Текст книги "Пламенеющие Небеса. Книга Вторая. По ту сторону Нерушимой (СИ)"
Автор книги: Астромерия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 45 страниц)
– Я оставлю на потом, – я занялась салатом, стараясь не смотреть на соседнее блюдо, и кивнула собеседнику. – За всем этим, я понимаю, стоит не она, и мне страшно – сейчас это просто слова, но они не могут не понимать, что постановка никудышная и уже провалилась. И что они готовят… И кто за этим стоит…
– Кто бы ни стоял, концы он прячет виртуозно, и тем самым себя выдает, – глава Особого Отряда больше интересовался, казалось, лапшой, которую обильно под мои округлившиеся глаза полил вареньем вместо соуса, нежели разговором. – А что они готовят… Ал, это не твоя забота, поверь, с твоей головы не упадет ни волоска, мы недаром едим свой хлеб. Тебе же советую побывать послезавтра на встрече глав Рокканда и Великой Никтоварилианской Империи – прямо в зале они ровно ничего не предпримут, как ты понимаешь, но тебе представится прекрасный шанс лицезреть почтенного господина лично. Аудиенция назначена на четырнадцать часов, через час после полудня, как раз после ваших занятий, и даже будет время приобрести подобающий облик, у вас теория, короткие часы…
– Как ты только все помнишь, – беззлобно проворчала я, когда теплая рука накрыла мою кисть, и я заглянула в глубокие темные глаза. – Он ведь меня не выдаст… Правда не выдаст?
– Ты хорошо себя чувствуешь? Кто может тебя выдать? Вернее, был один вариант, обменять тебя на еще более необходимое, то есть Зеленую Страну, но он неприемлем для партнеров.
– То есть он просил меня… отдать обратно домой? – сглотнула я, невольно вцепившись в тонкую кисть, и судорожно сдерживая слезы. – Мне страшно… – внезапно сорвалось с губ и Бенни с легким удивлением взглянул на меня.
– Страшно? Ал, чего ты боишься? – нахмурился он. – Поверь мне, это не только не в твоих, но и не в наших интересах…
– Я знаю, на что они способны, и не могу представить, на что они пойдут ради того, чтобы избавиться от меня. Я – это союз. Живой. Она пыталась отговорить, чтобы я не доверилась своему партнеру, но я понимаю, что он не только ответственный и серьезный человек, но и редчайше благородная личность. Если они еще не поняли, что союз уже заключен и крепнет, то скоро поймут, и вот тогда меня уже не будут отговаривать.
– А мы, как ты считаешь, на службе спим? – уточнил Бенджамин, чуть крепче стискивая мою руку. – Все это понимают и сам… дал мне поручение. Этот союз, возможно, один из шансов остановить то, что происходит. Мы сожалеем лишь о том, что ты появилась здесь так поздно, но раз ты уже здесь – вернешься туда только в одном случае, и до него еще очень далеко.
– Я даже не знаю, сколько мне еще придется просто ждать, но эта неизвестность выматывает… Возможно, я принесла бы больше пользы, оказавшись втянута в происходящее, в какой-то мере я уже в нем участвую.
– Полуночные покровители решили, что пока так будет надежнее – как видишь, ты даже так остаешься для них лакомой мишенью. И я убедительно тебя прошу не паниковать и не думать глупостей – я лично этим занимаюсь.
