Текст книги "Пламенеющие Небеса. Книга Вторая. По ту сторону Нерушимой (СИ)"
Автор книги: Астромерия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 45 страниц)
– Умно придумано, – похвалила Ниэни, прочитав из-за моего плеча надпись, и потрепала густую шерсть на холке белоснежного тигра. Поспорить с ней было невозможно, и я лишь вернула ошейник на место, понимая, каких трудов стоило Дорру пойти, как гордому и свободному вару, на подобный шаг. И какое место в жизни моего мохнатого спутника я занимала на самом деле…
========== Часть 2. Почти своя. Глава 1. Яд харра ==========
Плывущая по залу музыка, тихая, смеющиеся и общающиеся гости – нарядные дамы и солидные господа, танцевальные паузы, баллады и сказания, призванные развлекать гостей… И необыкновенно веселый и нарядный Тионий, снующий между собравшимися, которых неожиданно много – мне казалось, что приглашено на празднование по случаю его Дня Именин будет совсем немного людей, но собралось в итоге более трех десятков.
И взгляд отчего-то скользит к тонким чертам молодого девичьего лица, в обрамлении длинных черных волос, распущенных, собранных серебряным обручем. Когда-то давно мне доводилось видеть ее с подобной прической, тоже на балу – по случаю некоего оринэйского праздника, на который мы с отцом умудрились попасть. Тогда принцессе Алеандре было лет семь… С того дня миновало примерно четырнадцать лет и очень многое в Бартиандре изменилось – в частности, теперь она, наследница престола Оринэи, обучает моего сына магии, не имея возможности вернуться за Стену Науров из-за охоты на нее. И, харр раздери, меня эти обстоятельства даже радуют…
Отвлекаясь от общавшейся с Илардой и Элиа Фэрт девушки, уголки губ которой тронула едва заметная улыбка, я взглянул на Тио, что-то быстро и негромко обсуждавшего с Бэнджамином, внимательно его слушавшим. Самир искоса посматривал на Алеандру, согласно кивая. И, благодаря десятилетиям дружбы, я мог бы поклясться, что в глазах его мелькнули коварные искорки – подшучивать над людьми и принимать участие во всякого рода безобидных сюрпризах мой младший друг очень любил. Правда вот, в силу работы ему куда чаще приходилось устраивать совсем другие, куда более страшные сюрпризы. Фон мыслей обоих затенили чары Фэрта, кивнувшего Тио в последний раз и направившегося ко мне, покуда Тионий почему-то принялся что-то пояснять музыкантам.
«Все же согласился на мое предложение?» – мелькнула мысль.
– Желание услышать голос амари Алеандры, представляется мне, возобладало, сир? – едва заметно выгнулись в ехидной улыбке тонкие губы самира. – Иногда ваше коварство удивляет меня.
– Я не могу напрямую просить ее об этом, – рассказывать, чем вызван мой интерес к девушке, мне совершенно не хотелось. Да и что было рассказывать? Что она все сильнее, и особенно это стало проявлять себя с того дня, когда чародейка прильнула ко мне, умоляя дать ей надежду на то, что ее друг поправится, нравится мне? Да, она не осознавала в тот миг, что я это я, и все же вновь и вновь всплывали в памяти робкая виноватая улыбка и теплое хрупкое девичье тело в моих руках. Красивая, гордая, хладнокровная, и… В тот день она стала для меня беззащитной и робкой девочкой, нежной и хрупкой, словно цветок… И удивительно сильной духом. Последние подозрения на ее счет рассеивались с каждым новым днем пока еще не проявлявшего себя союза, единственным выражением которого было то, что мы старательно охраняли кронпринцессу Зеленого Королевства, а та, в свою очередь, выполняла условия Полуночных. Впрочем, Пиу сообщил мне в последний день Снеженя, три дня назад, что уже скоро, вероятнее всего, в следующем году, все изменится. И все действия станут на порядок решительнее… – Это будет выглядеть одновременно как приказ и как некоторая двусмысленность. – А я уже допустил двусмысленность в последний день Листопада, еще осенью, и… Мне впервые в жизни вернули подарок, и рука не поднималась, особенно после заявлений Бэна и Иларды, что я идиот и сам виноват, винить в этом Целительницу – я признавал за ней право подозревать меня в желании затащить ее этим самым подарком в постель, заставить так отрабатывать мою щедрость. Я, разумеется, подобных намерений не имел совершенно, но то, что мои действия могли выглядеть неоднозначно, не признать было невозможно.
