Текст книги "Конец партии: Воспламенение (СИ)"
Автор книги: Кибелла
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 46 страниц)
========== Пролог ==========
Загляните в свои собственные души и найдите в них искру правды, которую боги поместили в каждое сердце и из которой только вы сами сможете раздуть пламя.
Сократ
Глядя на двух людей, сидевших друг против друга за уставленным свечами столом в просторном помещении шато Эрменонвиль, можно было бы подумать, что один из них, подобно вампиру, выпил из другого все жизненные силы. Действительно, в глубоком старике, уплетающем за обе щеки ароматное печенье, жизни и воли к ней чувствовалось куда больше, чем в его собеседнике – бледном, болезненно худом юноше с внимательными светлыми глазами, с жадным видом ловившем каждое произнесенное слово. Непроницаемое лицо юноши казалось спокойным, но то, какая бездна волнения скрывается за этой маской, выдавали тонкие белые пальцы, с ожесточением комкающие салфетку.
– Вы рассказываете действительно удивительные вещи, – посмеиваясь, проговорил старик и придвинул к себе блюдо с вишнями. – Такого мне слышать еще не доводилось… берите, угощайтесь.
Коротким жестом юноша от предложенных ягод отказался. Не притронулся он и к вину – наполненный бокал стоял перед ним, не удостаиваясь даже крошечной толики внимания.
– Вы верите мне? – тихо, но твердо спросил молодой человек, глядя прямо в глаза своему собеседнику. Старик посидел немного в молчании, то ли обдумывая ответ, то ли испытывая чужую выдержку, и наконец ответил:
– Я достаточно прожил, чтобы отличать, кто врет мне, кто приукрашивает, чтобы казаться интереснее, а кто говорит правду. Так вот, вы относитесь к последним. Я вам верю.
Нельзя описать, сколько радости промелькнуло на лице юноши при этих последних словах. Сжав салфетку в кулаке что было сил, он задал тот вопрос, ради которого, судя по прерывающемуся голосу, и затеял весь этот разговор:
– Вы действительно думаете, что путешествия во времени возможны?
– Почему нет? – старик разломил в ладони очередное печенье. – Разделение времени на часы, годы и века придумали мы, люди… возможно, мы ошиблись, и время – вовсе не идеальная прямая, стремящаяся неизвестно куда? Возможно, века наслаиваются друг на друга, и между ними существуют ходы, как… – он задумчиво нахмурился, – как кроличьи норы.
Юноша озадаченно сморгнул, он явно не ожидал такого сравнения.
– Норы?
– Именно, – покивал старик, явно увлеченный своей мыслью. – Может, таких ходов существует великое множество, просто мы не замечаем их? Подумайте только, может, даже в здешнем парке под каким-нибудь незаметным деревцем есть ход, который проведет нас в грядущие века или, скажем, во времена Карла Великого…
Старик замолчал, видимо, оценивая открывшиеся перед ним перспективы. Но юноша не замедлил со следующим вопросом:
– А это устройство? Что вы о нем думаете?
Старик встряхнулся, будто выпадая из философского транса, и озадаченно глянул на небольшой черный предмет прямоугольной формы, лежащий рядом с его тарелкой. Судя по тому, что изображенное на гладком блестящем корпусе надкушенное яблоко уже изрядно потерлось, предмету этому явно был не один год, но видно было, что обладатель заботится о нем – об этом свидетельствовал явно нарочно сшитый чехол из плотной ткани.
– Если честно, даже представить не могу, – старик в который раз за вечер повертел устройство в руках. – Одно знаю точно – ни такого материала, ни такой эмблемы мне до сих пор не доводилось встречать.
– Раньше он светился, – убежденно заговорил юноша. – Когда он только оказался у меня в руках, он источал свет. Я точно это помню, хоть и был совсем ребенком.
– И что же, вы не пробовали его починить?
– Пробовал, конечно. Но все часовщики разводят руками. В этой вещи нет механизма, который можно было бы заменить или смазать, чтобы заставить ее вновь работать.
