Текст книги "Чернобог (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 46 страниц)
– Вот и всё, – прошептал Борзой в ледяное небо, щурясь от мороси. – Вот и допрыгался.
Обречённый и влюблённый герой, с коим Тимофей Берзарин начал недавно ассоциировать себя, подмигнул ему фотогравировкой на могильном камне. Тим сразу представил, как будет плакать мама, если его убьет тот черноглазый. И как, наверное, расстроится Света. Ему бы не хотелось, чтоб надолго, но, может, чуть-чуть. Да, пускай, чуть-чуть. Погрустнеет, вздохнёт и скажет: «так он, обманщик, и не сыграл мне на пианино». Правая рука сжалась в кулак.
– Ну нет. – У Борзого даже болеть стало меньше. – Я пойду с ней на свидание во что бы то ни стало.
Его ослепил свет фар, молоком брызнувший по переулку, Тим зажмурился и увидел крупную фигуру, спешным топотом приближающуюся к нему. Борзой попытался подняться с обледеневшей мостовой, но лишь накренился и чуть не завалился на раненный бок.
– Тётя Саша! – улыбнулся облегчённо и приветственно.
– Изи, мелкий, – Яхонтова уже была рядом, и аромат её пряных духов разлился надеждой на спасение. Саша подсунула под Тима руки и, прижав к себе, подняла, как ребёнка. Борзой через боль засмеялся и проскрипел:
– Не испачкай костюмчик, тёть Саш.
– Забей. Валим отсюда. – Она понесла его в машину, запихала на заднее сиденье и сама уселась рядом. – Ирвин, дай аптечку и дэшь прямо.
Дух послушно кивнул, выдал ящик медикаментов и помчал куда глаза глядят. Саша бережно сняла с Борзого шлем и принялась расстёгивать Hunter Pangolin. Дошла до дыры на рукаве, из которой торчала стрела, поморщилась и выудила из нужного кармана на скафе походный нож.
– Ага, лучше прикончи меня, – отшутился Тим, но услышал лишь треск разрезаемой ткани. Его раздевали, деликатно инспектируя повреждения. – Тёть Саш, я сделал, как ты просила. Не скажу, что подставился… Так вышло. Он… Очень хорош в бою.
– На редкость, – Тим заскулил, когда она взяла его за больное плечо, – косоглаз. Пусть засунет свой лук себе в задницу. Ты его сделаешь, супербой. Считай это панчем. И обвинение теперь можно вынести. Кость не задета, не переживай. И на боку только царапина. Кожу проколол, можем пирсинг устроить, пока не зажило.
Саша пыталась веселить Борзого, и тот слабо улыбался.
– Это правда заживёт? – Он с сомнением оглядел раны.
– Как на собаке. – Яхонтова пригладила пшеничные волосы Тима. – Недельки за две.
– Тёть Саш! – Тут Борзой взбодрился. – Мне надо до послезавтра.
– Эй, спиди, с чего такая спешка?
– Ну… – решился он на признание, – я на свидание иду.
Яхонтова замерла с отмотанным бинтом, потом продолжила перевязывать Тиму руку, умело обводя стрелу.
– Такие дела, да? Мой мальчик вырос?
– Прости.
– Не бери в голову, – дёрнула плечом Саша. – Это должно было однажды случиться. Кто она?
– Та девчонка с Качурки, – заулыбался Тим, углубив притом Саше межбровную складку. – Света.
– No cap? – подавленно пробормотала Яхонтова. – Она?
– Она, – вяло вздохнул Борзой, дурея от кровопотери. – Лучшая девушка на Земле.
– Пить хочешь? – Саша зашуршала крышкой от бутылки.
– Очень, – Тим благодарно принял воду и напился. – Тёть Саш, откуда ты всё это умеешь? Ну, раны перевязывать, например. Сторминг?
– Он самый, – Яхонтова оттянула пластырь второй кожи и заклеила Тиму бок. – В поединках всякое случается, знаешь ли. Вот и всё, пока так, – она обняла Борзого и уложила себе головой на колени. – Ты умница, мелкий. Перстень отдан, Мраз осведомлён и будет в госпитале с минуты на минуту.
– Никак не думал, что случится попасть под нож к военному хирургу, – устало поделился Тим.
– К военному хирургу-хорзу, мелкий, – поправила Саша. – Но ты ведь сам выбрал этот путь. Путь воина.
– И я не жалею, – шепнул, закрывая глаза и отдаваясь Сашиным крепким рукам, Тим.
