Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)

– Братик спит, – шёпотом возвестил Роккэн, чуть сильнее сжимая пальцы, грозясь раздавить всё самое дорогое в жизни другого сироты. – Ему что-нибудь передать?

Парень замотал головой из стороны в сторону и засипел, боясь моргнуть или шевельнуться:

– Ничего! Ничего! Только отпусти, пожалуйста!

– Точно? Мне кажется, ты пытался это к нему подкатить. Мне не трудно ему передать, честное слово, – несколько садистский огонёк промелькнул в глазах Миррора, и парень яростно закрутил башкой, и на долю секунды Роккэну показалось, что голова у него на шарнирах. – Ладно, так уж и быть. Но смотри мне, увижу рядом с Рурукой – только чужие шары катать будешь.

Отпустив несчастного и отряхнув руки, Роккэн забрался обратно под одеяло к брату и обхватил его всеми конечностями, тесно прижавшись и с блаженством засопев, с удовольствием вслушиваясь в жалобный удаляющийся скулёж. Так младший Миррор и уснул, а Рурука обнаружил его утром в точно таком же положении, сильно удивившись. Хватка у него была просто стальной, это парень знал просто великолепно, а потому не пытался вырваться до пробуждения младшего, даже не подозревая, какие страсти тут творились ночью.

Это была не единственная странность Роккэна, которую юноша успел заметить. В последнее время он взял в привычку подолгу крутиться возле зеркала в ванной, которую оборудовали в подвальном помещении. Он поворачивался и так, и эдак, и Рурука стойко дожидался его, чтобы не оставлять в одиночестве. Чёрт знает, кто вздумает присоединиться к симпатичному юноше в отсутствие его бдительного старшего брата. Словом, Роккэн иногда начинал страшно чудить. Вполне мог закинуть на плечо читающему брату ноги или заползти к нему под одеяло посреди ночи под предлогом погреться. Рурука стоически переносил эти поласкушки, хотя не смог бы утверждать, что ему не нравится. Напротив, теперь, когда кроме друг друга у них никого не осталось, он особенно ценил моменты, когда брат переключал на него своё внимание.

А ещё у них был замечательный друг, а если точнее – подруга. Уже бывшая в почтенном возрасте работница детского дома безумно любила шкодливых братьев, которые не отлипали друг от друга ни на секунду. Своих детей у неё не было, и среди прочих надзирателей она была самой мягкой и приятной. По крайней мере, дети не вызывали у неё ненависть и желание убраться куда подальше от их веселья. Миррорам же она вечно приносила какие-нибудь угощения и маленькие подарки, пока в один день не поинтересовалась у мальчишек, не хотят ли они жить у неё, если она заберёт их под свою опеку. Сказать, что Мирроры обрадовались – ничего не сказать. Не то чтобы они смогли воспринять её матерью или хотя бы бабушкой, однако когда есть человек, который заботится о тебе не потому, что это его долг или работа, на сердце становится теплее. Из детского дома братья бежали едва ли не быстрее молодых и резвых лошадок. Да так, что пожилой даме приходилось их то и дело окликать с другого конца улицы, чтобы не убегали совсем уж далеко. Домишко у неё был маленький, и чем-то напомнил Миррорам их сгоревший дом: уютный, обжитой, тёплый. Особенно им понравилась шкура медведя, лежащая у камина. По словам Августы, их опекунши, эту зверюгу завалил когда-то её покойный муж, чтобы хвастнуть своей силой перед невестой. И всё равно умер, схватив лихорадку на болотах и не добравшись до лекарей. В доме женщины Мирроры обжились без особых проблем, заняв крохотную комнатушку с южной части дома, выходящей окнами на ухоженный садик. Посреди шумливой столицы это место казалось им умиротворяющим, спокойным, даже радостным. Без строгого надзора и многих любопытных глаз других детей братья занялись тем, что умели лучше всего: Роккэн пробовал кисть, совершенствуясь, а Рурука в свою очередь взахлёб читал книги, решив плотно обосноваться в Архиве.

