Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 46 страниц)

– Можете, конечно, но я не собираюсь делиться своим зельем, – ухмыльнулся Люук, выудив почти пустую склянку из кармана и покачав ею в воздухе. – А если ты хочешь благоухать ещё пару дней, то можешь со спокойной душой идти. В конце концов, это твоё дело, как пахнуть.

Скрежетнув зубами, Миррор согласился, что лучше потерпеть некоторое время в ванной с оборотнем, чем испускать аромат тайн на несколько миль окрест. Санузел оказался почти что крошечным по сравнению с тем, что видел Роккэн полчаса назад. Впрочем, ванная была куда более уютной, чем спальня Люука, и складывалось ощущение, что здесь он проводил большую часть своего свободного времени: каменная чаша так и блестела, окружённая несколькими подставками под свечи и светляков, два массивных крана уже шуршали, набирая чистую горячую воду. У стены возле двери стоял застеклённый шкаф, в котором ютилось множество склянок со снадобьями и эликсирами, предназначенных для гигиены и отдыха. Оборотень тщательно обнюхал каждую, отыскивая подходящую, и выбор его пал на тонкую высокую колбу с изумрудной жидкостью, которую он щедро плеснул в воду. По ванной растёкся мятный свежий запах, перебив те ароматы, что тащили за собой Люук и Рурука. Затем в ванную отправились остатки эликсира, использованного против Лихниса, и оборотень спешно зашёл в воду. Братья переглянулись и тоже стали раздеваться, пофыркивая с того, как их собрат по несчастью неистово оттирает мочалкой кожу, покрытую редкой белоснежной шерстью, сейчас стоящей дыбом от его усердий.

– А ты-то куда? – не без ревности вопросил Рурука, бросив быстрый взгляд на брата.

– Поверь мне на слово, я хочу отмыться не меньше вашего, – с отвращением скривился художник, передёрнувшись всем телом и вжав голову в плечи. – Лучше бы я в дерьме возился, честное слово.

– Лихнис бы не клюнул на Руруку, – покачал головой оборотень, удобно растянувшись в воде, поверхность которой стала покрывать пена. – Все знают, что он сохнет по Гилберту уже почти сотню лет. А пока у него нет возможности затащить обожаемого Господина в постель, обрушивает своё сладострастие на тех, кого может удержать. Вы с ним примерно одной комплекции, а Рурука повыше будет.

– Пф, – ухмыльнулся летописец, тоже садясь на подводную скамейку и принимаясь за омовения. – Если бы он попробовал насильничать над Роккэном, очень сильно бы об этом пожалел. Полагаю, парой переломов там бы не ограничилось. И они были бы не моего происхождения.

Люук покосился на младшего из братьев с недоверием, чуть сощурив изумрудные глаза. Тот лишь якобы беспомощно развёл руками и обезоруживающе улыбнулся. А затем начал с таким остервенением оттирать всего себя, что удивлённо на него посмотрели уже оба, прекратив попытки отмыться.

– Не смотрите так на меня, – прорычал он, проходясь жёсткой стороной мочалки по собственным рукам и лицу. – Побыли бы с Лихнисом в одной ванной, ещё бы не так тёрлись.

– Что-о-о? – возмущённо вскрикнул Рурука, чуть не подавившись воздухом и уставившись на брата, как на чудо света. – Какого чёрта?!

– А что не так? Что мне ещё было делать? – искренне разозлился младший Миррор, насупившись. – Мне едва удалось от него избавиться. Зато как он бежал, ты бы видел!

Художник принялся красочно пересказывать свои злоключения, и брат косился на него всё менее сердито, а Люук откровенно потешался.

– Хорошо, что так, – наконец вздохнул летописец, потерев переносицу. – А если бы он на это наплевал? Что тогда? Что бы ты делал?

– Тогда бы я его окунул лицом в пол, – пожал плечами Роккэн, расслабленно растекаясь по бортику ванны и прикрывая глаза. – Не бойся, братик, я могу постоять за себя. Что у нас дальше в планах? Люук, что ты сделал?