Яхонтова, видя, что он забывается, с мрачным видом уставилась в окно. Ледяной дождь барабанил по стёклам машины, в голове вертелись строчки песни. Не то, чтобы Саша любила слушать такое – Илья любил. И потому Яхонтовой тоже стало интересно. Она нашла для себя одну песню, которая удивительным образом ложилась на их отношения с Тимом, и принялась тихонько напевать её на манер колыбельной. Колыбельной для чернобога.
– У ветра узкие глаза и жесткое крыло, и мокнет белая коса под ледяным дождём. Я объясню тебе войны скупое ремесло, я покажу тебе маршрут, которым мы идём¹.
В залепленном льдом окне машины отобразилась женщина-ветрогон с печальными раскосыми глазами. И крыло у неё было – жёстче некуда.
...Ей вспомнился Невгород. Следующий день после того, как она впервые переспала с дичем. Людный «Мак» на Бобовой и растирающий сопли по мордашке децл, уверяющий, что для него всё кончено.
– Это я её убил, тёть Саш, – плакал навзрыд Борзой. – У неё же была терминальная стадия, и она мучалась.
У Яхонтовой и самой щипало в носу, но ей стоило утешать щенка, а не реветь по Нателе.
Мама Валеры и старшая сестра Давида начала угасать внезапно. Ни на что не жалуясь, ни к кому не обращаясь. Просто однажды Зорро уговорил её сдать кровь на гемоглобин, и он оказался запредельно низким. Дополнительные анализы показали наличие неоперабельной опухоли в желудке, что стало шоком для всех, кроме самой Нателы Вахтанговны.
– Я слишком скучала по Дато, – признавалась она тогда сыну. – Не печалься обо мне, ты же знаешь, что мы все ещё увидимся и не раз.
Не печалься – легко сказать. Бабушку Нателу любили все без исключения, и её стремительное угасание обрело масштаб трагедии для всей колдовской братии. Валера себе места не находил, почти не спал, изобретая для мамы различные снадобья и заклятья. Но все они не работали, как и традиционная медицина. Берзарин-старший стал раздражительным и замкнутым, часто срывался на Саше, и, она знала это от Насти – на родных. Все понимали его состояние – Вий обожал свою мать, не единожды спасшую его самого. Натела Вахтанговна сумела вылечить Валеру от рака, и теперь её саму спасать было поздно. Последние недели принесли бедной колдунье немало страданий. Натела Зорина умерла в больнице, как сообщил почти механическим голосом замершей от горя Саше Валера. Умерла на руках у Тима.
– Я не мог позволить ей мучиться, просто не мог, – младший сын Валеры бился головой о стол в «Маке», пока Саша внимательно его слушала. – Я пришёл навестить её. Ей было очень больно. Я видел… И я… Тёть Саш! Я хотел помочь. Я люблю её не меньше, чем отец, клянусь. И я очень скучаю. Но я не мог оставить это так.
Узнав о содеянном сыном, Валера выгнал его из дома. Выдал с собой старый байк, меч Якова и отправил на все четыре стороны.
– Мне Нико подарил Зефа и Ерёму, – Тимофей вытер нос, – догнал, перстень рубиновый на шею нацепил, обнял и говорит: тебе нужнее. А мне зачем, тёть Саш? Я конченый, понимаешь, просто конченый.
– Твоя мама так не считает, мелкий, – напомнила Яхонтова.
– Она ничего не знает о чернобогах, – возразил Тим. – Никто ничего не знает. Зачем я родился у них? Чтобы причинять горе за горем, беду за бедой? Я ни на что хорошее не способен. Я зло во плоти.
Белокурый ангел скривил нежное личико и снова залился слезами.
– Изи, децл, это гонево, – утешила его Саша, хоть нутро у неё противно сжалось. – Про Яхонтовых тоже сливают невесть что. В том числе про «зло во плоти». Такая репутация у нас, бро колд. Но это ничего не значит. Всё в жизни зависит от нас самих.
Тим оторвался от стола и недоумённо уставился на Сашу.
– Ну на что, скажи, на что годен я? Кого я могу спасти, к примеру?
Саша одарила его испытующим прищуром.
– Ты хочешь спасать?
– Да, – тут же ответил Тим. – Я чувствую, что мог бы. Но я только убиваю.
– Спасение через смерть, – задумалась Саша. Мраз в недавней беседе жаловался ей на то, что многих отпетых говнюков некому приструнить и они творят, что хотят. И тут… Саша вновь глянула на неуязвимого юнца с припухшими от слёз щеками.