Временами получалось так, что он убегал с первыми лучами солнца, а возвращался уже затемно, тут же падая на кровать и засыпая без задних ног. Возможно, именно поэтому он пропустил изменения, происходящие с братом, не заметил, что тот как-то быстро вырос из нескладного угловатого мальчишки. Однажды утром он проснулся от того, что в чём-то запутался, что что-то оплело его горло тугой лозой. Юноша запаниковал, распахнул глаза, заворочался, а после сел в постели. К собственному удивлению он обнаружил, что его атаковало не что иное, как волосы Роккэна: длинные вьющиеся, шелковистые и абсолютно прекрасные. Собственно, возня старшего брата и нелестное обращение с гривой его и разбудило.

– Ай, – сонно и без особых эмоций объяснил он, с укоризной глянув на Руруку.

– Это что? – ошарашенно вопросил он, осторожно беря в руки длинную прядь и пропуская её сквозь пальцы.

– Волосы, как ты мог заметить, – ухмыльнулся младший брат, и странные бесята заплясали в его глазах, лицо стало совсем неприлично ехидным. – Нравится?

– Не то слово, – удивлённо кивнул Рурука, осторожно перебирая шевелюру брата, заворожённый густой волной жидкого атласа в своих руках.

Роккэн выглядел до невозможного довольным этим заявлением, но ничем не выдал своих чувств, когда брат поднялся из постели и стал одеваться. Пронаблюдав за попытками всунуть две ноги в одну штанину, юноша чуть колко улыбнулся:

– Может, тебе помочь?

– Не нужно, спасибо, – на автомате отозвался Рурука, а сам торопливо закончил с одеванием и вылетел из дома, пытаясь подавить странную дрожь.

Сколько лет он жил рядом с братом бок о бок, принимал вместе с ним ванную, делил постель, чуть ли не ел из одной тарелки. Знал его и плачущим младенцем, и голозадым сорванцом, едва научившимся ходить, а теперь он познакомился со стройным, соблазнительным юношей. От одной только мысли, что вечером они будут принимать вместе ванну, экономя воду и время, жар устремлялся к лицу, распространялся по телу и завязывался в паху. В этот день сосредоточиться на исторических талмудах было особенно непросто, мысли то и дело возвращались к тёплой постели, откуда он так стремительно сбежал. В детском доме случалось всякое. Обнаружить в своей кровати какую-нибудь парочку, не нашедшую место для уединения получше, застукать надзирателя, мацающего девчонку в ванной, самому оказаться облапанным – с этой стороной жизни приюта Рурука бы хотел никогда не знакомиться, но в этот раз даже порадовался, что понимал происходящее «на пальцах». И всё же ноги понесли его прочь от излюбленных полок, посвящённых летописям и биографиям, датам и событиям, уводя в дебри медицины и анатомии. Он не знал, что именно следует искать, скорее просто догадывался на подсознательном уровне. Пролистал один справочник и ничего похожего не нашёл, взял следующий, история повторилась. Юноша бродил кругами, не зная, с какой стороны подступиться, терялся, боясь поинтересоваться у архивариусов, какую именно книгу ему стоит почитать. Спасением стал студент, забредший в секцию, посвящённую целительству и алхимии.

– Уже второй час тут шарахаешься, – недовольно заметил ученик, прижимая к себе кипу свитков. – Чего ищешь?

Рурука выпалил, как на духу, и студент, фыркнув, назвал ему нужные полки, а сам, взяв необходимую ему книгу, отправился дальше заниматься учёбой.

❃ ❃ ❃

День выдался солнечный, ясный и до невозможного утомительный. Роккэн не очень любил слишком шумные и неудержимые компании, но в этот раз решил взять быка за рога. Бывшие детдомовцы решили собраться вместе и немного расслабиться, хотя не то чтобы в их жизнях было очень много напряжения. Но кому какая разница, когда есть дармовая выпивка, закуски и кого помацать? Роккэн очень внимательно наблюдал за сим процессом, изредка осторожно пробуя на кончик языка сладкий сидр. Голова у него пошла кругом сразу же после первого «глотка», но он не останавливался, твёрдо решив сегодня всё сделать правильно. Именно поэтому он согласился на встречу, именно поэтому краем глаза наблюдал за тем, как парни запускают руки девушкам под юбки, а некоторые и вовсе другим в штаны. «Значит, можно, значит, не страшно», – отметил про себя Миррор, вяло лакая сидр и чувствуя не слишком приятное головокружение. Он хотел попросить одного из них помочь ему, показать, как следует действовать, если он хочет доставить удовольствие. Но язык почему-то не поворачивался. Стоило ему представить, что кто-то из этой пьяной ватаги прикоснётся к нему, как его начинало тошнить. И постепенно уверенность сходила на нет.

