Текст книги "Чернобог (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц)
====== 40. Решение ======
Поутру Афанасий Берзарин проснулся со слегка гудящей головою. Вчера после того, как Анна-Луиза была благополучно доставлена домой с бала, Демьян Максимович от переживаний вздумал сыграть с графом в шахматы, где вместо фигур на доске выставлялось разнообразное крепкое спиртное. Афанасию, желавшему успокоить и разговорить друга, ничего не оставалось, как согласиться, хотя он и понимал, чем для него может обернуться подобная затея.
Как выяснилось в процессе партии, пока Дёмушка с баронессой де Труа предавались амурным делам – прямиком в карете, увезшей их с бала в Венсенский лес, туда явился не кто иной, как барон, и потребовал сатисфакции. Дёмушка не преминул удовлетворить его полностью, до такой степени, что тот утихомирился навеки, продырявленный шпагой аккурат под бровью, где черепные кости тоньше. А после, пока вероломная баронесса визжала у тела убитого наповал супруга и грозила Дёмушке арестом, тот по-быстрому сбежал, и теперь не ждал от своего дальнейшего пребывания в Люжане ничего светлого. Эта история завершилась шахом и матом, причём даже двойным матом – и по проигрышу партии, и по словесной реакции обычно скромного Афанасия на похождения беспутного друга.
Граф поднялся на кровати и поначалу не сообразил, что происходит снаружи комнат – оттуда доносились упрямые отлупы Ерёмы перемежающиеся с не менее агрессивными выпадами в адрес Афанасия. Наперво граф решил, что пришли за Дёмушкой, но, прислушавшись, узнал во втором голосе Патриса Иронделя.
– А я говорю, пустите! Я всё одно войду! Я должен увидеться с вашим хозяином! – кричал брат Анны-Луизы.
– Барин спит-с, никак пустить неможно, сударь! – неизменно отвечал Ермолай. – Вот пробудится в десять, тогда пожалуйста!
– Мне нужно сейчас! Немеденно! Пустите, не то сам войду!
– Не войдёте-с!
Афанасий протёр глаза и сообразил, что надо бы как-то повлиять на происходящее.
– Еремушка! Впусти гостя! – властно приказал он.
– Как изволите-с! – показался из-за двери синий дух. За спиной у того гневно подпрыгивал раскрасневшийся Патрис. – Только они нынче-с совсем не добры.
Юный Ирондель оттолкнул Ермолая и очутился в комнате. Подлетел к постели графа, тряхнул его за грудки и выпалил:
– Я вызываю вас на дуэль, мерзавец!
– Громкое заявление, – Афанасий приложил все усилия, чтобы не ответить грубостью на грубость. – Могу я узнать причину столь категоричного решения, милый Патрис?
– Не смейте так называть меня! – Ирондель отпустил сорочку Афанасия и сжался посреди комнаты в тугую струну. – Вы… Вы душегуб! Бесчувственная скотина! Мешок с деньгами! Назначьте место, время и оружие – мне всё равно! – он вскинул руку, чтобы усилить весомость своих слов.
– Милый Патрис, – Афанасий выбрался из-под одеяла, скрипнув кроватью, поднялся и приблизился к юноше. – Отчего вы так грубы со мной?
– Вы вожделили мою сестру! Она только о вас и думает! И этот бал! Вы пользуетесь её доверчивостью! Вы… Вы…
Ирондель запыхтел, не зная, что бы ещё сказать обидного. Его щёки налились болезненным румянцем, русые волосы растрепались, а уголок леса в глубине глаз сверкал грозовым ливнем. Афанасий с болью представил, что точно так могла гневаться на него и Анна-Луиза. Эта мысль заставила сердце сжаться.
– Милый мальчик, я не мерзавец! – он подошёл к Патрису и попытался положить тому на плечо руку, которую Ирондель тут же скинул. – Я несчастный колдун. Ваша сестра – удивительная девушка, лучшая на свете! Квинтэссенция доброты и благодетели.
– Мне ли не знать об этом! – Патрис скрестил руки на груди, но в его голосе почудилось больше расположения.
– Я и сам очень к ней привязался, – вздохнув, признался граф. – Настолько сильно, что… – он осёкся, не желая, чтобы Патрис подумал о них с Анной-Луизой чего предосудительного. – Я даю вам слово, месье Ирондель. Я найду другое решение задачи с наследником.
