Текст книги "Чернобог (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 46 страниц)
Spiritus aethylicus не изменял себе ни зимой, ни летом. Жил разведённым бирюком один-одинёшенек в родной глуши, вечерами бухал по-чёрному, днём являл образчик кипучей деятельности. При таком вот своеобразном биоритме Палыч виделся Светке киборгом. Она не могла понять, откуда у егеря столько здоровья и километров печёночной ткани. Но, очевидно, то была природная крепость всех людей, обитающих на крайнем севере. Хочешь – не хочешь, а хлопотать приходится, чтобы кони не двинуть.
Светка этой крепостью не обладала, поэтому решила не тащить Палыча до постельки, а оставить дрыхнуть как есть, на прогретых половицах. Спину надорвать пришлось бы совсем некстати. Самогон разлился по нутру и пробрал до самого сердца, притупив его боль и сгладив тревогу.
«Вот и докатилась до алкоголизма, архи, – сделала себе замечание Касаткина. – Пьёшь в одно горло. Когда-нибудь это должно было случиться». – И ещё хлебнула.
Тут вспомнился предпоследний наказ Ильи. Светка разблокировала телефон, залезла на страничку Der Vierte Reiter и сразу пожалела об этом. Проще жить уверенной, на чьей ты стороне, чем принять два объяснения в любви от людей, готовящихся искромсать друг друга насмерть. Светка прижала ладошку к губам и тихо заскулила, затряслась от нахлынувшей безысходности.
Нет, на сей раз, вопреки ожиданиям, это было не граффити. Светка без труда догадалась, что Тимур рисовал по дороге к ней, на Качурку. Простой альбомный лист позволил расцвести сказке, непохожей на предыдущие мрачные работы Четвёртого Всадника. Референсом, как догадалась Светка, стала её фотография с кафедрального стенда.
На арте, искуссно выведенном маркерами, Касаткину запечатлили в венце из пшеничных колосьев и васильков. Распущенные, уже несуществующие Светкины косы спускались по плечам фатой, руки бережно несли ажурный череп с ультрамариновыми глазницами. Угловатое плечо сжимал когтями чёрный ворон с лоснящимися перьями и кедровой шишкой в клюве. На заднем фоне арта кружили осенние листья и взмывали в небо ласточки. Работа была выполнена великолепно, но больше всего поражал живой взгляд нарисованной Светки. В нём читалось всё то, что она часто подмечала, пробегая мимо зеркального шкафа у кабинета Инессы. Немного усталости, немного обеспокоенности и очень много любви к жизни. Пёстро-ореховые глаза на арте Борзого излучали доброту и живую силу. Они смотрелись настолько реальными, что Светка на всякий случай открыла селфи-камеру телефона, чтобы сравнить. Да, она обрела вторую душу на портрете, выписанном, без всякого сомнения, любящей рукой.
– Боже мой, – Светка смахнула с телефона упавшие капли. – Тимочка…
Под артом стояло множество лайков и репостов, и Касаткина с содроганием обнаружила, что Snow Crow поделился картинкой у себя на странице. И вправду – у Ильи самой верхней, закреплённой записью шёл этот портрет.
– Вот и всё, – прошептала Светка, зажмурившись. – Они вышли в открытую.
Разблокировать Тима рука не поднималась. Было страшно до невыносимого. Ну что он мог бы написать ей? Что злится, или наоборот, любит? Илья ушёл в тундру, готовый драться с Борзым насмерть. Приговор на имя Айвазова не подлежал обжалованию. А любящий Тим летел к Светке, чтобы лишить её самого близкого человека в этом проклятом мире и присовокупить его святые земли к яхонтовским владениям.
– Боже, о чём тут говорить. – Светка покаталась лбом по рукам, тряхнув, откинула лезшие в глаза короткие волосы. – Всё кончено.
Тимофей Берзарин вздрогнул и проснулся в кресле с альбомом в обнимку. Почти сразу сообразил, что его разбудила вибрация телефона. Борт спал, отец устроился головой на сыновнем плече, тётя Саша вообще развалилась поперёк двух кресел, не стесняясь. Тим проморгался и увидел на экране уведомление.
«Snow Crow поделился вашей записью».
Не успев обалдеть от новости, Борзой следом получил личное сообщение:
Snow Crow: привет, Тимур. Прилетай в Мынто. Челти встретит тебя и проводит ко мне. Я подготовил нам место для битвы – оно наполовину в посмертье, куда из живых можем проникнуть только мы двое. Жду встречи с нетерпением. Илья.
