Текст книги "Чернобог (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 46 страниц)
– Барыня, а барыня, вы кошелёк потеряли, вона.
Анна-Луиза растерянно оглянулась, вернувшись в разум и ужаснувшись тому, как только что чуть не сделала обожаемого Сержа круглым сиротой. Спасителем сивиллы оказался другой ребёнок. Замотанный в дырявые лохмотья оборванец протягивал ей ридикюль, очевидно, выпавший по дороге на мост. Худенькая и бледная ручонка с синеватыми жилками требовательно и на удивление настойчиво подавала Анне-Луизе её сбережения. Нелепая псивая шапка покрывала голову оборванца так, что из-под неё только горели светлые, голодные глазёнки, а губы дрожали и были чуть ли не лиловыми от холода. Сердце сивиллы облилось кровью, когда она поняла, что незнакомый мальчик, явно беспризорник, не улизнул с её кошельком прочь, а побежал за ней, чтобы отдать чужое. Внутреннее благородство мальчика поразило сивиллу. Но не только это. Анна-Луиза присела перед замарашкой и отодвинула со лба его шапку. Мальчик смущённо потупился, повесил большую курчавую голову на тонкой шейке. Несмотря на давно немытое личико, он оказался примечательно красив. Собольи брови, срастающиеся на переносице, чёрные кудри, липкие от сырости, и глаза, увидев которые хоть раз невозможно забыть никогда.
Самый светлый серый, точь-в-точь, как у фретцийских гончих и севирьских лаек, необычайный, редчайший оттенок живых глаз её Тимоте.
– Как тьебя зовут? – чувствуя явление самого настоящего чуда, прошептала Анна-Луиза.
– Андрей, – пролепетал малыш.
– А кто твои родьители, Андре? – с замиранием сердца спросила сивилла.
– Я-то подкидыш, барыня. Живу в приюте во-он тама! – он указал пальцем в туман.
– Сколько тебе лет? Когда ты родился?
– Не знаю… И того не знаю, и того тоже не знаю, – нахмурился ребёнок и поджал губёшки аккурат жестом Афанасия. – В приюте сказывают, что мамка моя померла, как я родился, а папка из благородных был. Кто ж разберёт его? – Мальчик уныло пожал плечами.
– А фамьилия у тьебя есть? – продолжала допрос Анна-Луиза, крайне заинтересованная новым знакомым.
– Зарин. Так в записочке написали в моей корзинке, где меня нашли. И прочее всякое. А чего? Барыня? Чего плачете-то? Кошелёк ваш нашёлся же.
– Нашёлся. Нашёлся, – в беспредельной радости повторила Анна-Луиза, крепко прижимая к себе и укрывая шалью от непогоды ещё не понявший своего счастия подарок судьбы.
====== 97. Петрово ======
2046 год, февраль, Балясна.
Саша Яхонтова мчала в Балясну. Нет, даже так: Саша со всех духов мчала в Балясну! Была бы Берзариным, быстрее бы сама доджетила¹, но стормеры в большинстве своём – нерасторопная братия. Потому перелёт обеспечил Ирвин и иже с ним. Саша не утруждала себя запоминанием имён прочих своих слуг. Ей довольно было знать их в лицо и призывать по щелчку пальцев. Ветряная капсула на шести добби разгонялась быстрее среднего стрибога и уж точно быстрее одного Цеффири. Так что, Саша верила, ей удастся обогнать Айвазова.
После утомительных приключений в Люжане стоило, по уму, поспать, но какой уж тут сон к херам собачьим!
«Систер, срочняком хватай мелкую и валите к Петру на дачу. Подробности потом», – понеслось с мережки на мережку.
«Санчес, что случилось?» – кто бы мог сомневаться, что Столетова напанчит стопицот лишних вопросов!
Nasty_100: Санчес, что случилось?
Она ещё и в «Юничат» продублировала для верности!
Ya-Sanchez: да пока что ничего, крошка.
Nasty_100: что с моим сыном? Как Зорин? Почему я третий день места себе не нахожу, твою налево?
Саша нервозно раздула ноздри.
Ya-Sanchez: просто бери Владу и вали к хорзу. Пальцы² не забудьте. Чуитс, сис.
«Есть слабая надежда, что она послушается, – ехидно поджала губы Саша, меж тем уверенная, что Настя уже собирает манатки и вызывает такси в Цветково.