– Мелкий, а меч с тобой?
– Ну да, – всхлипнул Тим.
– И владеешь ты им не слишком фигово?
– Я фехтую с малых лет, – заморгал он.
– Ясно.
Он ждал от неё решения, но Саша временила с этим – надо было всё обмозговать прежде, чем предложить щенку столь сложную миссию.
– Вот что, децл. Погнали к Севе, – Яхонтова водрузила тяжёлую ладонь Тиму на макушку. – Впишешься к нему на первое время. И отец тебя оттуда точно не изгонит. Вий Балясны – не Стрый Невгорода.
– Тёть Саш, – замотал головой Тим. – Я не хочу и там причинить зло…
– Остынь. И возьми себя в руки. Ты всё сделал правильно. – Саша вспомнила о Нателе и продавила в глотку ком боли. – Она не заслуживала мучений. И если твой олд – клинический мудак, это не твоя вина. Ты же знаешь, что вы с ним договорились? Насчёт того, что ты у него родишься, как промеж от колда и виджи?
– Да, он рассказывал, – вздохнул Тим.
– Так чего теперь говниться, – развела руками Саша. – Го к Севе. Всё образуется, я тебя профорсю, децл.
Она обняла его и увела из «Мака». В хитроумном мозгу Яхонтовой уже зрел план, как совместить приятное с полезным. Неуязвимый парень с желанием спасать и, притом, задатками воина мог стать отличным аргументом в любом спорном деле. А таких дел у Саши имелось с лихвой. Та же, мать её, Качурка.
– И в Земли Тёмные войдёт дыхание чумы, и задрожит в просвете туч небесный Бастион, я дам свободу вам, враги, свободу из тюрьмы, ведь я несу с собой закон войны, и это – мой закон…
И это – мой закон.
– У меня к тебе дело, мелкий. – Саша деловито рассмотрела блестящий лаком маникюр. – На миллион.
– Слушаю! – вытянулся Тим, оторвавшись от мольберта. Сева с Борькой улетели стормить, а Берзарин-младший сдавал заочно сессию в худакадемии. Саша присела на край стола, скрестила руки.
– Ты готов дать миру спокойствие и надежду на суровую справедливость? Ты готов обнажить меч ради спасения жизней?
– Ты про что? – занервничал Тим и принялся старательно вытирать измазанные красками пальцы.
– Верховный Шабаш хочет предложить тебе должность. Окей, – Саша выставила ладони, – не Верховный Шабаш, а конкретно я. И Мраз.
– Сам Матеуш Мраз? Мне? – переспросил Тим, бледнея.
– Да. Короче говоря, мелкий, в мире развелось, так скажем, много уродов. Они опасны для общества, а связываться с ними стрёмно. Мраз давно выдвинул законы, защищающие жизнь и свободу решений для колди и виджи, но до сих пор не все с этим согласны. Веских доводов для того, чтобы заставить их обломаться, у нас нет. Точнее, не было. – Острые Сашины коготки прошлись по виску застывшего во внимании Тима. – Колдомиру нужен защитник. Ты хотел бы им стать?
– Я? – Тим явно пребывал в растерянности.
– Больше некому.
– А… Что я должен делать?
Берзарин сдвинул белёсые брови, став в разы прелестнее. Яхонтова погладила округлившийся с недавних пор живот и колко усмехнулась.
– Мочить козлов.
Она насладилась реакцией мальчишки. Широко распахнутые небесно-голубые глаза, приоткрытый нежный рот, щёки из очень бледных вмиг окрасившиеся здоровым румянцем. Тим часто заморгал, скуксился, перебирая кисточки, потом решительно сжал их в кулаке и глянул на Сашу уже иначе – полным доблести юным бойцом.
– Я готов.
– Супербой.
Похвалив решение Тима, Саша не стала откладывать и первое задание. Достала мобильник и показала Берзарину несколько фотографий, взятых из архива подполковника Светлого.
– Я хочу, чтоб ты нашёл их и привёл ко мне живыми. Секи, это будет твоим крещением. Их восемь ушлёпков и… Это убийцы Дато.
– Точно?! – Тим вперился в фотографии зверских морд с сомнением и испугом. Даже чернобог боялся – смерти и убивать, но то скорее был вопрос воспитания и инстинкта самосохранения.
– Приведи мне их, – Саша надвинулась на Тимофея и грозно сверкнула карими глазами.
