Текст книги "Милосердие (СИ)"

Автор книги: kakas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 48 страниц)

– Стой, где наш мальчик?

Терапевт противоречит собственному вопросу, продолжая настойчиво выдергивать пуговицы из узких прорезей. Его губы постоянно сталкиваются с лицом Граймса, как будто ему все время мало. Рик склоняет голову на бок, позволяя ему проскользнуть языком по тем самым петлицам, где маленькими значками блестит отметка капитана.

– Я сказал ему погулять с Энид сегодня.

– Погулять? Как целомудренно звучит. Ты все продумал, хитрый-хитрый Рик Граймс.

Капитан лишь усмехается вместо ответа, проводя руками по скрипучей коже его куртки. Он сбрасывает вещь на пол, сжимает в кулаках серую футболку, не выпуская, даже когда с него грубо сдергивают брюки, заставив дернуться. Граймс ничего не говорит о том, что знает, как легко Ниган слетает с катушек, стоит ему увидеть его, произносящим очередную речь. А Ниган молчит о том, что ничто не шло Рику больше, чем эта странная роль лидера, неважно кого и чего. Они понимают все это и так. Поэтому, даже когда терапевт перехватывает чужие кисти, заводя их за спину и прижимая к рейлингу, чтобы щелкнуть уставными наручниками, никто не роняет ни слова. Да, Нигану определенно доставляло удовольствие проделывать все это каждый раз после того, как Рик скупым движением отдаст честь и сойдет с подмостков. Стоит ему прикоснуться к этому человеку, как от прежней холодности не остается и следа – Граймс поддавался ему с такой легкостью и желанием, что у Нигана не было никаких сомнений в том, насколько сильно ему это нравилось.

– Теперь капитан Граймс только мой, – глухой смешок щекочет ухо. Рик дернул руками, будто не веря в то, что согласился на нечто подобное. Чувство уязвимости и загнанности оседает где-то внизу живота, и сколько бы раз Ниган ни проводил ладонями по открывшемуся торсу, Граймс не чувствовал себя успокоенным. – Я так и знал, что тебе понадобится время. Но, Рик, тебе ничего не строит оторвать эту трубу от стены, так что…

Он снова хрипло смеется, обхватывая руками крепкие бедра и разводя их в стороны. Да, Граймсу ничто не мешает высвободиться, однако он ничего не предпринимает, тревожно хрипя после каждого соприкосновения кожи о кожу. Рик был единственным, кто оказался способен зайти так далеко, чтобы понимать: Ниган может отдавать столько же, сколько он забирает. Терапевт давно назвал свою цену и Граймс согласился. Он ни о чем не жалел, когда обнаружил в себе спонтанное желание обхватить его талию ногами – Рик повиновался ему, плотнее прижимаясь и запрокидывая голову. Края форменного пиджака и белоснежной рубашки расходятся в стороны – Ниган голодно впивается в ничем не защищенную грудь, зубы смыкаются на соске, а кончик языка играючи обводит напряженную горошину.

Он снова мучает его; движения такие плавные и медленные, что Граймсу остается только сдавленно рычать, требуя большего, но не решаясь произнести это вслух. Ниган опускается перед ним на колени и зарывается лицом между влажных бедер. Он проталкивает напряженный до сладкой истомы член в рот, сдавливая тот целиком и мягко обхватывая губами. Граймс почти что вскрикивает, когда он начинает двигаться, царапая его икры ногтями, втягивая ствол все глубже и прикрывая глаза. Рику настолько хорошо, что он податливо провисает на чертовых наручниках, беспрестанно дергаясь и вздрагивая, позволяя вытворять что угодно, лишь бы все это продолжалось как можно дольше. Сейчас уже невозможно понять, кто оказался в подчиненном положении: скованный Граймс и склонившийся на коленях Ниган – они оба уже давно впали в зависимость друг от друга и их роли потеряли какое-либо значение.

Рик хочет, чтобы он проглотил все до капли: пальцы на ногах поджимаются, его бросает в жар, судорожно бьется тело – все это не может помешать Граймсу распахнуть глаза, чтобы увидеть, как Ниган действительно глотает, поднимая на него мутный взгляд и медленно обводя языком довольную улыбку. Он знает, что Рик хочет еще и он знает, как именно он хочет, чтобы это произошло.

