Текст книги "Милосердие (СИ)"

Автор книги: kakas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 48 страниц)

Гудков больше нет – вместо них сухой голос автоответчика предлагает оставить сообщение.

«Перезвони мне»

Он бы мог записать еще с десяток посланий, но Нигану всегда достаточно одного и если он не отвечает, то никакая настойчивость не сможет на него повлиять. С отрешенным видом сбросив новый вызов, Рик достал папки из стола. Понял ли Ниган, кем была эта женщина или нет – он не знал. Граймс выяснил ее имя – Мишонн. Он наткнулся на нее практически случайно, методично и настойчиво перебирая всех, кто мог быть связан сначала с Брэдом, а потом и с остальными. Как-то Ниган спросил у него, помнит ли он, скольких убил. Рик ответил «нет», но ему пришлось вспомнить.

Щурясь, Граймс рассматривал ее маленькую фотокарточку 4х4: крупные черты лица, высокий лоб, плавные линии бровей и несколько глубоких морщин между ними. Хотел бы он избавиться от этой женщины прямо сейчас.

– Капитан, с кем я сегодня в патруле?

– Со мной. Давай прокатимся по объездным.

– Так точно, – Цезарь белозубо улыбнулся и прокрутил ключи на пальце.

Спрятав записи обратно, Рик запер ящик стола.

И пока они весь день наворачивали круги, останавливаясь только ради кофе и орошения придорожных кустов, Граймс пытался вернуть себе былое спокойствие. Бесконечная болтовня Цезаря, которая не нуждалась даже в односложных ответах – лучшее, что можно было придумать в этот чертов день. Рик не знал наверняка, куда и зачем уехал его муж. Он не верил в «командировку», но и не мог со стопроцентной уверенностью сказать, что Ниган действительно нашел Мишон. У этого человека был миллион поводов просто взять и исчезнуть – Граймс всегда боялся этого, подобное внушало ему тревогу, которая перерастала в нечто большее, чему он никак не мог дать названия.

В конце смены он поехал не домой – его отчего-то гнало к Кэрол, туда, где он провел последние годы своего взросления, туда, где его застала смерть собственного отца. Рассматривая низкий побеленный забор и покачивающиеся на ветру персиковые деревья, Граймс зачем-то попытался представить, что бы было, если бы они с Ниганом росли здесь вместе.

Хотя я даже не знаю, каким он был. Да я вообще мало что о нем знаю.

Рик поздоровался коротко и сухо, а Кэрол, как и всегда, легонько потрепала его по щеке. Ему не хотелось о чем-то разговаривать: вместо этого мужчина тихо нянчил Джудит на кухне, пока Пелетье в полумраке обматывала кадки целлофаном. Мелкий дождь барабанил по окнам, лампочка в громоздком торшере изредка мигала, словно вот-вот перегорит.

– Дорогой, у вас все в порядке?

– Да, я просто соскучился по ней.

– Брось, дай ей отдохнуть от вас хоть пару деньков. Смотри, еще немного и она будет липнуть к тебе так же как к Нигану.

Кэрол негромко смеется, и в углах ее глаз собираются морщинки.

– Женщины к нему неравнодушны все до единой? Что скажешь, юная леди? Чем он успел завоевать твое сердце, а?

– Ну, он не такой сыч как ты, начнем с этого.

– Отстань, – Рик нежно целует ребенка в лоб. – Не слушай ее, папа тоже может быть хорошим. Ты же любишь папу? Кто еще так вкусно тебя покормит, да? Не то что бабуля.

– Не называй меня так!

– Смотри-ка, бабуля сердится.

Девочка поднимает серьезный взгляд на родителя и крепко вцепляется пальцами в косматую бороду. Она громко сопит и, кажется, вот-вот захнычет. Рик еще ни разу не видел, чтобы Джудит плакала всерьез: вместо этого она обычно пискливо кряхтела, привлекая к себе внимание и выказывая крайнюю степень неудовольствия.

– Что такое, моя хорошая? Ну? Джудит, солнышко, что случилось? – Граймс аккуратно освобождается от цепкой хватки, но маленькие руки снова оказываются в бороде. – Ты хочешь домой? Соскучилась по брату? Нигану? Хочешь посмотреть на мистера Данца?

