Текст книги "Милосердие (СИ)"

Автор книги: kakas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 48 страниц)

Рука тянется к стакану, а пальцы уже толкают толстый стеклянный бок – Ниган быстро перехватывает парня за кисть, не позволив залить весь стол и свои брюки в том числе. Какое-то время они молча смотрят друг на друга: Карл щурится, вопросительно вскинув бровь.

– Где же твоя быстрая реакция, молодой стрелок*? – мужчина разжимает хватку и мягко отталкивает тонкую руку. – И где мой кофе?

Тесто громко шипит на сковородке; Рик с Энид не слышат, что происходит за их спинами. Кажется, что нарезка яблок и мытье посуды занимает этих двоих куда больше, чем тихая перепалка. Капитан неловко задевает локтем балансирующий на краю раковины венчик, однако девушка вовремя его подхватывает, с улыбкой отмечая всю ту же неповоротливость мистера Граймса.

– Через год я дам тебе проверить, насколько быстрой может быть моя реакция.

Чашка опускается на стол и в нос тут же заползает привычный запах, которого так не хватало этой кухне до пробуждения Кросса. Тяжелая пятерня проезжается по вьющимся волосам мальчика, как будто только что ничего не случилось. Карлу нравилось это в нем: Ниган легко давал понять, у каких людей в его окружении есть определенные привилегии, а у каких нет. Однако Граймсу младшему сложно спрогнозировать поведение терапевта, если бы стакан все-таки опрокинулся.

– О, договорились, мистер скорострел, – Кросс с улыбкой вскидывает брови, делая большой глоток.

– Ниган!

Но мужчина продолжает вдумчиво читать, не обращая внимания даже на поставленную перед ним тарелку. Граймс отодвигает стул перед девушкой, раскладывает приборы и полупустые банки с джемом. Ему странно слышать голоса Карла с Энид вместо беспечной болтовни Нигана. Рик чувствует, как на него давит эта многозвучная суета, ему непривычно, почти тягостно наблюдать за детьми, за возней Карла с книгой, за медленным, едва ли не насильным пережевыванием Ниганом утренней пищи, за морщащей нос от молока Энид; даже лимонный сироп, медленно расползающийся по пухлому блину, и тот заставляет Рика сжимать челюсть.

Все так же, как когда-то, подростки одновременно встают из-за стола, гремят стулья, посуда. Они торопливо прощаются, Энид поддразнивает Карла и они легко толкают друг друга плечами по пути к двери. Кажется, их совсем не заботит взрослая жизнь, не сейчас, когда можно просто нарезать круги вокруг школы, оттягивая встречу с преподавателем химии и заблаговременно пряча комиксы в толстом атласе. Карл распахивает створку, пропуская девушку вперед. Перед тем, как захлопнуть дверь, он бросает взгляд на Нигана, но тот лишь небрежно отдает честь, так и не оторвавшись от чтива.

Когда дом пустеет, Рик делает свободный вдох. Звоночек велосипеда, резким отголоском ворвавшийся в приоткрытое окно, не заставляет его вздрогнуть. Мужчина медленно опускается на стул напротив Кросса и давит пальцами на раскрытую книгу – она мягко ударяется корешком о столешницу. Внимательные каре-зеленые глаза смотрят на него поверх очков; стекло ловит блик.

– Ты не опаздываешь на смену?

– С какого момента ты диктуешь адвокату линию защиты?

– Разве результат тебя не устраивает?

– Ниган.

– Что конкретно стало для тебя сюрпризом? Больная дочурка? Отсутствие счетов от Аарона? Или, может, тебя так взволновала хренова жена?

– Бывшая жена, – Рик поправляет его чисто механически, опуская взгляд на сцепленные в замок пальцы.