Отчего-то, Тим сам толком не понял отчего, сердце застучало с нездоровым, суматошным ликованием, будто Борзого позвал на праздник супергерой из детства, будто его давняя, несбыточная мечта внезапно обернулась явью. Тим мысленно осадил себя и угрюмо уставился в стекло. Ответ того, второго, вышел уж чересчур, подозрительно тёплым – такие послания не шлют палачам, идущим по твою душу.
«Лицемер, – решил Тим. – Как все учителя, лицемеры, насквозь фальшивые, лживые извращенцы».
– Жди скорой казни, убийца, – шепнул он приближающемуся с каждой секундой противнику. – Жди кары за свои чёрные дела.
Тут в салон явился Ирвин и осторожно сказал:
– Мы снижаемся, если нетрудно, разбудите госпожу.
Тим растолкал отца и тётю Сашу.
Светка сквозь мрачные думы услышала, как во дворе исторг глухое, враждебное ворчание Челти. В тот же миг залепленные инеем окна домика егеря осветились голубоватым сиянием, словно мимо пролетел метеор. Загудело в печной трубе, задрожали на столе стаканы. Касаткину подбросило на месте, и сердце томительно ёкнуло, без осечки угадав прибытие Тимура. Светка ринулась к дверям, отворила и завизжала от ужаса – неуступчивый страж Ильи щёлкнул на неё кривыми зубами, как жуткий пёс. Светка попятилась, отпустив ручку, Челти громыхнул дверью и снова зарычал на пришельцев со двора.
Палыч поднял засаленную голову и, с трудом разлепив веки, бормотнул:
– Чё, менты, что ли?
– Какие, нафиг, менты! – Светка снова схватилась за дверь, но она оказалась заблокирована. Наскоро отскребла иней с окна ножом, дохнула в стекло, прильнула и увидела, как в метре над снегом завис сверкающий синеватым металлом аппарат – ни дать, ни взять, космолёт. Челти уже бесновался перед ним, извергая плевки и проклятья. Он выставлял когти и весь ощетинился, дико вращал головой и лязгал челюстями. Но тут из приоткрытого люка НЛО в снег метнули какой-то мелкий предмет, раздался повелительный окрик:
– Хорэйн! Фас, девочка!
И Светка разом перестала считать Челти жутким духом. Перед сыном Ильи, угрожающе раскинув закрылья и жвалы, вырос гигантский жук. Касаткина никогда не думала, что насекомые могут быть столь внушительными и устрашающими, ну, разве что в совсем древние, дочеловеческие времена.
– Господи боже!
Светка увидела в окошко, как Челти прянул от Хорэйн, и как одно чудовище принялось гонять другое по двору Палычева дома. Мёртвый эрси явно не ожидал такого отпора от пришлых. Тем временем из люка скинули трап, и первым на качурскую землю прыгнул Тимур Борзой.
Он был экипирован в костюм и шлем, держал косу наизготове и, увидев Челти, приветственно махнул ему рукой.
– Тим! – Светка бросилась на двор в чём была – в носках и свитере, добежала, замерла перед Тимуром, дрожа крупной дрожью, и надеясь, что от неё не сильно разит выпивкой. – Тимочка.
Борзой приподнял забрало и смерил Касаткину пристальным взглядом, в котором жгучая обида смешалась пополам с сожалением. Светка замерла в сугробе перед ним, пока за спиной Тима из воздушного судна неспешно десантировались экипированные в такие же обтягивающие скафандры Саша Яхонтова и Вий Балясны. Надо признать, колдуны в экипировке смотрелись и впрямь, как полиция будущего. Светка переглянулась с Валерием Николаевичем и беззвучно шепнула «здравствуйте», от Саши не укрылся её жест, и она одарила Вия поистине зловещей ухмылкой. Берзарин-старший пугливо сглотнул, но когда Саша отвернулась, ободрительно подмигнул Светке.
– Тимочка, я… – под прямым, болезненным взглядом Борзого та опустила глаза и сжала кулачки. Обрезанные волосы её затрепала поднявшаяся вьюга.
– Это твой дом? – спросил Тимур. – Он там?
– Нет, – еле шевеля губами, ответила Касаткина. – Он улетел в тундру. Он ждёт тебя…
– Я в курсе. Не мёрзни, идём в тепло.
