Текст книги "Милосердие (СИ)"

Автор книги: kakas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 48 страниц)

– И ты всегда на них отвечал.

В голосе Рика звучит то ли упрек, то ли злость. Ниган вновь тяжело посмотрел на супруга, а после принялся рыться в комоде, выискивая чистую пару носков.

– Ты… его любил?

– Да, охренеть как.

– А он… Не мог? Вообще?

– Вообще.

– Ты все еще его любишь?

– Не знаю, блядь. Отъебись уже хоть ты со своими расспросами.

Телефон звонит снова, и снова Кросс отбивает вызов. Он флегматично обувает снятые с сушки кроссовки и, скривившись, зашнуровывает их в неудобной, почти болезненной для себя позе. Граймс подтягивает под подбородок подушку, продолжая тихо наблюдать.

– Уходишь? Куда ты собрался?

– Послушай, Рик, ты можешь считать себя охуенно умным парнем, но все твои ебучие хлебные крошки, которыми ты прокладывал мне путь в ту точку, где мы сейчас с тобой находимся – это… – Ниган с неопределенной улыбкой потер переносицу и оборвал фразу, так и не закончив.

– Что?

– Мне уже давно нужно было принять это решение, пиздец как давно.

– Какое к черту решение?

– Филип приходил сюда? Угрожал в своей изящной манере и все такое?

– Да.

– И ты больше не хочешь, чтобы он сюда приходил, верно?

– Да.

– Ну вот и отлично.

Когда телефон звонит в третий раз, Кросс поднимает трубку и сухо отвечает, где его подобрать. Он с улыбкой щерит нос и, наклонившись к Граймсу, ласково треплет того по косматой бороде. Разбитые прозвучавшим этой ночью откровением, они бессловесно курят. Ниган пускает дымные кольца в потолок, запрокинув голову и слегка раскачиваясь на пятках. Рик бездумно рассматривает его колени, пока дотлевшая сигарета не потухает в мокрых пальцах.

– Ты собираешься избавиться от него?

– Разве ты не этого хотел, детка?

Ниган глухо смеется. Снаружи коротко сигналит автомобиль – Граймс вздрагивает. Он даже не успевает перехватить Кросса за руку, а тот быстро ускользает из спальни, сбегает по ступеням и хлопает входной дверью.

Рик смотрит в окно на удаляющуюся машину Блейка, а после переводит взгляд на разбросанные по полу бумаги. На одной из них в свете прикроватной лампы блестит оставленное Ниганом кольцо – Граймс примеряет его, но оно оказывается мало́.

========== Глава LI ==========

Блейк ничего не спрашивал, а просто спокойно вел машину. От его помятой рубашки в тонкую полоску слегка тянуло потом. Ниган хрустнул занемевшей шеей и уложил голову на чужое плечо – запах стал сильнее.

– Когда слушание?

Радио молчит. Кросс знает, что стоит ему нажать на кнопку плеера, как из колонок тут же раздастся бодрый твист – Филип слушал только его. Кажется, он был единственным человеком во вселенной, который любил твист. Ниган вспоминает, что тот неплохо танцевал.

– Послезавтра. Будет время отдохнуть. И нужно купить тебе костюм. Хорошо, что ты всегда в одном размере.

Последняя ремарка кажется нелепой – Кросс не может сдержать тихого смешка. Он прикрывает глаза, зная, что Блейк остановился в самой приличной гостинице города, а до нее еще полчаса пути. Бесконечные полчаса, во время которых он будет вспоминать и думать о произошедшем этой ночью, о том, что сделал с ним Граймс, о том, что сделал Филип, обо всем том, что они сделали друг с другом.

Больше они ни о чем не разговаривают. В просторном номере гостиницы Блейк с будничным видом листает меню, словно ничего не произошло, а все годы, проведенные порознь, исчезли из их истории. В этом был весь он: невозмутимый, холодный и до смешного скрупулезный. Наверняка, только благодаря этому они жили так как жили: подобно двум автономным государствам, связанным между собой короткой пустой дорогой, где кроме них никому нет места, жили, не вмешиваясь в дела друг друга, но и существуя только благодаря этой связи. Когда-то им казалось, что так будет всегда: только они вдвоем, ведь, как говорил Блейк, иначе какой к черту смысл.

