Текст книги "Милосердие (СИ)"

Автор книги: kakas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 48 страниц)

– Интересный поворот событий. И как связан Рик Граймс и твой благословенный хуй?

– За все годы, что я тебя знаю, еще никто не смел тронуть тебя и пальцем. Никто из твоих… Подопытных? А их было много, даже слишком много. А этот… Черт, твое лицо было похоже на какой-то раздавленный вареник. Когда он успел? Еще в участке? Хотя это не особо важно, конечно. Я мало что смыслю во всем этом, сам понимаешь, но Граймс, похоже, чем-то выделялся из толпы. Я прав?

– Да, этот парень, – Кросс невыразительно усмехается и открывает бутылку, – оказался чертовски особенным для меня, малыш. Тебя это беспокоит?

Блейк молчит, сосредоточившись на странном ощущении, сдавливающем ребра и выворачивающим желудок едва ли не до тошноты. Его бледное лицо внезапно ощутило жар, а к горлу подступил непроглатываемый комок. Ему вдруг перехотелось продолжать этот разговор: он наколол на вилку один из мясных шариков и насилу заставил себя прожевать. Коньяк показался горьким – он все равно никогда его не любил.

– Ты со мной уже целую неделю. Даже не верится.

– Почему нет? Раньше ты не особо переживал из-за моего отсутствия.

– Раньше ты всегда возвращался. Но тогда все было иначе.

– И как тебе жилось без меня, малыш?

– Хреново, – Филип отставляет бокал и складывает руки на животе. – Ты и сам знаешь, что я в тебе нуждаюсь.

– Конечно, я знаю. Я прекрасно знаю, что такие как ты, такие как Граймс нуждаются в одной простой вещи – в принятии. Понимаешь? – Кросс легко поднимается со своего места. На его лицо падает тень, и Блейк не может разобрать выражения. – Но даже этого оказывается мало. Маленькие жадные куски дерьма, которым вечно чего-то не хватает.

Ниган хрипло смеется, и от этого смеха Блейк едва заметно вскидывается. С самого низа улиц, словно из ада, доносится визг автомобилей, тихий рокот толпы, вышедшей на вечерний променад, где-то вдалеке гудит поезд.

– Знаешь, что интересно? А ты ведь действительно ревнуешь. Господи ебучий бог, сколько же лет понадобилось, чтобы золотой мальчик по имени Филип почувствовал хоть что-то. И самое смешное, что твое первое чувство оказалось именно таким. Черт, это ведь и правда смешно.

– Не думаю, что твоя крыса для экспериментов способна заставить меня…

– А почему нет? По-моему, тебе стоит чертовски хорошо отблагодарить Рика Граймса. В конце концов, если бы не он, меня бы здесь не было. Он так хотел на тебя посмотреть… Этот сукин сын ревнив по-настоящему.

– И мне до него весьма далеко? – его губы недовольно кривятся.

– И снова ревнуешь?

– Я не…

– Просто признай.

– Даже если и так, то что?

– Я знаю тебя, малыш, знаю, какую мысль выдаст твоя ясная голова. И мой тебе совет: даже не вздумай тронуть его или его семью и пальцем. Это понятно?

– Почему нет?

– Потому что я так сказал.

Блейк делает глубокий вдох. Его пальцы сжимаются до онемения. Ниган скрывается в квартире на несколько минут. Свет гаснет и они оказываются в темноте, что рассеивается многочисленными уличными огнями. Какой-то тихий хлопок прорезает повисшую между ними тишину, слышно шипение и бульканье.

– И что дальше? – голос Филипа звучит как-то глухо, словно он насильно заставляет себя говорить.

– Выпей шампанского. Ты же всегда так любил эти чертовы пузырьки.

Ниган с неприятной улыбкой протягивает ему бокал. Блейк резко отбивает руку – бокал разбивается, а шампанское застывает на полу темным пятном.

____________________

* Делавэр – самая крупная река Филадельфии, на которой и расположен город. Служит формальной границей с городами штата Нью-Джерси.

========== Глава LII ==========

Комментарий к Глава LII

Не самая простая глава для меня. И не самая маленькая. Надеюсь, вам понравится!