Тем же вечером он забрал духов и отправился на задание. Он привёл их ей. Всю восьмёрку, поочерёдно. Отловил и доставил живыми. Он думал, что этого будет достаточно для крещения, но Саша знала – нет. Она отвезла его с собой в заглядовский ангар.
Тим жмурился и старался не смотреть с каким зверством беременная женщина уничтожает своих врагов, с каким наслаждением мстит за мужа. Он не сказал ей ни слова поперёк, не возразил, не дёрнулся. Он знал, что так надо. Что без таких вот ублюдков мир станет чище. Однако и это было не всё.
– Бери меч, – последовал приказ, и Тим, застывший, как ледяная глыба, в углу ангара, резко обернулся. Но опять же, противиться не стал. Вынул погнутое оружие из ножен. Саша уже знала, им мелкий чернобог на полном лету раскроил автомобиль одного из преступников.
– Иди сюда.
Тим приблизился к Яхонтовой. В глазах его читалась решимость. Он отлично понимал, что его сейчас прикажут сделать.
– Убей его, – ладонь с синим перстнем указала на последнего ахтышца, скулящего в страхе у алой от крови стены.
Всего лишь кивок головой. Ни писка, ни противления, ни просьб о том, чтобы врага добила Саша. Да, Тим и вправду вознамерился стать великолепным козырем в руках Яхонтовой. Точный взмах мечом, брызги тёплой крови на Сашином лице и сладкое торжество возмездия. Всё. Она отомстила за Давида. Саша облизнула губы и зло, безумно расхохоталась. Сладкий миг осуществления давней мечты и благодарность за это, конечно же, должен получить Тим.
Яхонтова приблизилась к чернобогу, извлекла из его дрожащих пальцев покривившийся меч и обтерла подолом платья.
– Пожалуй, мы сможем его починить, – невозмутимо, будто ангар не был полон расчленённых и развеянных трупов, рассудила Саша. – Мелкий, спасибо тебе.
– Не за что, – одними губами прошептал Тим. Она взяла его за подбородок, с интересом вгляделась в резко возмужавшее лицо и, приняв ещё одно сумасбродное решение, увлажнила поцелуем горячие губы. Тим опешил от внезапной ласки, а Яхонтова, смеясь, спросила:
– Ты был когда-нибудь с женщиной?
Тим помотал головой.
– Хочешь, я научу тебя любви?
Он покосился на её живот.
– А… Тебе разве можно?
– Нужно.
– Ни надежды, ни веры не надо нам, нам тревога родная сестра. Я запомнила все имена героев, гордость их, честь и страсть – но в конце им останется страх.
Кем бы они ни были, какой бы силой ни обладали, в конце им всегда оставался страх, когда по их души являлся рыцарь, облачённый в сумрак. Но и Подпись нашла на камень. Гладя голову Тима на своих коленях, Саша болезненно усмехнулась. Двадцать три года. Красивый, влюблённый парень с чистой, как северный лёд, душой. Ему бы жить и жить. По костяному браслету на измазанной кровью руке скользили отсветы проносящихся мимо фонарей. Такой же точно Яхонтова видела сегодня на запястье Светы, отчаянной падчерицы дича, которой, вдобавок, задонатил сердце её супербой.
Карман скафа Борзого завибрировал голубым огоньком телефона. Чтобы не тревожить Тима, Саша выудила мобильник и скривилась: сыну звонила Настя.
«Почуяла беду, надо же, – пришла догадка. – Вот что значит мать».
Илья опытен и хитёр. Смел. Точен. Фанатичен. Он, как и Тим, готов на всё ради защиты того, что ему дорого.
«Дич рипнёт его, – сжалось болью сердце. – Рипнёт к Велесу. До какой степени может дойти моё желание добиться своего? И, будем честны, не пора ли бэкануть, пока не пришлось мстить за Борзого?»
«Деньги не вернут вам близких», – прозвучал чистым виджи-панчем звонкий голосок в голове.
Как же она права.
Саша отложила телефон Тима в чехол переднего сиденья. Мелкий потом сам перезвонит Столетовой и объяснит что-нибудь. Яркие губы тихонько коснулись бледного лба.
– Вся руда мира и все его сокровища не стоят твоей жизни, душа моя, – шепнула Саша. – Ты служил мне верой и правдой. Я отплачу тебе добром. Пусть это и обойдётся «ГосПару» в миллиарды убытков.