Домой он вернулся уже в ночи, тщательно рассчитав этот момент: Августа несла свою вахту в приюте, а Рурука уже должен был спать, набегавшись за день по Архивам. Но юноша всё равно удивлённо вздрогнул, когда, зайдя в дом, обнаружил горящий камин и суровую физиономию брата, сидящего в кресле. Старший Миррор выглядел так, словно прямо сейчас порвёт младшего на клочки.

– Роккэн, – сурово протянул он, поднимаясь из кресла и откладывая книгу. Вид у него был злой, растерянный и в то же время будто бы испуганный? – Где ты был, дьявол тебя дери? Уже второй час ночи, а ты шляешься незнамо где! И… – Ру потянул носом воздух, поморщился и уставился на брата совсем уж бешеными глазами. – Да ты напился!

– У миэ-ниа была цы-эль, – с трудом заворочал языком младший, зашатался и непременно бы полетел на пол, если бы Рурука его не подхватил. Собравшись с мыслями, он продолжил, уже чуть более разборчиво. – Но всё пошло не так. Ты мне поможешь?

– Окунуть тебя в бочку с холодной водой? – деланно заботливо поинтересовался Рурука, опустившись на колени и развязывая шнурки на сапогах брата. – Что за цель?

– И-идё-ом со мной, – прокряхтел Роккэн, вытаскивая ноги из обуви и опираясь на плечи брата.

Получилось скорее наоборот: Рурука вёл и поддерживал шатающееся тело, которое очень пыталось рассказать про встречу ребят, но получалась полная околесица. Когда они добрались до комнаты, Роккэн едва не засыпал на ходу, держась из последних сил. Надо было только собрать смелость в кулак и попросить брата сделать то, ради чего всё затевалось. И тогда уже море по колено, а трава может даже не пытаться расти. Плюхнувшись на кровать и откинувшись назад, юноша широко зевнул, завозился, а затем обнаружил, что заботливые руки старшего брата уже раздевают его, готовя ко сну.

– Так что, ты сделаешь это? – уже более ясным голосом с нажимом поинтересовался Роккэн, и старший брат поглядел на него без малого удивлённо. На секунду почудилось, что он даже покраснел.

– Сделаю что, Рок? Ты пьян вусмерть. Давай поговорим утром.

– Нет, сейчас, – выпалил юноша, резко обхватив Руруку ногами за бёдра и повалив на себя. – Я думал, если ты… если мы с тобой… ну, в первый раз… то потом будет не страшно. Я хотел попросить кого-нибудь из ребят, чтобы научили, но старший брат остаётся старшим братом. С тобой спокойнее, с тобой не страшно. Сделаешь это для меня? Ты же всё для меня всегда делал. А тут я даже помогать буду.

– Да что ты несёшь! – внезапно рявкнул Рурука, обожжённый стыдом и обидой. Он подался назад, высвободившись из объятий.

Следовало отчитать мелкого, объяснить, что так не делается, но от желания прикоснуться к тонкой коже губами ломило в висках. Какие на вкус его губы? Рурука судорожно выдохнул, пытаясь собраться с мыслями, а брат потянул его за руку, усадив рядом с собой.

– Ты хочешь же, да? – пьяным и несколько похабным образом протянул он, почему-то уверенный, что к трезвому брату Рурука бы ни за что не прикоснулся. И оттого лишь крепче становилось желание попробовать сейчас, пока хватает смелости. – Я вот хочу. С тобой же не страшно?

