Текст книги "Чернобог (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 46 страниц)
– Сама не видишь?
– Вижу, вижу, – Яхонтова вновь приласкала Борзого. – Потому и спрашиваю.
– Это было не моё решение.
– Знаю. Но всё же, твой олд…
– Тёть Саш. Пожалуйста, – голубые глаза умоляюще и беззащитно уставились на Яхонтову, и она подняла руки жестом «ой, всё». Обвила плечи Тима, притянула к себе и выдохнула все тревоги семи месяцев в светлую макушку:
– С возвращением, Борзой.
– Спасибо, тёть Саш.
====== 7. Славик ======
2045 год, июнь, село Мынто, Качурский округ, Приполярье.
Наутро лагерь стоял на ушах. Найденный и тут же пропавший труп – это во всех смыслах необычное начало экспедиции! А когда с покойником пропадает и приличная толика провианта, то его хочется урыть заново. Отправить к чертям обратно в оползень в компании того, кто упустил нежитя!
– Да если бы хоть звук! Хоть писк комариный, я бы услыхал! – стучал себя в грудь кулаком Палыч.
«Да, услыхал ты, как же», – думала, сидя на полевой кухне и помешивая гречку с восстановленным луком, Светка. Перебранка Спиридонова с Иван Дмитриевичем происходила при ней. Сразу после ухода Тимура Светка решила вернуть дробовик спящему егерю и, не палясь, свалить к себе в палатку.
– Знал же, что опять с тобой проблемы будут! – неистовствовал профессор Кривоглядов. – В прошлом году на этом самом месте у нас в ночи два дрона вынесли и металлоискатель, и тоже ты оказался самым чутким сторожем!
– Ой-ой-ой, нашел, что вспомнить! – передразнил его Палыч. – Не хотели бы меня – наняли б другого охранника! Да только вас тут больше никто стеречь не возьмется! Меня хоть местные знают и боятся!
– Ничего, скоро наш милейший кафедральный дикарь прибудет, и тогда сразу ясно станет кого на самом деле боятся местные! – выпалил Кривоглядов, имея в виду, конечно же, Светкиного научника.
– Илюшу, что ли? – и фыркнул, и рыгнул егерь. – Ну-ну. Станет он вас защищать. Этот и сам не прочь поди своим-то подсказать где и что в лагере плохо лежит. Иначе бы помог вернуть пропажу!
Светка в ярости швырнула ложку в кастрюлю, та неприятно брякнула и брызнула кипятком. За затёртое кривотолками до дыр, но, притом, честное имя доцента Айвазова она готова была любому глотку перегрызть. Но и историю той кражи она знала слишком хорошо. Два дрона и металлоискатель – не самая большая плата за целостность кафедральных шкур на священной земле эрси. Да, Айвазов имел к этому отношение, но сдавать научника Светка не собиралась. Как и давать в обиду.
– Ну всё, – косясь на покрасневшую Касаткину, процедил Толик. – Мод «уничтожить» активирован.
– Павел Павлович, вы ночью спали, – обличила егеря Светка, с удовольствием растягивая слова. – А я вот нет. Я у вас забрала дробовик и видела того парня. Мотоциклиста. Даже перекинулись с ним парой слов. Он наелся нашей тушёнки и ушёл к сопкам через ручей. Его Тимур зовут. А второго парня – Челти.
– Ушёл? – Палыч вскинул кустистые брови и расхохотался, задрав башку. – Мож, на духах улетел? Ох, насмешила. «Ходит покойничек по кругу, ищет покойничек мертвее себя¹», – неожиданно выдал егерь присказку, слышанную Светкой от Айвазова. Касаткина вздрогнула. Не думая, что говорит, Палыч озвучил часть народного заговора на смерть.
– Я же говорила, на мертвеца он был не похож, – поправила громоздкие очки Инесса Генриховна. – Уж в мертвецах я разбираюсь получше некоторых судэкспертов. Кстати, когда их ждать?
– А не факт, что они вообще приедут, – бросил Спиридонов.
– Обещали же, – вставил словечко Памятов, Михаил Тихонович, столичный специалист по дешифровке. Именно он вызвался вчера оповестить полицию о найденных телах.