– Ложись, я схожу в душ. Минут через десять принесут еду и кофе.

Ниган трет переносицу, мешкая перед падением в огромную двуспальную кровать. Когда Филип скрывается в ванной, он лениво стягивает с себя вещи и заворачивается в одеяло. В номере едва слышно гудит кондиционер, но пульта нигде не видать – мужчина раздраженно ежится, однако стоит его носу зарыться в подушку, как на все тело тут же накатывает тяжелое ощущение спокойствия, которое порой настигает людей, оказавшихся дома спустя несколько долгих лет. Кросс вдыхает полной грудью оставшийся на постельном белье запах чужого тела и проводит ладонью по простыням.

Он лежит и лежит, больше ни о чем не думая, и даже когда в дверь деликатно стучат, он не находит в себе ни сил, ни желания подняться. Обслуга еще какое-то время стоит под номером, но вот звенит поднос на колесиках, а осторожные шаги затихают в бесконечном коридоре.

– Так и думал, что ты не откроешь. – Филип с усмешкой вытолкнул воду из уха и провел пальцами по зачесанным волосам. Кросс не знал, сколько тот простоял у двери пропаренной ванной, наблюдая за ним. – Только не говори, что мне придется тебя кормить. Твое лицо… Ты можешь нормально есть? С зубами все в порядке? Я бы…

– Просто подай мне мой ебучий кофе.

– Это он постарался? Рик Граймс? – Блейк небрежным движением вкатывает поднос в номер и проверяет содержимое тарелок под клошем. – Давно не видел тебя таким помятым. С университета, кажется?

– Ты и без того давно меня не видел.

– Это ничего не меняет.

Блейк подхватывает с подноса глубокий кофейник и несколько мелких чашечек. Он знает, в каких количествах Ниган пьет кофе, а еще он знает, как тот ненавидит грязную посуду. Несколько минут он молча наблюдает, как тот пьет, заливая кофе в одну чашечку за другой. Когда в комнате запахло сигаретным дымом, Филип ставит пепельницу на ироковую прикроватную тумбочку и аккуратно складывает полотенце, болтающееся на плечах. Он вдумчиво и методично ест, сидя на постели и не обращая внимания на прикрывшего глаза Кросса.

– Ты без вещей и без кольца. Решил остаться?

– Твой чертов рот никогда не закрывается, верно?

– Ну, – он негромко смеется и ставит пустую тарелку на пол, – некоторые вещи не меняются.

Кондиционер выключается, но Ниган так и не отбрасывает огромное одеяло в сторону – Блейк ложится рядом, ежась от пробежавшегося по телу холодка. Он вертит в руках пульт, рассматривая множество мелких кнопок.

– Смотри, – Филип с улыбкой давит пальцем один из переключателей, заставляя верхний свет погаснуть, – передовые технологии Джорджии. А еще можно вот так, – он продолжает играться, туша и включая свет обратно, гоняя жалюзи из стороны в сторону и мигая экраном телевизора на стене.

– Господи, золотой мальчик всегда готов высказать свое фи? Выключи уже чертов свет.

– Почему нет? Могу себе позволить.

– Тебе что, обломилось наследство папаши?

– Шутишь? Этот старый козел еще живой. Да и на кой черт он мне сдался? Я теперь владелец и главный юрист WDBR. Открываю филиал в Вашингтоне в этом году. Отец чуть не обделался от злости, когда я переманил часть клиентов из его конторы. Видел бы ты его лицо.

– Ну, мои поздравления, малыш.

– Послушай, – Филип аккуратно стягивает край одеяла, чтобы укрыться и несильно прижаться грудью к теплой спине, – я могу продать твою часть в клиниках. Страховая политика меняется, думаю, лучше избавиться от них поскорее. Я бы мог назначить тебя директором филиала WDBR. Ничего не нужно делать: просто сиди большой шишкой и все. Или занимайся, чем вздумается. Я богат, ты тоже. Хватит рисковать. Самое время тебе отдохнуть. Что скажешь?