– Но как? Как, чёрт возьми?! – взбрыкнул Ирондель.
– Да, и впрямь интересно, как? – донёсся голос со стола, уставленного фруктами и вином. Эти слова произнесла морда химеры с глиняного кувшина. Демьян продолжал бояться прихода полиции или возмездия со стороны друзей де Труа и прятался, где мог.
– Ай, сам не знаю! – бросил в отчаянии Афанасий и уселся на кровать.
Ирондель, столь же удручённый, опустился рядом в кресло. Колдуны замолчали, обдумывая каждый своё. Потом Патрис признался:
– Мне неизвестны заклинания для формирования гомункула¹.
– Их и нет, – хмуро отозвался Берзарин. – Рождение человека не от женщины – бред собачий.
– Воистину, – поддакнула химера. – Тут уж как ни выкобенивайся…
Демьян не успел договорить, как в окно номера залез Мстислав, напугав Патриса.
– Митька, шалопут! – погрозил вайкуту пальцем Берзарин. – Сколько тебя учить – двери для кого придуманы?
– Афоня-ойун, не ругайся, – скосил на него узкий глаз Бабогуров. – С твоей бедой только я тебе пособить и могу.
– Это почему? – удивился Афанасий. – И как?
– Почему? Потому, что Вий велел мне, чтоб был ребёнок. Но не сказал, чтобы умерла женщина. А как, – Митя зацокал языком, – это у духов спросить надо. Духи мудрые, может, и подскажут чего.
– Ох, сделай одолжение, спроси! – взмолился граф, хватаясь за слова шамана, как за спасительную соломинку.
– Одолжение, – вайкут поправил шапку. – Ради тебя – спрошу, так и быть. Ты меня за равного считаешь, за что и я к тебе уважением проникся. Хорошо, Афоня-ойун! – Митя хлопнул его по плечу и вытащил тюнгур. – Я попробую. Только знай – дикие духи за хлопоты немалую плату потребовать могут. Это я тебе, как есть, говорю.
Комментарий к 40. Решение ¹ – «гомункул» – согласно средневековым алхимическим утверждениям, это человек, выращенный из мужского семени в пробирке.
====== 41. Пёсий сын ======
Камлание за закрытой дверью шло третий час. Афанасий, Демьян и Патрис наматывали круги по комнате, ожидая результатов Митиной беседы с духами. Под потолком, увивая люстру, плавали клочья дыма из трубок Берзарина и Иронделя, на подсвечниках качались запуганные дикими фамильные духи – Реми, Мохад и Ерёмушка. Демьян Максимович то и дело постукивал пальцами по чему ни попадя, Патрис время от времени останавливался и вздыхал. А в запертой комнате продолжал непрерывно реветь и стучать в тюнгур Мстислав, внизу, в дверной щели метались чёрными языками грозные тени. Ожидание становилось томительным, но Афанасий отчего-то был уверен – Митя сумеет выудить из духов нужные им сведения.
Наконец, рёв шамана стал постепенно утихать, стук колотушки замедляться, и камлание кончилось уже знакомым по представлению у Коленкура коротким «чу». Митя сам распахнул двери, его советники, сколько их было, метнулись кто куда, и колдуны прикрылись руками, боясь быть задетыми. Вайкут имел вид мрачный и бледный. Берзарин, памятуя про плату, забеспокоился, что духи взяли с Мити слишком много, но тот отрицательно покачал головой.
– Ничего они не взяли, Афоня-ойун. Это и плохо. Они нам ничем помочь не могут.
– Ах! – не сдержал огорчения Берзарин и жалобно сдвинул брови. – Совсем ничем? Вовсе?
– Они – ничем, – загадочно прищурился Митя и всмотрелся в других колдунов. – Афоня-ойун, я с тобой наедине хочу поговорить. Пойдём, по крышам побегаем.
Тиронов с Иронделем поняли, что дальше будет информация не для их ушей и почти синхронно пожали плечами. Афанасий оделся и вылетел следом за вайкутом. Митя какое-то время вёл его по крышам, и граф узнавал маршрут. Они направлялись к катакомбам. У самых руин, где Афанасий и познакомился с Митей, тот уселся на кусок стены, снял меховую шапку и решительно сказал графу:
– Я тебя уважаю, Афоня-ойун. Ты хороший колдун.
