Текст книги "Чернобог (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 46 страниц)
– Я х#ею! – всё выл егерь.
Айвазов дотащил его до исследовательского шатра и забросил внутрь, Палыч крякнул от жёсткого приземления.
– Спиридонов просто-таки spirit of freedom, – отмочил Толик.
– Spiritus aethylicus¹, – отозвалась Лихоимцева, как знали многие, сбежавшая в этнографический институт с третьего курса медицинского.
Тут уж засмеялись все. Светку начинало клонить в сон, и она, по-скорому распрощавшись с коллегами, отправилась к себе. День вновь оказался наполнен впечатлениями, но, очевидно, Качурке была присуща только внешняя монотонность – земля таила в себе многие секреты, и делилась ими, как доцент Айвазов – пусть и неохотно, но верно.
Голова кружилась от чудес. Пение северной земли бежало по Светкиным венам, как музыка по струнам, оно качало вместе с напором крови, полог палатки кружился, твердь под спиной плыла.
«Опять перебрала, – решила Касаткина. – Пора с этим завязывать, а то сопьюсь совсем».
Перед закрытыми глазами забегали образы. Шаман с монистовой шторой на лице, металлические стрелы, летящие в цель, голубоглазый мотоциклист, скачущий, отчего-то, верхом на гнедой лошади, Илья с гитарой, парящий в воздухе над алтарём и самозабвенно орущий свои допотопные песни.
– Снова за окнами белый день. День вызывает меня на бой. Я чувствую, закрывая глаза, весь мир идёт на меня войной…²
«Ну это уж вообще сюрреализм какой-то, – в полудреме отругала Светка Айвазова за непристойное поведение, – всё бы вам биться с миром! Лучше бы за картошкой следили…»
Она повернулась на другой бок и, к своему несчастью, окончательно провалилсь в сон. Ибо сон тоже оказался наполненным переживаниями. Светка видела бескрайнюю ширь тундры, ни строения, ни человечка, ни летящей птицы или дымка от костра, только пустошь, озерца и прилипшие к скупой земле мхи с берёзками. И посреди тундры высился столб. К нему были привязаны двое – мужчина и женщина, оба черноволосые и смуглые, только мужчина заметно светлее тоном кожи. По ладоням женщины шёл привычный для эрси защитный узор татуировки. Они держались за руки, их лица были волевыми, но обречёнными. Даже во сне Касаткина ощутила тревогу за тех двоих. Они явно пребывали в опасности. Перед ними расхаживал высокий, властного вида мужик, поодаль толпились ещё несколько мужчин, бледных и строгих. Из всех участников действа полной уверенностью и спокойствием обладали двое: высокомерный человек, вышагивающий у столба и поставленная на колени пожилая эрская женщина в пёстром головном уборе. Она щурилась от солнца и смотрела собранно, ничуть не испуганно своими медовыми, необычно светлыми для туземки глазами, словно свершалось то, о чём она давным-давно знала. Потом случилось страшное и невероятное. Высокий мужик зловеще расхохотался и одним махом… Светка не могла бы подобрать подходящего слова, но он лишил пленников тел. Просто – вот секунду назад у столба стояли связанные люди, и вот – их унесло по ветру обрывками одежды и всплесками крови. Тундровые земли окрасились багровым…
Светка заверещала и забилась в спальнике, как в силке. Ей померещилось, что её тоже спутали, и она сперва вписалась головой в полог палатки, а потом уже догадалась прожужжать молнией мешка, чтобы освободить себя. Застыла на четвереньках, не в состоянии надышаться. Села. Взглянула себе на руки – скрюченные, они тряслись, как в судороге. Несмотря на тёплый спальник, было замогильно, невыносимо холодно, и холод этот, казалось, исходил из самой Светкиной души. Кошмарный сон принёс с собой ледяное веяние непередаваемого словами ужаса. Как когда-то в детстве, Касаткиной вдруг сделалось жутко внутри палатки. Ей привиделось, что тот чудовищный мужик уже идёт за ней, чтобы разметать по тундре, и ей срочно нужна защита. Подобное чувство посещало Светку в первый год на Калтае. Там выли волки, и их голоса пугали девочку настолько, что она выскакивала из палатки и неслась к тому, кто, как она считала, смог бы дать ей защиту. Била ладошкой в полог, раздавалось ворочанье и ворчание, жужжала молния, и следующий шлепок часто приходился по бритой голове.