– Роккэн, перестань немедленно, – старший брат покривился. Одна мысль о том, чтобы воспользоваться не совсем вменяемым состоянием юноши, вызывала у него отвращение. Ведь он-то в свою очередь думал, что это бред пьяного подростка, решившего попробовать что-то новенькое. Когда же брат потянулся к нему, намереваясь поцеловать, Рурука уклонился и резким движением уложил его поперёк колен. Раз. Звонкий шлепок раскрытой ладонью пришёлся по бёдрам. – Я что тебе сказал? Прекрати немедленно.

Роккэн пискнул, когда получил ещё один увесистый удар по заднице, попытался уползти, но брат держал крепко, уверенный, что сможет вбить мозги обратно из пятой точки в голову. И тем труднее было сдерживать себя. Голые ягодицы покраснели от смачных увесистых шлепков, а тонкая гибкая спина с виднеющимися позвонками и рёбрами так и выгибалась. В комнате стало жарковато, удары ослабли, замедлились. Они напоминали уже скорее ласку, почти поглаживания. Ладонь Руруки легла на упругое тяжёлое полукружье, огладила, пальцы слегка сжались. Брат на его коленях расслабился, растёкся, едва не мурлыкая и прикрывая глаза. Сквозь дрёму он чувствовал, как старший Миррор вдумчиво тискает и мнёт его ягодицы, похоже, напрочь забыв о том, что собирался сделать изначально.

Воспитательная беседа удалась… так себе.

❃ ❃ ❃

Утро началось для младшего Миррора почти что ужасно: похмелье истязало болью его голову, а тошнотой и тяжестью живот. Он не мог даже оторваться от подушки, веки не хотели подниматься, а ко всему прочему страшно хотелось пить. Если бы только он знал, что последствия пьянки будут так тяжелы, он бы даже не думал в ту сторону. И для себя принял решение, что никогда больше не прикоснётся к такой несусветной гадости. Но хуже всего было не это. Отрывки воспоминаний о триумфальном возвращении домой стали посещать его быстрее, чем он хотел бы. Стало невозможно стыдно и вместе с тем обидно. Стало быть ему только казалось, что брат раньше внимательно и ласково смотрел на него, что было в его заботе нечто помимо желания позаботиться о младшем брате. Роккэн тихо застонал в подушку и тут же возмущённо вскрикнул, когда ему по заднице пришёлся сильный шлепок.

– Скажи спасибо, что Августа на этой неделе в приюте и не видела тебя, – раздался голос брата над ним. Роккэну послышалась в нём и наигранная строгость, и улыбка. – Ну что, больше не будешь пытаться по пьяни лезть мне в штаны?

– По пьяни – не буду, – просипел юноша, вздрогнув от очередного шлепка. Что-то ему подсказывало, что брат не так уж и злится за его выходку.

Он попытался обернуться, чтобы взглянуть на Руруку, но обнаружил, что плотно прижат к кровати, а сверху давит приятная тёплая тяжесть поджарого тела. Первый аккуратный поцелуй на пробу коснулся плеча, и табун мурашек в панике разбежался по телу, вызывая нестерпимую дрожь. Второй поцелуй выше и дальше по плечу, ближе к шее, третий, четвёртый, совсем рядом с ухом, и отголосок дыхания лёгким теплом обдающий кожу. Роккэн чувствовал, как бешено колотится его собственное сердце, чувствовал вторящий ему ритм в груди брата, тесно прижавшегося к нему. Прикосновения пальцев и ладоней к бокам и бёдрам заставляли мысли спешно ретироваться прочь. Юноша был уверен, что с Рурукой не будет страшно, что горячо любимый брат не обидит, не сделает дурного. Он чуть повернул голову, приоткрыл мутные глаза и поймал ответный прямой взгляд. Расширившиеся зрачки, блестящая пелена волнения и страсти среди гладкого спокойствия светлых глаз. Старший брат подался вперёд, прошёлся поцелуями от виска Роккэна ниже, по уголку глаза, скуле, щеке, пока не коснулся приоткрытых влажных губ. Руки старшего Миррора скользнули под тело брата, огладили живот и грудь, остановились на ней, принимаясь ласкать. Они оба дрожали в волнительном предвкушении, прижимаясь друг к другу, спешно и не слишком умело целуя. И чем дальше, тем яснее понимал Рурука: книги бы не рассказали ему и сотой части того, что может поведать ему распалённое тело Роккэна. Отстранившись, он мягко перевернул юношу на спину, вновь склонился, припадая к губам, сминая их и едва ощутимо покусывая. Спина взмокла от напряжения, и скользящие по ней ладони брата вызывали волны дрожи. Да, вот так, по лопаткам, кончиками пальцев, ладонями по бокам и талии, слегка надавливая. Невозможно было думать о чём-то, когда это стройное безобразие со стоном прогибалось навстречу поцелуям, ласкающим шею и грудь. Раскалённый воздух стискивал грудь стальным кольцом, когда слуха касались протяжные, едва не просящие стоны Роккэна. Хотелось коснуться абсолютно везде, обласкать, поцеловать, прикусить, и Рурука разрывался, обводя ладонями подрагивающий живот, бёдра, касаясь губами впадинки пупка. Толкнулся в неё языком, слегка прикусил, с особым блаженством чувствуя ладони на собственной макушке.