Путь же Яхонтовой лежал в родовую резиденцию, в Петрово. Она сама не понимала, почему Илья выбрал для визита именно её балясненский особняк, а не загородное Заглядово, где Яхонтовы тусили намного чаще, но логика поступка Айвазова, как всякого дикаря, не отслеживалась. Он сам тоже мог быть не отслежен, если бы не Подпись. После памятного захоронения Борзого живьём под оползнем на Качурке Саша настояла на установке дополнительного датчика в конструкцию косы. Теперь Илья, сам того не ведая, проблесковым маячком на экране телефона вел Сашу следом за собой. Пока что. Потом его надо было опередить и встретить уже в гостях, как подобает радушной хозяйке имения.
«Он решил, что дочь там же, где мальчики, – хитро и зло щурилась Яхонтова. – Что ж, вэлком, гнездо пустует».
Она уже и вопрос с близнецами успела разрулить. Вахтанг и Савва, по иронии судьбы, летели обратным спецрейсом во Фретцию. Мама ни с того, ни с сего подарила им недельный отгул от учёбы в Люжанском Диснейленде.
«Какая щедрая мама, – утомлённо вздохнула Саша. – Виджую, выйдет мне это боком, но хоть промежей спасу».
За шесть километров до особняка Яхонтовых Саша обогнала Илью. Она разминулась с Айвазовым по длинной дуге над спальным районом и оставила его позади, хохоча и потирая руки.
«Что бы ты там ни задумал, тебе придётся для начала повертеть со мной. – Саша подцепила из вазочки ириску и сунула за щеку. – А там выясним, кто из нас супербой».
Духи-привратники не успели отсалютовать хозяйке, как та влетела в подземный ангар сияющей от наледи пулей.
– Ирвин, кофе! – разнеслось по пространствам яхонтовских хором. – И проваливайте все в Заглядово, если не хотите, чтоб вас развоплотили на##й. Усекли?
Спешащие за Ирвином прислужники охнули, но послушно раскланялись и сгинули всем штатом. Яхонтова, дождавшись чашечки пряного латте, отпустила Ирвина. После, гулко цокая по пустынной и непривычно тихой галерее особняка, прогулялась до их с Дато спальни. У Малюты в кабинете на Дуроскоковском имелась стойка с всобаченными в неё ведовскими посохами. У Саши почти такая же вмещала коллекцию электрогитар Давида. Она любила засыпать, созерцая любимые вещи мужа. Сам покойный Вий Цухрави мягко улыбался вдове со стены. Портрет был написан Валерой за год до убийства Дато.
– Ты никогда не состаришься, орёл Арцивадзе. – Саша огладила масляную поверхность холста. – И никогда не испортишь о себе мнение. Не то, что я.
– И, в отличие от живых, вот кто на самом деле неуязвим, – подсказал негромкий, нежный голос совсем рядом. – И непобедим.
– Что ты гонишь? – Сашина рука замерла на нарисованной ладони мужа, хотя сердце уже скакнуло к другому, тому, кто, как она знала, стоит сейчас позади неё и тоже пялится на портрет.
– Это так, и, признаюсь, я завидую твоему Давиду. Превзойти мёртвого чемпиона невозможно. Всегда будешь думать, что он смог бы лучше тебя. В любви в том числе. – Илья щёлкнул шлемом Тима, снимая его. Пригладил взъерошенные, потные волосы, растер в пальцах влагу и качнул головой на гитары:
– Отличная коллекция. Мне такую никогда не собрать.
– У меня два вопроса, – не поворачиваясь к Айвазову, лишь косясь на его сумеречную фигуру из-за плеча, невозмутимо начала Саша, – на##я весь этот маскарад, и какого х#я ты забыл у меня дома, если я тебя не приглашала?
– Да так. – Илья не удержался от того, чтобы провести пальцем по гладкому бордовому грифу одной из «Fender Stratocaster». – Основное дело я сделал. – Он зевнул, заставив Сашу похолодеть и начать судорожно думать, что же у него могло быть в Балясне за «основное дело», и как он ухитрился сделать его, не слезая с Цеффири. – Захотелось и к тебе наведаться.
– Почему в Петрово?
– Просто, – Илья пожал плечами. – Заглядово было вторым пунктом. На случай безрезультатных поисков.
– Поисков чего? – Саша сжала зубы.
– Не чего, а кого, – Илья снова пригладил волосы. – Тебе яснее.