– Касаткина, забери тебя Куль-отыр!
...Светка почти бегом влетела в чум. Илья ещё не спал, сидел у портативной печки и просматривал фотографии мегалитов. В первые секунды Светке померещилось, что вокруг Айвазова снуют чёрные тени, но они быстро превратились в танцующие отсветы на шкурах.
– «Карим Ильясович, а можно к вам?» – гнусавым голосом передразнил ученицу Илья. – Светоч, тебе двадцать один год. Может, хватит прибегать к научному руководителю в страхе, что бабайка укусит за жопу и начать это делать, когда на тебя нападают разъярённые дикари?
– Простите, – выдохнула Светка опираясь спиной о жердь. – Мне… Кошмар приснился.
– И ты допилась до чёртиков, – наградил её пониманием Каримыч. – Тоже связать и в рядок к Палычу уложить?
Светка помотала растрёпанными волосами.
– Ну а что тогда? Расскажешь?
Касаткина кратко пересказала увиденное во сне, и с каждым произнесённым ею словом круглое лицо Ильи становилось все более мрачным и жёстким. Под финал его брови сошлись тяжелыми складками на переносице, а желваки челюстей заиграли от злости. Светка вновь испугалась, но уже теперь гнева доцента на её ерунду. Однако Илья коротко сказал:
– Оставайся. Ты ещё слышишь пение?
Светка прислушалась и потом сказала:
– Уже нет. А что?
– Ничего, – он разложил перед ней пару мягких оленьих шкур и одну свернул на манер валика под голову. – Спи. Тут ты в безопасности. Это келе нагоняют на тебя дурные сны. Проверяют.
Под тёплыми, тяжёлыми шкурами Светка перестала дрожать и расслабилась. Её вновь утянул сон, и на этот раз он оказался лёгким и приятным, потому что весь остаток ночи ей улыбался Тимур с бездонными озёрами на лице и сковородой жареной картошки на походной плите. И ещё – кроме фартука в крупную розочку на Борзом не было больше никакой одежды.
Поутру лагерь поднялся позже обычного, что было неудивительно после вчерашних возлияний. Но проспали, как выяснилось, не все. Профессор Кривоглядов уже готовил аспирантов к отъезду на сопку. Хмуро и спесиво покосился на семенящую в кухню Светку и вдруг, паскудно улыбнувшись, промурлыкал:
– Доброго утреца.
– Доброе утро, Иван Дмитриевич.
Светка не придала значения его гримасничанию, ей очень хотелось воды. Но войдя на кухню, сразу сообразила, отчего профессор так злорадствует. Они с аспирантами успели поесть и демонстративно не вымыли за собой сковородку. На ней виднелись пригоревшие частички картофельных долек, а в автомусорке – очистки. Кривоглядовские решили поживиться второй частью картошки, той, которая не сгорела в костре, а предназначалась для оранжереи.
«Да, месть в духе Ивана!» – оценила Светка, и, пока никто не увидел, щёлкнула кнопкой диспергатора мусорки, превращая очистки в биомассу. Потом запарила сковородку кипятком из чайника и успела её домыть как раз к тому времени, как на кухню притащился доцент Айвазов. Плюхнулся на скамью, озадаченно провёл ладонью по голове и сказал:
– Слушай. А вы картошку из костра всю выкинули?
– Так она сгорела дотла, Илья Каримович, – Светка поставила воду под макароны.
– Жаль, – у Айвазова был такой же обескураженный вид, как тогда у «камня с дыркой». – Я всех подвёл.
– Мне кажется, все оказались под таким впечатлением от змеиной водки, что про картошку уже мало кто вспомнил, – хмыкнула Светка.
– Иван вспомнил, – Каримыч подобрал и покрутил в пальцах затерявшуюся под столом картофельную очистку.
– Да и чёрт с ним! – плюнула Касаткина. – Жили же мы на печатной картошке всё это время, и ещё поживём! Будем считать, что принесли жертву духам. Да?
– Да, – буркнул покладисто Айвазов и запустил очистку в контейнер. Потом потянулся к лежащему на столе пакету с кофе из той же вчерашней посылки и, увидев этикетку, недоверчиво изогнул бровь:
– Это что, «Black dog»?
Комментарий к 17. Картошка ¹ – здесь игра с фамилией Спиридонова. «spirit of freedom» – «дух свободы» (англ.)
«spiritus aethylicus» – «этиловый спирт, алкоголь» (лат.)