Уверен, мне понадобится помощь ПБ (◑‿◐)

В кабинете Кросса полумрак: настольная лампа бросает рассеянный свет на замершего в усталой позе отца, у ног которого лежит несколько заполненных книгами коробок. Рик не замечает тихих шагов, продолжая смотреть в никуда, зарывшись пальцами в волосы и упершись локтями в колени. Гора пустых контейнеров для переезда стоит в самом углу, невероятной пирамидой возвышаясь над отодвинутым к стене кофейным столиком.

– Папа?

Рик вздрагивает и, бросив на сына неопределенный взгляд, откидывается на спинку кушетки. Карл замечает стакан на стопке тяжеловесных справочников. Там же стоит открытая бутылка.

– Вы сегодня долго. Хорошо погуляли?

– Да, – парень подходит ближе и осторожно опускается на подушку рядом с отцом. От родителя совсем легко тянет алкоголем: скорее всего, он ограничился одним или двумя бокалами чего-то крепкого. – Показал Сиддику наш луна-парк.

Вместо ответа Рик коротко кивает и опускает ладонь на макушку сына. Рука нащупывает чужую шапку. Ее хочется снять, чтобы привычно прикоснуться к мягким локонам, однако Граймс ничего не предпринимает: он чувствует, что теперь его сын принадлежит кому-то еще, кроме него. Шапка остается на месте, ладонь тоже.

– Что ты тут делаешь? Зачем коробки? Ты же сказал, что Ниган просто уехал уладить дела с работой.

– Я… – Граймс сжимает зубы и шумно сглатывает. – Не уверен, что он захочет вернуться.

– Почему нет?

– Потому что он уехал не по работе. У нас… Большие проблемы друг с другом.

Карл раздраженно хмурится, однако в позе его родителя, в тоне его голоса, и даже во взгляде есть что-то такое, что делает его чужим. Он едва ли может вспомнить, чтобы видел отца таким: потерянным и вместе с тем по-странному напряженным. Парню думается, что Рик Граймс впервые выглядит как человек, который о чем-то сожалеет. Со злой горечью, но все-таки сожалеет.

– А ты сам хочешь, чтобы он, ну, был здесь?

– Не знаю.

– Вы расходитесь?

– Я не знаю, Карл.

Подросток растерянно озирается по сторонам, осматривая застывшие на своих местах предметы. Он не мог не заметить, что отец несколько дней подряд проводит вечера в кабинете Кросса, но если ему понадобилось столько времени, чтобы упаковать всего лишь две-три коробки, значит, Рик действительно не знает, что ему делать дальше: избавиться от вещей Нигана или все-таки оставить.

– Я не понимаю, что между вами происходит, но… Тебе плохо без него, пап. Уверен, ему тоже.

– С Ниганом никогда нельзя знать наверняка, верно? – Рик едва заметно дергает углом губ и тяжело поднимается с кушетки.

– Позвони и узнай. Почему нет? Это несложно.

– Карл.

Граймс внимательно смотрит на своего ребенка: его сын влюблен, чисто и искренне, и это заметно в каждом его движении, действии и даже мысли. Он беззаботен, легок, он верит в собственную удачу, и сейчас ему кажется, будто нет ничего невозможного, будто не существует ошибок, которые нельзя исправить. Рик не может сдержать теплой и слегка вымученной улыбки. Он ласково отирает большим пальцем прилипшие к губам Карла крошки и дергает подбородком в сторону двери.

Но я не совершил никаких ошибок.

– Пошли спать.

Еще слишком рано, чтобы ложиться в постель, однако оба Граймса все равно поднимаются на второй этаж, синхронно принимают душ и почти одновременно прикрывают двери своих спален. Джудит уже давно сладко спит. В доме тихо, только из гаража слышится скулеж Данцы: словно чувствуя неладное, собака не отходила от мотоцикла Нигана, прижимаясь боками к холодной раме и беспрестанно облизываясь, будто запах металла и бензина казался ей чем-то похожим на запах хозяина. Пес жалобно лаял и не вылезал много дней подряд, даже когда Граймс выманивал его едой. Он наловчился справлять нужду за соседскими заборами, выскальзывая из гаража по утрам и вечерам, когда его черную лохматую тушу скрывали сумерки. Самым странным для Рика оказалось то, что Данца не вышел, даже когда Ниган вернулся домой той проклятой ночью.