Он выудил из кармана скафа розовую коробочку, при виде которой у Саши помутилось в голове. И до того, как Айвазов успел открыть её и вытащить фотографию дочери, у Яхонтовой окончательно сдали нервы. Она молниеносно атаковала Илью, выставив руки с «мантасом» и заставив некрупного дича отлететь пробкой в дальнюю стену. Сразу после Саша свернулась смерчем и вогнала Илью глубже в кирпичную кладку старого здания. Особняк нуждался в ремонте, Саша готовилась его осуществить, и потому не слишком пожалела о том, что стена спальни частично обрушилась, похоронив под собой чернобога. В спальню влетела февральская вьюга, закружив снег над портретом Дато. Саша дохнула ледяного воздуха и присмотрелась к груде кирпичей у пробоины в стене. Движения под ними не было. Саша напряжённо ждала, что Илья вырвется из-под завала и кинется на неё с ножом или Подписью. Но тут дич удивил.
Саша успела боковым зрением засечь движение слева, от портьеры, шатнулась прочь вихрем, снесла кровать и столик, перебила все ханьские вазы и снесла шторы с окна. Илья действовал быстро, хоть Саша и не приметила в его руках никакого металла, лишь тонкую верёвку. Но притом Айвазов оказался невероятно ловок. Саша рванула из спальни. Крутясь и воя, пронеслась по галерее особняка, выворачивая паркетные доски и стряхивая то и дело нападавшего Айвазова. Её объял ужас. Обычный дичок или колдун, попав под мясорубку левого вращения «юлы», оказался бы неминуемо растёрт, но только не этот отмороженный. Илью вращало, швыряло в стены и мебель, но он упрямо атаковал Сашу снова и снова, стараясь накрутить на неё верёвку. И столь же упорно Яхонтова сбрасывала петли и следом размазывала противника смертоносным дэшем.
«Твою мать! – носились заполошные мысли в голове. – Твою мать, зверюга!»
Это была битва на выносливость, на изматывание противника, на ослабление концентрации. И в один миг Саша от усталости допустила развихрение. В спортивном сторминге это означало бы победу соперника. Сейчас же её попросту скрутили крапивным волокном, заставив шмякнуться набок, на ворсистый палас охотничьей залы. Осознав собственное поражение, Яхонтова остервенело взревела и постаралась сверзить приближавшегося к ней Илью очередным «мантасом». Но вместо этого на неё чуть не опрокинулось чучело здоровенного медведя, убитого на охоте одним из дальних предков. Илья успел поймать и вернуть чучело на место, заботливо приговаривая:
– Саша, Саша, прекрати на меня кидаться! Себя же покалечишь.
Яхонтова зарычала с паласа пойманной медведицей. Илья неспешно подошёл к ней, шумно глотая воздух. Присел на корточки и нежно провел ладонью по Сашиному взмокшему лбу. Во взгляде его читалось искреннее восхищение.
– Ты такая сильная.
– Но ты сильнее, – хрипло ощерилась Яхонтова, дёрнувшись из пут.
– Разумеется, – понимающе заулыбался Айвазов, подхватил Сашу с пола, и без особого труда закинув на плечо, дотащил до кресла. Усадил в одно, сам плюхнулся напротив, провёл ладонью по глазам.
– Ух! Измотала, – признался, посмеиваясь. Саша притихла и враждебно пялилась на него.
«Сука, ни царапины! – думала она, с досадой скрежетая зубами. – Эвилбой неуязвим».
– Мне жаль. Но у тебя не было шансов на победу, – продолжил спич Айвазов. – Как нет их и у Борзого.
– Мне тоже жаль, – прищурилась Саша. – Что здесь нет Вия Балясны. Против него ты бы не выстоял, виджую.
– С чего такая уверенность? – ответил смешком Айвазов.
– Кем бы ты ни был, и кем бы он ни был, он страшен своей импровизацией, – выдала Саша. – И он умеет мстить. Если ты в курсе, Зорро рипнул моего отца голыми руками. Уверяю, за меня и своего сына он ухитрится из тебя фарш накрутить.
На это Илья рассмеялся от души. Саша даже залюбовалась им на миг, потом, правда, решив, что перед нею конченый псих, под стать Валере. Илья отсмеялся, вытер слёзы и устало заявил:
– Это я убил твоего отца.
