Текст книги "И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 46 страниц)

– Советую тебе отдохнуть. Здесь столько симпатичных дам и мужчин, нескованных и готовых упасть в любые объятия, – ехидно изогнул брови Найтгест, вообразив, как степенный и вальяжный жрец подбивает клинья к более молодым и менее опытным девицам.

– Поверь, они меня интересуют в последнюю очередь, – жрец кинул последний взгляд на младшего Акио и растворился снежной дымкой.

Гилберт же качнул головой. «Как хочешь. Потрахался бы как следует – глядишь и характер исправится», – ворчливо подумал Господин Чернокнижников, беря с подноса сладко благоухающий нежный кругляшок теста. И хотя к сладкому он относился с подозрением, слова о том, что десертным меню занимался его фаворит, не могли не вызвать любопытства. В самом деле, тесто таяло во рту, оставляя нежный привкус, и Гилберт не мог не удивиться. В зале было, за чем понаблюдать: Акио снова пристроился возле своих друзей и о чём-то жарко спорил с летописцем, оба яростно жестикулировали и напоминали две ветряные мельницы, поймавшие разные ветры. Потом они вдруг взялись за руки и рванулись в центр зала. Гилберт слегка напрягся, наблюдая за тем, как эти дикари начинают отплясывать нечто, никак не напоминающие ни вальс, ни полонез, ни иные танцы, которые многие привыкли видеть на балах. Они дурачились, кривлялись, и смеха в зале стало куда больше, но Найтгест всё равно напряжённо присматривал за тем, чтобы Рурука не вздумал распускать руки. С Акио бы сталось утащить его куда-нибудь, где не так много глаз и ушей для более приятного времяпровождения. При всём при этом они успевали хватать выпивку, начиная чудить лишь больше. В конце концов оба не вполне трезвых субъекта взобрались на стол, где принялись скандировать матерные частушки про Повелителя элементалистов, не переставая отпивать из больших кружек и оттанцовывать свою дикую пляску. Дошло до того, что к ним присоединилось ещё несколько дебоширов, и вскоре по столам грохотало уже не меньше двенадцати сапог. Господин чернокнижников прикрыл глаза ладонью, чтобы не видеть весь этот кошмар. В один вечер его любовник сделал из мрачных и суровых тёмных магов каких-то пьяных стихоплётов. И, что самое ужасное, Найтгест запомнил несколько куплетов, и теперь они настойчиво крутились у него в голове.

Однако на этом сюрпризы не закончились. Пока все смотрели на заводил, подпевая и аплодируя, Гилберт приметил движение в другом конце зала. И не обратил бы на него никакого внимания (ведь здесь все постоянно перемещались с места на место и даже не думали стоять там дольше пары минут), если бы не маленький нюанс. Пассиса. За брата Господин чернокнижников всегда волновался особенно. Но в этот раз не знал, за чем наблюдать в конкретный момент. Рурука и Артемис, обнявшись, продолжали всё громче и громче вещать о минусах бытия Повелителя элементалистов, а вот у противоположной стены творилось форменное безобразие. Пассиса подошёл к тихо сидящему Роккэну и что-то сказал. Судя по удивлённому лицу Миррора нечто, что обыкновенно никогда не говорил. К ужасу Гилберта художник слегка покраснел, а потом заулыбался и поднялся, оказавшись непростительно близко к брату Найтгеста. Они помялись, Пассиса протянул руки. Роккэн поглядел по сторонам, что-то для себя понял и вложил собственные конечности в руки вампира. Эти двое тоже собирались танцевать. Только в отличие от Охотника и Руруки ни капли алкоголя в рот не брали. Гилберт зажевал губу, удерживая себя на месте, чтобы лишний раз не набедокурить. Вино в его бокале начало таять куда стремительней, чем до того. Взгляд его метался туда-сюда, и от радостного настроения не осталось и следа. До того он заставлял себя подойти к младшему Миррору и поговорить с ним, извиниться, найти способы исправить ситуацию. Но стоило ему это начать делать, как он обнаруживал, что между ним и юношей кто-нибудь обязательно стоит – то Люук, то Лоренцо, то Артемис. Гилберт же в свою очередь старался сохранять дистанцию от Пассисы и Руруки, которые своими укоризненными и тяжкими взглядами прожигали в нём дыры одну за другой. Господин чернокнижников даже готов был поклясться, что слышал тонкий звон в собственных ушах. Теперь же Пассиса пригласил этого малька на танец, хотя Гилберт был уверен, что это неуклюжее недоразумение не знает ни одного движения и не подозревает о том, что же должно происходить. И кто кого приглашает на танец. В каких случаях. На лице же художника отпечаталось такое неподдельное счастье, что Гилберт с трудом проглотил ком в горле. Чувства этого мальчика были написаны на его лице огромными буквами, вот только Пассиса, похоже, оказался подслеповат. Они оттоптали друг другу ноги, спотыкались, несколько раз чуть не попадали, и вокруг них стало появляться пустое пространство. Но юноши не обращали на то внимания. Младший Найтгест что-то говорил, рассказывал, а Роккэн улыбался, кивал и изредка едва шевелил губами, то ли соглашаясь, то ли комментируя слова партнёра по танцу. Сердце Гилберта едва не загорелось, когда художник вдруг стал подаваться вперёд, всерьёз вознамерившись поцеловать вампира, но в последнюю секунду он передумал и тихо зашептал ему на ухо. Вновь неуклюже потоптались на месте, а Пассиса едва не уронил на себя Миррора.