Внезапно ребенок открывает рот и тут же начинает громко реветь. Ошарашенный таким поворотом событий Граймс торопливо вытирает брызнувшие слезы.

– Господи боже, я впервые такое вижу! Джудит, милая, ты чего? Так хочешь, чтобы твой папа побрился наконец?

– Кэрол, дай платок, – Рик мягко покачивает ребенка на коленях, шаря по карманам в поисках телефона. – Смотри, вот Данца. Какой большой, правда?

Плач становится тише по мере пролистывания фотографий.

– Вот, смотри, это Карл. Ты же любишь его волосы? Знаю, как любишь. Потерпи еще немного и сможешь снова их драть. И вот он, и вот. Ждет тебя дома. Еще чуть-чуть погостишь у Кэрол и опять окажешься в своей кроватке. О, снова Данца. Помнишь, какой он был толстый? Гляди, кто тут у нас? Твой возлюбленный?

На экране появляется Ниган. Рик увеличивает фотографию, заметив, с каким пристальным вниманием девочка изучает слегка размытый снимок: Кросс выглядит сонным и взъерошенным, во рту традиционная сигарета, на вороте поношенной футболки болтаются очки.

– Спасибо, – Граймс бегло кивает Кэрол, тут же принимаясь вытирать пухлые щеки от слез. – Успокоилась? Джудит, ну что за представление.

Затихнув, малышка ткнула пальцами в экран, но стоило ему погаснуть, как девочка принялась требовательно молотить обеими ладонями по телефону, едва не выбив его из рук. Рик щелкнул разблокировкой и внимательно посмотрел на дочь.

– Пора бы ее укладывать.

– Да, пусть немного успокоится.

Граймс терпеливо ждет около получаса, пока Джудит уснет. Мужчина ласково гладит ее по пушистым волосам, склонившись над кроваткой и едва слышно бормоча выдуманную на ходу сказку.

– Пока, милый, заезжай завтра.

– Посмотрим.

Рику хочется рассказать Нигану об этом маленьком происшествии, однако набрав сообщение, он быстро его стирает и отбрасывает телефон куда-то на заднее сиденье Гранады.

На знакомой пригородной улице так темно, что он не сразу замечает припаркованный Бьюик и валяющийся на гравии буксировочный трос. Фонари не горят, кое-где из соседних домиков доносится гул переносных генераторов.

– Джорджия никогда не бывает готова к грозам, да? – мужчина устало отирает мокрое лицо ладонью и взбегает на крыльцо.

Дома приятно пахнет пряностями, а сырость промозглой погоды отступает, стоит только прикрыть входную дверь. На кухонной столешнице валяется громоздкий фонарик, его свет направлен в потолок. Собака, нервничающая в кромешной тьме и впервые заставшая грозу, тихо лежит рядом с холодильником, явно не желая отправляться за границы рассеянного свечения.

Сбросив куртку, Рик сразу же направляется в кабинет Кросса. Найти что-либо среди этих завалов бумаг, книг и блокнотов практически невозможно, особенно, когда единственным источником света служит экран телефона. Но Граймс все равно упрямо перебирает записи, раскладывая их на кушетке ровными стопками. Он настолько сосредоточен на поглотившем его тревожном предчувствии, что не думает об автомобиле Сиддика, о Карле, о притихшем щенке и промокшей форменной рубашке. Обесточенная улица, и та мало его занимает. От него ускользает даже звук тихих шагов, которые замирают у прикрытой двери – Граймс продолжает шелестеть записками, дымя сигаретой и подслеповато щуря глаза.

– Рик?

Сиддик аккуратно толкает высокую створку.

– Да? Привет, я не заметил, что ты у нас сегодня. Вернее, я видел твою машину, но…

– Без мистера Кросса в доме слишком тихо, правда? – интерн мягко улыбается и проходит внутрь. Он опускается в кресло напротив. Его поза выдает напряжение: парень, не в силах усидеть с ровной спиной, наклоняется вперед, уложив локти на колени и сплетая пальцы в замок. – Сегодня у Карла сломалась машина, я подвез его. Он в душе.