Пальцы отыскали другой, собственный телефон. Нужные слова найдутся потом, при встрече. А в том, что эта встреча необходима, Яхонтова уже не сомневалась.
– Привет, Саша, – как ни в чём ни бывало отозвался нежный и, как показалось, торжествующий голос.
– Привет, – усмирив внутреннюю дрожь, тихо дохнула Яхонтова.
– Как прошёл Шабаш? – тон Ильи стал издевательским.
– Сногсшибательно, – нашла в себе силы сострить Саша.
– Я очень рад, что тебе понравилось, – засмеялся в трубку Илья. – Как Борзой?
– Как обычно, – соврала Яхонтова, всматриваясь в бледные, тронутые болью черты бесчувственного Тима. – Сам как?
– Так же.
При этих словах Сашино сердце скакнуло к горлу, и она тут же поняла Столетову. Зажмурилась, гадая, насколько сильно пострадал в схватке Илья.
– Саша, – позвал Айвазов, когда молчание Яхонтовой чересчур затянулось, и та вздрогнула. – Хочешь, увидимся? Послезавтра. Погуляем по Люжану. Посмотрим старину, выпьем вина за мою победу.
Тут стальные нервы заместителя Вия Балясны чуть не сдали, она даже забыла, что сама звонит Илье с тем же предложением.
– Бл##ь, дич, – прошипела Саша в трубку. – Ты чё, реально решил, что после всех твоих шоу я всё ещё готова тебе дать?!
– Конечно, да, – донеслось до Сашиного слуха ласковое заверение. – Что должно измениться в тебе или во мне?
Стало так горячо и радостно, что Яхонтова после сказанного дичем забыла про все предложения на свете, и то, где находится, и кто лежит у неё на коленях.
– Х#й с тобой, маньяк, – она с опаской покосилась на Тима. – Где и во сколько?
Комментарий к 75. Колыбельная для чернобога ¹ – песня группы «Мельница» – «Тёмные земли».
====== 76. Настоящая рана ======
Когда Светка Касаткина вернулась к двери ресторана, оттуда уже вывалил перепуганный народ.
Несмотря на запрет публичного курения, люди доставали сигареты и дымили, кого-то трясло, кто-то вынимал осколки из порезанных ладоней. Но, как поняла Светка из разговоров, никто серьёзно не пострадал. Ждали приезда скорых, полиции и службы спасения, обсуждали обрушение крыши, припоминая, что кровле уже лет семьдесят, а зданию – пара веков. Светку нашёл и сгреб в объятья отец.
– Детка моя! Как я испугался за тебя! – причитал Семён Юрьевич, причём совершенно искренне.
«Ну надо же, первая забота за столько-то лет», – оценила Светка и сухо спросила:
– А где Памятов?
– Ждёт врачей и полицию! – доложился Касаткин. – Он их и вызвал.
– Где? – Светка близоруко сощурилась и, не дожидаясь подсказки, увидела Михаила Тихоновича. Тот общался по телефону, и Светка услышала приглушённое:
– Не переживай, Инночка, я благополучен. Светлана Семёновна тоже цела.
Он заметил Светку и протянул ей найденные очки. Мир обрёл чёткость. Ресторан выглядел страшно. Прореха в некогда роскошном потолке напоминала зубья мегалитов Качурки. Через неё в чёрную глотку обесточенного здания падала ледяная морось. Светка обняла себя за плечи и поняла, что стоит в одном платье.
– Солнце, я не знаю, где Айвазов. – Михаил Тихонович ковырнул ботинком окурок. – Это он устроил. Я не знаю, что скажет Яхонтова. Инн, он себе смертный приговор подписал только что, мы оба это понимаем. Кроме нападения, он нарушил ещё и правило явки на Шабаши. На Верховный Шабаш! – Памятов встретился глазами с раскрывшей рот в ступоре Касаткиной. – Вломился туда, куда его не приглашали. Такое не прощают.
Светка услышала, как Инесса Генриховна на очень повышенных тонах пытается что-то выразить по поводу устроенного Ильёй. Потом её голос зазвучал в приказном порядке, и Михаил Тихонович прижал тонкие пальцы ко лбу.
– Инночка, родная! Я? Что я могу? Мне поговорить с Сашей? Ты с ума сошла? О, даже при всём её уважении к деду, но она же меня… Развеет! Инна! Инн! Постой, не отключайся…
Но Лихоимцева бросила трубку. Памятов-младший опустил руку с телефоном и объяснил Светке убитым голосом:
– Всё очень плохо.