– Обещать одно, а сунуться сюда – другое, – рассудил Палыч. – Наши органы стараются избегать всех разборок, связанных с эрси. Мало ли, кем там у них там был этот жмурик? Недолго нарваться на кровную месть, если что не так устроишь. Эрси живут обычаями и злы, как черти.
«И вовсе не злы», – возразила про себя Светка, вновь берясь за ложку. Она вскрыла нужное на всех количество банок тушёнки и вывалила содержимое в кастрюлю. По кухне поплыл непередаваемый аромат распечатанного на принтере мяса. Конечно, на экспедицию не выделили бы говядины или свинины. Светка слышала, что печатное мясо делают из чёрти чего, но на вкус оно было почти настоящим, и, вроде как, отвечало всем требованиям по питательной ценности.
«Надеюсь, тебя там пронесло с него, как следует», – была вторая, злорадная мысль уже в адрес умотавшего мотоциклиста.
Тут невдалеке послышалось тарахтение приближающегося дизеля, и Палыч насторожился.
– Во, Володька нарисовался, – сообщил он учёным.
– Что за Володька? – поморщился Кривоглядов.
– Так из эрсей, вчера созванивались. Приехал посмотреть наших жмуров. Он лучше всякой полиции разберётся, кто да что.
Володька оказался седеющим, сморщенным мужичком, разящим табаком и оленьим салом, с лицом, явно имеющим туземные черты. Светка подмечала в круглом контуре, косо разведённых, чёрных, как ягоды, глазах и острых скулах черты сходства с Айвазовым. На воротнике вполне себе цивильной рубашки Володьки виднелся вышитый защитный орнамент из клиньев. Инесса тоже заинтересовалась гостем, разглядывая его и так, и эдак.
Володька же (естественно, по правде, он никаким Володькой не был, только представлялся) сразу потребовал показать ему тела и без расшаркиваний отправился в исследовательский шатёр. Когда ему сказали, что второе тело исчезло, он ничуть не удивился, лишь понимающе кивнул. Зашёл, поднял брезент с тела эрси, вгляделся в изуродованное селем и тлением лицо. Остальные учёные, кроме Инессы, как могли прикрывали носы: труп за ночь оттаял и начал вонять. Володька оглядел татуировку парня, его одежду и сказал:
– Да это Славик Воронов. Злой шаман. Их люди пасут оленей в ста километрах от Мынто. Он осенью ещё пропал. А до того у нас человека сухотой извел. Их трое было шаманов. Он, Антон и Сергей. А за ними пришёл Борзой. Тогда же, октябрем, за день до оползня.
– Борзой? – взвилась Светка, вместе с тем смекая, что эрское имя Славика могло звучать, как «Челти».
– Да-а, – протянул Володька. – Охотник. Сказал, убьёт их. Потом ушёл. Я дал знать, где их искать. Оползень сошёл. Славик пропал. Хорошо, что он погиб. А Борзой выжил и отправился за другими двумя. Значит, и до них доберётся.
– То есть, тот второй…? – замешкался Кривоглядов.
– Тимур Борзой, – кивнул Володька. – Так он назвался.
Все разом покосились на Касаткину, а эрси продолжил:
– Он охотится на злых шаманов и духов. Иногда здесь. Он сам так сказал, и ушёл ловить Славика.
– Нонсенс, – с некоторой толикой наигранности протянула Лихоимцева.
– Качурка! – беззаботно хмыкнул Палыч и пожал плечами, мол, что вы хотели-то, места такие.
– А как он выглядел? – задала Светка мучивший её вопрос.
– В доспехе. В каске. Серый. С большой косой, – рассказал Володька изумлённым слушателям. – Лица не открыл. Спросил про Славика и сразу ушёл.
– А-а, – притихла Касаткина, невольно вспоминая светлые спутанные лохмы и пронзительные голубые глаза Тимура. Уже тогда в его облике Светке померещилось нечто эпическое. Сердце вдруг стало тёплым и тревожным.
«Иду искать друзей и врагов!»
Найдёт ли? Выживет? Одинокий сказочный воин.
Володька сразу вызвонил кого-то по мобильнику и затарабарил на своём. Немного зная язык эрси, Светка сумела уловить обрывки фраз: «заберите вашего», «похоронить», «им конец» и «род ворона». Очевидно, Володька разговаривал с жителем стойбища Славика, чтобы оттуда приехали за телом, и заодно предупредил о грозящей опасности. Странно, сам ведь радовался, что Борзой доберётся до шаманов. Но таковы, вестимо, были эрские обычаи.