– Рано или поздно эта развалюха должна была сдать позиции, – Рик рассеянно взглянул на интерна, отложив очередной просмотренный лист в сторону. – Опять готовил?

– Голоден? Мы уже поужинали, но там хватит на всех.

– Нет, спасибо.

Сиддик кивает и поднимает взгляд на Граймса. В полумраке не разобрать выражения его лица. Шум воды на втором этаже замолкает, слышатся шаги и негромкая возня. Парень крепче сжимает пальцы.

– Послушай, я должен с тобой поговорить, если ты не слишком занят. Это важно.

– По поводу? – мужчина тушит бычок в чашке.

– Я… Сегодня… Карл уже давно ходит за мной. Сначала я не понимал, что происходит, но сегодня он, хм, намекнул, что хотел бы со мной встречаться. Он хочет попробовать, но я не могу вот так… Он очень взрослый, это так, но он несовершеннолетний. Конечно, Карл никогда не врет, но сегодня он сказал, что ты в курсе… Что я ему нравлюсь. И что ты не против. Я должен убедиться. Это правда, Рик?

Граймс ведет бровью, доставая из пачки новую сигарету. Нервозность Сиддика заметна невооруженным глазом: парень выглядит так, будто пытается сохранить лицо, сидя на муравейнике или зажимая пальцем спусковой рычаг гранаты, когда выдернул чеку.

– Да, так и есть.

– Серьезно? Вот так просто? Да кто я вам? Просто парень из больницы, который иногда подрабатывает нянькой. В смысле, да, я не акцентирую внимания на характере твоих отношений с Ниганом, но это не значит, будто я такой же. Почему-то Карл уверен, что я смогу так же, как и вы. Но я не знаю, смогу ли я, особенно, учитывая, что он… Он же подросток.

– Ты не настолько его старше, чтобы я решил кастрировать тебя и отправить обратно на родину бандеролью. Или тебя интересует, одобряю ли я выбор сына? Тогда да, вполне.

– Дело не в этом. Я не знаю, что мне делать с ним через год. И что делать с ним сейчас?

– Если ты собрался просто поэкспериментировать, чтобы разобраться с собой, то Карл – не твой вариант. Для него все серьезно.

– Я знаю, поэтому я хотел поговорить с тобой. Конечно же, это странно… Вот так просить совета у отца парня, который… Но мне больше не у кого, если честно, да я и не хочу, чтобы кто-то еще знал об этом, – Сиддик с растерянным видом трет переносицу. Его палец бессчетное количество раз скользит по выдающейся горбинке, будто он пожелал стереть ее со своего лица. Видно, что он чувствует себя неловко, даже глупо. – Что мне делать?

– Сиддик, ну посмотри на себя: ты сам еще как ребенок. Господи, – Граймс щелкает дешевой пластиковой зажигалкой. – Ты не можешь говорить о таком со своими родителями, верно? И, как я понял, друзей тут у тебя нет?

Интерн смущенно кивает. В этот момент кажется, будто ему не больше пятнадцати лет, настолько испуганно блестят черные глаза от одной только мысли рассказать что-то родному отцу. В голове покадрово проносятся непрошеные воспоминания об убийствах чести, избитых и тишком казненных парнях и девушках, что мало вписывались в традиционные устои общества, какие-то заголовки о принятии и отмены тюремных сроков за «не те» отношения. Парень отирает вспотевшие ладони о джинсы и вжимается в спинку кресла.

– Знаешь, у Карла пубертат прошел очень рано и быстро, где-то лет в четырнадцать, может, чуть раньше. И до этого года я думал, будто его вообще не интересует секс, даже Ниган думал так же. Да и что тут такого? Вдруг, это ему просто не нужно. Но потом у нас стала появляться его подруга детства, и мне показалось, что они, хм, вместе или все к тому идет. Ничего особо не происходило, но все же. А когда у нас начал работать ты, он впервые поднял все… все эти темы. Сам. Ты действительно нравишься ему, очень сильно. И он будет давить на тебя, он очень упрям, ты наверняка это заметил.

