Текст книги "Пламенеющие Небеса. Книга Вторая. По ту сторону Нерушимой (СИ)"
Автор книги: Астромерия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц)
– К делу, истинная леди. Я вынужден просить вас перейти к делу… – не поддался на его провокацию, не будучи в настроении обмениваться подшучиваниями, я.
***
Праздник начался ранним утром, практически на рассвете, и я оповестил старосту о своем решении присутствовать на праздновании весь день, к величайшему, но старательно скрываемому изумлению последнего. Самиры, пользуясь передышкой, практически полным составом сопровождали меня, как и свита и стражники из числа людей под руководством проверенного Алкира. И выполняя обязанности и одновременно наслаждаясь днем отдыха. Однако, когда взор упал на облаченную в скромное дорожное платье девушку с простой, без украшений, косой, в распахнутом плаще, подбитом мехом, у левой ноги которой застыла гордая фигура тигра, я несколько удивился, постаравшись не подать виду.
– Вы желаете присутствовать на празднике? – после обмена любезностями спросил все же я, поймав взор тигра.
– Мы узнали, что сегодня здесь проходит празднование Проводов Зимы, и не устояли перед возможностью провести его в окружении обычных людей, без пафоса и лести высшего общества. Я, если позволите, сир, не слишком высоко ценю последний…
– Неужели? – я бросил взгляд на оринэйку, невольно отмечая, что она говорит искренне, и что между нами вновь нашлась общая черта. – Уверяю вас, праздники в Великой Никтоварилианской Империи проходят весело и дружелюбно всегда…
– Чем менее человек желает выглядеть чинно в глазах других и показаться могущественнее, богаче, высокороднее, чем другие и чем он есть, тем более живым оказывается его сердце и он сам. Случилось так, что я и варсэ-тангу Дорр провели более года в окружении достаточно простых, самых обычных людей, и этот год поистине стал лучшим для меня. – Тонкая улыбка тронула губы, красные, – немного колдунья этим днем все же гримировалась. – Если вас смутит мое присутствие, мы… Постараемся держаться отдельно…
– Что вы, принцесса Алеандра. Для меня честь разделить отдых и веселье этого дня со столь очаровательной дамой и столь благородным варсэ-тангу, – теплая ладонь в моей руке, которую я коснулся губами и отпустил, вновь, как и за ужином, заставила теплую искорку мелькнуть где-то в душе. – Не могу не отметить, что разделяю ваши симпатии к простым людям и понимаю, почему вы благосклонны не ко всем представителям дворян.
– Я сожалею, что сказала вам столько неприятного. – Взгляд стал серьезным и уперся мне в глаза. – Простите мои слова, сир. Я не знаю, откуда пришли подобные условия, но, когда я увидела, как принимает вас ваш народ, и сейчас, я понимаю, что вы достойный муж. Подданные бессильны сделать что-то тому, кто надежно защищен и далек от них, но их сердца нельзя обмануть. Радость можно изобразить, но я умею видеть, когда она искренняя, и здесь я видела именно ее. Для меня честь сопровождать вас в этот день…
– Взаимно, принцесса Алеандра. – Короткий кивок с моей стороны и реверанс со стороны дамы, и мы отправились на деревенскую площадь, где уже собрались жители Высокого Холма, где уже открыла день традиционная ярмарка сладостей, игрушек и горячих, хмельных напитков, где уже вот-вот должны были начаться конкурсы и выступления… А в самом центре площади к вечеру должно было расчиститься место, на котором сожгут чучело из соломы и тряпок, символизирующее холод, зиму и трудности, на закате, и этим и завершался праздничный, ярмарочный день. Самиры, плотным кольцом окружая меня, понемногу откалывались на минуточку – покупая шали своим возлюбленным, женам или матерям, добротные, пуховые и теплые, очень красивые, кто-то заинтересовался работами деревенского кузнеца, кто-то – плотника, а кого-то больше привлекали мед, лепешки, булочки и пироги, конфеты и варенья, и зазвенели ссыпаемые