Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 46 страниц)

– Она, – невозмутимо кивнул жрец, приняв тяжёлый фолиант с весьма довольным видом. – Весьма любезно с твоей стороны. Но я не люблю, когда копаются в моей голове. Даже если поверхностно.

– Достаточно было сказать: «спасибо, Господин, что бы я без вас делал», – шутливо заворчал мужчина, потрепав Акио по волосам.

Отпущенные до лопаток, лишённые плавных и нежных изгибов кудрей, которые он столь любил. Прорицатель говорил, что это оттого, что они выпрямились от собственного веса, забрав у него вид дурашливого и чересчур милого мальчишки. Найтгест про себя вздыхал и тосковал, но ничего ученику не высказывал. Всё равно бы тот не согласился с тем, что ему шли кудри.

– Что-что. Занимался своими делами и не отрывался на дурацкие вопросы, – огрызнулся Артемис, дёрнув головой и сбросив ладонь учителя. А затем поглядел за окно.

Лучи закатного солнца пробились сквозь щель в тучах и бросили свой яркий свет на замок, просочились в комнату сквозь окно, окрасив её в свои цвета. Белоснежный жрец в этих переливах выглядел будто слепленным из крови и рубинов.

– Пора? – тихо спросил вампир.

– Пора.

Погребальные церемонии у жрецов были совершенно иными, не походили на то, что делали чернокнижники, прощаясь с усопшим. Усыпальницы находились под Белым замком, и в них можно было спуститься из каждой башни. Так прорицатели подчёркивали свою связь с прошлым, строение будущего на костях минувшего. Сириуса от подобного передёргивало. «Они бы ещё спали с ними, как некроманты», – ворчал про себя Господин чернокнижников, но вслух никогда о том не говорил, не желая вызвать гнев с виду смиренных целителей. К тому моменту, как они явились в Средоточие покоя, там уже собрались все жрецы. Их было совсем немного на взгляд вампира: всего две сотни без малого. Отмеченные особым умиротворением и пониманием, они никак не отреагировали на явление Найтгеста с учеником, точно не заметили его. Сириус старался не смотреть по сторонам: всюду стояли статуи почивших Повелителей жрецов, обычных прорицателей, и чернокнижник не мог отделаться от стойкого ощущения, что чувствует на себе неподвижные взгляды. Но Акио не выказывал никакого волнения, молча идя между скульптурами к скоплению своей фракции. Их без слов пропустили к саркофагу, в котором лежала женщина. Прошедшие годы истощили её, белоснежная кожа обтягивала её кости, и худое тело не было скрыто одеждой, но никто из жрецов и не думал улыбаться, фыркать или смущённо отводить взгляды.

– Мы пришли в мир лишёнными всего, кроме собственной кожи, так зачем нам тащить за грань лишний груз людского? – так говорили прорицатели всякий раз, но Найтгест не спрашивал.

Он предпочёл бы сейчас сидеть где-нибудь у камина, попивая вино и лаская возлюбленного ученика. Ученика, который был слишком похож на собственную мать, что замерла неподвижно на века. Слишком легко было представить его таким же безмолвным и бездыханным в саркофаге из белого мрамора. У изголовья стоял старейшина жрецов, и впервые Сириус видел его в одеяниях фракции, ведь обыкновенно напыщенный и своевольный Сантьяго предпочитал дорогие одежды. Он смотрел перед собой разными глазами, и оттого вид его был особенно жутким, инаковость так и сквозила в каждой черте его лица. Насколько знал Найтгест, старейшина был прямым предком Артемиса, но столь древним, что мурашки невольно ползли по телу. Поговаривали, что он прожил уже пять тысячелетий, и даже вампир не мог себе представить, каково влачить существование столь долго, какова воля у этого Акио, как он живёт с этим грузом на плечах и выдерживает тяжесть потерь и воспоминаний, не сгибаясь под ним. Впрочем, могущественный прорицатель никогда не выглядел так, будто бы жизнь его утомила или подкосила. Скорее уж он всяким своим явлением давал понять, что ещё не скоро уйдёт на покой и сдастся.

Прощальная речь жрецов всегда была одной и той же, краткой и ёмкой, и, когда прорицатели заговорили в один голос, Найтгест почувствовал себя лишним.