– Спасибо, – волнуясь, отозвался граф, – но всё же, что с ребёнком? Возможно ли зачать его без женщины?
– Несколько духов поведали мне интересное, – Митя растёкся по стене и заболтал ногой, – из них один был отцом моего отца. И он привёл отца твоего отца.
– Богуслава? Отцом Богуслава? Ты со Святославом говорил?
– И с тем, кто назвался Яковом, на одной ноге.
– Яковом Берзариным! – воскликнул Афанасий. – Великим Вием!
– Яков сказал, что его родила собака. – Митя пристально глянул на графа. – Святослав подтвердил его слова.
– О, – заулыбался Берзарин. – Про Якова много небылиц хаживало. Такой уж он был человек, легендарный ветрогон. Говорили, что он приручил и духа-червя под Сухарной башней, а ты бы его видел!..
– Про собаку правда, – заявил на полном серьёзе Мстислав. – И это не всё. Яков помог твоему отцу с твоим рождением. Через камлание моего деда. Ты тоже от собаки, Афоня-ойун.
Берзарина моментально прошиб холодный пот. В душе взыграла ярость вперемешку со страхом, стало тошно и обидно, будто заносчивый мальчишка плюнул ему в душу. Да, отец никогда не говорил Афанасию о матери, но оно было и понятно, та умерла! Но чтоб собака!
– Ты лжёшь, – Берзарин сжал кулаки, но ничего больше не смог возразить, так как чёрные ягоды узких глаз мигом обратились на него. Митя смотрел сочувственно и открыто.
– Я тебе не лгу. Я ищу решение, как ты просил.
– От собаки… – устыдившись своей вспыльчивости, произнес вслух граф. – Я, дворянин, и – от собаки! Но как? – он развёл руками.
– От севирьской лайки, которую мой дед твоему подарил. Они большие. Собака тебя выносила и издохла.
Берзарин, никак не готовый к таким новостям, прислонился лбом к нагретой солнцем стене развалины и зажмурился. От позора горели щеки и плыла голова. Хотелось вызвать с того света давно почившего отца и залепить ему пощёчину. В мозгу вертелось только: «как он мог!», но и ответ Афанасий знал прекрасно. Фёдор Яковлевич пытался проделать то же, что и теперь его сын – избежать участи душегуба. А Митя, тем временем, продолжал добивать графа безжалостной правдой:
– Вот. Ту собаку мой дед сам выбрал из своей лучшей упряжки. Он же и обряд провёл. Мой дед… На меня был похож. – Мстислав на секунду осёкся и нахмурился.
– Тоже Святослав и шаманил, значит, – ответил Афанасий полумёртвым голосом и потёр уголки глаз, пытаясь прийти в себя.
– Всё должно получиться, – уверил графа Митя. – Только мне надо испросить разрешения и помощи у Улу Тойона.
– Это ещё кто?! – чуя недоброе, взвился граф.
– Покровитель воронов, шаманов и перерождений, – неторопливо отвечал Мстислав и поднялся на ноги. – Только он один и может тут помочь. Ты, Афоня-ойун, за мной не ходи. Не стоит тебе Улу Тойона видеть, а то, чего доброго, заберёт он твою душу. Я сам.
– Митюшка! – взмолился граф. – Давай не будем его звать? Давай оставим дело, как есть! Страшно это всё! И противно Небу!
Бабогуров обернулся и, поцокав языком, напомнил:
– Сила сказал, чтобы был ребёнок. Иначе мне тебя убить придётся. Не хочу я. Ты мне нравишься, оттого я тебе и помогаю. Не тревожься, Афоня-ойун. Всё сладится. Положись на меня.