² – слова из «Песни без слов» группы «Кино».
====== 18. Доброе утро ======
2045 год, июнь, Невгород.
– Утром ты стремишься скорее уйти, телефонный звонок, как команда «Вперёд!» Ты уходишь туда, куда не хочешь идти, ты уходишь туда, но тебя там никто не ждёт!¹
«Ну нет. Сегодня, хвала Небу, и уходить рано не надо, и там, куда иду, всегда рады, всегда ждут. Правда, визит намечается грустный, но тут уж ничего не поделать, – сонно раскачивая головой под музыку, Тим щёлкнул клавишей чайника. – Папа бы за растворимый кофе откостерил, на чём свет стоит. Но уж простите, за пачкой «Black dog» заскочим вечерком, а сейчас надо как-то в себя прийти».
Тим поднял глаза и на гладкой поверхности кастрюли углядел своё расплывшееся отражение. Приветливо кивнул ему:
– Доброе утро, последний герой.
– Доброе утро тебе и таким, как ты! – напомнил из колонок давно ушедший в посмертие певец.
«М-да. Вот насчет «таких, как ты» хорошо бы сегодня и выяснить».
Тим отхлебнул чёрного пойла из чашки и поморщился. Папиного кофе ужасно не хватало. Пожалуй, о нём он мечтал в каменном заточении больше всего. И, как назло, тётя Саша не оставила пакетик в схроне. Распрощавшись же с ней в Новосвирьске, Тим решил не напоминать о доме. Чего доброго, Яхонтова подумает, что он готов наладить отношения с отцом. Нет уж, тётя Саша! Тим как-нибудь потерпит до оплаты миссии. Колдотуберы от Мраза уже должны лежать на счету. Тим починит Подпись, усилит броню на Зеффи, прикупит новый шкур и на остаток – пачку-другую «Black dog». Поддержит, так сказать, отцов кофейный бизнес. Тим сделал ещё глоток и понял, что не способен это выпить. Пахучая жижа отправилась в раковину.
– Ерёмушка! Дружок!
– Слушаюсь, молодой барин-с!
Синий дух, как гриб, услужливо вырос в пространстве съёмной квартиры-студии перед хозяином. Тим пригладил его мотыльковые усики.
– Слетай в «Мак». Принеси, чего сам решишь. И кофе, чёрный кофе, пожалуйста. Сделаешь?
– Барин, – усовестил Джермаль, – может, кашки изволите-с? А то всё пластик, да пластик! Так можно-ть и не покупать, а есть это самое, что вышло!
– Ты, брат, это самое, давай не умничай мне тут, – рассмеялся на заботу духа Тим. – Хорошо. Я съем твою кашку. А ты мне принесёшь из «Мака» чизкейк и кофе. Договорились?
– Вот, так-то лучше, – дух заступил к плите и достал с полки овсянку.
– Сначала кофе! – потребовал Тим.
– Не-е-ет! – заспорил с ним Джемаль. – Кашу сначала извольте-с. А то не полечу в «Мак».
Тим уронил голову на стол и застонал:
– И когда вы успели от рук отбиться…
– Барин, да я ж любя, – оправдался синий воспитатель, доливая молока в кастрюльку. – Чтоб ты не околел раньше времени.
– На то и скидку тебе делаю, что любя, паразит ты эдакий, – кисло проворчал Тимофей.
День обещал быть насыщенным. Для начала стоило встретиться с Борей и разузнать все подробности смерти прадеда. Тиронов Всеволод Глебович, увы, теперь уже бывший Стрый Невгорода, помнился Тиму человеком драконьего здоровья и кипучей энергии. И – замечательным колдуном, которого просто так не зашутишь, не задуешь. А тут: сердечный приступ. Сева никогда не жаловался на здоровье, на сердце в том числе. У него были травмы, связанные со стормингом, в частности, осталась легкая хромота после смертельной битвы с Малютой Яхонтовым. Двадцать с лишним лет назад Всеволод Глебович помог отцу Тима в битве ветров развеять мерзавца и занять пост Вия Балясны. А если бы этого не случилось, то Тиму, возможно, и самому не дали бы появиться на свет. Малюта Златович, тогдашний глава рода Яхонтовых и по совместительству, отец тёти Саши, был при жизни тем ещё маньяком. Он горел жаждой тотальной власти над колдовским миром, и одно Небо ведает, почему не стал Верховным Колдуном. Возможностей у него для этого имелось более, чем достаточно. Малюта вероломно присвоил себе силу четырёх убитых ветрогонов других балясненских родов, что сделало его почти несокрушимым воином. Он ненавидел ведьм и связи колдунов с ведьмами, в том числе развеял свою любовницу Анну Самохвалову, мать тёти Саши, а после неё и новой жене свернул шею за блудливый нрав. Он заказал убийство собственного сына. Он чуть не прикончил Севу на чемпионате мира по стормикрашу. Он угрожал родителям Тима расправой и свёл в могилу четырёх скоморохов, устроивших против него заговор. Кстати, тех, по официальным заключениям, тоже погубили сердечные приступы. Синхронные. Так что, у Малюты был огромный послужной список злодеяний и множество врагов, а у Севы Тиронова – личные причины поквитаться с Яхонтовым. Кроме тёплой привязанности к Валере Берзарину и любви к тёте Саше, которых Стрый был готов защитить ценой жизни.