Он знал, что его ребенок уже давно должен был начать говорить и ходить – в том же возрасте Карл опережал Джудит по всем фронтам. Однако чего Граймс не знал, так это насколько большой была заминка в развитии дочери: он ни разу не читал книг по педиатрии и уж точно он ни разу не задумывался о том, что конкретно заставляет ребенка говорить и ползать. С Карлом все это произошло само собой, естественно: в один прекрасный день мальчик пролепетал «па», а когда Рик случайно дернул его за пятку, тот неумело пополз вперед и с того момента просто не останавливался, стирая колготы до состояния тряпки. Все детские стулья в доме были опрокинуты, а после водружены на место – это оказалось для маленького Карла чем-то сродни ритуалу, когда он научился сидеть. Первые шаги тоже случились сами по себе: ребенок едва не свалился с лестницы, совершив торжественный шажок в сторону вернувшегося со смены отца.

И только то, сколько раз за это бесконечно долгое слушание было произнесено «больна», «не здорова», «ненормальна», «у нее проблема», только это вместило в его голову реальность. Осознание давалось с трудом. Казалось, прокручивая в памяти все сказанное чужими ртами, Граймс вздрагивал от каждого слова, что относилось к его дочери. Он не мог поверить тогда, не мог переварить это. Ему было слишком сложно заставить себя проглотить это знание, и лишь Ниган, словно заботливо похлопывающий по спине и зажимающий рот вместе с носом, заставил его подавиться этой горькой пилюлей. Он-то сразу все понял, сразу заметил, что ребенок не в силах связать и пары слов, что у девочки нет никакого желания переставлять ноги, нет интереса ко всему происходящему – она реагировала лишь на то, что появлялось перед самым ее носом и нервничала, если это что-то пропадало. Как будто не могла увидеть мир за пределами своей люльки? Слишком спокойная и отстраненная Джудит с ее бессвязным лепетом и вялым движением пухлых рук, что уже должны были потихоньку терять младенческую полноту – она не походила на существо, что жадно цепляется пальцами за все новое и незнакомое.

От Рика ускользало не только это: он никогда не встречался с Бобом Миллером – педиатром, выступившем на суде. Точно так же он не передавал Аарону медицинские справки Джудит, что всегда лежали в ящике с документами. Он и слова не сказал адвокату о проведенных порознь с дочкой праздниках. Семейный бюджет, некогда практически опустошенный судами и выплатами жене, постепенно ширился за счет полученных премий, званий, регалий, компенсаций за ранения и… Нигана. Судя по всему, терапевт негласно подписывал все чеки от Аарона, который брал за свои услуги немалые суммы – теперь Граймс ясно понимал, почему он стоил дороже остальных.

Рик и не заметил, как деньги стали откладываться словно сами по себе: ремонт и все остальное оказалось куда более осуществимым, когда из ежемесячных трат Кроссом был вычеркнут суд. Рик не знал, сколько зарабатывает Ниган, а тот, судя по всему, был в курсе всех дел Граймса, в том числе и финансовых. Не то чтобы Рик не мог позволить себе новый костюм, однако он никогда бы не дошел до мысли, будто подобная вещь должна быть выполнена с кропотливо снятых мерок, аккурат из самолично выбранной ткани и именно той расцветки, какой бы захотелось будущему владельцу. И пусть столь безапелляционное вмешательство вгоняло Граймса в состояние шока – он никогда не чувствовал столь явно, что контроль теперь в руках другого человека – однако он никак не мог избавиться от ощущения опеки. Ниган поместил его в кокон, запеленал, будто чересчур буйное животное, которое противится банальному уколу, что, возможно, спасет ему жизнь. Этот человек играючи узнавал все, чего хотел и так же играючи он складывал жизнь Рика подобно конструктору. Ему не составляло труда переставлять все части так, как ему заблагорассудится, ведь он прекрасно знал название и место каждой. Ниган… он что… повсюду?

– Ну так что, Рик? Ты действительно хочешь знать, в какой момент проебался? – терапевт откидывается на спинку стула и принимает удобную позу, предчувствуя долгий разговор. Граймс переводит взгляд на его длинные закинутые друг на друга ноги.

– Почему ты не сказал мне сразу, что Джудит… что с ней что-то не так?

– Ты, верно, издеваешься? Рик-Рик, сколько ты помнишь? Диазепам уже давно прекратил действовать, так что можешь детально пересказать мне события вчерашнего дня. Ведь вчера у нас был чертовки продуктивный день!