– Почему-то я хочу тебе верить, – улыбнулась я, вспомнив, что так и держу его руку в своей и смущенно ее отпуская. – Думаю, на встрече великих я появлюсь… – я пригубила вино, пытаясь скрыть румянец на щеках и опуская голову в тень. Бенджамин, отложив приборы и опустевшую тарелку из-под лапши, поклонился, тактично поведав мне на фаргаре же, что вынужден на пару минут откланяться и вскоре вернется ко мне. Когда жилистая фигура, затянутая в черное, скрылась среди столиков в полумраке, я ощутила на себе множество пристальных изучающих взглядов на каменных лицах, и, делая вид, что не замечаю, как самиры изучают пришельца-человека, перевела взор на наш столик. Червь все так же методично пожирал листы и ягоды, не делая попыток покинуть поднос, и я, скривившись мысленно и вознеся ругательства самирской кухне, взялась за нож и мясную вилку. Когда я сделала первый надрез, задаваясь вопросом, вкусно ли это, и насколько безопасно для здоровья поедать живого червя, мне показалось, что ближайший ко мне самир, на вид мужчина лет сорока, в красивом алом кафтане с золотой тесьмой, нахмурился, но лицо его не поменяло выражение и я уверенно продолжила свое дело… Вкус чем-то напоминал плохо прожаренное мясо, которое мне пару раз пришлось отведать в шайке Фэрна – разве что мягкое, в отличии от дичи, но в целом оказался довольно-таки терпимым, а слизь, вытекавшая из разрезанного туловища, и вовсе оказалась вкусной, но довольно-таки терпкой, и я даже подумала, что ожидала куда более страшного. Я успела съесть почти половину червяка, когда все та же работница выросла у моего столика в компании мужчины в черном кафтане с зелеными вставками на полах. Глаза обоих округлились совершенно неподобающе самирам и в воздухе наперебой зазвенели два возмущенных, очевидно – по меньшей мере, мне так подумалось, голоса, что-то мне вещавших на совершенно незнакомом языке, мелодично и сердито. Девушка, сорвавшись, принялась указывать мне на нож и на мой обед, гневно сверкая глазами и заметно побледнев. Я хотела было ответить, что не очень их понимаю, и попросить говорить на наанаке, но к горлу подкатил комок тошноты, который мне удалось удержать с трудом, и перед глазами поплыли черные круги, перемежавшиеся багровой пеленой… Сквозь туман которой я различила смутно знакомый силуэт в черном, затараторивший что-то на самирском же, и ощутила, как меня с силой поднимают со стула две узких и крепких руки.
Спазмы разрывали горло мучительным огнем, в ушах так и стояли рассерженные голоса, силы стремительно улетучились, и я поневоле крепко обняла за шею того, кто тащил меня среди столиков, по ступенькам и куда-то по залитым тьмой улочкам. Свежий прохладный по ночному времени воздух вдохнул новые силы, более того, слабо повеяло магией, растворявшейся в моей крови, и к моменту, когда меня усадили в одном из малых скверов, растворявшихся среди улочек центральных трех Колец Дариана, на каменную скамью у разгонявшего темноту масляного фонаря, тошнота отступила, уступая место слабому головокружению и страшной растерянности.
– Алеандра, – жестко произнес над ухом знакомый голос молодого дворянина, и на плечо легла тяжелая рука. – Объясни мне, зачем ты это сделала?
– Сделала что? Я заказала это… блюдо, ну и стала его есть. Вкус даже был нормальным…
– Бугада – это слизь, которую выделяет червь, и покрытые ей кусочки овощей, а не сам червь. Он вообще несъедобный и когда мы вернемся во дворец, я пришлю лекаря. Ты отравилась и довольно сильно. – Самир поджал губы, что у него было признаком страшного раздражения, и сел рядом. – Ты хоть понимаешь, насколько это было опасно для тебя же самой?!
– А что мне сказали работники ресторана? – выдавила я, несчастными глазами рассматривая друга. – Они казались сердитыми.
– Ну если уж они человеку показались сердитыми, ты представь, каковы они были по самирским меркам, – вздохнул Бенджамин. – Они высказали в твой адрес много нелестного и требовали возместить убытки. Один такой червь стоит десять тысяч золотых червонцев, это как роккандский золотой гарлот.
– Но черви же могут регенерировать, – вздохнула я.
– Эти – нет, это особый, несколько магический вид червя, выведенный в Саммирсе. Восстановиться он не сможет, он умер, поскольку из него вытекла вся слизь, а жизнь поддерживает именно она, разводят таких червячков всего несколько ферм на нашей исторической родине. Так что с тебя потребовали пятнадцать тысяч червонцев.