«Ох, тётя Саша, тётя Саша, – вздохнул, прижимаясь щекой к прохладному столу, Тим, – на ком ты только не вертелась».
Не мысли заставили его хмыкнуть, но воспоминание об упругих, сильных бедрах дочери Малюты Яхонтова, в исступлении сжимавших его таз.
«Невероятная женщина! Надеюсь, она не забыла отправить посылку с извинением той отважной и добросердечной Светлане. – Тиму приятно было вспомнить очкастую миленькую девчонку с дробовиком, которая потом побежала за ним и допытывалась, куда же он в одиночку собрался. – С какими чудесными женщинами сводит порой жизнь!»
Настроение неминуемо улучшалось. Особенно хорошим оно стало, когда перед Тимом стараниями Ерёмы возникла тарелочка дымящейся каши с орехами и кофе с чизкейком.
– Спасибо, мой хороший. Мы вечером заедем в магазин и что-нибудь купим вам с Зеффи. Мразь прислал денег?
– Ага, – радостно взревел Джермаль. Как и всякий домашний дух, он обожал гостинцы.
Тим надеялся, что Борис ещё не улетел на летние сборы и сможет уделить ему часок другой времени. Так и оказалось. Борька бойко воскликнул в трубку:
– Тимон, ёшкин ты кот! Где тебя носило?
– Да так, я немного загрустил, решил уединиться на полгодика на Гео у тёплого океана, – соврал Тим.
– Уединиться. Тут дед умер, а ты! – принялся ругаться Борис.
– Я не знал, дядь Борь, прости, – повинился Тим. – Мне безумно жаль. Но это случилось внезапно, да?
– Да уж, – просопел Борис. – До сих пор отойти не могу, – он грустно засопел в трубку. – И привыкнуть, что я теперь глава рода в двадцать два года. Ёшкин кот, Тимка, деда до сих пор не хватает. Я тебе звонил, но и ты куда-то запропастился!
– Искал себя. Борь, ещё раз прости художника. Бывает, как накатит, и всё, сам себе не принадлежишь. Я готов встретиться сегодня, если ты не против.
– Конечно, не против! О чём речь. Приезжай в фехтовальню, заодно потренишь со мной!
– О, спасибо! – заулыбался Тим. – С удовольствием. Часам к двум сгодится?
– Сгодится.
Всеволод Глебович в юности был фигуристом и потом – прекрасным детским тренером, но Борька не пошёл по стопам деда. Его всегда интересовало рубилово. Сперва он попросился с катка в хоккей, потом в дело пошли мечи и рапиры. Сева не ревновал долгожданного внука к не своему спорту. Тем более, что из Бориса рос великолепный стормер. С восьми лет Тиронов-младший упоённо вертел смерчи и крушил противников в поединках. Тима-то ему выдали в пару на фехтование, чтоб было на ком удары отрабатывать. Жуя кашу, Тимофей невольно вспоминал детство.
...Две тысячи тридцатый год, ему восемь лет. Лёгкий июньский ветерок катится по Балясне, треплет занавески на их окошке. Тим играет дома на пианино «Собачий вальс», пока Нико и Борька лупят его с двух сторон подушками по голове. Кажется, даже умудряются попадать в такт музыке. Их приставания не досаждают Тиму, а скорее забавляют его. Он получает от брата и дядьки по ушам и улыбается, не прекращая музицировать. Светловолосая, синеокая мама заглядывает в комнату и застаёт эту вакханалию. Сердито надувает круглые щёчки.