– Занятно, – проговорил старик, засовывая странный предмет обратно в чехол и возвращая его владельцу; тот тщательно уложил устройство на дно кармана и лишь потом вернулся к беседе. – Но на этот вопрос я вряд ли смогу дать ответ, увы… Возможно, ваш странный гость мог бы…
На лице юноши отразилось необыкновенное волнение, будто он вспомнил что-то, что будоражило его воображение уже не один год. Он сжал на секунду губы, что-то взвешивая, и наконец решился:
– Он… он сказал мне, что… – впервые за все время разговора юноша отвел взгляд чуть в сторону. – Что он не один.
– Не один? – удивленно захлопал глазами старик. – Что вы имеете в виду?
– Он сказал, что за ним придет еще кто-то. Какая-то девушка, если я правильно его понял…
Брови старика медленно поползли вверх.
– Девушка?
– Да, – подтвердил юноша и вдруг чуть заметно покраснел. Старик добродушно рассмеялся, откидываясь на спинку стула:
– Позвольте, все это становится все более интересным.
– Но я ее так и не встретил, – вновь возвращая взгляд к лицу собеседника, немного растерянно заговорил юноша. – Она так и не появилась…
– Обязательно появится, – с невероятной уверенностью заявил старик. – Кто знает, может, она, отстав от своего спутника всего на минуту, в пересчете на наше время отстала на несколько лет?
– Я думал об этом, – проговорил юноша, расправляя на коленях многострадальную салфетку. – Но вряд ли я смогу ее найти, даже если она появится…
– Нет, нет, нет, – оборвал его старик. – Если вы должны встретиться, то встретитесь обязательно, рано или поздно. Вы знаете, как она выглядит?
Юноша отрицательно покачал головой:
– Не имею понятия.
– Хм… – старик постучал по столешнице кончиками пальцев. – А имя? Он назвал вам имя?
В воцарившейся на секунду тишине слышно было, как тихо потрескивают свечи. Где-то в парке пронзительно крикнула, возвещая о близком наступлении ночи, какая-то птица.
– Да, – наконец выговорил юноша; его светлые глаза теперь казались почти прозрачными. – Имя он мне назвал.
========== Часть 1. За закрытой дверью. Глава 1. В Париже ==========
– Наташа!
Окрик настиг меня, когда я, подстегиваемая автомобильным гудком, перебегала улицу Ренар. Я оступилась и угодила носком сапога в лужу. Пронесшийся мимо таксист крикнул мне что-то по-арабски, судя по интонации – нелицеприятное.
– Наташа!
Голос принадлежал Мари, милой девчонке, с которой я сегодня на лекции поделилась бумагой и ручкой. Привстав из-за столика, она радостно улыбалась и махала мне рукой, приглашая присоединиться к ней. Не сказать чтобы мне сильно хотелось распивать кофе в компании девицы, которую я едва знаю, но при одной мысли, что в квартире меня ждет унылая и одинокая тишина в компании одного лишь ноута, я развернулась, едва не добежав до тротуара, и, записав на свой счет по пути еще пару ближневосточных ругательств, побежала обратно.
– Я тебе кричу, а ты не слышишь, – Мари заулыбалась так, как улыбаться умеют только француженки – стремясь продемонстрировать одновременно крайнюю степень дружелюбия и идеально отбеленные, ровные зубы. Я плюхнулась на стул рядом с ней и вытряхнула из капюшона попавшие туда капли редкого дождя.
– Задумалась.
– Сейчас придет Дамьен, – сообщила Мари, и я тут же пожалела, что не проигнорировала ее окрик. Дамьен относился к тому редкому подвиду симпатичных парней, чьи любовные флюиды в мою сторону не вызывали у меня ничего, кроме зубной боли. Все мягкие и не очень намеки на то, что у меня уже есть парень, сокурсник предпочитал элегантно не замечать, и подчас я не знала, куда от него деваться. Сегодня я весь день с успехом не попалась ему на глаза, но теперь он угрожал неумолимо меня настигнуть. Оставалось одно – побыстрее выпить эспрессо и смыться.
– Вообще-то, – осторожно заговорила я, – у меня мало времени…
Мари сделала жалобное личико:
– Ну пожалуйста, хотя бы подожди его со мной. Мне так скучно…
– А он скоро придет?