– Ого, да там драка! – крикнул кто-то из чернокнижников, и все незамедлительно повернули к нему головы.

Найтгест не сразу понял, на кого он показывает, но затем догадался, что дело в совершенно неумелых Пассисе и Роккэне. Маги тут же окружили их, начиная весело подначивать:

– Да врежь ты ему уже!

– Что вы обнимаетесь-то? Давайте деритесь нормально!

– По почкам ему!

Поняв, что это говорят им, юноши несколько оторопели и замерли. Первым в себя пришёл Роккэн и с изрядной обидой в голосе выкрикнул:

– Вообще-то, мы танцевали!

– А, – раздалось из толпы.

– О, – вторил кто-то другой.

– Неловко вышло, – отозвался третий.

Смущённые неудавшиеся танцоры вернулись на прежнее место, заедать обиду фруктами и десертами. «Хороший урок. Если у меня будет ребёнок, я как следует займусь его воспитанием. От греха подальше», – ворчливо подумал вампир, отпивая вино в уже менее взволнованном режиме и принимаясь за очередную сладковатую закуску, которые оказались на удивление приятными. Впрочем, после пятой такой штуки он стал чувствовать себя несколько… странно? Словно тысячи иголок взыграли в его крови, раскаляясь, растворяясь, покалывая каждую клеточку тела. Чернокнижник было подумал, что кто-то попытался его отравить, но поймал хитрый взгляд Артемиса и едва не проглотил язык. Лис знал, на что он покусится! Знал и чем-то ему подправил угощение! Игриво вскинув брови, Акио облизнул собственные губы и неторопливо двинулся к выходу из зала, не оборачиваясь и не останавливаясь, пока не исчез за дверьми зала.

– Дьявол, чем ты меня опоил? – хрипло гаркнул Найтгест, залетая в спальню и судорожно пытаясь отыскать любовника взглядом. Кровь его вопила от жара, силы рвались наружу, и Гилберт едва ли себя контролировал. Тонкие пальцы пробежались по его плечам, избавляя от плаща.

– Тебе не нравится? – ласково проворковал Акио, проводя кончиками пальцев вдоль спины Гилберта и целуя возле левой лопатки.

– Мне не по душе не знать, что я съел! – взбеленился Найтгест, оборачиваясь к Артемису и на пару мгновений зависая. Безусловно, он и прежде видел его обнажённым, куда уж без этого, но прежде Акио не торопился вылезать из постели и щеголять в подобном виде перед ним. Стеснялся?