– Боюсь представить, что меня ждет, когда я отвяжу тебя, – его смеха почти неслышно: чужой язык моментально вталкивается в рот, стоит им оказаться лицом к лицу. И если бы Граймс мог, он бы самолично сорвал с него джинсы и бросил бы ремень в кухонный измельчитель, зияющий темной дырой в хромированной раковине.

Рик даже не слышит, как звенит пряжка, шелестит стягиваемая одежда – сейчас он может только чувствовать, как что-то скользкое и холодное стекает с чужих пальцев, протолкнувшихся в него по самые костяшки. Они двигаются внутри, тихо хлюпая и прокручиваясь в тесном горячем нутре – его тело может реагировать даже на такое и вот Граймс уже пульсирует, обхватывая фаланги. Ниган не отнимает руки, даже когда ствол настойчиво вдавливается внутрь: подушечки мягко разводят края – Рик глухо стонет, его зубы почти успевают сомкнуться на шее, однако мужчина уворачивается, позволяя ему лишь прижаться горячими губами.

– Тише, – он успокаивает его так, словно действительно ожидает, что Граймс когда-нибудь убьет его, даже не заметив, как это случилось.

Вкрадчивый голос как и всегда действует безотказно: мужчина разом обмякает, словно превращаясь в раскатанную глину. Каждый резкий толчок встряхивает его на столешнице, но Рик все равно упрямо вжимается приоткрытыми губами в чужую шею, хрипя, не в силах вдохнуть достаточно воздуха. Двигаясь все быстрее, Ниган наваливается на него – наручники врезаются в запястья, с каждым ударом зарываясь все глубже в кожу. Его руки тянет вниз целых два тяжелых тела, но Рик даже не замечает жгучей боли, сковавшей потуже стальных браслетов. Мокрые ладони скользят по выгнутому дугой Граймсу, словно желая запомнить ощущение полной власти над этим человеком, который, даже скованным, сам бросается прямо в руки.

– Рик…? – язык едва слушается, заплетаясь. Ниган давит на колючую щеку, чтобы оторвать лицо от своей шеи и смять налившиеся губы. Когда он встречается взглядом с Граймсом, то невольно вздрагивает от ударивших в живот горячих капель; Рик смотрит на него так открыто, так ясно, и в этих ярких глазах читается лишь полное обожание ребенка. Сейчас он кажется совсем юным. – Черт, что ты…

Но капитан успевает заткнуть ненужный вопрос: их губы снова сталкиваются друг с другом – Граймс вытягивается к нему настолько, насколько может. Он целует его долго и жадно, толкаясь подбородком, тяжело дыша через нос. Его все еще сотрясает мелкая дрожь, которая, как какая-то зараза, передается Нигану. Ему достаточно лишь несколько раз с силой вбиться в послушное тело, чтобы тут же, невнятно хрипя, заполнить Граймса едва ли не до упора. Когда он выходит из него, ему кажется, будто потекло по самым бедрам; терапевт проводит ладонью по мошонке Рика и спускается ниже – его рука действительно становится мокрой.

– Расстегни.

Он молча высвобождает его из наручников и те с грохотом скатываются с трубы. Тяжелые руки Граймса обвиваются вокруг шеи, подобно змеиным кольцам – Ниган знает, что ему не вырваться.

Эта кухня, определенно, видела слишком много.

Как и всегда внезапно, Рик срывается: они даже не доходят до спальни – он зажимает терапевта у самой лестницы, вдавив лицом в стену. Форменный пиджак слетает с плеч, пуговицы на манжетах рубашки рвутся и вещь ненужной тряпкой падает под ноги. От былой податливости не остается и следа: Граймс проводит ладонью между чужих бедер, подхватывает свой ствол и грубо проталкивается головкой в сухую щель. Он вдавливает Нигана всей тяжестью своего веса, по миллиметрам проходя глубже. Однако какими бы болезненными ни были эти прикосновения, скользнувшая по животу Нигана ладонь натыкается на постепенно набухающий член. Терапевт запрокидывает голову на плечо Рика, его губы выдают блеснувшую улыбку и даже когда Граймс замечает ее, та никуда не пропадает. Ниган словно признается и признает, что ему нравится то, как Рик предъявляет на него свои права, и пусть эта демонстрация всегда сопровождалась болью – разве не она накрепко вбивала в мозги одну единственную мысль о том, чей он.