– Черт, попридержи коней. Давай поговорим об этом в другой раз.

– Когда?

– Не сегодня.

– Это значит, что у нас будет другой раз?

Ниган ничего не отвечает, и даже скользнувшая по животу ладонь не заставляет его пошевелиться. Он устало вытягивает ноги, чувствуя, как от этой близости все тело начинает нестерпимо зудеть. Ему хочется и не хочется сбросить чужую руку. Вена на виске набухает.

– И еще… Я продал свой дом в Филадельфии. У меня там большая квартира в центре, но можем перебраться в Вашингтон. Я знаю, как ты любишь эту клоаку.

Пульт издает писк в последний раз, и комната резко погружается в темноту. Из-под вертикальных жалюзи и тяжелых штор не пробиться и самому яркому лучику. Кажется, что темень поглотила даже звуки. Ниган переворачивается на спину – Блейк ерзает, пока они не оказываются плечом к плечу.

– Знаешь… Ты ведь всегда был рядом, что бы я ни делал. Не думаю, что когда-нибудь мне встретится кто-то вроде тебя, понимаешь? Так что… Я, правда, хочу, чтобы ты вернулся обратно. Обратно ко мне. И чтобы все было как раньше. Или пусть даже по-другому. Неважно. Все равно, лучшего тандема придумать невозможно. Я ведь все сделаю, ты же знаешь.

И Ниган знает, что Блейк действительно все сделает. Все что угодно. Пускай этот человек не испытывал каких-либо чувств, а любая из его эмоций была настолько блеклой и невыразительной, что он сам едва замечал, когда злился или веселился. Но он успел выучить миллионы алгоритмов, что рано или поздно помогали ему заполучить желаемое – так он компенсировал себе все то, чего не мог иметь. Единственная программа, что давала сбой – это Ниган. И Филип обожал это. В конце концов, больше никто не заставлял его улыбнуться, как улыбаются новорожденные дети: неосмысленно и удивленно.

– Черт, а тебя все так же сложно заткнуть.

– Издержки профессии?

– Скорее, проебы воспитания.

– Твоего что ли?

Их смех звучит тихо и принужденно. Блейк снимает повязку и трет пустую глазницу.

– Это было слишком… странно. Жить без тебя.

Кросс шумно выдыхает, когда холодная рука, такая непохожая на сухую и горячую ладонь Граймса, спускается по кисти – пальцы крепко сплетаются.

– Малыш?

– Да?

– Не буди меня завтра.

***

А ранним утром, когда Блейк все еще спал, по-прежнему сдавливая его пятерню в слабой хватке, Ниган аккуратно выпутался из одеяла и закрылся в ванной комнате. Зашумела вода, включенная на полный напор.

Белые кафельные стены, намытые до режущего глаза блеска, запотели – Кросс с головой погрузился в горячую воду. Он долго не выныривал, согнувшись в неудобной позе и поднимая вверх пузыри воздуха. И только когда разбитое лицо начало ощутимо неметь и отекать, он с шумом вынырнул на поверхность.

На длинной каменной столешнице с двумя раковинами и прозрачными баночками для мыла лежит раскрытый бумажник Блейка. Там же валяются ключи от номера и автомобиля, зажигалка, несколько аккуратно сложенных записок и пятицентовики для кофейного аппарата.

Ниган бросил взгляд в сторону кошелька, хотя и так прекрасно знал, что он там увидит. Он трет мокрое лицо ладонями и все же заставляет себя вылезти из воды. Никогда он не был склонен к тому, чтобы причинять боль самому себе, однако именно сегодня все было иначе.

Он с выражением крайней сосредоточенности смотрит на дорогой бумажник из воловьей кожи. В углах глаз собираются морщины, губы поджимаются. Влажные пальцы поддевают мелкую застежку – из отделения с фотографиями и визитками легко вываливается прозрачный карманчик. На обрезанном семейном снимке Пенни и Жоселин – сам Филип стоял справа, как раз там, где аккуратно прошлись ножницами. Ниган помнит эту фотографию: точно такая же висела в доме Блейка в коридоре рядом с детской. Светло-русые волосы девочки подхватил ветер и те смешно топорщились в разные стороны, открывая угловатые плечи и тонкую шею.