Вот и сейчас, поймав взгляд Гилберта, альбинос фыркнул и прошествовал мимо него, приподняв подбородок. Ему шло это выражение лица. Гилберт не знал почему, однако именно в такие мгновения, именно таким образом вздергивая подбородок и свой очаровательный нос, юноша напоминал ему снежную лисицу в хозяйской сумке, активно и гордо рассекающую пространство, любопытно поглядывающую вокруг, когда это позволяли прищуренные от удовольствия глаза. И пусть после того, как Артемис рискнул его накормить неизвестно чем вместе со своими сластями, сейчас в голове не оставалось ни единой мысли кроме: «Мой милый красавчик».

Так и тянуло прикоснуться к его ладному телу. Огладить осторожными касаниями его спину, и поглядеть на то, как он словно бы нехотя, но так сладко выгнется, а потом одарит возмущенным и уже чуть затуманившимся взглядом. Гладить чувствительную спину возлюбленного по его мнению – подлость. А по мнению самого Гилберта то было высшим наслаждением, равно как и глядеть на него, прогибающего спинку точно кот, постанывающего и приговаривающего, что не нужно трогать его спину: «Нет, Гил, пожалуйста!». И отчего-то в этом отказе всегда звучала столь искренняя мольба, что останавливаться чернокнижник никогда даже и не думал.

Акио устроился на постели в столь приглашающем виде, что отступиться было бы сущим безумием. Как и обычно он свернулся на кровати, повернувшись к Найтгесту спиной, покрытой старыми и новыми шрамами, царапинами, следами укусов и засосов, прикрыл себя одеялом, впрочем оставляя приоткрытыми плечи и лопатки. Разве можно не поддаться на подобный соблазн, особенно зная, что альбинос ждёт совершенно иных действий? Порой Гилберту было не просто ревниво, стоило ему вспомнить, с какой лёгкостью его фаворит нырял в чужие объятия, с каким бесстыдством отдавался удовольствию. Рубашку с себя срывать Найтгест не стал. Наоборот, аккуратно расстегнул и сложил в кресле, с ухмылкой глядя на то, как нервно Акио поёрзывает на постели и то и дело бросает на него взгляды.

– Если тебе так невмоготу, можешь мне помочь, – хмыкнул чернокнижник, отчётливо щёлкая пряжкой ремня. Акио вздрогнул и, гневно сощурившись, глянул на него, ничего не говоря. – Что такое? Мне выйти вон?

– Как хочешь, – огрызнулся вредный альбинос, подгребая к себе подушку и обнимая её.

«Ну конечно, – ухмыльнулся про себя Найтгест, бесшумно откладывая ремень в сторону и расстёгивая брюки. – Стоило мне один раз так уйти, как ты сам прибежал ко мне через полчаса. Ты же не хочешь, чтобы я тебя принуждал, не так ли?». Но вслух того не сказал, глядя на до предела напряжённую спину и уже прикидывая, где обязательно прикусит чувствительную кожу, где погладит, предвкушая дрожь желанного тела. Избавившись от досадных помех в виде одежды, чернокнижник скользнул к кровати, нависая над любовником и склоняясь к его шее. Первая стайка мурашек стремительно пронеслась по бледной коже, соблазняя своим видом и вызывая неконтролируемое желание поймать губами каждый крохотный бугорок. Но подумав, что таким образом скорее испытает их общее терпение, чем одарит изысканной лаской, Найтгест склонился ниже, прикусывая кожу на шее Акио, позволяя прочувствовать слегка заострившиеся клыки, и добился первого отклика: Артемис глухо застонал, запрокидывая назад голову и прижимаясь бёдрами к его паху, слегка потираясь о него, но тут же вновь сворачиваясь тесным комочком.

– Нет, так не пойдёт, – ласково пробормотал Найтгест, обнимая любовника за талию и прижимая к себе, запуская пальцы ему в волосы и вновь прикусывая кожу на шее.

Акио судорожно всхлипнул, впиваясь пальцами в простыни и дрожа всем телом, неуверенно откликаясь на ласку. Гилберт ощущал, как истерично колотится в слабой груди сердце, а оттого на пару мгновений отпрянул, вглядываясь в силуэт Акио, после чего перевернул его на спину, заглянул в лицо.

– Ты боишься? – изумлённо пробормотал Найтгест, глядя в янтарные глаза со сжавшимися до состояния точек зрачками.