– Пока что только отметил нужную трубу и вылил зелье, которое на непродолжительное время закрепляет запах. Словом, когда оно распространится и достигнет нужной концентрации, я сломаю руны. И тогда Лихнис искупается как следует. А я смогу его выследить, куда бы он ни пошёл. Но сейчас я предлагаю скататься в Умбрэ и отметить успешное начало дела.

– Не празднуй раньше времени, – пожурил его Рурука, руки которого уже были абсолютно красными, начиная от кончиков пальцев и заканчивая плечами. И хотя он не так глубоко окунулся в выгребную яму, как Люук, ощущений ему хватило на всю жизнь. Но потом всё равно просиял улыбкой. – Но выпить я всегда рад, особенно в хорошей компании.

Роккэн пихнул его под бок и зашептал на ухо, лицо старшего брата сперва помрачнело, затем просияло. Люук с едва скрываемой улыбкой слушал их шушуканья, делая вид, что ничего не замечает, ведь он вовсе не зверь и не слышит ничего вокруг.

– Давай Пассису пригласим? – прошептал младший из братьев, сверкая глазами.

– Думаешь, он согласится? – чуть нахмурился летописец, поджав губы. А после несколько неуверенно улыбнулся, и оборотень всем своим существом ощутил определённую недосказанность, почувствовал, как раскаляются эмоции хрониста, обжигая. – Хорошо, давай. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского.

– Я в последнее время слишком много рискую и что-то не заметил ничего такого, – шутливо возмутился Роккэн, а затем посмотрел на Люука. – Мы тогда пойдём, сменим одежду. Ты не против Пассисы?

– Конечно же не против, – оборотень мягко улыбнулся и вальяжно махнул рукой. – Зовите его. Я ещё отмокать буду.

Мирроры вымелись прочь, оставив зверя отдыхать. Он ещё несколько мгновений нежился в горячей и вкусно пахнущей воде, затем выбрался и встряхнулся, как собака, скидывая с себя капли воды. А вместе с ней, будто дымка тумана, отслаивалась шерсть. Симпатичный человеческий мужчина поглядел на своё отражение в кусочках воды, не скрытой пеной, поморщился, как от зубной боли. Несколько колец с изумрудами украшали его пальцы, и все они вмиг засветились, покрыв оборотня блеклой пеленой иллюзии, медленно приобретающей вещественность. И вновь полузверь-получеловек замер в своей ванной, чуть сутулясь и поводя кошачьей мордочкой из стороны в сторону. Недовольно вильнул хвостом и вышел, а вода с тихим шелестом потекла прочь, проваливаясь в маленький портал.

Люук повозился у шкафа, рассматривая одежду и выбирая для себя что-нибудь, подходящее для тихого вечера с друзьями. Вещей у него было немного, почти что мало, и все они предназначалась для разведки или вовсе сражений. И только один комплект всегда висел в шкафу, невостребованный и горький: парадная белоснежная рубашка с алым воротником-жабо, чёрный фрак и брюки. В последний раз он надевал его так давно, что не мог уже вспомнить ощущение этой ткани на собственной коже. Качнув головой, оборотень завернулся в льняную светлую рубашку, накинул сверху кожаную жилетку без пуговиц и стал запихивать звериные ноги в штаны, про себя тихо рыча и ругаясь. Проводить время наедине с собой он не любил, питаясь чужими эмоциями, заражаясь ими, а потому рядом с братьями Миррорами чувствовал себя лёгким и счастливым, беззаботным. Лорд Арлан высоко ценил своего придворного эмпата, а потому отдавал его в подчинение Господину чернокнижников не слишком охотно, однако вампир был весьма настойчив, едва только услышав о способностях молодого оборотня. А тому более ничего и не оставалось, кроме как послушно принять волю Повелителей. Он уже давно поставил крест на собственной жизни, и теперь мог лишь тоскливо перебираться от задания к заданию, коротая время за кружкой алкоголя.