Сиддик слушает тихо и внимательно. Никогда еще с ним не говорили о подобном, и никогда он не думал, что это произойдет при таких обстоятельствах, да еще и с капитаном Граймсом. Но Рик словно и не чувствует странности всей ситуации: он спокойно курит, без всякого осуждения или досады посматривая на Сиддика, что все так же напряженно сидел в кресле и почти не дышал. Он разговаривает с ним так просто и доверительно, как будто они на равных, а не так, что Сиддик слушает очередные наставления, правильность которых никогда не подвергалась сомнению. Парень невольно сравнивает Граймса с собственным отцом, и как бы сильно он не любил родителя, сейчас ему немножечко горько – в их отношениях никогда не будет подобной открытости, не на такие темы. В какой-то момент Сиддик ощутил беззлобную зависть.

– Карл не отстанет, пока не получит своего. Но я не хочу, чтобы ты встречался с ним из-за своей доброты душевной или потому что он не дает тебе проходу. Если он тебе не нравится, скажи ему об этом сразу. И если ты не разобрался с собой, то не впутывай его в это. Не нужно подавать ему ложных надежд.

– Я…

– Папа?

На этот раз Граймс не расслышал по-кошачьему мягких шагов. Он не знал, как долго Карл простоял там, а может, он подслушивал с самого начала. Мальчик, ступив в границу блеклого света от телефонных фонариков, скрестил руки на груди. Его губы были сжаты, а мокрые волосы прилипли к щекам, что уже успели потерять свою детскую полноту.

– Я не просил тебя лезть.

– Карл.

Рик хмуро посмотрел на сына. От этого взгляда у любого бы слова застряли в горле, но только не у Карла и только не сейчас.

– Ладно, здорово помог, – подросток закатывает глаз и разворачивается на пятках, чтобы уйти.

– Ты и сам знаешь, что я прав.

– И прекрати обсуждать мою половую жизнь с каждым встречным.

– Так, а ну вернись сюда.

Парень на секунду замирает, а после, зло дернув плечом, хлопает дверью кабинета.

– Карл!

Желваки на лице Рика дергаются; он вскидывается, чтобы подняться и даже делает пару шагов, но внезапно натыкается на какое-то препятствие.

– Не нужно, я с ним поговорю, – Сиддик мягко перехватывает мужчину за локоть. – Рик? Все будет хорошо, давай лучше я. Пожалуйста, дай мне десять минут, ладно?

– Десять минут.

Парень аккуратно разжимает пальцы, стараясь лишний раз не задевать мужчину ни плечом, ни локтем. Он проскальзывает между наваленных на полу книг и, миновав дверь, озирается в полумраке чужого дома. Отчего-то Сиддик уверен, будто Карл пожелал бы убраться отсюда, однако непогода, сломанная машина и рассерженный отец – не лучший набор для побега. Он ожидаемо находит мальчика в его комнате: Карл стягивает с себя пижамную футболку, отвернувшись к окну.

– Карл? – Сиддик осторожно прикрывает за собой дверь, щелкает ручка. – Ну чего ты? Мы ведь просто разговаривали. Твой отец хотел помочь мне, вот и все. Я сам попросил его об этом, тебе незачем на него злиться.

– Сиддик, ты можешь хотя бы пять минут не говорить о моем папе? – не оборачиваясь, он торопливо застегивает на себе рубашку, но в темноте не разглядеть мелких пуговиц. – Я все понял, давай обсудим происходящее, когда ты уже решишь, что с собой делать, хорошо? Мне надоело переливать из пустого в порожнее, так что я подожду, сколько потребуется.

Граймс набрасывает на плечи просторную джинсовую куртку, быстро натягивает кроссовки и собирает мокрые волосы в хвост. Рефлекторно дотронувшись до обезображенной части лица и не обнаружив там повязки, парень тихо выругался.

– Куда ты собрался?

– Мне нужно охладить голову, – он оглядывается впотьмах, но повязки нигде нет. – Хочу пробежаться. Блин, ладно.

Бросив попытки отыскать вещь, Граймс быстро сокращает дистанцию до двери.

– Да стой ты.

– У тебя какие-то проблемы с ночными пробежками? – Карл раздраженно дергает рукой, но Сиддик не разжимает пальцы, сжавшиеся на оттянутом локте куртки. – Я вернусь минут через сорок.