– Твоими деяниями живо Равновесие; твоими глазами смотрели мы на этот мир; твоими речами сохранялось единство; твои силы направляли нас. Теперь же ты покидаешь нас, друг, и станешь смотреть на мир, как мы, слышать то, что слышим мы, и впредь жива твоя воля в наших сердцах. Видим мы предречённое и не отречёмся от судьбы, сложив свои души на весы экилибра, как было то всегда и пребудет до конца этого мира.

Речь их плелась всё дальше, и каждый жрец, подходя к саркофагу, кидал в него белоснежный цветок, из тех, что росли на склонах Зимних земель. Эти растения были чрезвычайно ядовиты, отравляли разум собственным запахом, но благодаря магии жрецов оставались безобидны, покуда шла церемония. На Средоточие покоя словно опустили купол, и Найтгест чувствовал, как его силы засыпают внутри этой ловушки. Прежде он бы обязательно скинул с себя это колдовство, но понимал, что не может противиться обычаям прорицателей. Артемис стоял неподвижно, прижавшись к нему и уставившись в пол. Юноша произносил клятву вместе со всеми, но каких же сил стоило ему оставаться внешне спокойным рядом с погибшей матерью. Уже и старейшина возложил цветок на остальные, а потому все смотрели на Серого принца и ожидали, пока он сделает шаг и отдаст дань уважения почившей Повелительнице.

– Артемис, – позвал вампир, погладив юношу по плечу. – Последний цветок.

Акио поднял голову, выпрямился и медленно приблизился к саркофагу в абсолютной тишине под взглядами других жрецов. Протянув руку, юноша положил свою жертву и быстро отошёл прочь, уткнувшись лицом в грудь вампира. Тот незамедлительно обнял ученика, поглаживая его по волосам, успокаивая, чувствуя, что это необходимо. Плевать было, что подумают другие, увидев эту запретную нежность. Цветы шевельнулись, стебли их завились, как клубок змей, разве что не жаля друг друга. Они сплетались, перезванивались между собой тонкими, высокими голосами, пока вокруг них разливалось бледное сияние, режущее глаза не хуже солнечного света. Шестеро жрецов подняли с пола каменную крышку саркофага и поместили её на положенное место, так и не проронив ни звука, в то время как гранит тихо затрещал, начал покрываться трещинами, но не разломался. Цветы проросли сквозь него, раскрылись, и из их тусклого белого пламени зарождался прозрачный силуэт в изголовье саркофага. Сириус не сводил с этого зрелища взгляда, понимая, что не может двинуться, смотря на рождающуюся статую Александры Акио. Это были не те скульптуры, что высекались из камней и украшали особняки и замки: последний отголосок души жрецов воплощался в Белых цветах и занимал своё место в Средоточии покоя. Бывшая Повелительница жрецов стояла, закрыв лицо руками, и горько опущены были её плечи, как и тосклива была её судьба в последние годы жизни: чем дальше, тем яснее она понимала, что сама подвела сына к тому, от чего старалась оградить, чему не хотела давать случиться. Именно поэтому так истощился её силуэт, так померкло её лицо. Старейшина выдохнул и вышел в круг жрецов, поглядел на ученика Найтгеста и заговорил:

– Вы должны узнать последнюю волю Повелительницы, Артемис. Её желание таково: вы пройдёте испытание и займёте место Господина жрецов завтрашним днём. Решение одобрено Советом и мной лично. У вас есть сутки, чтобы приготовиться. Да прибудет с вами свет Равновесия.

Все расступились, давая Сантьяго дорогу, и тот с абсолютно каменным лицом прошёл мимо них, оставив Артемиса недоумевать и тихо обмирать от ужаса. Долгое время он сдерживал дар жреца, забивал его магией чернокнижника, делая всё, чтобы учитель гордился им. А теперь… теперь будто столько лет перечеркнули, вырвали из его жизни, как страницы из книги, кинув их в огонь. Юноша поднял взгляд на Господина чернокнижников и изогнул брови, на что тот мягко улыбнулся и кивнул, показывая, что согласен с происходящим. Пусть он, может, и не увидит больше своего Серого принца, может, никогда не сможет коснуться его губ, но так было бы лучше. И от этого становилось только больнее.