– Нико! Борис! Зачем вы его бьёте? Тимоша, а ты что терпишь?
– А что ему будет-то? – откликается Нико.
– Ага, – кивает Тим. – Они мне не мешают.
Мама всплескивает руками и отстаёт от мальчишек, мол, ну ладно, раз вам всем такое нравится. Тим убыстряет темп игры, и ребята начинают колошматить его с удвоенным рвением. Вскоре оба налётчика выбиваются из сил, вся троица весело хохочет. Является отец. Просовывает курчавую голову в дверь, удивлённо вскидывает собольи брови.
– Нико! Боря! Ребята, вы ещё не собраны? Полетать не хотите, я не понял?
– Хотим, пап! – Нико срывается с места и пытается домчать в детскую за штанами, отец ловит его и ласково треплет, брат громко хохочет от восторга. Борька врезается на полном ходу в сестру и визжит от её щекотки, как поросёнок.
Тим мягко и чуть завистливо улыбается. Он не умеет летать и никогда не научится. Отец видит его обиду, подходит к пианино, наугад бьёт пальцем по клавише. Звук выходит резким и беспорядочным. Тим останавливает игру. Валера осторожно запускает пальцы в светлые кудри младшего сына, вид у него виноватый.
– Тимоха. Можт, с нами хочешь? Борька потом фехтовать идёт, ты как?
– Ага, – соглашается Тим на всё, что угодно, лишь бы взяли. Отец веселеет. – А потом в «Мак»?
– А потом в «Мак», – широко улыбается Валера, наклоняется и целует младшего в лоб.
Тим льнёт к отцовскому плечу, и чувство счастья накрывает его с головой. Он уже достаточно взрослый чтобы понять, что отец его боится, боится небезосновательно. Но всё же старается уделять внимание, поддерживать и проявлять любовь. Тим знает: у них с отцом давний уговор. Он сам согласился стать ребенком ведьмы и колдуна, пошёл на это по призыву Валеры. И потому – отцовская любовь побеждает страх перед губительной силой сына. Тим – его мальчик, хоть и не ветрогон. И потому – он едет со всеми!
Тим с щемящей ностальгией вспоминал то светлое, лишённое тревог и горестей время, когда их большая семья была цельной и дружной. Папа Валера, мама Настя, бабушка Нина, дедушка Петя, Борька, или, в шутку, дядя Боря – мамин брат, погодка Нико и ровесник Тима. Милые дзергины: бабушка Натела, прабабушка Циала, двоюродные деды Давид, Ирико и Кахи. Тётя Саша, извечное правое плечо папы и жена Давида, которая однажды взяла да родила ему сыновей-близнецов – Вахтанга и Савву. И, разумеется, великий прадед Всеволод, Петин отец. Берзарины, Столетовы, Яхонтовы, Тироновы, Хлебородовы, Арцивадзе… Целый социум породнившихся колдунов и ведьм, полный взаимовыручки, понимания, любви. Благословенные детские годы, казалось, не могло омрачить ничто, даже осознание того, что он, Тим – не такой, как остальные. Внешне милый, светлый, кроткий мальчик, из которого то и дело лезла тёмная, устрашающая, неумолимая суть. Единственный в своем роде, как бы странно для большого семейства Берзариных это ни звучало. Непохожий ни на кого из колдунов во всём мире. Ну, скажем, «почти ни на кого», но это, опять же, не точно. Непонимание и боязнь родных не умаляли их любовь. Не умаляли любовь к ним Тима.
...А потом всё начало неотвратимо рушиться. Качаясь в метро, Тим вздохнул. Ему до сих пор казалось, что в этом больше всех оказался виноват он. И хорошо, что отец в конечном счёте его выгнал. Правильное было решение.
– У меня не живут цветы, – Тим задумчиво выковыривал ложкой орехи из каши и бормотал старинные стихи. – Красотой их на миг я обманут, постоят день-другой и завянут. У меня не живут цветы. Да и птицы здесь не живут, только хохлятся скорбно и глухо, а наутро – комочек из пуха… Даже птицы здесь не живут. Только книги в восемь рядов, молчаливые, грузные томы, сторожат вековые истомы, словно зубы в восемь рядов. Мне продавший их букинист, помню, был горбатым и нищим…
...Торговал за проклятым кладбищем мне продавший их букинист².
Комментарий к 18. Доброе утро ¹ – песня «Последний герой» группы «Кино».