– Завтра заберут, – по завершении разговора сообщил эрси.
– Эй! – возмутился Кривоглядов. – Ему тут у нас ещё сутки лежать? Он провоняет всё!
– Завтра, – повторил Володька. – Они на нартах приедут.
Профессор сердито замычал и закатил глаза.
– Можно его забальзамировать, развести формалин, – подала идею Инесса.
– Нельзя формалин, – категорично сверкнул чёрными глазами Володька. – Пусть лежит.
Кривоглядов сплюнул в сердцах и вылетел из шатра. Палыч накрыл Славика брезентом. Всем было ясно, что после него придется отдраивать весь шатер и выветривать смрад мертвечины. Но перечить эрси и таки засунуть тело в формалин никто не решился.
– Прошу прощения, Владимир! – устремилась за гостем Инесса со включённым на полную антропологом. – Можно с вами пообщаться?
– Нет! – коротко охладил её пыл туземец и укатил на своей колымаге прочь по ухабам.
Весь день Светка не находила себе места, хотя и забот в лагере оказалось полно. Археологи занимались подготовкой оборудования, запасали дрова, продолжали раскладываться, кое-кто, дабы не терять времени, начал вести записи. Светка вносила в дневник наблюдения за климатическими условиями на Качурке, описание почв и растительного покрова, что могло оказаться важным для состояния сохранности монументов. Касаткина последовательно описала сопку с мегалитами, а также накопала сведений об оползне и предположила, что под ним тоже может оказаться много интересного куда древнее её живой и мёртвой находки. Погода держалась сухой и ветренной, исследовательский шатёр был заблокирован трупом, и потому учёные тусовались на воздухе или сидели по палаткам. Никто не говорил вслух, но было заметно, как все ждали прибытия Айвазова. Руководителем экспедиции официально был назначен Кривоглядов, но никто не подвергал сомнению тот факт, что исследование мегалитов – почти полностью залуга Каримыча. Светка и сама ужасно хотела его увидеть. И даже не столько по научной части: просто поддержки ради. Иногда, притираясь на одной кафедре, можно и привыкнуть к человеку больше, чем нужно для написания диплома и диссера.
О них с Ильёй и так болтали невесть что. Даже несмотря на более, чем двадцатилетнюю разницу в возрасте. Людям ведь всегда хочется интриг и ворошения чужого белья. И неважно, что глубокая привязанность человека к человеку может совершенно не затрагивать романтическую сторону. Да и представить затворника Айвазова в любовной горячке могли только те молоденькие студентки, которые частенько бросали заинтересованные взгляды на его широкую спину. То есть, те, кто плохо его знал. А по сути Каримыч умел свести к состоянию пожухшей капусты любое зачинающееся в его адрес увлечение. Такой уж он был человек.
Светка разлеглась на спальнике, вытягивая гудящие ноги. Надо же: ничем путным сегодня не предполагалось заниматься, а всё равно убегалась. Она отложила дневник, сняла очки, принялась расплетать толстые русые косицы, вслушиваясь в гул гнуса за пологом.
«Тимур Борзой. Как ты сейчас?»
В груди опять поднялась тревога.
«Да что ж такое? – осадила себя Светка. – Переживай теперь за этого воришку. Мы же больше не увидимся, скорее всего».
Тут же стало тоскливо и грустно. Непонятное состояние души насторожило Касаткину. Она не считала себя влюбчивой особой, и на все предложения Айвазова обратить внимание то на одного аспиранта, то на другого, отвечала лишь шутейками. Слыханное ли дело, чтоб научник сватал аспирантку? Такие обычно наоборот ворчат, что после замужества наука приходится девкам по боку. Но Светку и впрямь никто из окружения не восхищал. Даже крутящийся который год рядом Толик. Хороший парень, но вот… Глаза у него не голубые. Светка даже не смогла вспомнить, какого цвета у Толика глаза. А у Тимура – сразу. Озёра на лице. Слава богу, что он ушёл навсегда.
Светка выудила из рюкзака потрёпанную колоду Таро, с которой не расставалась ни в жизни, ни в поездках. Она любила погадать себе и другим, причём, практически никогда не ошибалась в предсказаниях. Эдакая местная институтская сивилла. Делать расклад в темноте на спальнике Светке было лень, и она решила использовать по одной карте из колоды.