– Это сколько же моих жалований, – тьма скрыла то, насколько мне стало дурно, и я попыталась не выдать своих эмоций, но Бенджамин, присев рядом, мягко приобнял меня за плечи и заглянул в глаза.
– Ладно, прости, нелепая шутка. Чек будет на мое имя, и я оплачу штраф. Я объяснил, что ты просто не знала особенностей кухни, думаю, тебя простят. Как ты? Идти сможешь?
– Не уверена, – тошнота вновь подкатила к горлу, вместе с осознанием собственной вины – а я была виновата перед самиром, учитывая, что я сотворила, сама того не желая, заставив друга оплачивать мой проступок. Бенджамин крякнул, помогая мне подняться и тяжело опереться на его мускулистую руку, вторая рука мужчины бережно обвила мою талию.
– Если голова закружится, скажи, понесу тебя на руках, как в старых романтических легендах, – улыбнулся он самыми уголками губ, и мои губы против воли растянулись в ответной улыбке. Шутка в этой ситуации придала сил даже на то, чтобы сделать добрые полсотни уверенных шагов… А вот потом силы вновь отказали и я бы упала, если бы не подхватившие меня руки, теплые, нежные, невесомо коснувшиеся тела. До кареты меня и впрямь донесли, как и потом, уже во дворце, по широким коридорам, лестнице и вновь коридорам. Встреченные нами дамы, в вечерних туалетах, сплетничавшие и прогуливавшиеся, возбужденно переговаривались, и на свет уже рождалась новая сплетня – как же, принцесса Алеандра и герцог Фэрт в отношениях, такое событие не могло оставаться незамеченным. Мужчины же отнеслись куда более скептично, фыркая и отворачиваясь для виду, но все же бросая взгляды нам вслед. Отпустили меня уже в гостиной, на поруки сонной Ниэни, страшно переполошившейся, когда самир рассказал ей о случившемся в ресторане и о том, что нам в ближайшее время теперь лучше там не появляться, прежде чем оставить нас наедине…
Впрочем, порошки, которыми меня заботливо поила сестренка, до самого появления заспанного лекаря, подействовали, вкупе со стараниями спасителя, только глубокой ночью, когда рвота уже угрожала стать кровавой и я с трудом добиралась от уборной до кресла. Ниэни, уверившись, что мне стало лучше, отпустила лекаря и улеглась, прикрывшись тонким пледом, на диване, оставив меня с чашкой несладкого чая в руках и страшной слабостью во всем теле размышлять о словах самира. Он понял, что я хотела передать через Элиа, уловил мои намеки, и уверял, что мне ничего не грозит. Побывать на подписании соглашений я решилась – хотелось увидеть Карлона лично, почему-то, более того – убедиться своими глазами, что мои страхи лишены почвы и мне на самом деле нечего опасаться… Мелькнула и совсем иная мысль – вспомнились ощущения от прикосновений крепких, сильных рук, удивительно нежных и теплых. Даже в одном только взгляде темных, жуковых глаз было что-то теплое и душевное, что наполняло уютом и покоем. Была удивительная легкость общения, когда ушла первая скованность и исчезло взаимное недоверие. Нашлось множество общих интересов… И наши отношения все сильнее стали напоминать мне, по мере все более близкого знакомства, другие, с Алкиром, оставленные наконец-то душой и мыслями в прошлом.
Бенджамин был удивительно добрым, при всей строгой, жесткой циничности, откликался на все мои просьбы о помощи, ни отказал ни разу, в чем бы то ни было, становясь для меня за удивительно короткое время добрым и надежным другом, как некогда Дорр. Вот только в Дорра я не была влюблена, а в Алкира – тогда, когда мы еще были вместе, когда еще не было предательства, когда я не знала об изменах, не знала о том, что мне подписан страшный приговор – да. И чем сильнее напоминала эта теплая, уютная дружба те прошлые отношения, то короткое, оказавшееся одной большой ложью счастье, тем чаще витала в голове мысль, что между нами не дружба, а нечто куда более серьезное. По меньшей мере, с моей стороны.