– Ру, – протяжный вздох, дрожащие бёдра, вскинувшиеся навстречу ласке, когда губы накрыли возбуждённую плоть. – Ру.

Старший Миррор не отозвался, ведомый инстинктами, каким-то чутьём понимая, как следует прикоснуться к любимому брату, чтобы вновь услышать этот зов. Роккэн опустил взгляд на лицо Руруки. Он чуть хмурился, сосредоточенный донельзя, встрёпанный, покрасневший. «Сердечко», – едва не в панике подумал он, почувствовав, как дрогнул обозначенный орган от этой картины. Ему казалось, что брат может быть так увлечён только своими книгами и историей, что он может с такой нежностью касаться лишь запылённых страниц и переплётов, уж никак не его. И от этого Роккэн чувствовал себя неприлично счастливым, лёгким, понимая, что не безразличен брату, что не зря попытался. Рурука нахмурился снова, качнул головой, сглотнул, пропуская в себя, а затем отпрянул, пытаясь продышаться. Слёзы невольно навернулись на глаза от чрезмерных усилий. И вместе с тем некоторая неловкость сквозила в его движениях, скованность, когда он стягивал спальные штаны. Смущение и некоторый страх, что что-то сделает не так, причинит излишнюю боль. Несколько мгновений братья смотрели друг на друга, кажется, спрашивая, что делать и кто виноват. Приняв для себя какое-то решение, Рурука потянул брата на себя, затянул на колени, обнимая одной рукой за талию. Столь тесные объятия, головокружительная интимная близость – всё срывало внутренние ограничители. Не было панических мыслей: «Что же он обо мне подумает? Как я буду потом смотреть в глаза брату?».

Роккэн невольно вздрогнул и зажмурился, когда почувствовал прикосновение влажных пальцев к заветному, поёрзал. Ощущения были странными и уж точно непривычными. Сперва проник один палец, затем второй, и юноша задрожал, прижался к губам брата, сдерживая стон. В горле пересохло, от напряжения сводило спину. Рурука подготавливал его долго, казалось, что время застыло и не желало сдвигаться с места, и всё же Роккэн был благодарен за подобную заботу. Он целовал жадно, забивая этим так или иначе покатывающий страх, и старший Миррор охотно отвечал ему, гладил свободной рукой по спине. Мягко отстранившись, Рурука подтащил подушку поближе и подложил её под поясницу брату, затем и его мягко ссадив с себя. Роккэн возмущённо засопел, наморщил нос, и Рурука едва слышно фыркнул, любуясь им. Сплюнув на ладонь, он принялся смазывать собственную плоть.

– Надо будет обзавестись смазкой, – глубокомысленно изрёк Роккэн, наблюдая за этим и чувствуя зашкаливающее возбуждение от того, как брат прикасается к себе. Поймав вопросительный взгляд, юноша шкодливо улыбнулся. – Слюны явно не хватит.

– А что, ты не планируешь этим заканчивать? – задал волнующий его вопрос Рурука, нависая над братом и внимательно вглядываясь в родные черты лица.