– Господь, помолчи хоть пять минут, – Граймс устало накидывает одеяло на голову, но скулеж, перемежающийся воем, становится только громче.

Отчего-то к горлу подкатывает испуг: внезапно ему кажется, что с собакой что-то случилось. Придавленная лапа, вцепившийся в ухо клещ, расстройство желудка – что угодно. Торопливо поднявшись, Рик сбегает по лестнице и толкает дверь в гараж. Лампочка перегорела еще три дня назад – он хлопает ладонью по тусклому фонарю, освещая застывшее у Бонневиля черное пятно со сверкающими глазами и розовым языком.

– Иди сюда. Все, хватит этого упрямства, Данца. Или ты хочешь отправиться к кинологу? – приблизившись, он уверенно перехватывает пса за ошейник. – Пошли, ну же.

Собака упирается всеми четырьмя лапами, однако Рик все равно упрямо тащит ее за собой. Коготки скрепят по бетонированному полу, изредка слышится звонкий лай. Вытянув пса из гаража, он надежно запирает дверь, а после подхватывает заметно потяжелевшее животное на руки: Данца извивается, подобно червю, но вырваться из хватки Граймса не удавалось даже самым буйным парням.

Когда Данца оказывается в ловушке хозяйской спальни, он еще несколько минут нервно бегает по комнате, бросаясь то в один угол, то в другой. Перед протянутой рукой Граймса предупредительно щелкают зубы, однако спустя мгновение пес виновато поджимает хвост и запрыгивает на постель. Совсем как человек, он пробирается под одеяло и сжимается там теплым мохнатым комком.

Когда Рик опускается рядом с собакой, та опасливо отползает к самому краю. Граймс неуверенно укладывает руку на вздымающийся бок животного, словно тому необходимо привыкнуть к Рику заново.

– Чего ты боишься? Данца? Иди ко мне. Это же я.

Вместо ответа пес начинает рычать, а стоит Граймсу подтянуть его ближе, как острые зубы смыкаются на предплечье. Рик сдерживается, однако продолжает настойчиво тянуть собаку к себе. Оказавшись у горячей груди, Данца покорно опускает голову и принимается лизать неглубокую ранку. Шершавый язык торопливо подбирается к шее, а после проезжается по кадыку и бороде.

– Да ты издеваешься, – голос звучит хрипло и надтреснуто.

***

Блейк выходит из душа, держа перед лицом стопку забрызганных водой документов. Он движется по прямой, продолжая читать и вместе с тем чистить зубы. Ниган вскидывает бровь, когда ничем не прикрытые бедра мелькают перед самым носом. Длинные ноги вытягиваются на пути Филипа, но тот флегматично их переступает. Зубная щетка зажимается в углу рта – Блейк натягивает белье, ловко справляясь одной рукой.

– Ты в курсе, что стриптиз исполняют в обратном порядке?

Но тот игнорирует вопрос, уходя на кухню, где сплевывает пену в раковину и выбрасывает щетку в урну. Ниган знает, что в глубоких ящиках ванной комнаты лежит месячный запас точно таких же белых щеток с прямой щетиной.

– Мне нужно будет уйти. Вернусь примерно, – Филип насилу отрывается от чтения и бросает взгляд в сторону часов, – завтра в половину третьего.

– С каких пор ты решил отчитываться передо мной?

– Разве не так делают люди, которые живут вместе?

По лицу Кросса пробегает тень – он заслоняется книгой и закуривает. Тонкая петля дыма тянется к потолку, где незаметной полусферой замерла отключенная система пожарной сигнализации. Когда он снова смотрит на практически обнаженного Блейка, то ловит себя на мысли, как сильно тот отличается от Граймса даже в этом. И пусть они оба чувствовали себя свободно, когда стояли голыми перед Кроссом: Рику нравилось, как Ниган смотрел на него, а что до Филипа, то он просто не испытывал стыда.

– Ну, малыш, я же не говорю блядскому таракану, сидящему у меня в серванте, куда и зачем ухожу.