– Я… – Голос срывается на хрип. Граймс напряженно морщит лоб, фокусируясь. Все мелькает обрывками: он хорошо помнил только утро. Перед глазами застыли чужие пальцы, которые с легкостью могли выбить из него остатки воздуха и вместе с тем ловко повязать галстук. Отчего-то он помнил именно их, с фотографической четкостью, от ногтей до вытянутых фаланг. Слова Аарона, ремарки педиатра, грохот судейского молотка и несладкий кофе – все это вычленялось из мешанины воспоминаний едва ли не насильно. И чем скорее вчерашний день превращался в вечер, тем более блеклыми становились ощущения. Лори – а дальше ничего определенного, как будто он пытается вспомнить незнакомые предметы, которые видел лишь размытыми очертаниями.

– Об этом я и говорю, Рик. Знаешь, что произошло? Ты охренеть как обосрал свои штаны, когда речь зашла о том, что твоя ненаглядная девочка больна. А что происходит в такие моменты с Риком Граймсом? Правильно, – Кросс небрежно щелкает пальцами, – он слетает с катушек. Потом на горизонте замаячила твоя женушка – о-о-о, а эта дамочка умеет вывести тебя из себя – и ты окончательно потерял контроль, Рик. Теперь до тебя дошло, почему ты ничего не помнишь? Потому что ты едва не грохнул Лори прямо там, в местной забегаловке, под бурные овации восхищенной публики.

– Что я сделал? Я… ударил ее?

– Как я могу позволить такому произойти? Боже, Рик, – голос Нигана становится ниже. Мужчина вытягивает из пачки сигарету и закуривает от спички, после смахнув огонек плавным движением. – Нет, Рик, ты ее не ударил, ты сидел очень смирно, моя послушная детка. Единственное, что ты сделал, так попытался в своей дерьмовой манере выяснить, какого черта Лори не доглядела дочурку. Хотя, знаешь, тебе и самому пора бы уже прекратить ебаться в глаза. Единственный, кому действительно нужен этот ребенок – это ты. И именно ты практически потерял его.

– Черт, – все сказанное оседает внутри слишком быстро, как и всегда, когда Ниган хотел вложить ему что-то в голову. Граймс нервно трет лицо ладонями. Ему совсем не хочется поднимать взгляд – мужчина тупо рассматривает кусок стола, попадающий в поле зрения. Все его существо скручивается от ощущения полного бессилия, которое казалось незнакомым, а оттого пугающим и опустошающим. – Черт, черт, черт.

– А теперь напряги свои мозги и подумай, что бы произошло на суде, если бы ты был в курсе проблемы с Джудит. Хотя, не могу гарантировать, что это был бы суд по поводу развода, а не чего поинтересней. Убийства, например? Что думаешь, Рик? Смог бы вытащить свою задницу из такой переделки? Будь я проклят, если да. Ты и с разводом справляешься с трудом, чего таить, – быстро докурив, Ниган с силой давит бычок в блюдце. – Может, уже пришла пора взять на себя ответственность?

– Что ты хочешь, чтобы я сказал? Или ты хочешь, чтобы я что-то сделал? Черт, Ниган… – ему хочется заслониться от чужих слов локтем, но Рик знает, что Кросс не прекратит, пока сам не решит, что уже достаточно. Граймс и сам не понимает, что за чушь вылетает из собственного рта. Никогда паника еще не душила его так крепко – мужчина нервно сглотнул осевший в горле комок. Чужая правота давила его до такого состояния, что силы выбивались из тела с каждым выдохом и чем меньше их оставалось, тем явственней Рик захлебывался собственной виной. Впервые в жизни он ощутил ее в полной мере. Зажимая лицо ладонями, Граймс чувствовал, как лихорадочно горят его щеки.