По телу невольно пробежала дрожь. Саша была уверена, Илья не стал бы попусту чваниться. Но тем не менее, запальчиво фыркнула:
– Я была там. Я помогала Берзарину лично. Уж поверь, тебя там в помине не было!
– Саша, – Илья стал внезапно очень строгим, – ну неужели ты сама веришь, что такого сильного колдуна, каким был Малюта Яхонтов, можно отправить в посмертие комком могильной земли? Это сделал я, не сомневайся.
Глаза Яхонтовой расширились, рот сам собой приоткрылся от потрясения.
– Но как?..
– Так же, как Ивана и Виктора, – хладнокровно ответили ей. Илья поднялся и принялся бродить по залу, рассматривая чучела. – Отличная добыча! Твои пращуры достойны уважения.
Саша попыталась вылезти из верёвок, но, разумеется, не смогла.
– Не бейся, – посоветовал Илья. – Узлы самозатягивающиеся. Будешь биться, будет только хуже. Я так оленей ловлю в тундре. – Он приблизился и погладил её по волосам, как нерадивую глупышку. – Что ты смотришь? Да, это был я. Так что можете там расширить свой обвинительный список на один пункт.
– Ладно, – Саша успокоилась. – Скоморохов и Малюту понятно, почему ты рипнул. А Севу? За что Севу? Он же был достойнейшим и благороднейшим колдуном на свете.
Илья омрачился и тихо сказал:
– Тебе тоже его не хватает? Он был и твоим наставником, верно? – Развернулся, сцепил пальцы и сказал: – Близкие покидают нас. Это нормальный ход событий. Без смерти не было бы жизни, Саша. Это стоит понять. Он сам выбрал день, я лишь помог ему уйти легко, как и обещал. Но, если считать это убийством из мести, я признаю свою вину и в случае с Севой. Он же участвовал в казни моих родителей.
– Окей, – Саша зажмурилась и, проморгавшись, продолжила: – и что теперь ты намерен ещё натворить?
– Я уже натворил. Как раз собирался тебе звонить. – Илья сверкнул на неё глазами. – Я хочу, чтоб Борзой явился за мной туда, куда мне нужно. Так ему и передай. Если хочет спасти брата, пусть летит на Качурку. Я намерен биться с ним там. На равных.
– Что с Нико?! – задёргалась Саша. – Что ты сделал с Нико?
– Спокойнее, спокойнее, – Илья примирительно помахал руками. – Ничего. У меня нет вопросов к наследнику Вия. Ему ничто не грозит, обещаю.
– Гад, – бросила в злости Саша. – Отпусти Нико. Возьми меня.
– Прямо сейчас? – Айвазов издевательски выгнул бровь.
– Да хоть когда. – В горле Саши вновь заклокотала ярость. – Сам знаешь, уж если с кого и спрашивать по нашим делам, то с меня. С меня одной, дэш тебя возьми. Это я – королева руды, достойная дочь своего отца! Не могу понять, почему ты до сих пор меня в живых держишь? Кривоглядов, Побегушко – ты же в курсе, что их купила я. Отчего бы не рипнуть меня, дич? И тогда твои беды кончились бы сами собой.
– Ну во-первых, не кончились бы, и ты тоже это теперь знаешь. И во-вторых, то, что я тебя люблю, немаловажный аргумент, согласись.
Признание в его исполнении получилось таким будничным и само собой разумеющимся, как… Да чёртов заказ пиццы! «Я пиццу заказал. Я убил твоего отца. Я тебя люблю», – тон вообще не поменялся. Саша сморгнула, чтобы удостовериться, что ей не почудилось.
– Ты меня любишь?
– Да. – Он лишь слегка двинул бровями. – Знаю, что не должен. Знаю, что это глупость. Но сердцу не прикажешь. Потому вместо тебя умрёт Борзой. В конце концов, это же он убил моего сына.
– Что?!! – взвилась Яхонтова.
Илья посмотрел на неё внимательно, но не стал объясняться. Снова полез в карман и выудил Владкину коробочку. Саша постаралась выдать равнодушную мину, хотя её поджилки предательски затряслись.
– К слову, кто это? – он покрутил перед Сашиным носом фотографией улыбающейся дочери. – Настю Столетову я сразу узнал, а кто такая Влада? – Он развернул к Саше обратную сторону карточки, чтобы та прочитала подпись.
– Понятия не имею, – оторвала от сердца Яхонтова. – Я не знаю её.