– Вообще-то, разве не ты втянул меня во все это? Если так хочешь, чтобы я воспринимал тебя как взрослого, так и веди себя соответствующе. Или банальное уважение к человеку – для тебя пустой звук? Нагрубил отцу, нагрубил мне, теперь бежишь куда-то. И что? Я должен сидеть тут и беспокоиться, где ты и что с тобой, пока ты там «охлаждаешь голову»? Или я должен тянуть время тет-а-тет с твоим отцом? И ради чего? Ради твоего спокойствия? Я устал и хочу спать. И твой папа тоже. Ему еще работать с какими-то документами, а у меня завтра пятнадцатичасовая смена в больнице.

– Ну так ложись спать, – Карл упрямо отворачивается, чувствуя, как горят щеки. – Я уступлю тебе свою кровать.

– А ты мне предложил остаться? Или, может, дал воспользоваться ванной? Нашел мне зубную щетку? Полотенце? Чистую одежду?

– Я тебе все дам, – парень уже не пытается вырваться, а только удивленно поглядывает на Сиддика единственный глазом, совсем позабыв о ничем не прикрытой глазнице. – Ты ведь останешься?

– Если ты сейчас извинишься перед отцом, предупредишь его о том, что я ночую здесь, и переоденешься обратно в пижаму, то я останусь. А утром подвезу тебя до школы. Идет?

– Ладно. Тогда я… Сейчас найду полотенце и что-то из одежды. Наверное, тебе больше подойдет папина или нет… Иди в мой душ, у родителей всегда бардак в ванной. Это… – Карл неловко выбрался из куртки и принялся шарить по ящикам. Свеча на комоде опасно покачивалась, когда он дергал ручки слишком резко. – Вот щетка, и вот шорты, а чистую футболку я принесу попозже. В общем, иди, я к папе.

Он почти насильно вталкивает Сиддика в темную комнату, не думая о том, что тот рискует свернуть себе шею без света, да еще и на скользком полу. Внизу он что-то понуро и сбивчиво говорит отцу, а тот только усмехается, рассматривая раскрасневшееся лицо сына. Кажется, что гнев Рика моментально сошел на «нет», стоило Карлу пробормотать «прости» и торопливо скрыться в своей комнате. Незашнурованные кроссовки летят куда-то в угол – парня больше волнует незнание размера одежды Сиддика, и он долго копается, выискивая подходящую футболку.

Шум воды стихает, что-то валится на кафель, слышно, как Сиддик чистит зубы, а после бросает щетку в стеклянный стаканчик. Карл старается не смотреть, когда парень выходит из ванной с голым торсом.

– Ну что? Ты извинился?

– Да. Вот, это тебе, – вещь подталкивается к краю постели. – Ложись, я поменял наволочки на подушках.

– На сколько завести будильник? Тебе к первому уроку?

– Я зайду тебя разбудить.

Сиддик натягивает футболку и потуже завязывает шнурок коротких и вместе с тем слишком просторных для него шорт, которые Рик, наверное, носил разве что на пляж миллион лет назад, когда еще мог выбраться на пляж. Интерн устало вытягивается на животе, зарывшись лицом в подушку и раскинувшись звездой.

– Может, – голоса Сиддика почти не слышно; он тянется рукой к Граймсу и легко перехватывает его за край пижамы, – может, пусть всё произойдет само собой?

– Что именно?

– Не знаю, всё, – парень вымученно улыбается, несмело дернув Карла за одежду.

Они неловко молчат, но Сиддик так и не отпускает его – подростку хочется, чтобы он понял намек верно. Подумав еще немного, он все-таки подает голос:

– Лечь с тобой?

– Давай.

Карл слегка путается в ногах, взбираясь по кровати, как по Эвересту: со сбившимся дыханием и мутной головой. Он так нервничает, что ему становится стыдно за себя самого, и вообще затея поспать на диване кажется все более радужной. Не зная, куда себя деть, он напряженно переваливается на спину и устремляет взгляд в потолок. Спохватившись, мальчик вытягивает руки вдоль тела, чтобы не выглядеть как покойник в гробу. Они молчат минут десять, не шевелясь и дыша куда-то в сторону друг от друга.

– Сиддик, я так не усну.

– Почему?

– Не могу расслабиться, когда ты так близко.