В хранении этой фотокарточки нет никакой ностальгической подоплеки – это лишь часть образа Филипа, что демонстрировал ее своим клиентам, отчаянно цепляющимся за семейные узы. Сочувствие и вместе с тем доверие рождались словно по щелчку пальцев – Блейк действительно умел расположить людей к себе. И пусть Жоселин всегда была лишь атрибутом, он легко делал ее счастливой, усвоив все уроки примерного супруга. А что до Пенни, то она была рождена не для Филипа, и даже не для Жоси – Блейк подарил ее Нигану.

Ведь этот человек действительно мог сделать для Кросса все что угодно.

– Блядь… – Ниган трет глаза, не прекращая смотреть на фотографию. Он бездумно заслоняет Жоселин большим пальцем. Внезапно под карточкой нащупывается что-то еще: Кросс аккуратно достает снимок, под которым хранится еще одна фотография. Старое фото сложено в четыре раза, края смяты, на месте подписи лишь пятно расплывшихся чернил. Снимок осторожно разворачивается – Ниган не может сдержать насмешливой ухмылки, когда смотрит на них двоих, пока еще совсем молодых и тонких. Филип щерит обгоревший нос, лицо Кросса вместе с шеей и плечами почти черные от загара – беспощадное солнце Боливии сделало свое дело. Позади них вьется бурлящей лентой Чокеяпу, бросая брызги на одежду и засаленные кепки. Закинутые на плечи друг друга руки грязные по самые локти, а кожа лоснится от пота. Но двум парням наплевать – они улыбаются, не показывая зубов, самодовольные и уверенные.

Кросс возвращает фотографии на место и небрежно отбрасывает бумажник. Он ложится обратно в постель, даже не замечая, как спустя три часа Филип осторожно выскальзывает из-под одеяла, а после дотрагивается пальцами до пестреющего кровоподтеками лица. Его губы кривятся от злости, которая оказывается столь явственной и настоящей, что от удивления перехватывает дух, а сердце на пару секунд срывается с извечного ровного ритма.

***

В судебном зале заседаний непривычно пусто. На скамьях для посетителей никого, напротив судьи сидит только Ниган и Блейк. В клетке томится Дуайт, отстраненно рассматривающий спину приставленного к нему офицера. Ему полагался государственный адвокат, который занял свое место в самом углу недалеко от секретаря заседания. Госадвокат потел и лениво выводил узоры на полях полупустых листов, да и что ему оставалось: эти парни получали свои пару сотен долларов за каждое выигранное или проигранное дело, не зависимо от исхода процесса.

Судейский молоток требовательно застучал – слушание объявлено открытым.

Ниган рассеянно перебирает пальцами пуговицу расстегнутой у ворота рубашки. Он пренебрег даже галстуком, не находя происходящее чем-то по-настоящему интересным. Голос Блейка звучит ровно, ничем не выдавая скуки или нетерпения.

– Все представленные суду улики, как косвенные, так и прямые…

Кросс задумчиво рассматривает белую нитку, прилипшую к безупречному костюму Филипа. Она совсем его не раздражала, однако он все же не поборол в себе желания снять ее именно в тот момент, когда судья замер с молотком, прерывая неожиданно яростный протест госадвоката. Ниган нагло усмехнулся и бросил нитку на пол. На лице судьи дернулись желваки.

– Ваша Честь, согласно поправке номер…

В камере произошло какое-то шевеление – Дуайт звякнул наручниками и прочистил горло. Он упрямо не смотрел на Кросса, как-то виновато отворачиваясь каждый раз, когда их взгляды пересекались. Однако как бы упрямо он ни прятал глаза, как бы ни изворачивался, Ниган знал, какое выражение застыло на его лице: злости и стыда. Злость от полного бессилия, а что до стыда…

Знал бы ты, Дуайти, что быть обманутым Риком Граймсом – не такая уж и большая новость.