По счастью, она тщательно скрывала следы пребывания дочери в Петрово и Заглядово. Рисунки Влады прятались в сейф под замок, за сбором игрушек следили специально приставленные духи. По факту, Бусинка обитала в Цветково, у тёти Насти. Никому постороннему не стоило знать, что у великой Яхонтовой помимо сыновей есть маленькая наследница. И теперь связанная, зажатая в угол Саша радовалась своей предусмотрительности.
– Соседский ребёнок? – напомнил Илья её собственное объяснение под Новый год, и Саше потребовалось всё самообладание, чтобы не выдать себя и Бусинку.
– Ах, да, точно, – заулыбалась Яхонтова. – Точно же она, соседская мелкая.
– И где она? – продолжал допрос Айвазов.
– Да где угодно. Я не слежу за соседями. Вроде, они свалили на Гео.
– Вот как. – Айвазов повертел в пальцах фотографию и положил на стол перед Сашей. – Вы, ведьмы, все одинаковые по сути. Вам куда проще родить наследницу от кого попало и потом скрывать её под чужим именем, чем постараться выстроить нормальные отношения с мужиком, так?
Яхонтова сглотнула. Она находилась в двух секундах от того, чтобы выдать дочь. Но Илья был прав: ведьмы и вправду одинаковы.
– Я не понимаю, что ты там несёшь. Я ничего тебе больше не скажу, – твёрдо заявила Саша. – Хоть мозги из меня выжми, как в прошлой жизни.
Короткий зрительный контакт, и затем Илья со вздохом отвёл глаза.
– Ясно.
Он принялся вылезать из скафа, оставшись в одном термобелье. Саша молча наблюдала за его действиями. Потом Илья принёс откуда-то вина в графине с трубочкой, большую миску кедровых орешков и тазик.
– Что это за херня? – не поняла Саша.
– Пока тебя вызволят, ты проголодаешься и захочешь выпить. Я тебя знаю, – объяснил Илья, потом бесцеремонно принялся стаскивать с Саши брюки и бельё.
– Э! Э! Ты ох##л? – возмутилась Яхонтова, брыкаясь изо всех сил. – Я пошутила! Я не готова!
– И в туалет тоже захочешь, – добавил Айвазов, несмотря на сопротивление, лишая Сашу прикрытия снизу. – Тут достаточно тепло, ты не замёрзнешь. Борзой должен тебя найти. Не так скоро, но должен. Не портить же тебе костюм? Вот тебе для этого тазик.
– Пипяо! – только и выдала на его логику Яхонтова, уже мысленно представляя, каким позорищем предстанет перед Тимом.
– Да, правильно ты сделала, что убрала своих келе. – Илья притащил косу Борзого и сунул её чучелу медведя в лапы. – Я зато их не украду. Но и они тебе не помогут, не жди. Я поставил на них блок. Уж с келе-то я могу управляться! – засмеялся он снова. Потом навис над оторопевшей Сашей и склонившись к её губам, нежно коснулся их своими.
– Я возвращаю ему броню и оружие. Духов верну потом. Мы с тобой, возможно, больше не свидимся. Так что, не поминай лихом. И направь ко мне Борзого, сделай одолжение. Прощай, Саша.
Комментарий к 97. Петрово ¹ – джетить – лететь ветром.
² – на жаргоне скоморохов «пальцы» – ведовские посохи.
====== 98. Столик у окна ======
– Я весь вечер ждал тебя, черкал на листе. Я дымил в потолок и пришел к простоте. Я налил себе стакан, залпом выпил его. И улыбался своим мыслям, и не ждал никого. И мне было горько…
В наушники долбил берущий за душу медляк. Ночной борт мигал огнями в непроглядной темноте. Тимофей Берзарин бессильно прислонился лбом к стеклу иллюминатора и пялился на габаритные огоньки. Он был ранен, брошен, обманут и обокраден, но сдаваться не собирался. Нельзя оставлять истории незавершёнными. Каждый персонаж в сказке должен найти свой финал. Обречённый герой – сдохнуть в схватке с чудовищем, вероломная принцесса – торжествовать и скакать по полям на подаренной лошадке. Думать плохо о Свете не хотелось, но как, как, чёрт возьми, понять её бегство и «игнор»? Тим пытался писать девушке, но та заблокировала его страницу. И удивляться тут было нечему. Но всё равно, это было горько.