– Ты только что сравнил меня с жуком? Надеюсь, ты не Кафку сейчас читаешь? – Блейк подходит вплотную и приподнимает книгу, чтобы прочесть название на обложке. – Кстати, ты в курсе, что в Пенсильвании нельзя покупать больше двух упаковок пива за раз? Мне пришел штраф на тебя.

– За что люблю южные штаты, так это за отсутствие тупых законов об алкоголе.

– Я думал, ты полюбил Юг по другим причинам.

– Например?

– Тягучий акцент? Многие находят его сексуальным.

– И я в числе тех, кто находит его пиздец каким сексуальным.

– Не сомневаюсь.

Бумаги наконец откладываются в сторону. Филип неторопливо надевает спортивные штаны и футболку. Он еще какое-то время возится с кроссовками, словно желает завязать шнурки в морской узел. Многих раздражала эта скрупулезность и педантичность, но Ниган всегда находил любопытным каждый из дотошных ритуалов Блейка. Вот и теперь, допивая третью банку злополучного пива, он задумчиво рассматривал, как Филип достает из аптечки несколько пар латексных перчаток, шприцы и две ампулы. Несколько свертков и тряпичных пеналов с неизвестным содержимым укладываются туда же.

– Камеры наблюдения аннулируют запись в полночь. Если что, я вернулся примерно в это время.

– Не вопрос, малыш. Опять проблемы со свидетелями?

– Дерьмовое дело, ненавижу связываться с политиками: ни одной крупной взятки не обходится без какой-нибудь чертовщины. Это просто замкнутый круг, – он застегивает часы и натягивает толстовку. – Выигрываешь дело, получаешь кучу денег, а потом этот скользкий сукин сын советует тебя своим дружкам-конгрессменам. И все по новой.

– Ну, ты любишь деньги. И ты чертовски кровожадный засранец.

Ниган продолжает неопределенно улыбаться, когда ледяные пальцы зарываются в его волосы. Рука проезжается за ухом, мягкая и холеная. Когда Блейк снова открывает рот, его кисть перехватывается, а ладонь прижимается к щеке.

– Хочешь пойти со мной? Ты ведь всегда любил наблю…

Мобильный Нигана звонит так резко и неожиданно, что Филип обрывает фразу на полуслове. Он внимательно смотрит на экран чужого телефона – Граймс. Кросс без колебаний принимает вызов, продолжая все так же удерживать чужую руку на своем лице, словно Рик может это увидеть.

– Рик? Не поздновато ли для звонков?

– Мы можем поговорить?

Голос на том конце звучит так четко, словно их разделяют не тысяча миль, а пара километров. Ниган поднимает взгляд на Блейка, что стоит слишком тихо, почти что неподвижно, как траппер, замерший над расставленными силками.

– Не сейчас.

Связь действительно настолько хороша, что Филип может услышать каждое слово. Он не проявляет притворной деликатности, никуда не уходит, и не прекращает пристально рассматривать лицо Нигана, когда тот жмет на отбой и обводит языком разбитые губы.

***

Стоит им спуститься с трапа самолета на едва гнущихся ногах, как в лицо бьет холодный разряженный воздух Ла-Паса. Блейк закашливается, а Ниган со скучающим видом делает большой глоток содовой. Перед ними величественными хребтами раскинулись Анды, возвышаясь над крошечными огоньками – Ла-Пас искрился сотнями фонарей, что зажигались еще до наступления сумерек.

Они выходят на широкую дорогу. Новенький асфальт обрывается за первым холмом: вдалеке виднеется все та же побитая трасса, убегающая вдаль от аэропорта к низким аккуратным домикам. Блейк пытается поймать машину, убегая вперед.

Ниган смотрит на отдаляющуюся фигуру, неторопливо вышагивая позади. Он так и не перезвонил Граймсу, отключившись на три-четыре дня, а после… После он просматривал запутанную карту Амазонии, сидя в самолете и прокладывая будущий маршрут. Мобильный, будто в насмешку, начинает вибрировать. На экране имя Рика – он сменил прежнюю подпись, сам не зная зачем.

– Рик? И снова ты?

– Ты так и не перезвонил. Я подумал, что тебе нужно время, – он неловко прочищает горло. – Мы можем поговорить или ты все так же занят?

– О чем?

– О нас?

