Текст книги "Милосердие (СИ)"

Автор книги: kakas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 48 страниц)

Этот вечер действительно был особенным: Гарет впервые показал ей аккуратно сложенные листы, чтобы подробно опросить об ощущениях от приема лекарств. Она старалась отвечать честно, однако ей хотелось чуть-чуть приукрасить или сгустить краски, чтобы он снова внимательно взглянул на нее, оказавшись непозволительно близко. Иногда он уличал ее в этой маленькой лжи, но вместо осуждения лишь смеялся и снова будто становился моложе, почти что мальчиком.

– Что насчет бессонницы?

– Не могу уснуть по нескольку часов, – она врет, а он словно не замечает. – До сих пор непривычно спать здесь.

– Тебе просто нужно перестать думать о Шейне.

– Разве я о нем думаю?

– А разве нет?

– Нет.

Она сама буквально отнимает у него новый рецепт. Ей не хочется разбираться со всем тем, что оказалось в собственной голове: она совсем не верила в силу психиатрии, разговоров и бесконечных консультаций. Ей это казалось переливанием из пустого в порожнее, да и за всю свою жизнь она имела дело только с такими же прагматиками, как и она сама. Что толку в переосмыслении того, что уже нельзя изменить. Единственное, что важно, так это получать желаемое, а то, насколько оно на самом деле необходимо – вопрос десятый. Когда она сложила рецептурный листок в восемь раз и спрятала в карман, то ощутила удовлетворение.

– Как твой аппетит?

– Прекрасно.

– Есть сухость во рту?

– Нет.

– А если честно?

Они смеются, и Лори вновь все отрицает, пока теплая рука не дотрагивается до ее плеча. Ее дыхание перехватывает, но не от волнения – просто она приняла что-то лишнее. Однако женщина молчит, снова ощущая удовлетворение.

***

Иногда у них были спокойные дни, когда можно было пить кока-колу в перерывах и лениво подсчитывать воздушных змеев с бессмысленными лозунгами. В конце концов, Джорджия славилась именно этим: кока-колой* и пронзительно голубым небом. А иногда у них были тяжелые дни, когда приезжали машины скорой помощи и крик толпы становился невыносимо громким. И чем дольше они держали оцепление, тем чаще слышались сирены неотложек.

Боб Стуки растворился, словно его и не было. Он избегал Граймса и не задал ни одного вопроса, когда капитан негласно сделал своей правой рукой Цезаря Мартинеса. Латинос носился между рядов, выкрикивая своим зычным голосом приказы, он был повсюду, разгоряченный и злой.

Затянувшийся митинг – эта мини-революция в бутылке – выматывал не хуже войны. И Граймс знал, кому сказать «спасибо». Он следил за Стуки, а тот следил за ним. Находя время вырваться из тисков капитанских приказов, Боб терялся где-то на задворках оцепления, легко проскальзывая между копов и митингующих. Все, что он делал, так это показывал нужные бреши тем, кто подстрекал это феерическое восстание народных масс.

С каждым днем оно действительно все больше подходило под слово «феерическое»: шум уже не стихал, повсюду мелькали искры, кто-то жег просмоленные тряпки в кованых урнах, а топот ног и гром голосов наконец достигли своего единства, раскатисто проносясь по всему центру Атланты. Рик уже не считал, сколько раз его шлем столкнулся с мусором, камнем или наполненной песком бутылкой. У них у всех звенело в ушах, расцарапанная в незащищенных местах кожа саднила, иногда нарывала, ноги были бурыми от синяков, а шеи немели от постоянного напряжения даже у самых крепких. Однако не зря S.W.A.T. обходился государству так дорого: они терпели и стояли, привыкшие к этой бесконечной пытке, как привыкают акробаты по сто раз на дню вышагивать по канату перед жадной до зрелищ публикой.

– Капитан!

Мартинес подбежал к нему, едва не ударившись грудью о грудь. Его черные глаза встревожено блестели, но стоило им встретиться со взглядом капитана, как вся горячка вмиг испарилась. Мужчина дернул плечом и коротко отдал честь.

– Да?