Этой мысли мешала лишь одна, и в ту ночь пришедшая в голову среди вороха всех других размышлений, о совсем других глазах, более светлых, всегда чуть прищуренных, глубоких и затягивающих, об искаженном следами когтей харра вытянутом лице, теплой руке с одним-единственным скромным кольцом, всего пару раз коснувшейся меня, совсем другой улыбке. Эту улыбку, скупую, всегда задумчиво-отрешенную, я видела гораздо реже, чем движение губ самира, служившее его улыбкой, но почему-то именно она всякий раз, когда появлялась на тонких губах, запоминалась, отпечатываясь на самых глубоких слоях памяти. Дорр до сих пор подшучивал над тем, что именно его ошибки так меня задевали, неспроста, и всякий раз я неизменно огрызалась, обещая обрушить на вара страшные кары, но время шло, оставляя и оттачивая воспоминания о редких, мимолетных минутах неделового общения, о том дне, когда я шипела гневные тирады, даром что не ткнув пальцем мужчину, превосходившего меня по всем меркам раза в два-три, на что он отозвался удивительно терпеливо, снисходительно, сделав вид, что слов, служивших подчас поводом к войне, не прозвучало… Между нами мелькало немало общего, рассеиваясь в хлопотах дней и иных заботах, в том, что шанс побеседовать о делах нам выпадал редко, а уж просто пообщаться, оторвавшись от титулов, практически никогда…
И все же даже такое, поверхностное знакомство с каждым новым событием и днем все больше раскрывало моего покровителя и союзника как человека исключительно благородного, делового, серьезного и взвешенного. Взвешенности и терпеливости не хватало мне, слишком прямолинейной и порой слишком импульсивной, в какой-то мере я почти завидовала временному правителю, понимая, что мне и самой надлежало учиться быть таковой: такой же сдержанной, хладнокровной, как владыка Темной Империи. Разве что чуточку более тактичной в быту, в отрыве от тонкостей политики и дипломатии, впрочем, даже такая неуклюжесть в общении придавала Императору Арэну Второму что-то живое, даже житейское, что-то простое и настоящее, особенно ярко проявившее себя на Празднике Проводов Зимы. Ну какой бы еще правитель стал бы пить эль и медовуху с обычными сельскими мужиками так вот просто, по-народному, без шума, лоска и ощетинивших оружие стражников? Разве что всего один из тех, кого мне довелось увидеть на жизненном пути не только из правителей, но и дворян – Фэрн был не в счет, как и Фэйзер, один с малолетства оказался среди разбойников и повстанцев, второй же был просто истинным воякой, немного солдафоном, – пропавший безвестно последний правитель Королевства Оринэя Аланд Девятый. И его государь Никтоварильи мне тоже стал напоминать не менее, чем меня саму, только более серьезную и более спокойную.
От последствий своего неосторожного ужина я оправлялась почти до аудиенции, заглушая головокружение настойками трав, когда проводила занятия, и отменив все свои планы помимо трудов рабочих, но к тому самому пресловутому открытому подписанию бумаг пришла в себя уже достаточно для того, чтобы отправиться на прием, тщательно нарядившись, для чего пришлось в помощь Ниэни вызвать одну из служанок дворца, и девушки долго и придирчиво меня наряжали и красили. Ниэни, обидевшись на предложение вызвать цирюльника для прически, настояла на том, что справится сама, и в конечном итоге мне пришлось отдать должное ее мастерству – прическа, украшенная множеством тяжелых шпилек и лент, оказалась несложной, но элегантной – сзади собранные узлом волосы были спереди, у щек, подвиты в изящные кокетливые локоны.
– Принцесса Алеандра, вы сегодня восхитительны, – осклабился Вилайр Мэжрэ, едва завидев меня, и низко поклонился. Его супруга, обтянувшая свои пышные формы темно-алым платьем, из которого, так и казалось, вот-вот собиралась вывалиться высокая грудь, – мое почтение.