– Уверен, она не откажет принцу в его просьбе, к тому же это послужит ее подарком. А я буду весьма рад помочь ей в его преподнесении… – в последний раз при мне он пел давно. Очень давно… Пожалуй, после появления в его жизни Элиа ему стало несколько не до песен. Но сейчас взгляд облаченного в многослойные одежды Бэнджамина, поправившего черный с зеленым – цвета дома Фэртов – камзол, стал необычайно серьезным. А в ушах, при полной недвижность его губ, зазвучало низкое: – Не заиграйся, Арэн, она не из тех, с кем стоит играть…
– Я не сомневаюсь в этом, – и вновь взгляд скользит по собравшимся разнаряженным гостям к девушке в весьма скромном черно-зеленом платье, почти без украшений, если не считать серег и браслета на тонком запястье. И отчего-то на фоне иных дам она кажется очень красивой. По-настоящему красивой.
– А сейчас, – неожиданно громко раздался голос Тиония. – Гранд-Мастер Фэрт и амари Алеандра, по моей просьбе, споют, на верхне-арракском, балладу Алеандры и Санджая. Попрошу всеобщего внимания. – Глаза оринэйки округлились, когда Фэрт подошел к ней, выразительно на нее глядя.
– Но… Ваше Высочество… – смущенно пробормотала она, пока разговоры стихали. Дамы, не так давно размышлявшие, что здесь делает такая дурнушка, с любопытством взирали на оринэйку.
– Я просил вас не преподносить мне никаких даров, амари. Пусть ваше пение станет моим подарком, – невинно отозвался Тио. – Прошу вас.
– Я не могу отказать, Ваше Высочество… – девушка глубоко вздохнула. – Я лишь прошу дать мне минутку… Мне нужно подготовиться, если позволите.
– Разумеется. Мы с большим интересом будем ожидать вас, – тут же, вполне охотно, согласился с ней сын.Девушка, все еще бледная, попросила принести ей воды, уже окончательно оказавшись в центре самого пристально внимания собравшихся дам и господ. Фэрт, бросив мимолетный взгляд на Элиа, украдкой стиснувшую кулачки, и чуть прищурившуся, что-то негромко спросил у оринэйки. То, что при всем радушии к последней между Фэртами в ее присутствии натягивалась какая-то недобрая струна, словно бы ревности и обид, мой дар ощущал уже давно, с того самого пресловутого вечера танцев в резиденции сестры, когда Алеандра и Бэн исполнили весьма горячий номер, в котором, однако, что-то отсутствовало, что-то мешало ему обрести живость… Некоей искры в том, как изгибались, плавно, мягко, два тела, все же не было.
И почему-то и тогда, и сейчас, даже более явно, кольнула при виде руки самира, коснувшейся девичьей кисти, и их полукивков, заменявших слова, какая-то игла ревности ли, или иного, нераспознаваемого мной чувства. Как и на празднике Проводов Зимы мне остро на миг захотелось, чтобы это в мою руку она вложила тонкую, красивую ладошку, чтобы мне была адресована ее робкая благодарная улыбка. Чтобы в головах дам высшего света мелькали мысли о том, почему Оринэйская в цветах моего дома… Тот факт, что, случайно ли, или нет, но она и правда оказалась одета в цвета семьи Фэрт, в отличии от Элиа, укутанной в зеленое с серебром, только сейчас был осознан мной, и игла этого ощущения стала тоньше и острее – почему она выбрала именно эти одежды? Это вкупе с ревностью Элиа, с тем, что пара, выбравшаяся в самый центр залы, готовая дать уже сигнал музыкантам, понимала друг друга так удивительно слаженно безо всяких слов, могло говорить о том, что их мнимая дружба по моему приказу, переросшая в настоящую дружбу, стала и чем-то более глубоким и сильным… И мои симпатии к оринэйке тогда никоим образом бы не были уместны. Вот только… Если она нравится Дамскому Угоднику, и он, несомненно, въелся в голову червь подозрений в моей неправоте, понимает, что я питаю интерес к ней, отчего тогда ему, другу детства, было бы не сказать мне, что женщина уже занята?