❃ ❃ ❃

В самом деле, едва только прошло посвящение, Артемис пропал в Белом замке, и Найтгест почти не видел его, тоскуя вдали, в цитадели теней, и обрушивая всю свою нерастраченную нежность и страсть на голову ошалевшей от такого внимания Виолетты. Мысли о несносном Акио не давали вампиру покоя, и он не уставал писать ему письма, посылать небольшие приятные подарки и с замиранием сердца ждать ответа. Однако Господин жрецов предпочитал собрать побольше таких посланий и ответить на все разом. Сириус любил получать длинные свитки, исписанные вдоль и поперёк убористым почерком, вычитывать из длинного повествования ценные и дорогие его сердцу крохи: «скучаю», «увидеть бы», «прекрасный сон». И каждый раз ждал, когда явится это наваждение в белоснежных одеяниях. Виолетта понесла, пусть Найтгест и не мог сказать бы с уверенностью, отчего вышло именно так, потому как он не хотел детей от неё и с ужасом ждал того дня, когда об этом узнает Артемис. Но в ещё большую тоску его вгоняла сама мысль о том, что эта женщина станет матерью его ребёнка, наследника. Акио заходил так часто, как мог, но случалось это, порой, раз в несколько месяцев. Он всегда являлся без предупреждения, входил, принося с собой прохладу и свежесть Снежных земель, проливая бальзам на измученную ожиданием душу вампира. Стоило же самому чернокнижнику отправиться на поиски ученика, как он находил в замке только пустой кабинет и слышал от других жрецов: Господин уехал по срочным делам. Вот только в этот раз Акио не застал Повелителя чернокнижников на месте и весьма тому удивился. У него были важные вести, и он торопился передать их Найтгесту, не смея доверять ни бумаге, ни ментальной связи. Ещё не хватало, чтобы какой-нибудь ушлый псионик услышал об этом и передал кому-то. В конце концов, дело было почти что политическим.

– Сириус? – мысленно окликнул Серый принц, но ответа так и не дождался, что его немало смутило. Обыкновенно вампир отзывался сразу же и не имел привычки заставлять его ждать, даже если был весьма занят. – Сириус, дьявол тебя раздери!

Ответом ему служило молчание. Не было Господина чернокнижников и в пустынной безмолвной библиотеке, и в спальне, лаборатория и вовсе была заперта, в которую ход был лишь ему да Повелителю чернокнижников. Оставалось лишь одно. А потому, спустившись в главный зал, жрец решительно двинулся к шумной компании чернокнижников. Первым его заметил огромный лысый мужчина, тут же засиявший, как медный таз. Он порывисто поднялся из-за стола, едва не опрокинув его.

– Кого я вижу, Аки! – прогрохотал он так, что все в зале мгновенно притихли и впервые заметили, что в замке белоснежный гость. Маги зашептались, кидая на Серого принца взгляды. – Сколько ж тебя у нас не было, дружище?

Артемис весьма тепло относился к этому высоченному парнише, а потому спускал ему с рук подобные выходки. Несмотря на весь свой суровый военный вид, Оскар был добрым малым, душевным и весёлым. И совершено простодушным, а оттого им было легко управлять. Стерпев крепкие объятия, Акио похлопал Оскара по груди – максимум, куда он мог достать, – и поглядел на остатки компании. Лиам и Тамика тоже улыбались, глядя на друга. Вампирша приподнялась и кивнула, а универсальный маг даже приблизился и пожал руку жрецу.

– Какими судьбами, Принц? – не без ехидства поинтересовался Лиам, тут же поймав бешеный взгляд.

– Вы не видели Господина Найтгеста? – как можно более официально поинтересовался жрец, ничем не выдав своей дрожи при упоминании вредного вампира. – У меня к нему срочное дело.

– Постельное? – ехидно кинула Тамика, поиграв бровями. – Так подождал бы в спальне, Виолетта всё равно уехала в столицу на лечение.

– С вашей стороны весьма глупо и недальновидно говорить Повелителю столь низкие вещи, – холодно обронил Акио, лицо которого застыло, но глаза окрасились гневным золотом. – Так что, видели его?