– Я смею надеяться, что мой облик подобает случаю, – отозвалась я, тут же отворачиваясь от них и принимаясь расшаркиваться с другими дамами и кавалерами. Голоса звучали возбужденные, веселые, кто-то строил предположения о том, каковы же соглашения двух правителей, кто-то обменивался новостями, кто-то сыпал комплиментами, пытаясь очаровать даму. Я, разыскав среди толпы собравшихся по такому поводу дворян Элиа, необычайно нарядную, кокетничавшую с парой членов Имперского Совета, решила держаться подле подруги. Смешки не затихали и тогда, когда всегда немногословный и серьезный герцог Ладар Сайрау, Первый Советник молодого Императора, его правая рука и, как шепнула мне в откровенном разговоре принцесса Иларда, регент маленького кронпринца, занял свое уже привычное место по правую руку от пустого пока еще трона, за которым на почтительном расстоянии выстроились писари и несколько самиров-стражников, единственные в зале обладатели не тяжелых, пышно изукрашенных и совершенно непригодных к настоящему бою мечей и кинжалов, но настоящего, смертоносного и боевого, острого как самая смерть оружия: клинков и звездочек, которые они, как мне продемонстрировал пару раз Карру, умели метать с головокружительными быстротой, ловкостью и точностью. Еще более страшным их оружием, и даже сейчас на затянутых в черное с серебром мужчин косились с откровенной опаской, была магия.
Церемониймейстер все продолжал и продолжал объявлять прибывших, но я в его слова не вслушивалась, осматривая набитый людьми Тронный Зал, слуг, пробиравшихся вдоль стен, на понемногу пустевшее сердце Залы, на золотой, высокий трон, к которому вели несколько широких, чистых до зеркального блеска ступеней из белого мрамора, покрытых роскошными коврами…
Шепотки затихли, когда уже по левую руку от трона, немного позади, возникла, бесшумно и незаметно, затянутая во все черное фигура, жилистый мужчина с длинными, собранными в тугой тонкий хвост длинными черными волосами. Черные глаза самира скользили по собравшимся, заглушая все пересуды, шутки и домыслы. С появлением у трона Бенджамина в зале заметно прибавилось рассыпавшихся по толпе представителей Особого Отряда во главе с мелькнувшим в толпе напротив Карру Сэрхэ Карру. И вскоре в зале воцарилась почти полная тишина, перемежаемая совсем тихими шепотками, осекавшимися под тяжелыми пристальными взорами самиров. Добившись эффекта, Бенджамин, а меня куда больше интересовали он и Сайрау, нежели соседи-дворяне, что-то тихо скомандовал тут же откланявшемуся слуге, скрывшемуся в тени за троном. Музыканты, неприметно настраивавшие дотоле инструменты с затененном углу позади зала, заиграли нечто вроде марша – или гимна Империи, этого я пока еще не знала, и усатый крепенький распорядитель торжеств провозгласил появление самого помазанника Барлы, просвещенного самодержца и могущественного властителя Великой Никтоварилианской Империи…
И последний появился – бросились в глаза черное с серебром: жилет, мундир, рубашка с воротником-стойкой, высоким, изукрашенным серебристой вышивкой у самого края, шейный платок, узкие штаны, уходящие в высокие сапоги до колена… Даже эполеты и перевязь, серебристые с тончайшей невесомой вышивкой, бахромой и какими-то символами, выглядели дорого, изящно, но без наигранного лоска. Бледное лицо было, судя по поблекшим шрамам и легкому блеску, слега загримировано. Однако гримировка эта в глаза не бросалась. Император Арэн, в отличии от государя Рокканда, не выставлял напоказ ни своего положения, ни того, как он и его Империя величественны. Впрочем, он в этом и не нуждался, всем своим видом выражая уверенность, величие и разумное могущество – это сквозило в размеренных жестах, в четкой, чеканном шаге, в том, с каким уважением и без подобострастия на него взирали шагавшие позади слуги, во всей высокой, статной фигуре, в довольно скромной для правителя – украшением служили лишь перевязь да пуговицы с вышивкой у ворота и по краю рукава, и даже манжет не было, – одежде, подчеркивавшей крепкое, натренированное тело. Правитель Никтоварильи не нуждался в наигранности и в утешении себя мнимым величием. Темно-карие глаза человека, медленно, чинно воссевшего на трон, уложив руки на подлокотники, скользили по собравшимся, не пропуская никого из толпы – ни обнаружившуюся подле трона Иларду, в обществе пары придворных дам, ни Мэжрэ, ни Элиа… Взгляд прошелся по обеим сторонам зала, ни на ком не задерживаясь долее, чем на миг, и в какое-то мгновение пересекся с моим, и тонкие губы тронула слабая, неощутимая тень улыбки, тут же растворившаяся в каменно-холодном выражении лица. Стихли даже остатки шепотков и пальцы, сжавшие веер, поневоле дрогнули – явственно вспомнилось, как я, совсем еще маленькая, вот так же стояла, с Сарданом и позднее с отцом Фэрна, и наблюдала за сидящим на троне отцом, за мамой… Этот же трон ждал меня, да только не дождался.