«Кто он?» – задала вопрос и потянула карту за рубашку. Перевернула и вздрогнула. Тёмный аркан Смерти улыбался ей оскалом черепа, сжимая костяными руками большую острую косу. Озадаченная ответом, Света сунула Смерть обратно в колоду, перемешала и спросила:
– Мы ещё встретимся?
И вытянула Башню.
Да что ж такое, одни старшие арканы! Крах. Какой-то крах.
– Значит, не встретимся, – шепнула сама себе Касаткина. – Не судьба, кажется.
Да и Смерть говорила о том же. Крушение надежд, дохлый номер. Что ж, невелика потеря, особенно с учётом рода занятий этого Тимура. Светка накрылась спальником и, успокоившись от пришедшего решения, уснула. Правда, сон, срубивший её впервые за двое суток, оказался недолгим.
Чуть уловив краем уха звук раздвигаемой молнии палатки, Касаткина не успела до конца проснуться, как была вытащена из спальника и попала в захват крепких рук.
– А! – перепуганно пискнула Светка, и тут же ей зажали рот ладонью. Она ощутила у самого горла край лезвия ножа и чуть не описалась от страха.
– Позовешь на помощь – умрёшь, – леденящим душу тембром прозвучал над ухом низкий рык, слабо напоминающий человеческую речь, но только услышав его, Касаткина сразу же укоризненно замычала и толкнула лазутчика локтем под дых. Тот негромко рассмеялся в своей обычной манере, радуясь дурацкой выходке, и отпустил Светку.
Эрское горловое пение, что ещё это могло быть!
Касаткина щёлкнула фонарем и осветила бритую налысо голову. Вторженец слепо сощурился и сказал в совершенно другой тональности:
– Успела пискнуть. Растерял я сноровку в городе, Светоч. Непорядок.
– Илья Каримович! – Касаткина в любой другой ситуации была бы рада Айвазову, но опосля подобных фокусов его порой прибить хотелось. – Какого чёрта? А где вертолёт?
– Автопилот у них сломался в тридцати километрах. Из-за туч комарья еле сели в тайгу. Лентяи. Говорил я им, дайте опытного пилота, здесь магнитная аномалия, но кто меня будет слушать? – он устало покачал головой. – Связи до Мынто тоже, как назло, не было.
– И вы тридцать километров сюда добирались сами через лесотундру с гнусом? – догадалась Светка, видя, как измочален Айвазов. – Хотя, о чём я вообще. Это ж вы. Вас только выпусти в дикую природу.
Илья криво усмехнулся, подтверждая Светкины слова, и дал распоряжение:
– Разбуди кого-нибудь. Нужна помощь.
– А не убьёте, если «на помощь позову»? – поддразнила его Светка.
– Не убью.
Комментарий к 7. Славик ¹ – эти строчки с небольшими изменениями взял к себе в песню «Про дурачка» Егор Летов, известный рок-музыкант. А сама песня ещё прозвучит в книге.
====== 8. Ворон на руке ======
Конечно же, Илья, как мавр, сделавший своё дело¹, не стал более ничем помогать в спасении вертолёта. Запряг Палыча, вернее, погнал его в Мынто за УАЗиком, в надежде, что егерь уж как-нибудь доберётся до места посадки. А сам остался в лагере – отдыхать и отмываться после марш-броска, да узнавать новости. Светка успела донести Каримычу обо всей случившейся за два дня херне, и Айвазов прежде всего поспешил в исследовательский шатёр – знакомиться с Челти. Вошёл, потянул носом, покривился, откинул брезент. Замер, вглядываясь в лицо мертвеца, задумчиво перетёр в пальцах чёрную спутанную прядь. Тихо позвал Лихоимцеву:
– Инна, вы с него образцы взяли? Ткани, кровь? На генанализ.
– Разумеется, – отчиталась Генриховна.
– Верни всё мне.
От такого покушения на трофеи Инесса вздулась сердитой коброй.
– Илюша! Это невозможно!
– Лучше верни. Он не давал разрешения на взятие образцов. Прошу, как друга.
Лихоимцева несговорчиво вздохнула. Илья требовательно сверкнул на неё чёрными глазами.