Все мысли, и радужные, и нет, вылетели из головы, когда в притихшей зале полилась чарующая мелодия флейт и арфы, и раздался тот же нежный, сильный голос, обволакивавший какой-то приятной пеленой добра и гармонии, что я слышал в тот день в Высоком Холме. Взгляд искрившихся как под Солнцем глаз был направлен отнюдь не на Бэнджамина, легко, неброско поддерживавшего девушку, но на Тиония, и губы тронула теплая, почти материнская нежная улыбка, и впервые за долгое время с того дня, как она догадалась о моем даре ослаб заслон ее мыслей, и удалось увидеть в них, что мальчик, по случаю Дня Именин которого она присутствовала сейчас здесь, занимал в ее сердце большое место, куда большее, чем подобало бы занимать ученику…
Голос самира, удивительно гармонично присоединившийся к ее пению, когда дошло до появления в истории далекого родича моих предков, и далекого предка династии Великого Марилуса Орина, звучал совершенно отлично от тех его шуточных и любовных песенок, что Дамский Угодник частенько распевал во время нашей бесшабашной, полной надежд и мечтаний юности. Ни залихватской бравады, ни игривости более не было в нем. Напротив, его наполняли серьезность, внутренняя мощь и сила, глубокая, истинная нежность, и какая-то смутно знакомая моему сердцу тайная, вросшая в душу и сердце тоска… Тоска эта, понимал и я, и кивнувшие мне Ладар и Иларда, тоже стояла здесь, не сводя засеребрившихся от слез глаз с высокого, статного, гибкого как виноградная лоза мужчины. Вот только мне-то тосковать так было, казалось бы, совершенно не по кому. Впрочем, возможно, именно это-то и рождало тоску… Что не для кого было бы мне подбирать те слова, что звучали сейчас в исполнении двух чистых голосов, читались во встрече черных, подобно мраку непроглядных пещер, и зеленых, словно чистая листва в самый светлый день, глаз. В том, как переплелись бледные и смуглые пальцы, как мелькнула и исчезла тонкая улыбка на почти по-самирски недвижном обычно лице. И все же, при всех шепотках, наполнивших залу, всех мыслях дам, что и впрямь нечисто дело между Гранд-Мастером и новой наставницей царевича, ревности, коловшей Элиа, стремившейся это скрыть, в этих взглядах и улыбках не было чего-то совсем неуловимого, но очень важного, что сделало бы балладу в сотни раз сильнее и проникновеннее.
– Очень красиво и гармонично, но любви нет, и это чувствуется, – заметила бабушка, незаметно успевшая подойти ко мне. – Дружба, симпатия, родственная любовь и понимание так и сквозят, но любви нет. Он на ее месте видит другую, и взгляд о том говорит, посмотри, украдкой скользит на Ли и обратно. А она… Кому-то слова эти предназначены, но, вижу я, она сама не понимает еще, для кого они. Но сердце девичье не обманешь, оно вперед ума чувствует… Завоевал кто-то ее сердце. – Почему-то лукаво посмотрела на меня Карса. – Вы, Ваше Величество, правильно поступили, такой голос молчать не должен.
– Императрица Карса, но…
– Я вырастила вас с самых первых лет вашей жизни, мой Император. Мне ли вас не знать, – еще лукавее улыбнулась женщина. – И, может статься, вам хотелось услышать пение, а девушке хотелось, чтобы его услышал тот, кому оно предназначено, пусть она и сама себя еще не понимает.