Появление Императора Арэна сопровождалось маршем и самирами, подавлявшими последние неположенные протоколом разговорчики, и глубокими поклонами и реверансами господ и дам соответственно. Незаметным его нельзя было бы назвать, но и наигранно-пафосным тоже. Появление Карлона отличалось от него как канк от булыжника – фанфары, даром что никто не возопил прославляющие гимны, многочисленная разряженная свита, так и источавшая величие, богатство, лоск и блеск, и полное разложение всякой морали – об этом можно было говорить уже только просто взглянув на одежды, обтянувшие и оголившие все, что только позволили условия в Темной Империи. А следом за свитой, которую возглавляла Рара в узком, открытом черном платье, появился и тот, ради кого здесь находилась я, прослушавшая короткое вступительное обращение – смысл слов до меня не дошел, я, опустив глаза, чтобы не создать впечатления, что рассматриваю молодого властителя, лишь наслаждалась низкими, холодными нотками сильного голоса, украдкой продолжая изучать взглядом силуэт на троне, совсем близко – мне довелось-таки оказаться в первой десятке от трона, и сейчас неизмеримо далеко.
Карлон шагал в сопровождении помощника, медленно, тяжело опираясь на крепкую трость с резным набалдашником, в длинном алом плаще, сейчас распахнутом, подол которого ложился на чисто выметенные полы, в вышитых золотом туфлях… Весь камзол, как и рубаха, да и плащ, был вышит золотом и самоцветами, руки украшали в изобилии золотые перстни с драгоценными камнями, преимущественно рубинами, на шее красовались три массивных, золотых цепи с широкими кольцами. Как немощный старец с длинными распущенными волосами и белым от пудры лицом носил с такой удивительной легкостью на себе столь тяжелое облачение, и так-то шагая с вящим трудом, оставалось, разумеется, загадочным и таинственным вопросом.
Как оказалось, церемония была краткой и исключительно формальной – два правителя уже обсудили все вопросы, по которым были приняты решения, и сейчас решения только оглашались. О союзнических отношениях ученых мужей двух стран, продление и изменения торговых соглашений. Карлон, опуская взгляд и потирая руки, едва заметными жестами, сложенные на набалдашнике трости, хриплым, наглядно-усталым голосом пожилого человека приносил свои соболезнования из-за ситуации с драконами – Элиа коротенько описала мне, склонившись к самому уху, что на западе Нерушимую пересекли драконы, попалили приграничные территории и убили жителей Империи, и именно нота протеста, которую отправил в Гвенто-Рокканд государь Арэн Второй Фамэ, привела сюда Императора Карлона Мудрого. И сейчас Великий Рокканд приносил, в лице Карлона и скорбно потупившихся представителей его свиты и стражи, самые искренние извинения, каялся в своих проступках и оплошности – дескать, драконы своевольничать изволили, а роккандские войска не остановили вовремя, не предупредили только страшные последствия, и теперь просвещенная Империя, светоч религии и новая, только лишь набирающая силу Империя, коя берет пример со «старшей сестры», служащей для всех иных стран людских ориентиром, возместит все убытки и выплатит… Разглагольствования продолжались долго и я потеряла к ним интерес, изучая взглядом Рару, чуть прищурившуюся, во все глаза рассматривавшую начальника Особого Его Императорского Величества Отряда, взгляд которого ненавязчиво и пристально скользил по всем собравшимся, и все же время от времени замирал именно на Раре и ее ближайших помощниках. Обострившееся магическое восприятие