Вздохнув и поправив на себе плащ, иллюзионист покинул свою одинокую нору и двинулся прочь, неохотно перебирая ногами ступени, оставляя позади себя коридоры, беззвучно пересекая мрачные залы. Конюшня полнилась вечерней прохладой, тихим шелестом воздуха и отдалённым ржанием лошадей. Ездить верхом оборотень не любил, в основном передвигаясь на четырёх лапах, если расстояние было велико. Однако стража Умбрэ немедленно подняла бы панику, едва только увидев приближающегося белоснежного зверя. Пусть оборотни и приняли условия мирного договора, подчинившись запрету на перевоплощение в мирных землях, но временами случались казусы. Особенно во время тройного полнолуния, когда безумие охватывало всех носителей дикой звериной души. Подозвав своего тихого, смирного тяжеловоза, – мохнатого серого коня – Люук вместе с ним отправился к складу, чтобы начать надевать амуницию, пока летописец и художник доберутся до конюшни. Он двигался неторопливо, неохотно, вышагивая в траве по колено, мягко поглаживая жеребца по сильной шее, на что тот едва слышно фыркал и качал лохматой головой. К тому же, оборотень и не думал, что братья быстро присоединятся к нему.

Он успел расчесать и заплести коню гриву, проверить подковы, закрепил уздечку, сделал пробный круг верхом, и только тогда явилась горемычная троица. Братья весело шумели, рассказывали про свои похождения, на что Пассиса смотрел с некоторым осуждением и непониманием, абсолютно не одобряя их одержимость идеей предательства Лихниса. Найтгест искренне полагал, что человек, прослуживший Господину больше сотни лет, никак не может быть ренегатом. Однако терпеливо ждал результатов этой странной авантюры, поглядывая на Люука весьма хмуро. На лице Пассисы так и читалось: «Ты же старше и умнее, зачем ты им потворствуешь?». Но стоило посмотреть на счастливых Мирроров, чтобы все вопросы отпадали. И вместе с тем младший Найтгест выглядел несколько подавленным и едва ли не испуганным. Люук подъехал к ним и натянул поводья, останавливая мохноногого коня.

– Я вас уже заждался, – весело проговорил оборотень, заражаясь лёгким настроением Мирроров, становясь куда более покладистым и игривым, чем был несколько мгновений назад. – Давайте, хочу вернуться до рассвета.

Те приняли «похвалу» за пунктуальность стоически и, похоже, вообще её не заметили, с двух сторон окружив Пассису и беспрерывно откалывая шуточки. Бедняга вертел головой из стороны в сторону, с улыбкой слушая обоих и, кажется, не зная, чья история интересней и смешней. Люук тронул поводья, и тяжеловоз медленно потрусил на выход из конюшни, лениво поднимая сильные массивные ноги. Если бы он мог, он бы уехал один, напился как следует, забыл обо всём хоть на короткое время, чтобы затем взяться за дело. Если Мирроры правы, то всё это может принять серьёзный оборот. Оборотню не хватало подобного. Когда-то он и его напарник были на службе у Лорда Арлана, как универсальное средство решения всех возможных проблем. И ему приходилось сталкиваться и со шпионами, и с лазутчиками, и с предателями. Прежде он отличал их с первого взгляда, выискивал и щёлкал, как орехи, но оказавшись в подчинении Гилберта Найтгеста, как-то подрастерял свои умения. Здесь таких мастеров, как он, было предостаточно, и необходимость в нём быстро отпала. Мужчина едва слышно вздохнул, потряс головой и стал дожидаться приятелей.

Те не заставили его томиться в мучительном ожидании, и вскоре вся процессия двинулась в сторону столицы, обмениваясь шутками.

– Подожди, ты видел Лихниса голым?

– Чёрт, зачем ты мне об этом напомнил?

– А ты глаза с мылом помыл?

– Для такого нужна целая кислота.

И в том же духе, прекрасно поднимающем настроение. Уже в ночи они добрались до Умбрэ, сильно насторожив стражу, но, увидев карту Пассисы, они быстро охолонули и пропустили компанию. Вряд ли брат Господина чернокнижников имел обычай разносить города под настроение. Ко всему прочему, Люук очень уж выразительно посмотрел на бравых защитников и провёл языком по зубам.

– Что ж, веди, – обратился Найтгест к Люуку, и тот мягко пихнул коня под бока, чтобы тот лёгкой рысью двинулся по пустынным улицам.