– У нас проблемы. Я подсчитал жертв на наших квадратах, там полный пиздец. У Оскара и Уилсона то же самое. Если так пойдет и дальше, то придется терпеть под боком Национальную гвардию. Не знаю, когда власти решат ее вводить.

– Пострадали только гражданские?

– Да, еще пара наших ребят, но ничего особенного, переживут.

Цезарь помотал головой, уставившись себе под ноги.

– Капитан, что происходит? Нас кто-то сливает? Как-то слишком гладко все складывается для этих, – он дернул подбородком в сторону толпы.

– Остальные что-нибудь заметили?

– Пока нет. Но Оскар скоро догадается, что дело нечисто. Кто-то кого-то купил или в чем проблема?

– Можно сказать и так. Ладно, – Граймс хлопнул мужчину по плечу, – Остальным ни слова. Я разберусь.

– Вы знаете, кто в этом замешан?

– Да.

Рик знал, что если так продолжится и дальше, то по возвращению домой его опергруппа потеряет нескольких членов или даже половину. Чемблер найдет козлов отпущения, возможно, забросит удочку о переводе самого Граймса. Это знал каждый из его подчиненных, с них всегда спрашивали больше всех. Глядя на окровавленные лица людей, которых медбратья силком вытаскивали из этого водоворота толкающихся тел, Рик со злостью щелкнул застежкой на ремне.

– Капитан?

– Что-то еще, Мартинес?

– Спасибо за доверие.

– Ты заслужил.

Его сын сдал последний экзамен. Граймс знал наизусть, во сколько они начали заполнять тесты и во сколько сложили ручки. В этот момент его шлем столкнулся с тяжелым бруском, брошенным откуда-то из пестрой мешанины людей. Но Рик знал, что сын справился, знал даже без вестей из дома, а потому треснувшее в районе глаз стекло он заметил лишь когда расстегивал форму.

Он звонил домой каждый вторник и четверг – почему-то именно эти дни, словно по неведомой никому закономерности, оказывались самыми изматывающими. Но Граймс звонил, и пускай он отправлял Карлу сообщения и даже оставлял пару фраз на автоответчик, его застала врасплох странная необходимость услышать голос Нигана.

Такого прежде никогда не было: Граймс впервые заметил за собой столь острую потребность в человеке, с которым его связывали совсем иные узы, нежели с детьми. Он никогда не звонил Лори во время подобной части своей работы, и даже Кэрол получала вести непосредственно из штаба, не от него.

Ему было тревожно и вместе с тем волнительно, и чтобы справиться с этим чувством, он сам решил, когда и во сколько наберет тот самый номер, который знал наизусть. Это напомнило ему о самом начале их встреч, когда Рик негласно установил график посещений тогда еще просто психотерапевта по имени Ниган. Кросс не противился этому распорядку и никак его не поощрял – ему было наплевать, во сколько и в какой момент он получит то, чего хотел.

Вот и теперь Ниган не удивлялся ни одному звонку, что мог случиться в самый разгар дня, но обычно – далеко за полночь, порой и под самое утро. Рик снова не знал, что говорить и что он хотел сказать на самом деле. Кросс всегда брал трубку, а Граймс всегда молчал и скомкано прощался после пары общих фраз.

Но этой ночью все было по-другому.

Они стояли, прижимая высокие щиты друг к другу. В лицо уже который час летел щебень, просыпаясь сверху через их плотный ряд. Мелкие камешки беспрестанно стучали о крепкий пластик, однако кругом было так громко, что бойцы чувствовали лишь вибрацию – никаких звуков уже давно не существовало. То тут то там вспыхивали бьющиеся бутылки с зажигательной смесью, воняло спиртом и керосином.

Внезапно человеческая махина всколыхнулась и навалилась всем весом на щитки. Справа от Граймса послышался глухой вскрик – Тайриз завалился на одну ногу, закусив губы едва ли не до крови. Он неминуемо кренился, словно потерял опору. Рик бегло глянул вниз и понял, что его нога или вывихнута или сломана. Капитан потащил тяжеловесного бойца назад, позволяя ему упасть на свою спину. Саша – его сестра – подстраховала Граймса и они выдернули Тайриза из плотной цепочки. На их месте ряд тут же сдвинулся, словно ничего и не было.