***
– Вы очаровательно пели, госпожа Алеандра, – воспользовавшись очередным туром танцев и тем, что Тионий, пригласив Илли, скользнул в число пар, я, наконец, уделив ряду гостей должное внимание, подсел к опустившейся на низкий диванчик девушке, с порозовевшими из-за негаданного выступления щеками, поспешившей сразу после завершения баллады уединиться. – Слушать ваш голос всегда большое наслаждение.
– Не думаю, сир. Я никогда не училась петь, – оринэйка торопливо поднялась, кланяясь, стоило мне сесть на противоположном конце диванчика. – Если бы не Гранд-Мастер Фэрт, я бы, пожалуй, не справилась…
– Не думаю, – улыбнулся я. – Мне доводилось слышать ваше пение, и оно очень радовало мой слух. Вы можете присесть, госпожа Алеандра.
– Мне будет неловко сидеть подле вас, мой повелитель, я предпочту…
– Я настоятельно прошу вас присесть, – волшебница, скромно подбирая юбки, присела на краешек диванчика, уставившись на мраморный пол. Чем вызвано подобное ее смущение, почти всегда охватывавшее девушку в моем обществе, я никак не мог понять. – Позвольте составить вам компанию, покуда гости заняты танцем. Как близкий друг нашей семьи, вы сегодня очень почетный гость.
– Для меня было неожиданностью приглашение принца Тиония, но мне очень приятно быть сегодня здесь, – взгляд впервые оторвался от пола и скользнул на меня, чуть в сторону от лица, с присущей ей скромностью. – Разумеется, сир, если вам угодно.
– Знаете, я всегда не любил подобные мероприятия, – отозвался я, украдкой взглянув на ее лицо, как оказалось, лишенное макияжа. – Балы бывают подчас невероятно тягостными и скучными. И кажутся бесконечными. Но отказать сыну в его желании устроить праздник я не мог – прошлый его День Именин прошел в мое отсутствие, – мы как раз именно тогда уехали на аудиенцию у науров. Ведь год минул…
– А я всегда любила праздники – они дают возможность увидеть многих друзей и знакомых, с которыми не всегда удается встретиться в обыденной жизни, – отозвалась принцесса союзного нам на протяжении веков королевства. В ее отношении ко мне удивительным образом смешивалась дружеская (как казалось, по меньшей мере) симпатия и странная робость. А мне в глубине души хотелось, чтобы симпатия эта была не столь дружеской. Несколько иной…
– А как вы находите сегодняшний бал?
– Принцесса Иларда проявила большие способности. Очень интересный и теплый праздник, я даже могла бы заметить, что он скорее дружеский, нежели формальный.
– Обычно устройство балов и приемов ложиться на Ее Высочество. Я не слишком хорошо разбираюсь в подобных вопросах и полностью доверяю ее решениям. Покуда мы получали лишь самые положительные отклики от наших гостей.
– У нас в семье балами и приемами занималась моя тетушка – отец всегда занимался множеством иных вопросов, а мама больше любила отдыхать на балах, а не устраивать их. Я же часто их посещала, но была скорее гостем, – губы тронула светлая искренняя улыбка и взгляд скользнул-таки на мое лицо. И почему-то на минуту вспомнился тот бал много лет назад, когда она была наравне со взрослыми гостями до глубокого вечера, и танцевала с Аландом, моим отцом и тем парнем, сыном тайного советника, коего позже я лично освободил из лап захватчиков. Чуть позднее я узнал, что он и стал ее женихом…
– Мне доводилось бывать на балах в Оринэе, они проходили очень тепло и весьма интересно, – кивнул я. – Мы бывали там с визитами, когда шли переговоры, и нам доводилось посетить и балы.
– Вы говорите об открытых балах, – оринэйка выждала небольшую паузу. – Но я больше любила весьма закрытые, подобные нынешнему, для узкого круга. Мы часто устраивали их приближенными к народным праздникам – с народными танцами, играми и песнями. Папа часто просил меня спеть, но чаще всего я заставляла его петь вместе со мной. Я была очень коварной дочерью…
– Народный стиль? – мне доводилось слышать о подобном, но увидеть такие праздники (в исполнении дворян) никогда не приходилось. – Это весьма любопытная идея, но мы никогда не устраивали подобных праздников… Пожалуй, я подам принцессе такую мысль, это могло бы быть интересно.