Артемис замотал головой из стороны в сторону, волосы его разметались по постели, и через мгновение он потянулся к любовнику, всем своим видом умоляя об объятиях. «Боится», – отстранённо подумал Гилберт, осторожно обнимая Акио и прижимая к себе. Тело альбиноса вновь содрогнулось, а через мгновение податливо расслабилось, как по команде. Найтгест предельно осторожно огладил спину фаворита, затем скользнул пальцами по его пояснице, и дрожащий стон огладил его слух подобно шёлку.

Это неожиданное откровение пронзило с остротой кинжала – его страх был естественен, ведь Гилберт позволял себе ранее многие вольности. Однако сейчас хотелось быть с ним таким ласковым и нежным, чтобы ни крошки этого страха не осталось в нём… хотя бы сейчас. Пальцы Господина чернокнижников ласково и едва ощутимо огладили его поясницу, а затем скользнули ниже и дразняще коснулись ягодиц. Нежные полукружья охотно легли в руки, и Гилберт не удержался – сильно сжал их, затем принимаясь осторожно поглаживать и мять. Бархатистая кожа этого светловолосого хулиганства словно бы ласкала в ответ. И Найтгест ощущал, как с необыкновенной скоростью слетает к чертям собачьим выдержка: поцелуи, которыми он покрывал шею и грудь возлюбленного юноши становились всё более крепкими и требовательными.

На каждое прикосновение Артемис отвечал охотными стонами, то и дело прогибаясь навстречу, впиваясь в сильную спину Найтгеста, запуская пальцы в его волосы, притискивая к своей груди. Но стоило мужчине начать опускать поцелуи ниже, как Акио вздрогнул, заёрзал, стискивая его бока коленями и опуская на него возмущённо-смущённый взгляд. Гилберт только ухмыльнулся и качнул головой, не находя в себе сил поверить в то, что Акио его всё ещё стесняется.

– Как скажешь, – Гилберт чуть ехидно изогнул брови, и Артемис с лёгким подозрением сощурился. На его памяти Господин чернокнижников не отказывался от затеянного, если только…

Не успел Акио полслова пискнуть, как его перевернули на живот, и тут уже на спину обрушился водопад поцелуев и нежности. Из груди альбиноса вырвался дрожащий протяжный стон, готовый сорваться на крик, и он впился пальцами в подушку, притискивая её к своему лицу. От этих ласк кровь кипела в жилах, а желание крепло, перерастая в жажду, и Акио нетерпеливо и скорее интуитивно толкнулся бёдрами навстречу вампиру, прижимаясь к его паху, на что тот лишь тихо и довольно хмыкнул. Пальцы чернокнижника и вовсе вели партизанскую деятельность, то оглаживая и сминая соски Артемиса, то пробегаясь по чувствительным складочкам между рукой и телом. А пока альбинос пытался увильнуть от этой острой ласки, Найтгест опустился ниже, куснул любовника за ягодицу и скользнул языком по тесному отверстию меж упругих половинок. Акио вскрикнул в подушку, распахнул глаза и вильнул бёдрами в попытке сбежать от острой ласки, но чернокнижник был непреклонен. «Раз уж отказался от минета, получай, – отчётливо громко ухмыльнулся про себя Гилберт, вслушиваясь в сдавленные стоны любовника. – Я знаю, что тебе это по вкусу».

А ещё он знал наверняка пару мест, прикоснувшись к которым, можно было довести Акио до экстаза. Прохладные пальцы Гилберта медленно заскользили по стройным ногам юноши, вскоре обнаружив его тонкие щиколотки и принимаясь дразняще нежно поглаживать их, добавляя ярких ощущений распластавшемуся по кровати красавцу. Что же до жопки юноши, то Гилберт ни на мгновение не отрывался от неё, вылизывая и проникая в неё языком, чуть посасывая края и с истинным наслаждением вслушиваясь в нежнейшие стоны, и приглушенные подушкой проклятья – Акио стеснялся и ещё как. Ну, а Господин чернокнижников чрезвычайно любил глядеть на его раскрасневшееся лицо. Артемис приглушённо рыкнул в подушку, дёрнул ногой, но Гилберт без особого труда удержал её, про себя лишь тихо посмеиваясь. Вдоволь насладившись стонами и глухой руганью возлюбленного, достаточно смазав его, Найтгест отстранился, с удовольствием отмечая, как Акио подался за ним следом бёдрами, но тут же вздрогнул и опал на кровать.