– Хорошо, давай поговорим «о нас». Конкретней?

– Когда ты вернешься домой? Тебе необязательно было уезжать той ночью. С ним.

– Нихрена себе. Что с твоим голосом, Рик? Только не говори, что скучаешь.

Граймс долго молчит. Слышно, как шуршит его одежда, а может, это отросшие волосы, зацепившиеся за трубку. Он медленно выдыхает перед тем, как ответить:

– Да. А ты…?

Где-то поблизости сигналит автомобиль: похоже, Блейку улыбнулась удача. Мужчина медленно размахивает рукой в воздухе, подзывая соблазнившегося на легкие деньги водителя.

– Ты разворошил змеиное гнездо, Рик, так что… Будет лучше, если ты перестанешь взрывать мой чертов телефон. Ты же хочешь, чтобы с детьми и с тобой все было в порядке? Тогда забудь на время мой блядский номер, забудь о Филипе, и обо всем том, что ты успел раскопать, мой маленький отважный коп. Мы договорились?

– Почему ты ничего не рассказывал мне?

– Потому что я уверен на все сто: после всех моих блядских откровений мы не сможем просто расцеловаться и сесть за стол. Будь я проклят, если бы все так и случилось.

– Но теперь я все знаю, и даже после этого я все еще прошу вернуться тебя домой. В чем, черт возьми, проблема? Тебе необязательно справляться со всем самому.

– Послушай, Рик, ты плохо себе представляешь, кто такой Филип. Впрочем, он тоже имеет весьма смутное представление об одной маленькой суке по имени Рик Граймс. И я, блядь, молил богов, чтобы все так и оставалось, – Ниган раздраженно хмурится. – Может, я не зря не рассказывал о нем? И дело не в том, что я не хотел рассказывать конкретно тебе.

– В смысле?

– У всех нас есть дерьмо, которое мы хотим оставить при себе. Ты же не говорил мне про аборт Лори, про того твоего ребенка. Ты оставил это при себе, окей? И я был не против, даже больше, я рассчитывал, что ты тоже позволишь мне иметь один личный секретик.

– У тебя слишком много секретов, так что я не могу знать, какие из них…

– Все, Рик, давай закругляться. Боюсь, местный роуминг может оказаться не по зубам твоей чековой книжке.

– Роуминг? Подожди, – слышно, как он ненадолго убирает телефон от уха, – где ты?

– Слишком далеко, чтобы ты мог взять и заехать.

– Где ты? В Филадельфии или в Алтуне? В Вашингтоне? Где?

– В блядской Боливии.

– Значит, ты с ним.

– Да.

– Знаешь, – голос Граймса зло срывается, – я очень жалею, что ты все-таки не сел за решетку. Тогда бы у меня сразу отпал вопрос о том, где тебя искать и в какой койке вылавливать.

– Рик, я…

– Твои вещи собраны. У тебя есть неделя до аннуляции опеки.

Вместо ответа Кросс медленно разжимает пальцы – телефон падает под ноги, и звук его падения завершается ударом тяжелого ботинка по экрану.

***

В центре Ла-Паса они остаются недолго: сейчас не сезон для туристов, улицы пустуют, а все забегаловки предлагают только местную кукурузную водку. Ночью Ниган ловит потрепанный пикап, где они дремлют на плечах друг друга, пока водитель не бьет по тормозам у конца заасфальтированной дороги. Кросс не понимает ни слова из звонкой тарабарщины – он просто впихивает в чужие руки несколько двадцаток и десяток.

– И как мы узнаем, когда пройдет какой-нибудь погонщик?

– Расслабься, малыш, и покажи этому джентльмену, как выглядит коза.

– И почему каждый раз это делаю я? – Блейк едва сдерживает улыбку, приставляя оттопыренные указательные пальцы к своей голове. Он покачивается и размахивает руками, пока до водителя, уже собравшегося обратно, не доходит, чего от него хотят.

Наблюдая за этим, Кросс уже не знает, что действительно являлось нереалистичной сказкой: жизнь с Граймсом или жизнь с Филипом.