– Сир, я лишь упомянула о том, какие праздники случались в Оринэе… Что касается больших балов, мне доводилось бывать на них в трех странах, и они всегда были очень схожи.
– Оринэя…
– Рокканд и Империя. В Минауре балы не устраивали, только иногда вечера танцев для учеников Школы, под очень строгим надзором Наставников. Обычно я их и вовсе не посещала – они были ужасно скучными, я предпочитала воспользоваться одиночеством и почитать или погулять в парке при Школе.
– Мне довелось посетить множество балов в множестве стран, и, пожалуй… Самыми странными и необычными были сархарские. – Кивнул я.
– И что же в них показалось вам необычным, сир? Мне довелось посетить Сархар, но у нас были там иные цели. – Заинтересовалась принцесса, обернувшись с негаданной живостью ко мне.
– Вам ведь известно, что мужчины и женщины там не проводят праздники вместе, исключая некоторые? – улыбнулся я.
– Да, разумеется.
– На балах дамы собирались в одной зале, а мужчины – в другой. Для наших стран это необычно.
– Но мне приходилось слышать, – возразила девушка, – что там случаются и балы, где мужчины и женщины танцуют вместе…
– Это касается немногих Каоров, тех, кто отступает от традиций. Обычно же там весьма строгие правила… Нарушаются они только в отдельные дни свадебных ритуалов.
– Вам, наверное, довелось увидеть множество стран и обычаев, – улыбнулась еще светлее оринэйка. Мне порой удавалось разговорить ее и даже заставить улыбаться, словно она забывалась на какие-то минуты. Очень радовавшие меня минуты.
– Вы правы. К слову, мне всегда очень нравилось в Оринэе – ваши города были красивы, чисты, множество лугов и лесов. Особенно красивы были Ракверим и Ориус.
– Ориус именно что был, к сожалению. – В уголках глаз блеснули слезы. – Но многие считали странным, что в городе запрещены были более высокие здания, чем Храм и Дворец.
– Это придавало определенный шарм, – улыбнулся я. – Помнится, во дворце было три этажа.
– Мои покои были на третьем, в Восточном крыле. Совсем рядом с покоями отца. А напротив меня жила мама… Я часто убегала – под окном росли высокие деревья, и я, обычно с помощью лучшего друга, спускалась по ним в парк и удирала из дворца.
– И как же ваш отец реагировал на это?!
– Мне разрешали летом спать с открытыми окнами… – усмехнулась она. – Думаю, это может послужить ответом.
– Ему они нравились или он не знал? – поддел я, изучая взглядом черты ее лица.
– Они ему нравились… К слову, из всех городов, что я видела, меня очень восхитил Дариан, очень красивый город. Поверьте, я не пытаюсь польстить. Что же касается Сархара – мы были очень им восхищены, но у нас были иные цели – мы…
– Шли в Таунак, сколь мне известно. К слову, удивительный факт – в Сархаре мало последователей Алого Тигра, хотя он близок к Саммирсу, ставшему источником этой веры. И в Минауре, почти под носом науров, их куда больше.
– Ряд Каоров последовал этим путем, и этого достаточно, – невинно повела хрупкими плечами девушка. – Что касается науров, последователи есть не только среди смертных.
– Вы уверены? – холодок неприятно ущипнул спину.
– У меня очень красноречивая реакция на близость частичек Алого Тигра. В Наургане во время аудиенции она проявилась. Хотя хотелось бы, чтобы таковой не было – она очень болезненная. У моего друга, Дорра, она тоже есть, но выражена куда легче…
– Он вар… А ваш друг Файгарлон? У него ведь своеобразное видение магии!
– Не такое, как у меня. Он видит истинное поле самой Бартиандры, но Алый Тигр чужд ему. Скорее всего, это вызвано тем, что я Хранитель Оринэйских Стражей, а он обрел связь именно с Оринэей. – Улыбнулась девушка. – Поверьте, сир, Полуночным наурам я более склонна довериться.