– Он собирался проведать драконов. – Оскар почесал лысину, огляделся по сторонам. – И химер.

– Молитесь, чтобы он был там.

Акио развернулся на каблуках и вышел из зала, шелестя плащом. Его провожало множество внимательных и полных любопытства взглядов. Ни для кого не было секретом, что, едва заняв свою должность, Господин жрецов начал какую-то масштабную кампанию. По крайней мере, прорицатели, до того не радовавшие их посещениями, стали весьма часто появляться повсюду. Они что-то выискивали по всему Талиарену, наблюдали за происходящим, но исчезали прежде, чем с ними успевали заговорить. Но в этот раз искали не жреца, а он. И это его бесило невозможно. А ещё он боялся. Треклятый чернокнижник плотно засел в его мыслях, душе, сердце, да так, что выкорчевать его оттуда не представлялось возможным. Артемис не любил, когда не мог повлиять на что-то, и потому столь злился, так отчаянно прятался от Господина чернокнижников, до последнего надеясь, что если будет как можно дольше находиться вдали от него, обязательно подрастеряет пыл собственных чувств. Но чем длиннее становился срок разлуки, тем более тяжко переносилась эта боль, пытка терзала душу грязными изогнутыми когтями. И сильнее становился страх, что не сможет уберечь, спасти от расправы, что преследовала Найтгеста в видениях Повелителя жрецов. «Кто нанесёт тебе этот страшный удар? Кому проиграешь ты свою последнюю битву? – ночами повторял Акио, глядя в безграничную тьму Зимних земель из высочайшей башни. – Чей клинок посмеет прервать твою жизнь? Почему, почему ты покинешь меня?». И каждый раз, видя предзнаменование, прорицатель срывался из цитадели, преодолевая тысячи километров, лишь бы прильнуть к учителю, удостовериться, что с ним всё, как и прежде, хорошо. Замок молчал, не поддавалось Лезвие истины, и злость накатывала на Артемиса вместе с сильнейшим отчаянием. То, что он узнал, беспокоило его, могло послужить причиной гибели вампира. В последнем рывке безумной надежды юноша вновь вбежал в библиотеку, доверившись собственному предчувствию. И к радости обнаружил Найтгеста в самом захолустном из мест в хранилище знаний. Господин чернокнижников чересчур потворствовал людям искусства: принимал странствующих музыкантов, бардов, артистов (подумать только, в военной цитадели!), собирал картины и коллекционировал книги, совершенно не относящиеся к магии и истории. Временами он мог начать говорить стихами, чем не мало веселил остальных и безумно злил своего ученика. Вот и в этот раз, удобно устроившись в кресле, вытянув ноги, мужчина читал очередную дурацкую, на взгляд прорицателя, поэму, попивая вино с совершенно безмятежным видом. Не сдержавшись, Артемис быстро приблизился и с силой ударил мужчину древком глефы по плечу:

– Кретин!

Сириус вздрогнул всем телом, поднял на него недоумённый взгляд, едва не разлив вино. Лицо его посветлело, жестокий взгляд смягчился, став таким ласковым и нежным, наполнившись теплотой.

– В чём дело, мальчик мой? – отложив книгу, поинтересовался Найтгест.

– Я искал тебя! – Акио не мог контролировать себя рядом с ним, не мог держать собственные эмоции в узде, а потому кричал, нарушая безмолвие библиотеки. – Ты не откликался на зов. Я думал, что-то случилось.

– В библиотеке невозможно связаться ментально, – осторожно напомнил ему вампир, а затем, схватив юношу за кисть, притянул к себе, усадив на колени. – Ты волновался обо мне? Это очаровательно, Арти.