Уже ничто не мешает ему впиться зубами в открывшуюся шею: губы тут же измазываются, становясь еще горячее. Ниган хрипло смеется, только сильнее выгибаясь в сильных руках. Ему словно доставляет удовольствие, когда Граймс набрасывается на него вот так; Ниган знает, что он оказался одним единственным, кому нечто подобное могло нравиться, и нравиться очень сильно. Внизу живота становится горячо – мужчина настойчиво толкается в кулак, костяшки бьются о стену, смазка отпечатывается пятнами. Рик кончает первым и, быстро выскользнув из заполненной дырки, разворачивает Нигана лицом. Он неожиданно мягко оглаживает его пах, водя сжатыми пальцами до тех пор, пока в них не бьют скупые горячие капли.

– Твоя штука совсем не опускается? – и снова тихий смех перемежается влажными звуками поцелуя.

Они толкают друг друга вверх по ступеням. Ни один не помнит, как спешно и вместе с тем неловко принимал душ. Словно в бреду мелькает пушистая пена, слишком горячая вода, сбившийся смеситель, кровь, бегущая в сток. Мужчины вываливаются из пропаренной комнаты и одновременно падают на постель. Ниган подтягивает Граймса спиной к своей груди: Рик расслабленно вжимается лопатками в торс терапевта и дает настойчивой руке привлечь свои бедра и ягодицы вплотную к паху.

Они ласкаются неторопливо и лениво, изнеможенные бесконечной близостью. Граймс довольно хрипит, когда ловкие пальцы находят самое чувствительное место внизу живота, поглаживая. Мужчина чувствует, как Ниган зарывается носом в курчавые локоны где-то совсем рядом с ухом; его ровное дыхание успокаивает.

– Рик?

– Ммм?

– Ниган Доусон Кросс. Мое полное имя.

Он ждал любой реакции, но только не этой: Граймс заходится почти что детским смехом, который нельзя остановить, пока окончательно не просмеешься. И даже тогда, случайно вернувшись к причине этого бесконтрольного веселья, все могло начаться по-новой. Рик трясется в руках терапевта, сдавленно хохоча едва ли не до слез. Мужчина вытирает проступившую в уголках глаз влагу о подушку, все еще с трудом переводя дыхание. Ниган ошарашенно вскидывает брови; он укладывает подбородок на чужое плечо и любопытно заглядывает в лицо любовника.

– Серьезно? Ниган, более «полицейского» имени я еще не слышал. Ты помнишь инспектора Доусона, который постоянно что-то записывал в свой блокнотик***? А детектива Алекса Кросса?**** А сержанта Доусона, который…

–…Выбивал дерьмо из будущих британских солдат*****? – не выдержав, Ниган смеется, крепче сдавливая Граймса в хватке. – Черт, кажется мне стоило поблагодарить свою мамашу за такое охрененное имечко. Хотя бы за то, что оно тебя так веселит.

– Расскажи еще что-нибудь.

– Родился в Вашингтоне, Округ Колумбия, 8 августа 1969-го. Закончил Виргинский государственный университет по направлению психиатрия, потом получил в Сиэтле степень по юридической психологии, защитил еще пару работ по патологиям, прошел стажировку в отделе инспектирования в бюро внутренних расследований, курсы спецподготовки в Джорджии, – он отнимает руку от живота и скользит пальцами по предплечью Граймса: ласковые прикосновения бередят свежие раны на кистях и те слегка кровят. – Как ты понимаешь, такой багаж сделал меня чертовски востребованным парнем.

– Кем ты работаешь? – почему-то Рик говорит почти шепотом. Сквозь полуприкрытые веки он наблюдает за маленькими красными каплями на руках.

– Я крот в вашем департаменте. Сейчас числюсь в центральном корпусе Атланты.