– В медпункт его! Живо! Снимите наколенник!

Тяжелый и высокий мужчина сброшен на тряпичные носилки. Тайриз был настолько огромным, что на мгновение Рику показалось, будто носилки не выдержат, порвавшись прямо под ним.

– Капитан! Куда вы?!

Граймс не ответил, стремительно протискиваясь среди полицейских и бойцов. На этот раз он нашел его, едва ли не поймал за руку: Стуки только собирался нырнуть в толпу, стянув с себя бронежилет и тяжелую защиту. Он никак не мог найти подходящего момента, чтобы проскользнуть между напирающих тел: мужчина покачивался на пятках, словно брал разгон, но спасительной бреши так и возникало.

Рик механическим движением снял с головы шлем, после – балаклаву. Не отрывая взгляда от Боба, Граймс достал конопчный телефон и, прослушав пару гудков, с едва заметной улыбкой ответил охрипшему голосу простое «привет».

– Что такое, Рик? – слышно, как шуршит свежее после стирки постельное белье. – У вас там чертовски шумно.

– Да, есть немного.

Граймс снова улыбается, продолжая рассматривать спину своего лейтенанта. Он медленными шагами приближается к нему: уже можно увидеть самые мелкие капли пота на черной шее.

– Ниган?

– Да, детка?

– Хотел бы я… – он просто толкает Стуки плечом. Одно короткое движение – сильный тычок между лопаток – и тот спотыкается, неловко цепляясь за чужие плечи. Но толпа закручивает его, подобно воронке посреди океана и он спотыкается снова. Граймс наблюдает, как его поглощает это обезумевшее столпотворение, как он падает и его топчут десятки ног. Он не умрет, нет – вот Граймс уже махнул свободной рукой, привлекая внимание и посылая первого попавшегося офицера доставать Стуки из толпы. Им придется повозиться, но к этому моменту незащищенная шлемом голова уже наверняка будет хорошенько отбита, а лицо превратится в кашу. Его будут давить, как давят ногами виноград в глубоких лагарах: с остервенением и тяжестью всего веса.

– Хотел что?

– Чтобы ты был здесь.

***

Телефонная трель застала их у самого порога. Ниган собирался проигнорировать звонок, однако тот никак не умолкал, пока они обувались и проверяли документы.

– Ну что за нахуй, – Кросс привычно накрыл макушку парня своей ладонью и все-таки снял трубку с рычага. – Да?

– Мне нужен Рик.

– Покорно прошу прощения, дорогая, однако твой бывший муж и отец чертовски прекрасных деток уже больше месяца как на задании.

– Он должен был завести мне справки о доходах для суда.

– И сколько прошло с момента последнего слушанья? Это ты столько ждала? Черт, девочка, кажется, тебе пора приобрести календарь. Ну, пользуясь случаем, можешь поздравить Карла с днем рождения. Или успела запамятовать столь знаменательную дату?

Граймс младший только закатывает глаз. Он нетерпеливо мнется на одном месте, ковыряя пальцем пуговицу на рубашке Кросса.

– Ты в каждой дырке затычка или что, я не пойму?

– Пока я не затычка в твоей дырке, тебе волноваться не о чем, – Ниган глухо смеется, запрокинув голову. – А знаешь, что? Я закину тебе эти справки прямо сейчас, что думаешь?

– Ты знаешь мой адрес?

– Конечно же, я знаю твой адрес.

Лори нервно выдыхает и кладет трубку.

Пока они едут по узким улицам Округа Кинг, Карл раз за разом проматывает в голове это утро. Вспоминая о торте и маленькой черной коробке, которую он не спешил распаковывать, парень улыбается. Он делает вид, что проверяет время на телефоне, хотя на самом деле в очередной раз убеждается в том, что ранним утром папа разговаривал с ним больше получаса. Парень совсем не против, что тот позвонил почти что на рассвете; на заднем фоне было очень шумно, кричали люди, а Рик, время от времени заслоняя трубку ладонью, гаркал команды. Но стоило ему снова заговорить с сыном, как грубый голос становился спокойным и мягким.