² – стихотворение Николая Гумилёва – «У меня не живут цветы».
====== 19. Место для шага вперёд ======
Тим вышел на «Спортивной» и поднялся к комплексу. Синяя «Тойота» стояла припаркованная на своём месте. Борька уже ждал. Два светловолосых, схожих меж собой колдуна крепко обнялись. Борис смотрелся щёголем. Он посверкивал драгоценным камешком в ухе и вдобавок отпустил косу по последней моде. Тим подумал, что ему самому тоже очень пошло бы заплетать волосы.
– Ты знаешь, как вышло-то, – сообщил дядька Тиму после горячего приветствия, – я ведь его и нашёл.
– Да ты что, Борь, – ужаснулся Тимофей.
– Ага, – Тиронов болезненно поморщился. – В январе это было. Мы договорились, что я заеду за ним с тренировки, и мы полетим в ангар стормить. Я заехал, а он там, – Борька проглотил слёзы. – Вот. Сидел за столом в кабинете с закрытыми глазами и улыбался. Я думал, может задремал, пока дожидался. Подошёл, окликнул, тронул его, он на меня завалился, и холодный такой, главное, Тимон. Непривычный. Я пощупал пульс, а пульса нет. Так всё было.
– Он улыбался? – Тим положил руку Боре на плечо в желании поддержать.
– Ага. Так, словно выполнил долг. Не знаю, как это сказать-то. Ушёл с честью. Ёшкин кот. И перстень у него в руке был зажат. Я вытащил, тут мне его сила вся и пришла. – Борис вытер слезу. – Не хватает его, Тимон. Ужасно не хватает. Знаю, что он успел всему меня научить, но…
– Понимаю, дядь Борь, – Тим снова обнял Тиронова. – Соболезную. Прости, что не мог приехать. Если что, пиши в любое время. И ты знаешь, кого можно потыкать рапирой без страха увечья.
– Вымещать боль на родственниках-хорзах нехорошо, – заявил Боря. – Если только они сами этого не желают.
– О, да всегда пожалуйста, – похлопал его по крепкой спине Тим. – Прости за тяжёлый вопрос, но прадед не жаловался на здоровье?
– В целом нет, – задумался Борис. – Ну как, если не считать проблем с памятью и… – он замялся, – потенцией. Стрый начал сдавать в последний год, ну это я тебе ещё тогда говорил. Переживал по поводу сексуальной слабости и довольно сильно.
– Так ещё бы это не стало для него проблемой! – потёр пальцем висок Тим. – Тут вполне могло сердце подвести от расстройства.
Боря косо кивнул и почесал золотистую бороду.
– Тоже думаю.
– У него не было странных гостей, переписок, он ничего не говорил о смерти?
– Нет. Ну вот, разве что, перстень с силой в кулаке сжал, значит, успел понять, что умирает, – рассудил Борис.
– Это он любил, знаешь ли. Спонсировать кому ни попадя.
Оба парня припомнили старую историю, как Тиронов и Берзарин после битвы с Малютой силами обменялись.
– Да, вот что, – встрепенулся Боря. – Вот что странно. Мохад ведь пропал.
– Мохад? – мигом насторожился Тим.
Великолепного фамильного духа Тироновых, стилизованного Севой под грудастую девицу-стрекозу, знали все.
– Его нигде нет, и на зов он с января не откликается, – сообщил Борис.
– М-да, – озадачился Тим. – Это может ничего не означать, после смерти хозяина непереданный дух обретает свободу. А может – очень многое.
– Ты о чём? – нахмурился непонимающе Боря.
– Да так, – хотел отбрехаться Тим, но увидел, что Тиронов ждёт объяснений.
Нет, уж если перед Борькой скажешь «а», то он и «б» клещами вытянет!
– Мне тётя Саша рассказывала, что за год до нашего рождения, когда Малюту убили, Вий до того поквитался аж с четырьмя скоморохами.
– Ага. Велесовы, Фатовы, Ионовы, Асмодеевы, – понял Боря. – За то, что те против него заговор учинили несостоявшийся! Главы родов.
– Так вот, Борь, там тоже у всех был диагноз «острая сердечная недостаточность». И… Тоже пропали духи. Все, кроме Цеффири, которого старший Велесов успел подарить сыну, а тот завещал нам, Берзариным.
– Во как, – Борька фирменным Тироновским жестом зарядил себе по щеке ладонью. – Еш твою медь!
– Да.