– Иди сюда, – с улыбкой истинного искусителя прошептал Гилберт, пробежавшись пальцами по щиколоткам любовника.

И Акио, ни слова не сказав против желания чернокнижника, осторожно придвинулся к краю кровати, невольно вздрогнул, когда ладони чернокнижника заскользили по его талии, вызывая нестерпимую дрожь и жжение. Мужчина слегка надавил ему на поясницу, и Артемис послушно прогнулся сильнее, крепче стискивая в пальцах подушку, почти не дыша. Покачав головой от столь выматывающего противоборства желания и страха, Гилберт скользнул губами по выступающему шейному позвонку, и сильнее, почти до боли, развёл ягодицы любовника в стороны.

Артемис дрожал, не скрывая того, впиваясь пальцами в шёлковую наволочку и боясь закрыть глаза хоть на мгновение. Он помнил, что в последнее время Найтгест не срывался на нём, почти не причинял боли, если не учитывать таких вот сладких мгновений, когда боль была лишь пряной приправой к их страсти. Помнил. Но стоило ему закрыть глаза, как память ему ехидно шептала: «Он десять лет делал, что ему вздумается. С чего бы ему вдруг поменять своё к тебе отношение?». Он помнил, откуда взялись все до единого шрамы на его теле. И причиной многих из них был мужчина, что сейчас тёрся плотью о его задницу, подливая тем самым масла в огонь и заставляя беспомощно скулить, вздрагивать, прогибаться навстречу. Первые мгновения проникновения показались Акио даже приятными, но затем он судорожно задышал, перебарывая острую боль в небезызвестном месте. Шире разведя ноги, альбинос почти коснулся рёбрами поверхности кровати, а когда чернокнижник начал было двигаться, без слов завёл назад руку, упираясь ею в бедро любовника, не давая податься вперёд.

– Как скажешь, – тихо, но отчётливо согласился Найтгест, склоняясь, притягивая к себе бледную кисть и целуя пальцы своего музыканта. Это сошло бы за болезненный захват, но ни капли боли Гилберт не причинил, не вывернул руку Акио, не рыкнул, лишь едва слышно повторил: – Как скажешь.

От «приправы» своенравного Акио кровь буквально вопила, принуждая действовать, двигаться как можно резче, вколачиваться в податливое тело, вминая его в кровать. И, пожалуй, пару лет назад Гилберт бы сделал именно так, не слушая никаких возражений – всё равно потом станет приятно, всё равно Артемис будет кричать. И какая разница, от боли или от удовольствия, ведь ему самому жизненно необходимо слышать его, чувствовать его раскалённые эмоции, а не пытаться пробиться сквозь ледяную стену, которая была возведена из-за него самого. Казалось бы ему, умудрённому опытом и знаниями чернокнижнику, не должно составить труда различить душу и тело, но вот этот воспитанный смертными сумасброд доказал ему обратное. Всего лишь говоря с улыбкой: «Да, мой господин», – так, что манящие губы складывались в совершенно иное: «Я никогда не подчинюсь тебе».

Боль ослабла, но не ушла, однако Артемису показалось, что этого достаточно. На мгновение оглянувшись и поймав лукавую улыбку любовника, Акио тряхнул головой, осторожно опираясь на локти и медленно подаваясь назад. Тугой комок боли в животе выпустил иглы, но тут же утих, и альбинос закусил губу, зная, что сейчас надо просто пройти через «не могу», иначе он этой ночью не подарит возлюбленному удовольствие. Гилберт с пониманием поглаживал его бёдра, ягодицы, слегка разводя их в стороны, помогая любовнику, хотя плоть его и готова была взорваться от нетерпения. Тугая задница Акио стискивала его член, и мужчина искренне пытался перебороть себя, удержать под контролем. Хотелось немедленно притиснуть бледное тело к стене, пригвоздить руки к ней над головой и до влажных пятен на простыне трахать его, доводя до изнеможения. Но Найтгест бережно оглаживал напряжённые плечи и до крайности выдвинутые лопатки. Интересно, сможет ли он его довести до того, чтобы Акио распахнул собственные кожистые крылья? Нет-нет, вряд ли он готов. Приобняв любовника за грудь, Гилберт склонился и коснулся губами его затылка.