Граймс молчит, не вырываясь и не выказывая никакого беспокойства. Напротив, мужчина расслабленно покачивался на боку, легко потираясь лопатками о грудь с редкой порослью жестких волос.

– Рик, я приходил за тобой.

Граймс лениво переворачивается – они оказываются нос к носу. Ниган внимательно следит за выражением его лица, но в том не читается ничего, кроме довольства и сытого спокойствия.

– Бюро поручило?

– Нет. Я сам захотел тебя. Никто ничего не знает о тебе – только я.

– И давно ты…?

– Давно. Черт, я уже приготовился получить в очередной раз по роже, в чем дело? Или ты натрахался настолько, что тебе уже..?

Ниган хрипло прочищает горло. Ему не нравится это ощущение, словно он сам попал в свою же ловушку, оказавшись по ту сторону клетки, где можно лишь ходить от стенки до стенки, утыкаясь в стальные прутья.

– И как? Поймал меня? – Граймс ведет бровью, обрывая чужую фразу.

– Да. Поймал.

И вдруг Ниган все понимает. Он усмехается, сдавливает изувеченные запястья, но Рик даже не обращает внимания.

– Но ведь ты не собираешься делиться с кем-то еще, верно?

Граймс, не глядя, тянется к прикроватной тумбе. В темноте плохо видно, что происходит дальше вытянутой руки и Ниган слышит лишь шелест одеяла, какой-то мягкий хлопок. Рик вытягивается в той же позе, их животы соприкасаются. Он уверенно проводит ладонью по жесткой щетине терапевта и не успевшее нагреться от тела кольцо на его безымянном пальце ловит блик.

– Какая же ты сука, Рик Граймс.

– Или может следует звать меня Рик Граймс-Кросс? – мужчина хрипло смеется, щуря глаза и чувствуя тот самый язык на своих губах.

_______________

* Согласно сайд-стори, Рик Граймс в свое время заканчивал центральную академию штата в Атланте. Полицейская академия и курсы подготовки появились в Округе Кинг уже на момент его зрелости.

** Петличная эмблема, как знак отличия по званию и принадлежности к той или иной структуре.

*** Персонаж романа «Лапа в бутылке» писателя в детективном жанре Джеймса Хэдли Чейза, который в свое время был очень популярным автором.

**** Алекс Кросс – знаменитый герой целой серии книг Джеймса Паттерсона, пишущего в детективном жанре. Возможно, вы когда-нибудь видели фильм «Целуя девушек» (1997), где роль А. Кросса досталась Моргану Фримену. А если нет, то любителям жанра точно стоит посмотреть. с:

***** Второстепенный персонаж романа Джеффри Арчера «Грехи отцов». Характер персонажа во многом похож на знаменитого майора Пейна из одноименного фильма.

========== Глава XXIX ==========

Комментарий к Глава XXIX

Доброе утро, так сказать ;з

Нигану нравится просыпаться раньше, чем выдрессированный своим графиком Граймс откроет глаза. Это почти что вошло у терапевта в привычку: он чистит зубы, приводит в порядок волосы и короткую бороду, наспех принимает душ. Рик еще спит, когда он лениво влазит в свой халат, спускается на кухню и включает шумную кофеварку. Этот грохот будит Карла, но не его отца. И пока парень не прошлепал по ступеням вниз, Ниган выходит на улицу, чтобы с удовольствием закурить первую сигарету. Он наблюдает, как мальчишка на велосипеде швыряет газеты на ровно подстриженные газоны: парочка падает прямо под разбрызгиватель, но разносчику наплевать, и он несется дальше, зная, что все равно получит свои пару баксов.

Ниган подбирает свернутое в рулон утреннее чтиво для Рика, сонно бредет к почтовому ящику. Открыв его, он тут же видит уже набивший оскомину конверт из коричневой бумаги, который приходит то раз в неделю, то раз в две. Такую настойчивость Ниган замечал лишь за собой, а потому он с особым удовольствием рвет письмо, предназначающееся Р. Граймсу. Содержание послания знакомо уже наизусть: Ниган прочитал первые пять, но они почти ничем не отличались друг от друга, написанные как под копирку.

– А ты не привык сдаваться, сукин сын.