– Он сказал… – Мари глянула на экран телефона, – через двадцать минут.
Я немного приободрилась. За это время я могла выпить сотню эспрессо. Тут же, как почувствовав, подскочил официант, и я с чистым сердцем сделала заказ.
– Что делаешь на выходных? – спросила Мари, едва паренек скрылся. Меня она изрядно озадачила этим вопросом, и я даже не сразу смогла придумать, что ответить:
– Ну… наверное, отдыхаю…
– Не хочешь поехать с нами за город? – тут же просияла лучезарной улыбкой моя собеседница. – Мы хотим снять коттедж…
Предложение было весьма заманчивым, но я не могла понять, почему оно исходит от девицы, с которой до сегодняшнего дня я едва ли перемолвилась и словом. Сложно сказать, что я настолько популярна на курсе, чтобы быть желанным гостем на любой вечеринке. Оставалось лишь одно предположение, и я не замедлила его озвучить:
– А Дамьен там будет?
– Конечно, – энергично закивала Мари и отправила себе в рот кубик сахара. – Он это все и организовал…
Я еле удержалась, чтобы не хмыкнуть со всем возможным скепсисом. Беда с этими французскими ухажерами.
– Ну так что, – незамутненный взгляд Мари вновь устремился на меня, – поедешь?
– М-м-м… – я попыталась спешно придумать какую-то отмазку, но, как назло, все нужные французские слова выветрились у меня из головы. – Нет, наверное, я не смогу…
– Ну вот, – огорченно протянула девица и вновь потянулась к сахарнице. По моему мнению, ей, с ее комплекцией, стоило бы остановиться в поедании сладкого, но я, опять же, не смогла правильно сформулировать фразу. – Почему?
“Потому что я не хочу, чтобы этот козел нажрался и лапал меня”, – увы, моего запаса французского сленга и подавно не хватило, чтобы так ответить.
– Я хотела… – и фантазия, как назло, отказала, поэтому я использовала самый беспомощный из всех возможных предлогов. – Я хотела просто погулять по Парижу… посмотреть город…
Предлог был действительно никудышный: Мари тут же ответила, как только мог и ответить человек, проживший в этом городе всю жизнь:
– Да ладно, что тут интересного? Ну, Лувр разве что…
– Ну, я давно не была в Париже, – принялась выкручиваться я. – И почти ничего не помню.
– Совсем ничего?
Вопрос не то чтобы резанул – скорее, поцарапал, как кончик иголки. Я сделала глоток эспрессо и машинально огляделась: этот жест вошел у меня в привычку, я проделывала его всякий раз, как только что-то напоминало мне о том, что произошло двенадцать лет назад на дороге Жоржа Помпиду. Глупо было на это надеяться, но я все равно всякий раз ожидала увидеть в бесконечной разноцветно-серой толпе человека с красным цветком в петлице.
– Ну… – я с усилием вернула свой взгляд собеседнице. – Я чуть не утонула.
Она широко распахнула густо подведенные глаза, отчего они стали похожими на два блюдца.
– Как это случилось?
Я уже не рада была, что зачем-то сказала ей об этом, но теперь увильнуть от рассказа не получилось бы. Почти не скрывая раздражения, я допила кофе залпом и, ощущая, как горло обжигает горечь, сухо заговорила:
– Мне было почти девять, я была тут с мамой и ее подругой. Мы гуляли на набережной, они разговорились о чем-то и ушли вперед, а я попыталась выловить из воды какой-то то ли листик, то ли что-то в этом духе… Ну, и упала в воду, конечно.
Мари слушала, затаив дыхание.
– Я даже испугаться не успела, – призналась я, прикрывая на секунду глаза: несмотря на то, что воспоминаниям была дюжина лет, они были настолько четкими, будто все это произошло вчера. – Плавать я никогда не умела и сразу пошла бы ко дну, конечно, но…
– Вау! – восторженно воскликнула Мари. – Тебя кто-то спас?
– Ну да, – с непонятной неохотой подтвердила я. – Кто-то выхватил меня из воды. Я была слишком растеряна и даже лицо его не запомнила. Только голос – он мне что-то сказал, но я не поняла, – и цветок у него на груди. Такой ярко-красный, как кровь.