Не зная, что делать, Светка покорно кивнула и прохрустела по сугробу в избу, краем уха слыша приказ Валерия Берзарина:
– Хоря, хватит, не трепи его. Он нам ещё пригодится.
– Пипяо тут дубак! – заявила Саша с улицы и, зайдя к Палычу, констатировала: – А тут свинарник.
Светка уселась обратно на стул и сжала коленями ладони. Дрожь не прекращалась. Борзой, смерив храпящего под столом Палыча подозрительным взглядом, встал перед Касаткиной и тихо сказал:
– Свет, я пришёл за ним, с тем, чтобы вызвать его на битву.
– И «чтобы он вернул солнце на небо»? – жалко пискнула Касаткина слова легенды.
– Значит, тебе известно, что он ещё натворил. – Голос Тима стал резким и металлическим. – Может, ты поведаешь, где сейчас мой брат Нико?
Светка округлила на него глаза и в оторопи потрясла волосами.
– Он не посвятил тебя в свои планы?
Касаткина усилием воли открыла рот и выдавила:
– Нет, он хотел… уберечь меня.
– Почему тогда ты здесь? – загремела на весь дом Яхонтова.
– Я сама сюда явилась. На келе, – Светка принялась перебирать бусины костяного браслета на запястье. – Я надеялась… Остановить кровопролитие.
Она сжалась комком, обхватила себя за плечи. Широкая ладонь в перчатке едва коснулась её остриженной головы.
– Это он с тобой сделал?
Светка замотала волосами.
– Я сама. Чтобы оказаться тут.
– Ясно, – кивнул Тим. Светка поёжилась и выдавила:
– Я… Тим, я могу что-то сделать, чтобы битва не состоялась? Пожалуйста, скажи. Я могу оправдать его? Поверь, он очень хороший человек. Я… Я не знаю, как заставить тебя поверить. Александра Малютична! – Светка повернулась к Яхонтовой, надеясь на поддержку. – Ну вы же были с Ильёй близки, вы знаете! Неужели вы ни чуточки его не любите?!
Саша на это одарила Касаткину фирменной пренебрежительно-отрешённой миной. Невозмутимо переглянулась с опешившими колдунами, повела бровями и заявила:
– Ну срослось пару раз. Я толком всех и не упомню, с кем трахалась, с кем нет. Рил ток, хоуми, я не виджевала, что он суперколд. И если по чесноку, я была буха в сопли.
– Гавдец! – в сердцах возопил Вий и всплеснул руками. – Санчес! Какого?..
Борзой побледнел и, как показалось Светке, процедил сквозь зубы ругательство. А сама Касаткина, вне себя от возмущения и обиды за Илью, подлетела к Яхонтовой. Вгляделась в её безмятежный хитрый прищур, в эту непроницаемую личину, пытаясь уловить хоть толику жалости, хоть каплю того ласкового огня, которым она сияла тогда, на сессии фонда при виде Айвазова, и, не подметив таковой, бросила:
– Ты страшная женщина, Саша. Поистине страшная.
– И чем дольше меня знаешь, тем страшнее становится, падра. – Саша выудила из кармана скафа ириску и со смаком раздавила её во рту.
Реальность, накалённая до предела, обернулась хуже кошмарного сна. Светка поняла, что если сейчас допустить малейшую ошибку, порох накопившейся ненависти сдетонирует взрывом, способным разметать в клочья надежды на лучшее. И осколки этого взрыва засядут в будущих поколениях ядом, от которого мир может и не оправиться. Светка обернулась к Тиму и вздохнула, подбирая слова для объяснения, но ничего путного в голову не шло. Борзой опустил голову и сдвинул брови, будто закрывшись от Светки невидимым забралом. И тогда Касаткина, перебарывая страх быть обезглавленной, взяла его за перчатки.
– Я люблю тебя.
Самая простая и банальная фраза. Фраза, которой отец не удержал мать ни от подачи заявления на развод, ни от принятия окончательного решения после суда. Фраза, которой все поголовно бросались направо и налево без всякого стеснения и сакральности. Фраза-манипуляция, фраза, давно утратившая значимость, пошлая, глупая, неуместная. Но для Светки она стала единственным шансом спасти хоть что-то. Хоть веру Борзого в её взаимность.