– Арти? – альбинос вздрогнул, судорожно застонал, и через мгновение чернокнижник ощутил, как тонкие пальцы коснулись его собственных и неожиданно властно повели ниже по часто и мелко подрагивающему животу, затем вместе с ним обхватили напряжённую и истекающую смазкой плоть. Найтгест довольно сощурился и улыбнулся, вновь бережно поцеловал белобрысый затылок.

– Вот оно что. Так?

Он неторопливо огладил член любовника по всей длине. Артемис прогнулся в спине, чуть сильнее сжал его пальцы и протяжно, напряжённо застонал, до упора вжимаясь дрожащими бёдрами в любовника. Тело его часто, мелко содрогалось, спина взмокла, но прижиматься к ней было удивительно приятно, и Гилберт, не стесняясь, притискивал альбиноса к себе ближе, зарывался лицом в его влажные у корней волосы. Наконец, Акио толкнулся бёдрами ему навстречу, затем подался вперёд и с протяжным стоном насадился на плоть любовника, запрокинул назад голову. Получив это безмолвное разрешение, чернокнижник и сам начал двигаться, одной рукой придерживая юношу за талию, второй лаская его плоть, упиваясь бархатными стонами. И пусть под действием специй Акио Гилберт готов был рехнуться от желания, он явно решил утопить возлюбленного в удовольствии: двигался сильно, быстро, то и дело скользя пальцами по головке его члена, вглядываясь в напряжённые изгибы бледного тела. Едва не захлёбываясь собственными стонами, впиваясь пальцами в покрывало до боли в суставах, Артемис подавался бёдрами ему навстречу, буквально впечатываясь задницей в пах любовника. Он то склонялся над постелью, изгибая спину так, что были видны все позвонки, то вскидывался в крепких руках, срываясь на крики. Жгучее болезненное удовольствие прокатывалось по его венам волнами, в груди было тесно и горячо от частого, сбитого дыхания, в голове всё гудело и рассыпалось на мелкие осколки. Когда же удовольствие стало совершенно нестерпимым, и Акио уже был морально готов сорвать голос от собственных воплей, Гилберт вдруг отстранился, покинув его тело. Акио возмущённо вскрикнул, обернувшись на любовника через плечо и явно собираясь накинуться на него.

– Ну-ка иди сюда, – хищно проворковал чернокнижник, рывком переворачивая альбиноса на спину и закидывая его ноги себе на плечи.

Сперва он со сосредоточенным и лукавым одновременно видом покрыл жгучими кровавыми поцелуями его щиколотки, затем обласкал прикосновениями грудь и особенно – соски.

– Гил, умоляю, хватит! – возмущённо простонал Акио, изгибаясь вслед за прикосновениями его рук, ёрзая по постели разгорячённой задницей. Прежде он бы ни за что не произнёс эти слова, но в эти мгновения ему было плевать на собственную гордость: – Возьми меня, Гилберт, умоляю.

Чернокнижник с лукавой улыбкой глядел на то, как изгибается и вздрагивает бледное тело под ним, как Акио облизывает пересохшие от стонов губы. Поцеловав столь любезно подставленную коленку, Гилберт склонился сильнее, буквально складывая юношу под собой пополам. Плоть его надавила на слегка припухшее влажное колечко мышц, и Акио застонал в голос, чуть толкнулся бёдрами ему навстречу, насаживаясь на головку. Довольно рыкнув, придерживая Артемиса за бёдра, Найтгест втолкнулся до конца, наслаждаясь горячей гладкой теснотой и близостью возлюбленного. Что бы ему оставалось делать, если бы не все его затеи? Если бы не его заморочки и капризы? Упиваться одним лишь телом было мало, и Гилберт как никогда был счастлив, что ему всё же приоткрыли душу. Возможно, не до конца и скоро Артемис снова испугается и захлопнет двери, закроется в себе. Но сейчас они были как никогда близко, сейчас было хорошо. Впиваясь жадными поцелуями в приоткрытые губы, исследуя рот языком, Гилберт не переставал двигаться, чувствуя, как ноет в паху от удовольствия. Плоть Артемиса упиралась ему в живот, он ощущал капли смазки и семени на собственной коже, вслушивался в приглушённые стоны.