– Роза?
– Нет, – отмахнулась я. – Розу я бы сразу узнала. Это был нарцисс, кажется.
Мари с удивленным видом поморгала.
– Но ведь красных нарциссов в природе не бывает…
Как будто я сама этого не знала – еще тогда, вернувшись из поездки, перерыла весь интернет в поисках похожего цветка, чтобы понять, что таких не существует вовсе. Я хотела рассказать и продолжение истории: как незнакомец почти сразу исчез, будто в воздухе растворился, тут же подбежала мама, отругала меня за неосторожность, за насквозь промокшую одежду и за слишком живое воображение: по ее словам, никакого мужчины с красным бутоном она в глаза не видела, и вообще на набережной, кроме нас, не было практически никого, – но тут заметила приближающегося к нам, широко улыбающегося Дамьена.
– О, вот и он, – я тут же подскочила со стула и принялась натягивать куртку. – Ладно, Мари, я спешу…
– Да ладно тебе, – она была не на шутку удивлена скоростью, с которой я намерилась убегать, – посиди с нами…
– Нет, правда, времени нет, – неуклюже оправдалась я и, оставив на столике деньги за эспрессо, выскочила из кафе. С Дамьеном мы разминулись буквально на секунду, и я кинулась вновь перебегать улицу, сделав вид, что из-за шума машин не расслышала, как он меня окликнул.
– Шайтан! – рявкнул мне очередной последователь Аллаха.
– Сам такой! – не растерялась я и почти бегом бросилась в сторону дома.
Денег, так внезапно свалившихся на меня полтора года назад, хватило, чтобы мне не пришлось коротать вечера в общаге, а на все время пребывания в Париже снять миниатюрную квартирку в двадцати минутах ходьбы от университета. Располагалась она на втором этаже чудовищно старого дома, в котором лифт заменяла не менее чудовищная лестница, спускаясь с которой, я постоянно боялась упасть и свернуть себе шею. Сырость из квартиры я вытравила в первые же два дня с помощью обогревателя, и домашний уют зацвел пышным цветом: пользуясь тем, что ко мне редко заходили даже соседи, я совершенно не утруждала себя тем, чтобы поддерживать какую-то иллюзию порядка, и поэтому в комнате на стуле сушились полотенца и носки, почти половину миниатюрного помещения, исполнявшего роль прихожей, занимала груда обуви, а всегда разобранная двуспальная кровать была наполовину завалена вещами, из кучи которых я каждое утро методом тыка выбирала, что надеть. В общем, за месяц я окончательно свыклась с новыми условиями своего существования и даже перестала скучать по своей питерской квартире, где с моим отъездом воцарилось запустение и тишина. Цветы, продукты из холодильника и Косяка забрала к себе мама, разнеся по пути в пух и прах мое намерение взять горностая с собой.
– Даже не думай, – грозно сказала она, скармливая жадному зверю кусок вырезки, – он же не перенесет полет, ему будет плохо…
Косяк посмотрел на меня хитро, заглотил мясо, не жуя, и потянулся за новым куском.
– Но мне без него… как-то некомфортно… – вяло противилась я. Но мама была неколебима и решительно сгребла Косяка в родственные объятия.
– Нет, он останется со мной.
Я хотела было сказать, что ее мужу придется запасаться мазью от укусов и готовиться к тому, что первые несколько недель его будут нещадно грызть при первой попытке приблизиться, но махнула на это рукой – пусть сами разбираются, – и пошла собирать чемодан.
Андрей не хотел меня отпускать. Когда он понял, что поездка в Сорбонну – больше не иллюзорно-гипотетическая перспектива, и у меня на руках уже есть папка с документами, авиабилеты и договор аренды, то сразу начал с возмущенным видом качать права.
– Я тебя знаю, – бухтел он, помогая мне между тем закрыть чемодан, – ты вечно влипаешь во всякие неприятности…
Последний раз я влипала в неприятности полтора года назад, а с тех пор моя жизнь протекала ужасающе спокойно, без каких-либо серьезных потрясений, о чем я тут же Андрею и напомнила. Но его это не убедило:
– Ты одна, в незнакомом городе, а если что-то случится?