Тим поднял на Светку недоверчивые синие глаза-озёра, и ей показалось, что она обнимает ладонями сияющий череп. Секунду или две, истекшие вечностью, Борзой безмолвствовал. Потом, когда Касаткина уже ждала, что в следующий миг её голова укатится под стол к Палычу, она ощутила, как большие пальцы Тима легли на её ладони.
– Правда любишь? – сдавленно обронил он.
– Да. Клянусь тебе.
– Тогда помоги мне одержать победу.
Строгие, полные решимости глаза чернобога едва заметно бликнули отчаянием, страхом и мольбой. Неминуемость выбора зазвенела стрелой, вошедшей в душу. Светка уже ничего не могла сделать для Ильи. Но Тим, живой, любящий, доверившийся ей заново Тим, герой, спасший многих, стоял напротив, моля спасти его самого.
«Если я соглашусь, он убьёт Илью», – успела ковырнуть мысль, прежде, чем Светка выпалила:
– Да! Да. Я помогу тебе. Я помогу. – Это она дохнула уже в ворот скафа. Тим сжал её в объятьях.
– Спасибо, – ветерком прошелестел он в висок Касаткиной, одновременно с поцелуем. – Спасибо, милая моя, хорошая¹ моя.
– Пожалуйста, – невпопад ответила Светка, чувствуя себя гадко, как никогда, но вместе с тем – спокойно. Впервые за много месяцев.
Как будто ей и впрямь отсекли голову.
Комментарий к 104. Выбор ¹ – ведовская Светкина фамилия – Бонне (Bonnet) в переводе с французского означает «хорошая».
====== 105. Дорого небо, да надобен огород ======
– Мило, очень мило, – делая вид, что не обращает внимания на нежности Тима и Светки, Саша Яхонтова скрипнула стулом и бессовестно водрузила ботинки скафа Палычу на спину. Тот хрюкнул, но не проснулся.
– Всё это трогательно, но, ребзя, давайте перетрём за дела. Мелкая, твоему бойфренду и впрямь грозит большой жирный рип. Я бы сейчас задумалась об этом, если уж ты чойснула его.
– Санчес! – тут упёр руки в боки Вий. – Я вот не всосал, ты спала и с Тимкой, и с его кармическим двойником? И тебе как вообще, нормально?
Спокойные, колюче-карие глаза, совсем медвежьи, устремились на Вия. В них не было и тени раскаяния.
– Обо мне потом, окей? Я не хочу потерять твоих юнитов, Зорро. Так что, если есть идеи, как захитить Бабогурова, я готова слушать. – Она сплела пальцы на груди и закинула ногу на ногу. Палыч заворочался.
– Хм, – Вий почесал нос. Глянул на Тима со Светкой и опять на Сашу. Рассмотрел собственный безоаровый перстень на цепи, потёр его о манжет скафа и заявил:
– Идея у меня есть. Только вот эксперимент не прошёл испытания. Поскольку придуман только что. Кутька. – Он повёл густой чёрной бровью на Тима. – Так вы говорите, что тот, этот, Истислав использовал разное барахло, чтобы в него запечатывать смертоносную силу. И его предок привозил побрякушки с чужими храбростью, любовью и так далее. Сечёшь?
– Нет, если признаться, – Тим крепче стиснул Светку.
– Ну как же! – Вий развёл руками чуть ли не на всю избу. – У тебя тоже есть фамильный перстень Берзариных. Перстень номер два, так сказать.
– Есть, – Тим приложил ладонь к груди, где покоился рубиновый жук.
– Так можно запечатать твою собственную смерть в этот перстень! – Валера сверкнул улыбкой. – Как в сказке: игла в яйце, яйцо в утке, утка в жопе у кашалота…
– Пап, там не было кашалота, – слегка улыбнулся Тим.
– Был бы – Кощей бы так не профакапился! – отрезал Валера. – Ну что скажете? Алгоритм выполнения я у Афанасия видел в записках. И смог бы воспроизвести.
– Зорро, эта идея мозговыносящая и небезопасная, – выразила не только своё мнение Саша. – Мелкий, как думаешь?
Тим глянул на Светку. Та легонько пожала плечами, ничего не понимая в настоящем колдовстве.
– Можно. А что нужно делать, чтобы запечатать смерть, пап?
– Да сущую ерунду! – Вий пригладил космы и подсел за стол. – Доставай перстень. Сейчас будешь свою смерть откреплять.
– Э! Э! – тут стопорнула его Саша. – Ты, Франкенштейн, без прикола решил его рип заринговать?