в руки торговок столичными гостями монеты… К тому, что я, как и все, за исключением только того, что от меня оттесняли людей стражники, рассматривал товар, изредка осведомляясь о чем-то у торговцев, понемногу относительно привыкли, а меня заинтересовали политые медовым сиропом большие тонкие лепешки из пшеничной муки. Покуда помощник расплачивался и мы, сопровождаемые старостой, его женой и маленьким, десяти лет, внуком, отправились занимать свои места, я отметил, что даже большее любопытство, нежели я, вызвали другие лица. Дорр, будучи варом, был уже нерядовым явлением для привыкших к кровожадным варсэ-ками никтоварилианцев. А он, помимо этого, представлял собой диковинного зверя, тигра, которого простые сельчане раньше в глаза не видели – если только кому-то когда-то попалась картинка… Алеандра, заметившая интерес детишек и молодых жителей Высокого Холма – народ постарше любопытство пытался скрывать, – сделала не то, что на ее месте устроила бы какая-нибудь Самина или Байша, самая молодая из случившихся у меня фавориток, девица семнадцати с небольшим лет, да даже Лайнери, обладавшая на редкость несносным характером. Они устроили бы скандал и долго и картинно возмущались бы подобной наглости, но Алеандра терпеливо, улыбаясь, рассказывала о том, кто такой Дорр, уверяла в его доброте и веселом нраве, при поддержке самого тигра, которому подобное внимание явно льстило… Настороженные, чуть испуганные лица в ответ на дружелюбие и улыбки оринэйки понемногу расцветали. Выбравшись из окружившей их толпы, некоторые представители которой даже решились погладить вара, Алеандра и Дорр пробрались к нам, на удобные, обложенные мехом и подушками, скамейки, чуть в стороне от основных рядов, выстроенных для деревенских жителей, немного виновато озираясь.
– Простите, сир, мы несколько отстали, – робко заметила девушка. – Дорр вызвал большой интерес вчера, мы выходили прогуляться и посмотреть деревню. Я не думала, что он сегодня так заинтересует… ваших подданных.
– Вы, кажется, относитесь к детям с большой теплотой?
– Я очень люблю детей, мой Император. Они самые чистые и самые интересные люди в Бартиандре. И иногда задают вопросы, которые и взрослых ставят в тупик.
– У ваших детей будет очень хорошая мать. – Заметил я.
– Не уверена, что я когда-либо стану матерью, – последовал, покуда, с моего разрешения, начинались праздничные выступления и на небольшой помост перед рядами скамей вышли пожилые дамы в шерстяных платьях и пуховых шалях, распевавшие задорные народные песенки Империи, на фарсине и немного на наанаке, ответ. – Не всем желаниям и мечтам суждено сбываться, а у меня есть долг, смею напомнить. – Всем видом показывая, что обсуждать тему не намерена, поведала дама…
Песни, баллады, шутки, народные танцы, конкурс, в котором молодые парни и мальчишки-подростки старались достать со столба – кто длинными палками с крюками, кто лез на столб, некоторые пытались выстроить что-то вроде живой лестницы, – подарки и сладости, и их ужимки и попытки одолеть высоту забавляли даже искушенных гостей из столицы, то есть нас, а уж о жителях Высокого Холма и говорить не стоит… Новый конкурс начался следом за тем, как со столба снял последний подарок – большой пакет сладостей – Карру, по старинке забравшийся на столб, и никто из нас не удивился, что, добравшись до заветного мешка сладостей, самир выглядел довольным, словно голодная собака, которой дали кость. Карру на место-то вернуться не успел, как зашуршала первая бумажная обертка вокруг конфеты…
– Вице-мастер Карру, Ваше Благородие, не поделитесь ли вы с дамой парой ваших призов? – зазвенел слева женский голос. Я не удержался от искушения обернуться на хищно рассматривавшего сладость самира, поднявшего на девушку взгляд, в котором явственно просматривалась борьба страстной любви к сладкому и галантности, по которой он просто не мог не ответить на ее просьбу.