– А ты? Мне вот нравится, что у меня есть брат, друг и любимый. И всё это – ты.

– Много смазки, – серьёзно кивнул Рурука, пытаясь заставить губы не дрогнуть в улыбке.

Роккэн податливо приподнял бёдра, уложив ноги на талию брату, придерживая себя и испытывая острые волнение и любопытство, нетерпение. Он запрокинул голову, застонал, когда Рурука чуть навалился сверху и начал проникать. Оригинальная замена пальцам всё же причинила боль, и Роккэн прислушался к ощущениям в собственном теле. Давление внутри ему нравилось, если не обращать внимания на ноющую боль вокруг основания плоти брата. Тот замер, опёршись на кровать, дрожа. Глаза его потемнели от возбуждения, волосы прилипли к лицу, но юноше явно не терпелось, и Роккэн прекрасно понимал это состояние. Он подался вперёд, обхватил брата за плечи и тесно прижал к себе, потянулся к шее и осыпал поцелуями, слегка царапая кожу на лопатках Руруки. Смазанные, быстрые столкновения губ, заставили старшего Миррора глухо застонать, из последних сил сдерживая себя, чтобы не изнасиловать брата. Чувствовать его в собственных объятиях было столь упоительно, сладко, что хотелось немедленно сорваться, вцепиться в бёдра и задать жёсткий темп, но движения его были плавными, сильными. Роккэн расслабился, откинулся на руки брата, покачиваясь на волнах тёплого блаженства. Словно через пелену тумана он различал пылкие поцелуи, сминающие кожу на шее, плечах, груди, лихорадочный шёпот брата и свой собственный, срывающийся на стоны. Чем сильнее становились движения, чем крепче стискивал объятия Рурука, тем больше хотелось кричать от жара. Удовольствие, сперва бывшее едва ощутимым, незаметным за дискомфортом, теперь обжигало, становилось всё острее, и юноша невольно пытался свести вместе колени, отстраниться. Роккэн не мог понять, что происходит, метался, а когда брат обхватил ладонью возбуждённый член, едва не захлебнулся стоном, вскинувшись в руках. Неопытный, разгорячённый, он с трудом дышал, понимая, что вот-вот просто потеряет сознание, если эта сладостная пытка наслаждением не прекратится сию же минуту.

– Ру, Ру, – сквозь стоны бормотал он, понимая, что ничего не слышит от бешеного биения крови в венах. Хотел донести до брата, что больше не может выносить его ласку, что вот-вот отключится, но слова слились в неразборчивый, высокий крик.

Роккэн сам не понял, что произошло: в голове словно взорвалась бомба, и подступил туман. Тело содрогалось, перед глазами заплясала темнота. Рурука в тихом ужасе смотрел на то, как у брата закатываются глаза, как он обмякает в объятиях, тонко жалобно застонав. Пальцы были влажными от семени, оба юноши взмокли, дрожали, источая жар. Пытаясь отдышаться после оглушительного оргазма, Рурука медленно отстранился, снял с расцарапанных плеч руки брата. Склонившись, он мягко поцеловал приоткрытые губы, прошёлся по ним языком, украв горячее дыхание. Обморок не продлился дольше минуты, и Роккэн с трудом приоткрыл глаза, принялся шарить ничего не улавливающим взглядом вокруг. Рурука лежал рядом на боку, подперев голову рукой, а с другой слизывая нечто вязко и светлое.

– Ты что творишь? – одними губами пробормотал Роккэн, постепенно возвращаясь в норму.

– Завтракаю, – с невозмутимым видом заявил старший Миррор, облизывая ладонь. – Грех было не воспользоваться таким щедрым даром братишки.

– Ты придурок или да? – вспыхнул Роккэн, со всей силы ударив Руруку подушкой. – Плюнь!

– Что-о? – наигранно возмутился тот, подняв брови. – На, попробуй. Я прочитал в справочнике, что это весьма питательное вещество.

– Вот уж дудки. Делись своим!

– А мне нравится, с этого и надо было начинать. Но на, вот, там ещё осталось, – ухмыльнулся старший брат, лукаво сощурившись и кивнув на перепачканные бёдра Роккэна.