Вдоль проспектов стояли высокие витиеватые фонари, в застеклённых навершиях которых парили разноцветные светляки, разгоняя мрак и подстраиваясь под цвет трёх Лун. Редкие прохожие и кареты сторонились путников, уважая чужое право на уединение и спокойные прогулки, да и те не торопились останавливать их и заводить душевный разговор, как это часто бывало в светлое время суток. Они двигались вдоль окраин, огибая город и не углубляясь в него, но Люук с осторожностью поглядывал по сторонам, когда они оказывались в узких переулочках. Его звериные уши чутко улавливали все звуки, но враждебных среди них не было. Воры не торопились нападать на них, сторонились, опасаясь, прекрасно понимая, что такой кусок просто не смогут не то что проглотить, но и прожевать. Они подъехали к одноэтажному непримечательному зданию, из трубы которого поднимался куцый дымок, одиноко горело крошечное окошко. Стойла пустовали, и друзья мигом устроили там скакунов, дав им отдохнуть. Шкодливые лошадки Мирроров, едва подросшие из жеребят, пушистые и лоснящиеся, весело тонко ржали, пихаясь и кусаясь. Пугливый вороной конь Пассисы перебирал ногами, вертя головой из стороны в сторону. Оборотень спешился первым и походкой хозяина взошёл на широкое крыльцо, и остальные последовали за ним. Всё пространство единственной комнаты было занято креслами и диванами, между которых высились кальяны. В дальней, тускло освещённой части вытянулась барная стойка, за которой дремала симпатичная светловолосая девушка, не обращая ни на что внимание. Рядом заседала за столом другая девушка, лениво катая по столу хрустальный шарик. Завидев посетителей, она просияла, а, может, дело было в улыбчивом обаятельном оборотне, который решительно приблизился к ней и тут же угодил в объятия.

– Люук, приятная встреча! – прощебетала она сочным нежным голосом, едва закончив расцеловывать лицо иллюзиониста. – Ого, какая у тебя большая компания сегодня. Какую комнату вам? Пожарче, помягче?

– Помягче, – улыбнулся мужчина, снимая с пояса кошель. – Был трудный день, и я не хочу совсем размориться.

– Пить что-нибудь будете?

– Мне как обычно, – лениво протянул он, затем оглянулся на сбившихся в кучку юнош. – Ребята?

– Сок, – ошалело пробормотал Роккэн, вцепившись в брата стальной хваткой. – Виноградный.

– И мне, – быстро поддакнул Пассиса.

Рурука же осмелел и приблизился к барной стойке, рассматривая бутылки на витрине. Глаза его загорелись неподдельным удовольствием. Он внимательно присмотрелся к каждой, затем решительно кивнул на высокую пузатую бутылку:

– Сидр, сладкий, покрепче.

Девушка за стойкой встрепенулась и немедленно подала ему требуемое, сперва опустив бутылку в ведёрко со льдом. А затем уже взялась за остальных. Они оставили плащи на настенной вешалке, разулись, и Люук вздохнул с облегчением. Вытянул сперва одну ногу, растопырив когтистые пальцы, затем проделал тоже самое с другой. Хозяйка заведения провела их к двери, за которой оказалась винтовая лестница, сбегающая вниз. Они спустились в широкий коридор, разбегающийся множеством ответвлений с широкими дверьми. Здесь уже становилось жарко, но не душно, приятное тепло разливалось по замёрзшим в ночи телам. Девушка уверенно вела их по переплетениям коридоров, пока не открыла одну из дверей, заведя компанию в небольшую прохладную комнату, пахнущую еловой свежестью и смолой.

– Обустраивайтесь, грейтесь. Если что-то ещё понадобится – зовите. Люук, ты за старшего.