– Разумеется, – отправив-таки конфету в рот, Карру передал Алеандре горсть конфет, переложив еще одну в свой карман и завязав мешок. Я вернул взор к центру площади, где у мишени собирались, вокруг длинного лука, около пары десятков мужчин, от совсем молодых до убеленных сединами обладателей глубоких морщин.
– Высокий холм, – провозгласил ведущий события помощник старосты, высокий, жилистый юркий старичок-колдун, усиливавший магией свой голос, – славится своими охотниками – многие из нашей деревни стали даже имперскими охотниками, будучи самоучками. А ребята, которые попадают в войска, часто становятся лучниками и даже поважнее. И по старой традиции ежегодно наши мужчины и юноши показывают свое мастерство. Сегодня первый приз – сотня золотых монет и новый лук. За второе место… – следующими двумя призами оказался домашний скот, и первый лучник уже собрался поднять лук и натягивать тетиву, когда мне в голову, еще минуту назад и не собиравшемуся ни во что ввязываться, пришла шальная идея, и я склонился к сидевшему по правую от меня руку старосте, оповещая о ней… И несколько минут спустя к ряду лучников присоединился еще один, с очень приметным лицом, что вызвало большой ажиотаж и возбужденные перешептывания в народе.
– Ваше Величество, мы не смеем пытаться прежде вас, – посыпались поклоны и мне услужливо уступили дорогу. Все попытки урезонить людей ничего не дали, и действительно я оказался первым, кто целился, отрешаясь от окружающего и мысленно выстраивая связь, линию, как когда-то давно учили в школе, знакомя с основами военных ремесел. Я знал, что из меня вышел не самый хороший лучник, знал, что уже несколько лет даже не брал в руки стрелу, что без дара, приближавшего мишень, стоявшую в сотне широких шагов, уж точно и близко к центру мог не попасть, и все же, не слушая возгласы поддержки и не обращая внимания на впившиеся взгляды, отпустил тетиву. Стрела вошла в центральный широкий круг, но ощутимо ниже самой центральной точки, я потянулся за второй – по условиям соревнования, в первом «туре» было по две попытки, и взор скользнул на ряды спутников, трое из которых спустились со мной, охраняя и сейчас, а остальные наблюдали за выступлением, даже вар, казалось, по такому случаю ставший крупнее. Глаза перехватили взгляд засиявших в лучах Солнца изумрудных ободков, устремившийся от склоненной немного набок головы прямо на меня…
И в голову пришла еще одна, вероятно, не без участия осушенной ранее кружки медовухи, шальная мысль, показать свои таланты молодой даме. В которой было что-то интересное, цепляющее мое внимание и заставляющее изучать девушку, открывавшуюся каждую нашу редкую встречу все с новых граней и сторон, что-то, проявившее себя с самого начала, с момента ее появления в тронном зале, и усилившееся, когда я лучше увидел ее холодное, гордое и серьезное лицо и прямой, твердый взгляд. Я понимал, что Алеандра должна была быть неординарной личностью, чтобы добраться сюда при сложившихся обстоятельствах и уже для того, чтобы решиться на побег в неизвестность. Но во время занятий с Тионием, одно из которых я тайно посетил, что оставалось неизвестным ей, и за нашу поездку она показала и иные грани своей души – теплая улыбка детям, тактичность и мягкость, женственность, сочетавшаяся с хладнокровием, легкая прямолинейность и горделивость, слегка колючее подчас поведение, за которым скрывалась доброта и, понимал я, страх нового удара. Алеандра напомнила мне меня еще лет десять назад, только более мягкую, тактичную форму, с женскими чертами и очень красивой внешностью.