– Да прекрати, – отмахнулась я, укладывая в сумку косметику. – Ну что может случиться? Там куча народу учится, и пока все вроде бы живы…
– Но ты-то умеешь найти проблемы на пустом месте.
– С чего это ты взял? – фыркнула я. – Обычно это ты находишь проблемы на пустом месте, а разгребать их почему-то приходится мне.
На это Андрей обиделся, шмыгнул носом и замолчал. Но мне недолго было суждено наслаждаться тишиной: помогая мне загрузиться в такси, он вдруг выдал с необычайной решимостью:
– Я к тебе приеду.
– Приезжай, – легко согласилась я, целуя его на прощание. – Получай визу и приезжай.
Казалось бы, ситуация прямо располагала к тому, чтобы пустить скупую слезу, обнять Андрея и минуты две его не выпускать. Я бы так и сделала, честное слово, если бы не позвонившая мне за неделю до этого Света. Она, как всегда, узнав потрясающий секрет, не смогла держать язык за зубами и решила тут же меня обрадовать:
– А он тебе предложение сделать хочет!
Как раз в этот момент я, как назло, сидела перед ноутбуком и мирно попивала чай. Стоит ли говорить, что спустя секунду весь экран оказался забрызган, а содержимое пузатой розовой кружки чуть не оказалось на клавиатуре?
– Кто? – я, как всегда, в критической ситуации проявила себя мастером идиотских вопросов.
– Андрей! – радостно подтвердила Светка. – Хочет дождаться, пока ты приедешь, и сделать!
Несколько секунд подавленного молчания потребовалось мне, чтобы переварить услышанное, а затем рука моя сама собой потянулась к пачке сиграет.
– Эй, – кажется, такой реакции подруга вовсе не ожидала, – ты там что, в обморок от радости грохнулась?
– Нет, – деревянным тоном сказала я, прикуривая. – Слушай, я потом перезвоню, ладно?
В таком положении я оказывалась впервые и даже не знала, что думать по этому поводу. И уж тем более – что делать. Казалось бы, мы с Андреем вместе больше двух лет, и совершенно комфортно при этом себя чувствуем. После того, как я опять осталась одна в квартире, я, не чувствуя в себе сил там находиться, какое-то время даже жила у Андрея, но для меня это было лишь необходимой терапией после того, что на меня свалилось тем далеким летом, а для него, как теперь выяснилось – репетицией будущей семейной жизни.
Я любила его, наверное. По крайней мере, у меня не было ни одного аргумента в пользу того, что я его не люблю. Но замуж?..
В общем, прощальных слез и объятий не получилось. Я даже чувствовала какое-то облегчение, какое, наверное, чувствует получивший отсрочку приговоренный к смерти, когда захлопывала дверь машины. Только одна убийственная мысль настигла меня уже в аэропороту: может, его желание приехать – лишь свидетельство того, что он решил не ждать, когда я вернусь?
“А почему бы нет?” – иногда мелькало у меня в голове. После той невероятной истории полуторагодовой давности Андрей тоже изменился, как и я, и сложно сказать, что в худшую сторону. По крайней мере, он нашел нормальную работу, прибавил себе солидности и перестал вести себя, как дорвавшийся до взрослой жизни четырнадцатилетний мальчишка. Когда-то я была этому рада, но теперь отчаянно желала отмотать время назад, чтобы не допустить этого преображения. Прежнему Андрею даже в страшном сне не могла бы прийти в голову идея с женитьбой. Впрочем, как я догадывалась, была этому и еще одна причина, которую он один раз, не сдержавшись, озвучил.
– Слушай, – как-то раз недовольно сказал он, когда мы лежали в постели и отдыхали, переводя дыхание, – мне кажется, что он с нами третий.
– Поумерь свои эротические фантазии, милый, – язвительно откликнулась я и завернулась в одеяло. Ошибкой было думать, что на этом разговор закончится, Андрей от моего ответа только больше завелся:
– Мои эротические фантазии? Нет, это твои, блин, фантазии, Нат! Даже не говори, что до сих пор его не вспоминаешь!