– Пошёл в жопу.

– Я только оттуда.

– Идиот!

– А ты в обморок упал.

– Пидор.

– Брат пидора.

❃ ❃ ❃

Рурука медленно открыл глаза, уставившись в потолок. Низкий, разрисованный всевозможными листьями, веточками, лианами, он делал вид не таким мрачным. За окном начинали щебетать птицы, рассевшись в заросшем садике. Хороший сон. Юноша любил, когда ему снилось что-то такое. Повернувшись на бок, он осторожно поцеловал ещё спящего брата в уголок губ и поднялся с кровати. Спина немилосердно болела после почти двух недель, проведённых в Архивах. Но надо было готовить завтрак, собираться, будить брата. Движения его были механическими, отлаженными, даже жёсткими. Коротким и отработанным пасом руки он запустил магический импульс, поджигая дрова в печи, сложенные туда с вечера. Пока грелась вода в котелке, юноша успел сходить в подвал, принести оттуда головку сыра и овощей. Он знал, что брат безумно любит сыр и душу готов за него продать, и был счастлив порадовать Роккэна хотя бы такой мелочью. А в последнее время он делал всё возможное, чтобы найти таких мелочей как можно больше. Когда раздались шаги, он невольно вздрогнул и обернулся, уставившись на сонного брата, замершего в дверном проёме. Мятая рубаха и штаны сидели на нём сикось-накось, встрёпанные и отстриженные по плечи волосы безбожно вились с одной стороны, а на которой он спал и вовсе встав дыбом.

– Почему ты меня не позвал? – с мягкой укоризной поинтересовался Рурука, отложив деревянную ложку, которой помешивал наваристое рагу в котелке. Он приблизился к брату, поправил на нём одежду и пригладил встопорщенные волосы.

– Да чего тебя лишний раз отвлекать, – неловко отозвался Роккэн, приласкавшись к руке брата и нырнув в его объятия. – Доброе утро.

– Доброе, – ласково отозвался юноша, коснувшись его лба губами. – Садись, я почти закончил готовить.

– Что-то с сыром? – не сдержал улыбку Роккэн, принюхавшись.

Рурука довольно кивнул, а затем, ещё немного поколдовав над котелком, разложил сырное рагу по глубоким мискам. Устроившись рядом с братом, он вооружился вилкой и стал его подкармливать. Тот охотно ел с его рук, хотя то и дело уводил взгляд в сторону. Ему было стыдно, неловко, временами даже страшно, но Рурука никуда от него не девался, оставаясь рядом и окружая своей заботой. Казалось, ему совсем несложно заботиться о калеке, и он делал всё возможное, чтобы это выглядело именно так. Первое время, когда брату только ампутировали кисти, Рурука не знал, что ему делать, как быть. Юноша всячески осторожничал, боялся лишний раз отвернуться. Теперь некоторые вещи стали привычными: одеть брата, причесать, помочь умыться, покормить, обуть, если тот собирается выйти в город, но вечером процедуры были даже приятными. Например принять вместе с ним в ванную или раздеть ко сну, попутно обласкав как следует, чтобы лучше спалось. Сперва Роккэн дико комплексовал, закрылся в себе, опасаясь, что теперь брат отвернётся от него, что ему будет мерзко и неприятно сближаться с ним, искалеченным. И сам стал отдаляться, не желая лишать Руруку радостей жизни. Каково же было его удивление, когда однажды утром он проснулся от сладкого тянущего ощущения внизу живота. Старший Миррор не только сделал ему минет, совершенно разнежив, но следом сам залез на него, позволив взять себя. Ещё и подшучивал, зараза, что талант не пропить, а сапожник без сапог – не беда. Постепенно Роккэн смог привыкнуть к мысли, что даже без рук жизнь продолжается, пусть это и стало весьма горькой утратой и сильным потрясением. Сколько слёз он пролил в ночи, проклиная Господина чернокнижников и всю его семью до десятого колена, после того как Саймон отсёк ему кисти, не дав гангрене распространиться. И то, что он был в сознании во время тяжёлой операции, лишь подливало масла в огонь. Хуже всего было не это. Рурука находился всё это время рядом, и Роккэн видел его взгляд: полный отчаяния, боли, видел появляющиеся в глазах слёзы. И ненависть.