уловило тонкие нити чар, бескомпромиссно обрываемые вновь и вновь умелым чародеем-самиром, и причина раздражения Рары, которое я вдруг увидела с необыкновенной четкостью и яркостью, стала ясна. Впрочем, и к волшебнице я понемногу охладела и мое внимание привлек ссутулившийся еще сильнее Карлон, который уже успел вместе с молодым правителем Темной Империи, оставившим трон и окруженным стражей, прошествовать к красивому, черного дерева, пюпитру, принесенному разряженными слугами, и бумагам, подготовленным на царственные подписи. Сейчас, когда они стояли рядом, различие между двумя властителями бросалось в глаза еще ярче – гниль и напускной лоск Карлона и простое, по меркам высокого света, но уверенное, истинное величие Императора Арэна. Первым подписывал бумаги Карлон, задумчивый, недружелюбный, всеми силами пытавшийся изобразить совершенно иные эмоции. И только сейчас, глядя на его лицо, сосредоточенное на документах, я вдруг осознала вещь, показавшуюся мне довольно странной и кольнувшую меня тонкой и неприятной иголочкой – я не ощущала в нем нити Алого Тигра, хотя точно знала, что он предался ложному Творцу. Даже в Раре, если я старательно присматривалась к магии и прислушивалась к ощущениям, тончайшая, тщательно затираемая ниточка чужеродной магии проявлялась, а вот в том, кого я мнила едва ли не главным в еретическом Ордене человеком, не чувствовалось даже искры того, что жадно выискивали в нем мои ощущения и что силился увидеть мой чародейский взор.
Внимание вновь вернулось к реальности, когда острое перо вновь оказалось в изящной золотой чернильнице, только держала его уже иная рука – немного узкая, с длинными пальцами, на одном из которых красовался темный ободок кольца. Подпись Фамэ, династии, сохранявшей свое место на престоле одной из крупнейших Империй мира уже долгое время, порядка двух тысячелетий. Карлон, ожидая, когда его собеседник и партнер подпишет все бумаги и соглашения, взялся рассматривать собравшихся, начиная от трона. Оценивающий взор скользнул на принцессу Иларду, и уголки губ тронула усмешка – вот только я, оценив глазами девушку, облаченную в темно-синее платье, с глубоким, но пристойным вырезом, в высокие перчатки и кокетливую накидку на волосах, ничего, что вызвало бы столь двусмысленную усмешку, не видела. И вздрогнула, когда из-под тяжелых век на меня, и я явственно осознавала, что именно на меня, устремились два серых, сейчас полыхнувших темным пламенем глаза. Недавние задумчивость и скорбь улетучились, без следа, оставляя только суровое, уверенное в себе, и чем-то очень довольное настроение. Я отступила на пару шагов, неосознанно, пытаясь скрыться за спинами двух кавалеров в дорогих камзолах и плащах, чувствуя, что мой былой покровитель не отрывает от меня взгляда. В голове зазвучал уже знакомый басовитый рык, чем-то довольный, но слов я не разобрала. И все же рука сама по себе крепче впилась в веер, и в горле вырос ком страха – чем так доволен лидер Внемлющих? О чем он и правитель Темной Империи так долго беседовали за закрытыми дверями? На самом ли деле мне нечего бояться?
Все эти вопросы нарастали и нарастали в голове, стуча в висках, раздирая болью, красной пеленой застилая все перед глазами, перед которыми расплывалась широкая, внушительная фигура в черном. Слова, слова, слова… Слова, которые сейчас произносили Карлон, герцог Сайрау, советники Каэрри и непосредственно мой нынешний благодетель, мешались с тем, что говорил Алый Тигр, мешая разобрать хоть что-то и вырывая меня из реальности.