Я закуталась еще плотнее и метнула на Андрея уничтожающий взгляд.
– Вспоминаю, и что? Сейчас я думала только о тебе, и надеялась, что это взаимно.
– Не ври, – мрачно высказался Андрей, и настроение у меня испортилось окончательно. Казалось бы, я никогда не давала ему повода в чем-то меня подозревать (ну, кроме истории с Терпсихорой, но о ней лучше было сейчас даже не вспоминать), и он, устав искать повод для ревности, нашел его самостоятельно.
– Прекрати, – отрезала я, садясь на постели. – Что ты хочешь этим доказать? Почему ты вообще завел этот разговор?
– Потому что меня бесит, как ты трепетно относишься ко всяким дохлым монархам!
Мне хотелось придумать что-нибудь остроумное на тему того, что соревноваться с тем, кто уже мертв – дело заведомо проигрышное, но я решила не метать бисер, молча поднялась и, накинув себе на плечи халат, пошла на кухню. Там я сидела в одиночестве довольно долго, успев выкурить не одну сигарету, пока злость Андрея в конце концов перегорела, и он пришел мириться. Помирились мы прямо там, едва не угробив и без того дышащий на ладан стол, и больше на эту тему не заговаривали. А теперь у меня то и дело вспыхивала удивительно простая мысль: может, именно тогда ему пришла в голову мысль о свадьбе? Чтобы больше не мучить себя, закрепить свое право собственности и успокоиться. Хотя бы для виду…
Мне стало противно. Я хлопнула дверью квартирки с такой силой, что та чуть с петель не слетела, упала на постель и притянула к себе ноутбук. Как всегда в минуты, когда мой и без того внушительный душевный раздрай достигал своего апогея, мне хотелось излить душу хоть кому-то, кто готов будет меня выслушать, не стесняясь в выражениях и не ограничивая себя в мыслях. Но в скайпе, как назло, никого не было – ни виновника всех моих самотерзаний, ни Светы, ни Анжелы, ни даже Ирочки, вдумчивой и внимательной девушки с психфака, с которой я познакомилась, составляя очередной репортаж, и с тех пор регулярно писала, жалуясь на несправедливость жизни. Именно Ирочка, кстати, окончательно укрепила меня в намерении уехать.
– Мне кажется, у тебя проблемы с чувством времени, – с убежденным видом сказала она, выслушав меня. – Тебя держит какое-то событие, которое произошло очень давно…
– Давнее, чем ты думаешь, – добавила я.
– Вот-вот. Несмотря на то, что уже прошло много времени, эмоционально ты все равно застряла в том моменте и не можешь оттуда выкарабкаться.
– И что мне делать? – безжизненно осведомила я, отмахиваясь от лезущих в голову воспоминаний.
– Мне кажется, поездка тебе поможет, – заулыбалась Ирочка. – Новая обстановка, новые знакомства… думаю, тебе станет лучше.
Я ей поверила, а зря. Ни черта мне не стало лучше. Обстановка, как выяснилось, не сильно отличалась от той, что окружала меня в Питере, а новые знакомства… невероятно глупая Мари, озабоченный урод Дамьен – вот, пожалуй, все связи, которые мне удалось наладить за месяц с лишним. Никогда я не считала себя человеком нелюдимым, но последнее время (ну, какое последнее – уже полтора года) ничто не могло избавить меня от чувства, что мы с большинством окружающих меня как будто принадлежим разным мирам. Они снуют, как муравьи, решают какие-то свои мелкие дела, им никогда не приходилось испытывать, каково это, когда в тебя целят из пистолета, каково это, когда на твоих глазах убивают того, кто был тебе по-настоящему дорог. Каково это – умирать.
Глупо было спорить: все мои попытки вернуть жизнь в прежнюю колею были заранее обречены на неудачу. Это не улица Ренар, которую я могу почти перебежать, а затем развернуться и отправиться обратно. Какая-то грань уже перейдена, и все, что я пытаюсь сделать – лишь отсрочка неизбежного, нелепые попытки тонущего ухватиться за торчащее из воды тоненькое деревце.