– А чё такого? – хмыкнул Валера. – Если колдосилу можно заринговать, храбрость и там, потенцию тоже, то смерть почему нет? Давайте попробуем. Значит, что ты там писал, сынок? – Он снова покопался у себя в волосах.
– Пап! – в голосе Борзого послышались напряжённые нотки. – Ой. Ну ладно. Если это мой единственный шанс уцелеть…
– А, вспомнил. Нам нужен свидетель не из колдунов, который скрепит заклятье своим генетическим материалом, – объяснил Валера и отыскал под столом Палыча. – Сойдёт. Эм, раньше, в давности использовалось жертвоприношение.
– Не надо, пожалуйста! – вступилась Светка за ни в чём не повинного егеря.
– Пап, в самом деле! – поддержал её Тим.
– Тихо. Простите, сеньор, можно вас побеспокоить? Чуточку. – Берзарин просунул руку к Палычу и явил выдернутые из его шевелюры два волоска. – Как оказалось впоследствии, этого достаточно.
– А, хорошо, – успокоилась Касаткина, поняв, что волосы в колдовском мире – прямо-таки наиценнейшая валюта.
– Ну и, – Валера зыркнул на рубиновый перстень, – как я понимаю, тебе понадобится тот, кто сможет эту конструкцию у себя держать. Так будет безопаснее. И желательно, чтобы это был человек, которому ты небезразличен. Максимально небезразличен. – Он многозначительно вытаращился на Светку.
– Я согласна, – та сжала дрожащие пальцы Тима. Борзой благодарно улыбнулся ей. – Я оставлю у себя твою смерть, пока… – она дёргано вздохнула, – всё не разрешится.
– Замечательно! – Валера поднял палец. – Ну тогда бери перстень в ладошки и скажи трижды: «дорого небо, да надобен огород» и поплюй через левое плечо.
– Что за лажа! – пшикнула на это Саша.
– Пап, ты серьёзно? – недоверчиво уточнил Борзой. – «Дорого небо, да надобен огород»? Что это за заклятье?
– Палиндром, – пояснил Валера. – Помнишь это заклинание полёта, ну, допотопное? «Сатор Арепо тенет опера ротас»? В сотворении чар палиндромы имеют большую силу. Если текст читается в обе стороны, он сам по себе является чудом. Я в своё время внимательно изучил те шаманские заклятья, в которые Мстислав Бабогуров посвятил нашего Афанасия. И вот что оказалось: на разных языках Свири они читаются в обе стороны. Таким образом, шаман, запирая какое-то качество в предмет, оставлял себе возможность вернуть его обратно. Ну к примеру: если хотелось запереть болезнь, то произносилось по смыслу нечто подобное: «ешь немытого ты меньше». Я как-то сам пробовал перекинуть отравление арбузом в зубочистку. Сработало. Правда, долго пришлось объяснять маме, почему у Чижа кусок шерсти на хвосте сострижен. И зубочистку я спустил в унитаз. Но это мелочи. – Он озоровато улыбнулся. Тим же наоборот, насупился.
– Короче, ты даже нужного заклинания не знаешь! Пап, я не колдун, позволь напомнить! Я не могу колдо…
– Сын, – Вий притянул к себе Тима за загривок, – нужно просто верить. Ты сам меня так учил летать, помнишь? Воздух выдержит только тех, кто верит в себя. Ветер дует туда, куда прикажет тот, кто верит в себя¹. Ты так говорил мне на стене небоскрёба, в колдовстве важно намерение. Это так, воистину так. Не помнишь, чай, Афанасий Фёдорович?
Тимофей виновато помотал головой. Валера похлопал его по шее и чмокнул в лоб.
– Верь мне, кутька, всё получится. Погнали.
Светка сжала большие пальцы в кулачки и принялась молить всех, кого знала, и богов, и келе, чтобы и заклятье сработало, как надо, и чтобы исход битвы не принёс ей после этого горестей. Валерий Берзарин резко стал сумрачным, словно оброс тьмой или поглотил яркость реальных красок вокруг себя. Серо-серебристые очи Вия превратились в два бледных луча, когда Тим собрал перстень в ладони и зашептал заклятье. Волосы Палыча на вытянутых пальцах Берзарина затрещали и вспыхнули голубоватым пламенем. Светка осознала, что всё серьёзно, и она лицезреет истинное чудодейство, когда тот же отсвет брызнул из сомкнутых рук Тимофея. Саша замерла, не мигая, неотрывно глядя на обряд, а Палыч зашевелился, как если бы видел беспокойный сон, и выдал:
– Да что вы привязались, я дал добро на перемещение, вот люди! – и засопел дальше.