– Что ты можешь сделать для меня, Рик? По-твоему, у меня сейчас есть какие-то проблемы? Например, ебучая жена с непомерными аппетитами? Больной младенец, который рискует остаться очаровательным овощем до конца своих дней? Или у меня заебы с одноглазым сыном, который, господи боже, не сможет осуществить мечту всей своей жизни? А быть может, у меня башка отключается и звезды пиздуют из глаз? Ну-ка, Рик, проясни, что ты можешь сделать для меня. Хотя, знаешь, давай договоримся: когда меня волею судеб занесет куда-нибудь в горячую точку и затраханные борцы за свободу решат распять меня за грехи, я обязательно пошлю тебе весточку, капитан Граймс.

Кросс хрипло хмыкнул и встал из-за стола, обозначая, что разговор окончен. Рик все так же сидел, опустив плечи и голову; его словно размазали по столу, как масло по куску хлеба. Выбившиеся курчавые волосы упали на лицо, но терапевт все равно не собирался заглядывать в его глаза – он и так знал, как широко они распахнуты, влажные и блестящие.

Сделав шаг в сторону наполненного водой графина, Ниган не сразу понял, что его остановило. Отерев пальцами залегшую между бровей складку, он опустил взгляд на застывшего в одной позе Рика. Казалось, что если прислушаться, можно будет услышать, как сбивчиво и быстро колотится чужое сердце.

– Спасибо, – крепкая пятерня вцепилась в локоть. Голос звучал так тихо, что Граймс сам едва смог услышать, что сказал.

– Что?.. – Кросс прислоняет руку к своему уху и наклоняется ближе, словно действительно не расслышал одно единственное слово.

– Спасибо.

Ниган грубо расцепляет пальцы, однако они упрямо перехватывают его за запястье. Усмехнувшись, терапевт приподнимает лицо Рика за подбородок и царапается о густую бороду – голубые глаза тут же жадно впиваются в знакомые черты, словно желая запомнить их раз и навсегда.

– Ты никогда не задумывался о том, что владея чем-то, ты должен исполнять определенные обязанности?

***

Эти две недели, прошедшие со дня суда, настолько отличались от той жизни, к которой привыкли все трое, что даже Карл чувствовал себя словно не на своем месте. Из-за удовлетворения судом запроса Ралейга на внеплановую проверку им приходилось изображать из себя именно то, за что они себя выдавали. И кто-кто, а Ниган точно знал, что проверка будет не одна – их будет несколько. Он и сам не раз устраивал подобное шоу, когда речь заходила об отлове нечистых на руку копов, и теперь, самолично испытав на своей шкуре судебное предписание, Кросс злился еще больше.

Ни Рик, ни Карл ни разу не сталкивались с чем-то подобным: они смирно слушали все, что говорил им Ниган и так же послушно выполняли каждое указание. Все до единой пепельницы вынесены на веранду, коллекция винтовок и ножей спрятана в самый дальний шкаф, а закрытая от всех детская комната снова лишена замка. Для Граймсов стало настоящим сюрпризом даже то, что с легкой руки Ралейга или Лори проверка может нагрянуть хоть посреди ночи – Рику пришлось спустить постельное белье Нигана на первый этаж.

Одеяло и подушки ровной стопкой высились у подлокотника – это нервировало Граймса, но куда большее беспокойство он начал испытывать, когда терапевт действительно ушел туда спать. После того разговора, выбившего почву из под ног, Рик чувствовал себя собакой, которую поймали в петлю для отлова: стальная рукоятка не дает приблизиться, а удавка затягивается крепче от любого резкого движения. Он хотел все исправить: это желание было настолько отчаянным и сильным, что мешало думать. Когда он засыпал в одиночестве, его голова была горячей, а тело походило на глыбу.

Ровно четырнадцать дней каждое утро и каждый вечер были похожи друг на друга: Ниган деловито занимался своей работой, Рик тенью ходил от смены до смены, а Карл абстрагировался от происходящего тренировками. Парню не нравилась эта атмосфера в доме; он почувствовал, будто что-то изменится еще тогда, когда позволил Энид увести себя за дверь.