Кросс лениво дымит горькой сигаретой – это совсем не мешает парню доедать свой торт прямо в машине. Сегодня Ниган сделает для него все что угодно. Карл знал это. И даже если он решит вымазать сливками все лобовое стекло, терапевт и бровью не поведет.

– Вкусно?

– Попробуешь?

– Да я его наелся, пока делал.

Карл на мгновение прерывается, задумчиво облизывая пальцы.

– Ниган?

– А?

Граймс младший рассматривает развороченный вилкой кусочек торта: красный сироп смешался со сливками, пропитанный ромом бисквит буквально тонет в обилии крема. Подцепив завитушку из безе, подросток уверенно отправляет ее в рот.

– Спасибо.

– Охренеть, еще один торт и ты будешь звать меня папочкой!

– Да иди ты.

Парень со смехом укладывает голову на чужое плечо. Он чувствует, что наелся сладкого на год вперед: Ниган действительно не поскупился ни на крем, ни на шоколад. Карл сыто зевает, покачиваясь от мерной езды. Кросс что-то удовлетворенно хмыкает под нос и включает радио. Граймсу младшему хочется, чтобы они ехали так как можно дольше, но вот уродливые туи знаменуют о том, что их путешествие прерывается у дома Шейна.

Они выходят из машины одновременно, хлопают дверцы. Мать тут же появляется на пороге, как будто не хочет пускать их в дом. Солнце слепит глаза, и Карл не может рассмотреть ее как следует.

– Привет, милый. С днем рождения.

Она как и всегда мягко улыбалась ему, но что-то было не так. Женщина не предпринимает никаких попыток дотронуться до сына, ее голос звучит принужденно, а поза выдает сильную нервозность. Она словно мучается от какого-то зуда, беспрестанно переминаясь с ноги на ногу и отстукивая ухоженными ногтями по косяку.

– Привет. – Карл спокойно теснит ее плечом и проходит в дом. – Как Джудит?

– Все нормально, дорогой, она отдыхает.

– Ну, здравствуй еще раз, красавица, – Ниган зевает прямо ей в лицо и отбрасывает окурок на неровно подстриженный газон. – Успела соскучиться?

– Давай бумаги и просто уходи.

– Куда спешить? Дай Карлу побыть со своей сестренкой. Должна же ты загладить вину, раз забыла про его день рождения.

– Я не забыла.

«Оно и к лучшему, что Карл остался с ним».

– Проигнорировала? – Ниган усмехается, делая шаг вперед и заставляя женщину дернуться в сторону. – Спасибо, что облегчаешь мне задачу. Даже маленькая бомба может взорваться очень громко. Кажется, я уже слышу это «тик-так», честное слово.

– О чем ты?

– Карл ведь так похож на него, не так ли?

Кросс аккуратно перехватывает ее бледное лицо за подбородок. Ему не нужно пристально всматриваться – зрачок почти полностью заполнил ореховую радужку, это видно и так, особенно, в столь ясный день. Женщина болезненно жмурится; замешательство не дает ее среагировать моментально. Вырвавшись, Лори едва не падает, но Ниган успевает небрежно перехватить ее за талию.

Все утро ее одолевала странная слабость: она не давала покоя и вчера, и позавчера. Ноги заплетались, как если бы она не ела несколько дней, а голове шумело. Она так и не сказала Гарету про потерянный листок, да и зачем, если она и так знает, какую таблетку стоит принять прямо сейчас, чтобы недомогание на короткий срок отступило.

– Тебе нужно присесть.

Он проводит ее в дом и толкает в кресло. Ниган ничего не спрашивает: с улыбкой садясь напротив, он пристально рассматривает хрупкую и тонкую фигуру бывшей миссис Граймс. Из соседней комнаты доносится тихая возня. Слышно, как Карл вполголоса переговаривается с ребенком, расхаживая туда-сюда.

– На чем мы остановились? Ах да, справки, – Надев очки, Кросс достает бумаги из широкого кармана джинсовой рубашки. – Так, соберись, Лори, я не буду объяснять дважды.