Рурука возненавидел Гилберта, трясся от злости ещё очень долго, едва только вспоминал, из-за кого его брат не может больше не то что рисовать, а элементарно по-человечески одеться без лишних проблем. Но всё равно остыл, смирившись с тем, что сделанного не обратить вспять. Теперь он мог лишь сделать всё, чтобы жизнь брата перестала казаться ему слишком мрачной и лишённой радостей. Надо сказать, что у него неплохо получалось, по крайней мере, к Роккэну начала возвращаться его прежняя жизнерадостность. Когда же они услышали о том, что Чёрный замок взят в осаду, что чернокнижники на грани краха, чувства были смешанными. Не накинься Гилберт на Роккэна, они бы сейчас были в стенах осаждённой цитадели и, возможно, погибли, да и не хотелось им, чтобы кто-то из этих магов умер. И всё же оба испытали беспокойство: что там творится? Как их друзья? Слухов по столице ходило не мало. Говорили, что Господин чернокнижников пропал, и фракция обречена на полное уничтожение; кто-то говорил, что пропал вовсе не Повелитель, а его брат и любовник, что из-за этого Найтгест впал в тяжёлую кататонию и не сможет завершить войну. Всё чаще проявлялись вспышки странного безумия среди людей, животных и тварей, будто по миру проходила неистовая волна, уносящая разум. Больше всего Рурука боялся, что это затронет Роккэна. Когда возвестили о победе чернокнижников, братья вздохнули с облегчением, и старший Миррор, не выдержав, отправился в цитадель. Он видел и выступавшего с речью помятого, раненого Найтгеста, бледность которого была даже излишней; видел он и Артемиса с обожжённой шеей и непривычно короткими волосами; и Пассису, сорвавшего весь пафос церемонии. На душе у него стало легко, и домой он возвращался с чистым сердцем. Что бы там ни происходило после их отъезда, но всё явно наладилось.

Из мыслей Руруку вырвал деликатный кашель брата.

– Ты сам-то есть будешь? – мягко поинтересовался Роккэн, довольно облизываясь. Он покосился на чашку с чаем, и старший брат убрал вилку, посмотрел на пустую тарелку.

– Да, конечно. Задумался.

– Надеюсь, думал ты исключительно о всяких неприличных вещах? – попытался приободрить Руруку младший брат, ехидно поиграв бровями.

– Конечно, – вяло улыбнулся Миррор, неловко потерев затёкшую шею. – О том, как буду вырывать листы из книг в Архивах.

– Ну, это уже перебор!

– А если там будут эротические картинки?

– Тогда прощаю.

Рурука снова изобразил улыбку, но Роккэн понял, что настроение у брата совершенно паршивое. Опустив взгляд, он осторожно протянул руки, зажал чашку между предплечий и сделал пару осторожных глотков. Повисла неуютная тишина. Летописец ковырялся в своей тарелке, мрачно рассматривая её содержимое. Надо было доесть, помыть посуду и отправиться в Архив, чтобы получить плату за прошедшую неделю, а затем взяться за работу. Но больше всего ему хотелось свернуться под одеялом и поскулить. Позволить себе этого он не мог.

– Уходишь? – тоскливо поинтересовался Роккэн, наблюдая за тем, как брат встаёт из-за стола и складывает тарелки и вилку в большом чане с горячей водой.

– Да. Поработаю немного, – тихо прошептал Рурука, механическими движениями отмывая посуду.

– Возвращайся пораньше, хорошо? – робко попросил юноша, боясь, что брат заработается, забудет прийти в обед и вернётся уже поздно ночью. – Я… я бы хотел…

– Я на пару часов, малыш, – на этот раз улыбка Руруки была самой настоящей и очень ласковой. От неё младшему Миррору стало тепло на душе. – Получу деньги, проверю пару книг, забегу на рынок и вернусь. Ты даже соскучиться не успеешь.

– Успею, – просиял Роккэн, а затем порывисто подался вперёд, прильнув к губам брата, затягивая его в поцелуй.