Пошарив внутри жестяной коробки, помимо рекламных буклетов и счетов, он нащупывает еще одно письмо. С любопытством повертев в руках конверт, припечатанный гербом, Ниган без всяких сомнений вскрывает плотную бумагу. Имею полное право. Я же теперь хренов муж.

Мысль вызывает у него улыбку, но она быстро пропадает с лица, стоит терапевту вчитаться в ровные строки, выведенные круглым неаккуратным почерком.

Капитану Р. Граймсу

Пока что это лишь дружеское предложение, однако, как ты мог заметить, оно не может пройти мимо департамента и ведомства. И на это есть причина – я приложил официальные рекомендации во втором листе. Когда я предлагал тебе перевестись в военный корпус во время операции в N, я не шутил. Здесь ты точно придешься к месту, тут нужны такие люди. Я слышал о твоем повышении до капитана, так что прими мои поздравления, Граймс. Буду рад, если тебя направят в мое подразделение, однако не могу гарантировать подобного на все сто – тут как повезет, ты же знаешь. Ставка высокая, соцпакет куда лучше, если продвинешься выше, то можешь рассчитывать даже на непыльную должность в штабе*.

Знаю, что не должен затрагивать эту тему, но все всё равно в курсе о твоем парне. Если примешь предложение, у тебя будет больше шансов устроить его на государственное обучение в армии, так что никаких колледжей и прочей ерунды. Да и будет у тебя под боком.

Предложение бессрочное. Жду ответ, когда обдумаешь все хорошенько еще раз.

Альваро

P.S. У нас тут новая партия новобранцев, им явно не хватает хорошей встряски, Граймс.

Капитан Альваро давил на Рика – это чувствовалось в каждом предложении. Но кто-кто, а Ниган точно знал, что на его супруга нельзя повлиять, действуя так прямолинейно. Ремарка о Карле скорее приведет его в бешенство, а не убедит принять «дружеское предложение». Рик не считал своего сына инвалидом, не смотря на имеющуюся справку. Даже Ниган не мог назвать парня таким образом – тот как будто не замечал своего увечья, заставляя остальных думать так же. Граймс младший быстро забыл об отсутствии глаза благодаря отцу: Рик ни разу не напомнил ему об этом, оставаясь все таким же требовательным. А тот больше всего на свете хотел соответствовать его требованиям. Да, его руку все еще вело при стрельбе, а пальцы порой промазывали, пытаясь ухватить привычную вещь, но Ниган знал, что скоро пройдет и это – Карл являлся сыном одного из самых невыносимых инструкторов, который был способен заставить безруких ампутантов перезаряжать винтовки, а паралитиков – скакать горными козами.

Единственной проблемой во всем этом была та самая злосчастная справка, и даже если от нее избавиться, то все равно новый глаз не появится, а мышцы на второй части лица не обретут подвижность. Карл мечтал попасть на службу еще с малого возраста: там было его место – он это чувствовал. Рик не мог противиться столь сильному желанию сына; и даже если бы тот мечтал не ползать с карабином в грязи, а отплясывать в чикагском кабаре, то он бы все равно сказал ему «да».

Однако Ниган был уверен, что перечитай Граймс письмо еще пару раз, он будет возвращаться к нему снова и снова. У парнишки действительно было мало шансов попасть в пехотную школу – он отпадет на первой же медкомиссии, где никто не проверяет способность сто раз отжаться от пола или сбить подвижную мишень – там лишь рассматривают тебя со всех сторон, проверяют больничную карту. Им остается только делать ставку на капитанское звание, но это больше походило на рулетку, а не на стопроцентную гарантию поступления. Рик злился оттого, что в армию мог попасть какой угодно выпускник школы, но именно его сыну роскошь быть «каким угодно» оказалась недоступна.

Сигарета почти дотлела до конца: Ниган сделал пару затяжек и отщелкнул окурок на дорогу. Пробегающая трусцой соседка морщит нос, но терапевт лишь с улыбкой машет ладонью и нарочито оценивающе смотрит на ее зад в ярких леггинсах. Из приоткрытой входной двери слышится писк кофеварки, гремит посуда. Надоедливые пчелы, которые так и тянутся к пошедшим цветами кустам, тихо жужжат и едва не влазят в уши. Отмахнувшись, мужчина задумчиво шлепнул себя конвертом по губам; минуя крыльцо, он прячет его в карман.