Пикап уезжает под их глухой кашляющий смех. А спустя два часа они трясутся по кочкам в непокрытой телеге и кутаются в набитые пухом куртки. Кругом все те же раскидистые ветки, которые могут показаться знакомыми в своем однообразии. В ноябре горная Боливия неприветлива и холодна, небо затянуто тучами, а из лесов слышится только шорох испуганных птиц. Но чем дальше они пробираются вдоль речки Бени, тем более влажным становится воздух.

– Отключил мобильный, чтобы Граймс не смог дозвониться, пока мы дома, а теперь разбил его вдребезги? Господь, ты всегда был таким драматичным? – Блейк разводит бедра перед Кроссом, сидящим напротив. Он привычно перехватывает его за щиколотки и позволяет вытянуть согнутые в коленях ноги.

– В чем проблема? Собирался устроить мне секс по телефону?

– Боюсь, в этом я так же плох, как и во всем, что касается… – он дергает углом губ, словно отмахиваясь от собственных слов. – Похоже, раз до тебя было не дозвониться, один маленький мальчик решил связаться с тобой иначе. Мне пришло письмо на рабочий мейл от Карла Граймса. Секретарша не знала, что с ним делать, так что я прочел. Не переживай, там не было ничего интересного. Он только спросил, где ты сейчас и когда собираешься… домой.

– И что же ты ответил?

– Что ты уже дома, – Блейк слегка приподнимает подбородок.

– С каких пор ты стал таким сучьим собственником?

– С тех пор, как стал чувствовать себя так… Так странно. Может, когда-нибудь я буду чувствовать больше?

– Вряд ли. Я скажу тебе, как это будет, малыш, – Ниган неприятно усмехается, отвернувшись в сторону ослиных крупов. – Сначала страх, потом ревность, зависть, нереализованное притязание, гнев. Вот и сказочке конец.

Они больше не разговаривают до тех пор, пока погонщик не останавливается в полудикой деревушке. Никто никого не встречает, только тихо блеют козы и гремит глиняная посуда. Зарывшись в сено внутри ветхого сгнившего сарайчика, они вновь оказываются плечом к плечу. Ниган достает из рюкзака флягу с той самой местной водкой и делает большой глоток. Филип время от времени прикладывается к фляжке, и Кроссу кажется, что тому следовало бы прекратить еще пять глотков назад.

– Какой маршрут на этот раз?

– Сначала высадимся у Сан-Буэнавентуры, а потом войдем в джунгли со стороны Бени, а вдоль нее дойдем до Мадейры*.

– Это сумасшествие. Сейчас ноябрь, скоро сезон дождей**, не забыл?

– Боишься рискнуть? Или твоя задница действительно слишком стара для этого дерьма?

– Мы попадали в передряги и посерьезней.

– Это именно тот ответ, который я хотел услышать.

Холодная ладонь пробирается под расстегнутую куртку и плотный колючий свитер. Ниган расслабленно выдыхает, когда пальцы проезжаются почти у самого лобка. Здесь слишком темно, чтобы можно было рассмотреть хоть что-то, и Кросс устало прикрывает глаза, рисуя в воображении, каким именно должно быть неподвижное лицо Филипа в этот момент. Если бы руки Блейка не были такими холодными, он бы смог представить кого-то другого.

– Ниган.

– Ммм?

– Как он трахается? Граймс.

– Ебать… – он с легким раздражением трет переносицу. – Это действительно то, что ты хочешь обсудить, когда твоя рука уже почти у меня в штанах? Кстати, что это за ебучее явление Христа у меня между ног? Не припомню, чтобы ты был особо активным трахальщиком.

– Ты всегда спишь со своими подопытными, но… Мне сложно представить его в постели.

– Зря.

Ниган не может сдержать смешка, хоть и чувствует волну напряжения, прошедшуюся по телу Блейка. Когда тот проваливается в крепкий пьяный сон, рука останавливается, а Кросс еще долго не может уснуть, прокручивая в голове подброшенную Флипом мысль о грузном и тяжелом теле, способном намертво прижать к постели и вместе с тем послушно выгнуться в нужной позе. О том, как Граймс хрипит, срывается на рык или сиплый крик, как едва слышно хнычет или задыхается, стоит языку пройтись по самому интимному месту, заставляя то сжаться или податливо раскрыться. О том, как Рик кончает от одних только пальцев и как насилует его, не глядя в глаза и заламывая руки.