И пусть после рассвета на кухне витал все тот же запах кофе и омлета, а перед сном он мог стащить из кабинета терапевта любую понравившуюся книгу – все было не так. Наблюдая и прислушиваясь, Карл все-таки понял, что смущало его больше всего: оба мужчины по прежнему прикасались к его макушке ладонями, дергали за волосы и щеки, однако они не прикасались друг к другу. Перед носом больше не мелькала вездесущая ладонь Нигана, что мяла и ощупывала его отца во всех доступных местах, а широкая грудь родителя уже не наваливалась на чужую спину. Они ходили вокруг друг друга, словно чего-то ожидая, и если Кроссу было достаточно лишь щелкнуть пальцами, чтобы Рик, неважно с каким намерением, сдвинулся с места, то от Граймса требовалось нечто куда более весомое.

Рик вернулся поздно. Оперативное задержание прошло шумно, быстро и слажено. Это была неплохая встряска: мужчина чувствовал, как остатки былой горячки, захлестывавшей его с головой, наконец-то уступают место привычной собранности. Он принял решение несколько дней назад и теперь наконец-то мог найти в себе силы продемонстрировать его.

Стягивая в коридоре форменную куртку, Рик упрямо искал глазами Нигана. Его не интересовал ни накрытый фольгой ужин, ни следы пребывания внепланового пациента, некоторых из которых Кросс принимал прямо в своем кабинете, пока Граймсы отсутствовали.

– Да ты просто герой, приятель. И какой он? Как зовут?

Знакомый голос донесся со стороны дивана: терапевт вытянулся на нем во весь рост, закинув ноги на высокий подлокотник и расслабленно болтая пиво.

– Вот это совпадение. Черт, а он мне нравится, подлая тварь однако. Расскажи подробней. Нет, давай без отчетов. Ну… Да брось! Вот же хренова змея! – Ниган смеется в трубку, то и дело прикладываясь к бутылке. – Я бы потолковал с ним как-нибудь на досуге, что думаешь? Что ты как наседка, не съем я твоего воспитанника.

Граймс навалился на спинку, дожидаясь, пока Кросс договорит по телефону. Тот лишь бегло улыбнулся и сделал глоток.

– Ладно, надеюсь, ты дал ему соответствующие инструкции. Как раз и посмотрим, что ты смог слепить из своего стажера, – Ниган вновь хрипло смеется, внимательно слушая собеседника. – Договорились, дружок, как-нибудь навещу тебя этим летом, так что будь паинькой. Да, давай, – сбросив телефон на пол, мужчина перевел взгляд на Граймса. Номер на экране не был подписан. – Что такое?

Ниган до сих пор не позволял Граймсу приблизиться. Все, чем ограничивались их короткие разговоры – это инструкции по поводу судебной проверки и ремарки о наполненности холодильника. Рик покорно сносил такое обращение, он и сам понимал, что на большее можно не рассчитывать, пока Кросс смотрит на него так… разочарованно? Граймс и сам не мог в точности охарактеризовать этот взгляд, однако он заставлял его злиться, в основном на себя. Он уже продемонстрировал и сделал достаточно для того, чтобы Ниган просто махнул рукой, но он не махнул, и вот теперь, когда Рик не справился с чем-то простым, с тем, что каждый второй человек спокойно проглатывает… Не справился с собой, не справился как отец и как муж. Граймс обнаружил в себе неспособность жить простой жизнью, он даже не смог ее в полной мере имитировать. Этот экзамен он провалил с треском.

– Я оформил трастовый фонд для Джудит и Карла, на случай, если Джудит… понадобится финансовая поддержка после взросления**, – вытащив несколько сложенных бумаг из кармана брюк, Граймс протянул их терапевту. – При условии, что я буду ее опекуном.

Будто не доверяя столь сознательному решению, Кросс спускает очки с макушки на кончик носа и неторопливо вчитывается в документ.

– Приятно видеть, что ты собрал остатки своих жалких мозгов в кучку, Рик.

– Ты можешь вступить в состав учредителей. Если со мной что-то случится, будешь управлять фондом, пока Карл не станет совершеннолетним или пока не закончит обучение где-либо. Там есть все: дом, имущество, взносы и условия перевода компенсации, если я буду числиться погибшим при исполнении или пропавшим без вести во время операции за пределами США. Просто поставь подпись.

