этой кровати, со мной и был как никогда откровенен. И пообещал, что более никогда не будет лицемерить. И что же теперь?

– Выметайтесь отсюда, – на Серого принца было страшно смотреть. Истинная сущность Акио, необузданная и свирепая, рвалась наружу: кожа его посерела, глаза были наполнены гневом и болью. Младший Артемис поднялся со своего места, но не собирался так просто уходить теперь, когда виновник всего, что происходило, был здесь, рядом с ним. Он не собирался мстить и закатывать истерики. Ему лишь хотелось, чтобы его кровный родственник сказал всё то же самое Господину чернокнижников.

– Пойдём со мной, – тихо проговорил Артемис, осторожно протянув руку и взяв ледяную ладонь Повелителя жрецов в свою.

– С чего бы это? – ещё несколько секунд назад похожий на бешеную мантикору, мужчина степенно повернул к нему голову, вновь обретя вид непрошибаемо спокойный.

– Из-за твоих политических игрищ я десять лет был рабом. И из-за тебя один весьма важный для меня мужчина творил чёрти что, – с нажимом проговорил Охотник, а затем рванул жреца на себя, уставившись ему прямо в глаза. – И я не угрожаю тебе, нет. Но тебе лучше пойти сейчас со мной и всё ему сказать по доброй воле, дедуля.

Последнее слово он выдавил с особым нажимом, хотя и не мог произносить его, глядя на человека, едва ли выглядящим старше его самого хоть на десять-пятнадцать лет. Прорицатель стряхнул с себя руки юноши и единым резким движением раскрыл грани портала.

После Белого замка в окрестностях Чёрного было почти что жарко, и Акио казалось, что смертью здесь дышит каждая травинка. Вскинув взгляд на ненавистные башни, Артемис пересёк двор, отпихнул от себя прислугу, а затем прошёл внутрь замка. Чернокнижники выглядели особенно притихшими и ходили будто по струнке, а при виде Акио и вовсе распластывались по стенкам, что уж говорить об идущем за ним по пятам Повелителе жрецов, в последнее время совершенно не баловавшем их своими визитами. Путь их лежал туда, куда бы Охотник прежде добровольно ни за что не пошёл при подобном стечении обстоятельств. Остановившись на мгновение перед дверьми, Артемис глубоко вздохнул, а затем толкнул их, проходя в кабинет Господина чернокнижников. Как он и предполагал, Гилберт был на своём месте и, судя по усталому виду, работал. Когда дверь стукнула о стену, он всё же поднял голову, лицо его на мгновение вытянулось.

– Арти? Что ты…

Охотник бросил на него столь резкий взгляд, что вампир мгновенно заткнулся, чуть откинувшись назад, чтобы затем с удивлением воззриться на зашедшего следом за ним Артемиса Акио Первого. Обычно мужчина предпочитал не видеть двух Акио в одном помещении разом, а уж этих двоих – подавно. К тому же, что-то ему подсказывало, что разговор предстоит не из приятных. Больно Серый принц был мрачен, если только его настроение бывает ещё хуже, чем обыкновенно. Повелитель жрецов поприветствовал вампира сухим кивком.

– А теперь скажи ему всё, что сказал мне. Можешь даже что-то добавить, чтобы я не поубивал вас обоих прямо здесь и сейчас, – решительно заявил младший Артемис и плюхнулся в кресло, закинув ногу на ногу и уставившись перед собой в стену так, что на мгновение Гилберту показалось – бедняжка сейчас отодвинется на пару метров, чтобы оказаться подальше от злого юноши.

– Что ж, этот день настал, – невесело ухмыльнулся прорицатель, а затем провёл по лицу ладонями и поглядел на Гилберта. Тот весьма внимательно смотрел в ответ, ожидая объяснений. – Ты был куда лучшим воспитанником и преемником, чем Кедзин, Гилберт, – издалека начал мужчина, не уводя взгляда и встречая собственный провал с гордо поднятой головой. – Я всегда считал, что из тебя выйдет достойный правитель, способный не только воевать, но ещё и договариваться с остальными фракциями. Но когда ты показал, что абсолютно не заинтересован в своём положении, ситуация показалась мне патовой: ни достойного наследника, ни подходящей кандидатуры на пост Господина чернокнижников, кроме тебя, не было. Что ж, надо отдать тебе должное. Ты всегда ловил каждое моё слово, и иногда мне становилось неловко оттого, как ты заглядываешь мне в рот каждый раз, когда я даю тебе подсказки. Ты показал себя прекрасным исполнителем, сметливым и шустрым. Порой мне даже начинало казаться, что из тебя бы куда лучше вышел секретарь, чем Повелитель. И у меня была идея, как вернуть тебя в колею. А если не вернуть, то хотя бы позволить фракции вздохнуть с облегчением и получить Повелителя, которого она заслуживает. Самому снова возиться с этими остолопами в чёрном мне не хотелось, и вариантов было два: либо вернуть твои мозги из задницы в голову, либо найти того, кто сможет занять твоё место. И тут очень кстати появился мой внук, отлично показавший себя в схватках с твоими подчинёнными. Я полагал, что будет просто замечательно свести вас, в конце концов, Артемис достаточно обаятелен, чтобы заставить тебя виться у его ног ласковым и послушным щенком. Но я хорошо знаю нашу породу, – заметив взгляд внука, жрец только криво заухмылялся. – Полагал, что знаю. Акио никогда не будет добровольно подчиняться тому, кого искренне ненавидит. Мне казалось хорошей идеей заставить тебя сломать Артемиса, действовать силой. Но я и предположить не мог, что ты будешь вытворять именно это.

– Да конечно, – в один голос возмутились любовники, и жрец снова фыркнул, наблюдая за ними с тщательно скрываемой нежностью и в то же время завистью.

– Ты вышел из-под моего контроля. Но то, что ты начал делать для фракции, устраивало меня до поры, как говорится. Мы уже говорили с тобой на эту тему. Я жестоко осуждаю тебя за убийство тех изгнанников.

– У них есть имена, – зашипел Артемис, бросив на деда яростный взгляд. – Он убил мою мать! Твою дочь, на секунду!