Она кокетливо улыбнулась, качнула бёдрами и вышла вон. Оборотень тихо фыркнул и принялся раздеваться, скидывая вещи в одну из плетёных корзин возле входной двери. Полностью обнажившись, он повязал на бёдрах полотенце и расселся в кресле, откупорив свою бутылку. Крепкий алкогольный запах резко прошёлся по комнате, и даже у Руруки глаза поползли к носу, что уж говорить о таких трезвенниках, как Роккэн и Пассиса. Сделав несколько щедрых, больших глотков, он встряхнулся и поднялся, дождавшись, пока братья и Найтгест разденутся и накинут полотенца. Пассиса смущённо уводил взгляды, старательно не смотря на остальных, хотя братья так и хихикали, тыкая друг друга под рёбра. Подобное внимание весьма смущало чернокнижника, и он не знал, куда прятаться от взглядов наглых пройдох. Люук на это смотрел с улыбкой и плохо скрываемой тоской. Они зашли в следующую комнату, душевую, крохотную и едва ли способную вместить больше двух человек, а потому протискиваться в непосредственно сауну пришлось по одному. Это оказалась большая пещера, приятно, неярко освещённая, с кружащим по ней густым ароматным паром. Повсюду виднелись углубления с горячей водой, бывшей источником тумана. Вдоль одной стены шли два длинных выступа, один над другим, где вполне можно было разлечься в удобном положении и вдоволь нагреться.

– Нихрена себе, – выдохнул Рурука, оглядывая пещеру и, кажется, уже готовясь нырнуть в ближайший горячий источник. – Насколько это место простирается под землёй?

Люук пожал плечами и, положив полотенце на каменный пол, спустился в воду по грудь, вздохнув с блаженством. Мирроры и Пассиса устроились рядышком с видимой осторожностью, сперва робея, а затем потихоньку расслабляясь. В ход пошла выпивка, завязался разговор, постепенно становясь всё более отвлечённым и лёгким. Шуточки они отпускали по очереди, и даже Пассиса пару раз умудрился подшутить над ними, до того больше слушая, чем принимая участие. Оборотень наслаждался ситуацией и чистыми, искренними эмоциями и беспечным щебетом, ложащимися бальзамом на его уставшую душу. И пусть он не был стариком, тех лет, что он прожил, хватило, чтобы оставить видимый отпечаток.

– Ну, а ты, Люук? – внезапно услышал он, вынырнув из своих мыслей. Роккэн очень внимательно смотрел на него. – Как тебя сюда занесло?

– Приехал с вами, – отшутился иллюзионист, широко улыбнувшись и показав острые клыки.

– Нет, как ты в Чёрном замке оказался? Оборотни обычно служат у Лорда Арлана, а те, кто приходят сюда, обязательно имеют какую-то историю за плечами, – пояснил причину вопроса Рурука, и все трое утвердительно кивнули. Их глаза лучились искренним любопытством, вовсе не злорадным. – Ну же, расскажи!

Оборотень понимал, что у них не было намерения причинить боль, ведь никто не может быть стопроцентно уверен в подлинной жизнерадостности знакомого. И всё же внутренне он сжался, разрываясь между правдой и собственным спокойствием.

– Я служил при дворе Лорда Арлана, выполнял его личные поручения, касавшиеся шпионов других фракций и предателей. Моя работа заключалась в том, чтобы их находить и исключать из игры, – точно читая рапорт или устраиваясь на работу, произнёс он, попивая виски. – Но по воле случая я перестал выполнять свои обязанности так, как должно. А Господину чернокнижников как раз требовались такие люди, как я. Грубо говоря, я в командировке. Уже как семьдесят лет.

– А что случилось? – художник удивлённо приподнял брови, совершенно недовольный скудным рассказом.

– Меня подставили. Не хочу об этом говорить сейчас. Может быть когда-нибудь потом.

Но потом случилось слишком поздно.

Рурука лениво попивал сидр, окидывая взглядом стены сауны, стараясь не прислушиваться к тому, как между собой болтают отогревшиеся Пассиса и Роккэн, стискивая бутылку в пальцах столь крепко, что, казалось, будто она вот-вот разлетится на кусочки. Улыбка сползла с его лица, и Люук больше не чувствовал его веселья, а вот горькую обиду, тоску – слишком ярко. Они столь резонировали с его собственной заскорузлой грустью, засевшей в душе, что он не знал, к чему прислушаться: к взволнованной радости младшего Миррора, к лёгкому веселью Пассисы или же к летописцу по правую руку. Тот первым поднялся из воды и прихватил с собой полотенце.

– М? Ру, ты куда? – окликнул оборотень, и только после этого остальные двое заметили, что от них смываются.

