Текст книги "Чернобог (СИ)"

Автор книги: Gusarova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 46 страниц)

– Да не грусти, папа. – Дочь улыбнулась. – Я у вас с мамой последняя, что ли?

– Чё?! – офигела от такого панча Саша. – Мелкая, ты кипятишь?

– Ну мам. – Влада жестом Ильи повела плечами. – Предохраняться же надо.

– Дэш твою! Илья! – Саша вылупилась на Айвазова.

– Пух земля, одна семья! – обрадованно взревел Айвазов и толкнул Светку здоровым плечом.

На заднем плане Берзарины вовсю обнимали Настю. Потом Качурку сотряс новый визг:

– Валерочка! Блин! Это навсегда?!

– Ну во-первых, был бы я Блин, то они бы именовались Николай Блинович и Тимофей Блинович, – услышала Светка и прыснула смехом. – А во-вторых, отличная лапа, nasty, мягкая и шелковистая. Ты бы лучше шла с невесткой знакомиться! Тимоха, покажи маме Свету.

Касаткина хотела было пойти следом за Ильёй, но заставила себя развернуться. Забыть про маму Тима было очень невежливо. Та приблизилась, испытующе глянула на Светку васильковыми озёрами, которые подарила сыну, и заметила:

– А я почему-то решила, что тебя Аней зовут. Вот ведь! С этими псами весь ум порастеряешь. Света, будем знакомы! Настя. – Тим подрулил, обнял маму и кивнул на любимую:

– Правда, она красавица?

– Правда, – согласилась ведунья грибовская. – По сравнению с ней ты, сынок, на опарыша тянешь. – И прихватив Касаткину под локоток, увела в дом.

====== 118. Селфи ======

Сегодня в Мынто наступил праздник. Нехитрый рацион Палыча пополнился настоящими деликатесами. Светка с Настей, сдружившись, принялись чистить картошку, к ним скоро присоединился Валерий Николаевич, который, как выяснилось, обожал готовить и мог снимать самый тонкий слой кожуры, сберегая ценнейший корнеплод.

– Эх, и почему бы мне не заняться селекцией картошечки, а, картошечка? – в конце концов предложил Валера, изучая клубень так, словно видел его впервые.

Настя Столетова сбросила нарезанные ломтики Светке на сковородку и подбоченилась.

– Ага, Зорин. И получится у тебя картофель с ароматом кофе Black dog.

– Почему – кофе? – раздул ноздри Вий. – По-твоему, у меня всё получается с ароматом кофе?

– Вот увидишь, псинка, – засмеялась Настя.

– Ну и увижу, – Вий притянул её к себе и поцеловал. Между супругами наступило долгожданное примирение.

...Тимофей Берзарин точил Подпись и искоса наблюдал за воркованием родителей. Нико рядом возился с Буквой.

– Круто-о-о, что они спелись, дыа, белобрысый?

– Круто, – Борзой любовно обтёр косу тряпочкой, наслаждаясь последними часами в кругу семьи, в блаженстве и радушии. – Чем бы отблагодарить отца, Нико? Как ты думаешь?

– Воу, бротищька, я об этом уже размышля-я-ял! – баламут щёлкнул пальцами и направил их на Тима, кривляясь. – Он должен закрыть гештальт. Давай скинемся, оплатим ему обучение в художке? А то он всё время нудит, что не закончил её.

– Отличная мысль! Ты умник, – поддержал старшего Тим.

– И-и-и, – Нико дал щенку покусать себе руку, – йя низабыл про тебя, пупсик! Испытываю лётный костюм с функцией преобразования мозговых импульсов. – Он многозначительно зыркнул на Тима, и видя, что тот не вник, объяснил: – это как руки и ноги механические сейчас делают. Только для тех колдунов, которые по каким-то причинам не способны управлять силой. Понятно? Ты полетишь, малыш, братишка тебя не оставит бескрылым. Мечта детства!

– О, – обрадовался Борзой тому, что не прогадал с верой в Нико и его предприимчивость. – Я буду очень рад испытать костюм.

– Да! Да, Дроссель, – мимо них прогромыхала по комнате Саша. – Что, звенит? Всё нижнее полушарие Тароса звенит? Во всех щупах? Космос! – она рявкнула так, что отвлеклись все. – Ребзя, они нашли руду! – сообщила родным. – «ГосПар» в шоколаде! Бурим на Таросе! Бро, конгратс, вы лучшие! Сообщи инвесторам, я кнокаю, им понравится новость. Дичи-дич! – Она прыгнула к сидящему у печки с Бусинкой и Палычем Илье. – Айм а рич бич¹!

Илья в шутку покачал головой, мол, Саша, ты неисправима!