– Даю слово. Ты получишь пятьдесят образцов генматериала от эрси из разных стойбищ. Но от него – верни. Он не разрешал.
– Ох, – сдалась Лихоимцева и, кажется, немного устыдилась. – Как всё у вас сложно!
– На самом деле не сложнее, чем у вас. Просто иначе, – возразил Илья и, прикрыв Челти, ушёл. Светка побежала за ним, догнала, попыталась перехватить взгляд.
– Ваш знакомый? Илья Каримович?
Айвазов раздражённо дёрнулся.
– У него ворон на руке, – продолжила робкое наступление Светка. – Наколка. У вас такая же.
Айвазов остановился, пристально глянул на ученицу и сказал:
– Я же тебе объяснял отличие знаков северных народов от наколок.
– Да, – Касаткина подвинула очки на переносицу, – сажа, верёвка, игла протягивается под кожей.
– Верно говоришь.
– Я просто… Ещё вы говорили, что эти татуировки вроде подписей. Ну, для каждого рода своя. Я подумала, что вы могли быть…
– Я не предполагал, что твоё знакомство с моими родственниками состоится так, – сумел улыбнуться Айвазов, но в глазах его читалось нечто смутное, что подсказало Светке – на большую информацию ей рассчитывать не придётся. Илья частенько оставлял вопросы без ответов. Особенно те, что не касались науки.
– Ты видела его лицо? – вместо ответа на свой вопрос Светка была огорошена дознанием научника и затушевалась. Долгое знакомство с Айвазовым привело к тому, что она научилась общаться с ним практически на птичьем языке и прекрасно поняла: Илья интересуется Тимуром.
«Зачем ему? – мелькнула мыслишка. – Уж не кровной мести ли ради?»
– А-а-э-э, нет, – брякнула Светка и покраснела, толком не поняв, как и почему ложь сорвалась с её губ. Её охватило странное стремление защитить едва знакомого парня от почти родного научника. Но Илья улыбнулся так, словно уличить ученицу для него не составляло никакого труда.
– Он ел тушёнку через шлем?
– Ох, – Касаткина тут же поняла свою оплошность и, вместе с тем, неосознанно испугалась расправы. Кроме профессора Кривоглядова Илья никогда не относился ни к кому на кафедре плохо и не выходил из себя, но обладал удивительным талантом нагонять жуть на каждого. Почему так происходило, никто не мог внятно объяснить.
– Лжёшь мне, – констатировал, меж тем, Айвазов.
– Я не лгу! – вытянулась в струнку Светка. – Я толком не запомнила. Темно было, и мошка́. И… Я растерялась!
– Понимаю. А всё же?
– Ну, – собралась Касаткина, стараясь не волноваться, и припомнила Борзого, – ростом как вы примерно. Спортивный. Волосы светлые и борода, – Илья слушал и кивал, – и… Большие голубые глаза. Прям огромные, – Светка потупилась и показала пальцами полукружья величиной с яблоки. – Вот такие. Как озёра на лице.
– Толком не запомнила, говоришь. Светоч, – Илья помолчал секунду, – он что, тебе понравился?
– Нет! – Касаткина зарделась и запыхтела, выдавая себя, – совсем даже… Гнусный вор.
– У тебя сейчас зрачки расширились, как у кошки.
«Да чтоб тебя, Каримыч! Хватит играть в Шерлока Холмса!» – про себя возмутилась Светка. Илья сально улыбался, подмечая её беспокойство.
– Впервые за шесть лет вижу в тебе романтический интерес.
– Неправ… Да, – икнула невпопад Касаткина. – Негодяй ел нашу еду, пока я в него целилась! И даже разрешил мне в него стрелять!
– Так, а что не выстрелила?
– Ну… Жалко, в человека-то, – двинула плечами Светка. – Это же очевидно.
– А был бы медведь, смогла бы?
– Тоже вряд ли, – вздохнула она.
– А вот он бы тебя загрыз, – заявил Айвазов. – И этот мог убить. Дикая природа – мир жестокий. Здесь за великодушие порой можно расплатиться жизнью, – Илья на мгновение задумался. – Впрочем, часто и в цивилизованном мире случается так же. Ты жалеешь кого-то, а он потом разматывает тебе кишки при первом удобном случае, – Айвазов глянул на округлившую глаза ученицу и смягчил тон. – С моральной точки зрения в том числе. Повезло тебе, Светоч, вот что я хочу сказать.