Он оставил Афанасия курить у лаза в катакомбы, а сам отправился к мёртвым. Берзарину час от часу не легче становилось. Улу Тойон! Он же, вестимо, Куль-Отыр или, проще говоря, Чернобог. Один из двух божеств, которых всуе и упоминать-то было некстати. Хозяин Смерти. Тот, кто отбирает жизни и бросает души в круг рождения. Конечно, к кому ещё тут обратиться! Это было понятно и резонно. Но вот уж, упаси Небо, графу меньше всего прочего хотелось иметь дело с Чернобогом. Узнай Силушка, развеял бы к чертям соба… М-да. Афанасий на всю затянулся дымом. И Митька с таким-то богом да на короткой ноге! Не зря род воронов-Бабогуровых считался среди балясненских колдунов самым мутным, ой, не зря.
– Влип ты в историю, Афанасий, пёсий сын! – посетовал Берзарин и тут припомнил, что часто Марфушка Столетова, грибовская ведунья, и величала его так при встрече.
«Ахти, Афонька, пёсий сын, куда путь держишь?»
«Всё бы тебе, пёсий сын, по балам таскаться, а на зерно цену поднимать кто будет?»
«Ты, пёсий сын, поколдовал бы о соседнем селе, холера там в трёх избах!»
– Ох, Марфушка, Марфушка, – выпустил дым Берзарин. – Всё же знала ты, ведьма. Только мне невдомёк было, что ты не попусту трунишь.
Спустя пару часов из подземелья выбрался вайкут. От него так пахло замогильной жутью, хоть беги! Но граф сумел сохранить самообладание. Митя, покачиваясь от усталости, сощурился на белый свет, смерил Афанасия суровым взглядом, подобрал шапку, надвинул её на лоб и велел:
– Найди мне собаку.
====== 42. Библиотека ======
2045 год, август, Балясна.
Светке Касаткиной очень нравилось в столичной библиотеке. Откровенно говоря, она обнаруживала у себя слабость к архивам и книгам, а особенно – к старым научным трудам и манускриптам. Илья услал её в Балясну на пять дней – работать с дешифровкой письмён на мегалитах, и дал в консультанты профессора Памятова – согбенного, но галантного старца, учёного до мозга костей и по совместительству дедушку Михаила Тихоновича из экспедиции. А вдобавок – научного руководителя самого Айвазова. Ни для кого не являлось секретом, что Илья Каримыч учился и по молодости с десяток лет работал в Историко-Архивном Университете Балясны. Защитил обе диссертации и значился на хорошем счету среди столичной профессуры. А потом бросил престижное место и переехал в родную Свирь, чтобы развивать археологию там. Светка считала, что так мог поступить только Айвазов, и не знала, что бы она на его месте выбрала – спокойное, обеспеченное плесневение каким-нибудь академиком или чистую совесть с грязной лопатой в руках.
Она вновь перебрала стопку трудов, посвящённых малым коренным народам Свири – в основном лингвистического направления. Да, как предполагал Айвазов и подтверждали оба Памятова, угловатые надписи на камнях могли принадлежать эрси. Современные представители народности говорили о том, что письменности у их предков не было отродясь, но вышивки на ткани, резьба и татуировки эрси, имеющие почти что утерянный смысл, по характеру размещения элементов совпадали с теми изображениями, что сняли учёные с камней. Это несомненно были записи, причём последняя по времени нанесения имела всего-то двадцати-тридцатилетний срок. Старейшая же, самая первая, практически стёрлась временем и природой, её возраст тонул в пучине времён. Радиоуглеродный анализ показал восьмое тысячелетие до нашей эры, время, когда по земле бродили мамонты. А верить этому или нет – было оставлено на усмотрение учёных.
Значение письмён и пыталась понять Светка. Пока Памятовы разрабатывали свои способы дешифровки, Касаткина прибегла к материалам, накопленным Всеславом Бабогуровым. А именно – с немалым трудом отыскала его докторскую диссертацию, законченную всего за год до исчезновения на Качурке. Бабогуров успел аккредитовать её и пропал аккурат накануне защиты. Труд в единственном экземпляре хранился в балясненской библиотеке и содержал обширные исследования вербальных и невербальных способов общения у эрси. Отвлекаясь от каменных письмён, Светка с интересом читала о распространенных у эрси обычаях. Так, давние друзья могли прийти к оленеводу на стойбище и не сказать при встрече ни слова. Они сидели вместе, могли работать или ничего не делать, а потом гости уходили так же молча, и это считалось абсолютно нормальным визитом. Гость мог принести с собой варган и без лишних слов устроить концерт, в котором обязательно участвовал и хозяин. Если поговорить было не о чем, то слова и не произносились. Тем ценнее становилось всё сказанное, и тем меньше у людей была охота говорить злые и неправдивые вещи – так полагали эрси.