Женщина ведет бровью. Сейчас ее куда больше занимают выстроенные в ряд баночки с лекарствами. Она перебирает каждую из них, благодаря провидение, что Ниган усадил ее рядом с тумбочкой, где покоилась эта фармацевтическая пирамида.

– Здесь четыре вида справок о доходах. Первая – зарплатная, вторая – премиальная и льготная, третья – за выслуги и выездные операции, – он не прерывается, даже когда Лори с незаинтересованным видом раскусывает таблетку, громко хрустнув оболочкой капсулы, – четвертая – наследство и траст.

Карл, как и всегда, неслышно заходит в гостиную. Он покачивает сестру на руках, рассматривая, как его мать пьет таблетку за таблеткой. Она словно не замечает его: Лори тягостно смотреть на сына, который уже вырос настолько, что потерял все ее черты. И теперь, когда он стоял за спиной этого человека – Нигана – он как никогда в жизни был похож на ее бывшего мужа. Казалось, что он прижимает Джудит к груди точно так же, как и Рик: придерживая за спину и утыкая лицом в свое предплечье.

– Ты все запомнила? Мне не нужно разжевывать это заново, милая, так что, будь, мать его, так добра и послушай внимательно.

Граймс младший смотрит, как в глубоком жаккардовом кресле под низкий голос Нигана медленно угасает его мать. Мальчик прислушивается к себе, но он не чувствует того, что должен. Карл знал, что всегда был для матери инструментом: он родился на свет, будучи им, так он был ей задуман. Однако он оказался совсем не той вещью, которая могла собрать что-то воедино.

Даже не меняясь в лице, Карл опускается на подлокотник кресла. Парень с легкой улыбкой гладит сестру по пушистым волосам, а после подносит ребенка чуть ближе к Кроссу. Девочка несмело трогает мужчину за короткую бороду, а тот будто и не замечает, продолжая втолковывать Лори суть документов. Никто не обращает внимания, как женщина меняется в лице, стоит ее дочке оказаться с Ниганом так близко. Маленькие пальцы почти неощутимо жмут ухо, изучают незнакомый нос и рот – Лори вздрагивает.

– Какая деликатная крошка. Настоящая принцесса, – терапевт тихо смеется, бегло целуя протянутую ладошку и возвращаясь к своему занятию. – Лори, сосредоточься. Твой адвокат не специализируется на экономическом праве, а я не специализируюсь на вашем мозгоебстве. Вычет счетов за дом…

Карл свободно наваливается на плечо Кросса. Джудит с готовностью тянется к зачесанным назад волосам – парень приподнимает ее чуть выше. Маленькие руки пытаются заплести на голове Нигана колтун, а Карл только и рад помочь. Ведь сегодня он может делать что угодно. Он несколько секунд смотрит на Лори так ясно и невинно, как никогда не смотрел. Для него очевидно, какую муку он причиняет своей матери, однако он продолжает смотреть и женщина понимает, что ему совсем не жаль**.

– Карл, что ты делаешь?

– Провожу время с семьей в свой день рождения, разве не заметно?

– Джудит пора отдыхать, – она нервно сжимает подлокотники, наблюдая за своими детьми, которых куда больше интересовали волосы Нигана, чем ее слова. Мужчина удивительно спокойно переносит эту возню, как будто ему совсем не привыкать. – И я не хочу, чтобы она находилась рядом с этим человеком.

– Она будет находиться с ним рядом, хочешь ты того или нет.

– С какой стати?

– Ну, – Карл усаживает сестру на плечи Кросса, – потому что он ее будущий папа?

– Что, прости?

– Если сейчас он мой папа, значит, потом станет и ее.

– Он… Так… Они все-таки…?

Ниган тихо смеется, запрокинув голову и подставляя колючие щеки под робкие прикосновения детских ладоней. Ему ничего не нужно говорить – сегодня не его день рождения. А ты жестокий ребенок, Карл. Очень.

– Все-таки что, Лори?

Он нарочно не называет ее мамой. Теперь ему становится ясна вся ирония ситуации: задуманный как элемент, что должен был скрепить семью, он наоборот ее окончательно разрушил. Сегодня Карл провел последнюю черту. Он вырезал эту женщину из своей жизни точно так же, как и она его. И теперь, осматривая итоги своих трудов, он чувствовал только одно – удовлетворение.