До ее признания наурами подобные мысли я гнал прочь, как только они возникали, а позже пришлось разрешать столкновение из-за первого условия, и я впервые в последние дни стал позволять им задержаться на несколько минут в голове, понимая, что раз ее признали Темнейшие, это было большим, весомым плюсом для оринэйки. Вновь прицеливаясь, уже старательнее, медленно и неторопливо выстраивая линию полета стрелы, и на сей раз не пользуясь никакими иными чарами, кроме протянутых незримых нитей, «приближавших» мишень, я отрешился от мыслей о том, ради кого затеял все это, и отпустил тетиву. Мелькнуло оперение и стальной наконечник врезался в древесину на дюйм выше первого, прямо в центр мишени. Послышались ликующие, робко поздравляющие возгласы, и я уступил остальным участникам конкурса.
Я подозревал, в глубине души, что именно так все и обернется, и поэтому не вызывался участвовать в соревнованиях: словно бы все обитатели Высокого Холма и соседних деревень окосели или разучились стрелять – двое седовласых мужей постарше ушли на скамьи для зрителей, а остальные попадали в лучшем случае где-то близко от края мишени, в худшем стрелы улетали мимо, в снежные сугробы и ледяную горку для детей. Попытки уверить деревенских мужиков, что они могут не стеснять свои умения и я не разгневаюсь, если они окажутся лучше, не дали ровно ничего, когда очередь уже дошла до последнего, длинноволосого парня в волчьем тулупе, с тонким шрамом на скуле и рассеченной бровью. Коротко усмехнувшись и покачав головой, глядя на ужимки своего молодого товарища, парня лет семнадцати, мужчина неторопливо прошествовал к луку, так же неторопливо, почти небрежно, взял стрелу. Я не успел и проследить за его движениями, когда со зрительских трибун послышался долгий, протяжный вздох, напоенный скрытым ожиданием чего-то дурного, опасениями и затаенными надеждами, словно половина зрителей разом затаила дыхание, и я, несколько недоумевая, перевел глаза на мишень. Стрела расщепила мою надвое, упираясь наконечником в наконечник пущенной мною. Парень с легким, уважительным вызовом взглянул на меня, выгибая бровь, и, не дождавшись реакции, прошел к мишени, вытаскивая из нее стрелы, вернулся на место, в полной тишине, и выпустил еще одну. Я слышал, как треснуло дерево, в которое врезалась и застряла, аккурат в центре, новая, хорошо заметная на пустой мишени стрела.
– Ваше Величество… – промямлил спустившийся бледный староста. – Ваше Величество, он парень молодой, глупость сделал, не серчайте, отец всенародный, на молодца. У него жена молодая, с дитем во чреве, брат младший, сироты они…
– Разве мужчина сделал что-то дурное, показав свои способности? – прервал я поток оправданий. – Конкурс создан для того, чтобы все могли себя проявить. Мы проведем второй тур и определим победителя. Выберите двоих из тех, кто не прошел в него, они займут второе и третье места.
– Как прикажете, отец-Император, – поспешил кланяться староста, едва ли веря, что я не спешу приказать казнить дерзкого наглеца, осмелившегося показать свою силу и «посрамить» мою. Второй тур тоже начинал я, на сей раз намереваясь не только показать, что я хороший стрелок, но и одолеть достойного противника, показавшего себя не только метким, но и смелым лучником – единственный из всех обитателей деревни, кто не побоялся оказаться лучше Императора, при наличии беременной жены и брата-сироты. Попыток в этом туре было четыре, и все мои стрелы оказались в центре. Первая же стрела, пущенная соперником, оказалась в самом центре, между моими. После его последнего выстрела сомнений в том, что молодой охотник-самоучка стреляет не хуже меня – и теперь на две сотни шагов, не оставалось, вот только праздничному веселью, смеху и хохоту на смену пришло напряжение. Краем глаза отметив ужас на лицах жителей деревни, особенно на лице поднявшейся со скамьи девушки с порядком округлившимся животом, с аккуратной простенькой косой, в шерстяной шали, я перевел взгляд на уставившегося на носки моих сапог мужчину и на старосту и пожилых судей, определявших в конкурсах для мужчин победителя.