Зная о ценности слова, Бабогуров доказал, что татуировки эрси имеют не только защитный, но и информативный характер. Так, необязательно спрашивать имя человека – оно зачастую начертано родовой печатью у него на руке. Эрси из самых разных и удалённых стойбищ знают все печати и без труда узнают друг друга. Светка вновь бесконтрольно увлеклась Бабогуровым. Всеслав Ростиславович опять занял её мысли.
«Как жаль его, – перебирая странички диссертации, думала Касаткина. – Погиб совсем не старым. А сколько мог бы ещё сделать для антропологии! Обидно, что такие яркие люди так рано уходят. И от них остаются крупицы знаний. Даже фото в сети – и то не отыскать».
Действительно, известность в узких кругах не помогла Бабогурову сохранить память о себе – его фотографии будто бы некто убрал нарочно. Талантливый учёный казался стёртым с лица земли… Светкину голову вновь посетила навязчивая идея узнать, какой внешностью обладал этот отчаянный, увлечённый и незаслуженно забытый миром человек.
«Быть может, в библиотеке осталось досье или просто фотоматериалы экспедиций? Ведь из местных архивов запрещено сливать информацию в общий доступ, и вдруг она, таким образом, сохранилась?»
Светка поняла, что ей выпал шанс заочно познакомиться с Бабогуровым, и набрала в местном поисковике его фамилию. Перед ней возник целый ряд учёных, нет, не ряд – династия! Никак иначе это нельзя было назвать. Оказалось, что антропологами были также отец и дед Всеслава, и даже о прадеде было упомянуто. Светка увлечённо рассматривала старые фотографии. Как на подбор семейство антропологов-археологов имело сходные черты – родство было явным и неоспоримым. Чёрные, прямые волосы, круглые лица, по-восточному узкие глаза, смотрящие пытливо и зорко, заметные точки родинок на лбу, на щеках. Невольно Светке вспомнился Каримыч. Даже у сердца холодно стало, как сквозняк подул. Научник имел в целом ту же внешность, разве что у него глаза были крупнее и ещё въедливее!
«– Отчего умерли ваши родители? – спросила она тогда, на сопке, Илью.
– От людской доброты, – ответил он и сделался очень хмурым».
От людской доброты…
Светка задумалась и, забыв о цели визита в библиотеку, набрала в поисковике:
«Имя Карим, значение».
Юнивеб выдал ей ответ – «великодушный».
Карим или же по-другому – Всеслав? А вдруг…
Светка поправила очки, чувствуя, что приоткрывает завесу старой и зловещей тайны. Илья ведь признался Палычу, что он «не Каримович», а Иван Дмитриевич добавил – «и не Илья»! А кто же? Светка ткнула в фотографию Всеслава Ростиславовича, чтобы увеличить. Да, они с Ильёй и впрямь были похожи. Айвазов вполне мог бы носить фамилию Бабогуров! И время исчезновения антрополога на Качурке примерно совпадало с тем, когда Илья попал в детский дом…
«– А ваши родственники что, не могли вас взять?
– Не захотели».
Как же так, свои, эрси, и – не захотели? Почему?
Касаткина включила опцию исследователя и пошла дальше, обнаружив среди библиотечных файлов вожделенные фото с экспедиций пропавшего учёного. Стойбища, сопки, оленеводы, улыбающиеся на камеру лица антропологов-археологов и строгие – местных. Видно, что те старались держаться с пришельцами холодно. Исключением стала одна единственная фотография. Всеслав стоял в обнимку с пухлощёкой туземной женщиной в меховой малице, та улыбалась приветливо и довольно, обвив загорелое запястье профессора синей от татуировок ладонью. Лицо же Бабогурова просто светилось счастьем. Даже по фото было легко понять, что эти двое близки. Светке на память ни с того, ни с сего пришли смутные обрывки кошмарного сна. Того самого после экспедиционной попойки водкой со змеёй, когда она, не помня себя от страха, примчалась в чум к Илье!