– А как проходит ваше лечение? Я о проблемах с чарами самиров… – нам уже давно не случалось толком поговорить о деле, более того, контроль над этим вопросом Пиу с меня снял и возложил на Бэнджамина и самого Карру, и о том, как продвинулись их уроки, мне не было известно.
– Вице-Мастер Карру сообщил, что более ничего не сумеет сделать. Он очень длительное время и очень настойчиво, поверьте, расплетал сети. Я помню почти все.
– Возможно, вспомнится и остальное, – согласился я. – Граф Карру даже в Особом Отряде уникален своими способностями в области магии разума и подсознания.
– Мне довелось увидеть таких чародеев, в Рокканде, они занимались лекарским делом.
– И только? – немного скептично хмыкнул я.
– Они лечили и обучали одного человека.
– Принцессу Стунгу, верно? Мне доводилось слышать о ее болезни… – я действительно слышал о девушке, страдавшей расстройством ума.
– Она Особенная. – Кивнула Алеандра.
– Я слышал, они бывают талантливы и довольно умны?
– Стунга прекрасно считает, пишет картины. Охотно учится. Ее научили жить среди людей, но она очень доверчива и ей всегда нужен кто-то рядом… – ее усмешка стала немного горькой. – А еще она поразительно красива, – между тем заиграла новая мелодия, и я, поднявшись, протянул девушке руку.
– Позвольте пригласить вас на круг танца? – щеки порозовели, и теплая мягкая рука нерешительно легла в мою ладонь.
– Если вам угодно, сир, – смущенно выдохнула девушка, покуда я, вступив с ней в круг танцующих пар, помня, что она уже танцевала сегодня с Карру, Бэном и одним из учителей Тио, и танцевала прекрасно, приобнял тонкую талию. На миг захотелось прижать ее к себе чуть сильнее, но я понимал, что не стоит сейчас. Добиваться ее следует иначе… Заиграла тихая плавная мелодия, под которую мы начали круг. Девушка, с заалевшими щеками опуская взгляд, некоторое время молчала, словно прислушиваясь к музыке, и едва заметно улыбнулась:
– Знакомая мелодия, и очень красивая…
– Один из старейших танцев в Империи, традиционный, – улыбнулся я, наткнувшись на прищурившиеся глаза.
– У нас был такой же!
– Вполне возможно, заимствованный у Никтоварилианской…
– Не думаю, – во взгляде оринэйки мелькнула гневная искорка, в какой-то мере почти позабавившая меня. Но, не желая обижать девушку и спорить с ней, я лишь хмыкнул про себя, вслух озвучив:
– В таком случае он, верно, международный… – на этом мнении мы и сошлись, потихоньку продолжая круг. И, когда последние ноты стихли, я, отпуская партнершу, решил немного поозорничать, и, словно невзначай, провел рукой по ее бедру. Взгляд моментально похолодел, щеки залила еще более густая краска, и на лицо Алеандры, фон мыслей которой превратился в крайне смущенный, легла легкая тень.
– Я прошу извинить меня, мой Император, но у меня, к сожалению, кружится голова, мне, если позволите, лучше удалиться и немного отдохнуть… – с едва уловимыми стальными нотками в голосе произнесла она.
– Да, разумеется, – осознав, что немного заигрался, кивнул я. – Быть может, кому-нибудь стоит проводить вас?