Последнее, что всплывает в памяти – как Рик зажимает его колено между взмокших бедер. Пух на его ногах мокрый и щекотный. Колено всегда слегка давит на пах, а Граймс отзывчиво отирается, пока его не смаривает истомой после всего, что они делали друг с другом. Тогда он прикрывает глаза и засыпает. Его курчавая борода колючая, а дыхание – ровное и глубокое.

– Ниган!

Резкий оклик заставляет Кросса вскинуться в стоге. Он чертыхается и поднимается на ноги. Все тело слегка ломит, а судя по бугру в штанах, ему необходимо либо отлить, либо поработать рукой прямой сейчас.

– Быстрей, погонщик сейчас уедет. Мы проспали.

Около полудня они добираются до куда большего селения, где погонщик забирает желанные доллары и тут же бросает их посреди шалашей с суетливыми местными. Единственное достояние и первый претендент на основание карго культа – разваливающийся вертолет. Блейк узнает в нем «то самое корыто, которое поднимало их в воздух еще тридцать лет назад». Он недовольно морщится и уходит искать пилота.

Ниган приваливается к сараю у расчищенной для взлета площадки. Под ногами хрустит поваленный тростник и сухой папоротник. Тяжелый ботинок наступает на что-то мягкое – змея быстро мелькнула между листьев и скрылась. Стоит присмотреться внимательней, можно заметить, как много здесь змей: привлеченные сгущающейся духотой и скорыми дождями, гады вылезали из своих гнезд.

Совсем как мы.

Поначалу он лишь вальяжно прохаживается взад-вперед перед сараем, изредка подпрыгивая и давя маленькие черепа детенышей лабарий и жарарак***. В углу пристройки находится несколько обрезанных канистр с металлоломом и прочим хламом, оставленным туристами. Этого достаточно, чтобы он создал идеальную вещь для убийства змей.

Зачем изменять своим привычкам?

Когда Блейк возвращается обратно с плетущимся за ним пилотом, Кросс с по-детски восторженной улыбкой долбит битой по коряге, выгоняя оттуда сколопендр и превращая их в месиво.

– Какого дьявола ты тут устроил?

– Обезопасил наши тылы, – бита закидывается на плечо. Ошметок неопределенного цвета падает на землю, сорвавшись с колючей проволоки. – Давай, малыш, пронто-пронто, я уже заебался ждать.

Пока вертолет грузно поднимается в воздух, Ниган без привычной улыбки вытирает биту о свободное сидение. Он помнит, что именно подобной вещью впервые убил ради Граймса, но он едва может вспомнить, как звали того огромного человека с его огромной головой. Единственное, что тогда было важно – то, как Граймс смотрел на него.

Это заставляло тебя чувствовать себя в безопасности, верно, Рик?

***

Они в самых дебрях джунглей уже полторы недели. У них много времени на разговоры, но совсем мало сил. Блейк постоянно смотрит в небо, что с каждым днем становится все более тяжелым и темным. Когда выглядывает солнце, он будто бы успокаивается, и они идут дальше, делая остановки, чтобы искупаться в мутных водах Бени.

Кажется, что их тела тают с каждым днем: мышцы под кожей Нигана становятся все более четкими, а оттого его широкие плечи слишком контрастируют с утончающейся талией. Иногда он ловит на себе пристальный взгляд Филипа.

Кросс говорит, что им нужно больше есть.

Вечером Блейк выманивает обезьяну, а Ниган в один удар разбивает ее голову битой. Сытые и разморенные разбавленной водкой, они медленно раздеваются на холодных камнях у берега Бени, где Филип снова спрашивает о том, как он делает это с Граймсом. На этот раз Ниган наваливается на него сверху и прижимается губами к уху. Он рассказывает полушепотом, словно кто-то может подслушать этот слишком откровенный монолог, рожденный смешением воспоминаний и тем особым безумием, которое неизменно вскружит голову любого, проведшего в джунглях слишком много дней.

Утром они полностью опустошены друг другом. Филип просит рассказать еще, но имя Рика вылетает из его рта подобно яду. Ниган отрицательно качает головой и оглаживает себя по липкому животу. До обеда они пытаются восстановить силы: Блейк ловит и обезглавливает змей, которых они будут есть, а Ниган молчаливо лежит под солнцем. На его горячую спину срывается первая тяжелая капля.