Ладонь Филипа спокойно опускается на плечо и не дергается, даже когда дверь в зал внезапно приоткрывается, а на пороге появляется Граймс. Легко кивнув судье, он садится на последнюю в ряду лавку и проезжается пальцами по взмокшим волосам. На нем оперативная форма, на шее угадывается красный след от тяжелого бронежилета. Все еще горячие щеки выдают не волнение, а спешку: очевидно, он приехал сюда сразу после какой-то рядовой операции.

Холодные пальцы на плече слегка сжимаются – Кросс с удивление вскидывает брови, впервые чувствуя, как Блейк напрягся во время судебного процесса. А ведь сегодня он даже не надел протез – вместо него глазницу закрывает повязка, как всегда бывало, когда он разбирал слишком простые для себя дела, даже не трудясь произвести по-настоящему хорошее впечатление. Однако это слушание является открытым: присутствовать может любой желающий, так что Блейку приходится слегка ослабить хватку и продолжить свою речь все тем же ровным тоном.

– Снятие обвинения…

Граймс расправляет плечи, вцепившись в Нигана своими блеклыми глазами. Его руки сложены на коленях, выбившийся локон прилип к виску. Они ничего не могут сказать друг другу сейчас, когда высшее правосудие в лице обрюзгшего судьи размахивает молотком над их головами. В этой комнате каждый в чем-то виновен, но ни один не получает по заслугам.

Нигану становится смешно – он похабно улыбается.

– Возвращение залога в связи с…

Молоток грохочет снова, позволяя Нигану и Филипу покинуть зал. Кросс вычеркнут из дела так же легко и просто, как и вписан в него в качестве главного подозреваемого. Так же легко и просто, как из его жизни были вычеркнуты те вещи, которыми ему нравилось владеть. Вещи, которые он любил в своей нездоровой и болезненной манере. Вещи, от которых давно пора было избавиться.

– Суд объявляет перерыв на…

Дело Дуйта пойдет дальше, а что до самого Кросса, то теперь он может забыть обо всем, что связано с этим нелепым и жестоким судилищем. И он действительно забудет, хоть это и ничтожно малая толика того, что ему хотелось бы забыть.

Поравнявшись с Граймсом, он без слов хлопает его по животу. Тот дергается, как от резкой боли, а Блейк раздраженно хмыкает и слишком резко открывает перед Ниганом дверь. Один маленький жест злит обоих – Кросс пренебрежительно усмехается, в последний раз взглянув на Рика с выражением собственного превосходства. Возможно, дело было в проклятых полных губах, а может – в залегших в углах глаз морщинах, но Рик, как и всегда, посмотрел на него с тем самым странным снисхождением, как смотрит доктор на безнадежного больного.

Они оба ненавидели эти выражения лиц друг друга.

***

Объемный кожаный дафл, забитый аккуратно сложенными вещами, бросается в багажник. Филип в последний раз пробегается ладонями по карманам своего пальто, проверяя, ничего ли не было забыто в гостинице. Удовлетворенный, он садится на место водителя. Звенят ключи, тихим гулом отзывается мотор.

– Я все еще не понимаю, какого дьявола ты написал заявление на больничный, а не на увольнение, – Блейк без всякого выражения на лице нагло обгоняет ползущий перед ними тягач, заставляя водителей встречной полосы оглушительно засигналить.

– Из моего отдела нельзя просто взять и свалить. Это будет долгое и вдохновленное трахание бедного меня.

– В последнее время ты стал слишком часто позволять себя трахать, не находишь?

– Завидуешь? – Ниган с улыбкой проводит языком по кромке зубов. С того момента, как Филип забрал его из дома Граймсов, Кросса постоянно клонит в сон, а усталость неумолимым прессом давит на мышцы и стирает из головы любую мысль. Он с широким зевком трет глаза.

– А если и да?

Ответ заставляет Кросса нахмурить брови. Он отворачивается к окну, скрывая раздраженное замешательство. В иное время он бы уже щелкнул ручкой и достал одну из своих записных книжек, но сейчас он просто молчит и даже не дергается в сторону пачки сигарет.