– Нет, необходимости нет, – учтиво поклонилась волшебница, весьма достоверно изображая легкое недомогание. – Простите, сир… – откланявшись, высокая фигурка несколько спешно, но чинно растворилась среди остальных собравшихся, скользнув к Тионию и откланиваясь уже ему. О чем именно они говорили, я не слышал, но, пару минут спустя, проводив взглядом Карру, сопровождавшего чародейку, встретился глазами с укоризненно прищурившимся на миг Тио, тут же приветливо улыбнувшимся воркующей с племянником Иларде… Укоризненно-сердитые глаза мальчика еще острее показали мне, что вести себя подобным образом со скромной, неприступной, очень строго относившейся к своей чести девушкой не следовало, и я и вправду несколько перегнул палку. Сославшись на усталость и занятость, я покинул бальную залу, где как раз подавали второй десерт и напитки, под обещания Иларды после еще одного выступления факира и пары танцев закончит празднование, и направился, в окружении стражников и помощника, в свои комнаты. На втором этаже я ненадолго остановился, почему-то всматриваясь в освещенный магическими лампами коридор, словно ожидая, что откроется одна из дверей, и выпустит тонкое, хрупкое девичье тело, которое, вероятнее всего, сейчас жаловалось на меня вару и подруге, на то, какой я все же развратный и похотливый правитель. Эта мысль порядком позабавила и вызвала улыбку, и помощник недоуменно нахмурился.
– Сир?
– Принцесса Алеандра сказала мне во время танца пару интересных вещей, которые заставили меня задуматься, – молодой мужчина отвел взгляд, не решаясь возразить и задавать иные вопросы, и вместе со мной направился наверх, где и задержался, чтобы поработать в одном из общих кабинетов, получив мой приказ явиться утром, в давно установленное порядком дня время. Когда за камер-юнкером, расторопным застенчивым лопоухим парнем, братом того лучника из Высокого Холма, получившего место в городской гвардии, закрылась дверь опочивальни, взгляд упал на полуотрытые двери в кабинет. Работать не хотелось совершенно, и вечер праздного отдыха я вполне мог себе позволить, купаться при помощи слуг я давно отвык – собственно, мальчик помог мне только избавиться от роскошного парадного обмундирования, приготовил постель, забрал камзол, перевязь и меч, чтобы передать соответствующим слугам, и принес вечерний кофе с медовыми булочками. Просторная домашняя рубашка и такие же мягкие, удобные штаны не стесняли движений, из приоткрытой двери в купальную комнату тянуло тонким запахом то ли трав, то ли цветов, и глаза, стоило откинуться на подушки, против воли закрылись, а на пальцах скользнуло тепло девичьего тела. И травяной запах длинных, черных волос, чуть вьющихся, смешивался с ароматами в покоях.
«Да почему я об этом думаю?» – мелькнула в голове отрезвившая было на мгновение мысль, но рассеялась в совсем других. В воспоминаниях о ее покрасневших щеках и смущенной улыбке. В том, что впервые за долгие годы мне не хотелось получить от женщины просто то, чего хочет любой мужчина, мне хотелось, как-то пока еще смутно и неосознаваемо, другого. Мне хотелось, и первые искорки этого осознания пришли в ту самую ночь в моих покоях, стать ее спутником, чтобы она заняла пустовавшее в моей жизни место женщины, которая рядом.
И даже ее гнев и смятение заставляли улыбаться – этой реакции я и хотел, и в своем роде мой поступок был, хотя и перегнувшей палку, но прежде всего проверкой, как девушка поведет себя в таких условиях. Если бы она проявила радость и намерение развить этой ночью такое общение, это бы показало, что я ошибался на ее счет, и дама ничем не отличалась бы от моих фавориток и Лайнери. Если бы дала при всех пощечину или подняла скандал, сие служило бы признаком отсутствия такта, склочности, того, что она не погнушалась бы меня унизить при подданных, без оснований винить в домогательствах, что тоже не придавало бы ей плюсов. Как и сбеги оринэйка тут же, не постаравшись ретироваться тактично и приемлемо. Однако дочь Аланда поступила так, как и надежало в тот момент – нашла повод незаметно удалиться, не привлекая внимания к ситуации и к нам, и не пытаясь обличать меня в пороках. А я решил, что при случае непременно уверю ее, что все вышло случайно, и мне тоже неловко, чтобы не заставить теперь остерегаться.