– И ты думаешь, что это всё… Ну, что и у деда это не просто смерть, а убийство? – вылупил голубые глаза Борис и затряс перед Тимом ладонью.
– Я ничего не думаю, я не полиция, не Светлый. Я – художник-фрилансер. И хорз, к тому же, – Тим потёр висок.
– И то верно. Но Светлый приезжал и разбирался. У него был озадаченный вид.
– Неудивительно. Евгений Алексеевич должен сопоставить факты. Впрочем, ладно, Борь. Не наше это дело, – вздохнул Тим.
Тиронов согласно кивнул и потом толкнул племянника в локоть.
– Кстати, ты знаешь, опять этот Борзой объявился, в колдосеть уже выложили видосы с Качурки.
– Да ты что? – изобразил удивление Тим.
– Он так лихо снёс бошки двум тем уродам, что я себе скачал. Хочешь позырить, пока зал не освободится? – Борис полез за мобильником.
– Конечно, давай, – Тим дождался, пока Тиронов развернёт голоэкран и со стороны оценил собственную технику при совершении той миссии. Целеустремлённый, неузнанный воин в сером доспехе на турбодэшах скакал по тундре, пока не прижал обоих преступников и парой искуссно выполненных ударов не заставил проститься с головами. Да, он и впрямь смотрелся устрашающе. Ещё бы Верховный Шабаш на него не молился! Здравствуй, последний герой.
«Головы уже должны быть доставлены Мразю, – думал Тим, снова и снова просматривая видео под восторженное комментирование Бориса. – Только бы на кофе хватило».
Вечером он заявился уже в доспехе и шлеме, скрывающем лицо и личность, в колдовской магазин на Бобовую улицу. Матвей Елисеевич, завидев давнего, жутковатого покупателя, вытянулся в струнку за стойкой и поправил очки.
– Добрый вечер, Борзой. С приездом.
– Спасибо, – Тим положил на прилавок косу. – Матвей Елисеевич, погнулась и зазубрины вот на ней. И рычаг приказал долго жить. Отремонтировать бы.
– Сможем, не вопрос, – продавец оценил работу. – Мастера управятся за пару дней. Подождёшь?
– Это не всё. – Тимур открыл каталог. – Нужен костюм понадёжнее. Я выбрал Hunter Pangolin, что скажете?
– Лучший из шутерских, броня адамантовая, усилена антишоковым волокном из прикрыша, набивка – фибродастик, мембрана позволяет комфортно тренироваться… – продавец откашлялся, – ну, ты понял, в диапазоне температур от плюс семидесяти до минус семидесяти. Ну и он дышащий, разумеется. Хорошо отводит влагу.
– Да в нём жить можно, – похвалил шкур Тимофей. – Беру. Ещё мне надо для духа перековать мотопанцирь. Его немного погнуло, знаете ли.
– Бывает, – понимающе кивнул Матвей Елисеевич. – Это плюс ещё пара дней.
– Посчитайте всё, – попросил Тим и вспомнил страждущего Джермаля. – Плюс к тому кило безоаров. И пару пачек кофе «Black dog» классической обжарки.
– Так, посмотрим, – принялся подсчитывать семаргл. – За всё – шесть миллионов шестьсот шесть тысяч пятьсот.
– Ого, – Тим сунул руки в карманы. – Чёрт.
По совести так у него на счету валялось всего шесть шестьсот. По два двести за каждую голову. Ну хорошо, ещё, пожалуй, колдотуберов пятьсот в кармане купюрами. Тим смекнул, что за семь месяцев его отсутствия в колдовском мире отец соизволил поднять цену на кофе. Тим вздохнул и, доставая пятьсот туберов наличными, буркнул продавцу:
– Тогда вот с этим получится за всё, кроме кофе. Спишите со счёта сколько там есть.
Матвей Елисеевич участливо глянул на Тима.
– Расходов у тебя на этот раз много.
– Да и не говорите, Матвей Елисеевич, – замялся Тим. – Убыточная вышла поездочка. На безоары же хватит?
Продавец выложил на стойку кило лучших лакомств и, подумав – внушительную пачку кофейных зёрен с чёрной собакой на этикетке.
– Это тебе, – смущённо сказал он. – Просто в подарок. Спасибо за твою работу.
Тим удивился и обрадовался. Ему стало неловко перед семарглом, но тот решительно подвинул подношение гостю.
– И вам спасибо, Матвей Елисеевич.