Касаткина вздохнула, понимая, что Илья прав. Но думать плохо о Тимуре не хотелось.
– Он сказал, что я милая и добрая, – теребя косицу, залепетала Светка оправдания Борзому. – А ещё, что он возместит убытки.
– Благородный малый, – кивнул Илья. – И обходительный. Но вот обязательный ли, это мы поглядим.
– Думаете, он больше не появится тут? – спросила Светка с каким-то уж совсем постыдным огорчением.
– Не думаю, – хохотнул Илья. – Но ты не расстраивайся. Я кое-что тебе захватил.
– Что же? – вскинула на него глаза Светка, уже догадываясь: ей привезли те самые книги.
– Даже не знаю, стоит ли баловать такую злостную лгунью, – Илья пригладил бритую голову, искоса, испытующе щурясь на Светку.
– Илья Каримович, ну, простите, – повинилась Касаткина. – Я больше не буду. Вы про Бабогурова, да?
– Да.
Касаткина затрясла кулачками в нетерпении. Монографии Всеслава Бабогурова – вот что воистину было предметом её вожделения. Светка скрупулёзно собирала выдержки из трудов этого исследователя севера, тщетно пыталась найти редкие книжки, и вот Илья их добыл для неё. Бабогуров в своё время собрал множество сведений о культуре малых коренных народов Свири, в частности, эрси и их предков, описал ряд захоронений и ритуальных мест, внес вклад в изучение обычаев несговорчивых племён. Даже, предположительно, сложил голову за науку. Пропал. Тоже где-то на Качурке.
– Накорми меня.
– Ага, – Светка поспешила разогреть на газу остатки гречки.
Илья зацепил и брезгливо покрутил в пальцах банку тушёнки.
– Он это ел? Невелика потеря.
– А другого нету, – помахала ложкой Касаткина.
Айвазов повёл бровями, раздул ноздри.
– Я собственноручно выбил экспедиции грант на полтора ляма туберов. Обивал пороги. Подключил балясненские связи. Мотался по конференциям, готовил доклады, в прошлом году устроил вылазку на собственные деньги. Дарил подарки из своего кармана. Чтобы жрать в лесотундре штампованный пластик. Что ж. Скажем спасибо ректору за назначение Ивана руководителем. И за грамотное распределение им средств. Думаю, часть из них окажется вложена в его дачный домик.
Айвазов прицелился, собираясь выбросить банку в мусорный аппарат, но, передумав, вернул в ящик. Сверкнул глазами на Светку и устремился с полевой кухни в сторону палатки профессора Кривоглядова.
– Илья Ка… – Светка не успела спросить, будет он есть гречку или нет, но Айвазов уже влезал к Иван Дмитриевичу. Касаткина не рискнула следовать за ним и убавила газ, чтобы еда не пригорела. В моменты выяснения отношений между профессором – любимчиком ректора и доцентом – вечной костью в его горле лучше было не вмешиваться. А случались они, к несчастью для репутации Айвазова, чаще, чем хотелось бы всему институту. Тут даже Инессе не всегда удавалось сбить накал.
Илья вернулся спустя десять минут со вздувшимися на лбу и шее жилами, сел в кухне, схватил сковородку и принялся жадно уминать Светкину стряпню. Та осторожно подсела к научнику, молча, стараясь быть и ощутимой, и неприметной одновременно. Илья доел ужин и констатировал:
– Обнаглевший от неприкосновенности и заступничества свыше козёл. Вор похуже твоего Тимура.
Светка вздохнула, всем видом выражая понимание и просьбу смириться.
– Угрожал мне отстранением от исследований, а то и увольнением из этнички.
– Илья Каримович, ну вы ж его знаете…
– Я завтра поеду на похороны. Ты – штудируешь Бабогурова. Весь день. Вечером вернусь. А с утра возьмём в Мынто лошадей и поедем к мегалитам. И хер я подпущу к ним Ваню. Он плохо понимает от кого тут всё зависит. И как легко можно не проснуться поутру от наличия засевшего в черепе наконечника стрелы.
– Ну зачем вы это говорите? – Светка мягко погладила его по плечу. – Второй труп для одной экспедиции – это перебор, как вам кажется? И к раскопкам его придётся допустить.