– Уверен, ни у кого не возникает сомнений в том, что я заслуживаю почетного второго места, и первое следует присудить… – я осекся, вспомнив, что не знаю имени этого человека.
– Меня зовут Дэлжон Сапда, Ваше Величество, – стоило отдать должное выдержке мужчины, в мыслях которого мелькнуло легкое опасение за жену и будущее дитя, но он старался держать себя в руках и показать, что он не ждет и не боится наказания. – Если позволите.
– Дэлжон заслуживает первое место и первый приз. Поскольку я приказал отдать призы вашим соседям, прекрасно проявившим себя в первом туре, мне достаточно лишь возможности принять участие в вашем конкурсе и вашего внимания и поддержки. От имени династии Фамэ и правящего дома я жалую семье Дэлжона две тысячи золотых за смелость, и предлагаю вступить в ряды Личного Его Императорского Величества Почетного Дарианского полка лучников.
– Но, мой Император, опасаюсь, я не подхожу для подобной роли, – отрицательно покачал головой никтоварилианец. – Я сам учился стрельбе, и не отслужил в войсках, рекрутский набор миновал.
– Вас обучат, разумеется, – перебил я. – Мне показались заслуживающими признания и внимания ваши доблесть и смелость. Вы достойно проявили себя, превзошли соперника и будете вознаграждены… – я кожей ощущал чей-то долгий, впившийся в меня клещами взгляд. Не испуганный, как у остальных, не озадаченный или равнодушный, как у моей свиты и стражи. Скорее изучающий, слегка напряженный.
– При огромном уважении к Вам, сир, я не могу принять Ваше предложение. У меня супруга и младший брат, он едва закончил школу, я не могу их оставить… – отрицательно покачал головой мужчина.
– Ваша семья может переехать с вами, вы получите жилье. Ваш брат, если вы не выберете иной вариант, может стать помощником моего камер-юнкера. – Мужчина чуть заметно прищурился, обдумывая предложение, оглянулся на супругу и несколько напряженно кивнул.
– Если мой Император считает это уместным и оправданным, я с радостью и почтением принимаю предложение, – старательно изображая формальность момента, произнес он. В мыслях Дэлжона и его жены просматривалось множество эмоций, от радости до недоверия и попытки отыскать подвох в столь «щедром предложении».
После нескольких приказов, связанных с подготовкой к переезду семейства в столицу и получением лучником места в рекрутском наборе сомнения у обитателей деревни несколько развеялись, напряжение ослабло и праздник продолжился своим чередом. Еще пара состязаний для мужчин и подростков на ловкость и силу, с призами, подобными конфетам и шерстяным шалям, и нотка празднования чуть изменилась, сместившись в сторону девушек и женщин – при очередном конкурсе объявили, что свои певческие таланты могут продемонстрировать дамы, вызвалось несколько девушек. Когда за моей спиной зашуршал длинный подол и заскрипел снег, я был несколько удивлен. Алеандра, прошествовав к управляющему действом помощнику старосты, что-то обсудила с ним, обворожительно улыбаясь, и уже с этого места наблюдала за исполнявшими, по очереди, баллады, частушки и народные песни девушками и парой женщин постарше… И уже после того, как закончила выступление последняя из участниц, на помост выступила, едва заметно улыбаясь, оринэйка, и сообщила, что исполнит для почтенных зрителей две песни. Народную оринэйскую, посвященную дружбе, и балладу, посвященную истории любви (не Алеандры и Санджая, но тоже известной у них) на наанаке.