– Я тоже, если честно. Такое ощущение, будто у меня паралич.

– Ага, церебральный.

В их тихом и коротком смехе угадывается облегчение. Карл уже более смело ворочается, пытаясь устроиться так, чтобы не соприкасаться с Сиддиком и миллиметром кожи. Он чувствует, как пахнут шампунем чужие волосы, и от мысли, что они теперь пахнут точно так же как и у него самого, у Карла что-то приятно скручивается в животе.

– Никогда ни с кем не спал в одной кровати.

– Серьезно?

– Да, у нас не принято.

– И… И как ощущения?

– Не очень удобно, если честно. Я сильно нервничаю.

Повернув к нему голову, Карл видит, что парень смущенно улыбается, прикрыв глаза и подтянув руку под подушку. С этими волнистыми локонами и густыми ресницами он выглядит так чудно, что Граймс никак не может подобрать слова для описания представшей его взгляду картине, от одного вида которой сердце начинает колотиться как бешеное.

– Ты всегда спишь на животе?

– Угу. А ты? Тебе удобно? Я могу подвинуться.

– Вообще-то, обычно на боку. Ты не против..? – Карл медленно переворачивается, оказавшись с Сиддиком нос к носу; недолго думая, он устраивает голову на его подушке.

Они так близко, что дышать незаметно уже не получается.

– Теперь я точно не усну. Какое счастье, что я не хирург. Господи.

– В смысле?

Сиддик опускает руку вниз и наугад дотрагивается до живота Карла – его пальцы не просто дрожат, а отплясывают канкан. Граймс накрывает его ладонь своей и крепко прижимает к себе, но даже так он чувствует крупную дрожь, которая никак не успокаивалась.

– Все хорошо, само пройдет, просто не думай об этом.

Карл подсматривает, как Сиддик едва заметно хмурится, все еще смущенный и растерянный. Подросток пододвигается вплотную и теперь их разделяют только руки. Сиддик совсем не сопротивляется, когда он мягко касается его губ, потягивая нижнюю и легонько сдавливая ее зубами. Он целует его неторопливо и совсем невинно, соприкасаясь носами и утопая в пышной подушке. Карл готов делать это хоть до самого утра, лишь бы Сиддик позволил. И тот позволяет, робко приоткрывая рот и давая углубить поцелуй. Подрагивающая рука парня, словно по наитию, скользит по гибкой юношеской талии, поднимая футболку и прикасаясь к горячей коже. Воздух заканчивается, и они замирают, с влажным звуком оторвавшись от губ друг друга. Граймс чувствует, что чужая тревога постепенно отступает: Сиддик уже не вздрагивает, а только сбивчиво дышит, глядя куда-то в сторону и сжимая мокрые губы.

– Что ты..?

Но Карл не отвечает, подтягиваясь чуть выше и закидывая ногу на чужое бедро. Футболки задрались – теплые животы приятно соприкасаются. Сиддик упирается скорее от непонимания, а не всерьез, когда Граймс зарывается пальцами в его волосы на загривке и уткыкает лицом в свою шею. Парень горячо выдыхает, еще какое-то время ворочаясь: его ладонь находит свое место на пояснице подростка, подбородок удобно устраивается в неглубокой яремной впадинке.

– Засыпай.

Сиддик послушно прикрывает глаза. Его убаюкивают ласковые прикосновения пальцев, что изучают чернявые завитушки и изредка поглаживают за ухом. Карл позволяет ему крепче вжаться в свое тело и совсем ничего не спрашивает, когда Сиддик несколько раз тревожно дергается в полудреме, а после резко обмякает, провалившись в умиротворенный сон. Он спит крепко, совсем без сновидений, как человек, который впервые за долгое время ощутил себя в безопасности.

Когда солнце показывается на тяжелом от серых туч небе, Карла будит отец. Рик внимательно рассматривает двух парней, которые сплелись под одеялом в тугой нераспутываемый клубок: Карл по-прежнему обхватывает Сиддика рукой за голову, а тот тихо дышит в его шею, зажав пальцами край сбившейся футболки. Наверняка, когда они отлипнут друг от друга, на коже сплошь останутся красные следы.

Еще одно событие, которое ты пропустил.