– Доброе утро.

– Утречка, ковбой.

Ниган перехватывает протянутую чашку с кофе и делает большой глоток. Он внимательно наблюдает за Карлом, который уже устроился на стуле в ожидании отца – завтраки в этом доме готовил только Рик. Граймса старшего не видать, а потому терапевт достает из холодильника маленькую упаковку с шоколадным пудингом. Сейчас парню необходимо набрать хоть немного мышечной массы, поэтому в его рационе уже давно нет детских сладостей. Карл с тем же упорством пытается перекроить свое тело, как когда-то это делал его отец. Но подросток вышел куда более ладным, чем собственный родитель, поэтому Ниган бросает ему пудинг и делает вид, что не замечает, как быстро он сдирает фольгу с крышки.

– Что за диверсия? – Рик застегивает часы на ходу, быстро сбегая с лестницы. – Доброе утро.

– Доброе, пап.

– С пробуждением, детка.

Ниган ухмыляется, перехватывая Граймса за талию и притягивая вплотную. Карл видит, как пятерня терапевта собственнически сжимает ягодицу отца, а после поднимается к пояснице. Парень только ведет бровью; он неторопливо вышкребает пудинг из пластиковой коробочки, наблюдая за мужчинами.

– Ниган, мы идем на стрельбища сегодня?

– Нет, ковбой, у меня самолет вечером.

Мужчина следует за Граймсом старшим по пятам, так и держа за талию. Он наблюдает через его плечо, как руки с браслетами из запекшейся крови разбивают яйца на сковородку, крошат томаты до бурой пасты, обрывают зелень. Колючий подбородок покоится на пустом погоне форменной рубашки – так близко, что Рик чувствует теплое дыхание.

– У меня сегодня тренировка в центре. Хочешь пойти?

– Нет.

– Почему ты никогда не ходишь со мной?

Карл только молчит в ответ. Рик не оборачивается, но слышит, как парень полез в свой рюкзак; зашуршала бумага перелистываемых страниц – на продолжение разговора можно не рассчитывать. Вдруг к самому уху прикасаются губы терапевта.

– Детка, конечно он не хочет идти с тобой, – Ниган говорит едва различимым шепотом и в его голосе звучит насмешка. – Думаешь, ему нравится махать грифом штанги, пока папаша в компании своих дружков таскает шины и превращает в котлеты боксерские мешки, которые ему даже с места не сдвинуть? Черт, ебал он в рот ваше снисхождение.

– Это не снисхождение.

– Не для него.

– Тогда почему он решил пойти на стрельбища с тобой?

– Ну, как бы это ни было прискорбно, я не вхожу в круг элиты, как ты, детка. Передо мной обосраться как-то не стыдно. Стой, – сухие губы крепко прижимаются к шее, – если обернешься, он поймет, о чем мы так мило воркуем.

– И как твое самолюбие позволило тебе озвучить эту мысль.

– Самолюбие позволило мне покрасоваться перед тобой в своих педагогических успехах.

– Надеюсь, оно позволит тебе не кричать сейчас.

Нагретая от сковороды пластиковая лопатка бьет по вцепившимся в талию пальцам. Ниган едва успевает одернуть руку, однако горячий скребок все равно обжигает костяшки. Терапевт шипит, зло усмехается, но молчит; его руки возвращаются на место, сдавив Граймса до тошноты.

– Я сейчас нагну тебя прямо при сыне, мать твою.

– Если бы он ходил в центр, то через месяц даже не пикнул бы, – Рик тихо отчеканивает слова, повернув голову и сдвинув брови. – Карл обязан быть лучше остальных. Не давать фору и не быть на уровне, а быть лучше. В разы. И ты сам знаешь, почему.