Я сдавленно ругнулась себе под нос. Опять в голову лезут все эти дурацкие ассоциации. Обыденность, как выяснилось, может душить не хуже заливающейся в рот и нос воды. Только сейчас рядом вряд ли окажется загадочный незнакомец, готовый протянуть руку помощи.
Тягостно вздохнув, я отложила ноутбук и тоскливо посмотрела в испещренный трещинами серый потолок. На самом деле, потолок был болезненного светло-желтого оттенка, но последнее время все казалось мне каким-то выцветшим. Даже мой любимый ярко-полосатый шарф отчетливо стал сероватым.
В голову мне пришла удивительно простая в своей гениальности мысль: а не нажраться ли? В конце концов, сегодня вечер пятницы, и глупо будет проводить его, в одиночестве предаваясь экзистенции. Денег у меня было достаточно, чтобы не отказать себе в развлечениях, поэтому я заставила себя подняться и пошла в ванную краситься.
Я была занята тем, что тщательно подводила правый глаз, стараясь добиться идеальной симметрии, когда до меня донесся из комнаты резкий и гулкий стук.
Я вздрогнула, стрелка едва не скособочилась, но я не обратила на это внимания и метнулась из ванной. Сомнений не было – стук доносился из-за крепко запертой на амбарный замок двери кладовой.
У меня начали мелко стучать зубы. Я некстати вспомнила, как милый старичок, сдавший мне квартиру, с милой улыбкой спросил, боюсь ли я привидений.
– Нет, – совершенно честно ответила я, осматриваясь. – Привидений я не боюсь.
– Вот и славно, – старик потер сухие ладони с видом, будто только что приятно чему-то удивился, и быстро перевел тему, начав рассказывать о том, где в окрестностях продают самые вкусные багеты. Тогда я не обратила внимания на его слова, а теперь, как выяснилось, стоило бы. Наверное, если б я увидела настоящее привидение – полуразмытый, почти прозрачный белый силуэт, – я бы не испугалась. Но загадочное нечто по ту сторону двери испугало меня на порядок больше. Хорошо хоть, дверь не тряслась, как в ужастиках, будто ее хотят открыть, иначе бы я точно со страху упала в обморок.
Я стояла неподвижно, слушая ритмичные и размеренные звуки и боясь даже пошевелиться. Затем с той стороны до меня донесся будто приглушенный помехами мужской голос, и стук прекратился. Стало так тихо, что я едва слышала, как колотится мое сердце.
Осторожно приблизившись к двери и вздрагивая всякий раз, как под моим весом поскрипывал пол, я приложила ухо к косяку. Ничего. Тишина.
– Твою ж мать, – пробормотала я, начиная догадываться, почему аренда квартиры в двух шагах от Риволи стоила сущие копейки. А еще – почему милый дедушка прописал в договоре, что его досрочное расторжение не повлечет за собой никакой компенсации. Проще говоря, я останусь и без денег, и без крыши над головой, если вздумаю уехать раньше времени.
Еще несколько минут я постояла, прислушиваясь к тишине за дверью, но стук не повторился. Из последних сил строя предположения, что это могут быть крысы, я почти прокралась обратно в ванную и в спешке закончила макияж. Желание как можно скорее свалить и трезвой домой не возвращаться усилилось у меня раза в два.
О парижских клубах я знала чуть менее, чем ничего, поэтому, выйдя из дома, отправилась куда глаза глядят, про себя решив завернуть в первый же бар, который привлечет меня горящей вывеской. Но, очевидно, я выбрала неверную дорогу: все попадавшиеся мне на дороге заведения были либо уже закрыты, либо закрывались. Вдобавок ко всему я начала замерзать.
– Блеск, – пробормотала я, запахивая воротник пальто, и тут мне навстречу вывавлились из какого-то переулка два вусмерть пьяных немца. Если один из них еще держался на ногах, то второй был практически в отключке и кое-как ковылять мог, лишь поддерживаемый заботливым другом за руки. Решив, что опасности эти двое не представляют и при этом обладают бесценной информацией, я подошла к ним.
– Хенде хох, ребята, – поприветствовала я их, переходя на английский. – Где вы так набухались?