И, не дав жрецу снова заговорить, поцеловал. Столь крепко и пылко, что на секунду прорицатель возрадовался – стоял бы, непременно упал из-за задрожавших колен. Из последних сил юноша ударил его по плечу, а затем крепко обнял, запустив пальцы в мягкие локоны, чувствуя, как утихает гнев и боль рядом с этим мужчиной. Сириус отставил бокал. Более терпеть он не был намерен. Ладони его скользнули под плащ жреца, забрались под рубашку, оглаживая спину. Акио шумно втянул носом воздух, содрогнувшись всем телом от неизведанного удовольствия, которым отозвались прикосновения вампира. Прежде к нему никто и никогда не прикасался с такими нежностью и напористой страстью, от которых кружилась голова. Он вцепился в руки мужчины в порыве отстранить их от себя, но в этот раз чернокнижник крепко держал свою жертву и не думал отпускать. Поцелуи его становились всё более жадными и требовательными, губы жреца даже слегка побаливали, но отпрянуть не хватало сил. Истосковавшись, изведясь, Артемис откликался, всё теснее приникая к Найтгесту, вжимаясь в него всем телом. Поняв, что сопротивление строптивого прорицателя сведено к минимуму, вампир довольно ухмыльнулся, а затем без зазрений совести запустил пальцы ему в бельё, проведя линию огненного удовольствия от ягодиц к плоти, которую незамедлительно обласкал по всей длине. Жрец зашёлся глухим стоном, впился пальцами в волосы мужчины, не то собираясь оттолкнуть, не то наоборот притискивая к себе как можно сильнее. Сириус опустил поцелуи на бледную шею, прикусил кожу, поддразнил кончиком языка. Пальцы его уверенно ласкали разгорячённый член, срывая с губ прорицателя частые, мелкие вздохи, выливающиеся в тихие стоны. Среди шелеста страниц магических книг, в полумгле, распалённый и неспособный к борьбе, Акио смотрелся весьма органично. Именно таким, по мнению Сириуса, и должен был быть Повелитель жрецов – строгий и ледяной с другими, но в его объятиях раскрывающий свою суть. Оседлавший его колени юноша, дрожащий и, похоже, готовый на всё, несдержанный и податливый – вот, что всегда мечтал видеть вампир. Пусть рассказывает свои сказки о страшном будущем и провидении кому-нибудь другому, пусть обманывает и играет из себя ледышку, но с другими. Сириус сильнее укусил его за шею, позволяя прочувствовать острые клыки, но не прокусывая сосуды. Акио изогнулся, сражённый удовольствием, широко распахнул глаза, понимая, что не может противиться этим властным рукам, жаждет их ласки, как ничего более не желал в своей жизни. Что могло быть лучше и естественней этого обжигающего желания находиться как можно ближе? Но чем сильнее становилось наслаждение, которым укутывал ученика чернокнижник, тем яснее он понимал, что более не сможет его вынести, и от этого колючий ком вставал в горле. Судороги прошлись по телу жреца, он жалобно заскулил, схватив мужчину за плечи.

– Господин, хватит, – взмолился он придушенным голосом, рванулся было прочь, но мужчина держал крепко, перехватив за талию, не давая отдалиться. – Господин!

Найтгест и не подумал отозваться или прекратить ласки, с упоением наблюдая за тем, как мечется и изгибается возлюбленный. Его бы на постель Повелителя, на чёрный шёлк, ласкающий разгорячённую кожу своей прохладой, чтобы после всего оставить у себя под боком, наречь собственным мужем. Юноша вскинулся, задрожал в истоме, стиснул зубы, не давая очередному предательскому стону слиться с воздухом. Сириус плотоядно улыбнулся, ощутив, как расслабилось тело Акио, капли семени на собственной ладони, как он прильнул к нему, пряча лицо на плече у чернокнижника. Вот только странная непривычная дрожь показалась ему неуместной.

– Артемис? – тихо позвал мужчина, попытавшись отстранить от себя ученика, но тот крепко вцепился в него, продолжая мелко содрогаться. Дыхание его стало прерывистым и глухим. – Арти?

Изловчившись, Найтгест подцепил подбородок юноши кончиками пальцев и повернул к себе бледное лицо. Он и сам не понял, что напугало его сильнее: лихорадочный румянец на скулах прорицателя или же слёзы, внезапными ручейками струящиеся по щекам. Сириус знал своего ученика уже несколько десятков лет, и за это время упёртый Акио не проронил ни слезинки, даже если всё было слишком тяжким для него. Мужчина полагал, что это связано с недугом, который когда-то имел над юношей власть, а так же со странным исцелением, обретённым через кровь убитого. Да и сам жрец говорил, что элементарно неспособен на подобную реакцию, но вот теперь вампир чувствовал тёплые капельки слёз на собственных пальцах, когда стирал их бережными торопливыми движениями.