Постукивает чайная ложка, кофеварка вновь засигналила о готовности новой порции. Ниган шумно выдохнул и вжался в широкую спину. Его хватка слабнет, ладони блуждают по животу, спускаются ниже. Мужчина рассеянно перебирает пальцами по паху Граймса, легко проскальзывая между нестройных ног. Карл не может видеть, что происходит перед самым его носом, а потому страницы по-прежнему шелестят, а карандаш тихо скрипит о бумагу. Рик легко толкается затылком о щеку – Ниган с улыбкой ведет бровью в ответ на это формальное извинение.

– Становишься ручным песиком, Рик? – рука Граймса перехватывается крепкой пятерней: бутылка тут же выскальзывает, масло брызгает на столешницу. Губы терапевта бегло прикасаются к пальцам и задерживаются на кольце.

– Пей свой кофе.

***

Прямой рейс до Атланты занимал час с небольшим – как раз столько, чтобы поздний вечер превратился в ночь. В иллюминаторе видно вспышки города, расползающегося яркой паутиной по черной земле. Мигают красные огни высоток и башен, виднеется бесконечный сверкающий шпиль Американ Плаза**. Ниган без особого интереса посматривает в маленькое окно, глотая содовую, чтобы перебить кислый привкус во рту – самолет пошел на снижение.

Судно долго стоит, ожидая своей очереди на высадке. В столице Джорджии вечный ажиотаж: самый перегруженный в мире аэропорт всегда напоминал терапевту даже не муравейник, а заполненное червями брюхо дохлой птицы: тесно, душно и много движения. Но он привык, а потому не обращает внимания на возмущенный гомон, толкотню локтями и круговую проверку ручной клади на верхних полках.

Мужчина раз за разом пробегается по строкам письма от Альваро. Ему даже не нужны очки, чтобы читать – короткое послание отскакивает от зубов, как добросовестно выученный стишок. Ниган разглаживает примятые листы; он не торопится, пропуская толпу к выходу. И только когда стюардесса облегченно вздыхает, пожелав приятного вечера последним пассажирам, мужчина может потянуться и размять плечи. На трапе в лицо бьет прохладный, но совсем не свежий ветер; вдыхая пыльный воздух Атланты, он хочет лишь одного – закурить.

На выходе его уже ждут. Ниган бегло улыбается, пожимает протянутую руку.

– Давно не виделись, приятель. Как там старик Карсон?

– Убрал пепельницы из конференц-залов, что еще он мог сделать.

– Черт, хрен с ним, – Ниган с глухим смешком садится в машину и щелкает зажигалкой. Он давно не покидал спокойного дома, поэтому его раздражают блики фар, движущиеся по выездным площадкам нескончаемым потоком. Кто-то уже сигналит сзади и им приходится резко тронуться с места.

– Так что за личное дело?

– Когда это ты скакал с места в карьер? Дай мне, блядь, докурить. Рули к себе.

Они долго едут сначала по широкой автомагистрали, а после ныряют на окольную дорогу и петляют по городским улицам. Все кругом было огромным: торговые центры, высотки, разровненные под будущее строительство площадки. Но чувства простора ускользало – только давящая духота. Стремительная смена пейзажей вызывает у Нигана раздраженную усмешку: ему никогда не нравилась Атланта с ее контрастами, где можно получить нож в бок, только делая пару шагов в районе Блаффа, и вместе с тем спокойно выгуливать детишек в Грант Парке или обжиматься с трансвеститами Мидтауна***.

Гевин молча крутит руль. Его лицо, как и всегда, выражает лишь усталость. Однако каждый раз, когда он бросает взгляд в сторону прикрывшего веки терапевта, в его по-рыбьему отрешенных глазах мелькает странная кротость. Молчание Нигана давит, хотя Гевину сложно сказать, становится ли ему легче, когда тот начинает говорить. Они резко тормозят на барахлящем светофоре – чертыхнувшись, терапевт выныривает из дремоты.

– Уже скоро.

Ниган рассеянно кивает, поднося к свету пальцы, припечатанные ровным ожогом. Гевин чувствует, что ему просто не следует смотреть в эту сторону: он вжимает педаль газа и безэмоционально следит за дорогой.

– Где Саймон? Его служебный телефон в Вашингтоне молчит как с месяц, – врач прочищает горло и снова прикладывается к содовой. Мужчина предпринимает попытки вытянуться, однако машина слишком тесная для человека его роста.