– Выясним это на суде.

– Тебе никто не поверит, – парень ведет плечом и спокойно подставляется под ладонь на своей макушке. – Ты никому не нужна.

От этих слов она раздраженно закусывает губу. Почему-то они не вызывают в ней обиду – она чувствует страх, как если бы Карл сказал, что никто ее не хватится и не будет искать.

Ниган бегло смотрит на свои наручные часы. У них скоро самолет, а потому Карлу остается только спустить малышку обратно к себе на руки и после самолично уложить в постель. Он мягко целует ее в лоб напоследок и нехотя высвобождает палец из мягкой хватки пухлых ручек. Мальчик не знает, была ли Джудит таким же инструментом, как и он, или же кроха оказалась простой случайностью. А может, она просто не успела сделать аборт?

Когда он заканчивает возиться с ребенком, то застает взрослых на тех же местах: Кросс небрежно покачивает ногой, с улыбкой рассматривая Лори, а та лишь хмурится. Ему нечего сказать – его мальчик сделал все сам. Карл трогает Нигана за плечо, а после дверь за ними оглушительно захлопывается – это было последнее, на что у Лори остались силы.

– Черт, ковбой, ты действительно назвал меня папой. Ну надо же! – Кросс с улыбкой достает сигарету, дымя на ходу и не отпуская плеча подростка.

– Это вместо «спасибо». Не привыкай, – Карл улыбается, даже когда получает легкий, почти неощутимый подзатыльник, который лишь приводит в беспорядок его локоны.

В самолете Ниган покупает ему самое большое мороженое, но Карл не может его съесть до тех пор, пока не расчешет последний колтун в чужих волосах.

______________________

* Кока-кола была изобретена именно в штате Джорджия доктором Джоном Пембертоном в 1886 году. В Атланте функционирует музей Кока-колы.

** Отсылка к спин-оффу «Тот парень», где Рик вел себя в некоторых ситуациях точно так же, когда бы в том же возрасте.

========== Глава XXXV ==========

Комментарий к Глава XXXV

Добрый день! :з

Глава получилась довольно длинной, поэтому я буду рад публичной бете, чтобы найти имеющиеся опечатки и прочие ошибки с:

Всё пошло на спад следующим утром, после того, как Боб Стуки вышел из строя. Все пробелы в защите, которые неминуемо возникали, когда полиции не хватало, теперь оставались невидимыми для чужих глаз. Последняя бутылка с зажигательной смесью разбилась ровно в 5:51 – по крайней мере, такое время показывали побитые у ратуши часы. Капитан спокойно смотрел, как жидкое пламя лизнуло асфальт у его ботинок. Он затушил его простой питьевой водой, сделав глоток и вылив все остальное себе под ноги. Возможно, бутылка упала именно сюда неслучайно.

Занавеска палатки первой помощи закинута наверх. Рик прошелся взглядом по матрасам: там, где чернело самое большое пятно запекшейся крови, не так давно лежал Боб. Его доставили в госпиталь только спустя четыре часа, когда воющие кареты наконец-то смогли пробиться через растекающуюся в стороны толпу. Перелом ноги в трех местах, сотрясение, внутреннее кровотечение и несколько десятков ушибов разной степени тяжести. Глаза лейтенанта заплыли почти моментально, большой и малоподвижный рот опух. Через пару дней Стуки транспортируют в Округ Кинг – Граймсу немного жаль, что он не может перевязать его бантом и самолично вывалить на стол Чамблера. Хотя даже так его жест был более чем красноречив.

Изо дня в день они теснили остатки народа, раскатывая его, как тесто. Туда-сюда двигались щитки, бегали копы. Без поддержки и подначивания люди постепенно затихали и выматывались. Весь кураж сходил на нет: капитан видел это, поэтому часто менял бойцов, давая им наконец-то отдохнуть как следует. Ночами по палаткам кочевала початая бутылка – уже совсем скоро они поедут домой.

– Капитан!

Мартинес привычно вытянулся перед ним по струнке.

– Да?

– Там к вам пришли. Ждут с правого бока.

– Кто?