– Твои мысли как вода… А вода течёт с крыш, – скулил, глотая слёзы, Борзой. – И чувствую тебя… И это не победишь…
«Я же и правда думал, что чувствую её, – корил он себя меж делом. – Что между нами нечто большее, чем связь на одну ночь. Да какую ночь! И ночи не было, и связи, считай, не было. А обошлось всё слишком дорого».
– И дело тут не в краже.
Тим перекатился лбом по стеклу, чуя ломоту и жар во всём теле. Кажется, от пережитого его начинало лихорадить. Он был уверен, что поспит немного в самолёте и к посадке в Балясне придёт в норму. Тогда, после убийства Эдика и Карена его тоже колбасило целые сутки, отец с мамой перепугались ни на шутку. Но причину такой разбитости неуязвимого сына Тим им, конечно же, не выдал.
– И в небесной Фретции! – В беспредельном отчаянии взвыл Борзой, – есть небесный Люжан! И в небесной Балясне я, наверное пьян! Там народный герой на небесном мчится коне! И в небесной новостройке… Ты приходишь ко мне…
Он скатился в рыдания, и за него допел уже рокер:
– И нам с тобой горько. Горько-горько¹».
– Конечно. Как же, горько тебе там, – Борзой упал лицом в руки.
Безоружный простофиля. Тётя Саша, естественно, выдала Тиму вместе с самолётом запасной скаф из белой отражайки, который Борзой не любил из-за вычурности, и денег на какое-никакое оружие. Улетела в Балясну раньше Тима и пока не отвечала на его звонки. Вероятно, рулила там всё.
Тим разомкнул воспалённые веки и снова уставился в ночь. Внезапно нахлынувшее чувство одиночества и брошенности заставило Борзого вспомнить родной дом. Снова какое-то сопливое лето на дедовой даче, жару, маленькое лесное озеро неподалёку от дома и маму, грозящую с крыльца кулаком.
– Нико! Тимка! Сколько можно купаться! Уже оба синие! А кто будет огурцы поливать?
– Ну ма-а-ам, – прогнусавил брат. – Мы на пя-я-ять минуточек. Окунёмся только и назад, ае?
– Я те покажу «ае»! – неистовствовала мама. – Вот уйдёте на час, можете домой не являться!
– А если утонете, – пропищал из-за её спины непотребно тонким голосом отец и погрозил сыновьям маминым посохом, – вообще купаться больше не пойдёте!
Мама аж застыла с открытым ртом, потом воззрилась на этого Капитана Очевидность в недоумении. В светлых глазах Валерия Николаевича плясали игривые черти, он явно троллил супругу-ведьму и заступался за детей. Потом мама прыснула смехом и ткнула его локтем в тощую бочину:
– Ты, псина сутулая, вечно со своим выводком заодно! Ух, Безобразины!
Нико, видя шуточную перепалку родителей, ухватил Тима крепче за руку и потянул в лес.
...Несмотря на ужасный поступок в отношении Тима, Света была права в одном: не стоило идти на смерть, оставшись в ссоре с отцом. Тим понимал это и также то, что их с мамой необходимо было помирить ради их же спасения. Разлад у родителей произошёл по вине Тима. И если его не станет, стена непонимания между папой и мамой может так и не рухнуть.
– Вот что важно, а мои неудачи в личном пусть останутся моим личным делом, – решил Тим и подозвал второго пилота-духа. – Голубчик, лети на Сухарку.
От Сухарной площади было ближе всего добраться до Никоновки и кофейного магазина отца. Конечно, застать его на работе было наитием в чистом виде. Но Тим небезосновательно полагал, что Вий проводит куда больше времени в магазине и лаборатории чародея, чем дома в Гиблопарке. Февральское утро занималось над древней Балясной лишь алым пояском по горизонту. Тётя Саша не отвечала, было тревожно. Тим, растерянный, не вполне понимающий, как ему лучше поступить, если действовать самостоятельно, высадился на Сухарке. Окольными путями – по канализации, минуя подземную сокровищницу Берзариных, добрался до центра. Благо, они с Нико и отцом часто лазили сюда в поисках приключений. Тим откинул крышку люка в квартале от Никоновки и выбрался наружу. По-скорому включив режим самочистки, привёл белоснежный Pangolin в надлежащий вид. Надел шлем, поставил режим невидимки и добрёл до кофейного магазина. Изнутри «Black dog», как всегда прежде, лился тёплый жёлтый свет. Отец был с ранья на месте. Поняв это, Тим ожидаемо занервничал до боли в сердце и слабости в ногах. Он, хоть и поспал немного, всё равно чувствовал себя разбитым, вдобавок руку опять начало противно ломить.