– Мама, смотри, какой дядя Паша красивый стал! – Влада и тут успела найти себе жертву. Палыч с его длинной бородой и патлами как никто лучше подходил под модель для юного стилиста. И теперь аккуратно уложенные волосы сурового северного егеря украшали разноцветные заколки и бантики. На бычьей шее Спиридонова болталось пластиковое ожерелье, а голову венчала сияющая стразами и диодами корона.

Светка, обернулась и прыснула на такое преображение, а Палыч кокетливо поиграл накрашенными перламутровым лаком ногтями.

– Да, Илюш, она и до тебя доберётся, – подсел к ним Борзой. – Мою мужественность она обычно не жалеет!

Айвазов колко глянул на младшего чернобога и, мигом подобрев, показал свои ногти, тоже, как выяснилось, накрашенные фиолетовым.

– Цвет Яхонтовых! – оценила Саша, уводя дочку мыть руки.

– Я уже свыкся с мыслью, что меня все твои приятели будут считать мистером Яхонтовым, когда мы поженимся. – Илья полюбовался работой Бусинки. – И ты, Саша, готовься к заголовкам: «Адамантовая вдова выменяла качурский бизнес на брак с полукровкой»!

– Ха-ха-ха, – Саша от души развеселилась, – да пусть трепят, что хотят.

Она подвела Бусинку к Светке, и та полила девочке на руки.

– А ведь он в чём-то прав, – тихо шепнула Касаткина. – По крайней мере, именно так это и выглядит, если не знать изнанки.

«Я заткну им пасти, – усмотрела она на мережке, – когда сменю фамилию и стану Айвазова».

Светка округлила глаза.

«Тс-с, – Саша лукаво улыбнулась. – Это пока секрет. Мне понравилось то, что ты сказала про «ловушку крови». Я не люблю ловушки. И… Хочу стать свободной. На своей земле. Со своим мужчиной».

– Здорово, Саша, я так за тебя рада! – искренне сказала Светка.

– А я как за неё рада, – шепнула им Столетова, поймавшая, разумеется, Сашин сигнал, и напомнила: – «Летит синее яйцо из гнезда орла в вороново гнездо».

– Летит, не то слово. Дэшит со скоростью света! – Саша поцеловала Бусинку в макушку.

Колдуны расселись за столом, принялись лакомиться и выпивать.

– Всё-таки много я мест повидал, и в столицу ездил, и на юга, – поднял стакан со змеиной настойкой Палыч, – а нигде мне так вольно не дышалось, как на моей Качурке! Скажи, Нав?

– Это правда, – Илья чокнулся со Спиридоновым. – За нашу волшебную родину. За её Хозяйку. – Он ласково посмотрел на Сашу, которая сидела и в этот раз скромно потягивала чаёк.

– Что это тётя Саша не гудит? – украдкой толкнул её в бочок Тим. – Чай, Сила Добрынич, за ум взялся?

– Сила Добрынич, по ходу, опять долетался, Фоша, – Яхонтова хлебнула заваренные травки.

– То есть? – насторожился Борзой.

– Залетел, то есть. Мелкая врать не будет. И чёртова земля от меня без наследницы не отстанет. – Саша вздохнула. Её карие глаза от единения с Калтысь лишь чуть осветлили оттенок в тон гречишного мёда. – Так что, попал я, мелкий. Ну и дэш с ним, где наша не пропадала! От хорошего мужика и повторно родить не грех.

Тим хлопнул себя по щеке.

– Спорю на что угодно, ты величайшая из Яхонтовых, тёть Саш.

– Изи, Савва Давидович ещё не вырос, – Саша покрутила на пальце перстень.

– Выпьем за любовь! – вскочил тут Валерий Николаевич. – Как я понимаю, у нас множественные свадьбы намечаются? Тимоха со Светой, Саша и Илья… – Он оглядел застолье и приметил своего наследника, блаженно подставившего острый нос под язычок щенка. – Нико и Буква!

– Ну пап! Зорин, ты в себе? Э! Стопэ! Никаких собак! – запротестовали, заголосили разом колдуны и ведьмы.

Вий расхохотался, держась за брюхо.

– Лучшая шутка это та, в которой есть доля шутки. Ой, ладно. Короче, берегите друг друга, потому что семья – штука такая – подпитывается терпением и прощением. Да, картошка?

– Да, куть, – Столетова встала.

– Ну а мы, старые, поучим молодых, что надо делать, когда кричат «горько!» – Валера повернул к себе Настю.

– Горько! – гаркнул Тим.

– Горько! – подхватила Саша.

– Горько! Горько! – принялось, веселясь, скандировать застолье.