– Да не знаю, я не видел, – латинос махнул рукой и незаметно улыбнулся. – Идите, я вас подменю, все равно скоро будем сворачиваться.

– Ладно, ты за главного. Я на связи.

Щурясь, Граймс на ходу пытается рассмотреть внезапных визитеров. Шлем мешает, и он стягивает его – волосы сплошь растрепались; мужчина бегло пытается их пригладить, но кудри упрямо рассыпаются.

– Папа!

Он сразу узнает его походку, эти непослушные волосы, широкие плечи – сорвавшись с места, Карл бежит навстречу отцу. Никто особо не преграждает ему путь; рядовые даже не спрашивают, какого черта – все понятно и так. Улыбнувшись, служащие разбредаются кто куда. Все подошло к концу и люди чувствуют облегчение.

Парень едва не сбивает его с ног, впечатавшись лицом в бронежилет. Рик непонимающе улыбается и подхватывает уже такого тяжелого и взрослого парня подмышки. Он действительно сильно вырос за последний год, но пока его можно оторвать от земли, Граймс будет пользоваться этим до последнего.

– Карл! Что ты тут делаешь? Как? – прокружив его вокруг себя разок, Рик ставит ребенка на ноги и тут же зарывается пальцами в мягкие пряди. Парень довольно улыбается, подставляясь под родительские руки. – Прости, что я не смог поздравить тебя сегодня как следует, черт возьми, Карл, как ты тут очутился? Все в порядке?

– Ты что, не слышал про самолеты, Робинзон?

Знакомый голос заставляет Рика приподняться на носках. Приложив ребро ладони к глазам, он с улыбкой рассматривает прохлаждающегося в тени Нигана. Рядом с его ртом привычно дымится сигарета. Он знает, что должен разозлиться на него. Хотя бы за то, что тот притащил ребенка на самое масштабное побоище в истории Атланты за последние пять лет. За то, что ничего не сказал, что воспользовался правом опеки на свое усмотрение и, конечно же, за полное отсутствие раскаяния. Но Ниган продолжает самодовольно улыбаться и Граймс не находит в себе сил разозлиться по-настоящему.

Никто и никогда еще не приезжал к нему вот так.

– Иди-ка сюда.

– А может, лучше ты ко мне?

В животе все скручивается. Рик тихо усмехается, доставая рацию.

– Мартинес, я отойду на несколько часов. Пусть Беатрис соберет оружие и опишет ящики.

– Вас понял.

Граймс стягивает с себя удавку болтающейся на шее балаклавы и не глядя бросает ее ближайшему офицеру.

– Ну что, какие планы?

Ему не хочется отпускать Карла ни на шаг: Рик вжимает сына в свой горячий от солнца бок, а тот даже не замечает исходящего от плотной униформы жара.

– Мы еще не думали об этом…

У них действительно не было никакого плана: они просто приехали и все. Обоим было достаточно увидеть Рика. Граймс старший словно чувствует это и оттого еле переставляет ноги, оттягивая момент близкого контакта с Ниганом. Он не знает, как себя вести и это заставляет его слегка нервничать, как будто они познакомились только вчера. Рядом с этим человеком слишком многое происходило впервые и они слишком часто открывали что-то новое друг в друге.

– Ты не голоден?

– Немного.

– Давай тогда…

– Сначала в отель, – дождавшись, когда Рик наконец-то добредет до выхода, Кросс закидывает руку на его плечо. Со стороны они выглядят как два давних товарища. Тень от пышной кроны падает на их лица, и никто не может увидеть, как они смотрят друг на друга на самом деле. – Черт, детка, сколько раз за этот месяц ты мылся? Десять?

– Тебе лучше не знать.

Вопрос гигиены действительно стоял очень остро: бойцы либо обмывались из бочек на месте, либо просто пропитывали себя антисептиками едва ли не насквозь. Некоторые элементы формы были изготовлены из мембранных тканей, и это здорово помогало им в жаркие дни. Однако ничто не могло заменить душ. Поэтому, как только они открыли дверь просторного номера, Рик первым делом сунул нос в ванную комнату. Удовлетворенно хмыкнув, мужчина принялся расстегивать верхний слой жилета.