Тим проговорил слова про огород в третий раз и трижды поплевал через плечо. Вий тотчас разжал пальцы, свечение утихло, обычные цвета деревянного дома с горящей печкой вернулись к Светке. Тим разжал ладони. Рубиновый перстень казался совершенно таким, как всегда. Борзой протянул вешицу Светке.
– Побудет у тебя?
– Да, давай, – Касаткина приняла перстень за цепочку, и ей на миг показалось, что по золотым звеньям пробежала парочка ультрамариновых молний. Она, не колеблясь, надела цепь на шею. – Я его сберегу.
Борзой обвёл взором родные лица и сказал:
– Тогда я пошёл.
– Не пошёл, а полетел, – поправил его Вий. – Бери Хорэйн. Она в бою с Малютой мне хорошую службу сослужила, глядишь, и тебе пригодится. Сынок, ничего не бойся. – Он взял Тима за плечи. – Тебя любят, чего бояться? И справедливость на твоей стороне. Верно, Сань?
– А то, – Яхонтова рассмотрела свои ногти.
Светка хотела что-то возразить, но запнулась. Ссориться сейчас с Сашей было ни к чему. Тим неспешно собрался, засунул Подпись в петлю за спиной, надел шлем, перчатки и сумел улыбнуться:
– Он ждёт.
– Я провожу! – Светка мельком глянула на Сашу, не собирается ли та выйти следом. Яхонтова продолжала ножом ковырять под ногтями, будто происходящее её вовсе не беспокоило. Вий устремился за молодыми, но тут Саша поймала его за руку.
Снова хруст снега под унтами. Снова прощание под переливающееся перламутровыми разводами небо. Снова объятья.
– Свет, я вернусь, – сказал Борзой. – Я обязательно к тебе вернусь.
Она заключила его в кольцо рук.
– Я очень хочу, чтоб вы вернулись оба, – шепнула на ухо. – Нет, не говори мне, что приговор подписан. Я всё это понимаю. Но… Попробуй решить сердцем. Оно самое вещее. Ты бессмертен, и ты сильнее его. Будь милосердным, Тим.
Он взглянул на неё по-особому, вдумчиво, понятливо, опустил глаза и сказал:
– Я решу по справедливости.
– Да будет так.
Светка разжала объятья. Не глядя, как Тим седлает Хорэйн и взмывает в небо вслед за Челти, ушла в дом.
Поднялась за порог сеней, закрыла дверь, прижалась к ней спиной. Зажмурилась, чувствуя, как жжёт её грудь колдовской перстень.
– У Ильи нет шансов, – прошелестела она.
«Если тебя это утешит, их нет и у Борзого», – прозвучало гулом на мережке. Саша находилась за второй дверью, но отлично слышала Светкины мысли.
– Ты о чём? – она вошла в избу.
– Подкинь дров в печку, – попросила Саша. Валера зыркнул на подругу с подозрением. Светка, дабы не волновать Вия, послушалась.
«Не мели языком. Я тебя отлично слышу».
«Почему ты считаешь, что у Тима нет шансов?» – напрягла сознание Касаткина.
«Потому, что на чертей не действует магия, падра, – негласно объяснила Саша и принюхалась к самогону. – Никакая, нахрен».
– Это можно пить?
– Вп-полне, – Светкино сердце рухнуло к ногам.
– Будешь со мной?
«То есть, они остались в равных условиях?»
«Да, если не считать того, что у мелкого пробита рука, а у дича царапина на башке и лук с барабаном».
– Буду.
«А что это тогда было за свечение на перстне? Если не чары?»
«Кинетическая энергия Зорро, высвобожденная в результате стресса. Говоря проще – высер. Срастила?»
– Девчонки? – Вий почуял неладное, перебегая глазами с одной ведьмы на другую. – Вы чего?
– Хочешь самогонки? – Яхонтова налила Вию пойла. – Один Велес нам остаётся лишь ждать.
«Почему ты такая равнодушная, Саша?» – скрипнула зубами Светка.
«Потому, что это их тёрки. И мы тупо мусор в игре сильных. Не спрашивай большего, я не вправе панчить это, сис. Мне жаль».