– Раньше подобным занималась Кэрол.

– Это было раньше.

Вместо ответа Кросс хмурит брови и небрежно отбрасывает документы в сторону. Граймс чувствует былую скованность. Он не ожидал подобной реакции и уж точно он не ожидал увидеть на лице Нигана насмешливую ухмылку. Тяжело выдохнув, Рик замирает в принужденной позе. В мире Нигана все двигалось слишком быстро, события сменяли друг друга с невероятной скоростью, а решения принимались стремительно. Рик был способен жить в таком ритме только там, где грохотали снаряды и где счет человеческих жизней велся чисто механически, на бумажках. Ниган так жил всегда.

Возвращаясь с операции домой, Граймс каждый раз будто нырял с головой в водную толщу: чувства, движения и мысли становились слишком медленными, он безвольно покачивался на этих волнах, отупевший и дикий. С появлением Кросса все изменилось, но то чувство свободы, которое он ему подарил, он мог с такой же легкостью отнять обратно – Рик ощутил это только сейчас, вырвавшись из двухнедельного анабиоза.

– И?

– Подпиши.

– Убеди меня.

– Что?

Но Ниган только улыбается, откровенно забавляясь чужой растерянностью.

– Растерял все свое красноречие, стоило только разок по-крупному облажаться? Или твои могучие яйца внезапно ссохлись? О, куда же запропастился суровый и решительный капитан Граймс, когда мир в нем так нуждается?

Мужчина стягивает очки и бросает их на смятые бумаги. Он закидывает руку за голову, потягивается – Ниган всем своим видом демонстрировал, с каким наслаждением он готов слушать и наблюдать за происходящим. Рик практически никогда не мог прочувствовать ту грань, когда терапевт был серьезен, а когда просто забавлялся. Как правило, он предпочитал совмещать. Но только в такие моменты он казался Граймсу наиболее привычным. Ухватившись за это чувство, Рик непроизвольно улыбнулся. Когда-то он не знал, почему каждый раз, когда Кросс затевал с ним свою очередную игру, Граймса переполняло странное чувство уверенности. Теперь же он спокойно отдавал себе отчет в том, что ему нравилось ловить каждый его вызов, нравилось отвечать, провоцировать, нравилось, потому что это означало – все возвращается на круги своя.

– Тогда тебе стоит достать ручку? – мужчина не может стереть улыбку со своего лица. Он обходит диван, рассматривая раскинувшегося на нем человека, останавливается у его ног. Взгляд цепляется за полоску кожи, выглядывающую из-под задравшейся рубашки.

– Какое самоуверенное начало, – Ниган с любопытством наблюдает за Граймсом, который на деле все еще колеблется.

– Подписывай, – пальцы легко находят служебный глок, щелкает кнопка кобуры, рука отработанным движением вскидывает оружие.

– Мог бы снять с предохранителя для большей убедительности, – Ниган хрипло смеется, одним махом опустошая бутылку и швыряя ту в Граймса. Мужчина легко уворачивается и толстое стекло лишь несильно ударяет его по кисти. Где-то у входной двери слышится звон падения.

– Почему с тобой так сложно? – Рик беззлобно усмехается, швыряя ствол прямо в терапевта, но тот вовремя отмахивается от летящего прямо в лоб оружия. Пальцы подхватывают стопу, проезжаются по гладкой поверхности ботинка и цепляют тонкий шнурок – тот легко распускается из узла. Граймс неторопливо стягивает обувь, а избавившись от носков, проводит ладонью по чувствительной коже – Ниган даже не вскидывается, продолжая рассматривать его с заинтересованной улыбкой.

– Это так ты убедил отдать тебе звание капитана? – Кросс глухо смеется, но Рик резко дергает его за обе штанины – мужчина едва не прикусывает язык, но это веселит его только сильнее. Брюки скользят по бедрам, скидываются на пол; Граймс склоняется над подлокотником – в его грудь тут же упирается нога, останавливая. Рик медленно сгибает ее в колене, возвращая на диван и легко толкая собственное тело через быльце.