Айвазов громыхнул сковородой о доску и уставился на Светку.
– Дай мне позлиться!
Утром на летних нартах с оленями приехала родня Челти. Лагерь побросал дела и принялся глазеть на невиданных гостей. Эрси явились в полном убранстве: расшитые клиньями рубахи и меховые жилетки, плетеные тесьмы, пёстрые пояса, отороченные шкурами пыжиков кожаные чуни. С ними приехал и шаман: дикого вида длинноволосый мужик со шторой монист на лице и медвежьим черепом, прикрывающим макушку. Айвазов позволил ему наложить себе руки на лицо – совершить типичный приветственный жест северных племён. Потом, изъясняясь на эрском, ткнул пальцем в шатёр. Шаман забил в бубен и взревел как овцебык. Инесса, достав телефон, хотела тайком снять всё это на камеру, но Илья упредительно помахал ей рукой, мол, не вздумай! Эрси двинулись процессией в шатёр, голося и раскачиваясь вслед за шаманом, вынесли тело Челти, погрузили в нарты. Илья запрыгнул рядом с трупом, и они укатили в тундру.
Комментарий к 8. Ворон на руке ¹ – фраза из пьесы (действ. 3, явл. 4) «Заговор Фиеско в Генуе» немецкого поэта Иоганна Фридриха Шиллера.
====== 9. Дурачок ======
Илья, как и обещал, вернулся поздно вечером. Причём – не удосужился объяснить, как ему удалось это сделать – не было слышно ни шума двигателей, ни топота оленьих копыт. Преодолеть в одиночку сотню километров, да ещё и за столь короткое время Светке казалось нереальным. Но Айвазов вернулся в самом отвратном настроении, и его не стоило донимать дурацкими расспросами. Илья просто вышел из ельника, подсел к костру, растолкав плечами аспирантов, и попросил у Костика гитару. От Ильи тянуло спиртным, но он был скорее уставшим и прибитым, чем пьяным. Зная о приятном голосе доцента Айвазова, ему охотно доверили музыку, и Илья не отказал себе в любимой песне.
– Идёт смерть по улице, несёт блины на блюдце, кому вынется, тому и сбудется. Тронет за плечо, поцелует горячо, полетят пикейки из-за пазухи долой¹…
Кривоглядов, оправдывая звучную фамилию, враждебно косился на Айвазова, но остановить мрачную песню не рискнул. Тем более, что Инесса решила подпеть Илье, Толик, Костик и Светка тихонько присоединились к ним. Добротную допотопную песню знала вся кафедра.
– Моя мёртвая мамка вчера ко мне пришла, всё грозила кулаком, называла дураком. Предрассветный комар опустился в мой пожар, захлебнулся кровью из моего виска…
Светка высоким голоском вторила научнику, в очередной раз подмечая, с каким неизменным надрывом он поет этот куплет.
...Илья воспитывался в детском доме и ни от кого не скрывал сиротского прошлого. Даже, кажется, гордился им. Но тут было, чем гордиться. Касаткина не понимала, как можно пробиться в науку из той полукриминальной, жестокой среды, в которой до сих пор растут брошенные и осиротевшие дети. Но Илья вышел до странности здравомыслящим и упорным человеком, что неизменно восхищало в нём. Уж такой, как он, мог бы и из состояния «маугли»² пробиться в учёные!
Светке самой не слишком повезло с родными, хотя все они здравствовали. Когда ей было двенадцать, папа уехал на стажировку во Фретцию, да так там и остался. Завёл вторую семью, поставив мать перед фактом. Та от безысходности начала срывать злость на взрослеющей дочери, по большей части оттого, что та уродилась похожей на неверного отца. А потом, года через три, мама обзавелась дядей Толей, родила Машку и всем резко стало не до душевных переживаний старшенькой. Папа тоже вскоре прислал новость о рождении сына, которого Светка так и не увидела. Просто из отстутствия желания ехать знакомиться. К пятнадцати она ударилась в научпоп, увлеклась археологией, вызнала в интернете, где в настоящий момент идут раскопки. И напросилась волонтером на Калтай.