Во время привидевшейся ей казни мужчина и женщина, даже примотанные к столбу, продолжали держаться за руки…
Светка боязливо сглотнула и прокрутила альбом дальше. Следующая фотография ввела её в полнейший ступор. Касаткина растопырила пальцы и открыла рот, не в силах издать хотя бы звук. Так и хлопала губами, подобно вытащенной на берег рыбине. На Светку смотрели медовые, внимательные глаза старухи, которые она могла бы узнать, наверное, из тысячи лиц.
Только в ужасном сне о казни старуха была в пёстрой шапке, а на фото – с непокрытой головой. Обычное для эрси лицо пожилой женщины исчертили морщины, трещинами прорезавшие загар. Медово-жёлтые, как у старой кошки, глаза щурились в объектив. Волосы цвета самого насыщенного тёмного золота спадали на вышивку рубахи, точно отрезы шёлковой ткани. Несмотря на явно почтенный возраст, в шевелюре туземки не было заметно седины. И черноты тоже. Светка вспомнила вторую, потайную пещеру на Качурке. Кажется, среди кос шаманок прошлого она видела ленточку с китовыми хвостами, и эта ленточка виднелась на фото – вплетённой в светлую прядь старухи.
Светка попыталась отдышаться. Касаткиной упорно чудилось, что увиденное ею, открытое ею только что – страшная тайна, причём, и её тайна, и не её. Кто же был тот чудовищный человек, убивший, она теперь знала точно: родителей Ильи – отца-профессора и мать-шаманку? Светка зашарила по библиотечному столу в поисках мобильника. Срочно захотелось позвонить Илье и поделиться находкой, расспросить обо всём, но телефон замер в пальцах. А вдруг Айвазов разозлится, и тогда её разорвут келе?
«Нет. Не буду. Сам расскажет, если захочет, – выдохнув и собрав волю в кулак, решила Касаткина. – Он со мной этим не делился. Можно только представить, какая это боль».
Научный настрой был сбит. Светка не могла прекратить думать о своём сне, нет, видении! И об открытии. О молчании Ильи, от которого было немного обидно. Всё-таки, мог бы и поделиться! Светка ему тоже не чужая, как никак. И вместе с тем пришло не полное, но понимание того, о чём просил её Илья на Качурке. Наверное, золотоволосая бабушка умерла, и пост качурской шаманки с тех пор опустел.
– Но я-то как его займу, сам подумай?! – собрав все шиканья в зале, возмутилась в голос Светка. Ей было ужасно жалко Айвазова, который так много в неё вложил. Но бегать с кучей немытых детей и бубном по тундре категорически не хотелось. Касаткина собрала вещи, отправила диссертации в хранилище и побрела по центру города. Желание сделать что-нибудь приятное научнику охватило Касаткину, и она решила привезти ему подарок. А что Илья Каримыч любил больше всего на свете? Правильно – экспедиции и отличный кофе. И Светка уже выяснила через юнивеб где его можно раздобыть. Кофейный магазинчик находился совсем недалеко от библиотеки, и Светка навострила лыжи туда.
====== 43. Black dog ======
Светка с трудом отыскала нужный дом на извилистой Никоновке и аккуратно потянула на себя добротную дверь с латунной ручкой. Проникновение в магазин огласилось мелодичным бряцаньем колокольчика, и Светка слегка напряглась. Потом улыбнулась собственной пугливости: ну неужели она думала остаться незамеченной!