– Я обидел тебя? – ошарашено выдохнул мужчина, не давая жрецу вырваться и убежать. Наверняка ему и самому было тяжко осознавать, что же произошло. – Больно? Стыдно?

Артемис замотал головой и крепко зажмурился, несколько раз глубоко вдохнул, выдохнул, а затем открыл уже совершенно сухие глаза. Удивлённый Найтгест мог только приподнять брови, наблюдая за такими резкими переменами в поведении жреца. Всего несколько мгновений назад тот, кажется, собирался зайтись в истеричном рыдании, а вот уже и дышит ровно, и краснота сошла с век.

– Всё в порядке, – невозмутимо отозвался Акио, закрывшись в своей скорлупе, но в следующее мгновение чернокнижник вновь разбил её вдребезги.

– Идём, – Найтгест подхватил его на руки, забыв и про вино, и про книгу, решив, что сегодня они его волнуют в последнюю очередь.

Акио уставился на него, как на умалишённого, в последнее мгновение успев приманить к себе Лезвие, устроившееся на руках тонкими перчатками. Ватное тело едва ли слушалось и не подчинялось своему законному владельцу, растекаясь по рукам Господина чернокнижника, но напряглось, как заяц перед побегом, когда мужчина отворил двери собственной лаборатории. Резкий запах гари и дым тонкой струйкой повалили из помещения, застилая коридор.

– Это ещё что такое? – ошарашенно прошептал жрец, соскальзывая на пол и замирая в проёме. Лаборатория была в самых настоящих руинах.

– А, это, – Сириус потупился, как нашкодивший мальчишка, чуть не начал водить железным носком ботинка по полу под гневным взглядом жреца. – Эксперимент пошёл не совсем так, как я рассчитывал. И всё рвануло. После этого, собственно, мне и пришлось перебраться в библиотеку.

– Ты не пострадал? – сурово вопросил лекарь, кажется, собравшийся всерьёз осмотреть чернокнижника и выявить все следы и травмы, какие только могли появиться на нём.

– Только моя самооценка, – улыбнулся мужчина, а затем погладил юношу по щеке. – Может, ты уступишь нам на ночь свою лабораторию?

– Нам? На ночь? – щёки Серого принца зарделись, он сделал шаг назад, похоже, неспособный вообразить себе подобное непотребство. Получив утвердительный кивок, прорицатель повёл плечами и отвернулся.