Граймс ласково трогает сына за кончик носа. Тот сонно щерится, приоткрывает глаз. У родителя подмышкой несколько рукописей, какие-то папки и письма. От мужчины слегка тянет потом, хотя форменная рубашка сменилась на свежую – Рик просто пренебрег душем. Судя по уставшим глазам, он не спал всю ночь, однако Карл знал, что подобная мелочь никак не повлияет на состояние отца – он действительно был нечеловечески вынослив.

– Карл, я выгулял Данца. Завтрак на столе.

– Куда ты? Разве у тебя не выходной?

Подросток осторожно ворочается и смахивает с лица рассыпавшиеся локоны. Сиддик продолжает мирно спать, даже когда Карл слегка приподнимается, отчего голова интерна сползает с шеи на грудь. Это зрелище кажется Рику почти что трогательным – он усмехается, вспоминая, как когда-то давно его самого застали в подобной ситуации.

– Мне нужно уехать по делам.

– Что случилось? Ты надолго? Куда ты?

– Меня не будет какое-то время. Так, – Граймс задумчиво трет переносицу, – ты за главного. Если хочешь, можешь поехать к Кэрол.

– Я буду дома.

– Ладно. Я починил Форд, деньги на столе на кухне. Пусть Сиддик проследит, чтобы ты нормально ел. И будьте аккуратней.

– Пап.

– Присматривай здесь за всем, – он коротко целует чадо в лоб. – Все, пока. Люблю тебя.

– И я тебя.

Рик ощущает, как встревоженный взгляд сына прожигает спину. Но мужчина прикрывает за собой дверь спальни и это чувство тут же исчезает. В коридоре Данца как-то сиротливо жмется к его ногам, легко хватая за джинсы и тихо порыкивая. Граймс мягко отстраняет собаку, а когда та продолжает упрямо льнуть к нему, резко проговаривает команду «Место!» – Данца повинуется и замирает у порога.

Бросив последний взгляд на родной дом, Рик заводит Гранаду. Он с особым удовольствием натыкается задними колесами на бордюр – автомобиль конкретно встряхивает, на бампере наверняка появилась пара царапин.

– Хорошая машина, да.

Резко развернувшись и оставив на асфальте следы шин, он выравнивает авто и то, лишь чтобы закурить, не открывая окон и пропитывая салон запахом дешевых сигарет. На сиденье валяются кропотливо отобранные за ночь бумаги: вскрытое гербовое письмо от капитана Альваро, которое Ниган, видимо, собирался вручить ему когда-нибудь потом, когда сам решит, что можно, хотя Граймс не уверен, что подобный момент вообще когда-либо бы настал.

Он не пропускает ни одной ямы или выбоины – папки на сиденье подскакивают и шлепают друг о друга. Каждое название из титульной страницы резало глаза, а ведь это были лишь капли в море, только то, что он нашел за одну ночь. «Отсутствие вины как основа манипулятивного поведения», «Поведенческая социопатия приобретенного типа», «Развития синдрома дерева и стекла в подростковом возрасте», «Криминальная универсальность», «Недостаток эмпатии и нужда в эмоциональной стимуляции у психопатических личностей»*. Очерки, мелкие записки, публикации, пара старых рукописей со свежими пометками – Ниган уделял Граймсу много внимания. Он словно искал кого-то вроде него половину сознательной жизни, а когда нашел, пустился в свое бесконечное исследование без оглядки. Кросс собирал его личность из миллиона кусочков и какое чудо, что все это вмещалось в Рика, с учетом того, что большую часть найденных заметок Ниган сделал еще в институте.

Был ли у него кто-то вроде меня? Когда-нибудь? Сейчас?

Оглядываясь на проведенный вместе год, где один день шел за пять, Рик все чаще задумывался о том, как они жили и почему они жили именно так – беспокойно и болезненно, без какого-либо намека на что-то нормальное. Первая их встреча состоялась по поводу неудавшегося убийства, первый поцелуй – когда подстрелили Карла. Они переспали в день выписки сына, в день, который должен был стать простым семейным торжеством. А утром, насчитывая между собой лишь несколько сумбурных встреч, они сделали их отношения чем-то официальным. Их первое рождество – убийство Уолша. Смерть капитана Брэда – Рик вручил Нигану ключи от дома. Приставленный пистолет к виску Дэрила – и вот они, обручальные кольца. Разошедшиеся швы, сломанная нога, избитый до полусмерти Боб Стуки, запертый в холодном бункере святой отец… Как знать, чем закончится этот список и закончится ли он вообще.