«Не время расклеиваться, – Тим крепко ухватился за латунную собаку на ручке двери. – Ты Тимур Борзой. Народный герой на небесном коне. Держи марку и не вешай нос».
Наддверный колокольчик пронзительным, но таким привычным звоном возвестил о явлении посетителя. Тим тяжелой поступью карателя вошёл в кофейню и осмотрелся. Отца не было видно, вестимо, он колдовал в лаборатории и настолько увлёкся, что не видел и не слышал ничего вокруг. Валерина беспечность в жизни порой поражала не меньше, чем его обстоятельность в конкретных вопросах.
Дух-официант с обликом приветливой девушки вальяжно подплыл к Борзому. По бестелесному хорошо читалось, что он до усрачки боится гостя, но муштра Вия не позволила ему броситься наутёк. «Любой клиент должен быть обслужен на высшем уровне!» – эти отцовские выговоры Тим помнил с детства. Кто к отцу только не являлся за кофе! Дички, колдуны, духи, ведьмы, кикиморы с мавками и даже барабашки – персонал «Black dog» принимал всех учтиво и обходительно в равной степени.
– Доброе утро, что будете заказывать? – натянуто заулыбалась грудастая девушка с блокнотом, вися в воздухе.
– Простите, – ответил Тим, загудев шлемом, – а Вий на месте?
– Валерий Николаевич, – дух растерянно покосился на дверь лаборатории, – в настоящий момент практикует заговоры. Но если вам угодно выпить или приобрести кофе, то мож…
– Я дождусь его, – отрезал Тим и занял место за столиком у окна.
Кряжистый дубовый стул приятно заскрипел, добавив Тиму ностальгии. Он любил это место с малых лет. Прибегал после школы к отцу делать уроки и рисовать. Дожидался его у окошка, созерцая дождь, снег, листопады. Тимофей Берзарин не знал, почему ему нравится именно этот столик, но отец улыбался, гладил белокурые волосы сынишки и объяснял, что место у окна всегда было местом Тима. Тот сам его выбрал, ещё когда явился к юному Валере Зорину духом предка-Афанасия. С тех пор и кидал задницу только на этот стул. Время шло, вестей от Яхонтовой не было, Тим начал злиться проволочке и неопределенности. Идея примирения с Вием уже не казалась ему удачной.
«Сдох бы я и так, – Берзарин-младший вертелся на стуле и нетерпеливо притопывал ботинками. – И чего было сюда переться. Ему нет до меня дела. У него есть отличный сын, Нико. Для колдуна наследник – главное, а не неудавшийся во всех смыслах второй ребёнок».
Желание выйти так же тихо, как явился, почти взяло в Тиме верх. Но тут дверь кабинета шарахнула об стену, и в кофейню влетел, отрешённо бормоча себе под нос куски заклинаний, Вий. Обтёр тонкие пальцы бумажным полотенцем, швырнул его в мусорку, издавшую радостный «гав», брякнул чашкой о стойку кофемашины и только тогда обнаружил, что он в столь ранний час в кофейне не один. Чернобог Борзой вздрогнул и захотел провалиться сквозь землю, когда отец зыркнул на него – так, как таращился, будучи зол или озабочен. Тотчас взгляд Валеры сменился на испуганно-настороженный. Он пригладил выпростанные из длиннющей косы пряди, одёрнул жилет и, откашлявшись, бросил гостю:
– Прошу прощения, вы, случаем, не по мою душу явились? Если да, то весьма напрасно.
Тим повернулся к отцу, разом забыв все слова на свете, а Валера примирительно выставил ладони и продолжил:
– Мраз обещал моим исследованиям неприкосновенность! Могу показать бумагу. – Он полез куда-то под стол и начал там рыться, пуляя по воздуху листок за листком. – Сейчас, сейчас… да где же эта хренота?
Тим выдохнул, догадавшись, что Вий ни сном, ни духом не ведает, кто перед ним на самом деле находится. Валера ждал от Борзого наказания за свои эксперименты с духами, и только. Но Тим пришёл не за этим. Он неспешно пробрался к стойке, отмахиваясь по пути от бумажных листов и освобождая голову от шлема.