– Я должна найти его, – решительно ответила Светка.
– Может быть, не стоит? – Михаил Тихонович прихватил её запястье и притянул ближе. – Ты колдунья, Света. Если Верховный Шабаш решит, что вы с ним в сговоре, тебе тоже подпишут приговор…
– Да плевать на это! – Касаткина выдрала руку. – Михаил Тихонович, мы одна команда! Он жизнь готов отдать за то, что нас привело сюда! За Калтысь. А вы… Как вы можете! Я еду его искать!
Тут у Памятова затрещал телефон, и к зданию подъехала полиция. Михаил Тихонович поспешил ответить, Светка возмущённо тряхнула на него волосами и, забрав из гардероба свою куртку, ринулась ловить такси до «Метелера». Пока она спешила мимо рецепшна к лифту на их с Айвазовым этаж, ноги предательски подгибались.
«Только бы он был в номере, – стучало в голове. – Только бы он спал».
Коридор выглядел совершенно по-обычному. Ни погрома, никаких следов духов и прочей чертовщины. Светка немного успокоилась.
«Борзой мог гнаться за кем угодно в клетчатой одежде, – решила она. – А мы с Памятовым обознались».
Она подошла к двери номера Ильи и прислушалась. У Айвазова шумел душ, и он точно бодрствовал. Светка мигом скуксилась от недоброго предчувствия и робко постучала.
– Илья Каримович, – позвала, прислушалась снова. Воду закрыли. Внутри номера стало тихо. – Илья…
– Светоч, я сплю! – раздался бодрый голос изнутри. – Зайди завтра.
– А… Хорошо, – с облегчением выдохнула Касаткина. – Извините, пожалуйста, что побеспокоила.
– Ничего, – отозвался Айвазов, загремев чем-то в ванной.
Светка сжала в горстях юбку платья, уговаривая себя уйти и не быть такой мнительной. Опустила глаза к полу и вдруг заметила маленькую капельку крови у самого края двери научника. Серо-зелёные глаза Касаткиной расширились, она, не помня себя от беспокойства, забарабанила по двери.
Обычно Айвазов открывал ей даже когда она будила его посреди ночи в экспедиционной палатке!
– Илюшенька Каримович, откройте! Пожалуйста, откройте! – Светка била ладонью в дверь.
– Светоч, я устал! Что за настырность! – выругался Илья.
– Откройте, я помогу! – упёрлась в своё Светка. – Я всё видела!
За дверью стихло, только слышны были капли воды, падающие на пол. Светка ждала, приложив руку к двери и шумно дыша.
– Правда? – помедлив, неуверенно спросил Илья.
– Да, клянусь.
– Эх, совсем сноровки нет, – проворчал Айвазов. – Не быть мне эрси.
– Откройте, миленький, – настояла Светка.
– А ты крови не боишься, напомни, пожалуйста, – попросил Илья, и Светка забарабанила с новой силой. – Иду, иду. Ладно.
Он провернул замок и одним движением втащил Светку в номер. Хлопнул дверью. Касаткина, хоть и считала, что не боится крови, замерла посреди комнаты с растопыренными руками и раскрытым в оторопи ртом.
– Ну вот, а я поверил, что не боишься, лгунья, – бледными губами улыбнулся Илья, прижимая к голове алое полотенце, ещё утром бывшее кипенно-белым.
По всей комнате пестрел кровавый крап – кривым мазком на зеркале у трюмо, потёками на кафеле в ванной, пугающими разводами на блестящей у стены конструкции, в которой Светка с трудом опознала фотоштатив. Вся правая сторона тела Ильи была залита кровью, бежавшей из раны на голове, но он довольно улыбался. Розовая рубашка и клетчатый пиджак лежали, скомканные, на полу в ванной и тоже сменили цвет на отвратительно багряный.
– Мамочки, – пискнула Касаткина, обводя растерянным взглядом весь этот хоррор и остановилась на посмеивающемся, бледном и рябом от грязи Илье. – Покажи! – Она отвела его руку с полотенцем от раны. – Господи боже!
Правый висок Айвазова зиял длинным и страшным рассечением, кровящим, скалящимся на Светку, как искривлённый издевательской улыбкой рот.
– Она настоящая, представляешь? Даже не верится, что я живой человек! Только вот как кровь остановить? – скосил на ученицу чёрный глаз Илья, не переставая глупо и радостно посмеиваться. Несмотря на жуткий вид, он выглядел полностью счастливым. Светка, ни слова не говоря, усадила его на стул, наскоро вымыла руки с антисептиком и бросилась искать в аптечке гемостатическую губку.