На пятнадцатый день им приходится уйти от реки: обрывистые края и раскидистые корни больше не позволяют идти прямиком по руслу – они бьют лианы и тростник, прокладывая путь мимо болот. Дышать становится все сложнее, и они едва волочат ноги, прижимаясь друг к другу, чтобы ощутить что-то настоящее в непосредственной близости.

– Сколько мы уже здесь? Ты считаешь?

– Достаточно долго, чтобы Граймс аннулировал мою опеку над детьми.

– О чем ты?

– В этом гребаном аду время движется как-то быстрее, не находишь?

Ночью прошел первый проливной дождь. Он был коротким и бурным. Мужчинам пришлось заворачивается в брезент и куртки, натянув над костром несколько широких папоротниковых листьев. Они оба знают, что скоро начнут бредить: кислорода становится все меньше, еду добывать сложнее.

– Господь, почему мы вообще изначально выбрали джунгли?

– Потому что здесь нет дерьма, которое ты способен превратить в золото, малыш. Да и твоих дружков из сената не видать.

– Нравится, когда я так беззащитен? – Филип улыбается, жуя травинку.

Вечером Нигана лихорадило. Блейк пытался укутать его в оставшиеся сухие вещи, но он только зло отбивался и рычал, чтобы тот оставил его в покое. На пике лихорадки Ниган прошептал это так отчетливо и ясно, что Филип замер как вкопанный.

Они понимают, что добрались до Мадейры, когда дожди выводят реку из берегов. Это начало четвертой недели и первый день, когда они не перебросились ни словом. Скрываясь от воды в самой чаще, они натыкаются на одно из полудиких племен в изолированной деревне. Ниган отдает им переполненный снимками фотоаппарат, и мужчинам разрешают остаться.

Кроссу стоит больших усилий подсадить Филипа на ветку, чтобы тот добрался до сооруженного на деревьях домика. Поев плодов, они засыпают одновременно, однако Кросс снова мучается от сновидений, беспрестанно просыпаясь и ворочаясь под растянутой на двоих курткой. Он зарывается носом во взмокшие волосы Блейка и впервые в жизни они ничем для него не пахнут. Так он и сидит до утра, отрешенно перебирая отросшие пряди и по привычке накручивая те на палец. Но прямые локоны сразу же распадаются.

– Ниган? Ты не спишь? Уже утро или вечер? Будь прокляты эти ливни – постоянная темень.

Блейк устало трет ладонями свое обгоревшее лицо. Его веки под глазной повязкой слегка отекли и распухли.

– Малыш, я хочу вернуться.

– Уже сдаешься? Мы прошли половину пути.

– Я не об этом. Я хочу вернуться к Рику.

Молчание затягивается, пока с дерева не срывается побитая дождем обезьяна. Животное утробно вопит, цепляясь за скользкие лианы, но вот его замечает кто-то из жителей племени – резкий вскрик и тишина.

– Нет.

– По-твоему, я спрашиваю твое блядское разрешение?

– Именно это ты и делаешь, – Филип закатывает рукава пропитавшейся потом футболки. – На что ты рассчитывал? Что я пожелаю тебе счастья? Что я в принципе желаю тебе счастья? Я болен, Ниган, я не могу желать чего-то подобного. Даже тебе. Я просто хочу, чтобы ты был рядом. Я знаю, что ты испытывал ко мне все эти годы, и раз ты спрашиваешь мое «блядское разрешение», хоть ты никогда в нем и не нуждался, значит, все осталось по-прежнему. И даже если ты привел меня в эти проклятые джунгли, чтобы просто убить и закопать подальше от чужих глаз, даже это не заставит нашу историю исчезнуть. Потому что эти абсурдные «только ты и я» были слишком долго, и ты уже ни с кем не наверстаешь нечто подобное.

Щелкает кремень для розжига – Ниган задумчиво подкуривает скрученную из влажного табака папиросу. Он спокойно выдыхает дым перед собой. Его лицо с отросшей бородой и заострившимся скулами выглядит постаревшим.