Однако, несмотря на непозднее ещё время и людную улицу, заведение пустовало. Осмотревшись, Светка приметила, что при магазинчике есть и кафе, наверное, чтобы дать покупателям возможность пробовать разные сорта продукции. Только вот покупатели отсутствовали, и это было странно. Магазин «Black dog» и в целом был необычен. Он выглядел дорогим и респектабельно-мрачноватым – в Новосвире подобных этому мест Касаткина не могла припомнить. Стулья и столики из массива чёрного дерева – у дяди Толи в кабинете стоял такой секретер, только из ДСП. Цвет – Светка хорошо помнила странное слово: венге. А оказывается, такое дерево существовало на самом деле. Светка интереса ради провела по спинке стула, чтобы ощутить фактуру. Перевела взгляд на стены магазина: они были сплошь увешаны картинами, словно тут расположился филиал знаменитой Двадиаковской галереи. Репродукции, сперва решила Касаткина, но, присмотревшись, поняла, что полотна блестят штрихами самого настоящего масла. Качество живописи впечатляло. Эпизоды псовой охоты, скачки на лошадях, во́роны в небе, гнездо аистов над прудом, клумба с огромными пышными пионами. Реалистично выполненный ехидный бородач в старинном одеянии. Светка не могла вообразить, сколько всё это стоит. Да и прочее в магазине говорило о достатке владельца. Блестящая золотым отливом громадная кофемашина, на ней – рядок витых тёмных чашек в виде собачьих морд. Светка поняла, что посуда сделана на заказ. Витрина, уставленная мешками и пакетами с кофе, и на каждом также красовалась клыкастая собачья морда – эмблема брэнда. Арабика стронг, декаф, классик, спешнл, фэшн, экстра премиум, кинг сайз: Касаткина хлопала глазами на разнообразие купажей и совершенно растерялась в выборе. Цены у продукции «Black dog» тоже оказались весьма кусачими.
«Тысяча туберов за сто граммов, – про себя вздыхала Касаткина. – А пакет как моя месячная ставка старшего лаборанта. Да, у вас губа не дура, Илья Каримыч! Интересно, кто берёт такой дорогущий кофе? Олигархи какие-нибудь? Или это обычная цена для Балясны?»
И пока Светка размышляла о разнице уровня жизни в столице и за её пределами, всматриваясь в описания каждой пачки золотого кофе, сзади к ней почти неслышно подкрался высокий худой мужчина в чёрном. Касаткина обернулась и вздрогнула от одного его вида, хотя сразу после этого про себя не отметила в мужчине ничего злого или отвращающего. Его, скорее, можно было назвать лихим – огромные, до редкости светлые глаза незнакомца горели озорством, кустистые с проседью брови сходились на переносице. Волосы некогда жгучего брюнета были также присыпаны сединой и убраны в аккуратный длинный колосок по последней моде. Что касается одежды, то на нём болталось нечто вроде длинной грубой рубахи, какую часто носят художники, на груди посверкивала цепочка с – почему-то – перстнем. Ступни же постукивали по мраморному полу в потрепанных, видавших виды кедах. Самая необычная внешность из всех, какие Светке доводилось видеть!
– Подсказать вам что-нибудь? – голос у мужчины оказался вкрадчивый, с приятной хрипотцой, а улыбка очаровательной, но какой-то чересчур острозубой.
«И сам как собака, – сделала вывод Светка с чисто антропологической точки зрения, – зубы жёлтые, из носа волосы лезут, значит, курит, как паровоз».
– Да… Я просто смотрю, – помялась она.
– На кофе не надо смотреть, – мягко укорил её мужчина и изящным жестом указал на полки. – Кофе надо пробовать. Какой вас интересует?
«Тот, что подешевле», – ответила мысленно Касаткина, а вслух призналась:
– Я в нём не очень разбираюсь. Мы на кафедре вообще растворимый пьём чаще всего.
– Кощунство! – в шутку взвился мужчина. – Варварство у вас там на кафедре!
– Ну, мы изучаем варваров, – попыталась отшутиться Касаткина. – Коренные народы дальней Свири. Я присматриваю подарок.
– Для кого? – почесал нос незнакомец.
– Для нашего доцента, – кивнула решительно Светка. – Он этот кофе очень любит.
– Аха, – взвился мужчина. – Мой почитатель! Ему нравится конкретный купаж?
– Не знаю, – честно ответила Касаткина.
Мужчина, хмуря густые брови, вернее, одну сплошную бровь, призадумался.
– Собираем информацию дальше: какой у вашего доцента характер?
– А это важно? – Светку немного смутил вопрос.
– Крайне.
– Ну. Он ворчун. Требовательный, даже, местами, деспотичный. Пунктуальный. Всегда держит слово. Одиночка, отшельник, недотрога. – Принялась Светка перечислять качества Ильи, все, которые знала. – Но с теми, кого считает «своими» людьми, он очень заботлив и готов делиться всем, что имеет. А ещё он честный и прямолинейный. Правдоруб. И увлечённый исследователь.