С Граймсом после суда они так и не пересеклись. Ни звонков, ни сообщений, ни случайных или намеренных встреч. Все вещи Кросса так и остались в доме Рика, а его кабинет в департаменте Округа Кинг по-прежнему завален непроверенными тестами и служебными бумажками, словно он действительно собирался вернуться после этих двух недель отпускных. Ни Карла, ни Джудит он больше не видел. Мыль о детях заставила Кросса достать телефон. Пролистнув список контактов по кругу, и несколько раз миновав номер Карла, он щелкнул экраном блокировки и спрятал мобильный обратно.

В аэропорту Блейк паркует машину на отдаленной стоянке. Он еще долго блуждает взглядом по пустым секциям для багажных тележек, пока Ниган не подхватывает его переполненную сумку.

– Черт, не проще ли было вернуть машину в прокат? Могли бы взять такси.

– Интуиция подсказывает, что я сюда еще вернусь. Кстати, – Блейк проверяет их билеты по направлению «Округ Кинг – Атланта – Филадельфия», – где твоя Гранада?

– Торжественно канула в лету.

– Только не говори, что это Граймс постарался.

– Даже если и так?

Филип ничего не отвечает, и молчит, пока их долгий перелет с утомительной пересадкой в гудящем, подобно огромному улью, аэропорту Атланты, не подходит к концу. Он все так же бессловесно берет такси, что неспешно петляет по грязным и неухоженным улицам Филадельфии, мучительно медленно продвигаясь к центру города. Но вот кругом начинают сверкать нарядные огни ресторанов, уличных фонариков и головокружительно высоких кондоминиумов, а серые неприметные улочки сменяются на ухоженные скверы и пестрящие желтой листвой парки.

– Уже близко. Видишь, вон там, – Блейк устало кивает в сторону стеклянной высотки с длинным шпилем, – теперь мой дом. Или наш, если захочешь. Из окон видно даже Делавэр*.

Когда они поднимаются на один из самых последних этажей и заходят в квартиру, из открытых стеклянных стен действительно видно Делавэр. В ночном освещении река блестит подобно рыбьей чешуе. Ее спокойное течение гоняет туда-сюда несколько барж, а если присмотреться, можно увидеть крошечный туристический катер.

Щелкнув переключателем на стене, Филип скрывает вид за плотными шторами. Он сразу же уходит в душ, где возится больше часа. Распаренный и умиротворенный, он застает Нигана дремлющим в глубоком кресле. В руке болтается почти полный бокал с бурбоном, ботинки брошены прямо на ковер с мягким длинным ворсом. Что-то в выражении его расслабленного лица заставляет Блейка вновь прикоснуться к поблекшим синякам и ссадинам. Мокрые пальцы скользят по брови, минуют переносицу и спускаются к потрескавшимся губам. Подушечки улавливают горячее и сбивчивое дыхание, словно Нигана лихорадило. Ладонь прижимается ко лбу – у Кросса жар.

– А когда-то очень давно я считал тебя почти бессмертным.

Слова Блейка звучат совсем тихо. Он аккуратно вытягивает из пальцев бокал, а после принимается поступательно раздевать Кросса. Когда на мужчине остаются лишь джинсы и футболка, он подхватывает его подмышки, стягивая с кресла и ставя на ноги. Ниган болезненно хмурится и отталкивает настойчивые руки.

– Какого черта..?

– У тебя жар.

– Только не надо пихать свой градусник в мою жопу, договорились?

– Спальня вон там, – Филип толкает высокую дверь и тут же отходит в сторону. Кросс выпутывается из одежды и падает на постель, смяв под собой несколько слоев одеял и декоративные подушки. Спустя мгновение он проваливается в глубокий и спокойный сон, который не сможет потревожить и десятибалльное землетрясение.

Блейк тихо прикрывает дверь и раскладывает себе диван.

***

Резкий грохот заставляет Граймса поднять взгляд на распахнутые настежь двери департамента: щуплый офицер безуспешно боролся с долговязым мужчиной в пышном рыжем парике. Задержанный размахивал ногами, обутыми в зеленые китчевые туфли на невероятном каблуке. Не реагируя на этот цирк, Рик сложил последние вещи со своего стола в коробку и спрятал в карман ключ от письменного стола.

В кабинете шефа его ждал временно исполняющий обязанности. Он беспрестанно протирал свои круглые очки и никак не мог устроиться на неудобном стуле.