Зазвучавший мелодичный приятный голос заставил нас, чуть скептично отнесшихся к желанию девушки, обернуться на его обладательницу. Я уже очень давно не слышал подобного, чистого, насыщенного эмоциями, завораживающего пения, в котором с трудом узнавался обычный, немного тихий и иногда хрипловатый голос Целительницы. Давно… С той поры еще, когда мама, обладавшая прекрасным слухом, пела колыбельные мне и позднее Иларде или радовала на семейных ужинах и праздниках династию Фамэ своими излюбленными дуконскими и найтренскими балладами. Только сейчас, когда мы лично услышали ее голос, стало понятным, почему так часто в отчетах о ее поведении, до сих пор поступавших Бенджамину и изредка мне, фигурировало, что обычно дама, коротая время, именно что пела (и сие служило, по сей день, ее едва ли не самым выдающимся поведением).
Едва девушка закончила исполнение, раздались хлопки и одобрительные возгласы, сопутствовавшие многим участницам – и, стоит отметить, не без оснований, девушки явно старались. Бледные щеки залила краска и девушка поспешила вернуться на место, объявив, что как соревновавшуюся ее не следует рассматривать, и, подобрав подол, уселась на скамью, явно несколько смущенная подобным вниманием.
Еще сильнее она залилась краской, когда ведущий праздника объявил, что по традиции в этот день чествуют тех, кто за минувший год вступил в брак, проводят особенный ритуал первого года счастья молодой семьи, одаривают оную и прославляют. В Высоком Холме, как оказалось, в прошлом году семейных пары сложилось две, совсем еще молодые парень и девушка, румяная, с чуть округлившимся животиком, и зрелые мужчина и женщина, в волосах которых пробилась седина.
– У нас присутствуют и гости из других деревень, – заметил помощник старосты, когда молодожены вышли на площадь. – И мы приглашаем сюда тех, кто так же с прошлого Капеня вступил в брак и венчался в минувшем году, дабы мы могли вознести молитвы Барле о вашем счастье и поздравить вас со столь радостным событием… – среди гостей праздника то ли не нашлось таких семей, то ли не хватило кому-то решимости, но я краем глаза уловил движение и обернулся к тянувшему девушку за полу плаща вару, мотавшему огромной мохнатой головой.
– Дорр, прошло уже больше года, – зашипела багровая оринэйка, отчаянно стараясь благообразно выглядеть и одновременно отобрать край своей одежды. – Дорр, это вообще-то о настоящих браках, отпусти меня…
– У нас тоже брак, между прочим, духовный, и года еще не прошло. – Невозмутимо проурчал тигр, вынудив Алеандру подняться и вновь прошествовать на площадь, под изумленными взорами гостей праздника.
– Духовный брак, заключенный в обители канков, – начал вар, отпустив испепелявшую его взглядом Целительницу, – признается высшей формой духовного единения, даже у разных народов, и рождает нерушимую связь. Менее года назад, в Капень, я и моя очаровательная спутница, повинуясь воле канков, чей мудрый совет был необходим нам, вступили в духовный брак. – Дочь Последнего Короля Оринэи выглядела так, словно вот сейчас собиралась хорошенько огреть болтливого добродушного разумного зверя по голове дубинкой. – И я хотел бы поделиться своей радостью со всеми, кто присутствует здесь. Разумеется, мы не можем принять подарки, ибо наш брак не является браком в полном смысле этого слова, и, более того, мы не можем забрать то, что вы нажили общим тяжелым трудом, но просим позволить нам принять участие в ритуале…
– В таком случае, мы просим вас представиться, и, как и наши дорогие соседи, рассказать нам вашу историю, – зеленые глаза, обычно изумрудного оттенка, приобрели болотный цвет и тонкие губы изогнулись в зловещую линию, а пальцы впились в густую шерсть.