– Убеждать в чем-либо мне нужно только тебя, – нерешительно замявшись на секунду, Граймс прикасается губами к колену – борода царапает тонкую кожу, но Ниган совсем не боится щекотки. Отчего-то ему не хватает толики смелости, чтобы поднять взгляд на Кросса; Рик прикрывает глаза и оставляет после себя еще один влажный след рядом с предыдущим.

– И почему ты решил делать это не при помощи слов? – Ниган расслабленно покачивает ногой, отираясь ей о полные губы Граймса. Сползая спиной с подушек, Кросс нарочно придвигается ближе. Пальцы Рика нащупывают последнюю пуговицу его рубашки, продвигаясь все выше и выше до самого ворота.

– С тобой трудно разговаривать, – Граймс поднимает взгляд, который сразу натыкается на все ту же неопределенную улыбку – мужчина дотрагивается до ровного ряда обнаженных зубов.

– Почему же? – Зубы клацают прямо перед фалангами и Рик едва заметно вздрагивает от неожиданности.

– Потому что это бессмысленно, – тяжелая ладонь приземляется на щеку терапевта, шлепая.

– Детка, тебе стоит быть понежнее со своим мужем, – он со смехом уворачивается от настойчивой руки, которая так и тянется ощупать все его лицо: подушечки скользят по переносице, исследуют глубокие морщины, касаются уголков губ, почти что требовательно мнут густые ресницы – Кросс щурится, мотая головой, но не сопротивляясь. – Еще один развод тебе точно не по силам.

– Развод? С тобой? Вперед ногами разве что, – Граймс усмехается; ладони спускаются по колючей бороде, мягко сдавливают шею. Рик заглядывает в насмешливо прищуренные глаза и давит сильнее – Кросс лишь приоткрывает губы, улыбка все равно не сходит с его лица. – Почему ты такой?

Но Ниган молчит, словно и не ощущая крепкой хватки на своей шее. Он знает, что эти руки, которые с таким жадным интересом изучают его, порой боязливо, а порой слишком нагло, уже никогда не смогут причинить ему никакого вреда – для Граймса это стало чем-то противоестественным.

– С кем ты разговаривал? – Рик закусывает губу, хмурясь и расцепляя пальцы. Поддев края черной рубашки, он разводит ее края в стороны, чтобы проехаться пятерней по груди: волосы щекочут фаланги, когда ладонь скользит по мягким изгибам мышц. Бросив взгляд на телефон, Граймс снова чувствует липкое беспокойство, однако оно отступает, как только подушечки натыкаются на мелкий сосок, что послушно твердеет от легкого прикосновения.

– Почему это вдруг стало важно? – Ниган вскидывает бровь, словно сейчас ничего не происходит и его тело не оказывается на удивление отзывчивым. Он не реагирует даже на то, что Граймс седлает его бедра, вжавшись в напряженный пах.

– С кем? – Рик неловко расстегивает свою рубашку, мягко покачиваясь сверху. Он в полной мере ощущает чужое возбуждение, когда раз за разом отирается о твердый ствол, подпирающий белье. Однако Ниган не спешит с ответом – он дергает пальцами, желая, чтобы Граймс наклонился ближе.

Они сцепляются как всегда резко и внезапно. Кросс дергает курчавые волосы, выворачивает ставшее слишком расслабленным тело. Он подминает его, переворачиваясь и с силой вдавливая лопатками в спинку дивана. Они сталкиваются нос к носу; Рик тяжело дышит, его глаза распахиваются, но стоит Нигану мягко провести рукой под скуле, как веки сами собой опускаются. Губы терапевта вжимаются в горячее ухо.

– Ты не должен вынуждать меня отвечать.

– Кто это был?

Ниган усмехается – губы и колючая щетина проезжаются по уху. Граймс бьет наобум, когда задает вопросы, ведь только так он рано или поздно сможет понять, что попал в цель. Они вжаты друг в друга так крепко, что Рик чувствует, как мерно вздымается чужая грудь – точь-в-точь, как и его собственная. Граймс проскальзывает под расстегнутую рубашку, укладывает ладонь на поясницу.

– Ниган?