– А! Вот! Нашёл! – возликовал отец, выныривая из-под стойки и являя сыну документ. – Пожа… Луй…
Тонкий листок с подписью Мразя задрожал перед голубыми глазами Тима, но тот смотрел не в бумагу, а в распахнутые до невозможности сорочьи очи обескураженного Вия. Оба Берзарина застыли друг перед другом нарисованными фигурами, только блеск глаз выдавал кипевшую в каждом бурю переживаний. Первым вышел из оторопи Валера. Насупил густые брови, повернулся к сыну боком, схватил с кофемашины чашку и плюнул через плечо:
– Что вам угодно.
Тим звякнул колдотубером о стойку и выдавил:
– Американо с собой. Сахара не надо.
– Окей. – Отец совсем отвернулся от сына, сделав вид, что погружён в процесс приготовления кофе, только его артистичные пальцы неукротимо тряслись, а дыхание скакало. Тим стучал зубом о зуб.
«Зря я явился сюда, – повторял себе Борзой. – Так мне и надо».
– Вот, п-прошу в-вас. – Валеру трясло, как оставшегося на ногах эпилептика. Он постарался ровно поставить перед Тимом стакан, но всё же расплескал чёрный кофе по полированной поверхности стойки. Обнял себя, чтобы меньше дрожать, отвернулся к чашкам. Тим забрал стакан.
– Спасибо тебе за всё. Прощай.
Уйти на своих двоих было сложно, но Тим справился. Горло давила горечь. Отец так и не смог простить ему бабушку.
– Зря. Зря, зря, – мотал головой Тим, разбавляя непревзойдённый безоаровый «Gravehound» солью слёз. – Не надо было… Ох, не надо.
Он брёл прочь по Никоновке, непокрытый, раздавленный, и отхлебывал из стакана.
«Пусть Истислав убьёт меня. Пусть всё кончится».
Резкий порыв зимнего ветра прокатился по пшенично-золотым волосам Тима, заставив вжаться в плечи. Следом, причиняя слепящую боль в раненой руке, его крепко обхватили сзади. Тим мучительно вскрикнул, зажмурился. Стакан с кофе выпал из пальцев, обдав тёмным, горячим потоком ботинки скафа и пару потёртых кед. Ещё мгновение минуло прежде, чем Борзой пришёл в себя и понял, что его сжимает в объятьях рыдающий отец.
– Ти-моха. Мальчик мой, ты что, в беде?
Тут же сообразив, что находится на весьма людной улице, причём, без шлема, Тим собрался, рывком скрутил отца и утащил к ближайшим мусорным контейнерам. Валера замычал в перчатку сына и задрыгал ногами, потом, догадавшись, почему тот ведёт себя так, закивал и пальцем указал на канализационный люк.
«Отличная мысль», – подумал Тим, отбрасывая крышку с колодца и прыгая вниз с отцом наперевес. Зацепившись пальцами здоровой руки за шершавую бетонную стену колодца и тем самым смягчив падение, Тим выпустил отца, который моментально скрутился ветряным потоком и загудел в коммуникациях. Борзой плюхнулся в зловонную жижу на дне трубы и гадливо отряхнулся. Валера боязливо завис перед ним, не касаясь нечистот.
– Хорошо быть ветрогоном, да? – Тим поморщился, лицезрея белый скаф в коричневых потёках, и потряс кистью.
Валера повис вровень с ним. Затушевался, протянул забытый в кофейне шлем.
– Вот. Твоё. Это самое…
– Я всё такой же растяпа, – повинился Тим.
– А, ну… И ничего, – отец потёр нос привычным жестом. По-собачьи виноватые глаза его были полны слёз. – Тимоха. Ну… Можно уж-же тебя обнять?
– Пап, да я грязный, – Борзой снова попытался оттереть скаф, но Валеру было не остановить такой мелочью, как прокисшее говно. Он потянулся к сыну и стиснул его в объятьях, облобызал лоб, щёки, глаза.
– Кутька мой, как же мне тебя не хватало.
– Пап, – дохнул Борзой сквозь душившие его стенания, – пап.
– Ты таким здоровяком стал. Настоящий богатырь, – отец, хоть и смотрелся субтильным утырком, железной хваткой принялся щупать плечи сына, и когда дошёл до его раны, Тим взвыл от боли. – Что? Что с тобой? – Валера встревожился, вгляделся сыну в скривлённое мукой лицо. – Расскажешь?