Когда сладостное ощущение рассеялось, пришли уже другие, более серьезные мысли. О разговоре минувшим полуднем с Ладаром, поведавшим, что был отпущен Вилайр Буркадэ, поскольку Особый Отряд выявил, что на почтенного мага оказали влияние, что он находился под воздействием чужих чар, наложенных, вероятно, при поездке герцога на юг материка, и кем-то здесь приведенных в действие, превративших его на время в агрессивного и похотливого мужчину. Именно в этом состоянии маг сперва попытался принудить к близости оринэйскую принцессу, а затем напал на главу Особого Отряда, и свои поступки не мог контролировать. Расследование по делу Мэжрэ шло к концу, Вилайр, потерявший место, был отпущен и препровожден в Зибир, с лишением ряда привилегий и прав, а вот Куафи, признавшуюся в членстве в секте Внемлющих, в том, что это ее стараниями было осуществлено покушение на Целительницу, и что она пыталась неоднократно дискредитировать девушку или нас в ее глазах, ожидала уже вероятная казнь.
Буркадэ же был освобожден, ему даже предоставили в Четвертом Кольце дом, и предложили место в городской Гильдии Чародеев, и вели переговоры с его бывшей супругой о возможности восстановить брак. Только из соображений безопасности мужчине, пожелавшему увидеться с жертвой, чтобы, по его словам, объясниться, было строго запрещено приближаться на двести шагов к Алеандре, которая и вовсе о его освобождении не знала. Прошение о возвращении ему должности, разумеется, тоже приходилось отклонить – чары были сняты, по докладу Фэрта, но, тем не менее, проступок имел место быть, случай оказался резонансным, новый Председатель Совета Семи Вилайров был уже избран, и новые Вилайры вошли в его состав. Ладар же, в порядке срочного сообщения, предупредил меня о том, что такое положение вещей не устроило почтенного господина, и существовала вероятность того, что это дело еще получит свое продолжение.
Более того, даже Особому Отряду не удалось до конца распознать и распутать сложное переплетение нитей и чар, и, как сообщил Ладару Бэнджамин, существовала вероятность того, что последствия воздействия либо окажут свое самое непосредственное влияние на рассудок и разум Вилайра Буркадэ, либо придут вновь в действие сами чары, и побудят мужчину совершить новое, сходное деяние. Так или иначе, при всех принесенных извинениях и сожалениях, при том, что Дворец был готов предоставить господину новое жилье, место в гильдии магов, и было публично объявлено, что сам герцог Буркадэ лишь жертва обстоятельств, такое положение вещей и изменение в жизни не могло удовлетворять чародея полностью. И чего следовало ждать от оскорбленного, обманутого Вилайра, жизнь которого в преклонном уже возрасте разорвалась в клочья, нам предстояло понять, и принять предупреждающие меры.
Однако, как бы то ни было, я, Ладар, Бэнджамин и Карса, закулисно игравшая роль одного из моих советников, допустили в своих просчетах некоторые ошибки, когда сочли, что гнев и попытки мести со стороны господина Буркадэ обрушатся на принцессу Оринэи, невольно ставшую причиной его падения, и уже затем на тех, кого он мог счесть виновными в ситуации – на новых Вилайров, на избранного вместо него председателя Совета Семи, на меня, на Особый Отряд… Именно девушку гнев мага как раз-таки минул.
Десятого Наводня, так или иначе, в одном из общих кабинетов Третьего Этажа, отделанных в одинаковые коричневые и кремовые цвета, в виду того, что Янтарный Кабинет по моему приказу был на несколько дней закрыт для работы реставраторов над стенами и древней, еще первыми Императорами сотворенной мебели в виде кофейного столика, изукрашенного янтарным гербом династии, и книжных шкафов, восседали я, герцог Буркадэ, с самого дня своего освобождения старательно пытавшийся добиться встречи со мной, и мои помощники, скромно примостившиеся, с письменными принадлежностями наготове, у самой двери.
– Ваше Величество, – скромно опустив глаза, мужчина, возрастом годившийся мне в отцы, тяжело выдохнул, и потер лежавшие на коленях под бархатной робой мага руки. – Я понимаю, что прошу слишком о многом, после того, что произошло между мной и миледи Алеандрой. Я все еще хотел бы получить право встретиться с ней, разумеется, в присутствии стражи, и принести ей свои извинения за то, что совершил в тот день…