– Не переношу жару, – буркнул юноша, тряхнув влажной гривой волос и чуть толкнув дверь, собираясь выйти. – Постою под душем, вернусь.

Иллюзионист чуть сощурился, но согласно кивнул, вольготно рассевшись на своей стороне горячего бассейна и раскинув руки.

– А по мне так комфортно, – пожал плечами художник, соскальзывая ниже в воду, по самый подбородок, и блаженно прикрывая глаза. Длинные волосы расплылись почти по всей поверхности, точно щупальца кракена, и юноша явно был доволен.

Он время от времени тихо фыркал, точно маленький ёж, поводил головой и склонял её на бок, проводя пальцами по собственной шее, плечам и ключицам, то ли разминая, то ли просто наслаждаясь ощущениями. Оборотень поглядывал на это из-под полуприкрытых век, пока и сам не встал и не выбрался на сушу, небрежно закинув полотенце на плечо. Его уход художник проводил слегка хитрым взглядом, однако ничего не сказал, а вот Пассиса слегка занервничал.

– Мальчики уже ушли, – растеряно произнёс он, неловко оглядываясь по сторонам, словно ожидал увидеть здесь ещё кого-то. – Наверное и нам пора?

– Да ладно, они скоро вернутся, посидим ещё немного, – слишком быстро отозвался Роккэн, обезоруживающе улыбнувшись и отчасти повернувшись к вампиру, подперев голову ладонью. – Тебе ведь уютно?

– Да, мне здесь нравится, – с облегчением улыбнулся Найтгест, потерев кончиками пальцев скулу и быстро глянув на юношу, чтобы затем уставиться в стену. – Никогда бы не подумал, что в Умбрэ есть такое приятное место.

Роккэн с пониманием кивнул и поспешил завязать разговор, отвлекая Пассису от лишних мыслей, что у него получалось весьма легко. Привлекать к себе внимание и задерживать на себе, если ему то было нужно, Миррор умел на славу.

Душ был ледяным, и Руруку то вполне устраивало после жаркой сауны, от которой он теперь чувствовал себя не отдохнувшим и расслабленным, а выжатым и даже несколько разбитым. Особенно теперь, когда стоял под холодными каплями, уткнувшись лбом в обитую тёплым деревом стену. От неё пахло душистой смолой и лесом после дождя, и эти запахи юноше нравились до безумия: подобное напоминало ему о детстве, вызывая несколько горькую улыбку. Зашипев, Миррор ударил кулаком в стену, затем ещё раз и ещё, едва шевеля губами и ругаясь на чём свет стоит. Костяшки ныли, но он прикусил их, как делал то всегда, злясь или сдерживаясь, чтобы не сказать лишнего, уже занёс вторую руку для продолжения буйства, но чужие пальцы перехватили за кисть, не дав этого сделать. Чуть повернув голову, юноша уставился на Люука весьма тяжёлым и неподвижным взглядом, который бы пробрал на мурашки кого угодно, но только не иллюзиониста. Тот наоборот заулыбался во все клыки и неуловимым жестом повернул к себе летописца так, что его рука оказалась заломленной за спину, а сам юноша угодил в своеобразные объятия нахального полиморфа.

– Ты слишком грустный для такого прекрасного дня, мой друг, – нараспев протянул Люук, слегка вздёрнув бровь, отчего вид приобрёл до того ехидный, что хотелось немедленно ударить ему лбом в нос. – Тебе надо расслабиться.

– С тобой? Не смеши меня, – с презрением фыркнул летописец, хотя ситуация его и забавляла, и, что уж там греха таить, приятно волновала. Странно, но от оборотня вовсе не пахло мокрым котом или вообще шерстью, но эта мысль растворилась столь же быстро, как и появилась. Ему стало не до того.

Медленно вместо Люука перед ним стал появляться его собственный брат: волосы иллюзиониста темнели, лицо стало человеческим и столь родным, изменилось и тело, отчего у юноши перехватило дыхание, в горле встал ком, а сердце заколотилось непозволительно бешено.

– А с любимым братом? – потянувшись, возле его уха прошептал оборотень, затем мазнув по мочке и шее губами, нарочито шумно втянув носом воздух и прикусив кожу.