– Капитан Граймс? – тряпочка тут же отбрасывается в сторону, а открытая ладонь протягивается для пожатия. – Уже пора? Вы уверены? Я молил бога, чтобы вы остались еще ненадолго.

Рик коротко сжимает чужую руку, которая на ощупь кажется слишком сухой и мягкой, выдавая в Рэдже Монро простого чиновника. Мужчина немного суетливо опускается обратно на стул и поправляет воротничок серой рубашки.

– Я уже давно все решил. Документы подписаны, вот оружие и значок. И да, ключ от моего стола. Оперативное снаряжение сдано, отчет на соответствие утвержден.

– Понимаю-понимаю. Все-таки семья всегда на первом месте, верно? По крайней мере, все про вас так говорят. А я тут совсем недавно, так что приходится брать во внимание все слухи. Так о чем это я? Ах да… На ваше место слишком много желающих. Не думаю, что оно будет пустовать. Скажите, простите, позвольте задержать вас еще ненадолго…

– Да?

– Как думаете, кто бы мог занять ваше место? Я знаю, что в этом департаменте довольно напряженная обстановка. Убийство полицейских в прошлом году, постоянные обвинения… Да и Чамблер резко сложил обязанности… В общем, мне нужен ваш совет… Или хотя бы намек… Ну… Вы вызываете доверие? Да? Про вас все так говорят. Господь, про вас действительно много говорят.

Рэдж смущенно смеется, наконец-то прерывая свою сумбурную речь. Очевидно, он попал на это место абсолютно случайно. Ему совсем не шла та роль, которую он вынужден был играть. Однако и Монро, и сам Граймс прекрасно понимали, что весь этот цирк не продлится долго. Рано или поздно место Рэджа займет кто-то более удобный и подкованный, ну а пока этот совершенно безобидный человек вынужден принимать решения, которые оказались для него непосильны.

– Я бы советовал отдать мое место лейтенанту во временном звании. Цезарь Мартинес. С ним никогда не будет никаких проблем. Но решать с назначением будете не только вы. Скорее всего, представится несколько кандидатур, но последнее слово останется за вами. Таков порядок, – он перехватывает коробку и нетерпеливо делает шаг в сторону двери. – У меня еще много дел сегодня. Удачи вам на новом месте.

– Спасибо за совет, большое спасибо. Простите, что задержал. До свидания, капитан Граймс.

– До свидания. И… Я уже не капитан.

– Видимо, не для всех, – Монро неловко улыбается, даже когда дверь его кабинета аккуратно прикрывается за широкой спиной.

По пути к машине он отстраненно пожимает несколько рук. Ему приходится как зря запихивать свои вещи в багажник, чтобы сфотографироваться с опергруппой, поймавшей его на парковке. Все торопятся и суетятся, словно Рик Граймс не просто выходит на пенсию, а ложится прямиком в могилу.

Когда долгое и утомительное прощание подходит к концу, он в последний раз бросает взгляд на департамент, отражающийся в зеркале заднего вида огромной нерушимой глыбой. Ему немного тоскливо, хоть он и не будет скучать по тем людям, которых оставил. Теперь ему кажется, что больше ни по кому никогда не будет скучать.

Осталось еще одно дело.

Совсем не скрываясь, он останавливает Форд на обочине побитой дороги. Путь до бункера нестерпимо длинный, словно Габриэль, которому он помогает выбраться наружу – это очередная вещь Нигана, что должна быть уничтожена. Ему странно оттого, что он совсем не хочет отпускать Стокса.

– Вот все и закончилось.

– Да.

Священник несмело стягивает с себя пропахшую сырым бункером одежду. Его черная кожа взмокла, подмышками торчат курчавые волосы. Он несколько минут стоит в одном нижнем белье посреди леса. Его босые ступни проваливаются в опавшую листву, а пальцы с неаккуратно обрезанными ногтями роют холодную землю. Посдлеповато щурясь, мужчина переодевается в принесенные Граймсом вещи. Теперь он уже ничего не стесняется, наверное, даже ничего не боится. Белье складывается в пакет к остальным вещам, которые будут сожжены вместе с листьями на заднем дворе дома Граймсов.