Акио впивался пальцами в напряжённые плечи любовника, то и дело пытаясь его оттолкнуть. Удовольствие было чересчур жгучим, пьянящим, и ему казалось, что он просто не выдержит его давления. Запрокинув голову назад, он исступлённо, хрипло застонал, хватаясь за простыни и выгибаясь. Гилберту эти моменты казались особенно милыми – Акио пытался отодвинуться и в то же время поплотнее насадиться на его член. Он позволял спустить ноги с собственных плеч, но укладывал их себе на бёдра, не давая сбежать.

– Гил, Гилберт, – точно заведённый шептал Охотник, и грудь его то резко поднималась, то опускалась, а сердце стучало совершенно заполошно. И Найтгест с особым удовольствием наблюдал за тем, как юноша обхватывает собственную плоть ладонью, доводя себя до оргазма. И когда он всё же со стоном излился, чародей взял его руку и поднёс к собственному лицу, слизывая семя. Артемис вздрагивал и выстанывал имя любовника, когда тот ещё некоторое время продолжал сильно, быстро двигаться в нём, а затем кончал. Акио в принципе не терпел, когда с ним так поступали. Никому не позволял, кроме Гилберта. – Гил.

Медленно покинув тело любовника, Найтгест опустился рядом с ним на постель и властно приобнял. Он знал, что Артемис быстро замёрзнет и сам забьётся в его объятия, но пока что позволял ему отдышаться чуть поодаль.

– Почему всё-таки мятный ликёр? – не выдержав, поинтересовался чернокнижник, наблюдая за тем, как Акио садится в постели, дрожащий и улыбающийся, тянется к тумбочке, где лежат его ароматные сигареты.

– Это странно, – закурив, наконец, говорит Артемис, глядя на любовника и чуть поглаживая его свободной рукой по груди, то и дело задевая соски. Немного помолчав, он перебирается с ногами на кровать, а затем осёдлывает чернокнижника. Он чувствовал, как на бёдра с ягодиц любовника стекает семя, но ничего против не имел. – Давно, очень давно, мы с… семьёй ездили за границу, к дяде. Это было в канун нового года. Мы с матерью и Сэто отправились к дяде в офис, когда он ещё работал таким образом. И он предложил нам попробовать мятный ликёр, который ему подарила секретарша. Мать запретила пить Сэто, но мне со скрипом согласилась налить немного, буквально в крышечку от бутылки. Он был абсолютно химическим, ненатуральным: ярко изумрудным с сильным запахом, похожим на мятную пасту. Собственно, на вкус он был точно таким же – отвратительный. Мне он сразу понравился, и я весь вечер тихо доливал себе, когда взрослые отворачивались. Так и отрубился в том офисе. Мне было восемь.

Усмехнувшись, Акио с удовольствием затянулся и запрокинул назад голову. Волосы его растрепались, теперь слегка вились от влаги, и, в общем и целом, Артемис имел вид сытый и крайне довольный.

– Ты сумасшедший, – тихо рассмеялся Гилберт, поглаживая возлюбленного по бёдрам и животу, то и дело щекоча впадинку пупка кончиками пальцев, пусть Охотник и начинал беситься, когда он так делал. – Ты обещал, что мы выпьем вместе.

– Конечно.

Артемис потянулся, затушил сигарету в пепельнице, забитой точно такими же окурками и пеплом, а затем взял с тумбочки заветную бутылку. Стоило ему отвинтить синюю крышку, как в нос ударил сильный запах спирта и мяты, ничуть не напоминающий зубную пасту. Скорее уж сладковатую водку! Гилберт чуть наморщил нос и удивлённо приподнял брови, когда его «неженка» сделал несколько больших глотков прямо из горла. Довольно вздохнув и тряхнув головой, Артемис заулыбался совершенно шальным образом:

– Потрясающая вещь. Попробуй. Где ты его достал?