Найтгест было подумал, что тот сейчас сбежит прочь, но почувствовал тонкое плетение колдовства. За годы практики оно стало прозрачным, точно кружевная ткань, искусным и столь нежным, что мужчина даже зажмурился от наслаждения. Определённо, ему стоило становиться и оставаться жрецом, чтобы и дальше творить подобную прекрасную ворожбу. Арка портала появилась из воздуха под чуткими руками Акио, даже несмотря на то, что в замках подобные чары были под строжайшим запретом и блокировались всеми возможными способами. Но Артемис был Повелителем вовсе не за красивые глаза, хотя Сириус бы считал их одной из самых весомых причин для подобного назначения. Они вышли из короткого перехода сквозь ткань мира аккурат перед одной из башен Белого замка. Лютый холод мгновенно схватил их в ледяное кольцо, и Сириус поспешил накинуть подол собственного плаща на плечи ученику. Тот посмотрел на него с саркастичной улыбкой, приподнял бровь, всем своим видом намекая на то, что это не ему стоит отогреваться. Собственно, по иронии судьбы, именно Сириус и заболел после резкой перемены температуры. Его в принципе болезненное тело блаженствовало в жаре и тепле, не переносило холода, тут же давая выступить всем несуразным болячкам смертного. Поделать с этим вампир ничего не мог, лишь поминая собственных бабок и дедов, которые, вероятно, где-то согрешили, раз уж он сам так страдает. Под справедливым и внимательным правлением Артемиса фракция жрецов процветала и зарабатывала не только неплохие деньги, но и прекрасную репутацию. Едва только вступив в свою должность Господина, Акио немедленно провёл несколько возмутительных и дерзких реформ. Теперь жрецы обучались не только мастерству прорицания и целительства, но их так же учили фехтованию, что прежде казалось абсолютным абсурдом. Ну как те, кто предназначен для спасения жизней, будут владеть навыками, направленными на то, чтобы прервать её? Однако стальная хватка и железные доводы смогли убедить Совет и самих жрецов в том, что это необходимость первого разряда. Минувшее тысячелетие оставило множество шрамов на мире, и жрецы могли лишь целить воинов и чародеев, поступающих к ним с тяжкими ранами. Когда же на Белый замок была совершена первая в истории сокрушительная атака, прорицатели могли только защищаться и надеяться на то, что к ним подоспеют. Артемис не желал повторения этой резни, а потому сделал всё возможное, чтобы выучить своих подопечных, сделать из кротких овечек тех, кто способен оскалить зубы. А потому Найтгест поглядывал на редких встречных магов Равновесия с плохо скрываемым любопытством и колющим где-то под рёбрами чувством конкуренции. Так и подмывало поймать одного из них и проверить, чего же стоят целители в бою, но подозревал, что Повелитель жрецов не одобрит подобное поведение. Широкая винтовая лестница, втиснутая между двух стен, казалась вампиру бесконечной и утомительной. Изредка по правую руку мелькали арки, выходящие к поднимающимся гребнями коридорам, столь схожим между собой, будто угодил в зацикленную иллюзию оборотней. В один из таких коридоров и свернул Акио, храня тягостное молчание. О чём думал он в эти мгновения, что тревожило его всё время, пока они добирались до кабинета Господина? По безразличному выражению лица Серого принца вампир не мог разгадать, какие думы терзают юный разум, пусть и желал того более всего на свете. За прошедшее время Акио приноровился прятать собственные мысли и чувства, и зачастую Сириус натыкался либо на ледяную стену блоков, либо на зияющую тишину. Вовсе не поддельную, как то было в первые годы их знакомства. Жрецы не зря слыли беспристрастными судьями и советниками, к чьим словам прислушивался даже Совет, что уж говорить о Повелителях и обыкновенных обывателях. Долгими и упорными стараниями прорицатели достигали покоя, неведомого ни одному из смертных и бессмертных, добивались абсолютной тишины собственного разума, который порой подводил всех. Считалось, что каждый из них слушал собственную душу и Сердце мира, говоря от них. И потому речи жрецов порой казались совершенно безумными и чудаковатыми. Сириус на собственной шкуре знал, что эти маги не будут тратить слова попусту, не будут растрачивать своё могущество по мелочам, хотя, зачастую, именно они и имели главный вес в судьбе мироздания.

Лаборатория Артемиса являла собой любопытное, пугающее и странное зрелище. На стенах, потолке и столе, на витринах и стеллажах, покоились кости: человеческие, звериные, принадлежавшие когда-то тварям и отполированные до блеска, белоснежные; некоторые были собраны из мельчайших кусочков, некоторые составляли части скелетов; разных размеров и форм, они придавали кабинету Господина жрецов угнетающую атмосферу, от которой даже у Повелителя чернокнижников мурашки стремительными и паникующими толпами побежали по коже, заставляя передёрнуться. Эксперименты и научные изыскания Акио, насколько знал Сириус, были направлены на изучение взаимосвязи временных рамок с тем, как менялись люди в физиологическом плане. Но всё же, в истинности этой формулировки Найтгест сомневался, а Артемис не торопился рассказывать ему о чём-либо. Получались ли эти кости от мертвецов или от живых, знать и вовсе не хотелось. Широкое высокое окно во всю стену и вовсе казалось самым безумным из всего, являясь весомой брешью в защите замка. Однако Артемис занял кабинет под самой крышей башни, где стена была всего одна, и хуже бы уже не стало всё равно. Единственное место на потолке пустовало и не было занято костями: оттуда свисала тонкая серебристая цепь, и Найтгест подозревал, что, потянув за неё, можно опустить лестницу, по которой поднимаются на второй этаж кабинета. Но проверять это и прыгать за цепью, как игривый котёнок, вампир не стал. У правой стены между двумя высокими застеклёнными витринами стояла скромная постель с невысокими столбиками: наивная, кропотливо застеленная, со множеством подушек. Найтгест запросто мог представить, как его ученик с упоением закапывается в них после долгого дня, как ворочается, прячет голову от света под одной из них.