– Ты делаешь мир чище и безопаснее. Удачной охоты, Борзой. Приходи, через четыре дня заказ будет готов.
– Хорошо.
Тим невольно заулыбался от комплимента. Жаль, что продавец под шлемом этого не увидел, но руку пожал крепко и охотно. Всякому приятно знать, что его ценят!
Он вышел с Бобовой, включив режим невидимки, дотопал до любимого невгородского «Мака» и с досадой обнаружил, что тот закрылся на ремонт.
«Ладно, не во всём же сегодня должно везти, – философски рассудил Тим. – Или уж раз тебе подарили кофе, то должен встретиться и тот благодетель на чёрной «Хонде»?
Благодетель на чёрной «Хонде» стал для Тима ознаменованием новой жизненной вехи. Ему тогда было восемнадцать, и его выгнал отец. Тим приехал в Невгород, не зная, зачем – просто глаза привели. Без денег, без ориентиров, без желания жить и самоуважения, но с парой духов и старым, бензиновым ещё моциком. Забрёл в «Мак» в надежде переждать дождь за стаканом дешёвого кофе с бургером. И, уже сделав заказ у кассы, выяснил, что ему не хватит даже на еду. Карта с мобильником остались дома, в Балясне, наличку он почти потратил на бензин по дороге в Невик. Кассир ждал, Тим шарил по карманам в поисках мелочи. Не хватало-то всего туберов десять. Позади начала выстраиваться очередь. Тим стыдливо покосился на стоящего за ним мужика в деловом костюмчике, чьё строгое лицо с восточными чертами выражало нетерпение. И сказал кассиру:
– Простите, я забыл кошелёк дома. Поем в другой раз.
Развернулся и, стараясь не смотреть людям в глаза, ушёл. Дождь плевался в лицо, было мерзко от самого себя и, что ещё хуже, голодно. Но не просить же духов красть для него еду? Тим кое-как успокоился, завёл моцик и погнал прочь, но тут у него на пути встрял светофор со своим красным. Блоки на проспекте подняли, не проскочишь. Пришлось остановиться и мокнуть, как дураку, на перекрёстке. Вот тут-то рядом и возникла матово-чёрная «Хонда». Тим бы не обратил на неё внимания, если бы из окна не доносилась знакомая с младенчества музыка. Такую иногда слушал отец в мрачном настрое.
– И есть ещё белые, белые дни, белые горы и белый лед. Но всё, что мне нужно – это несколько слов и место для шага вперед¹…
Тим нечаянно пересёкся взглядом с водителем и вздрогнул. Да, на него смотрел тот смуглый мужик из очереди в «Маке». Видимо, взял кофе с собой, Тим заметил у него на подставке знакомый стакан. Пришлось принять безучастный вид и уставиться на красный круг светофора, моля, чтобы быстрее зажёгся другой. Но тут мужик коротко посигналил, и Тим понял, что знак делают ему. Он угрюмо покосился на приоткрытое окно «Хонды».
Смуглая рука в розоватом отглаженном манжете протягивала ему такую же розовую пятитысячную купюру.
– Эй, парень, – властно позвал его водила. – Держи.
– Нет, спасибо, не надо, – поспешил отказаться Тим. – Я просто оставил кошелёк…
Но мужик одарил его таким пронзительным взглядом блестящих чёрных глаз, что желание врать тут же пропало.
– Ну, упрямец. Видно же, что ты хочешь есть. У всех бывают сложные времена. Бери, – он отстегнул ремень, передвинулся на пассажирское сиденье, купюра оказалась у Тима перед носом. Его манили деньгами, как дикого зверька лакомством. И Тим, к стыду своему, сцапал чужие немаленькие деньги.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Ограничители убрали, светофор дал зелёный, «Хонда» замычала электродвигателями и вырвалась вперёд, замершему от негаданного счастья Тиму побибикали сзади. Он опомнился и тоже поехал со светофора, сделал поворот направо и подрулил обратно к «Маку». Купил еды, разменяв купюру, и надумал позвонить тёте Саше. По счастью Яхонтова тоже оказалась в Невике. Тот случай крепко засел в памяти Тимофея, и он, проходя мимо «Мака» у Бобовой, каждый раз вспоминал грозного, но неравнодушного мужика на «Хонде». И всё представлял, как вдруг повстречает его однажды и отдаст долг. Но этого, конечно, не случилось. Только та музыка осталась с Тимом и уверенность, что у него всегда есть «место для шага вперёд».