– Такие как я приходят за такими как ты, Рик. Они выслеживают тебя. Охотятся за тобой. А потом находят тебя. А теперь представь, что я позволю появится кому-то, кто тоже захочет тебя так же сильно, как и я сам, – Кросс чувствует, как Граймс настойчиво тянет его к себе, как будто они могут оказаться к друг другу еще ближе. Косматая борода щекочет шею. – Только из-за меня ты все еще здесь. Так что отъебись со своими вопросами.

Вспышка злости заставляет Рика тихо рыкнуть. Однако правота Нигана вновь поставила ему шах и мат. Возможно, именно это ощущение превосходства, которым столь открыто пользовался терапевт, толкало Граймса время от времени вести себя едва ли не по-детски: упрямо, непоследовательно, глупо. Он подтягивается выше и почти что вслепую нашаривает сухие губы, чтобы настойчиво протолкнуться языком, который неминуемо был прикушен. Кросс смеется, продолжая потешаться над ним, однако Рик уже не может остановиться: он вылизывает этот упрямый рот, кусает и едва ли не вгрызается, лишь бы получить то, чего так хочет. И Ниган уступает, наконец-то разжимая зубы и подаваясь ближе. Жадность мешает им хватать воздух, а оттого они оба только на короткое мгновение отрываются друг от друга, чтобы вновь продолжить, повторяя все снова и снова. Когда Рик отворачивается, Ниган вдыхает полной грудью, все еще тяжело хрипя и сжимая пальцы.

– Ты всегда говорил, что хуже меня нет никого, – пятерня Граймса уверенно проскальзывает между их тел, – сначала я верил в это. Потом, – он находит кисть терапевта и тут же перехватывает, – я понял, что мы одинаковые. А сейчас я уверен, что хуже меня только ты, – ладонь Кросса насильно вжата в чужой пах. – Ты, именно ты, Ниган. Чертов психопат с манией контроля, помешанный на трахе и с целиком атрофированным чувством вины. Ты, даже не считающий, сколько людей уже убил, запугал или просто сжил к чертям собачьим. Ты, с твоей тягой к насилию, ты, буквально кончающий в штаны от вида размазанных по полу мозгов. Ты, высокомерный и самовлюбленный сукин сын. И знаешь, что действительно делает тебя хуже меня? Ты, мать его, веселишься, – Рик крепко прижимается к руке Кросса, которая тут же сдавливает его ствол через плотные форменные брюки.

– О, детка, я знаю, как ты любишь во мне все это. Особенно последний пункт, – Ниган глухо смеется, сталкиваясь с ним лбами и поддевая языком искусанные губы супруга. – Кто, как не я, может заставить сурового капитана Граймса улыбнуться, верно? Оп, смотри-ка, у тебя реально стоит на это, моя хочушка-хохотушка.

– Твоя кто? – Граймс обреченно закатывает глаза; его щеки надуваются от сдерживаемого смешка, но мужчина упорно пытается держать лицо. – Блядь, это бесполезно. С тобой бесполезно разговаривать.

– Я знаю куда более интересное применение твоему рту. Можешь начать отсюда, – Кросс хозяйским жестом притягивает его обратно, вцепившись в жесткие кудри. Их губы снова сталкиваются и Рик все же не может сдержать едва заметной улыбки.

Слишком увлеченные друг другом, мужчины не сразу замечают звоночек велосипеда Граймса младшего, за которым следует гул подъезжающей к дому машины. Хлопают дверцы, свет фар заглядывает в темные окна. До слуха доносится чей-то незнакомый голос, еще один.

– Детка, тише, у нас гости, – Ниган насильно отрывается от изучения шеи Граймса и прикладывает палец к его губам. Словно заговорщики, они прислушиваются к происходящему прямо у них на пороге. Отчего-то Рику хочется рассмеяться, но терапевт зажимает его рот ладонью. Знакомые шаги Карла замирают у самой входной двери. Его кто-то нагоняет: судя по цокоту каблуков, женщина. Уже давно стемнело, на пригородной улице тихо и чужой разговор хорошо различим для слуха.