– Ты не думал скрывать эту кровать иллюзией? – пофыркал Сириус, щеголеватым жестом скидывая с плеч плащ и кидая его в сторону. Тяжёлая ткань мантии хлопнула крыльями и упала с глухим мягким звуком. Акио краем глаза наблюдал за тем, как унизанные перстнями пальцы высвобождают пуговицы рубашки от плена петель. – Сюда бы больше подошёл каменный чёрный алтарь с внутренностями птиц и зверей.

– Я похож на босоногого волхва? – агрессивно буркнул Акио, метнув на мужчину быстрый взгляд. – Или, быть может, на человеческого ведуна, неспособного на элементарное заклятье?

– А вот тут есть определённое сходство, – бросил шпильку вампир, ухмыляясь и неторопливо стягивая с себя рубашку.

Повелитель жрецов кинул в него подушкой, затем отвернулся, не столько для того, чтобы продемонстрировать обиду, сколько для того, чтобы не соблазнять себя открывшимся видом. Сириус следил за собой да не упускал случая помахать мечом или помериться силами со своими подчинёнными. Жрец завидовал его такому пропорциональному телу, напитанному силами и крепкому, по которому хотелось мгновенно растечься. А уж под ним тем паче.

– Это неправильно, – тихо произнёс прорицатель, когда ладони мужчины скользнули по его спине, снимая плащ. – Виолетта… Делать подобное, будучи женатым, безумие.

– Я уже говорил тебе, Артемис, и скажу ещё раз, если хочешь. Ради моего мальчика я ещё и не на такое пойду, – тихо произнёс чернокнижник, прерывая его зарождающиеся возражения. – Какая к чёрту Виолетта? Сдалась она мне, когда есть ты.

– Она родит на днях, – одними губами изрёк целитель, не оборачиваясь к вампиру и вслушиваясь в ощущения собственного тела. – Твою дочь.

На мгновение чернокнижника пробил ледяной пот, но юноша обернулся к нему и мягко, даже ласково улыбнулся, протянул руку и погладил по щеке. В серых его глазах проступили золотистые искры, каких прежде Сириус у него никогда не видел. И что-то ему подсказывало, что это вовсе не от горя. Разве же у горя и несчастья может быть столь мягкий янтарный отблеск? Нет, никак нет. Приобняв прорицателя, чернокнижник стал наступать на него, оттесняя к постели, награждая его плечи протяжными, тягучими поцелуями. В висках ломило от желания немедленно скрутить юношу, но чернокнижник понимал – стоит только начать давить сильнее, чем Акио готов ему позволить, как терпение его лопнет, точно мыльный пузырь. Торопливость с этим диким зверьком была ни к чему. Прежде чем подпустить к себе, жрец долго привыкал к одной только мысли, что кто-то для него имеет значение, определённую власть над ним; чтобы позволить мужчине прикоснуться к себе, он не раз и не два убеждал себя – в этом нет ничего страшного, он отличается от тех, кто донимал когда-то в прошлом; теперь же Акио свыкался с тем, что ему на самом деле плевать, какие цели преследует Господин чернокнижников. Острый страх, что его лишь используют несколько раз, как подстилку, и бросят у осколков разбитых чувству, остался за бортом. Сладкие речи Найтгеста, его обворожительная манера поведения усыпляли бдительность и снимали напряжение, равно как и широкие ладони, скользящие по обнажённой спине. Подчиниться им, отдаться было так же естественно и просто, как дышать, как чувствовать биение Сердца мира. Вот только все тревоги остались позади, и уже никакие пророчества не казались Повелителю жрецов важными и требующими внимания сию же секунду. Как оказался раздетым, как упал на подушки, Акио не помнил и не желал вспоминать, в исступлении целуя губы чернокнижника, приникая к его прохладному телу собственным разгорячённым. Руки словно жили собственной жизнью, осыпая прикосновениями и лаской спину Сириуса, и сдерживать их не было никакого смысла.