– Меня зовут Дорр, я жил в Иринэйских лесах в Оринэе, со своей стаей. И однажды к нашей стае за помощью обратилась…
– Я. Меня зовут Алеандра, – за спокойным дружелюбным тоном только мой дар читать мысли уловил злой сарказм и угрозу в адрес тигра. На скамьях воцарилась вместо смеха и шепотков ошарашенная, напряженная тишина. Имя «Алеандра» было огромной редкостью в Бартиандре, и, вероятно, в чьи-то головы пришло осознание того, кто именно выступил сейчас вперед. – Я обратилась к стае Дорра в поисках приюта и помощи, и сложилось так, что в земли своей стаи меня провел именно он. С того дня нам пришлось пройти, выполняя важную задачу, о которой, к сожалению, я не могу рассказать, ибо рассказ окажется слишком долгим, немало дорог, и довелось почти не расставаться. В Рантии мы обратились за советом к канкам, и, следуя их условию, позволили им «обвенчать» нас по их обычаю. Нам пришлось пережить много и до того дня, и после него, были и ссоры, и когда мы только встретились, Дорр часто обещал съесть меня, и к его шуткам я привыкла не сразу, но мы стали лучшими друзьями и между нами действительно воцарилась прочная связь, – пальцы, чуть заметно дрогнув, провели по шерсти тигра, и я вдруг поймал себя на мысли, что слежу, невольно, за движениями ее руки, вчитываясь в теплые воспоминания о ее дружбе с «супругом», и почему-то кольнуло иголкой то, с каким теплом на долю мгновения она взглянула на вара. – Конечно, браком в полном смысле это не является, но я очень ценю нашу дружбу и горжусь тем, что моим спутником, верным защитником и помощником стал такой дружелюбный, справедливый, смелый и умный вар.
– За прошедший год моя подруга очень изменилась. – Подхватил последний. – Когда мы только познакомились, она многого не знала и только училась многим вещам. Но я счастлив, что мне выпала честь сопровождать в жизненном пути столь благородную девушку, с большим сердцем, прекрасным даром, острым умом и по-варьему горделивой честью. Алеандра Целитель, и я видел, как она самоотверженно сражалась за жизнь людей с их болезнями и ранами, как она переживает за каждого, кому помогает. Видел ее слезы и слышал ее смех. И желаю, чтобы каждая семейная пара, которая присутствует здесь, и которая еще только родится в вашем чудесном поселении, становилась только крепче от каждой радости и каждой беды.
– Даже там, откуда мы пришли, дружба между варом и человеком – редкость, и я желаю каждому найти такого друга, как Дорр. Друга, который останется рядом, даже когда все летит в бездну, друга, которому можно будет доверить все, и быть уверенным, что он не выдаст тайны и поможет, друга, с которым минуты веселья станут в сотни раз ярче, и которого с гордостью можно будет назвать таковым. Сегодня я не хотела выходить сюда, – я не мог понять, что в ее вдруг изменившемся облике, в плавных движениях, в улыбке, в засиявших глазах приковывало взор, и почему рождалось внутри что-то теплое и я почти завидовал вару, слушая ее слова. – Но не смогла отказать своему духовному супругу и прошу позволить нам принять участие в ритуале.
Разрешение им было дано и вскоре три пары сидели у большого костра, соприкасаясь ладонями, или, в случае оринэйки и ее друга, ладонь девушки лежала на носу вара, и Жрец Барлы, из Высокого Холма, обходил их по кругу, читая молитву, которой вторил хор шести голосов. Гирлянды из засушенных цветов сапра, речного цветка, вроде кувшинки, с широкими длинными листьями, служившего в Империи символом счастья и цветком Богини, серебристая краска, оставившая узоры на щеках девушек – маленькие луны, символ женственности. Когда палец с острым ноготком чертил на лбу Дорра, на густой белой шерсти, изображение Солнца, алой краской, мне в какое-то мгновение неуловимо захотелось, и я изгнал саму эту мысль, оказаться на его месте, чтобы этот узор был нарисован на моем челе. Поклонившись друг другу и семь раз обойдя против часовой стрелке костер, бок о бок, гости из-за Стены Науров вернулись, тихонько переговариваясь, на свои места, отказавшись от подарков и приняв благословения, и праздник пошел своей чередой…