– Уехал в Джексонвилл. Вцепился там в какую-то девку, даже не сказал, в чем дело. Наверняка, что-то серьезное, раз его не видно.

– А ты?

– А я по-прежнему здесь.

– Черт, торчишь в Атланте уже сколько? Лет так с пять? Семь? Охренеть.

– Мне здесь нравится.

– Еще бы.

Гевин едва заметно вздрагивает в ответ на многозначительную усмешку. Неоновые вывески бросают в салон кислотные отблески, сменяя друг друга так быстро, что в глазах начинает рябить. Но вот неприметный Шевроле ‘93 ныряет в арку и все погружается в спасительную темноту. Они молча выходят, так же без слов поднимаются по сырой подъездной лестнице в квартиру Гевина. Та ютилась едва ли не на самом чердаке муниципальной пятиэтажки, отгороженная от немногочисленных соседей мощной железной дверью.

Внутри пахнет куревом, пылью и старой бумагой. Ниган осматривает единственную комнату, простор которой был съеден несуразной мебелью, книгами и колоссальным нагромождением переполненных папок. На стенах висят какие-то записи, желтые от времени и никотина распечатки прилеплены к окнам, на кухоньке – горы пустых пластиковых стаканчиков из-под кофе и ни одной керамической чашки. Древний угловой диван разложен, в его углу сбитым комком валяется несвежее постельное белье.

– А тут все по-старому. Черт, это та самая наволочка, которую я видел три года назад? Ты ее хоть стирал? – Ниган без всякого смущения отбрасывает худую подушку в сторону и падает на диван. Он проводит ладонями между стыков, заглядывает в пепельницы и жестяные банки на кофейном столике.

– Можешь не искать, я уже давно бросил, ты же знаешь.

– Доверяй, но проверяй, так ведь говорят.

– Смотри, где хочешь – я чист.

– Это в твоих интересах, дружок.

– Ниган, пожалуйста.

– Ладно. Сделай мне чего-нибудь. И желательно в нормальный стакан.

Гевин тихо возится на кухне. Он слышит, как терапевт встает, скрипя матрасом, чтобы вопреки своим словам заглянуть в шкафы, дернуть ящички письменного стола, вытряхнуть пару перегоревших ламп из светильников. Ниган знал все его тайники наизусть и хоть сейчас это уже не особо удивляет, раньше Гевин сходил с ума от его догадливости. Он едва мог поверить, что сам терапевт никогда не имел дела с наркотиками, настолько легко и просто он с видом собственного превосходства выуживал то скрутку, то пакетик из самых неожиданных мест его загроможденной квартиры. Эти моменты особенно четко врезались в память: когда чужая воля куда более явственно заставляла чувствовать себя лишь отупевшим животным, чем это делали сотни таблеток и прочей дряни, попадавшей в организм любым доступным способом. Вот и сейчас, даже забыв о метамфетаминовом привкусе на немеющем языке, он все равно ощущал себя так же.

Ниган действительно ничего не находит и дело не в том, что Гевин подготовился к его приезду – терапевт всегда заставал его врасплох, сообщая о своем визите лишь за полчаса. Как раз столько требовалось, чтобы добраться до аэропорта по объездной.

– Расслабься, ты же у себя дома.

Не ответив, Гевин подает вымытый с содой бокал; на его боках все равно видны желтые пятна, которые уже никак нельзя оттереть. Но Ниган даже не смотрит на окружающую его грязь: мужчина расслабленно падает обратно на диван и открывает приглянувшуюся рукопись с пометкой «к.фармакология: диазепамы».

– Ну что, Гевин, готов помочь своему старому другу?

Гевин всегда готов, ведь так, Гевин? Мужчина устало усмехается собственным мыслям. Он был должен Нигану куда больше, чем простая ответная услуга.

Он понял, что попался на крючок терапевта еще лет десять назад, когда вскрылась его маленькая слабость, начавшаяся с приема седативов после плотного ужина. Ниган всегда находил забавным, как кто-то вроде Гевина додумался получить степень в сфере клинической фармакологии, а после водрузить вишенку на этом торте абсурда защитой фундаментальной работы на тему психотропных веществ в бихевиористике.