– Это было отнюдь не легко, – честно сознался чернокнижник, пусть ему и хотелось выглядеть перед возлюбленным всемогущим. Он принял в руки бутылку и осторожно сделал глоток, тут же поморщившись под ехидным взглядом Артемиса. Это была самая настоящая мятная водка! – Тьма великая, ну и пакость! Мне надо было пометаться по многим местам до того, как я нашёл магазинчик. Судя по всему, где-то в Финляндии. Хозяин уже почти покинул свою лавочку, когда я явился туда. Собственно, вот и вся быль.

– Спасибо, – Артемис улыбнулся и подмигнул возлюбленному, снова прикладываясь к бутылке, содержимое которой Гилберт про себя забраковал. Но этот лис выглядел таким довольным, что чернокнижник уже отказывался понимать что-нибудь о нём.

Удовлетворившись ещё несколькими глотками, Акио отставил бутылку на её прежнее место, а сам скатился на кровать рядом с возлюбленным и прижался к нему спиной, обнимая свою подушку. Гилберт улыбнулся, зная, что за этим последует, но не торопился оборачиваться и прижимать юношу к себе, наслаждаясь его тихим дыханием. Наконец повернувшись, маг уткнулся носом в затылок возлюбленного, поглаживая его по животу кончиками пальцев. Теперь от него пахло мятой и алкоголем, и вампир чувствовал, насколько расслабленным стало тело Акио, а это неожиданно заводило. Чернокнижник провёл пальцами по груди возлюбленного, обласкал соски, и дыхание Артемиса участилось. Он слегка поёрзал, теснее прижимаясь спиной к груди возлюбленного, а затем потёрся ягодицами о его плоть. Поняв, что юноша, как и обыкновенно, не возражает, Найтгест чуть стиснул ягодицы Акио, разводя их в стороны и потираясь меж них членом. Артемис застонал, выгнулся, запрокидывая голову на плечо возлюбленному, затем чуть поворачивая её и явно пытаясь отловить губы брюнета. Растягивая удовольствие, Гилберт не торопился потакать этому желанию, но медленно втолкнулся в его тело, позволяя почувствовать каждое мгновение проникновения. Он знал, как это возбуждает любовника, хоть и не мог понять, почему. Впрочем, разбираться в чужом теле – себе дороже. Главное, что он знал об этом и нагло пользовался, а теперь и наслаждался результатами. Артемис дрожал в его объятиях, живот его мелко, часто содрогался, крепкие мышцы ануса стискивали плоть, массируя. Приподняв ногу, он закинул её на бедро вампиру, тут же сдавленно охнув и замерев – не дожидаясь, пока Акио закончит устраиваться, как будто в гнезде, Гилберт начал двигаться, придерживая его за бедро. После прошлого «захода» плоть его с трудом проникала, но разве то его когда-либо останавливало? Впиваясь пальцами в подушку, выдыхая в неё стоны и ругань, Акио поймал вторую руку Гилберта, переплетая с ним пальцы, а затем и вовсе прижимая к собственным губам.

– Я люблю тебя, – тихо, но отчётливо произнёс Гилберт возле уха Акио, тут же оставляя рядом засос. – Ты мой, Арти, слышишь? Мой, и я никому тебя не отдам.

– Люблю, – только и отозвался Акио со стоном, выгнувшись в руках чернокнижника и, наконец, оторвавшись от подушки.

Пожалуй, только так из этого лиса и можно было выбить слова нежности: в противном случае он начинал язвить или же вовсе делал вид, что занят и ничего не слышит. В этом был весь Артемис.

❃ ❃ ❃

Проснувшись утром и не обнаружив в своих объятиях Акио, Гилберт не на шутку разозлился и, чего уж там – испугался. Однако приподнявшись и обнаружив его сидящим возле стола, немного успокоился.

– Арти? – хрипло окликнул он, опираясь на локти и изо всех сил пытаясь подавить чудовищный зевок. За окном только-только начинало светать, но во дворе замка кто-то всё ещё горланил непристойные песни про правителя элементалистов, с завидным профессионализмом рифмуя слова «член» и «тлен». – Ты чего ушёл?