– Ходит дурачок по лесу, ищет дурачок глупее себя…
Первая Светкина экспедиция, несмотря на трудности, стала для неё глотком свежего воздуха и первой удачной попыткой вырваться из дома. В то лето она должна была, как и во все прочие, ехать к бабке на дачу окучивать картошку. И она с удовольствием вспоминала, как вытянулись лица у мамы и дяди Толи от её слов о поездке на Калтай.
– Да, капища будем раскапывать, – непринужденно заявила новоиспечённая археологиня. – К школе вернусь.
Семья недолго спорила с её решением. В экспедиции кормили и присматривали, так что шанс сбагрить дочь-подростка нахаляву на целое лето было решено использовать на все сто. Вернее, до сентября. Так Светка впервые и окунулась в грязь. Впрочем, на Калтае как раз было сухо, глинисто, ветрено. А ещё там случился Каримыч. Который в первый же день напугал ротозействующую на раскопе Светку, возникнув перед ней, как чёрт из ящика, со связкой суслячьих тушек в одной руке и силком в другой. Он, как и сейчас, был обрит налысо и очень грозен. Светка не на шутку перепугалась, как ей показалось, недружелюбного местного жителя, вскрикнула и упала прямиком в раскоп.
– Ты что тут делаешь? – прогремел вопрос.
– Я… Археолог. Вот, – Светка барахталась в сухой глине, наматывая на себя защищавшую раскоп плёнку.
– Да брысь ты отсюда! Археолог! – Илья отловил её за руку и вытащил из ямы. – Это я археолог, а ты – маленькая пакость!
– Я волонтер! – возразила Света. – Из Новосвиря…
– Ты? – черноглазый и злой мужик подался вперёд, и Касаткина чуть опять не улетела к древностям. – Да держись ты на ногах! Совсем Иван охренел, берет детей в волонтёры!
– Я… Мне пятнадцать! – Светка выровняла очки на лице. – Я официально записалась на…
– Какой пятнадцать! Лгунья! Тебе от силы тринадцать, а то и меньше!
На это Касаткина не нашлась, что ответить. Она сызмала отличалась миниатюрностью и худобой, под стать отцу, и в пору взросления смотрелась дитём. Потому ей оставалось только густо покраснеть и насупиться. Илья всё сердился.
– Пойдём-ка в лагерь! Я опрошу народ. И если ты тут шастаешь просто так… Ух, попадёт твоим родителям! – стальной хваткой он схватил Светкино запястье, так что ни вырваться, ни отбиться. Незадачливая археологиня посеменила за ним. Правда, родители так ничего и не огребли, поскольку выяснилось, что Светке впрямь пятнадцать, и она вписалась волонтером. Зато геморрой обрёл Илья.
– Да куда её девать? Иван! – он бегал за Кривоглядовым, тогда ещё не полностью лысым. – Ты видел, кого ты брал? Как она электролопату удержит своими птичьими лапками?
– Я у бабушки пять лет картошку копала! – пропищала Светка.
Илья глянул на девочку своим фирменным уничтожающим взглядом, и та забыла на время выяснения отношений с Иван Дмитриевичем, что у неё во рту имеется такой кусочек вялой плоти, как язык.
– Илья, бюджет мизерный, рабы за еду нам нужны. А вдруг в ней есть исследовательская жилка? – отпирался Кривоглядов.
– Она сама, как жилка! – Илья тряс на Светку рукой с неведомой ей татуировкой. – Ты не мог набрать крепких ребят?
– Я взял всех, кто заявились, – фыркнул Иван Дмитриевич. – Слушай, Айвазов, тебе какое дело до неё? Пусть покажет себя, а ты занимайся своей работой. Не к тебе же она приставлена.
О-о-о, как же он ошибся! По известным одной судьбе причинам на Светку день за днём начали сыпаться замечания и наставления именно от Ильи. Касаткина осваивалась на раскопе, орудовала электролопатой, делала глупые ошибки, навроде «вы про тот ржавый гвоздик? Я его выкинула во-о-он туда» и до крика пугалась найденных мертвецов, веселя весь лагерь. В итоге Илья прицепил её к себе хвостиком, не разрешая ни шагу в сторону, и обучал всему, что должен знать археолог. Светка оказалась дотошной и понятливой. И к концу очередного дня Айвазов, отвечая на очередное «а почему?», мычал и мученически тёр виски. Словом, ближе к сентябрю Светка покидала наставника с неподдельной грустью и читала в его чёрных глазах несказанное облегчение.