– Достаточно, – взмахнул рукой продавец. – Кажется, я знаю, что вам подойдёт. – Он потянулся за киллограмовой пачкой. – Тёмная обжарка, мой новый сорт «Gravehound».
«Могильный пёс, – перевела в уме Светка с бёртенского, – ничего себе названьице!»
– Выращен на уединённом острове в Мирном океане, в другом полушарии планеты, – расхваливал кофе мужчина. – Я купил этот остров специально под плантацию, у него поистине уникальный климат. Идеальный для выращивания кофейных кустов!
– Эндемичный? – Светка вспомнила слово и решила блеснуть эрудицией перед, как она поняла после заявления о покупке острова, с хозяином заведения.
– Можт быть, – мужчина неуверенно зарылся рукой в волосы, – короче, это то, что ему понравится! Самый большой сюрприз в конкретно этом сорте даёт раскрытие вкуса. Вначале он может показаться излишне терпким, но в послевкусии чрезвычайно богат. Как раскрытый древний манускрипт! Так, первичные кремово-ореховые нотки сменяются приятной кислинкой, сходной с оттенком таёжных ягод…
– Три с половиной тысячи туберов за сто граммов, – прочитала удручённо Касаткина этикетку. – А… Нельзя взять в совсем маленьком объёме? Граммов тридцать, например.
– В развес мы не торгуем, – кажется, мужчина обиделся на Светкины слова, но Касаткина не поняла, почему.
– Жаль, – сообщила она, в свою очередь начиная сердиться то ли на скудность выданных командировочных, то ли на жадность этого пса сутулого, прости господи. – Тогда в другой раз. – И уже собралась на выход, когда хозяин магазина окликнул её:
– Колдунам и ведьмам большие скидки! И не говорите, что вы не знали!
– Колдунам? – переспросила Светка.
– Ну да. Вы ж колдунья? – он так посмотрел на Светку, будто пытался ей подсказать нечто очевидное.
– Я? – Касаткина ткнула себя пальцем.
– Разве здесь есть ещё кто-то кроме нас двоих? – насмешливо улыбнулся мужчина. – Я поставил заклинание-замок на вход для всех, кроме колдунов и ведьм. И вы очутились здесь, так что, – он неопределенно помотал руками. – Вывод очевиден.
– Заклинание? – Светка поправила очки и развернулась, почти забыв зачем пришла. – Самое настоящее взаправдашнее? Как с духами?
– Вот! – победно оскалился этот странный дёрганый тип. – Вы в курсе работы с духами. Значит всё ж-таки, колдунья? Я не ошибся?
– Шаманка! – мотнула косами Светка.
– Воу, – хмыкнул он. – Это что-то новенькое. И откуда вы такая? Я вас раньше не видел.
– Из Новосвирьска, – поделилась Светка.
– Корундину Володе привет передадите? – заговорщицки подмигнул хозяин магазина, будто Светка прямо должна была знать этого Володю Корундина как отца родного.
Та непонимающе повела плечом.
– Ну как же? – растопырил руки собеседник. – Посадских фамилия вам тоже ничего не говорит?
– Нет.
– Бесёновы, Кертилевы, Затевайкины?
– Увы, – повинилась Светка.
– М-да, – озадачился мужчина. – И меня вы тоже не знаете?
– Простите, пожалуйста, – сложила руки Светка. – А я должна, да?
– Вообще, да, – улыбнулся он. – Я персона в колдовском мире известная. А ваша фамилия как?
– Касаткина.
– Вот не слыхал, – мужчина снова нервно почесал нос. – Надо же. А я все рода и ведовские, и колдовские, знаю наперечёт. Это девичья фамилия?
– Да, – вспыхнула Светка.
– Ничоси! Новый род Новосвиря? Так давайте знакомиться, я – Вий Балясны, ну, то есть, главный колдун фактически всей страны, Валерий Берзарин! Фамилию вашу теперь знаю, а вот имя?
– Светла… – Светка уже трясла тёплую, жилистую, разрисованную черепами руку, – ...на.
– Очень приятно! Слушайте, а вы торопитесь? – Валерий оглянулся на дверь. – Можт, угостить вас кофе в честь такой встречи? Заодно познакомимся поближе. Редко когда увидишь новое лицо в нашем тесном кругу!