– Герцогиня, с вами все в порядке? – чей-то низкий, ласковый голос над ухом ворвался в сознание, одновременно с опустившейся на плечо рукой. Первым, что я увидела, были красивые, подобные солнышку глаза самира, заботливо заглядывавшего мне в лицо. – Миледи Алеандра, мне показалось, что вам дурно, и как истинный мужчина, для которого дело чести – оказать помощь прелестной даме, я не мог пройти мимо. – Карру всегда отличался обезоруживающей добротой и скромностью, и я с трудом представляла, как он мог оказаться в Особом Отряде – отличаясь от сурового, харизматичного и жесткого Бэнджамина разительно. Карру скорее напоминал мне Фаху, полузабытую дочь Каора Мунго, или моего ученика, нежели сильного и уверенного в себе Боевого Мага. Впрочем, напоминала я себе, я никогда не видела его в деле. Вот и сейчас облаченный в форму самир подхватил меня под руку, изобразив подобие улыбки и понизив голос, дабы не мешать заозиравшимся на нас с недовольством господам, заслонившим от нас происходящее.
– Нет, Вице-Мастер Карру, все в порядке. Здесь душно, – отозвалась я, потирая руки, и выдавливая улыбку. – Немного закружилась голова, я отвыкла бывать на подобных мероприятиях. Ничего более серьезного.
– Что ж, в таком случае, смею надеяться, вам уже лучше, – ужас, охвативший все мое существо, исчез, как и голос моего страшного врага, но вот мысли о том, почему Карлон внезапно оказался таким счастливым, уйти не поспешили и подозрения оставались.
– Да, намного. Но я крайне признательна вам за проявленное участие, – улыбнулась я, опуская взгляд, в полном соответствии с правилами общения дамы и кавалера в высоком обществе и предвкушая сплетни среди присматривавшихся к нам дам – как же, всего пару дней назад меня носил на руках герцог Фэрт, а теперь я на светском приеме, да столь важном, пока Гранд-Мастер был занят своими прямыми обязанностями, кокетничаю с его помощником.
– Прекрасно, – поклонился, едва уловимо, граф Карру. – Как видите, мы с вами пропустили самый важный момент нынешнего ритуала. – Я попыталась рассмотреть за плечами господ, что происходило в пустом сердце залы, и осознала, что правители только что пожали друг другу руки. Заиграл все тот же марш, что и в самом начале, слуги унесли бумаги и принадлежности для письма… Первыми покидали Тронный зал роккандская делегация, и Карлон на прощание вновь удостоил меня взглядом и вновь оскалился, но осекся, увидев рядом со мной как-то незаметно возникших вокруг троих представителей Особого Отряда. За роккандской стороной удалились Император и его ближайшие подручные, и едва они исчезли за роскошными резными дверями, поднялся шум и переговоры, возбужденные, заинтересованные – кто-то обсуждал прозвучавшие известия, кто-то больше уделил внимания диковинным гостям издалека, кому-то приглянулись сопровождавшие важного гостя стражники и советники… Меня же куда сильнее беспокоило то, почему так улыбался Карлон.
– Ал, можно на минуточку с тобой поговорить? – послышался приветливый голос Элиа. – Что с тобой?
– Ничего.
– Как же это ничего? – вздохнула самирка. – Я видела, что ты побледнела и провалилась куда-то в свои мысли. Это я Карру пригласила, – призналась она. – Ну, то есть позвала. Ты что-то увидела?
– Он… ну… сам он… Очень чем-то доволен, – мы тем временем отбились от разбредавшихся группок и пробирались к дверям, выводившим в дворцовый парк. Дама обмахивалась веером, поправляя на ходу изящную прическу с жемчужными нитями – мне стало казаться странным, что незамужняя Элиа не позволяла себе распущенных волос даже дома – а мои визиты к Фэртам стали уже очень частыми для подобных выводов. Я же свой веер сложила и просто оставила висеть на запястье, понимая, что дрожь в руках выдала бы всем вокруг мое волнение. – Ну и я ощутила… кое-что…