– Карл, – Рик поступательно стягивает с себя истертые налокотники и перчатки, – что думаешь насчет того, чтобы прокатиться на биплане*?

– Ты серьезно, пап? А можно?

– Конечно, ты ведь не боишься высоты?

Парень вскидывает брови и прислоняется лбом к высокому окну. В Атланте небоскребы были обычным делом: увидеть город можно было лишь со смотровых площадок, холмов или самолета. Но парень прожил в частном доме всю свою жизнь и даже двенадцатый этаж, где располагался их залитый светом номер, казался ему едва ли не высотой полета ласточки.

– Ого, не думал, что ты…

– …Разрешу тебе влезть в столетний кукурузник? – бронежилет аккуратно опускается на изящный стул. Мужчина не отрывает взгляда от гостиничного меню, привычно выбирая для Карла что-то с обилием белков и овощей. Спохватившись, он открывает десерты. – Думаю, теперь моя очередь удивлять.

– Ты ведь с нами?

– Секунду, – рабочий телефон тут же оказывается в руках. – Мартинес, как обстановка? Отлично. Меня не будет до вечера. Да. Решите жребием, кто дежурит ночью. И подпиши отгул для Саши – она поедет в госпиталь к брату. Спасибо, я твой должник.

Определенно, Рик бы хотел назначить Цезаря на любую должность, лишь бы он оставался в его подразделении.

– Ну что, выбирай время, – Граймс протягивает сыну буклет с расписанием полетов. Рекламный проспект выглядит точно так же, как и миллион лет назад, когда Рик был совсем молодым.

– Пап?

– Ммм?

– Спасибо.

Рик едва заметно улыбается в бороду, когда знакомые руки требовательно обвивают его талию. Кросс рывком притягивает его вплотную, хотя Граймс едва ли чувствует через плотную форму что-то кроме тупой боли.

– А я при чем? Нигану скажи. Я так понимаю, это его затея.

– Я уже сказал.

– О, и он был чертовки красноречив, – пальцы помогают расстегнуть ремень и сбросить с него прицепленную к шлевкам кобуру, рацию, баллончик, дубинку и все остальное, что не вписывалось в окружающий антураж. – Ковбой, закажешь нам королевский обед в номер? А мы пока разберемся с папиной тягой валяться в грязи и собирать блошиный цирк на своих яйцах.

– Господи, Ниган.

Рик дает впихнуть себя в ванную. Ниган, насвистывая, шагает следом, но громкий хлопок кроссовка о стену заставляет его остановиться. Отпечаток подошвы застывает перед самым носом.

– Ебучие времена и с их ебучими нравами! Что за херня?

– Только недолго, иначе мы ничего не успеем. Стой, реально пообещай мне, что вы не закроетесь там до моего следующего дня рождения.

– Слово скаута, ковбой, – Кросс с улыбкой прикладывает ладонь к груди и скрывается за дверью.

Ему нравится наблюдать, как Рик расшнуровывает свои ботинки и с явным облегчением бросает их в самый угол. Он не торопится раздеваться дальше – вместо этого он поднимает взгляд на Кросса, молча прося помочь.

– Ну-ка, в чем тут дело?

Ниган садится на корточки, стягивая штаны с замершего на бортике ванны Граймса. Рик сжимает губы и запрокидывает голову.

– Еб твою мать…

Там не было ни одного живого места: кожа напоминала беспорядочно смешанную палитру от желтого до темно-фиолетового. Никаких открытых ран – только кровоподтеки и синяки, застывшие плотными и слегка опухшими пятнами.

Граймс тихо выдыхает. Он не знал, какой реакции ждать. Рик приподнимает лицо Нигана за подбородок и влажно касается губ. Сложно сказать наверняка, получилось ли его отвлечь или нет.

– Чем занимались, пока меня не было? – мужчина становится в ванну и поднимает руки, чтобы Кросс помог ему с курткой и майкой.

– Бухали по-черному, курили травку, издевались над твоей бывшей. Отлично провели время, знаешь ли, – он улыбается, аккуратно стягивая вещи одну за другой. В нос бьет сильный запах немытого тела, старого пота и антисептика.