Берзарин и Столетова не преминули подать мастер-класс, и класс этот вышел – что надо.

Через пару часов Тиму приспичило на двор проветриться. Он выбрался в морозную темень и обнаружил, что восток на всём протяжении окрасился розовым, а за тундровыми камнями переливается желанным светом проснувшееся солнышко.

«Завтра у меня будет много солнца, – подумал Тим. – И мало радости. Но долг есть долг».

– А дело к весне, – заметил негромкий, вдумчивый голос рядом. – Здесь порой и восход солнца становится праздником.

– Вот Бабогуровы и покорили Свирь до самой мерзлоты, как собирались, – кивнул Илье Тим. – От каждого народа взяли кровь. А что дальше, братец?

– Земля большая, – отвечал со смешком тот. – И диких мест на ней множество.

– Кстати, о диких местах, – потянулся Тим. – По моему личному ходатайству Мраз заменил тебе смертный приговор на исправительные работы. И это значит…

– Что я пригожусь тебе в поездках? – догадался Илья.

– Именно, брат-колдун, именно! Отныне нам предстоит работать вместе! Вернее, по большей части я могу справляться сам. Но если что…

– Я с готовностью стану тебе третьим плечом, – Айвазов глянул на Борзого открыто и преданно.

– На том и порешим, – обрадовался Тим и потрепал его по спине. – И я покажу тебе столько диких мест, сколько ты в жизни не видывал.

– Хорошая идея, если забыть о нашей миссии, – возразил Илья. – Серийные убийцы против серийных убийц.

– Серийные герои, позволь тебя поправить.

– Никогда ещё спасение мира не выглядело столь устрашающе!

Оба чернобога рассмеялись и примолкли, любуясь тем, как неохотно светлеет небо. Тимофей Берзарин вздохнул.

– Когда я был маленьким, любил мечтать о том, что бы спросил у тебя, если бы отыскал. Я ведь совсем мало знаю о чернобогах. А сейчас все вопросы, как назло, выветрило.

– У тебя будет время их вспомнить, – уверил Илья. – Не торопись.

– Да, верно. – Тим крепче прижал его к себе. – О, послушай! Ты покатаешь меня на своей «Хонде»? Отличная машина!

– Отличная, – взгрустнул Айвазов и смущённо почесал шрам на виске. – Была. Разбил я её в октябре.

– Жалко! – воскликнул Тим.

– Если я тебе расскажу, зачем, то ты изменишь мнение, – возразил Илья. – Это может оказаться полезным знанием для чернобога. Ты всегда платишь за применение силы смерти к тем, кто не готов уйти и не просит лично тебя об этом, либо не представляет прямую угрозу для твоего благополучия. Иначе у тебя отберут нечто дорогое. Моих Ную и ребёнка Куль-Отыр забрал, как плату за свершённую месть. Я не хотел, чтобы пострадали Саша или Светка, поэтому принёс в жертву машину за убийство Ивана и Виктора.

– Вот как! – осенило Тима. – Как думаешь, Куль-Отыр мог взять плату за мою бабушку? Разлад в семье?

– Мог, – подтвердил Илья.

– Но бабушка умирала. – Тим помрачнел. – Я увёл её из сострадания.

Илья зорко прищурился на него.

– А ты спросил её, хочет ли она, чтобы ты помог ей уйти?

– Нет, – мотнул Тим. – Не спрашивал…

– Это важно, парень. Уж если вы в дом не пускаете без разрешения, то вот так своевольно увести в посмертье… Не горюй. Все ошибаются. – Он заметил, что Тим от осознания собственной глупости сжал кулак. – Я научу тебя всему, что накопил за десять жизней.

– Спасибо, – смягчился Борзой.

– Не за что.

– Слушай, вот что! – вспомнил тут младший чернобог. – Скажи, как тебе удаётся быть видимым на фотографиях? От моего лица вечно остаётся мазня какая-то. Это чары?

– Никаких чар, – поделился Илья. – Это просто твоя защита. Тебе нужно открыться миру, и мир откроется тебе. Весь секрет.

– Ого, – промолвил Тим. – Открыться?

– Да. Отринуть страх показать себя. Вылезти из тени на свет.

– Интересно попробовать! – призадумался Борзой.

Они посидели ещё молча, как подобает близким друзьям у эрси, а потом вернулись в дом.

Через несколько часов Борзой велел духам собираться в дорогу. Облачился в броню Hunter Pangolin, вдел в петлю за спиной верную Подпись. Палычев дом спал вповалку, единственной, кого Тим разбудил поцелуем, была Светлана.

– Милая моя, мне пора, – шепнул на ушко.

– Тимочка, погоди, провожу!