– Саня? Вы чего молчите? – Берзарин потыкал Яхонтову в плечо. – Что-то не так?
– Всё так, Зорро, – Саша залпом осушила стакан.
И полетели минуты, сопровождаемые треском поленьев в печи да воем собак за стенами. Говорить было не о чем. Каждый переживал неминуемое внутри себя. Вий ёрзал на стуле, притопывал ногами и то и дело вздрагивал, озирался на окно. Он явно не находил себе места. В конце концов, Саше это надоело, и она заметила:
– Зорро, тебе пузырь прижало?
– Ага! – Вий вскочил на ноги. – А где тут у вас сортир?
– По-моему, где хочешь, там и сортир, – призналась Светка. – Можно на двор сходить и сделать, что надо.
– А, супер! – заулыбался бесновато Валера. – Ну я того, щас вернусь. Не скучайте тут!
Он прожужжал молнией капюшона и рысью ринулся во двор. Светка подумала, – это ж сколько надо было терпеть. Отец у Тима оказался одним из самых странных людей, встреченных ею. Прохрустели шаги по снегу, потом стихло. Один лишь ветер за окнами подул сильнее.
Светка закуталась в медвежью шкуру, прислушиваясь к начавшейся опять метели.
– Долго он, так можно и пипку отморозить, – сказала она Саше.
– И не говори, – процедила Яхонтова, любуясь танцем огня на душистых блоках из прессованной стружки в жаркой печи. Отблески скакали по её волосам, обряжая их в золото.
– Сходить за ним, вдруг он заблудился там? – предложила Светка, обеспокоенная длительным отсутствием Валеры.
– Он полетел за сыном, – Саша вновь рассмотрела руки. – Я его в чём-то понимаю и поддерживаю. Не будь сама матерью, составила бы компанию.
Светка ахнула.
...«И он придёт, и станет предо мной, пронзительно смотря моими же глазами. Сверкая отражённой в них луной, чуть-чуть преувеличенной слезами. Мгновений тополиный пух сожжёт вдруг вспыхнувшая фейерверком ярость. И ринутся на чёрта чёрт в дурацких колпаках, чтоб зло расхохоталось²».
Челти злорадно осклабился и указал пальцем на еле заметный огонёк в землистой мгле. Они умчали далеко на север, пока волнистые снега не оборвались, как лист бумаги, явив абсолютно голую пустошь. У самой кромки живой тундровой земли Тим спешился и подарил прощальный поцелуй Хорэйн. Велел жучихе дожидаться его на грани, а сам шагнул вперёд. Мороз сменился вполне комфортной температурой – ни тепло, ни холодно. Никак. Твердь под ногами тоже была никакой – сухой и бездушной, точно бы до начала времён. Воздух не имел запахов, звуки поглощала девственная тишина, а из ориентиров остался один мерцающий вдалеке костерок. Тим подтянул Подпись и направился на свет, с каждым шагом всё ближе чуя присутствие силы – вовсе не посторонней, не угрожающей, но и не дружественной ему. Вскоре стали различимы высокий, жаркий костёр, мечущий ввысь перья искр, и одинокая фигура в мехах, сгорбившаяся рядом. Тим приблизился, на всякий случай держа наготове Подпись. Но сидевший у костра человек поднял голову и пытливо пригляделся к Борзому блестящими чёрными глазами. Потом – приветливо улыбнулся, как доброму знакомому.
– Здравствуй, Тимур.
– Здравствуй, Илья, – мгновенно отозвался Тим.
Комментарий к 105. Дорого небо, да надобен огород ¹ – песня группы «Nauthilus Pompilius» – «Воздух».
² – песня «Дельфин» – «Мне нужен враг».
====== 106. Приговор ======
– Здравствуй, Тимур.
– Здравствуй, Илья.
Тишина, разбавленная лишь дальним шепотом ветра и неспешным потрескиванием сухих веток в костре. Залитое красным сиянием смуглое лицо в обрамлении мехового капюшона, больше похожее на ритуальную маску. Тёмный, вспухший порез от Подписи, пересекающий правый висок. Дьявольски умные глаза – тоже с багряными отсветами гордого, злого, непокорного пламени. Совсем не те строгие и понимающие, как в невгородском «Маке». Но всё же – его.
– Как добрался?
– Нормально, спасибо.