После показа местными умелицами своих рукоделий – полотенца, скатерти, рубахи, – последовали всеобщие пляски, с народными танцами Круга Тьмы и особенно самой Империи, новая порция угощений, от наваристых похлебок и тушенных овощей до сладких лепешек и меда, вторая часть ярмарки, оказавшейся удивительно привлекательной для самиров, и торжественно сожженное на закате чучело. Несколько раз я, угощаясь в кругу стражи и старосты Высокого Холма медовухой и лепешками, ощущал на себе короткие взгляды, отличавшиеся от заинтересованных, бросаемых искоса зеваками. Словно кто-то чего-то ожидал от меня, не с дурными намерениями, а едва ли не с надеждой… Промчавшийся день остался позади, кто и чего ждал, я так и не понял, и, осознавая, что нам уже утром выдвигаться в путь, сразу после того, как чучело обратилось в пепел, отправился в таверну, дав добро самирам, не дежурившим этими вечером и ночью, еще немного расслабиться – не в последнюю очередь в силу того, что они и после пятой-шестой кружки медовухи не хмелели нисколько. Сопровождавшая меня свита в большинстве своем пожелала остаться, я, отпустив старосту, с трудом осознававшего, с кем он осушил чуть раньше пару кружек, не желавшего поверить, что и впрямь Император проявил такое панибратство, остался один и взялся за ответное письмо Тионию, твердо решив по случаю праздника взять выходной – тем паче что в столице меня ждали-таки отнюдь не праздные денечки, после длительного отсутствия.
Хмель несколько отпустил и уступил место болям в спине, ранее не ощущавшимся и беспокоившим меня уже не первый десяток лет. Пожалев, что не вызвал с собой лекаря, и сообразив, что местный лекарь явно навеселе по случаю праздника, я постарался проигнорировать нараставшую все сильнее боль, и тут в уже не столь охмеленных мыслях промчалось, что вообще-то с нами едет Целитель и она вполне могла меня осмотреть, хотя бы утром, перед тем, как мне садиться в седло на полдня. Конечно, любой самир мог бы сделать массаж и натереть больное место обезболивающей мазью, всегда имевшейся у Особого Отряда при себе, но мне почему-то казалась, из-за медовухи ли или нет, более заманчивой идея пригласить именно Алеандру…
Самиры попались на посту крайне исполнительные, и когда я озвучил им, что хотел бы увидеть миледи Алеандру как Целителя, когда она сможет заглянуть ко мне, восприняли сие как прямой приказ вызвать оринэйку незамедлительно.
– Вы желали видеть меня, сир? – появившись в незапертой двери второй комнаты, после короткого стука, тихо спросила Алеандра. Я, навешивая снятую ко сну рубаху на спинку стула, с легким удивлением оглянулся на девушку.
– Принцесса Алеандра? Я, признаться, не ожидал, что вы столь быстро… откликнитесь на мое приглашение… – взгляд вновь скользнул на оринэйку, чуть пристальнее, и отметил распущенные черные прямые волосы, до середины спины, падавшие на плечи и грудь. Обычно появлялась волшебница на людях исключительно с косой, и я впервые с ее детства, когда мне довелось посетить школу магии, в Минауре, увидел ее с распущенными волосами, совершенно преображавшими скромный облик девушки.
– Но Мастер… простите, сир, я не запомнила его имени, сообщил, что вы пожелали пригласить меня немедленно, – напряженный взгляд метнулся по расстеленной кровати, по рубахе на спинке стула, по гостиной, в которой мирно спал отпущенный мной до утра слуга, игравший в поездках роль камер-юнкера, и чародейка судорожно сглотнула.
– Опасаюсь, он оказался несколько более исполнительным, чем это требовалось. – Коротко усмехнулся я. – Я просил вас зайти, миледи, когда у вас появилась бы такая возможность. Вероятно, представители Особого Отряда сочли, что я отдал несколько иной приказ.
– Что-то произошло? – взгляд вновь напряженно скользнул по углам комнаты. Я, понимая, что стоять спиной к собеседнице несколько неуместно, обернулся, радуясь, что не успел раздеться до конца. В противном бы случае ситуация рисковала оказаться еще более двусмысленной.