Лицо Миррора приняло ледяное выражение, взгляд стал холодным и колючим, а пальцы заломленной руки угрожающе сжались в кулак, никак собираясь встретиться с лицом Люука.

– Со своим братом я могу расслабиться и… со своим братом, – тщательно контролируя голос, произнёс хронист, поглядев на иллюзиониста сверху-вниз. С его стороны это был совершенно подлый и низкий ход, но вероломный шпион даже не думал раскаиваться по этому поводу, усмехаясь коварно и соблазнительно. Так, как никогда не делал Роккэн.

– Что ж, тогда ты, наверное, прямо сейчас пойдёшь туда и непременно развлечёшься? Вернёшь себе внимание?

– Оно у меня и так с собой, – огрызнулся Рурука, уязвлённый до глубины души излишней прямотой иллюзиониста, задевшей больную мозоль.

– Твоё «с собой» ушло у тебя из-под носа, – почти ласково мурлыкнул зверь, прижавшись к нему и свободной ладонью погладив по бедру, беспощадно возбуждая и всё больше склоняя на свою сторону. – Брось, Рурука, я чувствую, тебе надо выдохнуть и ненадолго забыться. От твоего напряжения у меня уже голова по швам трещит.

Тут он был беспардонно прав, и Миррор не нашёлся, что ответить, медленно моргнул и тихо вздохнул, протянул руку, неловко коснувшись щеки оборотня. Взгляд его рассеянно скользил по такому, казалось бы, знакомому лицу, что принадлежало абсолютно чужому человеку. Гладкая без каких-либо изъянов кожа, пушистые длинные ресницы, чуть светящиеся от магии полиморфа глаза – всё это смущало Руруку, сковывало, и он невольно хмурился.

– А кого хочешь видеть ты? – тихо поинтересовался он, склонившись к лицу мага и пристально посмотрев на него.

Оборотень дёрнулся, но попал в собственную ловушку: чуть вывернув руку, Миррор ухватил его, не давая так просто сбежать после того, как первые шаги были сделаны. Упускать своё юноша не любил.

– И что же, ты позволишь изменить себя? – с некоторым недоверием поинтересовался оборотень, едва заметно щурясь.

– Честный обмен, – невозмутимо отозвался юноша.

Несколько раз иллюзионист моргнул, взгляд его стал мягче, и, пусть никаких изменений Рурука не почувствовал, но понял, что тот уже видит кого-то совершенно иного, а потому с чистой совестью склонился к губам оборотня и крепко, даже требовательно поцеловал, пихнув к стене. Колено его вклинилось меж бёдер иллюзиониста, раздвинув и надавив на пах, заставив судорожно вдохнуть. Отпустив, наконец, запястье Миррора, оборотень ловко обхватил его руками за плечи, а ногами – за талию, позволив прижаться до неприличия тесно. Едва не ухнув на скользкий пол вместе с не самой лёгкой ношей, Рурука упёрся ладонью в стену, удерживая равновесие. Целовался полиморф развязно, жадно, то и дело совершенно отбирая инициативу и едва не насилуя рот хрониста языком, и тот был вполне доволен происходящим, отгоняя от себя назойливые и болезненные мысли.

– Забудь, – выдохнул оборотень ему на ухо, царапнув плечи с определённой силой и намёком. – Ты здесь и сейчас, а не там.