Тембр голоса тоже оказался его. Голос мог бы быть и пониже, и погрубее, но внутренняя сила в нём ощущалась моментально.
«Он преподаватель, – напомнил себе Тим. – Эти умеют зубы заговаривать».
– Не хочешь снять шлем и показаться? – вопрос, заставивший сердце одновременно схлопнуть клапаны.
– Нет.
– Дело твоё. Заметь, я без прикрытия.
– И в спину стрелять сегодня не собираешься?
– А это как придётся.
Тим едко усмехнулся и даже пожалел, что второй не видит сейчас его осуждения. Впрочем, Борзой не за тем явился на зов.
– Знаешь, что это за место? – тот, второй, повертел большой головой, поводил глазами по незримому контуру вокруг них, остановился вновь на Тиме.
– Нет. – Борзой отвечал односложно, боясь показаться глупым мальчишкой.
– Здесь казнили моих родителей. Отца и мать. Это было задолго до твоего рождения. – Смуглая рука потянулась в костёр и зачерпнула чадящие уголья, словно то были апельсиновые леденцы. – Мне было четыре или около того. – Он замолк, хрустя раскалённым деревом. – Я подумал, что это хорошее место для нашей битвы. Мой отец был колдуном. Мать – считай, дочкой ведуньи. У тебя ведь так же?
– Да, – слегка смутился Тим. – Так.
Его восточные черты смягчились задумчивой улыбкой.
– Каково тебе было жить под личиной хорза, зная, что ты другой?
– Неважно, – не сдержал ответной улыбки Тим.
– Понимаю. Должно быть, я способен понять тебя, как никто в этом мире, да? Чудовище от рождения, презираемый любым здравомыслящим колдуном. Пугающий, чуждый. Ненужный. Ты часто задумывался, отчего не родился хорзом?
– Я не хотел родиться хорзом, – возразил Тим. – Я мечтал летать ветром, как отец и брат. Кстати, ты отпустишь его?
– Разумеется, – легонько качнул он затылком. – Нико уже на пути в Мынто. А всё-таки, ответь, зачем ты здесь?
– Ты вызвал меня на бой, – озвучил Тим очевидное. Тот, второй, рассмеялся.
– Нет, я не в этом смысле. Я в целом. Они все поголовно верят, что это рандом. Стать колдуном жизни или смерти – случайный выбор.
– Разве нет?
– Нет. Это предопределение. – Он выбросил остывшие угли в костёр, заново соединив их со всеобщим горением. – До тебя я становился чернобогом десять поколений рода. Я забыл, что значит – летать. Можешь себе представить, как давно между Бабогуровыми и Хозяином Смерти существует соглашение? И вот у меня отобрали целую половину силы, для того, чтобы ты пришёл на мою землю с оружием. Я открою тебе глаза, Тимур. Ты не мог родиться другим. Если бы мог, родился бы. И, в свете сказанного, позволь повторить вопрос: зачем ты здесь?
– Чтобы нести справедливость. Чтобы остановить твои злодеяния.
Борзой ответил наобум, но ему понравилось. Тот, второй, заулыбавшись ещё шире, опять кивнул и признался:
– Ты вызываешь у меня и злость, и восхищение. И в какой-то степени зависть. Тысячелетиями чернобогов чурались и ненавидели. Как минимум десять, а то и больше поколений я обитал в тени своей мрачной сути. И тут однажды отчаянный мальчишка, раскроивший мою личность напополам, решил, что, раз нашу мрачную суть не принимают в колдовском мире, то он волен стать последней инстанцией справедливого и беспристрастного суда. Карающей десницей над расой сильных мира сего. – Второй сверкнул глазами. – Ты заковал себя в глухую броню, отринул родовое имя и обрёл сумасшедшую популярность, став символом сурового и неумолимого рока. Символом защиты и покровительства. Небесный герой на небесном коне. – Он хмыкнул и, помолчав, добавил: – И почему я сам по молодости не додумался поступить так?
– Не знаю, – Борзой ответил, хотя понимал, что тот, второй, не ждёт от него ответа. – Я могу отвечать лишь за себя.
– И тебе тоже кажется, что мир без меня станет светлее и чище? – Снова эта усмешка, полугорькая, полуласковая.
– Именно так я и считаю, – Тим решил говорить твёрже. – Приговор подписан Верховным Колдуном. Ты приговорён к казни, но из уважения к тебе я готов биться один на один.