Первый, тот, который худо-бедно, но сохранял остатки адекватности, поднял на меня совершенно осоловелый взгляд.
– Was?
– Где вы пили? – повторила я громче и четче, надеясь, что до его пропитых мозгов дойдет.
Как ни странно, дошло. Пошевелив беззвучно губами, немчик указал мне куда-то в глубину переулков и ради такого случая даже вспомнил пару английских слов:
– Иди туда.
Ему пришлось освободить одну руку, и пьяный дружок его едва не спланировал на мостовую. Немчик едва успел подхватить его в последний момент.
– Danke, чувак, – вежливо сказала я и двинулась в указанном направлении.
Из Сены выловили труп. Я видела, как его вытаскивают, когда нетвердым уже шагом проходила мимо собравшихся на набережной зевак. Все с интересом разглядывали распухшее от воды тело, кто-то исправно кричал: “фу!”, но уходить даже не думал. Чуть в отдалении безутешно рыдала, уткнувшись в колени матери, белокурая девчонка лет восьми.
– Бедняга, – услышала я внезапно русскую речь. – Полез спасать и сам утонул…
– Пьяный, небось, – пояснил еще кто-то словоохотливый.
На миг мне показалось, что на груди трупа мелькнуло что-то красное, и я невежливо оттолкнула кого-то, чтобы прорваться поближе к телу. В ушах шумело от виски, и я не услышала возмущенного возгласа за своей спиной, но перед глазами все еще не двоилось, и даже под неярким светом фонаря я смогла разглядеть, что привлекшее меня нечто – всего лишь красное пятно, наверное, от вина, на льняном пиджаке погибшего. Не цветок. Не красный нарцисс.
“Просто проблемы с чувством времени”, – напомнила себе я и направилась дальше. Как раз в этот момент девочка перестала плакать и обернулась, но я не стала смотреть в ее лицо.
Домой я возвращалась по опустевшим улицам часа в четыре утра. От услуг таксистов я героически отказалась, памятуя, какие цены обычно ломит ночное парижское такси, особенно когда речь идет о том, чтобы развозить по домам тех, кто от души отдохнул в ночном клубе, и, сказав, что торопиться мне некуда, углубилась в закоулки Латинского квартала. Улицы, как уже упоминалось, были пусты, уличная преступность отправилась спать, и поэтому я вышагивала по мощеным улочкам, совершенно не беспокоясь за собственную неприкосновенность. И действительно, первый прохожий мне встретился, когда до моего дома оставалось минут пять-семь ходу.
– Гражданка! – донесся до меня звонкий мальчишеский голос. Вообще я не оборачиваюсь по ночам на окрики, но тут невольно остановилась и повернула голову. В конце концов, ко мне так еще никто не обращался.
Мальчику было, судя по всему, лет двенадцать. В темноте я плохо видела, как он выглядит и во что одет, заметила только, что он подходит ко мне и протягивает какой-то букет.
– Купите цветы, гражданка! Красивые, прямо как вы!
“Типичный француз подрастает”, – подумала я, роясь по карманам в поисках мелочи. Но, как назло, все монеты я оставила на чай любезному бармену в последнем клубе.
– Извини, парень, денег нет, – развела я руками и пошла дальше. Наверное, изрядное количество алкоголя, пропитавшее мой мозг в ту ночь, сказалось, поэтому удивительно простая, но ударившая меня, как молния, мысль пришла мне в голову, когда я уже готовилась завернуть за угол.
Кто и на кой хрен будет продавать цветы в Париже в четыре часа утра?!
Почти бегом я вернулась обратно, но мальчишки уже и след простыл. Только осталось лежать на мостовой что-то маленькое, ярко-алое и безусловно мне знакомое.
Я не успела наклониться, чтобы подобрать его и убедиться, что это то, о чем я думаю – внезапно налетевший порыв ветра взметнул мои волосы, задрал мне юбку чуть ли не до ушей и, подхватив красный бутон, унес его куда-то в неведомые дали. Я стояла еще несколько секунд неподвижно, пытаясь хоть как-то это все осмыслить, а затем стремительно развернулась и, на ходу запрещая себе думать об этом, направилась домой.