– Готов? Я подброшу тебя до автобусной остановки.

– Что с той женщиной?

– Забудь о ней.

– Ладно.

За несколько месяцев заточения Стокс научился держать язык за зубами, и как знать, поможет ли это ему в будущих проповедях, ведь лаконичность – это совсем не то, чего ожидают прихожане. Оба мужчины молча доходят до машины, и так же молча трясутся по кочкам, пока дорога не выводит их на ровный асфальт. Резкое торможение отбрасывает преподобного на спинку кресла. Открыв дверцу автомобиля, Габриэль еще раз заглянул в свой бумажник.

– Тут слишком много.

– Твой автобус скоро подойдет. Ты помнишь номер?

– 423?

– Именно он, – Рик кивает в сторону пустой остановки. На выгоревшем голубом козырьке сидит невзрачная птица. Светлая клякса из-под ее хвоста падает прямо перед пластиковой лавочкой. – Выходи.

– До свидания, капитан Граймс.

Ничего не ответив, Рик заводит машину и разворачивается посреди трассы вопреки всем правилам дорожного движения. Да и какие к черту правила, если никто его не видит и если он просто хочет поскорее вернуться домой.

А дома, нерешительно замерев со сложенными друг в друга пустыми коробками с логотипом фирмы «Переезд без забот», он еще долго рассматривал разбросанные по кабинету вещи Кросса.

***

Мелкие мясные шарики ловко подбрасываются на сковородке, шипя и брызгая маслом на черную плитку огромной кухни. Ниган перекатывает сигарету в угол рта и выключает конфорку. Неслышно гудит вытяжка, но даже она не способна справиться с аппетитными запахами, что неумолимо впитывались в каждую вещь квартиры Блейка. Все двери распахнуты настежь, одежда и неразобранные пакеты валяются на пороге кухне, и длинной вереницей тянутся по гостиной до самого балкона.

Филип неслышно проходит мимо Кросса, выглядывает на просторный балкон, где легко вмещается несколько плетеных кресел, столик и небольшой сад с зарослями вечнозеленого можжевельника и пестрого вереска. Мужчина задумчиво рассматривает болтающийся на ветке самшита ремень: на пряжке все еще красуется ценник и бирка. В самом горшке торчит несколько воткнутых в землю ручек и бокал с поломанной ножкой.

– Ты уверен, что горничная не должна приходить чаще одного раза в неделю?

– Может, я просто хочу посмотреть, как ты будешь за мной прибираться. Например, нагнешься пониже, чтобы подобрать во-о-он ту бумажку. Не думал о таком варианте, малыш?

– О чем я никогда не думал, так это о том, что ты хоть когда-либо по-настоящему расценивал меня как сексуальный объект. Так это называется? Сексуальный объект? Или предмет вожделения? Или все-таки фетиш? Господь, эта часть лексикона всегда казалась мне слишком запутанной.

– Не могу понять: ты хочешь или не хочешь, чтобы я расценивал тебя в таком ключе? – Ниган тихо смеется, выходя на балкон и ставя блюдо на столик. Подмышкой греется бутылка коньяка, а не самые чистые бокалы споласкиваются газировкой. Вода выливается с балкона и плюхается на асфальт с высоты тридцать шестого этажа. – И с каких пор ты так озаботился вопросами сексуальной жизни? Насколько я помню, твоя штука работала без перебоев, если потереть ее в нужном темпе.

– С тех пор… – Блейк стягивает с себя пиджак, закатывает рукава и включает обогреватель перед тем, как опуститься в кресло. – С тех пор… Черт, ну, наверное, с тех пор, как в твоей жизни появился Рик Граймс.

Когда имя вылетает изо рта Филипа, Ниган остается все таким же спокойным. Они всегда говорили друг с другом прямо, а Кроссу не понадобилось много времени, чтобы привыкнуть к тому, с какой легкостью Блейк облекал в слова все то, что вертелось у него на уме. Эти разговоры всегда были у них, подобно какой-то неприкосновенной вещи, которой могут владеть только они вдвоем.