– Это должно помочь. – Касаткина запихала губку на всё протяжение раны и, распечатав широкий бинт, принялась туго обматывать голову Айвазова. – Илья Каримович!
– Что?
– Вы дурак? – Светку взяла праведная злость.
– Моя мёртвая мамка вчера ко мне пришла, всё грозила кулаком, называла дураком, – в ответ зарычал горлом Айвазов. – Предрассветный комар опустился в мой пожар, захлебнулся кровью из моего виска!¹ – Он яростно треснул себе кулаком по колену. – Она думала, я шучу. Что я хуже её цепного щенка, Светоч! Теперь она сама подожмёт хвост. Понимаешь? Это безоговорочная победа. И на сессии, и в бою с её несокрушимым Борзым.
Илья покачнулся и завалился на Касаткину. Та поймала его и удержала сидящим на стуле.
– Прости, – сконфуженно рассмеялся Айвазов. – Никогда не был ранен. Это, наверное, от потери крови.
– Давайте я скорую вызову! – Светка затянула узелок на бинте и, убедившись, что губка вкупе с повязкой хорошо застопорили кровотечение, потянулась за мобильным. Красные липкие пальцы накрыли её ладонь.
– Ни к чему. От них толку не будет. А рана неглубокая, просто он мелкий сосуд перебил.
– Её как минимум зашить надо, – возразила Светка.
– И кто это сделает? – улыбнулся Илья. – Никто, верно. Разве что, Борзой, – снова расхохотался Айвазов. – Но и ему сейчас не лучше, чем мне, полагаю. Заживёт так, Светоч. Заживёт же?
Светка вспомнила, как неуклюже Тимур принял от неё перстень, и пискнула. Её внимание обратилось на видоизменённый штатив в углу номера. Впрочем, на штатив этот механизм теперь походил мало. Скорее, на необычный лук из синеватого металла. К рукояти его крепился пустой цилиндр с десятью гнёздами, и Касаткина догадалась, что это для стрел. Четыре таких же пустых цилиндра были раскиданы по углам комнаты.
– Что это за штуковина? – вопросила Касаткина.
– Ай-ай, Светлана Семёновна. Непрофессионально, – менторским тоном принялся учить её раненный доцент. – Ты же архи. Неужели ничего не слышала о полиболусе?
– Полиболусе? Стреломёте, – перевела для себя Касаткина.
– Именно, – Илья пощупал бинт и убедился, что губка действительно остановила кровь. – Механизм, позволяющий выпускать по врагу несколько стрел за раз известен с античных времён. Я лишь немного его доработал под себя. Баланс лука, конечно, нарушился, но эффективность стрельбы возросла в разы. Ни у кого из моего племени такого нет! Выплавлен ручным способом качурскими келе для меня лично. Взгляни. Барабан вмещает десять стрел, легко кладётся в заплечный колчан, а во время стрельбы одним движением устанавливается в доводчик. И вот: можно наградить противника очередью стрел. Здорово, да? – Он торжествовал, а Светка в свою очередь радовалась, что встретила Борзого на своих двоих. Оставалось надеяться, что, если и он получил рану, то нетяжёлую. Но этот чудовищный цирк пора было кому-то прекратить.
Исполнившись решимости повлиять на ситуацию, Касаткина взяла голову Ильи в ладони, повернула лицо к себе и, глядя в жгучие чёрные глаза попросила:
– Илья Каримович, остановитесь. Остановитесь сами. Прошу.
– А что такое? – он зло прищурился.
– Просто, – Светка постаралась звучать внушительно. – Хватит. Неужели вы сами не видите, до чего докатились со всей этой войной?
– Эй. Ты забываешься, – негромко, но язвительно осадил её Айвазов. – Ты меня, чернобога, пигалица, учить жизни собралась? Я же не скрывал от тебя, что Борзой умрёт. И даже пообещал это. Он должен умереть. Это часть спасения Земли. А ты должна понимать, что я не уступлю её, испугавшись ран от какого-то мальчишки из того же мяса и крови, что и я. Ты не спасешь Борзого, не сможешь вечно закрывать собой, как сегодня мне помешала выстрелить и довершить начатое.
– Что?! – дохнула Светка.
– Я тоже всё видел. – Айвазов сально ухмыльнулся. – Светоч, ты, вроде, девственница. Откуда в тебе это качество: так хреново выбирать себе парней? От твоей матери досталось? Но ты не переживай. Этого ублюдка я грохну, и мы найдём тебе нормального мальчика.