Света быстренько набросила медвежью шкуру, всунулась в унты и потопала за Борзым на улицу. Брезжил краткий, сумеречный день, валил снег, и его метание в воздухе напоминало тучи июньского гнуса. Тим с теплотой вспомнил их самую первую встречу на Качурке. И кто мог сказать, что эта отважная, великодушная девушка станет для Борзого спасением и величайшей отрадой сердца? Его прошлым, настоящим и будущим. Его путеводной звездой и щебетливой вестницей истины. Их крепчайшей любви, немеркнущей в веках.

– Я буду ждать тебя. – Она отпустила его перчатку.

– Я вернусь, – силясь успокоить заполошное сердце, уже сейчас начавшее томиться по ней, пообещал Тим. – Так скоро, как смогу.

– А пока ты будешь мне писать? – залучились весенним солнышком пёстрые Светины глаза.

– Я забью весь «Юничат» сердечками, клянусь. Ты от меня устанешь, – отшутился Борзой, забираясь на Цеффири.

– За двести лет не устала, так что, не волнуйся! Будем оба занудами!

Она помахала ему рукой, и рубиновый перстень мигнул Тиму с её груди. Борзой повернул голову и зажмурился – от счастья и для того, чтобы найти в себе силы покинуть её. Прорезал закованным в доспех духом снежную мглу и устремился от сияния солнечного ветра в погоню за ленивым светилом.

На душе у Тимофея Берзарина и так уже расцвела весна. Весна, которую он сам помог призвать.

«Ведь безысходность ослепляет нас и делает безумцами, – думал Тим. – А надежда и крепкое плечо рядом зажигают искры понимания и раскаяния. И тот, кто вместо бессердечия проявляет великодушие, вместо врага обретает друга. Отныне надобно жить своим разумением, – пообещал себе Борзой. – С подсказок старших, но решать – сам, умом и сердцем. Так вернее».

Однажды, быть может, сегодня, завтра или через год поклонники Четвёртого Всадника обнаружат новое граффити – в труднодоступном месте на тундровых скалах. Тим рисовал его все дни, выбираясь тайком и стараясь как можно лучше передать выражение непроглядных, жгучих глаз юного Харыысхана. Вайкут в меховой шапке целился из лука в смотрящего, а за спиной у него раскрывались огромные чёрные крылья. Тим надеялся, что картинка получилась достаточно грозной.

Защитник крови. Хранитель Свири.

Художник сам сделал пару хороших фото и, уже невидимый, с неба послал их Светке с Ильёй. Пусть узнают первыми. Потом Борзой решился на совсем безбашенный шаг. Отбросил забрало шлема и, нацелив мобильник как надо, сделал первое в жизни селфи. Прямо как есть – в броне, верхом на Зеффи, с косой за плечами. Синие глаза Борзого на фотографии получились хитрыми и довольными. Тим набрался смелости и залил фото к себе на аватар.

«Борька охренеет, – посмеивался он, убирая телефон в один из потайных карманов скафа. – Да и кто не охренеет, честно признаться!»

И минуты не прошло, как мобильный начал сыпать беззвучными сообщениями. Но Тим разрешил себе отложить ответы на потом. Слишком мирно было у него на сердце, и слишком хотелось… Да попросту петь!

Глотая ветер вперемешку с новым снежным облаком, Тимофей Берзарин включил добрую старую балладу и принялся горланить на всю Качурку:

– Когда летний туман пахнет вьюгой,

Когда с неба крошится труха,

Когда друга прирежет подруга,

И железная вздрогнет соха,

Я один не теряю спокойства,

Я один не пру против рожна.

Мне не нужно ни пушек, ни войска,

И родная страна не нужна.

Что мне ласковый шепот засады?

Что мне жалобный клекот врага?

Я не жду от тиранов награды

И не прячу от них пирога.

У меня за малиновой далью,

На далекой лесной стороне

Спит любимая в маленькой спальне

И во сне говорит обо мне.

Ей не нужны ни ведьмы, ни судьи,

Ей не нужно ни плакать, ни петь,

Между левой и правою грудью

На цепочке у ней моя смерть.

Пусть ехидные дядьки с крюками

Вьются по небу, словно гроза —

Чёрный брахман с шестью мясниками

Охраняет родные глаза.

Прекращайся немедленно, вьюга,

Возвращайся на небо, труха.

Воскрешай свово друга, подруга,

Не грусти, дорогая соха.

У меня за малиновой далью,

Равнозначная вечной весне,

Спит любимая в маленькой спальне,

И во сне говорит обо мне!

И всегда говорит обо мне!²

КОНЕЦ.

Пы. Сы. При написании книги ни одна пианина не пострадала.