Это то, чем мы занимаемся?

Проезжая мимо мрачных лесных пейзажей, где кроме иссиня-зеленой листвы и покореженных веток не угадывалось ничего живого, Граймс впервые дал ход тем мыслям, которые отгонял от себя слишком долго. Он думал о том, почему в действительности никогда не задавал вопросов, не выискивал и не проверял Нигана – ему просто было страшно признавать то, как сильно они были похожи. В некоторых моментах. Иногда почти одинаковые.

Желание все контролировать – у Рика было это. Именно тяга к безоговорочному контролю помогала ему справиться с тревогой. Кажется, он родился вместе с тревогой. Она заставляла его желать, чтобы Ниган держал отчет. Его маленькие правила – на них строилось их шаткое доверие. Граймс мог легко представить, как они молча в четыре руки пеленают труп Андерсон в мусорный пакет на своем заднем дворе, но он не мог представить, что Ниган действительно принадлежит ему. Что-то постоянно заставляло его сомневаться в этом. Может, дело было в его бесконечных играх в кошки-мышки, а может, всему виной ощущение себя подопытной букашкой.

Когда испытуемое животное умирает, его выбрасывают, не так ли.

Тогда, в последние летние деньки, глядя, как Кросс нянчит Джудит, Рик впервые задумался о том, насколько это все может быть настоящим. Насколько большая часть Нигана была с ним. Хотя, ее величина не имела значения, если речь не шла о том, чтобы Ниган был его целиком и полностью.

Ферма где-то на Аляске, верно? Я бы мог построить ее, наверное.

Ревность – и это тоже было у него. Граймс ревновал по-настоящему, когда Кросс уезжал, когда молчал о том, что делает и с кем встречается. Он уже был согласен стать его проектом, его детищем и главным исследованием всей жизни, лишь бы он был у него один, лишь бы до или после него никого не было. Рик знал, что это невозможно; по крайней мере, не в его силах изменить чужое прошлое, да и свое тоже. Эта странная нездоровая ревность сводила его с ума.

Рик настолько сильно боялся, что все это может закончиться, что он готов был собственноручно придушить Нигана, если так оно и будет. Вдруг, Кросс найдет кого-то еще? Вдруг, переключится на кого-то более интересного? Вдруг, они станут монструозной разведенной парочкой к тому моменту, как Джудит начнет называть Нигана папой? Вдруг, Кросс заигрался и потерял контроль?

Вдруг, я просто параноик, да?

Граймс неприятно усмехнулся, выворачивая руль и выныривая с лесной трассы на узкую дорогу. Он прибавил газу, желая поскорее вырваться от сдвигающегося по бокам леса и наконец-то выехать к лугам. Совсем скоро они сменятся степью с ее посеревшей от дождя выжженной травой.

Кажется, это копилось в нем слишком долго, и вот сегодня он сорвался. Опасное сочетание ревности, беспокойства, неуверенности и страха – эта бомба взорвалась, а триггером оказалось молчание Нигана. Граймс думал, что уж лучше бы Кросс нарвался на Мишон или сам пустился на ее поиски, лучше это, чем миллион ситуаций, где он занят чем-то другим, что оказалось важнее Рика Граймса. По крайней мере, настолько важным, что он впервые нарушил их несколько маленьких правил: сообщения, время возвращения, ответ на звонок. Ниган прекрасно знал, зачем нужны эти проклятые правила. Ему приходилось соблюдать их, если он хотел держать все под контролем.

«Абонент временно недоступен. Вы можете оставить свое сообщение после сигнала»

Раздраженно выругавшись, Рик нажал на кнопку отбоя.

Граймсу подумалось о том, что даже если бы Ниган попал в какое-то дерьмо, то он бы и не узнал. По крайней мере, они никогда не обсуждали подобное. Кросс словно надеялся на одно только чутье Рика, на эту странную животную интуицию, которая еще вчера начала изводить его до сумасшествия.