Моментальная, острая, негодующая ярость взорвалась в Касаткиной. Она прянула от Ильи, так, что тот чуть не упал, и, сжав кулаки в бессильном исступлении, затрясла ими на научника.
– Да как вы… Ты! Можешь! Это вообще не ваше дело! Моя личная жизнь и мои парни – это моё дело! Тоже мне, отец выискался!
Она схватила куртку, мобильник, выскочила из номера и в коридоре впечаталась в Михаила Тихоновича. Видимо, тот приехал следом на такси. Разгоряченная обидой, Светка ткнула пальцем в цифру на двери и рявкнула:
– Помогите ему.
– Ты куда? – выпалил недоумённо Михаил Тихонович.
– Главное, прочь, а там, всё равно², – ответила Светка словами старой песни и, оставив Памятова разбираться с Ильёй, направилась к лифту. На самом деле ей было куда податься, и Светка решила использовать шанс. Нажав кнопку вызова, она одновременно с тем отыскала в телефоне записанный не далее, чем сегодня номер.
И прежде, чем двери лифта скрыли Касаткину, та услышала звук отворяемой двери, сопровождаемый возгласом:
– Ох, Небо! – и хлопком падающего в коридоре тела. Но, по счастью, это тело принадлежало не Айвазову.
Комментарий к 76. Настоящая рана Все, нахрен, с ума посходили. Не сюжет, а гавдец какой-то.
¹ – строчки любимой песни Ильи «Про дурачка» – «Гражданская оборона».
² – песня группы «Аквариум» – «Странный вопрос».
====== 77. Филипп ======
– Papa! Qui est venu?¹ – раздался громкий детский голос и топот ног, как только Светка позвонила в нужную дверь. К небольшому, но аккуратному домику в квартале вегетарианцев на отшибе Люжана её привезло ночное такси.
– Philippe, ta sœur est là², – ответил отец, отпирая дверь. Светка ткнула кнопку переводчика юничата на всякий случай и подхватила сумку повыше на плечо.
– Светка, – Семён Юрьевич, недолго думая, полез обниматься. – Ты так лихо свалила, что я и не успел тебе «до свидания» сказать. Я потом тоже скоро уехал. Эти там разбираться остались, а у меня вот, ждун имеется, – он указал на спрятавшегося ему за спину карапуза лет шести с большим родимым пятном над бровью. – Да, знакомьтесь, наконец. Филька, – отец потрепал мальчишку по русой голове. – Я тебе рассказывал про Свету, помнишь?
– Анна-Луиза! – почему-то восторженно воскликнул мальчик, поправив на носу зелёные очки с внушительными диоптриями. Видимо, и братишку отец наградил фирменной фамильной слепошаростью. Касаткин засмеялся.
– Ты и правда похожа на Анну-Луизу Ирондель, – объяснил он реакцию сына, и, видя, что Светка ничего не поняла, добавил: – Проходи, детка, давай сумку. Время позднее, а фретцийцы не любят ночные бодрствования. Я уже в их ритмы вжился. Да и денёк задался тяжёлый во всех смыслах.
Он не убирал руку с острого Светкиного плеча.
– Как ты? Ты так и не объяснила, что случилось после того, как ты исчезла!
– Я… Мне надо переночевать у тебя, – сжалась Светка. – Можно, пап?
– О чём ты спрашиваешь! – Касаткин гостеприимно развёл руками. – Мой дом – твой дом. Даже чуть винца есть. Подождёшь, я отправлю спать Филиппа и буду весь твой.
– Ага, – Светка прокралась в уютно обставленную гостиную, присела у обогревателя на мягкий диванчик и осмотрелась.
Отец всегда любил светлые, неброские тона и лёгкие ткани, минимум декора, максимум свободного места для чтения, а мама – наоборот, тёмные драпировки, кожу, массивное дерево и кучу подчас недешёвых безделушек в каждом углу квартиры. Родители постоянно спорили о вкусах и оставались противоположностями до самого развода. И в новой жизни Касаткин, наконец-то смог обставить домик так, как ему хотелось. Немотря на неловкость ситуации, Светка почувствовала себя комфортно в этом месте и подумала о том, что папе стоило больше настаивать на своём. Наверное, отсутствие твёрдости в его характере и привело к семейному краху. А может – равнодушие, за которое часто корила его мама.