Летописец не ответил ему и, пошарив ладонью по полочке над головой, где держались средства гигиены, безошибочно взял с неё массажное масло, которое мог бы вслепую узнать среди тысячи бутыльков. Иллюзионист фыркнул на это, но смиренно стерпел подготовку, не забывая подбрасывать хвороста в костёр: целовал шею Миррора, слегка царапался, изредка тянул за волосы на затылке, когда тот был слишком груб или наоборот чрезмерно нежен. Пусть смысла ластиться со случайным любовником ни тот, ни другой не видели, но понимали, что лучше так, чем потом корить себя за некоторые вещи. Достаточно растянув оборотня, Рурука небрежно отбросил скляночку на пол, смазал остатками густого масла собственную плоть. Люук дышал часто и неглубоко, пусть выражение его лица и оставалось безразлично вызывающим. Но стоило хронисту проникнуть и начать неторопливо на пробу двигаться, как расплылся в улыбке, запрокинув назад голову, задрожав всем телом. Неуместное возбуждение охватывало хрониста при виде этой картины. Пусть он понимал, что перед ним вовсе не Роккэн, далеко не он, сознание его оказалось обмануто иллюзией, ликовало от подобного, заставляя сердце бешено колотиться в груди. На секунду от этого на глазах выступили слёзы, но Рурука удержался, впился жёстким поцелуем в выступающую ключицу, прикусил почти до боли, и оборотень застонал, дёрнулся. Младший Миррор не слишком любил, когда брат кусался, часто отвешивал за это подзатыльники, но в этот раз хронист мог дать себе волю, ни о чём не беспокоясь. Холодная вода совершенно не смущала любовников, скорее уж добавляла определённую пикантность своим контрастом, не давая окончательно забыться и потеряться. Люук не смущался собственного голоса, позволял себе стоны и редкие бессвязные междометия, которые приятно ласкали слух и порядком раненое самолюбие юноши. Но когда тот вдруг чуть толкнул его, а затем без всякого объявления войны слез с плоти, Рурука едва не захлебнулся от возмущения. Ухмыльнувшись, иллюзионист стал отходить от него спиной вперёд, поманив за собой пальцем, а затем нырнув в предбанник. Что это была за картина! Роккэн часто дразнил его, но никогда не сбегал посреди процесса, и Миррор не знал, разозлился он на оборотня или изнасилует его от переизбытка чувств. Зайдя следом за иллюзионистом в прохладную комнату, он с некоторым удивлением поглядел на устроившегося в кресле Люука и тут же решительно двинулся к нему, едва не скрежеща зубами.

– Это подло, – прошипел он, нависая над иллюзионистом, но тот лишь фыркнул и с самым невинным выражением лица забросил ноги ему на плечи, выгнулся, подставляясь под ласки, как игривый кот. Поглядев на это, Рурука медленно и очень выразительно приподнял бровь. – Что?

– Не продолжишь, я сам тебя трахну так, что неделю на зад не сядешь, – с ангельским видом сказанные слова совершенно не вязались, и на долю секунды Миррор вырвался из плена иллюзии, но тут же окунулся в него обратно, не желая вспоминать о том, почему находится здесь, а не в сауне, что он вообще делает.

Но не стал идти на поводу у оборотня и играть по его правилам: со сноровкой, нажитой частыми практиками, вынырнул из-под стройных ног и без лишних слов повернул к себе юношу спиной. Тот недовольно фыркнул, глянув на него через плечо с возмущённой и даже капризной гримаской. Ру ухмыльнулся и снова изломил бровь, затем толкнув иллюзиониста к спинке кресла, после вжавшись в ягодицы пахом, заставив вздрогнуть от совсем не нежного проникновения. Обхватив его локтем за шею, стиснув левое плечо оборотня, Миррор склонился к его уху и чуть куснул, задав сразу быстрый, сильный темп, с трудом сдерживая собственное дыхание и готовые вырваться стоны. Люук же закинул голову ему на плечо, сипло дыша от лёгкого придушивания, покорно прогнувшись в спине, хоть ноги и задрожали от излишней пылкости хрониста. Краем глаза Рурука видел, что происходит, в зеркале: видел темноволосого мужчину вместо себя с хищными синими глазами, и как-то на автомате поставил для себя галочку, пусть его и перекосило от того, что какой-то незнакомец смеет трахать его брата. Тихо рыкнув, летописец зажмурился и чуть прикусил загривок оборотня, потрепал, и тот заскулил, то ли от боли, то ли от удовольствия, дёрнувшись в объятиях Руруки. «Никуда ты не денешься», – про себя ухмыльнулся тот, лишь сильнее стиснув оборотня в руках.

❃ ❃ ❃

Вампир чуть поморщился и потряс головой, стараясь выкинуть из неё быстрый стук сердца сидящего рядом художника. Тот беспечно трепался о том, какие картины хочет нарисовать, но пульс у него был столь дикий, что Пассиса не мог его игнорировать. Это раздражало его жажду, сбивало с мыслей и не давало толком прислушаться к словам парнишки.